Глава 4Гарри медленно, поворачиваясь всем телом, огляделся, увидел крыльцо, громаду дома, довольно большой сад. Несмотря на боль и холод, мозги работали. Они пока еще не отключились, сдавшись привычному отупению, которое часто настигало подростка у Дурслей.
Некоторое время стоял, пошатываясь, разглядывая владения профессора.
«Если что-нибудь понадобится, вызывайте эльфа».
Еда понадобится, ясное дело, так и ноги протянуть недолго.
Еще и эльф. Прямо поместье. Откуда у Снейпа деньги на такую роскошь? Наследство? Заработал на зельях? А тебе какое дело до его денег? Думай лучше, что ты жрать будешь, если эльф тебе не подчиняется. Осталось продержаться еще девять ночей. Девять длиииинных ночей и дней.
Как вызывать чертового эльфа Гарри так и не понял. Месторасположение комнаты тоже осталось загадкой. Если только… Если только Снейп не прознал кое-что о привычках дяди.
Гарри почувствовал себя совсем скверно. До того, как эта мысль пришла ему в голову, еще оставался шанс, что слизеринский выродок просто пугал его плетью и не осмелится пустить ее в ход.
Но что если профессор хорошо осведомлен о том, как на самом деле жилось Гарри у родственников? Если этот упырь в курсе о бесконечных наказаниях и о… многом другом? О ночевках под орешником и в гараже. О том, что Дурсли уже давно не оставляют ненавистного племянника у миссис Фигг, если уезжают куда-нибудь на пару дней.
Это счастье, когда тебя запирают в пустом гараже. Оставляют ведро в качестве туалета, пятилитровую бутыль с водой и хлеб. Если изловчиться, то туда можно незаметно пронести книги или даже учебники. Можно читать целый день, не опасаясь, что тебя потревожат. Гарри и не подозревал, как хорошо жилось во время наказаний, пока его однажды не заперли в туалете на первом этаже дома.
Родственников не было около двух суток. Гарри провел это время в темной душной клетушке туалета, почти не имея возможности двигаться. Все, что он был физически в состоянии сделать, исчерпывалось немногочисленными комбинациями.
Сесть на крышку унитаза. Постоять на ней на коленях, постоять сбоку, сесть лицом к бачку, обнять его и подремать, отжиматься от стены, снять решетку и повисеть на расположенном высоко в стене отверстии для вентиляции. Окон в туалете не было, света тоже.
Через некоторое время стало душно, разболелась голова. Потом захотелось пить. Гарри отодвинул крышку бачка, напился, умылся, стало легче.
К темноте и духоте он привык еще в непроветриваемом чулане, а вот отсутствие возможности хоть как-то двигаться сильно давило на нервы. Таких финтов дядя еще не выкидывал, но его фантазия бурно развивалась, неизвестно до чего этот мудак додумается в следующий раз.
С туалетом все закончилось печально. Руки, ноги, а затем и все тело начали сводить судороги. В абсолютной темноте начали слышаться какие-то голоса, чудиться тени на стенах. Гарри залез ногами на крышку, прижался носом к вентиляции. Дышать стало легче, но ненамного, долго так не простоишь.
Потом появился страх, ничем не обоснованный, но сильный. Гарри вдруг решил, что его заперли здесь навсегда. Чудилось, что Дурсли продали дом и уехали, а новые жильцы появятся еще не скоро. Гарри объял ужас. Сознание, угнетенное голодом, темнотой и замкнутым пространством не выдержало. Он начал биться о запертую дверь и кричать. Но никто не слышал его криков, никто не приходил на помощь.
В конце концов, он вынес дверь вспышкой стихийной магии. Выброс был столь сильным, что разворотило унитаз, хлынула вода. Гарри свалился без сознания от сильного магического, физического и психического истощения.
Дурсли немало потратились на ремонт. Дядя выпорол племянника и впервые выбросил на улицу ночевать: «Здесь ты вряд ли сможешь что-то сильно повредить, сученыш».
Гарри начал чаще задумываться о том, что его присутствие в доме у родственников все больше напоминает бесконечную ежедневную пытку. Теперь уже и круглосуточную. Что бы он ни сделал – плохо. За любое сделанное и не сделанное его осыпали оскорблениями и побоями. Он с самого начала лета нормально не ел и не спал.
Раньше опекуны хоть полиции и какого-то неведомого инспектора боялись. Теперь же распоясались окончательно. Их больше не пугают сказочки о бандите-крестном. За каждый выброс стихийной магии дядя лупит так, что трудно держаться на ногах. Дадли со своей компашкой ебанутых на всю голову дружков не знает иных занятий, кроме охоты на забавную зверюшку.
И ничего им не сделаешь. Никак не защититься. Подбирают, гады, момент, когда он тащит из магазина продукты и боится их бросить. За испорченные продукты дядя буквально живьем шкуру сдирает своим любимым ремнем. Использовать магию – себе дороже. Выгонят из Хога. Придется до совершеннолетия горбатиться на этих уродов.
Жители этого вонючего городка – сволочи. Видят прекрасно, что творят эти уроды, но ни разу не сделали попытки их остановить, словно так и нужно, словно это обряд такой.
Кто их знает. Говорят, в каждом городе есть свой сумасшедший. Возможно, в каждом городе есть и свой козел отпущения. Вот смотрят все эти достопочтенные мистеры и миссис, как четверо день за днем лупят одного странного хиляка, и сердце у них радуется, что кому-то еще хуже, чем им приходится. И на душе у них становится легче.
Жаловаться? Кому? Зачем? Чтобы потом всю жизнь оставаться подопытным кроликом у ученых?
Дядя крепко держит его за яйца. Он натыкал по всему дому камеры. Теперь у него есть доказательства «ненормальности» племянника. Записи плохонькие – во время выбросов камеры начинают барахлить, а потом и вовсе вырубаются. Но даже этих улик вполне достаточно, чтобы жадные до сенсации и денег магглы заинтересовались «паранормальными явлениями».
Дядя прямо заявил: «Посмеешь пикнуть – окажешься не в своей уродской школе, а в лаборатории. В клетке, как подопытная крыса. Всю жизнь будешь сидеть на цепи, щенок».
Гарри попробовал шантажировать:
- Но все в городе узнают…
В ответ получил мощную затрещину.
- Не твоя забота, ублюдок. Переедем в другой город и забудем обо всем этом, как страшный сон. Если бы директор твоей школы не платил мне, я бы так поступил уже давно. Запомни, уродец, я так когда-нибудь и сделаю – как только волшебники перестанут платить за все мои труды. Хотя, я чувствую, что твоя тетка заключила невыгодную сделку. За все доставляемые тобой неудобства, она должна была потребовать гораздо больше!
Гарри отлепился от стены, куда его впечатало мощной рукой дяди. Тряхнул головой и упрямо пошел в наступление:
- Я всем расскажу, как вы меня избивали!
Увернулся от очередной затрещины, но дядя давно привык справляться с непокорным щенком. Ударил так, что потемнело в глазах.
- Доказательства? Тебе никто не поверит. Не думал, что скажу это, – спасибо твоей гребаной магии.
Гарри съехал спиной по стене и уткнулся носом в колени. Не рыдал. Он давно уже отучился плакать. Дядя сказал правду: синяки и следы от ударов ремнем исчезали с глаз родственников и других магглов буквально через пару часов.
Гарри отчетливо видел покрывавшие его тело кровоподтеки: страшные, огромные, постепенно желтеющие. На боках и спине не проходили становившиеся изо дня в день все глубже следы от ремня. Но магглы не замечали ничего, словно Гарри был покрыт стойким заклятием гламура. Боль тоже никуда не исчезала. Если удар приходился по еще не сошедшему синяку, то Гарри готов был выть и кататься по земле, если бы не знал, что за это получит еще сильнее. Оставалось только сжиматься в комок и стискивать зубы.
- Знаешь, что я скажу тебе, наглец? Директор твой куда первое письмо прислал, вспомни? Ага, в чулан. А кого прислал за тобой? Недотепу безмозглого. Дамблдор все прекрасно знает и согласен с моими методами. Тебя нужно держать в ежовых рукавицах. Знал старик, что я могу с тобой управиться. Видимо, в волшебном мире просто не нашлось желающих связываться с тобой. Правильно, я считаю. Раз уж из-за тебя были убиты твои собственные родители, где гарантия, что тот, кто это сделал, не вернется и не попытается прикончить тебя и тех, кто рискнул бы взять тебя к себе?
И в этом дядя был прав. Даже крестный не сделал ничего, чтобы взять Гарри с собой. Даже он.
Сбежать? Куда? Без магии не обойтись, если хочешь выжить, а колдовать нельзя – в миг засекут и отправят обратно. В приют? Найдут и вновь отправят к Дурслям. Уж лучше потерпеть два месяца в ожидании начала учебы. Дяде – садист и сволочь, но ему не выгодно в данный момент расставаться с курицей, несущей золотые яйца.
