Глава 3Центральные миры, планета Корсускант, Сенатский Комплекс.
Падме Наберри жила в крайне цивилизованном мире. От отравлений в нем умирали только в кантинах на Нижних уровнях Корусканта — науке было неизвестно, какой химический состав был у пойла, подаваемого клиентам. Более того — наука и знать этого не желала. Нижние уровни были чем-то вроде печальных, но закономерных последствий перенаселения. Если Верхние были забиты жителями и гостями, то Нижние ими кишели, словно паразитами.
Падме жила на Верхних уровнях, но тошнило ее так, будто она стабильно посещала те самые кантины с пойлом.
С-3ПО заботливо перечислял возможные причины ухудшившегося самочувствия и методы их лечения под дверью, нагоняя монотонным бубнежом тоску, а Падме вытирала лицо полотенцем и с ужасом смотрела на подглазины, что отражало идеальное зеркало. Бледная, растрепанная — и это Падме?
- Госпожа, могу я чем-то помочь? Стоит ли мне послать запрос на неймодианских лягушек? Они успешно справляются...
Догадка пронзила голову острием иглы. Падме зажмурилась, опираясь руками о раковину. Такому любая женщина обрадовалась бы, но Падме о подобном не думала. Точнее думала, но как о чем-то далеком, что случится потом, когда она и Энакин станут полноценной семьей без отлучек того из дома на месяцы. Беспечными глазами Падме на мир не смотрела, а потому прежде всего мысли занял холодный расчет — долгое купание в политическом болоте и ее сумело очернить. Кое-какую грязь Падме стряхивала, кое-какую — не успевала. Политика не умела не заляпать, когда к ней прикасались. Падме давно вращалась в кругах сенаторов и королей, она привыкла вычленять опытным глазом лицемерие, безрассудство, глупость, мудрость и пустую болтовню.
Иногда нужно было уметь банально смотреть так, как подобало, — не то, что говорить. Слова Падме пропускала внутри себя через несколько фильтров. Не умей она этого — давно бы отправилась вслед за теми сенаторами, что не сумели приспособиться.
Энакин не понимал силы взгляда и нужной интонации. Его мир строился на принципах, и порой Падме это тревожило. Она редко поднимала в разговоре с ним далекие от него темы дипломатии и конфликтологии, нахождения выхода из катастрофической ситуации, шантажа и поиска консенсуса с преступниками. Энакин консенсус бы не стал искать — он бы просто махнул мечом и четко провел грань между «я прав» и «ты мертв». Он был отличным воином, но их поля деятельности почти не подходили друг другу по размерам, а потому повседневная жизнь либо обходилась без обсуждения рабочих тем, либо наполнялась спорами. Падме в них всегда проигрывала — свою точку зрения Энакин менять не умел.
Эта проклятая его упертость и сжатые губы бесили неимоверно, но никакая пара не могла быть идеальной. Падме помнила об этом, вспоминала свои грешки и закрывала глаза. Они оба были далеки от безупречности.
Падме в очередной раз вытерла лицо. Труба зашумела. Падме нахмурилась и вздохнула, думая, что нужно будет велеть осмотреть трубопровод на предмет засора. И лучше пусть это будет она, чем Энакин, который кого-нибудь обязательно заморозит взглядом.
- Госпожа! - С-3ПО подскочил от радости на металлических ногах, когда Падме покинула ванную комнату. - Госпожа, я заказал лягушек!
- Что?
- Лягушек, госпожа. Неймодианских.
Падме подумала, что ее нельзя было поразить выходками 3ПО, но она ошибалась. Это был самый странный дроид из всех, кого когда-то встречала Падме.
- Они помогут мне справиться с беременностью? Я думаю, лягушки — это не выход.
С-3ПО так и остался стоять с приподнятыми руками, когда его переклинило. Микросхемы в голове стали переваривать понятие «беременность». Падме втайне понадеялась, что процесс обработки полученной информации займет дня два, но С-3ПО очень быстро оклемался и несколько раз охнул в своей привычной нервной манере, прежде чем выдвинул новую идею:
- Это чудесно! Примите мои поздравления, госпожа Падме! Я немедленно сообщу господину Энакину, он будет рад услышать, что...
- Скажешь хоть слово, - Падме угрожающе шагнула вперед, и дроид испуганно умолк, - и я попрошу Энакина тебя переплавить. Это не то, что должен сообщать протокольный дроид, понимаешь? Я сама скажу, когда... когда он вернется обратно... Не понимаю, зачем патрулировать Внешнее кольцо, когда самый бедлам царит здесь, рядом?
Последний вопрос Падме задала сама себе, но С-3ПО решил ответить:
- Дальние рубежи — места дикие и опасные. Госпожа, это приказ Совета джедаев и...
- … канцлера, да. Почему-то мнение одного канцлера стало основополагающим в Сенате. Странно, не находишь?.. О, нет, не отвечай.
Падме ушла в спальню. Без Энакина дома было немного одиноко, но не сказать, чтобы Падме не привыкла жить одна. Командировки, вечные отлучки, собственные миссии Падме по другим мирам. Семейный ужин был редкостью.
Падме скинула платье и надела рубашку Энакина. Та совершенно им не пахла, она была чистая и выглаженная, но с ее поддержкой стало чуть спокойней. Все-таки только с Энакином Падме чувствовала себя женщиной, а не только хладнокровным политиком.
Их любовь совершенно не была сказочной. Падме могла найти не один пример более ровных отношений хотя бы из ее собственного окружения.
Она могла бы говорить, что была не в силах дышать без Энакина, но ее грудь спокойно поднималась и опускалась, наполняя легкие кислородом.
Внешнее Кольцо, планета Татуин, ферма Ларсов.
«Это ваша сестра», - написал Р3 и включил Голосвязь. Лея быстро и эмоционально говорила о необходимости присутствия Люка на Корусканте — публике было полезно знать героев в лицо, и Лея собиралась организовать пресс-конференцию с отличившимися военными.
Потихоньку нормализовывалась ситуация в Галактике. Лея с прочими сенаторами разгребала последствия правления Империи, едва не седела, листая статистические данные по зарплатам в мирах, особо пострадавших от тирании. Если в начале Империя развивалась прямо и стабильно, то на момент попадания Леи в гущу событий были лишь расшатанная экономическая система, кризисы, голод, осоловевшее от покровительства общество Корусканта, ограбившееся от тарифов и налогов прочее общество, чья зарплата уходила в Империю с целью обеспечения постоянной и огромной армии и на разработку оружия, уничтоженного повстанцами.
Теперь все требовалось собрать в кучу, заново протоптать дорогу для нового Галактического Сената — и Лея хваталась за голову, но упорно шла напролом. Люк, не смысливший в экономике, помощником был плохим.
- Ты прилетишь? И Люк, если ты твердо решил с джедаями, я только рада. Ты не можешь быть единственным миротворцем, а армия — это армия. И знаешь... - Лея замялась. - Сенат — это, конечно, сотни голосов. Я только сейчас понимаю, как тяжело жить в Республике, но Империя — это еще хуже.
- Тебе тяжело? Лея, отдыхай хоть иногда.
- Мне очень-очень тяжело, - согласилась Лея и беззащитным жестом закрыла лицо рукой. Люк бы очень хотел сейчас быть рядом, чтобы обнять ее. - Когда бывает особенно плохо, я вспоминаю, что раньше все лежало на плечах Императора, и трусливо думаю сбагрить на кого-то часть своих обязанностей. Это низко.
- У всех бывают минуты слабости. Ты не одна. Неравнодушных — целая очередь.
- Я — дочь Бейла Органы, я не должна реветь от усталости в туалете.
- А так бывает?
- Да, Люк, - сказала Лея. - Кошмар. Прилетай, пожалуйста. Твое выступление наберет достаточно кредитов, а деньги очень нужны.
- Завтра буду у тебя. - Люк улыбнулся сестре, и та радостно улыбнулась в ответ.
Иногда Люку казалось, что им уже далеко за сорок.
Он часто думал, почему вообще все получилось именно так, а не иначе. Их с Леей отец был ответом и ключом. Люк не знал, в какой именно момент тот сломался, и был ли такой момент в принципе, но он хотел бы узнать. Увидеть. Понять. Ответить на мучающий его по ночам вопрос: “А был ли иной выход?”».
Люк проснулся от воплей, сотрясающих стены скромной обители Ларсов. Он вспомнил, что сегодня собирался улететь наконец таки Энакин, разобравшийся со своим кораблем.
- Тебе всегда было плевать! Ненавижу вас, джедаев. Ходите с видом мудрецов, а на деле — ленивые трусы и пустозвоны.
- Не. Ори. Ларс.
- Они мучают людей, и ты, обладающий силой, чтобы бросить им вызов, просто скорбно улетишь в этот свой Храм? Бросишь рабов? А Шми говорила, что ее сын освободит их всех.
- Ларс, не смей обвинять меня в грехах других джедаев. Я — не они. Я не сижу сложа руки.
Слова прозвучали резко. Люк, распахнутыми глазами смотревший в потолок, вздрогнул, как от удара. Энакин не был в восторге от джедаев — это легко было понять всего по одной фразе, что Люк и сделал. Становилось непонятно, что тогда Энакин делал среди них.
- Ты... Вы все одинаковы. Плащи, понимающие глаза и полная бездеятельность! - разорялся Оуэн.
Люк прикрыл глаза, призывая дядю остановиться, но Оуэн не слышал его немой мольбы.
- Ларс, скажи, у меня понимающий взгляд?
Оуэн замешкался, а Люк вспомнил лицо Энакина — упрямство, упорство, гордость, смекалка, жесткость, но ни крохи понимания.
Вейдер тоже не отличался особенным сочувствием и эмпатией.
Меньше всего Люк хотел сравнивать Энакина и Вейдера, но не сравнивать не мог. Он знал Вейдера — не Энакина, однако в тихом стальном голосе второго слышал отца, того отца, которого помнил. У него был всего один отец с двумя именами, но имя не меняло сути. Дарт Вейдер — это Энакин, так же как принцесса — это Лея Органа, а Бен — это Оби-Ван Кеноби. Название не играло роли: назови рыбный пирог мясным, мяса в нем не появится.
- Значит, почаще молчи — и не будешь выглядеть глупо. Вернусь через несколько часов.
- Энакин, ты же не пойдешь туда, верно? Это очень опасно, особенно в одиночку. - Засуетилась Беру. - Оуэн, перестань, скажи ему, что был неправ! Ну как же так?
Люк выскочил из постели быстрей, чем опытный наемник нажимал на спусковой крючок, запрыгнул в одежду и выскочил из комнаты, перешагнув через упавшую на пол деталь от влагосборника, которую не видел.
Энакин с непреклонным видом уверенного в своих действиях человека садился на лэндспидер Оуэна.
Люк на мгновение застыл, глядя на Энакина с каменным выражением лица и воинственной осанкой.
- А ты чего выскочил, пострадавший? - Уголки губ Энакина дрогнули, но выражение лица не изменилось.
- Ты поехал к хаттам? Верно?
- Их гадюшник давно ждет чистки, а у меня плащ — лица не увидят.
- Ты же джедай, хранитель мира. Разве вы можете устраивать резню?
- Наш кодекс далек от совершенства. - Энакин убедительно посмотрел на Люка. Его глаза достались сыну до последней крапинки на радужке. Люк точно так же смотрел на Лею в деревне эвоков, когда убеждал ее, что в их отце осталось добро. - А то, что Храм не узнает об одной из моих вылазок, не страшно. И не советую распространяться на эту тему. Им полезно спать спокойно, особенно... Не важно.
- Послушай, - начал было Люк, понятия не имея, что собирался сказать.
- Что? Будешь цитировать Беру? - Энакин мотнул головой. - Я сам решаю, что и как мне делать. Сила — это могущество, Люк, и Оуэн, хотя я его терпеть не могу, прав в том, что сидеть, когда есть возможность вмешаться, неправильно. Я всего лишь покажу хаттам их место. И не вздумай мне мешать.
Энакин был настроен более чем решительно. Люк вспомнил нежелание Вейдера слушать кого-то, кроме себя самого.
- Я могу пойти с тобой? - без особой надежды спросил Люк.
Он был уверен, что его отец предпочтет справиться в одиночку.
- Предпочту справиться в одиночку, - ответил Энакин.
Между бровей Энакина пролегла складка. Больше вступать в полемику он не был намерен.
Люк проводил взглядом рванувший вдаль лэндспидер.
Энакин сказал про одну из вылазок, одну из. Люк задался вопросом: «А сколько таких вылазок было?».
Татуин был скучным местом. Люк присел на корточки, взял в кулак горсть песка и раздвинул пальцы, позволяя песку скользнуть обратно. Он ненавидел Татуин, но с трудом мог представить иной дом, иных опекунов, иную жизнь. Он вообще не мог ее представить.
- Люк, вы будете завтракать? - прошептал он себе под нос, рассматривая пустое однородного цвета пространство впереди.
Приближение Беру он почувствовал — не услышал. Нити Силы позволили себе обвиться вокруг него, вплестись в руки, грудь, голову, окружить коконом. Рядом не было ни одного джедая, чтобы ощутить это. Люк разрешил себе расслабиться и ослабить контроль.
- Люк, - позвала Беру, - вы будете завтракать?
Люк вздрогнул. Не иначе как Сила странным образом подсказала ему следующие слова Беру. Только она была бы на такое способна. Или... Это было обычным совпадением. Люк прожил с Ларсами большую часть своей жизни, он мог предугадывать их слова.
- Нет, спасибо, - отозвался Люк.
- На самом деле, это еще не самая плохая планета, - заметила Беру. - Бывают и хуже. Мустафар, например.
- Я знаю. - Люк обернулся. - На Хоте холодно. И вампы водятся. Один из них меня чуть не прибил.
- На Дагоба — болота, - подхватила Беру, - а Джакку — это помойка.
Люк и забыл, как сильно он скучал по Беру и Оуэну. Безумно скучал, пусть они и были совершенно разными да и к тому же не кровными родственниками. Но, к сожалению Люка, тот человек, что был одной с ним поля ягодой, однажды выбрал не свою семью, как любила повторять Лея. И она не со злости это говорила. Люк нечасто слышал в голосе Леи острую обреченность. Лея всегда была стойкой — годы войны закалили их всех, — но и ее голос давал трещину, когда особенно сильные эмоции вырывались наружу. Обреченность Люк ненавидел — уж лучше бы ярость, чем такое смирение.
Энакин вернулся скоро, как и обещал. Оуэн больше не ворчал на бездействие того.
Люк не хотел видеть следов бойни на одежде Энакина, а они должны были быть. Хотя бы пятно на штанине.
- Спасибо, Беру, что приютили. Я улетаю.
- Еще вернешься? - Люк чувствовал, что Беру улыбалась.
- Да, разумеется.
Люк все-таки обернулся. Энакин ему кивнул, а Люк увидел пятно на штанине.
- Джабба улизнул с прихвостнем. Все прочие кремированы.
Беру сглотнула и побледнела.
Справа появился Оуэн. Он молчал, а Энакин вдруг глянул на него со жгучей ненавистью, как на заклятого врага. Люк старался не думать об этом, но на память пришло то, что сделают штурмовики с Ларсами через несколько лет. И наверно, Вейдеру будет жаль только Беру.
