Печаль***)!(***
Почему он стал сенсистом? Почему вообще некоторые наделенные воображением люди становятся сенсистами, а не Иными? Пьеро не знал, но считал, что стал сенсистом от тоски. Да, да от постоянно гложащей тоски, поэтому его не остановило то, что именно сенсисты, а не Иные являются объектом пристального внимания спецслужб. Никто толком не знает чего от сенсистов добиваются на обязательных ежемесячных допросах с одинаковыми вопросами типа: - "Где вы подчерпнули этот образ? Не помните? В ваших интересах вспомнить. Ну же, постарайтесь. В шоу миссис Энн? Из мира Дональда Дака? Что-то в последних новостях навело вас на то, чтобы изобразить такую странную вещь?" И вот ты напряженно скрипишь мозгами, припоминая, потому что те, кто не вспоминает, с допроса не выходят.
***)!(***
Итак, тоска. Когда она началась, эта тоска? Наверное, в тот день, когда Пьеро воочию увидел чудо, сотворенное Викторией. Это был обычный урок прикладной иллюзионографии, с которого пролетело уже лет десять... Чудо было простое и потому необъяснимое. Виктория посмотрела на него и улыбнулась, а потом смутилась и отвела глаза, а потом снова посмотрела, но улыбка стала другой - если до этого Виктория просто улыбалась, то теперь она улыбалась именно ему. Тогда-то Пьеро услышал жутковатый хлопок. Ему хлопали чьи-то маленькие детские ручки. А может то были вовсе не дети, но как Пьеро не пытался, он тогда не увидел мир "на самом деле", потому что смотрел на творившую чудо Викторию.
Она ничего не делала, а только смотрела и улыбалась, но Пьеро разглядел в ней особенный свет и понял, что кроме "мира на самом деле" есть еще мир, в котором люди - огоньки пламени, но у каждого свой собственный свет, у кого-то ярче, у кого-то тусклее, у кого-то - неровное мерцание. У Виктории же был совершенно особенный свет, и когда она смотрела на него, она словно зажигала в себе этот свет, специально для него зажигала. Это-то и было чудом. Пьеро все пытался понять и тогда и теперь, как это у нее получалось. Должно быть, она как-то особенно делала глазами, уголки ее губ приподнимались и нечто нежное, неосязаемое, будто ветер, волной проносилось по всему ее телу. Он тосковал по Виктории и, возможно, поэтому стал сенсистом, а не только потому что в детстве ему "прокачали" мозги.
***)!(***
Иные создают свои миры, а потом дарят их всем желающим, сенсисты создают себя, чтобы потом дарить людям их же самих. Иные наполняют свои миры образами, порожденными их фантазиями, но многие Иные любят впускать в свои миры сенсистов, чтобы те играли их героев, потому что сенсисты пропускают через себя то, что видят, ощущают, чувствуют. Но часто сенсисты становятся заложниками миров Иных, не потому что Иные сильнее, а потому что не так-то просто Иной расстанется с хорошим сенсистом, сумевшим проникнуться его фантазиями.
Поэтому Пьеро избегал представлений Иных, хотя слыл одним из лучших сенсистов, а по мнению многих - самым талантливым из своей братии. Сенсисты будто невидимыми органами осязают реальность независимо от того, кем она создана: Отцом или Иным. Каждый сенсист особенный, и их недаром называют звездами, так как каждый из них излучает свой собственный яркий неповторимый свет. Пьеро не знал, как это делают другие. Он же творил то же чудо, что и Виктория. Всколыхнувшаяся в душе волна, некое вдохновение, осознание мгновения - изменившееся выражение лица, глаз... Улыбка или вздох, и вот оно готово - сияние. Надо только проникнуться реальностью, ощутить мгновение, впустить в себя отражение отражений, исполнить их смыслом и выпустить из себя пучками волшебного света. Пьеро думал тогда о Виктории и тоска по ней заставляла его трепетать, истончаясь той оболочкой, которая ныне заменяет человеку тело, а потом он сиял сам по себе и именно это нравилось людям, заставляя их визжать от восторга, потому что Пьеро дарил им радость лицезреть себя и их самих в нем, через него, но уже ослепительно яркими. Он воплощал их мечты через свои мечты, борясь с тоской или забывая о ней и просто мечтая. Неважно. Викторию он не видел много лет, и каждый раз перед исполнением Пьеро думал, что не выдержит напряжения и выдаст свою жажду по миру "на самом деле". И еще хлопки. Он знал, что хлопают загадочные существа, тени под масками Арлекино, Коломбины, Пинокио, но под масками ничего нет, кроме бездны. Хлопки же таили неведомую угрозу, но не как от сущностей, которые уничтожали, высасывая, Иных, а как от существ столь же древних и неведомых.
***)!(***
Пьеро устало улыбнулся. Толпа приветственно загудела, узнавая его, хотя он еще не нацепил никакой маски, ни печальной, ни веселой, а был еще самим собой - разгорающимся пламенем. Сегодня он решил подарить историю любви. О том, как ему было одиноко, как он встретил девушку: обычную девушку, похожую на многих. Она работала на фабрике по представлению хозяйственных вещей - всяких тарелок, чашек, ложек. Она доверяла миру Отца, потому что не знала другого, и Пьеро убедительно воображал ее, так как хорошо эту девушку знал. Когда-то она обратила на него, одинокого сенсиста, внимание и пригласила к себе домой, а он остался, зараженный ее влюбленностью. Он целовал ее глаза, медленно и требовательно, словно хотел погрузиться в открывшуюся для него душу. Он не сразу понял, что из них двоих он более уязвим. По капле он дарил ей себя, пока не оказался во власти ее любви, но тоска по другим глазам стала явной, ощутимой. Он не мог решиться сказать ей об этом, о том, что дарит ничего взамен не получая. За его неизменно ласковой улыбкой ничего не было, кроме невыплаканных слез. Слез о чем-то неведомом, для чего не находилось точных слов и, что хуже, - образов, заменявших отныне слова. Его представление встретили с восторгом. Как ни странно, но поняли и рукоплескали, но маскируя под игру, он только выразил себя, и уходя со сцены привычно ослепительно улыбнулся не ликуя удавшейся проделке, а лишь для того, чтобы сдержать слезы.
***)!(***
- Когда ты забудешь ее? - Она поправила теплое облако, на котором они возлежали обнаженными, махнула ручкой, чтобы к ней по воздуху приплыл халатик из теплой бледно-охровой дымки. Пьеро вдруг подумалось, точнее, представилось, что в низком мире люди занимаются любовью на угловатых грубых конструкциях, на влажных от пота простынях, а за предметами одежды приходится ходить, мучительно борясь с силой притяжения. Он отмахнулся от видения, спросил:
- Кого? - Голос прозвучал удивленно и казался чужим.
- Ту девушку из твоего детства. Ты же не считаешь, что я слепая?
- Нет, не считаю, - мягко ответил он, целуя ее в плечо. Он едва не рассмеялся над бессмысленностью своего ответа, отстранено наблюдая растерянность в ее глазах. И конечно же, он не считал ее слепой. Она не замечает ничего, кроме серебристых шарфиков, крылатых комбинезонов, хрустальных туфель и прочей мишуры, которой окружают себя девушки. Но в его голове она чувствует себя как дома, когда дело касается мелькающих там женских образов. - Ты не понимаешь. Она мечта. Всего лишь мечта.
- Ты сам-то себе веришь?
Он пожал плечами и рассмеялся, видя как она надула губки.
***)!(***
Наверное, поэтому это и случилось. Думая о Виктории, он всегда остро чувствовал нереальность реальности. Если бы он знал, где она, она бы не казалась ему плодом его воображения, как "мир на самом деле", в который они спускались пробовать землянику. И не было бы тревоги и страха услышать хлопки, которые он все равно в конечном счете слышал, как и скрип инвалидной коляски. В голове бы не воцарился хаос, если бы он мог забыть о Виктории, если бы когда-то попробовал ее на вкус, убедившись что она не только выглядит, как единственная настоящая девушка, а в самом деле таковой является. Как бы там ни было, но уже засыпая, он не принадлежал себе. Проснувшись, он сразу понял, что попался.
