Когда придет веселый май…

Глава 1

Название: «Когда придет веселый май…»
Автор: Mavis Claire
Вычитка: Elga, alexi
Главные герои: НЛ, СС
Категория: джен
Рейтинг: G
Жанр: драма
Саммари: двое в Хогвартсе.
Примечания: написано на игру «Веселые старты» по заданию: «От судьбы не уйдешь»
Дисклеймер: права на всё - Роулинг, траву - Лонгботтому, землю - крестьянам. И мир - народам, конечно. А Neville's band скромно будет любоваться этим великолепием.
Примечание: песенка Невилла написана специально для этого текста, автор - Hannahlit







Зелье

- На что похоже это зелье, Лонгботтом?
Невилл молчит и делает очередной глоток.
- Ответа нет, как я понимаю?
Тогда, глядя на Снейпа – точнее, не на Снейпа, а на его тень на стене, неожиданно кривую, какую-то крючковатую тень, Невилл произносит:
- Похоже на Хогвартс.
Вначале он молчит не потому, что не знает, как ответить. Не потому, что боится – с некоторых пор он не боится ничего. Он уверен в своей правоте. Смешно сказать: он уверен в своей правоте, обсуждая зелье, приготовленное директором школы. Кто бы мог подумать еще год назад.
Эта мысль удивляет Невилла. Но он только опускает голову, придерживая стакан в ладони и поворачивая его; пламя в камине неяркое, но теплое, оранжевое, и зелье, реагируя на свет, ненадолго становится красно-золотым, а потом – желто-черным.
Снейп молчит. Можно самоуверенно предположить, что он потрясен, что он не ожидал от Лонгботтома такой вот проницательности, но Невилл знает, что и это не так.

Такие вот правила игры, хотя никакой игры тут нет. Просто – правила. Вопрос – ответ. В ответ на правильный ответ – тишина. Эх, происходило бы что-нибудь подобное на уроках, тогда уроки были бы мечтой.
Напиток в стакане опять меняется, словно читает его мысли. Теперь над зельем поднимается дымок - ну да, ведь Невилл подумал о зельеварении.
А вот если думать о чем-нибудь специально, ничего не произойдет. Приготовленное Снейпом питье вернется к исходному цвету, похожему на сплав светлых металлов, с золотыми и серебряными искрами-пузырьками. И вкус не изменится, точнее, отсутствие вкуса – вода как вода.
Всё это Невилл уже выяснил сам. Опытным путем, так сказать. Загадывал разное, представляя себе… да что угодно – от сливочного пива в «Трех метлах» до учебника по трансфигурации. Но когда загадываешь - зелье «обижается».
Именно обижается, как живое. И ничего в нем не меняется.

Так же, в тишине, Снейп дожидается, пока Невилл допьет, и только тогда встает, резко отодвинув кресло.
- Задание на завтра, - говорит он, - самостоятельная работа. Тема: «Школа». Размер…
- Что? – нарушая неписанные правила, переспрашивает Невилл.
- Задание на завтра, Лонгботтом. Я хочу получить от вас ваши размышления о Хогвартсе. Размер не ограничен, впрочем, на многое я не рассчитываю.
- Я…
- Извольте выполнить.
- Да, сэр. Тема: «Школа». То, что я думаю о Хогвартсе.
- Именно то, что думаете, а не то, что знаете. Меня не интересует история создания и прочая тягомотина от Биннса.


***
Он возвращается в гостиную, когда в ней уже никого нет. Теперь всех разгоняют по спальням рано; не разгоняют даже – никому не хочется подводить Макгонагалл и старост, поэтому в гостиной тихо и пусто. Как всегда – уютно, несмотря ни на что – уютно, вопреки всему – уютно. Только сегодня это не радует.
Пергамент, перо, чернильница. Неплохо бы и пару мыслей в придачу к канцелярским принадлежностям.
Отвратительно во всей истории только одно – его собственная непроходимая тупость. Не-про-хо-ди-ма-я. По слогам. Как и ко всему остальному, к заданиям можно привыкнуть, но вопрос «зачем?», а, главное, отсутствие на него ответа – отупляет.

…Нет, лучше написать завтра. На уроках или после уроков, в библиотеке. Если сейчас, не приведи Мерлин, в гостиную спустится Джинни… Что он сможет ей объяснить?

…Ведь сразу было ясно, что добром эта история не кончится.
И даже непонятно, как и когда всё началось.
Неудачная попытка похищения меча Годрика, дурацкая попытка, как теперь очевидно, – не тогда ли? Может быть. Когда Снейп орал на них, а Кэрроу ухмылялись, как пара горгулий, он – справа, она – слева. И несоразмерность наказания, и удивление этих новоявленных преподавателей. Невилл сначала был просто рад, что они отделались «малой кровью», а потом задумался.
Как выяснилось – зря.
Нельзя было думать о Снейпе как о… нормальном человеке. Только как о враге, только как о «темной стороне». Мало ли почему он назначил Невиллу, Луне и Джинни всего лишь отработки у Хагрида; может быть, назло тем же Кэрроу, откуда знать? Но что-то всё равно не складывалось, выбивалось из общей мрачной картины.
Именно это «не складывается» и толкнуло Невилла на следующий глупый, да что там глупый – безумный шаг, когда после рождественских каникул и похищения Луны Лавгуд он отправился к Снейпу. Сам отправился к Снейпу. В конце концов, должен же директор заботиться о своих учениках? И что еще Невилл Лонгботтом мог сделать? Ни-че-го. Но нельзя было не попытаться.
На седьмом курсе он уже побывал в директорском кабинете больше раз, чем за все предыдущие шесть лет.
Снейп не был удивлен. Кажется даже, он был странно удовлетворен, словно паук, наблюдающий за мухой, примостившейся на краю паутины. Паук знает, что мухе остается всего ничего, и Снейп, судя по всему, думал о том же.
Он выслушал Невилла, старавшегося говорить спокойно. А потом, пресекая все распросы, произнес:
- О мисс Лавгуд я вам ничего сообщить не могу. Она меня не интересует, Лонгботтом. А вот вас я жду сегодня в восемь вечера здесь. Филчу вас проводить или дойдете сами?
- Зачем? – в первый и последний раз спросил Невилл.
- Затем, - последовал быстрый ответ. - Вы же понимаете, Лонгботтом, что мисс Уизли в перспективе грозят более серьезные неприятности, чем отработка. И возможно, судьба мисс Лавгуд - это не самый плохой вариант. Так вот, представьте себе – многое зависит от меня. А я поставлю её безопасность в полную зависимость от вашего поведения. Молчать – в ваших интересах. И в интересах мисс Джиневры Уизли тоже.

От него требовали идиотской, выматывающей зависимости. Подчинения.
- Если вы хотите…
- В данный момент я хочу, Лонгботтом, чтобы вы оказались здесь в восемь вечера. Вы сами пришли сюда сейчас. Я назначаю вам другое время. Еще вопросы есть?

Вопросы были, и вопросов было много. А уж как хотелось рассказать всё Джинни и Симусу. И не пойти. Но Невилл, по странной собственной прихоти, еще в сентябре посчитал себя обязанным если не охранять девочек, то хотя бы опекать. Охранник из него был аховый, но одна мысль о том, что Гарри и Рона рядом нет, Отряд Дамблдора практически бездействует, а произойти может всё, что угодно, заставляла Лонгботтома быть настороже.
И вот – Луна похищена, а судьба Джинни Уизли зависит от «его поведения». Защитил, называется.

Снейп все-таки прислал за ним Филча. И пока Невилл шел за ним по лестницам и коридорам, пока стоял у горгульи (после экспедиции за мечом она не требовала пароля, а подчинялась приказам Снейпа, который, похоже, видел ожидающих приема сквозь стены), пока они поднимались по замершей винтовой лестнице, противное тошно-сладкое предчувствие, что его сейчас остригут наголо, как клубкопуха, пульсировало где-то внутри.
Но в первый вечер ничего не произошло. И во второй тоже. Снейп не задавал вопросов – более того, не предпринимал никаких попыток влезть Невиллу в мысли (тот очень смутно представлял, как это бывает); директор не смотрел на Лонгботтома вообще, как будто его и не было в кабинете. Нечто, не заслуживающее внимания. Даже не нечто – ничто. Пустое место.

Было только зелье.
Зелье как золото и серебро одновременно, почти прозрачное и безвкусное. Стакан на краю директорского стола.
- Садитесь. Пейте.
- Это…
- Это не Веритасерум. Все, что я захочу узнать о вас всех, я узнаю и без него. Если предыдущий директор не пользовался своими неограниченными возможностями, это не значит, что их нет. Он просто не захотел. А я, если понадобится, захочу. Так что пейте, Лонгботтом, и не задавайте больше глупых вопросов.
Невилл выпил. Залпом, под брезгливым взглядом Снейпа.
- В следующий раз попробуйте пить глотками. Я вас больше не задерживаю.
Вероятно, вопрос «зачем?» относился к категории глупых – и Невилл просто вышел из кабинета, ожидая какой-нибудь подлости, но ничего не произошло. Ни в коридоре, ни в факультетской гостиной, ни на занятиях на следующий день. Ничего – ни хорошего, ни плохого, как будто он в самом деле выпил стакан воды.

Глотками оно действительно пошло лучше. Что-то – пока неуловимо - проявлялось за безвкусием, а потом Невилл заметил, что цвет зелья бессистемно меняется. Спустя несколько дней понял, что зелье следует за его мыслями. Спустя неделю Снейп в первый раз спросил его о чем-то. О чем-то совсем незначительном, сейчас и не вспомнить. Невилл ответил, удивляясь тому, как легко получилось ответить, всё-таки вспомнил о Веритасеруме, испугался, но… не так. Точно, как в тот раз, когда Снейп отправлял их на отработки к Хагриду. Все было зло и строго, всё было враждебно. И – не так.
Джинни рассказывала им о Легилименции, поэтому большую часть времени Невилл проводил, уткнувшись в стакан, как какой-нибудь запойный пьяница, и старался не встречаться со Снейпом глазами.
… Потом он перестал бояться, только внимательно следил за тем, чтобы в ответах не проскользнуло ничего о дне сегодняшнем. Но и вопросы дня сегодняшнего не касались, как будто директорский кабинет на время его визитов выпадал из времени и пространства.
Сначала Невилл еще поглядывал на портрет Дамблдора, надеясь на какую-то поддержку, хотя после истории с мечом Годрика стало очевидно, что поддержки не будет. Дамблдор сидел в кресле, кресло было повернуто спинкой к присутствующим. Виднелась только остроконечная шляпа.
Невилл выпивал зелье и шел в гриффиндорскую башню - пустыми коридорами, мимо давно притихших портретов, мимо темных окон, за которыми правила снежный бал зима; мимо нежного прошлого и неведомого будущего, с каждым шагом возвращаясь в мрачное настоящее.



Глава 2

Хогвартс

Он все-таки написал про школу - в библиотеке, пытаясь припомнить хоть что-нибудь из невнятного сна, приснившегося ему под утро. Во сне были оранжереи и Хогвартс-экспресс, ожидание нового и неизвестного, Тревор, движущиеся лестницы, ощущение свободы, почему-то квиддичный матч, выигранный Гриффиндором в прошлом году, и – уж совсем непонятно почему – во сне была схватка на Астрономической башне.

Точнее, только про Башню и было понятно – именно тогда выяснилось окончательно, на чьей стороне Снейп.
Невилл думал недолго, и последний абзац эссе больше всего напоминал обвинительный приговор Визенгамота. Снейп хотел его собственных рассуждений – так пусть получит.
… Он не заметил, когда исчез страх. Кэрроу вместе со своими добровольными помощниками устранили страх перед болью. Смерти Невилл не то чтобы не боялся – он отказывался в неё верить, как в последний кошмар, потому что считал: есть вещи и пострашнее. Бояться он мог только за Джинни, но, похоже, из-за его визитов в директорский кабинет ей ничего страшней обычных наказаний не угрожало.
Невиллу казалось: то, что он так изменился, как-то связано с зельем, но сформулировать свои ощущения точнее не мог.

И хорошо, что не мог. Потому что визит к Снейпу с эссе в портфеле оказался совсем не таким, как предыдущие.
Снейп взял пергамент, развернул, прочел первую строчку, свернул лист обратно и сказал только:
- Название достойно мисс Грейнджер. Пейте, Лонгботтом.
И кивнул на стакан.
Пока Невилл - как и положено, глотками - пил зелье, Снейп не задал ни одного вопроса.
Но уйти в тишине, отделавшись сумбурным изложением темы «Школа и что я о ней думаю», не удалось.

- Садитесь, - огромное кресло в темном углу кабинета повернулось к нему. Невилл сел, рядом оказалась прикрытая резными дверцами ниша. В нише дрожал серебристый свет, напоминая о Патронусе, нет… Патронуса здесь быть не могло – в этом Невилл был уверен.
- Закрывайте глаза, Лонгботтом, и вспоминайте свой текст.
- Зачем закрывать…
- Ну! – неожиданно по-старому рявкнул Снейп.
Невилл медленно закрыл глаза и замер, ожидая подвоха.
- Вспоминайте!

Но ничего, кроме названия, не вспоминалось. Невилл несколько раз исправно повторил его. Про себя. Но вдруг… оно зазвучало.
Снейп… читал кому-то его эссе. Нет, не читал, комментировал. И нет, не Снейп – Невилл узнавал и не узнавал голос, голос почему-то звучал внутри, а не в кабинете, как должен был.

- Это называется «Не дом, но мир», Альбус. Бесконечный гриффиндорский пафос даже в мыслях о месте, где всего лишь получают образование.
Усмешка?

- А в финале – повергающий в трепет список прегрешений господина директора. Мировое зло, по мнению мистера Лонгботтома.
Невилл ждет ответа Альбуса, Альбус в Хогвартсе один, пусть только портрет, но хотя бы слово…
Тишина.

- Полагаю, я должен гордиться. Но, тем не менее, все-таки выбран Лонгботтом. Я знаю, что он слушает наш разговор. Более того, надеюсь, он слушает его внимательно. Итак, вы согласны, Альбус?
Тишина.

- Проклятье! Вас что, интересует только Поттер?
Голос взвивается на мгновение, произнося знакомую фамилию.
И опять – тишина.

- Что ж. Так или иначе, я выбрал. У меня нет шести лет. Полгода максимум.
Сухой смешок, похожий на кашель, настолько неожиданный, что Невиллу кажется, что, наконец, ответил Дамблдор. Но нет, смеется Снейп. Если это вообще можно назвать смехом.

- У каждого из них – масса недостатков. Поттер – самонадеян и яростен; Лонгботтом - рассеян и пуглив. И оба – глупы, конечно. Но у нас нет других вариантов, правда, Альбус?
Сейчас, сейчас Дамблдор ответит: «Нет», и странный разговор внутри закончится.
Но Альбус Дамблдор молчит.

- …А уж когда я обнаружил в вашей библиотеке рецепт Зелья Основателей… почему вы промолчали о нем, Альбус? Год назад? Забыли, не знали, проигнорировали? Это не панацея, конечно, но кое-что могло бы оказаться менее болезненным.
Снейп опять делает паузу, как будто и сам ждет ответа.

- Так вот, Зелье Основателей. Думаю, оно пригодилось бы, даже будь у меня шесть лет в запасе. Это же Лонгботтом. И просветление мозгов ему определенно не помешает…

Не помешает, конечно. Невилл раньше не обращал внимания, что в кабинете директора так душно и темно. Нет, не темно. Золотой свет свечей над столом смешивается с серебристыми отблесками из-за резных дверец в точности, как то самое зелье. Зелье Основателей.

- …и вода из источников, бьющих в подвалах Хогвартса, ведь в основании замка три сущности – земная твердь, вода и воздух; солнечный и лунный свет отдают ему свои цвета; и способность к переменам, которая достигается путем смешения…
Снейп почти бубнит, но это похоже на сказку, а не на рецепт старого зелья.

И Хогвартс внезапно оказывается маленьким, как игрушка, лежащая на ладони. Как домик в стеклянном шаре-напоминалке. Огромный и хрупкий замок. У Невилла кружится голова, он видит все сразу: комнаты четырех факультетов и неосвещенные классы, кабинеты преподавателей и кухню, где суетятся домовики; оранжереи и тайные ходы, и Выручай-комнату – сейчас она пуста и больше напоминает склад старого хлама. Он видит огромного неподвижного василиска в основании замка и почти не различимого в ночном звездном небе феникса. Фоукс сам как звездочка; он никуда не улетел, оказывается, а здесь, над Хогвартсом…
Он слышит разговоры портретов и шепот призраков; он видит, как по коридорам проходит Малфой сотоварищи, по-хозяйски заглядывая в каждую неплотно прикрытую дверь.
Невилл улыбается. Они не знают, не понимают, что никогда и никому не быть хозяином в Хогвартсе, что Хогвартс действительно – не дом, но мир. Так было задумано четырьмя магами, и их создание будет жить вечно, что бы впоследствии с этой четверкой ни произошло.
- Ты сможешь защитить его, - шепчет один женский голос.
- Потому что смог увидеть его таким, - добавляет второй, более высокий.
- Мы не умеем пророчествовать, - вступает мужчина.
-… но ты избран, - отчеканивает другой.

- Лонгботтом?
- Нет!!!
- Что – нет?
Снейп даже не встает из-за стола, только поворачивает голову. Надо же, Невилл думал, что Снейп сейчас где-нибудь перед портретом Дамблдора, а не здесь, рядом, в пятне никакого не золотистого, не магического, а вполне обыкновенного света.
- Так что – нет, Лонгботтом?
- Они ошиблись.
- Неужели?
- Откуда вы знаете, что они говорили? Да нет же, я не избранный. Избранный – Гарри.
Ему сейчас плевать, с кем он говорит. Если Снейп может повелевать таким, то…
- Я не могу, Лонгботтом.

Как будто кувшин холодной воды на голову. Три слова вместо одного Aguamenti и взмаха палочкой.
Все сразу: Легилименция, от которой голова начинает искриться болью; признание Снейпа, ответ на пресловутое «зачем?» и… страх. Вот теперь точно – страх.
- Сэр, - Невилл и не вспоминает про врага и темную сторону. – Сэр, это не я! Это ошибка. Они… ошиблись. Я… ничего не смогу. Я… подведу.
Снейп молчит, Дамблдор молчит, Невилл тоже замолкает, и в полной тишине встает.
- Завтра в восемь, - сообщает Снейп в пространство.

«Почему я?» - вот ведь глупый вопрос, который задать нельзя.
Невилл не замечает поворотов и ступенек. Непонятно, как он обходит малфоевский патруль, по идее, они должны точно наткнуться друг на друга где-нибудь около библиотеки, но коридоры пусты. И он понимает, что это Хогвартс ведет его, защищая до поры до времени - до того момента, когда школе понадобится его, Невилла, помощь. А он, Невилл Лонгботтом, как всегда, сядет в лужу.
Когда не задумываешься, а просто делаешь то, что надо – защищаешь Джинни или успокаиваешь первокурсников, пьешь проклятущую снейповскую отраву или опять огребаешь от Кэрроу, – все кажется простым. Простым и понятным. А потом от тебя требуют того, что ты сделать не можешь. Какой из него избранный? Разве можно сравнить его и Гарри?
Но ты же сравнивал. Сам. Не хочешь признаваться в этом, но думал, думал - особенно в начале учебного года, когда Гарри, Рон и Гермиона не приехали в школу. Пропали.
А если думал – так учись отвечать не только за свои слова, но и за мысли.
Невилл машинально произносит пароль и проходит в гостиную. Ох. Новая напасть – Джинни не ушла спать, сидит, уставившись в камин, и даже не поднимает голову, услышав его шаги.
- Иди к себе, Джинни, - говорит Невилл, не дожидаясь, пока она скажет хоть что-нибудь, потому что уже одурел от тишины, - я вернулся, всё в порядке.
- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - зло отвечает она. – Как же вы все меня задрали своими тайнами, Лонгботтом!!! Даже сейчас. Особенно сейчас!!!

Перед его носом мелькают рыжие волосы, туфельки стучат по ступенькам, наверху хлопает дверь, и Невилл опять остается один, ощущая себя совершеннейшим дерьмом.


Глава 3

Ответы без вопросов

Напрасно Невилл думал, что теперь ему придется врать, чтобы хоть как-то объяснить, где он так долго пропадает вечерами. Почему он решил, что будет засиживаться в директорском кабинете?
Как будто не было разговора Снейпа с портретом - или не с портретом вовсе, а с ним, Лонгботтомом? Как будто не было Хогвартса на ладони и напряженной тишины в кабинете. Как будто не было мужских и женских голосов – всё только сон, бред, морок.

Визиты к Снейпу по-прежнему длятся не дольше нескольких минут: выпиваешь зелье – и свободен до завтра. Можно даже не торопиться, возвращаясь в гостиную, потому что с некоторой пьянящей самоуверенностью понимаешь, что не встретишь ни слизеринцев, ни Филча, ни Кэрроу. Но «охраняют» Невилла только вечерами; привычных дневных неприятностей никто не отменял, и иногда он попадается. Особенно на маггловедении, когда откровенно не слушает Алекто - или хотя бы не делает вид, что слушает (как большинство), а смотрит на стену за её спиной и думает о своем.

О том, что вчера зелье впервые стало черным, точнее - черным с красным, когда Невилл подумал о будущем. Получилось жутковато, и он осторожно попробовал подумать о хорошем - о родных, например. Сначала цвет напитка не менялся, глотать черно-алую смесь не очень-то хотелось, Невилл поднял голову и взглянул на Снейпа, тот кивнул, и Невилл попытался… нет, не приказать, не попросить, а как-то объяснить, что понял про тревожное будущее, но бабушка всегда говорила что-то вроде «Волков бояться – в лес не ходить…» Он мог поклясться, что в круговороте красок, сменивших черную, мелькнуло что-то похожее на хорошо знакомую шляпу, улыбнулся, и опять посмотрел на Снейпа. И удостоился еще одного кивка.
И больше ни слова, никаких заданий, а Невилл готов написать эссе на любую тему, да хоть про приготовление любого зелья, лишь бы опять оказаться в кресле и увидеть во сне - или все-таки наяву - преломление своих собственных мыслей.

- Что происходит, Лонгботтом? – кричит Алекто. В отличие от Амбридж, она… очень шумная. Невилл морщится, не отвечая, хотя прекрасно знает, что последует за криком: назначение отработок. Отработки теперь таковы: слизеринцы отрабатывают на тебе заклинания. Не самые приятные минуты, прямо скажем, но сейчас его интересует одно – покончить с этим до восьми, чтобы потом не опоздать к Снейпу.

Задание он получает только через неделю. Выходит как обычно: ждал-ждал и дождался. Что значит «Напишите о жизни, Лонгботтом»? О какой жизни? О жизни вообще или конкретно о своей? О жизни магов или магглов? О жизни в Хогвартсе или…?
На этот раз он сидит в библиотеке до вечера, ровно до восьми часов. Опять получается чепуха, перо царапает пергамент, не хватало еще поставить кляксу, как первокурсник.
- Кто бы сомневался, - говорит Снейп, разглядывая его записи. – Пейте, садитесь.

- Если не принимать во внимание предстоящие события, Альбус, я, как директор, не выпустил бы Лонгботтома из школы, а посадил бы его на цепь. В оранжерее. Редко встретишь такое поразительное совпадение интересов и умственных способностей.
Это что, шутка?

- Насколько я понял смысл данного опуса, жизнь для нас – это сила, а учиться мы должны у растений. А еще растения сознательно не причиняют зла. Ну да, саррацения просто голодна, и если она вас прихватит, то не нарочно.
«Да нет же, - хочет возразить Невилл, - я о другом. Всё не так»

- Всё не так, - повторяет вслед за его мыслями Снейп, - но начало более чем оригинальное.

Невилл уже проваливается в дурман: вот она, стена Запретного леса – от самой тонкой травинки до последней иголочки на ели, тропы и огромные стволы деревьев, тени и солнечные поляны, ручей и склонившийся над ним кентавр. Скоро весна, и такой Запретный лес станет реальностью, а не видением, и надо обязательно туда выбраться – вот же, на опушке стоят двое и говорят о чем-то, говорят-говорят-говорят, не отрывая взгляд друг от друга, как будто у них совсем не осталось времени, но ведь это школьники, это…

- Я был в Мунго, Альбус. В прошлую субботу, видел его родителей. С ними всё в порядке, насколько сейчас можно говорить о порядке в больнице. Уход стал похуже, но в целом неплохо, на общем фоне.

Невилл не помнит, как это – когда мама смотрит осмысленно. Совсем молодая мама, не с колдографий, совсем молодая и очень веселая. Сейчас Алиса смотрит на Фрэнка и ждет хоть какой-нибудь паузы, чтобы сказать что-то своё. Что-то своё, что окажется, тем не менее, очень похожим на его слова. В какой-то момент они произносят фразы одновременно, одинаково замолкают, а потом улыбаются.

- Что получилось – то получилось, Альбус. Но я думаю, что в известных обстоятельствах, в известных вам… нам… обстоятельствах Алиса поступила бы точно так же, защищая своего сына.
Снейп говорит, как будто выступает перед школьниками в Большом зале, четко и равнодушно чеканя слова, и поэтому его запутавшиеся «нам» и «вам» кажутся особенно неуместными. Почему он сбился?

Фрэнк быстро оглядывается - так быстро, словно оторваться от Алисы – преступление, отламывает ветку цветущего шиповника, отрывает шипы от стебля и протягивает ей, а потом, улыбаясь, зализывает пораненный палец.
Мама достает палочку, но он мотает головой, и тогда они опять смеются.

Снейп молчит, и Невилл сейчас так признателен ему за это - за тишину, за то, что можно смотреть, не думая ни о чем, только о жизни, их простой жизни. Он даже открывает глаза, чтобы… сказать спасибо, что ли? Снейп сидит за столом, уставившись в лежащий перед ним пергамент так, словно не умеет читать.
Как будто ты подглядываешь за чем-то, что предназначено совсем не для тебя.

Двое уже уходят с опушки, мама впереди, отец на полшага сзади, со сломанной ветки шиповника облетают лепестки, и Фрэнк, наклонившись, успевает подхватить один. Они направляются к Хогвартсу, который серо-розовой громадиной высится на холме, и хорошо, что они исчезают за хижиной Хагрида, потому что нельзя слушать при них то, что произносит, наконец, Снейп:
- Вот кто – растения, Альбус.
Сволочь, как он смеет?!

Невилл думал, что разучился за этот год не только бояться, но и плакать.

- И я понимаю, почему Лонгботтом начал эссе именно так.
Да что он понимает?

- Я… не верю в Поттера, Альбус.
При чем тут Гарри, при чем?

- Точнее, я опасаюсь, что с ним что-нибудь случится раньше, чем он успеет выполнить... миссию. Поэтому я и готовлю своего… избранного. И Хогвартс подтвердил мой выбор, иначе, как вы понимаете, Основатели бы с ним не заговорили. Всё складывается, Альбус, - Снейп начинает говорить быстрее, словно пытается убедить вечно молчащего собеседника в чем-то. - Пророчество, родители, зелье. Я не верю в случайности.
Он опять кашляет. Или, получается, смеется? Что тут смешного?

- Как мы все меняемся, однако, оказавшись в кресле директора. Не я ли спрашивал вас… А теперь сам веду другого мальчишку к такой же судьбе. Но вы были правы, Альбус – выбора нет. Особенно когда он сделан.
Кажется, он говорит это не для Невилла, а… для себя?

- Лонгботтом! …Лонгботтом!!
Невилл не хочет открывать глаза. Почему он решил, что каждый раз видения будут светлыми и добрыми? Нет, не видения, конечно, а слова Снейпа. Что он должен сейчас ответить? «Мне плевать на ваши игры, сэр?»; «Я больше не приду, провались оно всё пропадом?»; «Вы не имели права так говорить о моих родителях?»
Больно одновременно везде, мерзкая горечь расползается внутри, и никакой Хогвартс, никакая защита не помогут.
- Лонгботтом!!!

Снейп бормочет что-то, заклинание выбрасывает Невилла из кресла.
- Что случилось?
- Ничего, - главное теперь – не встречаться с ним взглядом.
- Завтра как обычно.

Невилл не отвечает «Да, сэр», потому что ему не о чем разговаривать со Снейпом.
Он выходит из кабинета, портфель болтается в руке и бьет по ногам, где-то за поворотом в коридоре слышны гулкие шаги, Невиллу плевать.
Родители – растения, а он сам – кто? Жертвенный баран? Ах да, избранный. Избранный Снейпом, какая честь! Что там говорил Гарри про избранного? Вспоминается-то одно – Гарри не хотел этого так же, как и он сейчас.
Никакого зелья, никаких эссе, предупредить Джинни – и забыть о произошедшем, как о кошмарном сне.
Он долго сидит в гостиной, наверное, как Джинни неделю назад. Поговорить бы с ней, но все уже разошлись по спальням; конечно, можно вызвать её через галеон ОД, просто чтобы она спустилась сюда. Выслушала его. Сказала бы: «Лонгботтом, я так и знала, ты – идиот» или что-нибудь в этом роде.
Невилл крутит монету в пальцах и все не решается послать вызов.


Глава 4

Открытия

Пергаменты копятся на столе у Снейпа. С темно-синими печатями Министерства Магии - с терракотовыми, зелеными, янтарными, почти прозрачными; Невилл уже вполне может написать полноценное эссе о печатях и гербах. Но такого задания ему не дадут.
Его пергаментов здесь нет, хотя он их и не подписывал. Вполне возможно, что Снейп их сжигает, зачем ему хранить такое?
Невилл берет стакан, ни о чем не думая. Пусть идет, как идет, зелье само подскажет воображению.

…Конечно, никуда он не делся. Может быть, это стало очередным трусливым поступком - но он стоял у кабинета Снейпа на следующий вечер после «разговора о жизни», ровно в восемь, сам не зная, почему. Только потому, что послать всё к черту было проще? Или потому, что ночью, ворочаясь без сна, он сообразил: Хогвартс свои обязательства выполняет. Голоса, которые он, возвращаясь, слышал в коридоре, явно двигались навстречу, но за поворотом никого не оказалось, и Невилл добрался до гостиной без приключений.
Или потому, что Джинни за завтраком все-таки сказала ему: «Лонгботтом, ты – идиот», правда, совсем по другому поводу – они с Эрни тихо обсуждали ситуацию с Отрядом, Большой зал для таких разговоров – самое подходящее место, никто не придерется. А Уизли, прислушавшись через стол, выдала своего фирменного «идиота».
Или просто – полегчало. От обыкновенных разговоров, от общих, а не «его личных» тайн, да просто от ребят вокруг.
Надо было всего лишь научиться отделить походы к директору от всего остального. Всего остального, где: продолжаются уроки; за столом вполголоса перечитывают очередную бредовую статью из «Пророка»; Минерва Макгонагалл что-то объясняет первокурсникам – правила меняются не с такой скоростью, как при Амбридж, но за нарушения карают серьезнее.
Вот… вот же на что это похоже. На пятый курс, когда Гарри ходил на отработки к Амбридж. И тоже молчал. Так что все уже было, ты не один, встань и иди, Лонгботтом. Потому что если с Поттером что-то случится, ты действительно можешь оказаться следующим. Хотя вряд ли. Тогда следующими окажутся все.
Шутка месяца: Невилл Лонгботтом – избранный. Да что уж месяца, года. Какой год – такие и шутки.

И зелье в стакане искрится, потому что посмеивается над ним.

***
Третье задание опять удивляет успокоившегося было Невилла.

- Вы выбираете тему, Лонгботтом.
- Как?
- Две темы – «Сила» и «Любовь». Выбор – прямо сейчас.
- Я… могу подумать, сэр?
- Не более пяти минут.
Как будто каждая лишняя минута, которую он проводит в директорском кабинете, идет ему - кабинету - во вред.
Но и спросил-то Невилл больше для проформы. А что тут думать? Сила – это как трансфигурация. Ну не дано. Можно, конечно, попробовать написать о том, чего в тебе нет и отродясь не было, но зачем?
- Любовь.
Снейп не удивлен, более того, он говорит:
- Вам никогда не приходило в голову, Лонгботтом, что предсказумость наказуема?
Это так забавно звучит, что Невилл уходит от него, улыбаясь.

Вот только веселится он зря. Надо было выбирать «Силу». Ну написал бы про Гарри, в конце концов, ведь всю жизнь, сколько себя помнишь, говорят: «Гарри Поттер – сильнейший маг нашего времени». А что Снейп разозлится… так пусть, пишет Невилл не для него.
А для кого? Для кого, кстати? Почему такой простой вопрос раньше не приходил ему в голову? Ну не для зелья же, на самом-то деле.
Вот тебе новая головоломка вместо поднадоевшего «зачем?».
Да и с эссе тоже не клеится.
Сначала ему показалось, что это так легко – написать о любви. Ну… она же везде. Но никогда еще он не был столь косноязычен: слова фальшивили, мысли выворачивались наизнанку, понятия неожиданно обретали противоположное значение, под конец он совсем запутался.
И еще - песенка. Песенка, которая крутилась в голове, пока он шел от Снейпа, улыбаясь своей предсказуемости и думая, что ничего плохого в этом нет.
Он ничего не написал за отведенный ему день. Без пятнадцати восемь нацарапал на пергаменте три куплета, даже не пытаясь представить, что подумает Снейп. И Дамблдор. И… все они.
Но если у него не было других слов?
Только эти, чужие. Оставшиеся в их доме от родителей. Мамина песенка. Невилл и не задумывался, сколь странен для колыбельной её текст, но мелодию помнил, кажется, с рождения. От родителей – прежних - в воспоминаниях оставались только тени. Почему-то только тени: тень на стене около кроватки, и это точно мама, у неё была тогда короткая, совсем короткая стрижка; тень отца на солнечном лугу, огромная, но совсем не страшная – это Невилл, наверное, учился ходить, потому что приближался к ней очень медленно.
И песенка, да. Слова он выучил лет в пять, потом старался не вспоминать о ней. Иначе было бы совсем плохо: ему вполне хватало рассказов Августы Лонгботтом и походов в больницу по субботам, колдографий в альбоме, газетных вырезок, которые тщательно хранили в огромных конвертах - слишком общих картин, для всех, свои же он всегда прятал как можно глубже.
Бабушка, не стесняясь, сокрушалась о его малых способностях не только в магии, но и в том, что касалось воспоминаний. Невилл молчал, терпел, хранил, и вот теперь оно прорвалось. Наверное, из-за того, что он увидел на опушке. Или из-за обидных и несправедливых слов Снейпа. Или потому что… время пришло?
Никакой радости от эссе не осталось, он положил пергамент на край стола, постарался как можно быстрее выпить зелье и сесть в кресло, хотя больше всего хотелось забиться куда-нибудь подальше, хоть в Выручай-Комнату, чтобы никого не видеть и не слышать.

Пергамент хрустнул. Сейчас начнется. «Это что, Лонгботтом?», «Послушайте, Альбус, как гриффиндорцы рассуждают о любви». Или еще что-нибудь подобное.
Но Снейп молчал. Потом откашлялся, откашлялся, а не засмеялся.

Прошу тебя - не отнимай,
Что нам подарено судьбою,
Когда придет веселый май,
И мы увидимся с тобою.
Белеет яблоневый цвет,
Пастух играет на свирели,
Ты говоришь мне — лучше нет
Садов, где яблоки созрели.

И облетают лепестки,
И в песне слышится, назло нам,
Что ночи слишком коротки,
А дни полны пчелиным звоном.
Я, как во сне, тебя зову,
Ты говоришь — еще не время.
Дождемся встречи наяву,
В садах, где яблоки созрели.

Но чудеса не удались -
С деревьев, вымокших и зяблых,
Слетает наземь желтый лист,
И слышен стук упавших яблок.
Они твою излечат боль,
Они зимой тебя согреют,
И будет тень моя с тобой,
В садах, где яблоки созреют.

Так странно было слышать, как эти слова произносит чужой голос, без мотива, без выражения. Как заклинание. Как рецепт зелья. Как урок.
Но главное – Невилл ничего не видит. Сидит с закрытыми глазами, просто сидит в темноте.
Что-то пошло не так. Это не его мысли о любви? Нет, его же. Почему зелье не действует?
- Ну же, - шепчет Невилл, наплевав на то, что Снейп может услышать, - ну, пожалуйста.

Она стоит около качелей и грызет яблоко. Какая-то рыжая девчонка, совершенно незнакомая. Никаких садов вокруг и в помине нет, обычный город, несколько деревьев, осень, девочка вдруг поворачивается и говорит куда-то в кусты:
- Ну что ты там опять сидишь и смотришь? У меня еще есть. Хочешь яблоко? Оно спелое, - девочка смеется, - но кислое.
Последнее, что успевает увидеть Невилл, – тонкая детская ладошка, огромное красное яблоко на ней, ветки кустов качаются и…
- Лонгботтом!!!!
- Я не знаю, кто это, - моментально сообразив, почему Снейп так кричит, отвечает Невилл. – Я думал, что увижу…
- Мне… мне плевать, что вы там думали!
Снейп пытается говорить спокойно, хотя понятно, что он с удовольствием выскреб бы увиденную сцену из его головы.
И тут Невиллу становится его… жалко.

Он ничего не понимает, кроме того, что картинка откуда-то из прошлого Снейпа, но… она так ему не подходит. И что же там было, если Снейп так взбесился? Там были дети, а Снейпу – сорок, наверное, он чуть младше родителей, они заканчивали, когда родители Гарри и Снейп поступили на первый курс.
Невилл сразу отвлекается, представив родительский седьмой, тогда же тоже была… почти война.
- Лонгботтом, - наконец нарушает тишину Снейп, - почему вы это увидели? Ведь сначала ничего не было.
- Я… попросил.
- Кого? Что?
- Просто… попросил. Я хотел увидеть родителей, то есть я думал…
- Понятно, - обрывает его Снейп.
- А откуда вы знаете, что именно я вижу?
- Я готовлю это зелье, Лонгботтом. Еще вопросы?

Мерлин, самое главное - не ляпнуть сейчас что-нибудь вроде: «Успокойтесь, сэр»
Никогда бы не подумал, что Снейпа можно пожалеть вот такого, с перекошенным лицом, взбешенного, пытающегося сдержаться и от этого – еще более жалкого.
Кого он боялся почти семь лет?
- Я не хотел, - все-таки уточняет Невилл. - А вы… тоже знаете эту песню?
- Нет. Идите, Лонгботтом.
Как будто жалость придает какие-то дополнительные способности. Вот сейчас Снейп точно колеблется между «Занятий больше не будет» и…
Нет, побеждает второе.
- Завтра, в восемь.

Словно Невилл может забыть.



Глава 5

Весна

А ведь он чуть было не пропустил весну. Для Невилла жизнь Хогвартса настолько сконцентрировалась внутри стен, что он не обращал внимания на тишину за окнами, ведь мартовские ветра куда спокойней зимних; не замечал прозрачного голубого неба; даже то, как менялся лес, ускользнуло от его внимания в этот год. Коридоры-классы-комнаты; классы-комнаты-коридоры. Как будто замок сам стал стеклянным шаром и запер их, отгородив от внешнего мира.
Март прошел незаметно, а вместе с апрелем нагрянули пасхальные каникулы, и Невилл с ужасом понял: надо бросить всё и уезжать. Ему хотелось остаться, он готов был вытерпеть что угодно; «что угодно» вообще больше не имело значения. Но бабушка, как назло, писала пространные письма ни о чем, усугубляя его беспокойство.
Он не мог уехать и оставить Хогвартс. Он не мог уехать и оставить Снейпа. Это тоже было ужасно; приступ жалости не только не прошел, наоборот – грозил обострением.
И если о зельях и своих сочинениях он еще мог рассказать товарищам в случае крайней необходимости, то вот о жалости – никому и никогда.
Поэтому на каникулы Невилл отправился в полном смятении: переживать столько событий сразу ему еще не приходилось. Может быть, на это был способен Гарри, но не он, якобы избранный.
Дома тоже оказалось невесело: он все сильнее отвыкал от бабушкиного внимания, ласкового и цепкого, как ядовитый плющ. Было очевидно: в её представлении ему никогда не исполнится не то что восемнадцать, хотя бы шестнадцать. И то, что ему будет весьма и весьма сложно сходить к родителям одному, надо было принять как факт. А Невилл всего лишь хотел остаться с ними наедине.
Ему снился Хогвартс; неожиданно вспомнился рецепт зелья, точнее, даже не рецепт, а слова про источники, твердь и воздух – он проснулся и не мог больше заснуть.
Днем он думал о Снейпе - Мерлин, на четвертом и пятом курсах, когда он тихо и безнадежно был влюблен в Джинни Уизли, он и то думал о ней гораздо меньше.
Бабушка, обеспокоенная его странным поведением – какой нормальный подросток будет рваться обратно в школу, да еще в такой год? – тоже спокойствия не добавляла.
Они так и не поговорили толком; Невилл огрызался, она, опешив от перемен, произошедших с внуком, ворчала – и как же потом он жалел о таких вот бездарно потраченных вечерах!

Невилл не увидел Джинни на вокзале; в школу она не вернулась. Симус шепнул, что она прячется вместе с родителями. Ну, хоть какая-то однозначно хорошая новость.
Снейп, конечно, присутствовал на ужине, последовавшем за их приездом, такой же, как всегда, или даже еще мрачнее. Невилл не смотрел в его сторону, просто убедился, что фигура в черном на месте, восседает во главе преподавательского стола, и уткнулся в тарелку.
Теперь в Большом зале больше молчали, ели быстрее и старались разойтись по гостиным.
В первый вечер уйти к Снейпу не удалось. Ну нельзя было откровенно врать всем сразу, и Невилл с Симусом пару часов исправно валяли дурака, подражая легендарным уже близнецам Уизли и развлекая младшекурсников.
А вот на следующий день он удрал, и горгулья, увидев его, моментально отъехала в сторону.
Как будто Снейп его тоже ждал.
И как будто ничего не изменилось.
- Пейте, Лонгботтом.
Привычный кивок на стакан.
Пергаментов на столе поубавилось; на портрете Дамблдора не было видно даже верхушки шляпы; и резные дверцы больше не подсвечивались изнутри серебром. Словно здесь погасили свет, хотя свечи горели по-прежнему ярко… но чего-то не хватало.
И Невилл не смог не спросить:
- А что случилось?
Если бы горгулья из коридора поднялась в кабинет, чтобы потребовать прибавки к жалованью, Снейп удивился бы меньше.
- У кого? – он даже снизошел до ответа, точнее – до встречного вопроса.
Но Невиллу было всё равно.
- У вас, - уточнил он и спрятался за очередным спасительным глотком.
Зелье вдруг стало отвратительно-бурым; Снейп посмотрел на стакан, на Невилла.
- Если вам нравится глотать такую дрянь, продолжайте выдвигать предположения.
Коротко и ясно. Разговор окончен.

Невилл допил, сам спросил: «Завтра как обычно?», дождался хмурого кивка и ушел.

Он столько раз за каникулы перебирал темы, которые хотел бы получить. Честно, уже хотел. Придумывал тезисы. Только что не записывал, идиот, но пытался запомнить. Слова трансформировались в образы, но так даже было проще.
Однако Снейп опять смог удивить его.
Прошла неделя, прежде чем Невилл получил задание. И остолбенел. Хорошо хоть, что смог нормально выйти из кабинета, но в коридоре сел на подоконник и уставился на розовый закат за окном.
Он придумывал, что мог бы написать о тысяче вещей, важных и не очень, но одна простая тема даже не пришла ему в голову.
«Напишите мне о смерти, Лонгботтом. Размер, как обычно, не ограничен. Только постарайтесь обойтись без рифм».
Невилл даже не обратил внимания на последнюю фразу.
И хуже всего было то, что он точно знал, что и о ком будет писать. Не о Гарри - Гарри и смерть несовместимы; не о Дамблдоре, ни о ком из тех, кто первый бы пришел ему на ум еще полгода назад.
Если только ему хватит смелости.
Или наглости.

Нет, не хватило.
Снейп развернул чистый пергамент.
- Понятно, terra incognita.
- Нет, сэр.
Невилл наплевал на все правила и не стал закрывать глаза.
- Я не стал писать, потому что хотел сказать это.
- Что?
- Когда ты что-то понимаешь про человека… или хочешь понять еще больше… И этот человек – ну… как комната за закрытой дверью, и ты приоткрыл дверь и думаешь, что там человек... – Что же он несет, почему нельзя называть всё своими именами? - Думаешь, что там человек, а там его нет. Там – смерть.
Он даже смог посмотреть на Снейпа.
Только для того, чтобы убедиться, что был прав.
Нет, ничего не изменилось – Снейп так и стоял с чистым пергаментом в руке и всё так же равнодушно смотрел на Лонгботтома, но Невилл точно знал, что угадал и, похоже, не целясь, попал куда-то, куда лучше было не попадать.
- Отлично, Лонгботтом. Очень ценное наблюдение, учитывая все обстоятельства. Могу ли я полюбопытствовать, о ком вы говорили? Вы узнали что-нибудь о Поттере?
- Даже если б узнал, - машинально огрызнулся Невилл. – Но я говорил не о Гарри. А о вас.
- Отлично, Лонгботтом, - повторил Снейп. - Кто вам подсказал? Основатели?
- Нет, сэр. Я просто вижу.

Трудно было представить себе более дикую ситуацию. Двое в кабинете обсуждают возможную смерть одного из них, как будто речь идет о… приготовлении овсянки на завтрак.

- Альбус, вы обратили внимание, как все повернулось? - Снейп обращался к Дамблдору, но смотрел на Невилла. - Ну не дословно, конечно. Но… забавно. Да. Настоящий урборос. Идите, Лонгботтом. Завтра как обычно.

Невилл хотел сказать… много чего хотел сказать. Но повернулся и пошел. Вниз по винтовой лестнице, которая больше не скрипела и не поворачивалась. Мимо недовольно посторонившейся горгульи. По вечно пустому коридору – а ему так хотелось встретить кого-нибудь из приспешников Кэрроу, чтобы врезать от души, и будь что будет.
Но было совсем другое – плакавшие первокурсники, злая Макгонагалл, битком набитая гостиная, старшие хаффлпаффцы, проигнорировав запреты, пришли в гриффиндорскую башню.
И… все они, школьники, не декан, конечно – почему-то ждали от него, Невилла, каких-то решений. А каких? Они успокаивали младших. Они успокаивали Минерву. Потом, когда остались одни, Симус достал галеон, подбросил его на ладони и медленно сказал:
- Надо валить.
- Куда?
- Не куда, а отсюда. Черт, слышал я сказку про карту, где указаны все ходы и выходы из школы.
- Я не могу уйти.
- Так и я не могу. Ладно, пошли спать. Что-то еще завтра будет, Майкла надо навестить с утра в Больничном крыле. Ты как?
- Иду. То есть нет, я еще посижу.

Он дождался, пока Симус поднимется в спальню, и пошел обратно – за портрет Полной дамы, вверх по лестнице, по коридору до конца и там направо, и еще пара пролетов вверх. Привычной дорогой к директорскому кабинету.
Но горгулья даже не шевельнулась.
Тогда он сел у подножия статуи, закрыл глаза и приготовился ждать.

Оттуда его и забрал Амикус Кэрроу.

Невилл давно перестал смотреть на себя в зеркало. Но на этот раз ему даже самому стало любопытно – что же там с лицом? Физиономия в зеркале могла представлять интерес только для мадам Помфри, и вполне потягаться по количеству шрамов с лицом Билли Уизли.
Снейпа не было ни за завтраком, ни за обедом, ни за ужином.
Невилл дошел до кабинета, взглянул на неподвижное чудовище, вернулся к себе. Полночи они с Симусом придумывали то ли план побега, то ли план дальнейших действий; мысли качались как маятник – туда-сюда.
А почти на рассвете его осенило. Нет, наверное, все-таки Хогвартс подсказал.
Он вышел из башни и отправился вниз, мимо хаффлпаффского коридора, к подземельям Слизерина. Трудно было придумать что-либо глупее, но он надеялся на замок, который не мог подвести.
В конце концов, он же шел к источникам.

За невзрачной статуей Оттара Черного обнаружилась дверь, никому не известная и никем не запертая. Невилл сомневался, что сможет пройти по этому пути в следующий раз, но он сейчас он уверенно спускался по скользкой лестнице, не решаясь засветить Lumos, только держась рукой за мокрую стену.
Внизу вспыхнул огонек. Идти, ориентируясь на свет, стало легче.

Снейп встал с колен и повернулся. Светящийся шарик, похожий на напоминалку, болтался в воздухе перед его хмурым лицом.
- Я больше не приду, сэр, - сказал Невилл.
- Что вы здесь делаете, Лонгботтом?
- Я подумал, что проще найти вас с утра и предупредить, чтобы вы не готовили зелье. Его же надо готовить каждый день, да? Собирая ингредиенты заново? А источники, на которых стоит Хогвартс, – здесь.
- Здесь, - подтвердил Снейп, прищурившись и внимательно разглядывая его. Но даже если бы сейчас в открытую прозвучало Legilimens, Невилл не отвел бы взгляд. Пусть смотрит.
- Могу я узнать о причинах отказа?
- Зачем? Вы не можете ничего сделать с Кэрроу, и после этого говорите о спасении Хогвартса?
- Идиот, - процедил Снейп, - малолетний гриффиндорский идиот. Вы что, не понимаете…
- Нет, - перебил его Невилл, - и никогда не пойму. Наверное, вы ошиблись, сэр. Ничего не получится.
- Лонгботтом!

Но он уже повернулся, стараясь хотя бы не поскользнуться; ноги сами ехали вниз, как будто Снейп не отпускал его. А он-то ждал Петрификуса или Ступефая.
- Лонгботтом!!!

***
- Эй, проспим ЗОТС, Невилл. Где ты шлялся?
- Нигде, - сонно ответил Невилл, вернувшийся полчаса назад. – Никуда я не пойду, Симус, пусть хоть на куски режут. Дай поспать.


Глава 6

Свобода

Вот что это было – свобода. Никакой ты не избранный, и мало ли кто с тобой разговаривал. Да и когда разговаривал? Где? После того, как тебя напоили какой-то отравой? У тебя в голове? Любой, кто услышит эту историю, поднимет тебя на смех. Никто, да хоть тот же Симус, никто не верил даже Гарри, а ведь поверить Поттеру, с его шрамом, с его прошлым – было куда проще. Гарри видел… Невилл осекся даже в мыслях – привычка пропускать запретное имя, кого видел, того и видел, а ты разговаривал с Основателями. Скажи об этом Финнигану – он первый покрутит пальцем у виска. И будет прав. Мало ли что говорил Снейп. И кому? Портрету Альбуса? Когда Альбус ни разу и не появился?
Мерлин, какой же ты идиот. Не просто идиот, еще и честолюбивый, наверное. Хогвартс ему помогает! Да просто везло! Что ж он не помог с Кэрроу?
«Разве не помог? - услужливо и ехидно пропел внутренний голос. – Иначе как бы ты оказался здесь?»
- Я в любом случае здесь уже бывал, и не раз! – вслух возразил Невилл.
Выручай-комната была пуста и чиста. Никакого хлама, только гамак и гобелен Гриффиндора. Действительно, ему легко удалось уйти, прямо с урока, отпросившись у Помоны Спраут. В последний раз пройти оранжереей, проскользнуть незамеченным по двору, подняться сюда, встать спиной к гобелену Варнавы - и войти. Перед гербологией Падма Патил успела перехватить его:
- Невилл, они что-то затевают. Кребб и Гойл сказали: «Ботанику сегодня крышка».

Вот пусть сначала попробуют найти ботаника. Им теперь никого не достать - ни его, ни бабушку.
Невилл еще покружил по комнате, пытаясь успокоиться, потом забрался в гамак с намерением проспать до вечера, может быть, кто-нибудь из ребят тоже решит уйти - надо же будет их встретить. «Вроде как я здесь хозяин», - подумал он и заснул.
И сны в Выручай-комнате были другие – светлые и бессмысленные, какие-то милые картинки, на которые было приятно смотреть и с которыми можно легко расстаться.
А когда он, абсолютно выспавшийся, свободный и почти счастливый, открыл глаза, то оказалось, что гости не заставили себя ждать.
Снейп стоял к нему спиной, около зеркала, и, морщась, снимал паутину с рамы.
Невилл видел отражение его лица, привычную гримасу недовольства, понимал, что Снейп тоже его видит, но сделать ничего не мог. Ни заорать, ни попытаться защититься, ничего. «Тот, кто поддерживает Кэрроу, не сможет войти сюда», - такое условие поставил он Выручай-комнате. Либо оно не сработало, либо Снейп мог войти куда угодно – говорил же он когда-то о неограниченных возможностях директора, либо он… не поддерживал Кэрроу.
Как всегда, когда перед ним вставал выбор, Невилл склонялся к самому положительному варианту. Но… сколько раз его это подводило?

- Сегодня никто не придет, Лонгботтом, - встретившись с ним в зеркале взглядом, сказал Снейп. – Вас ищут, всех разогнали по факультетам, Финнигана допрашивает мистер Кэрроу. Довольны?
- Нет, - только и смог сказать Невилл.
- Вас до сих пор не удивляет то, что вы смогли беспрепятственно пройти сюда, хотя за вами следили со вчерашнего вечера?
- Кто следил? Я никого не видел.
Снейп удовлетворенно кивнул:
- Может быть, этот факт наведет вас на определенные мысли. Надеюсь, мысли еще есть.
- Таких – нет!
- Безмозглый…
- Как вы сюда вошли?
- Сэр.
- Как вы сюда вошли?
- А вы подумайте, Лонгботтом.
Снейп повернулся и посмотрел на него так, как будто оценивал, способен ли Невилл на какой-никакой мыслительный процесс.
- Я принес ваши эссе.
Он достал из кармана сюртука аккуратно свернутые конвертиками пергаменты. Подошел ближе и бросил их на гамак.
- Попробуйте перечитать.

И больше ничего. Снейп резко развернулся и пошел к дверям, а Выручай-комната вдруг стала бесконечной. По крайней мере, так показалось Невиллу – Снейп шел к огромной темной двери на светлой стене бесконечно долго, словно… Словно надо было успеть сказать ему что-то.
- Я их сожгу! – крикнул Невилл.
Тишина. Как тогда, с портретом Дамблдора.
- Я – никакой не избранный!
Тишина.
И он все-таки сказал то, что говорить не собирался и не сказал бы никогда, но ему так хотелось, чтобы Снейп даже не остановился - об этом и мечтать не приходилось, - а хотя бы замедлил шаг.
- Не надо умирать!!! Пожалуйста, сэр! Это неправильно!
Дверь распахнулась, и Снейп, так и не обернувшись, вышел.

В темном углу комнаты появился камин.
- Я их сожгу, - повторил Невилл, и пламя в камине вспыхнуло весело и жадно.

Они хорошо горели, пергаменты Лонгботтома. Эссе о Хогвартсе и сочинение о жизни, страница с маминой песенкой и лист, на котором ничего не было написано. Огонь корежил желтоватые листы, проступая на них черными пятнами, пятна становились провалами, пергамент разваливался пополам, буквы танцевали, радуясь пламени. Или – свободе?

Невилл смотрел на огонь и думал, что сможет рассказать об этом только Гарри. Потому что, если Гарри вернется в Хогвартс, значит, всё было неправдой, мороком, сном, и Невилл – никто, обыкновенный школьник. Точно, так он и скажет, потом, когда они выберутся в «Три метлы» посидеть за сливочным пивом.
Когда Гарри победит. А в том, что Гарри победит, Невилл не сомневался никогда.

***
Они кричали. Они кричали так громко, что Невиллу хотелось переорать этот гул, этот стон: «Замолчите все!»
Он не чувствовал жара, точнее, могло быть и хуже, наверное. Только все возможные «хуже» больше не имели значения.
Гарри был мертв. И Снейп был мертв тоже – это Невилл знал точно.
И никого вокруг не было, несмотря на толпу народа. Никого. Невилл, Шляпа и Хогвартс. И всё.
- Жарко, - шепнула Шляпа.
- Потерпи.
- Так будет веселее, - почему-то ответила она. - Споем, Лонгботтом?
- Что?
- Можешь присоединиться. В мыслях. Давай.
И Шляпа… нет, не запела. Она рассказывала ту самую песенку. Ровным знакомым голосом. Голосом Снейпа.

Прошу тебя - не отнимай,
Что нам подарено судьбою,
Когда придет веселый май,
И мы увидимся с тобою.
Белеет яблоневый цвет,
Пастух играет на свирели,
Ты говоришь мне — лучше нет
Садов, где яблоки созрели.

И облетают лепестки,
И в песне слышится, назло нам,
Что ночи слишком коротки,
А дни полны пчелиным звоном.
Я, как во сне, тебя зову,
Ты говоришь — еще не время.
Дождемся встречи наяву,
В садах, где яблоки созрели.

Но чудеса не удались -
С деревьев, вымокших и зяблых,
Слетает наземь желтый лист,
И слышен стук упавших яблок.
Они твою излечат боль,
Они зимой тебя согреют,
И будет тень моя с тобой,
В садах, где яблоки созреют.

- Думаешь? – шепотом спросил Невилл. – А ведь действительно – уже май.

Шляпа промолчала. Как Снейп недавно, в Выручай-комнате.
На Невилла смотрели все: студенты, преподаватели, Пожиратели Смерти, великаны, Вольдеморт, даже гигантская змея тоже подняла голову.
И Хогвартс смотрел – огромный беззащитный замок, доверившийся ему. Весь, от василиска до феникса.
Как будто никого, кроме Лонгботтома, больше не было.
Значит, не было.
- Ну, тогда так, - прошептал Невилл, и Шляпа радостно ухнула. – Извини.

Он знал, что сейчас всё получится. Пусть один раз в жизни – но получится всё.
Он был свободен.

Невилл повернулся, даже не удивляясь тому, что никакие заклинания его больше не держат.
Шляпа слетела с его головы.
И тогда он улыбнулся, протянул руку.
И взял меч.

~ fin ~