Глава 3
…Ветер обдувает лицо Ойгена, шевелит волосы. Он прохладный и достаточно сильный – а вообще очень тепло, почти жарко, и от этого сочетания так хорошо, что даже просыпаться не хочется. Впрочем, он, кажется, и не спит… конечно, не спит – он не может спать на спине. А сейчас он лежит именно так – на спине, лежит, расслабленно устроившись на чем-то тёплом и невероятно удобном – он не может понять, что это, а открыть глаза нет ни сил, ни желания. Кажется… да нет, совершенно точно – он раздет, чуть ли не полностью, обнажённая кожа чувствует ветер… Он слышит странный шум, очень знакомый и мерный, но тоже никак не может его опознать – вернее, может, но он наверняка ошибается, а ничего другого в голову ему не приходит.
Он всё-таки приоткрывает глаза – взгляду открывается светлая ткань, создающая тень, а вокруг неё - синее с лёгкими белыми облаками небо.
- Я где? – спрашивает он непонятно кого, щурясь от всё равно кажущегося ярким света и поворачивая голову на бок – взгляд упирается сначала в мелкий песок, а потом в море с белыми полосами прибрежных волн.
- Это берег моря. По моим расчетам, это место лучше всего подойдет вам для восстановления, - говорит ему Руквуд.
Услышав этот голос, Мальсибер разом вспоминает все произошедшее – и изумлённо оборачивается: мелкий песок летит ему в лицо, скрипит на зубах... Кое-как сев – ему всё ещё немного нехорошо: ноют суставы и ломит мышцы, а ещё кружится и болит голова и почему-то стреляет в ухе – он оглядывается недоверчиво, потом смотрит на Руквуда и спрашивает:
- Это правда пляж? Мы на море?
- Верно, - кивает Руквуд. На нем светлые льняные брюки и светлая же рубашка с закатанными рукавами и расстегнутой верхней пуговицей, но выглядит он так же собранно и отстранённо, как в лабораторном халате, однако в данный момент и с данным человеком ему это не помогает: Мальсибер широко улыбается, счастливо глядит на него и встает, чуть пошатываясь. На нём самом только шорты – белые и очень короткие.
- Мы здесь надолго? И где мы? Что это за море? – засыпает он его вопросами.
- До вечера. Это итальянский берег Адриатического моря несколько восточнее Калери.
- Вы просто… вы чудо! – восклицает Ойген. – Идёмте купаться?
- Слишком сильные волны. Это опасно.
- Так тем более! – смеется тот. – Мы недалеко, постоим просто. Идёмте! – он смотрит выжидающе, а потом идёт один. Августус встаёт и идёт следом, останавливает его, повторяет терпеливо:
- Сейчас там опасно. Я не могу вас пустить.
- Мы же не магглы – что тут такого? – удивляется Ойген. – Мы не пойдём глубоко, зайдём немного… скажем, по пояс. И постоим в волнах. Увидите, это здорово! Вы же сами меня сюда привели, - напоминает он слегка удивлённо.
- Хорошо, - подумав, соглашается Руквуд.
Они идут к воде, и Мальсибер спрашивает:
- А почему, кстати? Почему вы аппарировали сюда? Как вы вообще узнали?
- Легилименция. У вас очень открытое сознание.
- Я даже не думал о море! – смеётся тот. – Вот клянусь – последнее, о чём я думал в последние сутки – это море. А вы здесь часто бываете, раз так легко аппарировали?
- Нечасто.
Мальсибер входит в воду – она очень тёплая и кажется не голубой, а почти бежевой, так много сейчас в ней песка. Руквуд же застывает у самой кромки прибоя, волны лижут его ботинки, оставляя их совершенно сухими. Мальсибер выглядит абсолютно счастливым, он опускается на колени и мочит волосы – волна накрывает его с головой, он выныривает с хохотом и подставляет грудь и лицо следующей. Его тянет вглубь, и Руквуд придерживает его мягкими невербальными чарами, наблюдая. Он оказался абсолютно прав со способом восстановления, и сейчас его интересуют подробности и детали – посему он Мальсиберу не мешает, только держит, чтобы тот не слишком увлёкся и не утонул. А тот, кажется, может: он ещё нетвёрдо стоит на ногах и должен, согласно прогнозам Руквуда, испытывать тремор в конечностях и ноющую боль во всем теле, но заметить симптомы не удается, они даже не ощущаются – юный Мальсибер стоит по пояс в бежевой от песка морской воде и легко покачивается в такт набегающим волнам. Когда очередная волна оказывается выше прочих и доходит ему почти до лица, он расслабленно опускается практически на колени, отдаваясь на её милость и получая от этого невероятное наслаждение, позволяя ей ронять себя, покрывая иногда с головой – и тут же легко встаёт… и кажется совершенно, абсолютно счастливым. Это чувство такое сильное, что, пожалуй, ощущается и безо всякого колдовства – а уж если использовать чары… ту же легилименцию... Тот совершенно открыт, но толку немного: у него в голове сейчас то же, что и перед глазами – волны, небо и ветер. И, кажется, вообще ничего больше – даже боли.
Они стоят в море чуть ли не час – и даже Руквуд чувствует своеобразную гармонию юноши и этого места. Наконец, Мальсибер оборачивается и, со смехом упав пару раз от ударивших ему в спину волн, подходит к Августусу.
- Огромное вам спасибо! – говорит он, протягивая ему руку – тот глядит слегка удивлённо, но пожимает. – А мне даже в голову не приходило никогда, что на море можно просто аппарировать в любое время…
- Через границу это опасно, - говорит Руквуд – Мальсибер только отмахивается:
- У меня же здесь родственники… но какая идея! Вот за неё – отдельное спасибо!
В самом деле: Руквуд знает, что мать Ойгена – итальянка, конечно, у него должна быть здесь родня. Августус потому и выбрал именно это место – памятуя о том, что Мальсиберы порой по полгода проводят на побережье. Ну, или проводили прежде… в последние годы Лорд чем дальше – тем меньше любит отпускать кого-то так далеко.
- У вас деньги есть с собой? – спрашивает тем временем Ойген. – Я есть хочу – вы не голодны? И где моя палочка? И остальная одежда? – он в шортах, и них же, разумеется, и купался – впрочем, тут никому нет до этого дела.
- Деньги есть, - кивает Августус. – Полагаю, мы можем уже вернуться.
- Вы сказали «до вечера»! – возмущается юноша. – Солнце ещё в зените! У нас полдня! Давайте устроим маленькие каникулы, - просит он. – Ну пожалуйста… неужели вам самому не хочется отдохнуть? Вам же тоже досталось… причём из-за меня. Мне очень жаль, правда, - искренне говорит он.
Руквуд качает головой, но пока обдумывает ответ, Мальсибер не выдерживает:
- Я же не читаю сейчас ваши мысли – про что это «нет»? Про каникулы, отдых или обед? Я деньги отдам, - спохватывается он, - у меня просто нет с собой…
Как же он, всё-таки, утомительно прыгает с одного на другое!
- Не нужно, - отвечает на его последнюю реплику Руквуд. – Хорошо, пусть будет до вечера. И мы пообедаем. Палочку вашу я после отдам, - добавляет он под конец. Того это почему-то вовсе не возмущает:
- Тогда пойдёмте куда-нибудь… уже все равно, куда, в Италии везде вкусно кормят. Вы что любите?
- В палатке предусмотрен запас еды на трое суток, - говорит ему Руквуд, но на молодого человека это не производит никакого впечатления – он только отмахивается:
- Но это же идиотизм: есть в Италии свою английскую пищу! Пойдёмте посидим где-нибудь, ну пожалуйста!
В его словах есть если не смысл, то логика, и Августус, подумав и не обнаружив каких-либо противопоказаний, соглашается. Мальсибер болтает, перескакивая с одного на другое: то про итальянскую кухню, то про их вина, то про море, то про что-то ещё… У него это выходит очень естественно и неожиданно ненавязчиво – даже размышлять не мешает, создавая почти что приятный фон. Тоже странная особенность… и, похоже, он уже совершенно восстановился. Можно начинать работать по-настоящему.
Когда Руквуд вновь проникает в его сознание, тот, кажется, даже не замечает этого. Они сидят в ресторанчике и едят пасту – действительно вкусную. Ойген заказывает бокал местного белого и с наслаждением пьёт вино – странно, не по-английски, разбавляя его на две трети минеральной водой, которой ограничивается Руквуд. Юноша расслаблен и, кажется, совершенно счастлив – Августус, пожалуй, впервые оказывается в таком радостном и гармоничном сознании. Продолжая болтать о какой-то ерунде, Мальсибер вдруг смотрит на него внимательно и спрашивает:
- Вы что-то конкретное ищете у меня в голове? Может быть, проще спросить? Я отвечу, если могу, - и смеётся.
Другой бы смутился – а Руквуд говорит просто:
- Мистер Риддл передал мне вас на какое-то время для изучения.
- Вообще-то, я не его домашний эльф, чтобы меня передавать, - фыркает скорее весело, чем возмущённо, Мальсибер. – Но мне не жалко… если вам интересно – пожалуйста.
- Мне интересно, - кивает Руквуд.
- Тогда ладно, - пожимает плечами Ойген – и продолжает прерванное рассуждение об особенностях приготовления итальянской пасты.
И это странно. Удобно, конечно – но всё-таки больше странно. Руквуд ставит себе мысленную отметку разобраться в природе и этой странности тоже – и продолжает работать. Это очень легко – и непривычно, и при этом, как ни удивительно, весьма малорезультативно: Августус видит очень много всего, начиная с самых ранних, детских воспоминаний и заканчивая нынешними, однако того, что ему нужно – процесса обучения этому специфическому Империо - там словно нет. Семейная защита, вероятно… однако нет такой защиты, которую нельзя было бы взломать, главное – найти слабое место. А его нет – потому что взламывать нечего, Ойген словно и не учился никогда этому, а сразу родился с подобным умением. Что, разумеется, невозможно. Руквуд находит всё – начиная с первых шагов и заканчивая квиддичем, зельями, который Мальсибер, похоже, терпеть в школе не мог из-за их монотонности и внешне невпечатляющего результата (заодно Августус обнаруживает, кто ему всегда помогал с ними – количество списанных работ впечатляет) и уроками Долохова, которые для Ойгена по полезности и привлекательности стоят где-то между тем же школьным зельварением и школьными же наказаниями у завхоза – и ко вторым они, пожалуй, ближе, чем к первым.
- Что вы там так отчаянно ищете? – спрашивает, наконец, Ойген, морщась и потирая виски. – Спросите или прервитесь хотя бы, тяжело же… у меня голова болеть начинает.
Руквуд кивает и останавливается – у него ещё будет время, и глупо сейчас восстанавливать против себя настолько настроенного на сотрудничество человека. Да и потом, тот прав: не стоит так долго копаться в чужом сознании непрерывно, обеим сторонам это совсем неполезно.
- Так что вы ищете? – повторяет Мальсибер, заказав десерт им обоим.
- Процесс вашего обучения Империо.
- Не найдёте, - смеётся он. – Только меня измучаете.
- Почему?
- Стёрто, - Мальсибер улыбается. – Как раз от таких как вы. Не обижайтесь.
- Понимаю, - слышать про обиду ему несколько странно. – Найду.
- Слушайте, - Ойген становится вдруг серьёзен. – Это семейная магия – её нельзя выпытать силой или узнать хитростью. У всех есть такая… у всех старых семей. У вас ничего не получится. А я не сумею вам показать, даже если и захочу… вы не член семьи. Забудьте вы это. Вы так просто убьете меня случайно… хотя вам все равно же? – мирно и даже весело спрашивает он.
- Вам нет нужды волноваться. Вред будет минимизирован.
- Слабое утешение, учитывая беднягу Дирборна… не сердитесь, но мне это не нравится – не то, что вы роетесь в моей голове, это пожалуйста, а то, что вы пытаетесь отыскать. Хотя вы, конечно, куда деликатнее Лорда, - он улыбается и придвигает к себе принесённый десерт – что-то густое и белое в небольшом узком высоком бокале с широкой трубочкой и ещё почему-то ложечкой. Руквуду приносят такой же – Мальсибер ему поясняет: - Это сорбет – я взял лимонный, жарко… попробуйте! Мне больше нравится пить, но некоторые едят ложкой.
Это приятно и вкусно – тот густой и похрустывает на зубах то ли мелким льдом, то ли снегом.
- Вы очень легко впустили меня в своё сознание, - говорит Руквуд. – Почему?
- А почему нет, если вам интересно? – пожимает плечами тот. – Мне не жалко… а секретов особых там всё равно нет – так, всякие детские глупости вроде списанных школьных работ, - он смеётся. – Вам понравилось?
- Это понятие неприменимо к подобным вещам, - отвечает, подумав, Августус. Ойген только вздыхает.
- Понятие «понравилось» ко всему применимо, - возражает он мягко. – Даже к Круцио, что мы имеем несчастье регулярно наблюдать на некоторых наших товарищах. Что уж говорить о чужой голове… так на сколько, вы говорите, Тёмный Лорд вам меня «подарил»?
Вопрос Руквуда озадачивает – ибо он по делу, и у того на него нет ответа: они не обговорили время.
- То есть непонятно? – правильно истолковывает паузу Ойген. – Это отлично! – он улыбается и говорит успокаивающе, - но я дам вам возможность ещё поработать, если вы обещаете мне рассказать, что вы там интересного отыскали. Расскажете?
- Вы не знаете, что вы помните? – слегка удивляется Руквуд.
- Я же прошу интересное рассказать, а не вообще всё! – смеётся Мальсибер. – Мне любопытно, что покажется вам интересным.
- Хорошо, - подумав, соглашается Руквуд. – У вас нет секретов?
- Серьёзных – нет… Да и я плохой окклюмент, мне всё равно закрываться от вас бессмысленно – зачем? Только устану, и голова разболится, а вы всё равно всё что нужно – найдёте.
Это, бесспорно, правда.
- Вы боитесь боли? – уточняет Руквуд.
- Кто ж её не боится… хотя я как-то читал одну странную книгу, - говорит он с озорной улыбкой, - вот там как раз рассказывалось о том, что боль – это наслаждение. Какого-то немца. Удивительный бред… но Белле бы, наверное, понравилось. Я даже думал как-то подарить ей – но решил, что тогда Руди меня заавадит, - он смеётся.
- Вы читали фон Махоза? – это странно: Мальсиберы – чистокровнейшая семья, никогда ничего общего с магглами не имевшая, а это маггловский автор.
- Да у Малфоев в библиотеке чего только нет, - весело кивает Ойген. – Интересно, насколько он популярен у магглов?
- Не слишком.
- Вы знаете – и хорошо. А то это даже страшно, - он улыбается и досадливо трёт ноющие виски. – Могу я искупаться еще раз?
Руквуд молча кивает, оставляет на столе деньги (счёта ещё нет, но он его и так знает) и встаёт. Сам он купаться не собирается, но Мальсиберу море, похоже, помогает восстановиться – а чем быстрее и полнее это произойдёт, тем лучше. Поэтому они возвращаются к укрытой чарами палатке и тенту и идут к морю, где Ойген, быстро раздевшись, бежит в волны, а Руквуд остаётся на берегу, вновь накладывая на него те же мягкие удерживающие чары.
То, что случается дальше – категорически невозможно: морские змеи, что бы ни рассказывали о них магглы – твари вполне мирные и для людей не представляю опасности, разве что в открытом море, но все же с момента последнего столкновения прошло почти триста лет, и подвиг Гленмора Пикса с тех пор не повторяли. Однако, по всей видимости, с одним из них что-то случилось – возможно болезнь, а может у магглов очередная авария, но нечто заставило его выброситься на берег – а потом погнало вглубь суши. К людям.
Руквуд прекрасно осознает, что поддерживать и сохранять Статут это не просто должностная обязанность любого невыразимца с 1750 года, это залог выживания волшебного мира и следовательно задача любого сознательного волшебника. Всё происходит так быстро, что времени планировать и даже думать практически нет, и Августус действует почти на пределе своих возможностей – и даже в какой-то момент думает, что, видимо, всё-таки не справляется. И этот миг промедления приводит к неизбежной ошибке…
