Олимпиада автора Tower-башня    закончен
Что делать, когда магический мир на пороге войны, а ученики в ужасе оглядываются по сторонам, ожидания нападения? Конечно же, устроить магическую олимпиаду с нереальным конкурсом и главным призом! Только вот, так ли радостна победа, если последующие два месяца тебе придется провести с неугомонными Мародерами, не знающие понятие "тихая жизнь"?
Mир Гарри Поттера: Гарри Поттер
Лили Эванс, Джеймс Поттер, Харли Вайт, Люис Лунн, Сириус Блэк
Angst, AU, Драма || гет || PG-13 || Размер: миди || Глав: 14 || Прочитано: 14625 || Отзывов: 2 || Подписано: 4
Предупреждения: Смерть главного героя, Смерть второстепенного героя, ООС, AU
Начало: 14.01.17 || Обновление: 12.06.19

Олимпиада

A A A A
Шрифт: 
Текст: 
Фон: 
Глава 1


I; 1. Олимпиада.

Думаю, многие в глубине души признались бы, что школьные годы — если уж не самая приятная пора, то довольно насыщенная и веселая. Пожалуй, ещё год назад я бы с этим не согласилась и лишь презрительно фыркнула в ответ. Но в моей жизни появились Мародёры. Знаете, такие типичные красивые парни с офигенным чувством юмора и шальными улыбками. Они поистине необыкновенные ребята, и не удивлюсь, что втайне учителя лишь восторженно размышляют об их выходках и думают о том, что бы те могли еще учудить. А уж фантазия у Мародёров была действительно на высоте. Как бы скептически я к ним не относилась, но не признать того, что они были первоклассными магами и довольно харизматичными личностями — просто невозможно. Да и чего греха таить? Я не раз заглядывалась на их смазливые физиономии, невольно проникаясь к ним симпатией. И если бы не моя природная серьёзность и занудство, то я бы наверняка пополнила ряды их поклонниц, которых — поверьте мне на слово, — было столько, что невольно начинает дёргаться глаз. Н-да, умей Сириус Блэк проникать в сознание, ломая притом защитные чары, то извёл бы меня до смерти за такие мысли.

— Эй, Эванс! — глухой баритон, один из тех, что невольно заставляют мурашки пройтись по коже, оглушил моё левое ухо и заставил нервно вздрогнуть. Кстати, знакомьтесь — Сириус Блэк собственной персоной, который скоро пополнит ряды покойников, я вам обещаю.
— Ну что за выражение лица? Ты отравляешь мне всё настроение! — страдальчески выпалил он, закинув мне на плечо свою тяжёлую руку. Я резко дёрнулась, толкнув парня в сторону, и стремительно зашагала вперёд, шлёпая босыми ногами по тёплому, даже слишком тёплому песку.

О, быть может, вы хотите спросить меня, как я умудрилась подписаться на лето в компании четырёх обалдуев? Или то, каким чудесным образом нас занесло в недолагерь на Бермудских островах? Хм, в таком случае придётся отправиться в далёкий 1976-ый год, когда ничто ещё не предвещало надвигающую катастрофу.

Я, будто всё происходило вчера, помню, как прощалась с родителями после летних каникул, и стояла на хорошо освещённой Хогвартской станции. До отбытия поезда оставались считанные минуты, поэтому я вдоволь наслаждалась общением со своими ближайшими родственниками и улыбалась в предвкушении грядущей свободы. Родители у меня хорошие. Мама — Кэролайн Сицилия Эванс — была врачом, поэтому нередко докучала мне со своей чрезмерной заботой, из-за которой отношения у нас были натянуты до предела, и частенько ругала за, как она считала, посредственное поведение. Родившись в семье с аристократическими корнями, она имела прекрасный вкус, музыкальное образование и ненормальную любовь к золотым побрякушкам, которых у неё было неимоверное количество, и к которым она относилась так трепетно, что иногда пугало. Признаться, для меня всегда оставалось загадкой, почему она пошла в медицинский колледж, а не ждала выгодного замужества, которое должно было обеспечить ей богатую жизнь. Ещё больше меня всегда поражал её выбор касаемо мужа. Отец мой был полной противоположностью всех этих богатеньких мужчин со страниц элитных журналов. По натуре он был человеком простым, с гиперактивностью и прекрасным чувством юмора. Его рыжие волосы в молодости всегда лежали на плечах небрежными патлами, а шальной взгляд зелёных глазах смотрел на мир широко и открыто. Порой, когда у моей матери случались приступы меланхолии, она частенько рассказывала мне о том, что Патрик Эванс был первым красавцем в городском округе и пользовался неимоверной популярностью у особ женского пола. В такие минуты что-то таилось в её голубых глазах, придавая взгляду исключительную простоту и доброту, а морщинки, которые всегда появлялись на идеально бледном лице, разглаживались. Наверное, стоит сказать, что я неимоверно похожа на своего отца? Нет, не популярностью, а внешностью: изумрудными глазами и рыжими волосами. Моя же старшая сестра — Петуния Эванс —, напротив, унаследовала голубые глаза и блондинистые волосы (а также гордый нрав и слишком нереальную любовь к блестящему) от матери. Честно? Мы никогда не ладили. В детстве, кажется, я постоянно портила ей праздники выбросами магии, а в отместку Петуния разносила по всей школе не самые лестные слухи обо мне. В начальных классах я была чем-то вроде отброса из-за неё, но меня это волновало не так уж и сильно. Сейчас же, по прошествии пяти лет, наши отношения в лучшую сторону не улучшились ни на йоту, а недопонимание увеличивалось в геометрической прогрессии, из-за чего моя дорогая старшая сестрёнка не изъявила желания проводить меня даже до станции.

— До следующего лета, малышка! — улыбнулся Патрик Эванс, махнув рукой на прощание, а Кэйтлин, картинно закатив глаза, качнула головой в сторону, намекая, что мне уже пора бежать.

Бросив на родителей быстрый взгляд, я лёгкой походкой забежала в уже отъезжающий поезд и побрела в предпоследнее купе для старост, с гордостью ощущая тяжелый металл, прикреплённый к фирменному жилету.

Что ж, теперь вы понимаете, почему я никогда не любила Мародёров? Почему их улыбки вызывали у меня лишь раздражение, а извечно громкие разговоры про очередные шалости, доводили до красных пятен на лице? А ещё этот треклятый Джеймс Поттер, который, между прочем, являлся одним из самых главных зачинщиков беспредела в школе и главным красавцем по совместительству. Наверное, за всю свою жизнь я никого так ненавидела, как Поттера. Даже простого взгляда на его лицо хватало, чтобы вывести меня из себя, а чего уж говорить про посещение совместных уроков? Когда толпы девушек штабелями падали от его божественного голоса, я готова была убить Поттера прямо на месте. Меня раздражало в нём всё, начиная от вечного вороха на голове и заканчивая самовлюблённой улыбкой. Его небрежное: «Хэй, Эванс», доводило до жуткой внутренней истерики, а нелепые приглашения в Хогсмид — до язвительных шуточек. О, и не надо называть меня жестокой и тому подобное. Мне совсем не хотелось его обижать, но кто уж знал, что он будет воспринимать все мои слова буквально?

— Привет, Лили, — улыбнулся Римус Люпин, помахав мне рукой. Я приветливо улыбнулась, чувствуя, как приятное тепло расплывается внутри. Римус был третьим в шайке главных бузотёров школы и, пожалуй, самым адекватным. Его спокойный вид всегда внушал мне доверие, а такая поразительная разница между его характером и характером остальных Мародеров немного удивляла. Хотя, как там говорят, противоположности притягиваются?

— Здравствуй, Римус.

Между нами повисло минутное молчание, а я подумала, что перспектива стоять посередине коридора — не самая выгодная.

— Слышал, что Дамблдор в этом году решил устроить какую-то олимпиаду. Что думаешь об этом? — вдруг вопрошает он, озадаченно уставившись на меня. Люпин как-то странно закусывает губу, и мне кажется, что что-то тут определённо не так. Словно он оттягивает время.

— Хм, любопытно, — на минуту я забываю, что шла в купе старост, и удивлённо вскидываю бровь. — Я ничего подобного не слышала. Слушай, Римус, а ты не знаешь…

Закончить свой вопрос мне не удалось из-за оглушающего взрыва в слизеринском купе. Мои глаза с ужасом расширяются, а сердце замедляет удар, словно предчувствуя беду. Догадка приходит почти сразу, поэтому я, стремительно развернувшись, подбегаю к толпе напуганных пятикурсников и на правах старосты раскрываю дверь. На диванах сидят парни лет пятнадцати, с застывшим шоком на лице. Среди них я замечаю Регулуса, чьи серые глаза непривычно широко раскрыты, а губы слегка приоткрыты. Я мельком думаю о том, что здесь не обошлось без Мародёров, но, надеясь на лучшее, пытаюсь игнорировать эту скверную мысль.

— Что здесь происходит? — прохладно интересуюсь я, садясь на корточки, чтобы поближе рассмотреть дымящиеся обёртки бумаги и горелую пластмассу. Слизеринцы молчаливо переглядываются, пытаясь смекнуть, что к чему, а я тем временем аккуратно вытаскиваю из горстки пепла уцелевшие обёртки бумаги. Дрожь проходит по рукам, когда я вижу изящные и такие знакомые завитушки, правда, от текста остались только три изящных буквы, гласящие «Мар…»

Я со злостью сжимаю несчастный клочок бумаги, а потом резко поднимаюсь на ноги, стараясь не смотреть на столпившихся людей. В купе уже прибежали старосты факультета, которые с безразличным видом осматривали обожжённые руки слизеринцев, и только в их чуть сощуренных глазах можно было прочесть вопиющую ярость. Тяжёлый вздох срывается с моих губ, а бумажка непроизвольно мнётся из-за напора рук. Поспешно покинув помещение, я мысленно перебираю все виды насильственной смерти, сетуя на то, что нужно так же тщательно продумать, как лучше избавиться от трупов. Да, в тот момент во мне вспыхнул такой знакомой огонёк ярости, смешанный с личной неприязнью, что я смутно помню, как добралась до злосчастного купе. Резко распахнув дверь, я серьёзным взглядом обвела сидящих и немного вздрогнула, наткнувшись на взгляд карамельно-карих глаз. Казалось, что за лето Джеймс Поттер изменился до неузнаваемости, а и без того привлекательное лицо юноши стало ещё мужественнее и красивее. Нервно сглотнув, я попыталась было открыть рот и начать свою гневную тираду, но меня бессовестно остановил Сириус Блэк, с самой наглой улыбкой на лице.

— О нет, Эванс, — он склонил голову на бок, наигранно тяжело вздохнув. — У тебя такое выражение лица, будто ты собираешься орать. — Резко поднявшись, он издевательски проговаривает:
— Нет, я конечно рад тебя снова видеть, но, боюсь, мои перепонки ещё не реабилитировались с прошлого раза.

Я возмущённо вздыхаю, а глаза сами собой распахиваются от нахлынувших воспоминаний прошлого года, которые всё лето я пыталась забыть и вычеркнуть из памяти навсегда. Это был последний день экзаменов. День, который должен был быть идеальным, стал самым чёрным и горестным за всю мою жизнь. В тот солнечный и тёплый четверг меня предал мой лучший (и единственный) друг — Северус Снейп. Пытаясь закрывать глаза на его тесное общение с людьми, из чьих уст не раз выливались потоки грязи в мой адрес, я жила в красочной иллюзии, словно мой дорогой Сев никогда не станет таким и уж точно никогда не назовёт меня этим треклятым словом. Наверное, меня обидело даже не то, что он оскорбил меня, а то, что все к тому и шло. Да ещё эти Мародёры, которые решили воспользоваться шансом и начали издеваться над ним. В тот же день Сириус и Джеймс, убеждённые, что я очень переживала из-за нашей крупной ссоры с Северусом, подошли ко мне и извинились за свое поведение, и вообще, им, оказывается, было жаль, что всё так вышло. Помниться, в то день я накричала на них так сильно, что вся гостиная смотрела на меня, как на больную.

— Успокойся, Эванс, — сказал мне тогда Джеймс, и тон его был настолько холодным, что я резко замолчала, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Если тебя предал твой лучший друг, то в этом нашей вины нет. И мы все тебя предупреждали насчёт Нюнчика, но ты упорно пыталась не замечать в нём всё то дерьмо, о котором тебе неоднократно говорила Алиса. А сегодня случилось то, что случилось. И вместо того, чтобы срываться на нас, ты бы лучше подумала о себе и о том, как жить дальше будешь.

Да, как бы ни хотелось мне признавать, но человек, которого я ненавидела, и чьи слова никогда ничего не значили для меня, был прав. Только с этой правдой податься было некуда, да и легче не становилось. Всё лето я пыталась мыслить трезво, пыталась игнорировать существование Сева, который частенько заявлялся домой. В то лето я лишилась многого в своей жизни, в том числе и писем Джеймса Поттера, которых, как я с ужасом признавалась самой себе, мне чертовски не хватало.

— Вы причастны к взрыву в слизеринском вагоне? — спокойно поинтересовалась я, холодно глянув на Блэка. Сириус весело ухмыльнулся, его явно забавляла сложившаяся ситуация. А у меня внутри вулкан бурлил со страшной силой, а сердце разрывалось на части, когда перед глазами вновь и вновь всплывали картинки прошлого.

— Не-а.

Покачав головой, я лишь тихо что-то буркнула про себя, покидая купе. Воспоминания о прошедших днях выбили всякое желание скандалить и доказывать свою точку зрения. В конце концов, не маленькие, в голову им ничего не вбить, да и нужно ли это? В последнее время начинаешь понимать, что своё мнение лучше всего держать при себе. Тяжело вздохнув, я плюхнулась на свободный диван и задумалась о том, что этот год будет тяжёлым, но не менее важным, ведь впереди экзамены, взрослая жизнь, война, а ещё какая-то олимпиада, или о чём вообще говорил Римус? Фыркнув, я перекинула волосы через плечо и облокотилась лбом о холодное стекло, чувствуя, как бешено бьётся сердце, как оно грозится выскочить из груди. Но когда глаза, наконец стали слипаться, а сон почти захватил меня, я подумала, что всё же скучала по Мародёрам.

***

Когда я проснулась, настольные часы показывали без пяти семь, а за окном уже смеркалось. Багряный закат раскинулся на небосводе, а могучие гривы старых деревьев раскачивались из стороны в сторону, пытаясь что-то нашептать. Я раскинулась на диване, чувствуя, как поезд постепенно начал сбавлять ход, а дети за стенкой — смеяться. Все носились из одного купе в другое, а старосты ходили по вагонам, говоря, что уже пора переодеться в школьную форму и готовиться к прибытию. Бодро вскочив, я накинула чёрную мантию поверх белоснежно-белой блузки и алого галстука, который сочитался с моими огненно-красными волосами. Поезд плавно затормозил, а после небольшого толчка и вовсе перестал двигаться. Прозвучал долгий гудок, оповещавший о прибытии, а через несколько минут ученики лениво стали выходить из своих душных купе.

— Первокурсники, первокурсники! — громко проговорила я, кутаясь в подолы мантии от сильного сентябрьского ветра. — Подходим ко мне, скорее!

Стоя на краю платформы, я недовольно поглядывала в сторону Мародёров, которые, как всегда, непринуждённо о чём-то болтали и звонко смеялись на всю улицу. Поймав мой взгляд, Блэк весело мне подмигнул, а потом взорвался от жуткого хохота, когда моё лицо исказилось в гримасе вселенского ужаса. Тряхнув головой, я ласково улыбнулась подошедшим ко мне детям и повела их группкой к Чёрному озеру, где нас уже заждался Хагрид, который и будет их проводником. Я грустно усмехнулась, вспоминая, как была такой же маленькой, как с волнением оглядывалась по сторонам и незаметно щипала себя за руку, дабы удостовериться, что это всё не сон, что Хогвартс мне не приснился. А затем распределение: вспотевшие ладошки и дрожащие ноги. Тогда казалось, словно в жизни ничего будет страшнее этого момента.

— Спасибо, Лили, — великан добродушно похлопал меня по плечу, стараясь не переусердствовать. Я лишь жалко улыбнулась в ответ, рассуждая о том, что повозки уйдут через несколько минут и добираться до замка придётся пешком.

— Ну ладно. Беги, а то опоздаешь ведь!

Качнув головой, я побежала к каретам, пытаясь разглядеть знакомые силуэты моих друзей: Алисы Рейвен и Доркас Медоуз. Алиса представляла из себя коротко стриженную брюнетку с большими голубыми глазами, чьё сердце было наполнено невероятной любовью к детям. Почти всегда на её лице красовалась задумчивая улыбка, а гранённые скулы придавали лицу какую-то чарующую серьёзность. Не обделённая вниманием со стороны парней Рейвен имела постоянные отношения на протяжении двух лет с Фрэнком Лонгботтомом, который отличался истинным гриффиндорским благородием и широтой восприятия мира. Доркас Медоуз же была необыкновенно яркой личностью, с не менее заметной внешностью: грива роскошных волос волнами спускалась по плечам, а тёмно-карие глаза горели природным азартом и желанием жить. Из-за своей буйной натуры она не раз попадала в лазарет, прихватив вместе с собой заодно и слизеринцев, которые были не прочь поскандалить с гриффиндоркой. При всей своей неусидчивости и вспыльчивости она с лёгкостью понимала такие науки, как нумерология и астрономия, которые давались далеко не всем.

Признаться, я бы не смогла назвать этих девушек своими близкими, да и вообще мало что могла сказать про них, потому что до этого года почти всё свободное время проводила в компании Северуса. Что Алиса, что Доркас не раз сетовали на мою дружбу со слизеринцем и частенько любили приговаривать, что однажды этому придёт конец. Да, их можно было только наградить за интуицию. Впрочем, они не виноваты, да и… они действительно хорошие друзья и соседки. За всё время нашего совместного проживания мы поссорились только однажды, как раз из-за Северуса, и после недели игнорирования вновь сошлись.

— Эй, Эванс, — я подняла глаза и увидела Мародёров, в сопровождении моих подруг. — Не нас ли ищешь?

Я закатила глаза и мысленно послала всё к чертям собачьим, замечая, как Доркас виновато поглядывает на меня.

— Садись, Лили, — проговорил Питер, освобождая мне место. — Мы скоро тронемся, а Римус и Джеймс всё равно с нами не поедут.

Вопросительно вскинув брови, я плюхнулась на предоставленное мне место, оказавшись напротив Блэка, который непривычно задумчиво поглядывал на соседнюю карету.

— А где они? — наконец поинтересовалась я, чувствуя, как внутри всё резко холодеет из-за ожидания ответа. И когда это меня стали заботить дела Поттера и Люпина?

— Римус едет в элитной карете старост, — важно и с сарказмом откликнулся Сириус. — Удивительно, как ты снизошла до нас, — отсалютировал он.

— А Джеймс со своей девушкой, — неуверенно проговорила Алиса, странно поглядывая на меня. Я на секунду опешила и нахмурилась. Неужели у Поттера появилась девушка? Как такое вообще могло произойти? А как же… как же его слова про то, что он любит только меня и никого больше? Я перевела взгляд на открывшиеся пейзажи, пытаясь освоить полученную информацию. Следующие полчаса прошли, словно в тумане, а размеренный голос Блэка, который рассказывал что-то потешное публике, убаюкивал. Когда очертания Хогвартса стали совсем четкими, я стремительно покинула повозку, набирая шаг. Хотелось поскорее оказаться в теплоте и уюте, чтобы забыть про разъедающие мысли, которые почему-то вызывали внутри бурю недовольства и разочарования. В конце концов, это нормально, что у Поттера появилась девушка. Он красив и популярен, а говорить можно, что угодно. К тому же, это дает маленький шанс на то, что Джеймс наконец отстанет от меня со своими нелепыми приглашениями на свидания и займётся обольщением своей ненаглядной девушки. Интересно, кто же она?

— Ты про кого? — проговорила Доркас, покосившись на меня. Смекнув, что последний вопрос я сказала вслух, меня наполнило липкое чувство горечи.

— Про девушку Джеймса.

— А тебе ли не всё равно? — странным голосом поинтересовалась Медоуз, немного опешив.

— Всё равно, — буркнула я, аккуратно сев на краешек лавки. Да, видимо, напрямую на этот вопрос мне никто не ответит, но это же не может оставаться в тайне? Я резко перевела свой взгляд на Джеймса, вполуха слушая речь МакГонагалл. Поттер, сгорбившись, пристально изучал что-то в своих руках. Никакого признака счастья на его лице не наблюдалось, несмотря на то, что всю дорогу он провёл в компании своей дражайшей девушки. Так, Эванс, попридержи коней. С каких это пор ты стала интересоваться личной жизнью Мародёра, да и ещё так отзываться о его девушке? Почувствовав, как внутри всё сковывается от страха, я перевела свой взгляд на учительский стол, ленно наблюдая за очередным распределением. Когда потоки оваций стихли, а резной стул вместе со старой шляпой убрали из центра зала, директор школы — Дамблдор, величественно поднялся со своего места и подошёл к пьедесталу в виде бронзового орла. На его лице сверкала привычная улыбка, а добродушные глаза смотрели на всех с неприкрытой радостью и восторгом.

— Добро пожаловать! — бордо проговорил он. — Поздравляю всех с началом нового учебного года в школе чародейства и волшебства «Хогвартс»! И прежде, чем приступить к празднеству и пышному застолью, мне бы хотелось рассказать вам одну очень важную новость, — Дамблдор делает театральную паузу, а потом громко говорит: — Как вы знаете, магический мир находится на пороге войны, которая, к сожалению, неминуема, — в Большом зале резко наступает тишина, а я чувствую, как напряглись все мышцы моего тела. — В такое тёмное время нам стоит чаще обращаться к свету и помнить, что настоящие монстры живут только в глубине нашей души, — он внимательно окидывает взглядом всех учеников и смотрит так серьёзно и одновременно снисходительно, что холодок проходит по спине, — поэтому в этом году будет введена так называемая магическая олимпиада по всем основным предметам нашего заведения. Подробный список завтра же будет висеть в ваших гостиных. От каждого факультета требуется отобрать по одному человеку из шестого и седьмого курсов для каждого предмета, — по столам проходят шептания, а я недовольно хмурюсь, вспоминая, что Римус сегодня что-то говорил о подобном. — Главный приз будет заключаться в поездке летом на Бермудские острова, на которых, как вы знаете, отдыхают в основном волшебники, что делает это место очень ценным для магического мира, — на лице профессора появляется привычная ухмылка, а затем, усмехнувшись, он задорно произнес: — Олух! Пузырь! Остаток! Уловка!

Глава 2


Первые лучики солнца неприятно щекотали кожу, лезли в глаза и беспощадно грели лицо, отчего складывалось ощущение, словно сейчас не конец сентября, а только самое начало лета. Я раздражённо открыла глаза, сетуя на то, что, как и всегда, забыла прикрыть полог кровати и сама виновата в своём раннем пробуждении. Уставившись на побелённый потолок, я задумалась о том, что время слишком быстро летит, а жизнь красочнее не становится. Как будто вся она была обречена на бессмысленное тихое существование ещё с самого начала, а приключениям и задору в ней явно никак нет места. Да, как бы ни пыталась я закрывать глаза, как бы ни старалась тешить себя иллюзиями, но за последнее время я полностью отгородилась от прелестей жизни и с головой окунулась в своё одиночество. Обреченно рыкнув, я кинула подушку на пол, вставая с кровати ради поисков закинутого куда-то свитера и потрёпанных чёрных штанов, которые, может и выглядели ужасно старомодно, но были настолько близки сердцу, что даже мысль об их исправлении волшебной палочкой казалась мне кощунственной. Небрежно заколов волосы, я придирчиво осмотрела себя в зеркале и спустилась в главную комнату гостиной, дабы задумчиво и с пафосной миной посмотреть на великолепные пейзажи Британии.

Когда мои ступни коснулись махрового ковра, я хмуро уставилась на гриффиндорский стенд, где по-прежнему висело объявление, касаемо олимпиады, а ярко-золотой цвет пергамента забавно переливался на свету. Уже прошло чуть меньше месяца с тех самых пор, как Дамблдор объявил всем о предстоящей магической олимпиаде, но шумихи возле неё не убавилось. Семикурсники с каким-то детским восторгом обсуждали, кто какой предмет хочет писать, и кто, собственно, будет выбирать участников. Дошло до того, что разъярённый шестикурсник из Гриффиндора устроил дуэль со своим другом, только из-за того, что каждый считал, себя достойным принять участие в олимпиаде. После этого случая директор провозгласил, что отбирать команду будет декан и участвовать будут только те, кто имел уже до этого какие-то маленькие победы в конкурсах или на экзамене СОВ. Конечно, после этого пол-Гриффиндора обреченно вздохнуло, ведь пытаться угодить МакГонагалл было делом трудным и крайне неблагодарным. Однако, какого же было мое удивление, когда писать Трансфигурацию вызвался Джеймс Поттер, который, к слову, вчера был срочно вызван к декану. Джеймс Поттер, прогуливающий занятия неделями, просто взял и записал своё имя в список желающих. Н-да, для полного счастья остается только, чтобы то же самое сделал и Сириус Блэк, тогда желание участвовать в этой олимпиаде пропадет вовсе. Но...На самом деле, я действительно не хочу участвовать в этом вроде как историческом событии. Бороться за абстрактный титул и смутный приз? Почему никому не пришло в голову, что солянка из факультетов может вызвать крупные ссоры на этом псевдоотдыхе?

От нечего делать я вновь подошла к стенду и безо всякого энтузиазма прошлась глазами по изящным буквам с завитушками, гласящим:

Уважаемые шестикурсники и семикурсники школы чародейства и волшебства «Хогвартс»!

Мы рады приветствовать Вас в новом учебном году и от души желаем успехов в сдаче ЖАБА и других школьных экзаменов. Но в этом году проводится ещё и первая магическая олимпиада Хогвартса! Перед Вами представлен перечень предметов, олимпиады по которым начнутся двадцать седьмого октября. Перед подачей заявления об участии, внимательно ознакомьтесь со следующей информацией:

1. Список дисциплин, допустимых к олимпиаде:

Астрономия
Заклинания
Защита от тёмных искусств
Зельеварение
История магии
Травология
Трансфигурация


2. Свод правил, обязательных к исполнению:

! Ученики, уличённые в списывании или помощи олимпиадникам, навсегда дисквалифицируются с олимпиады, ровно как и сами олимпиадники.
! Использование волшебных перьев, с закодированной информацией, использование волшебной палочки не по назначению и принятие особых зелей, входящих в список запрещённых на экзаменах и матчах, равняется дисквалификации всей сборной факультета.


Заявление об участии принимаются до пятого октября. Со всеми вопросами и за дополнительной информацией обращаться к декану факультета.


Директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс»,
А́льбус Пе́рсиваль Ву́лфрик Бра́йан Да́мблдор.
09.09.1976


Бровь сама поползла вверх, а внутри образовалось странное чувство, сродни снисходительности. Пожалуй, мне никогда не понять людей, помешанных на конкурсах, олимпиадах и других социальных взаимодействиях. Столько времени тратить на подготовку, а чего уж говорить про нервную деятельность на самом событии? Нет, не спорю, иногда это бывает очень даже интересно, в особенности тогда, когда к предмету лежит душа, но если делать это только ради бумажонки и желания попонтоваться, то это бессмысленная трата времени. Плотнее закутавшись в свитер, я села в кресло напротив окна и задумчиво поглядела на Запретный лес. На улице светило солнышко, озаряя собой всё пространство, и только где-то совсем далеко можно было увидеть прослойки серой мглы, захватывавшей небо. Деревья стражниками плотно примыкали друг к другу, будто пытаясь всем своим видом показать опасность, которая подстерегает учеников в лесу. На моих устах заиграла лёгкая улыбка, когда я вспомнила, как чертовски много раз Мародёры уходили вглубь этих тёмных елей, как часто декан, распознавший их ложь, ругал за безответное и легкомысленное поведение. Только им всё было нипочём. Они будто родились для того, чтобы ломать правила, устои и системы. И знаете, как бы свысока я на них не смотрела, как бы ни старалась убедить себя, но я восхищаюсь ими. Восхищаюсь тому, как наплевательски они относятся к запретам. Их жизнь настолько насыщена и красочна, что невольно начинаешь завидовать, ведь у тебя такого нет и никогда не будет.

От осознания бессмысленности своей жизни стало как-то тоскливо, а внутри разлилось забытое на мгновение чувство одиночества. Признайся, Эванс, ты ведь неудачница. Тебе почти шестнадцать, и чего добилась в своей жизни? Есть ли что-нибудь такое, что заставило испытывать тебя хоть маленькую капельку уважения к себе? Тебя предал лучший друг, который уже давно стал отдаляться, проникаясь в самые глубины мрака Тёмной магии. Про личную жизнь и вовсе стоит промолчать. Даже упёртый Поттер перестал обращать на тебя внимание. Учёба, в которую ты с головой окуналась, словно исчерпала себя, а уроки, кроме разве что зельеварения, потеряли свою привлекательность. Уже даже не хочется ничего учить, верно? Так может всё же стоит записаться на эту олимпиаду? Стоит доказать, если не миру, то себе, что ты хоть чего-то стоишь? Я нахмурилась, закусив губу. В голове хаотично проскальзывали мысли, которые не давали спокойной поразглядывать побитую временем избушку Хагрида, а руки непроизвольно потянулись к палочке, чтобы с помощью «Акцио» транспортировать листочек бумаги и перо. Может… может, действительно стоит?

— Да нет, Джеймс, я же говорю, ничего удивительного или каких-либо изменений я не замечал. Ты просто параноик, — дрожь прошлась по пальцам, когда в мои перепонки ударил такой знакомый голос. Голос Сириуса Блэка, и, кажется, он был не один.

— Ошибаешься, Бродяга, я слишком хорошо знаю её повадки. Что-то тут не так, — задумчиво проговорил Джеймс, и на мгновение мне захотелось верить, что он говорит обо мне. А потом, вспомнив про его девушку, я разочаровано взмахнула рукой, случайно задев вазу с одинокой красной розой. Фарфоровая вещь грациозно упала на пол, и звон тысячи осколков пронзил тишину. Глаза расширились от испуга, а сердце заколотилось с невероятной силой. Руки вспотели, а мир на мгновение поплыл перед глазами. О да, Эванс, признайся, наконец, ты чертовски невезучий человек.

— Так-так, — голос Сириуса я услышала у самого уха, отчего раздражение, такое привычное и родное, заполнило каждый кусочек души. Уверенно повернув голову в его сторону и надменно вскинув бровь, я насмешливо фыркнула, внимательно изучая Мародёров. — Какие люди! Небось, нас дожидалась?

И лукаво подмигнув, этот придурок плюхнулся в соседнее кресло, жестом показывая Джеймсу на противоположное. Поттер как-то странно улыбнулся только уголками губ и занял место прямо напротив меня. Неловкость между нами была настолько очевидна, что было удивительно, как мог так спокойно сидеть Блэк, нахально перекинув ногу на ногу.

— Не слишком ли много чести? — холодно процедила я, за что получила весёлый смешок со стороны друга этого оболтуса.

— Вы только гляньте, — театрально возведя руки к небу, ответил он. — У нашей мышки зубки прорезались.

Почему-то последняя его фраза сильно ударила по самолюбию, ведь Сириус явно намекал на мой стиль в одежде и на поведение в обществе в целом. То, что я была довольно неяркой и непримечательной, я узнала ещё от матери, которая частенько критиковала мой вкус в одежде. Кэролайн часами могла сидеть и рыться в моём шкафу, сортируя вещи на «ужасное» и «просто отвратительное», потому что ей не нравилось абсолютно всё: от длинных рукавов на кофтах, до чёрного цвета. А что я могла сделать? Что, если меня никогда не впечатляли коротенькие юбочки ядреного цвета и слишком короткие кофточки с открытыми руками?

— Знаешь, Эванс, — вдруг заговорил Джеймс, отчего мне стало как-то боязно. Рядом с ним я всегда ощущала себя маленькой девочкой, у которой нет никаких шансов на выживание. И что случилось с той Лили, которая так сердито и ядовито отвечала ему в ответ? — Это удивительно. Вот вроде я, по твоим словам, хуже даже Гигантского кальмара, однако, МакГонагалл приняла меня в команду олимпиадников, а ты же даже побоялась заявление написать.

Губы сжались в тонкую полосу, а злость на чертовски красивого однокурсника пронзила все клетки тела. Хотелось прямо сейчас задушить его собственными руками или принести какой-нибудь другой физический урон, лишь бы он не говорил со мной таким тоном и не произносил свои слова так. Хотелось ответить что-нибудь язвительное, в своей привычной манере, но, как назло, на ум ничего не приходило, что злило меня ещё больше.

— В таком случае наша команда обречена на провал, — спокойно бросила я, задорно сверкнув глазами. Джеймс заинтересовано посмотрел на меня и покачал головой, только его серьезное, такое сосредоточенное лицо немного пугало. Я перевела взгляд, невольно замечая, что Поттер действительно изменился, что не может не бросаться в глаза. Все мы изменились и слишком быстро, слишком основательно. Когда-то давно я была неимоверной занудой, хватающейся за любые правила, ограничения. Наверное, так я старалась обезопасить себя, старалась быть как все. Это ведь так легко — слиться с массой, казаться всем никакой. Я закусила губу, рассуждая о том, что с того времени почти ничего не изменилось. Разве что давящее в грудь чувство одиночества, постепенно разлагалось внутри.

— Раз ты так самоуверенна, то почему не участвуешь сама? Или боишься? — Сириус подпёр рукой лицо и с неимоверной насмешкой глянул на меня своими большими глазами. Создавалось впечатление, будто парень просто смеялся надо мной, а моя серьёзность и язвительность только раззадорила его. Ярость подкатила к горлу, а глаза гневно сверкнули. Да уж, как легко меня вывести из себя.

— Но сам-то, Блэк. Раз ты у нас такой замечательный и незаменимый, почему ещё не в списке?.. Или… Боишься? — глуповато хлопнув ресничками, проговорила я, наблюдая нулевую реакцию со стороны Мародёра. Как будто именно этого он и добивался. Я нахмурилась, изучая ровные черта лица, чувствуя себя мышкой, загнанной в мышеловку. Рядом с ним всегда витает неопределенность и непредсказуемость.

— О, поверь, Эванс, мне со своим очарованием прорваться в ряды олимпиадников не составит труда. К тому же, как бы МакГонагалл и не презирала моё чувство юмора, но не признать того, что я довольно одарённый ученик, она не сможет, — Сириус разводит руки в стороны, мол, у меня так просто и легко ничего получится. Я перевожу взгляд на молчаливого Джеймса и замечаю, что он даже не смотрит в мою строну. На секунду горечь проникает в лёгкие, а вся нелепость и идиотизм ситуации бросаются в глаза, что заставляет меня подняться с кресла и бросить прощальный и презрительный взгляд на самоуверенного однокурсника, который был, как никогда, прав. Ведь действительно, кого мне обманывать? Блэк умел располагать к себе людей, когда от меня они старались избавиться уже через час бессмысленных разговоров, которые я поддерживала из рук вон плохо. Вообще, для меня социализация навсегда останется неизведанной и жуткой стороной мира, о которой лучше никогда не вспоминать.

— Ну и куда же ты, Эванс? Вот так вот просто бросишь нас после всего, что между нами было? — страдальчески протянул чёртов Блэк, сдерживая смех. Джеймс весело усмехнулся мне и подмигнул, явно на что-то намекая, а я зарделась, как спелый помидор. Они просто издеваются надо мной!

— Слушай, Блэк, если проблем в жизни не хватает, ты не стесняйся, обращайся, я тебе их устрою, и перестань меня называть по фамилии! У меня имя есть, — пропыхтела я, скрестив руки.

— У нас тоже, — Джеймс отложил журнал, который до этого листал и вперил свой взгляд в мои глаза. — Но тебя это как-то не смущало. А теперь признайся, цветочек,ты просто злишься, что МакГонагалл мне не отказала, а на тебе не акцентировала никакого внимания. Оттого и дуешься ты на всю эту суету, касаемо олимпиады. Ведь у самой силенок записаться не хватит.

Я возмущенно задышала, чувствуя, как жар бросился в лицо. Внутри кипела лава, грозившиеся вырваться наружу и уничтожить всё, что попадётся на пути. А Поттер просто сидел и смотрел уже без тени улыбки, серьёзно и мрачно, будто ему было не действительно плевать, что я с ума схожу в последнее время. Медленно, растягивая свои шаги, я приблизилась к нему и тихо, но с я явной яростью, прошипела:

— А спорим?

Поттер вскакивает с места и, приблизившись ко мне за долю секунды, протягивает руку, щуря свои красивые и манящие глаза… Так, Эванс, стоять! Какие ещё привлекательные? Самые ненавистные, Мерлин его подери. И словно в подтверждении своей неприязни к нему, я с силой сжимаю его руку, замечая, как он удивляется от того, что слабенькая на вид Лили Эванс имела такую силу.

— А непреложный обет слабо? — вдруг интересуется Блэк, высунув свою голову из-за спинки дивана. Я теряюсь, понимая, что это не шутки, а сердце замедляет удары в подтверждении моих слов. Джеймс замечает, как ослабевает моя хватка и резко говорит:

— Нет, Бродяга, это не шутки…

— Да ладно, Джеймс, с каких пор ты стал таким серьёзным?..

— Я согласна! — резко перебиваю парней, уверенно поглядывая на Блэка из-под чёлки. Парень удивлённо приоткрывает рот и смотрит на меня так, будто в первый раз увидел.

— Лили! Ты с ума сошла! — Поттер с силой разворачивает меня к себе лицом и смотрит несколько умоляюще. Я сглатываю ком, подступивший к горлу, и теряюсь в его глазах, прекрасно понимая, что это отвратительная и безумная идея. Но ведь так хочется чего-то новенького, чего-то ранее никогда не пробованного…

— Неужели великий Джеймс Поттер передумал? И как мне после такого жить! — Я стремительно расцепляю его руки с моих плеч и властно говорю: — Доставай палочку, Блэк.

Сириус немного качает головой, суетливыми движениями пытаясь найти нужный предмет в карманах джинс. Он вопросительно поглядывает на друга, который сурово прожигает во мне дырку, и его раздражение волнами доходит до меня. Руки мелко подрагивают в ожидании, а до меня смутно начинает доходить, что если я не попаду на эту треклятую олимпиаду, то просто умру. Облизывая губы, я протягиваю правую руку, ожидая ответной реакции. Только Мародёр поджимает свои бледные губы и с силой сжимает мою руку, пытаясь вместить в свой взгляд всё презрение. Настроение резко пропадает, а на душе становится так скверно, что хочется просто взять и разорвать эту сделку. В конце концов, Мародеры не звери, поймут, что перспектива быть мертвой через пару дней меня не так уж радует. Только эта мысль так и останется мыслью, потому что в следующее мгновение я слышу неуверенный голос Сириуса Блэка:

— Обещаешь ли ты, Лили Эванс, стать участником магической Олимпиады «Хогвартса» и принять в ней участие?

— Обещаю, — сказала я дрогнувшим голосом. Тонкий сверкающий язык пламени вырвался из волшебной палочки, изогнулся, словно наши руки сцепились раскалённой проволокою. Я почувствовала, как тепло прошлось по коже, а всё тело словно засеяло ярким огнем. С минуту наступила гробовая тишина, в которой явственно ощущалось удивление, исходящие со стороны Сириуса и холод со стороны Поттера. Он первый выдернул свою руку, а затем тихо прошептал мне, сверкая своими карими глаза:

— Дура ты, Лили.

От Автора:
Спасибо за мотивирующие отзывы. Прошу прощение за не очень большую главу.)

Глава 3


Человек может проклинать себя хоть всю жизнь. Он может ненавидеть себя, презирать или загнобить до такой степени, что в последствии и получается, что самооценка пробивает плинтус, а самоуважение равно нулю. Вот вам сейчас наверняка будет неинтересно, что я думаю по этому поводу, но, пожалуй, одно я смогу сказать точно и абсолютно серьезно: «Я ненавижу себя». Кто вообще тянул меня тогда за язык? Мерлин, можно ли было совершить ошибку глупее? Конечно, когда эмоции поутихли, а мозг стал активно работать, то мне наконец бросилась в глаза вся абсурдность ситуации. Прекрасно, верно? Нахмурив брови, я глубоко вздохнула, не решаясь зайти в кабинет декана, сминая в руке и без того помятый листок пергамента. Мало того, что Блэк все же заставил меня волей-неволей принять участие в этой олимпиаде, так еще всю неделю подкалывал на тему моей агрессивности, при чем весь Гриффиндор активно хохотал с его абсолютно не смешных шуточек. А Джеймс так вообще перестал со мной разговаривать и начал игнорировать так яро и открыто, что обидно до слез. К тому же, Поттер частенько стал пропадать по вечерам, ссылаясь на какие-то важные дела. Ну да, все ясно, наверняка к своей девушке круги наматывал. От злости, я свела зубы, чувствуя уверенность в своих действиях. Раз он считает меня дурой, то пора доказать, что я не настолько глупа! И с самым решительным видом, я рывком дернула за ручку кабинета, оказываясь в просторном помещением, полностью усыпанном книгами.

— Да, мисс Эванс? — МакГонагалл удивленно посмотрела на меня и серьезно поинтересовалась: — С Вами все в порядке? Вы выглядите неважно.

Уверенно проигнорировав вопрос декана, я быстрым шагом преодолела разделяющее нас расстояние. Протянув не лучшего вида листок, я в ожидании замерла, боясь даже моргнуть. Профессор, аккуратно вынула пергамент из дрожащих рук и быстро пробежала глазами, отчего внутри образовался тугой узел. Легкие налились свинцом, а воздуха панически стало не хватать. Ме-ерлин, почему же так страшно?!

— Что ж, это очень хорошо, что Вы решились принять участие в олимпиаде, но боюсь, мисс Эванс, место Зельеварания занято.

Сердце пропускает удар, а ладони вспотели. Боль тяготит сердце, отчего панически не хватает тепла. Черт возьми, как можно быть такой везучей? Глаза лихорадочно разбегаются, а ноги дрожат, как при ознобе. Я каждой клеточкой тела ощущаю, как разочарование вскрывает внутренности, а нехватка кислорода давит на мозг.

— Как? — только и удается спросить мне.

— Буквально два дня назад ко мне подошла мисс Спинетт и подала заявку, — Миневра растерянно и не понимающе смотрит, когда меня попросту выворачивает наизнанку. — Результаты экзаменов у нее восхитительные, к тому же она будущий колдомедик… Я просто не могла отказать такому ученику, — и помедлив, декан добавила. — Извольте, с Вами точно все в порядке?

Быстро качнув головой, я выскакиваю из кабинета, медленным и потерянным шагом идя к гостиной. Только представьте: уже через две недели, когда начнется олимпиада, меня просто не будет. Это как был человек, а теперь его нет. Нервный смешок сорвался с губ, из-за чего парочка Ровенкловцев посмотрела на меня слишком косо. Да, иногда полезно быть на гране смерти: в такие моменты тебе безумно плевать на окружающих. Что же делать? Рассказать Мародерам и попросить их о помощи? О да, просто гениально. А потом до конца Хогвартса выслушивать смешки со стороны Сириуса. Но, а что если попросить Ремуса или Питера? Может, они смогут помочь так, чтобы об этом не узнали Мародеры? Мысль загорелась в голове, подобно свече, поэтому прибавив шаг, я побежала к гостиной.

А все же знаете, есть в этом своеобразный шарм. Есть что-то нереальное в мысли, что тебе осталось жить меньше двух недель. В такие вот горькие моменты, ты наконец действительно начинаешь задумываться о своем будущем, а не сидеть на месте, стремясь сделать намного больше, чем запланировано. Вся моя жизнь всегда шла по расписанию. В восемнадцать я должна была закончить школу, в двадцать два начать работать, скорее всего медиком. А затем, годиков через пять выйти замуж, нисколько по любви, сколько по взаимному уважению и нарожать двоих детей, желательно мальчика и девочку. Наивно и слишком типично, верно? Ну так что ж, теперь даже и этому видимо не суждено сбыться. Зайдя в гостиную, я стала глазами рыскать Мародеров. Видимо Мерлин меня все-таки услышал, потому что на диване сидел Римус Люпин, один-одинешенек, склонившись над пергаментом, хмуря свои русые брови.

— Ремус, — жалобно поскулила я, подергав его за край рукава. Парень удивленно посмотрел на меня, словно не верил своим глазам.

— Что такое, Лили? — он дружелюбно улыбнулся, отодвигаясь на край дивана и внимательно наблюдая за мной.

— Скажи, ты обо всем рассказываешь своим друзьям?

Люпин ошалело уставился в мои глаза, пытаясь найти ответы на какие-то свои вопросы. Было видно, что сказанные мною слова, застали его врасплох, и он тщательно что-то обдумывал внутри себя. Стало вдруг неловко. Молодец, Эванс, нашла что спросить! Понятно же, что в их компании секретов нет. И ведь до чертиков обидно, Мерлин побери. Что же делать? Я закусила губу, невольно опустив глаза, уже почти что смирившись со своей участью, но внутри… Где-то глубоко внутри полыхал еще не потухший огонек надежды.

— Я думаю, ты прекрасно знаешь ответ на свой вопрос, — наконец ответил Римус, слегка щурясь от солнечного света. — Но, если ты хочешь поделиться со мной чем-то личным, то я конечно же не стану трепаться об этом.

Я горько усмехнулась, не решаясь даже посмотреть на него. И что мне рассказать? Что я настолько глупа, что согласилась на обет, а потом оказалось, что из-за моей нерасторопности, место оказалось занятым? Или, быть может, что Джеймс Поттер был прав во всем, касаемо того, что мне просто обидно, что он прошел на эту чертову олимпиаду, а я нет? Горечь волной прошлась по телу, оставляя неприятный осадок во рту. Иногда, жизнь заставляет нас делать то, о чем ты уж точно не могли помыслить ранее, но только вот перспектива сотрудничать с Мародерами совсем уж ненормальная. Сжав кулаки, я вдруг задумалась, а зачем мне собственно чья-то помощь? Почему бы мне не поговорить с этой Спинетт? Вдруг, она добровольно отдаст мне ее место? Н-да, Эванс, ты совсем отчаялась.

— Лили? — парень удивленно покосился на мое лицо, на его обреченность и сквозящую от него боль. Я попыталась беззаботно улыбнуться, но улыбка вышла настолько жалкой и неправдоподобной, что Люпин покачал головой.

— Все в порядке, правда, — и бросив последний тяжелый взгляд, я стремглав побежала в комнату, чуть ли не падая на кровать. Кому не скажи — не поверят ведь. Примерная ученица и староста Лили Эванс обдумывает варианты шантажа. Устремив свой взгляд в потолок, я попыталась для начала вспомнить, кто же она такая — эта Спинетт? Вроде ее звали Мартой и…все? Да, кажется я уже не раз говорила, что у меня крупные проблемы с социализацией. Перевернувшись на бок, я устало посмотрела в окно, чувствуя, как слезы отчаянья скопились в уголках глаз. Это все так несправедливо! И ведь один шаг, один единственный шаг почти сломал мне жизнь. Сжав до боли пальцы, я яростно прорычала:

— Ну черт побери!..

***

Пухленькое лицо, обрамленное короткими светло-русыми волосами и добрый, приветливый взгляд. Телосложение плотное и абсолютное отсутствие вкуса в одежде, из-за чего выглядит она, словно клоун, сбежавший из соседнего цирка. Обычная она какая-то, эта Спинетт. И вроде ничем не примечательная. О, вы не понимаете, что к чему? Я, если честно, тоже. Уже прошло два дня, как я узнала про эту чертовку Марту, которая умудрилась перейти мне дорогу и забрать жизненно необходимое участие в олимпиаде. Я зла? Нет, я просто в ярости, да только не понятно, на какого больше: на себя или на чертовых Мародеров. Знаете, что сделали эти обалдуи? Это была пятница, последний урок у нас был совместный, да и единственное, что радовало меня тогда было наличие последующих выходных. Так вот я, вся в раздумьях касаемо этой Спинетт, не заметила, как поразительным образом опустел класс, а остались только Мародеры. Уже собираясь покинуть это душное помещение, я услышала, как громко хлопнула дверь, а голос Джеймса, словно гром, прогромыхал рядом:

— Представляете, парни, — он делает паузу, и я нутром чувствую, какой злой взгляд он бросает на мою спину. — Есть на нашем факультете одна отпетая однокурсница, решившая раскидываться своей жизнью направо и налево. Это вот…ммм…даже не знаю, как более гуманно можно назвать ее, решила дать обет нам. И что же вы думаете, что произошло дальше? А дальше-то оказалось, что условия, которые она должна выполнить, оказались, мягко говоря, не по ее части, из-за чего буквально через две недели эта идиотка лишится жизни.

— Я не думала, что все так получиться! — вспылив, я резко вскакиваю с места, и посмотрев на него, опускаю взгляд, чувствуя себя нашкодившим ребенком, потому что как бы мне хотелось спорить или доказать свою точку зрения, я прекрасно понимаю, что совершила серьезную ошибку, чья расплата ценою в жизнь.

— Серьезно? А ты умеешь? — ядовито выплевывает он, в миг преодолев расстояние между нами. — Ты так и не поняла, что это не шутки? Что ты, Мерлин побери, меньше…уже даже меньше, слышишь?.. чем через две недели подохнешь к черту?

— Джеймс…- Римус настороженно произносит имя лучшего имя, пытаясь приструнить того.

— Нет, Лунатик, — резко вступает Сириус, выглядя неприлично серьезным. — Джеймс прав. Лили действительно должна была думать, когда…

— А ты бы тоже молчал, — резко его перебивает Поттер, бросив грозный взгляд. — Сам ведь предложил.

— Ну не думал же я, что наш трусливый мышонок согласиться на такую авантюру!

В кабинете наступает тишина, а я ощущаю подступившие к горлу слезы. Да, да черт возьми, я действительно идиотка, которая переоценила свои силы. Но… Я отворачиваюсь, пытаясь успокоиться. За эти три дня случилось столько всего, сколько не происходило уже наверное месяц. И это пугает. Действительно пугает меня, я боюсь этих чертовых последствий, которые, к сожалению, неминуемы. И я не хочу умирать, просто не сейчас, просто не в этом году, и это странное желание жить душит меня еще больше. Я пытаюсь восстановить дыхание, но не получается. Проклятый осадок вины мучает меня вновь и вновь. Ибо Мародеры, в какой-то степени, действительно волнуются, ведь иначе стали бы они тратить время на нравоучения? Мерлин, подумать только! Главные бузотеры школы, нарушители всевозможных правил, да и просто редкостные шалопаи стоят передо мной и читают лекции о плохом поведении.

— Я предлагаю для начала успокоиться, — наконец находит что сказать Римус. — И подумать, что здесь можно предпринять.

— И желательно поскорее, — добавляет Питер. — Потому что у нас осталось буквально шесть дней до того, как опубликуют официальные списки участников.

На удивление Джеймс ничего отвечает, из-за чего я неуверенно поворачиваюсь к нему лицом, пытаясь понять, можно ли мне хоть что-нибудь сказать. Поттер стоит облокотившись о парту, внимательно изучая каменный пол. По нему даже не скажешь, что он чем-то озабочен или, будто все его мысли заняты треклятым обетом. Наоборот, складывалось ощущение, — такое гладкое, знаете? — словно ему плевать. Сириус с неестественно хмурым выражением лица смотрит на своего друга, будто мысленно пытаясь донести что - либо последнему. А мне самой невыносимо тошно от того, что все это из-за меня. В этом, наверное, и состоит жизнь — делать что-то глупое и неразумное, а потом все время думать о том, что было бы, будь все иначе. И если так подумать, то это просто бессмысленная трата времени, неудавшаяся попытка оправдать самого себя. Порой лучше жить настоящим, а не кануть в небытие вместе с прошлым.

— Может мне просто устранить Марту? — набравшись храбрости, вопрошаю я, мысленно уже жалея, что подала голос.

— Тебе? — насмешливо переспрашивает Сириус и смотрит с таким превосходством, что хочется закопать его прямо на месте, живьем. Я хмурюсь, не решаясь что-либо сказать, понимая, что язык - мой самый большой враг.

— Сама ты ничего не сделаешь, Эванс, — вдруг говорит Поттер, посмотрев на меня мрачным, серьезным взглядом. — Надеюсь, я понятно изъясняюсь.

А потом они просто ушли, оставив меня в чертовом классе, толком ничего не решив. И вот сейчас прошло уже два дня с того момента, как состоялся этот разговор. Сириус Блэк уже успел записаться в участники по предмету ЗОТИ, а Римус Люпин ходил серее тучи, потому что прекрасно понимал, что из-за «пушистой» болезни его точно не возьмут на соревнование. Мне Римуса жаль, на самом деле. Из-за несчастного случая в детстве он вынужден жить с ненавистью всю жизнь, хотя, впрочем, друзья у него хорошие. Никто не спорит, однако это не отменяет тот факт, что по жизни ему будет очень тяжело. Я грустно вздыхаю, вспоминая изможденное выражение лица его родителей, которым наверняка ничуть не лучше, нежели самому парню.

— Лили! — что-то мелькнуло перед моим взором, и я увидела Алису собственной персоной, которая недовольно морщила лобик. Предчувствуя очередные расспросы, я мысленно взываю к Мерлину, чтобы эти муки побыстрее закончились. — Что ты забыла в воскресенье в гостиной, да и еще с выражением вселенского ужаса на лице?

Я рукой отмахиваюсь от нее, отворачиваясь от Марты, и перевожу свой взгляд на подругу, которая явно недовольна моим поведением. Нет, все же мне действительно жаль людей, которым в этом мире суждено дружить со мной. Они всегда будут сталкиваться с моим ужасным характером и заядлым упрямством, которое, как не раз повторяла моя мама, мне абсолютно не к лицу. Хотя, если подумать, не будь я так упряма, добилась бы статуса школьной старостой, сдала бы экзамен СОВ на десять «Превосходно»? И почему я должна сидеть сейчас спокойно, когда моя судьба ускользает прямо на глазах? Почему это я не смогу справиться с какой-то Гриффиндоркой, у которой почти нет друзей? В конце концов, разве не в этом состоит наша жизнь? Бороться за что-то, ломать стереотипы, идти к своей цели напролом. Тогда, наверное, стоит начать бороться за свою жизнь, стоит исправить те ошибки, которые мне было суждено допустить по глупости.

— Лили! Что такое? Почему ты так странно стала вести себя в последнее время? — Рейвен внимательно изучает мое лицо, а я даже не знаю, как объяснить ей, что меня тошнит от всех этих диких расспросов. — Это…это все из-за девушки Поттера и его самого?

Бровь моментально поднимается вверх, а я пытаюсь сдержать нервный смешок, попутно задыхаясь от слов моей однокурсницы. Поттера и его девушки? Больно уж надо, хотя, если честно было бы интересно узнать, кто же она такая. За весь сентябрь никто и словом о ней не обмолвился, будто…будто ее просто нет! И ведь самого Джеймса в другой компании, нежели Мародеры, я не замечала. Создавалось такое впечатление, словно его девушка — долбаная министерская тайна, черт возьми. А сплетни! Куда они все подевались? Как мог он заставить всех своих фанаток не говорить о своей девушке? Это же просто невозможно. Вообще, вся эта мистификация порядком надоедает, а спросить напрямую у Мародеров слишком глупо, мало ли, что придет им в голову после моего вопроса.

— Мерлин, Алиса, я не знаю, с чего вы все взяли, что Поттер для меня хоть что-то значит. Знаешь, как спокойно я живу, когда не слышу его голос? А как прекрасно гуляется мне по Хогвартсу, зная, что он не выскочит откуда-то и не заорет: «Привет, Эванс!» — перепародировав его голос, ответила я. — Хотя, мне действительно любопытно, кто эта несчастная. Ты случаем не знаешь?

— Нет, — недоуменно ответила Рейвен, призадумавшись. — Мне только Сириус сказал, что у Джеймса появилась девушка, притом так задорно подмигнул он тогда… — Алиса ухмыльнулась. — Но о том, кто она, не было ни слова.

Вот и все. Я нахмурилась, вспомнив, что за эти выходные Поттера видела от силы раз пять, куда он пропадал? Я вновь посмотрела на Марту, которая находилась в гордом одиночестве и что-то с милой улыбкой рисовала в блокноте. Непреодолимое презрение ворвалось в душу ураганом, а желание уничтожить ее, взяло вверх. Почему я испытывала ярость к девушке, которую не знала, понять мне было тяжело, да и бессмысленно, если честно. Хотелось просто взять и доказать Мародерам, да и себе заодно, что я могу справиться с очередным препятствием судьбы. Эмоции всегда плохой спутник по жизни, в особенности, когда ты — раздражительный человек, с гиперкомплексами за спиной.

— Почему ты весь день смотришь на Марту? — интересуется Алиса, проследив за моим взглядом. — Все в порядке?

Сердце замедляет ритм, а я думаю, что вот он мой шанс разузнать все, что требуется. В такие вот тяжелые моменты, когда ты в отчаянье ищешь любой выход из ситуации, лицемерие и двуличность - лучшие спутники.

— Слышала она участвует в олимпиаде по Зельеварению, — как ни в чем не бывало, отвечаю я, неосознанно наклонившись к подруге. — А поскольку это мой любимый предмет, то мне стало интересно, что она из себя представляет.

— Марта-то? — легкомысленно переспрашивает Рейвен, тоже глянув на Спинетт. — Простушка она, на самом деле. Милая очень, в прошлом году мне книги по Зельеварению отдала и так искренне удачи на экзаменах пожелала… В общем, безумно хорошая, да только с жизнью не очень. — Грустно закончила подруга, перекинув волосы за спину и откинувшись на спинку дивана.

— А что у нее в жизни? — безразлично спрашиваю я, мысленно содрогаясь от волнения.

— Она же тоже маглорожденная, — грустно отвечает Алиса. — Слизеринцы часто подкладывают ей бюллетени, где призывают спрыгнуть с Астрономической башни. Да и из-за ее полноты, она часто терпит насмешки недалеких людей.

Частицы совести начинают шевелиться во мне, и я с ужасом понимаю, что видимо этой девчонке победа в олимпиаде нужна не меньше, дабы доказать окружающему миру, что то, какой ты снаружи не имеет никакого значения. Горько становится и от того, что поступить с ней так, как мне бы хотелось, а именно начать шантажировать или втереться в доверие — очень жестоко и бесчеловечно. И, если уж она такая добрая и милая, может все же попытаться поговорить? Рассказать ей про этот проклятый обет и попросить о помощи? В конце концов, Гриффиндорцы никогда не бросают своих в беде, так ведь? Тяжелый вдох слетает неосознанно, но Рейвен видимо списывает это на реакцию относительно довольно грустной истории жизни Марты. Да, иногда люди все же наивны.

— Знаешь, — наконец говорю я, внимательно и пристально наблюдая за Спинетт, которая за все время моей слежки так и не удостоилась убрать свой заинтересованный взгляд с колен, на которых лежала потрепанная тетрадки. Но вот она встала, что означало, что мне пора идти за ней и нагнать где-нибудь в безлюдно холле, дабы поговорить наконец по душам. Ощущение неприятностей не покидает меня, но ведь надо что-то делать, верно? — Я, пожалуй, пойду.

Наверное, Алиса точно думает, что я сумасшедшая. Это, пожалуй, действительно странно, когда человек, который спокойно беседовал с тобой на непринужденные темы, вдруг резко прощается, даже не удостоившись ответной реплики со стороны оппонента. Но что поделать, когда на кону стоит твоя жизнь? Думаю, люди и не на такое способны. Наверное, я никогда не расскажу Алисе и Медоуз о споре, об обете, да и вообще обо всем. Не хочется, чтобы моя репутация в их глазах так низко упала, а что касается Мародеров… То они будут молчать, уж я -то позабочусь. Правда при одной мысли о том, что сделает со мной Джеймс, узнай он, что я взялась в самодеятельность, меня начинает мутить. Завернув за угол, и идя точь-в-точь за Спинетт, я мысленно молилась Мерлину, чтобы эта встреча прошла удачной, без всяких там приключений, которых мне уже хватило с головой. Каждый шаг отдается гулким сердцебиением, а внутри все так сжимается, что ходить становится все сложнее. Что, если эта Спинетт не такая уж, и милая особа? Что, если вся ее добродетельность лишь напоказ? Ведь как правило все такие светлые и добрые люди в конце концов и оказываются главными антагонистами рассказов.

— Мар…- громко попыталась крикнуть я, но кто-то резко накрыл мой рот ладонью и оттащил в угол. Сопротивляясь и брыкаясь, я пыталась выбиться из крепкой хватки, ощущая знакомый аромат духов, которые принадлежать могли только одному человеку. Опасаясь своей догадки, я медленно поворачиваюсь и натыкаюсь на стальной взгляд таких родных карих глаз, которые, уж поверьте, не предвещают мне ничего хорошего. Едкое разочарование смешивается с необыкновенной энергией, которая появляется всякий раз, стоит мне увидеть Джеймса рядом с собой. Вы, наверное, спросите, почему я всегда так на него реагирую? Дело далеко не в чувствах, как можно было подумать, а в том, что он всегда был рядом. Сколько я себя помню Джеймса всегда было слишком много. Его внимание, назойливость. Ведь, будь он хотя бы чуточку спокойнее, то я наверняка смогла бы с ним хотя бы подружиться. Но только он не изменим, по крайней мере был таким таким в прошлом учебной году. А сейчас что-то в нем навеки кануло, а взамен пришел совершенно незнакомый мне Джеймс Поттер, и меня пугают эти перемены, до дрожи в коленках. В такие моменты ты понимаешь, что уже не знаешь, как можно вести себя с человеком, что можно от него ожидать.

— Знаешь, Эванс, — вдруг говорит он и глядит так пронзительно и уверенно, что кажется, будто земля уходит из-под ног. — Раньше я думал, что с тобой еще не все потеряно, однако, в этом году я убеждаюсь в обратном. Скажи-ка, Эванс, чтобы ты сделала, узнай, что кто-то дал кому-то Неприложный обет? — Поттер насмешливо кривит губы и откидывается на стенку, смотря на меня с долей иронии. — Конечно бы, побежала в первую очередь к декану и долго бы распевала песенку о безрассудстве учеников. А вот теперь подумай, цветочек, так ли далеко от тебя ушла Марта в этом плане, а?

На секунду стыд охватывает меня с головой, и я ошеломленно смотрю на Поттера, понимая, что он,действительно, прав. Сейчас я могла бы совершить непозволительную ошибку, и если уж не потерять жизнь, то уважение в глазах других точно. На смену этой мысли приходит вторая, и я яростно выкладываю ее:

— Ты подслушивал?

Мародер невинно ухмыляется, но при этом в глазах его ни намека на веселье.

— Как ты мог?! — я пихаю его в плечо, чувствуя, как эмоции вновь берут вверх. Эта дурацкая олимпиада, обет, Спинетт, чертов Поттер, да и Мародеры в целом…этого так много, что я чувствую, как мелкая дрожь бьет тело. Сердце отбивает странный хаотичный ритм, а руки непослушно трясутся. Становится слишком горько и одновременно противно, и это чувство выжигает где-то внутри дыру.

— Успокойся, Эванс, — холодно отвечает он, замечая мою нервозность. — Ничего я не подслушивал, — он примирительно разводит руками, внимательно впиваясь в мое лицо. — Просто увидел, как ты подозрительно пошла за Мартой и подумал, что дела плохи. Заметь, я только что спас твою никому ненужную репутацию, а ты ведешь себя так, словно я тебе жизнь сломал, — Поттер переводит взгляд на коридор и продолжает. — Порой, я все же тебя не понимаю. Раньше, твою реакцию, поведение можно было с легкостью предугадать из-за правильности и характера, а теперь…ты словно пытаешься что-то кому-то доказать, — Мародер проводит руками по волосам, и я замечаю, что меня больше не раздражает этот жест. — Только вот, прежде чем что-либо доказать миру, ты должна доказать себе, что чего-то стоишь. Ведь иначе, все твои поступки бессмысленны и безумно глупы.

Наступает молчание, а я закусываю губу, рассуждая, что почти всю свою жизнь Поттер только и делал что спасал меня: от Слизеринцев, от нападок того же Сириуса, который, наверняка бы, давно загнобил меня, если бы захотел. Этот человек сделал для меня многое, только вот сейчас у него появилась девушка. Этот факт почему-то будоражит мои внутренности, а чисто женское любопытство берет вверх, хочется прямо сейчас и здесь прижать его к стенке и наконец найти ответы на все свои вопросы. Когда волна раздражения вновь приходит ко мне, я слышу подозрительный шум из коридора и запутанный голос Марты, только вот эмоции слишком велики, дабы обратить внимание на этот факт.

— Знаешь что, следил бы ты за своей девушкой, Поттер, — резко отвечаю я, замечая его удивленный взгляд. — Как бы она не начала ревновать, что ты так много времени уделяешь заучке с Гриффиндора…

— Какая девушка? - заинтересованно спрашивает Джеймс, а я замираю, смотря в его глаза. Он издевается или как? Правда додумать эту мысль у меня не вышло, потому что именно в этот момент раздался оглушительный взрыв и чей-то надрывный крик. Резко выпрямившись, мы ошарашенно посмотрели друг на друга, и в его глазах я увидела искорки беспокойства, смешанные с лихим Гриффиндорским безумством. А потом мы побежали на звук, попутно вытащив палочки из карманов и, внимательно оглядываясь по сторонам. Странное это было чувство, на самом деле. В тот момент я испытывала что-то легкое, но и одновременно такое обыденное, словно спасать кого-то и была моя участь.В те роковые минуты я испытывала все: страх, адреналин, еще не утихшую злость и конкретное непонимание. Все это слилось воедино и образовало непонятное комбо, которое не предвещало ничего хорошего.

Когда мы добежали до соседнего холла, то увидели, как на полу навзничь распласталась Марта Спинетт, с искаженным ужасом на лице.

От Автора:

Довольно объемная глава, но меня терзают смутные сомнения, что фанфик этот не очень выходит. Было бы интересно послушать Ваше мнение. А так же спасибо, читатели, за мотивацию, подаренную мне.

Глава 4


Этот вечер был один из самых тяжелых, что мне пришлось пережить. Марту пришлось госпитализировать, но только оказалось, что это все бессмысленно — она умерла. Никто толком не понял, что произошло. Не поняли и мы с Джеймсом, хотя находились от нее буквально за стенкой. Расспрашивая нас, профессора так и не смогли добиться ответов на свои вопрос, и в итоге нас просто отпустили домой, переживать свои душевные терзания в гостиной. Джеймса сразу окружили Мародеры, а меня оттянули за ворот рукава девчонки, пытаясь растормошить и развеселить. Наверное, им стоит сказать спасибо за это? Но мне, если честно, как-то все равно. Мерлин! Я просто не могу поверить. И нет, дело не в том, что я, видите ли, никогда со смертью не сталкивалась или еще что-нибудь в таком духе. Я просто не могу поверить, что Спинетт больше нет с нами. Ведь в волшебном мире люди умирают каждую секунду. Маглы наивно предполагают, что если у тебя есть волшебная палочка, и ты знаешь сотни и тысячи заклинаний, то можешь спокойно закончить войну, воссоздать заново жизнь или наколдовать для себя лучшую судьбу. Но только это не так, ибо, по сути, мы используем свою палочку ради защиты от волшебников, которые возомнили из себя Повелителем мира. Иногда понимаешь, что волшебный мир многим опасен магловского.

— Эй, Лилс! — Доркас присела на корточки и заглянула мне в глаза. — Расскажи, пожалуйста, что случилось.

Я отмахнулась от расспросов головой, теребя край мантии. Дрожь табуном ходила по коже, а внутри все содрогалось от ожидания. Согласитесь, все факты играют против меня: оказалась на месте преступления, пыталась подать заявку на участие в Олимпиаде и именно Марта стояла у меня на пути. А еще постоянные короткие взгляды, брошенные из-под ресниц, и наигранно безразличные расспросы о Спинетт. Мерлин, час от часу не легче! Я быстрым движением приземлилась на кровать, стеклянными глазами уставившись на ковер. Пора начинать мыслить логически. Во-первых, есть свидетель. И это не кто иной, как Джеймс Поттер, у которого безобразная репутация и целое досье с нарушением правил. Как бы от счастья не повеситься-то, а?

— Лили, — я почувствовала чью-то теплую ладонь на плече и почувствовала запах цветов, ударивший в нос. Это была Алиса и то, что может сказать она, я страшилась более всего. — Лили, что бы ты ни думала, но мы правда, ни в коем случае, не обвиняем тебя. Это все нелепая случайность, слышишь? Ты просто оказалась не в том месте. Правда.

О, Алиса, к сожалению, я оказалась не в той жизни, вот и вся причина моих проблем. Неуверенно качнув головой, я неуклюже стиснула ее в объятия, ощущая, как дрожат мои губы от страха, а в глазах собираются слезы. Рейвен это поняла, поэтому лишь стала поглаживать по спине, что-то приговаривая в ползвука, а Доркас стояла у противоположной стены и смотрела на меня чуть нахмуренно, будто пытаясь что-то прочесть. Сколько мы знакомы, она не доверяла никому. Даже словам своих друзей, хотя, ее можно понять. Однажды в детстве, когда Медоуз было шесть, ее старшую сестру — Мелену, хитростью заманили в темную часть Косого переулка и украли. Родители подняли небывалую панику, а бедная девчонка Доркас не могла понять, почему ее любимая сестренка не навещает ее. Неужели забыла? Мелену нашли через месяц, изуродованную и искалеченную. Родители Доркас впали в глубокое уныние, и теперь до сих пор в их доме стоит тоскливая атмосфера потери. Поэтому никто, никогда не обижался на Доркас, ее тяжелый характер друзья пытались принимать, а однокурсники — не сталкиваться.

— Лили. — Наконец говорит Медоуз, хмуря свои брови. — Что же ты скажешь декану?

Я закусываю губу до крови, не зная даже, что ответить. Смотря в ее каре-зеленые глаза, хочется провалиться от чувства собственного ничтожества, что образовалось внутри.

— Правду, — дрогнувшим голосом отвечаю я, замечая, как некое подобие благосклонности проскальзывает в ее лице. И кто знает, может порою, именно искренность является нашими спасением?

***

И вновь я стою в коридоре, прислонившись к стене и внимательно наблюдая за дверью, которая ведет к декану. В прошлый раз, я также в смятении оглядывалась по сторонам и гипнотизировала эту чертову дверь, мечтая провалиться сквозь землю. Иногда, память человека играет с нами злобную шутку, медленно терзая нас, пробуя на прочность и безжалостно, в конце концов, уничтожая. Сглотнув тугой ком, образовавшийся в горле, я поворачиваюсь к окну, пытаясь успокоиться. На календаре только десятое октября, а ветер хлестает с небывалой силой по окну, причудливо отдаваясь перезвоном. В коридоре невыносимо душно, кое-где слышны шепки младшекурсников, у которых уже закончились занятия, и которые беспечно убегают вперед, к Большому залу. Когда я была в их возрасте, то абсолютно не ценила свое детство, стремилась лишь в будущее, хотела повзрослеть и стать самостоятельной, независимой. Только вот сейчас, когда ты даже еще не выпустился из школы и топчешься в графе «Подросток», взрослеть совсем не хочется из-за понимания того, что проблем станет намного больше, чем сейчас.

Закрыв глаза, я медленно вдыхаю воздух, чувствуя, как холод сковывает легкие. Рука перемещается на ручку окна и дергает за нее, чтобы осенний ветер смог, наконец, прорваться в Хогвартс и освежить помещение. Вновь приняв свою первоначальную позу, я в нервном ожидании закусываю губу, все так же пятясь на треклятую дверь.

— Эванс, от одного твоего взгляда дверь, к сожалению, не взорвется, — услышала я насмешливый баритон, который принадлежать мог только Джеймсу Поттеру, который соизволил прийти на это мероприятие. Я резко развернулась, враждебно уставившись на него, за что получаю лишь кривую улыбку. Да, иногда я его просто ненавижу. Ненавижу настолько, что хочу задушить, растерзать или принести столько боли, чтобы он сам вскрылся. — И тебе дорого дня, Эванс. Волнуешься?

Словно Чеширский кот, он медленно и плавно подошел ко мне, а затем наклонился, безразлично изучая мои глаза. Под его пристальным и холодным взглядом я ощущала себя неловко, будто он мог пробраться в мои мысли, разворошить какие-то чувства и найти ответы на свои вопросы.

— Боишься? — Он резко выпрямился и тоже поглядел на дверь, ведущую к декану. — Неужели в первый раз?

— Немногие, знаешь ли, предпочитают нарушать правила, Поттер. — Холодно проговорила я, также отвернувшись.

Джеймс хмыкнул, но так ничего не ответил. Создавалось впечатление, словно все происходит по его плану, будто он уже давно спланировал эти события и сейчас просто наслаждается своим триумфом и чувством победителя. От Мародера всегда излучилась уверенность, но сейчас ее просто невозможно не ощутить. На душе стало еще хуже, потому что я, как всегда, ощущала себя лишь марионеткой в его руках. Я исподтишка глянула на него, изучая точеный профиль. И ведь ничего особенного: глаза самые обычные, темно-карие, словно топленый шоколад. В них даже тонуть не хочется, на самом деле. Волосы вечно в беспорядке, порою, так и хочется, наконец, подарить ему расческу и насильно причесать. И что в нем находят? Я фыркнула, демонстративно скрестив руки и гордо отвернувшись. И дружок у него, конечно, тот еще шутник. Придумать девушку, которой нет! Наверное, не стоит говорить, что в душе у меня проснулось ликование, которое с небывалой силой принесло мне облегчение и…радость?

— Эванс, — вдруг протянул Джеймс, из-за чего я была вынуждена повернуться, силясь придать своему взгляду как можно больше ненависти. — А почему тебя так сильно волновала моя «девушка»?

Сердце лихорадочно стучало, руки вспотели, а его широченная улыбка мне абсолютно не нравилась. Мало ли что этот олень мог напридумать. Ответив ему такой же улыбкой, я выпрямилась и уже собиралась сказать что-то острое и колкое, как вдруг, та сама дверь, про которую я благополучно забыла, открылась и на пороге стояла МакГонагалл, странно посматривая на нас. Я отвернулась от Джеймса, чувствуя, как привычное беспокойство свинцом наливается в легких. Ресницы затрепетали в предвкушении и вдруг, я почувствовала чью-то теплую ладонь, которая успокаивающе сжала мою. С ужасом я поняла, что это Поттер, и еще с большим отвращением, я ощутила, как мое тело перестало дрожать от его прикосновения. А там, где моя кожа касалась его, появилось странное тепло, разливающееся по всей коже.

— Пройдемте, — холодно проговорила декан, распахнув дверь, пропуская нас. Джеймс отцепил свою руку и задорно подмигнул мне, заходя в помещение. Ощутив разочарования, я почти со слезами на глазах пошла за ним, думая, что нервный срыв мне сегодня обеспечен.

Кабинет ничуть не изменился за два дня, только разве что бумаг на столе скопилось еще больше, а окно было плотно зашторено, так, чтобы ни один лучик солнца не мог проникнуть в помещение. От этого становилось только хуже, потому что складывалось впечатление, будто мы находимся в склепе, предчувствуя свою смерть.

— Как вы знаете, совсем недавно, было совершенно покушение на Марту Спинетт, — Миневра тяжело вздохнула, продолжая. — К сожалению, она умерла. По словам медиков — это убийственное заклинание, одно из трех запрещенных, — МакГонагалл поправила свои очки и теперь строго посмотрела на нас. — Конечно, никто из педагогов не считает, что убийцей являетесь вы, однако, то, что вы попали на место преступления — уже играет против вас. Расскажите, пожалуйста, то, что вы видели или знаете. И как вы вообще оказалась в том холле.

Я открываю рот, чтобы, своим дрогнувшим от волнения голосом, залепетать очередные несвязанные между собой предложения, но меня уверенно опережает Поттер.

— Мы с Лили сидели в библиотеке, — я мысленно расширяю глаза от удивления, но внешне, всеми силами стараюсь не показывать своего волнения. — Нам надо было найти книгу для Римуса по ЗОТИ, да и нам было, что обсудить, — Джеймс поворачивается ко мне, лукаво усмехнувшись, и вновь переводи свой взгляд на Миневру. — Потом, мы решили, что пора сходить в Большой зал, потому что между нами затеялся спор, по какому поводу вам знать необязательно, поэтом мы стремглав понеслись по короткому пути, когда услышали оглушающий звук и зеленое свечение. Дальше, полагаю, нетрудно предположить.

Я прикрыла глаза, судорожно вздохнув. Не прокатит же, не прокатит! Отчаянные мысли лезут в голову, отчего дыхание сбивается, а способность говорить, кажется, и вовсе атрофировалась. А Поттер стоит так уверенно и прямо, что и не заподозришь его во вранье. Кажется, прошло больше часа, прежде чем декан, наконец, ответил:

— Как я сказала ранее, мы не подозреваем вас в убийстве. Также, мы положились за вас и перед аврорами. Однако, мне стоит предупредить вас, особенно мисс Эванс, — МакГонагалл встает из-за стола и подходит к окну, что-то разглядывая. — Война уже на пороге, скоро много крови прольется. Особенно, маглорожденных, — декан поворачивается и смотрит на меня. — Я надеюсь на вашу осторожность, мисс Эванс, хотя сомневаюсь, что убийство было намеренным… Просто будьте аккуратны.

Я киваю, ощущая, какую мощь имеют слова профессора. Становиться действительно страшно, и ведь, это только начало. Что же ждет нас впереди? Сколько людей умрет, кто остановит весь этот ужас? Да, перспектива оказаться на Бермудских островах не такая уж и глупая, есть в ней смысл. Сглотнув, я медленно поворачиваюсь и иду к выходу, понимая, что это обет изменил не только мою участь, но и жизнь. Дверь скрипит от моего напора и отходит в сторону, пропуская меня.

— И да, мисс Эванс, посмотрите на списки участников олимпиады, — я раскрываю рот в удивлении, не до конца понимая слова профессора. А потом до меня доходит, что место Зельевара свободно. Кто уж знал, что этот факт ни то, что не порадует меня, даже не заставит улыбнуться. Если быть до конца честной, то лучше умерла бы я, чем Спинетт. Так омерзительно мне не было давно, на самом деле.

Захлопнув дверь, мы вдвоем пошли по пустым коридорам, ощущая неловкость и тоску. Поттер явно о чем-то задумался, а его брови свелись к переносице. Наверное, опять помышляет какую-нибудь шалость, чтобы развеселить людей. Да, нам сейчас действительно не хватает веселья, даже мне. Молча преодолев два этажа, я вдруг вспоминаю слова МакГонагалл по поводу того, что убийство было случайным. Что бы это могло значить? Я вновь поворачиваюсь в сторону Джеймса, закусывая губу, не решаясь задать свой вопрос. Не хочется услышать что-то про то, что я еще маленькая и глупенькая.

— Джеймс, — от звука своего имени, сошедшего с моих уст, он едва заметно вздрагивает, поворачиваясь ко мне. — Что имела в виду МакГонагалл, говоря, что убийство ненамеренное?

Джеймс резко останавливается и смотрит на меня серьезно, мрачно. Тяжело вздохнув, он облокачивается об стенку, пытаясь начать говорить, но почему-то у него это никак не получается. Я смотрю в ответ, ощущая себя последней дурой и уже готова сказать что-либо, как вдруг слышу:

— Эванс, — он отворачивается, а потом вновь глядит на меня. — Чтобы стать Пожирателем смерти, надо убить маглорожденного ученика, — его руки сжимаются в кулак, а кадык опасно дергается. — Поразительно, что ты не знала.

— Почему же?

— Тебе не понравится мой ответ.

Поттер, криво усмехнувшись, заворачивает за угол, а я чувствую, как распирающая ярость и любопытство просто изводит меня.

— Ну уж ответь, — упрямо повторяю я, дернув его за рукав, останавливая.

— Эванс…

— Я внимательно тебя слушаю, Поттер, — в его глазах я замечаю обоюдную ярость, еще сильнее сжимая руку Джеймса, я уверенно отвечаю на этот взгляд. Воздух электризуется, ветер гудит, создавая сквозняк, а в коридоре ни души, только свет факелов робко подрагивает в тишине, создавая гнетущую атмосферу.

— О, я то уж думал, что ты со своим Нюниусом все успела обсудить, — Мародер идет на меня, заставляя отступать назад. — Например, кого бы ему убить, — Джеймс впечатывает меня в стенку и клянусь, никогда еще я не видела в нем столько злости. — Неожиданно, верно? — Он наклоняется совсем близко, из-за чего сердце трепещет и бьется так громко, что я боюсь, что Джеймс услышит это.

— Впрочем, неважно. Поздравляю, Эванс, а теперь, изволь, наконец, спокойно дойти до гостиной, не нарываясь на очередной спор, с которым ты не сможешь справиться.

Поттер стремительно разворачивается и идет вперед, не оборачиваясь, не зовя. Глаза отчего-то слезятся, а настроение, и без того совсем скверное, падает вниз. На дрожащих ногах я иду за ним, стараясь не отставать от него, но и не нагоняя. Думала ли я однажды, что Джеймс Поттер, который носился за мной на протяжении шести лет, так быстро поменяет свое мнение насчет меня? Что же стало с парнем, который когда-то не мог прожить и минуты без звонкого смеха, у которого всегда находились слова утешения для всех? Почему за этот год все так кардинально изменилось, когда все успело полететь к чертям? Звук каблука отрезвляет меня, возвращает в реальность. Мародер тихо шепчет пароль портрету, быстро заскакивая внутри. Он подходит к своей двери и явно что-то хочет сказать напоследок, но плюнув, уверенно дергает за ручку и скрывается внутри, оставляя меня одну.

— Ну и катись ты, Поттер, — злобно шепчу я, ловля на себе заинтересованные и удивленные взгляды однокурсников. Взмахнув своими огненными волосами, я направляюсь к стенду и с замиранием сердца читаю-таки желанные на данный момент слова:

Официальный список участников первой магической олимпиады школы чародейства и волшебства «Хогвартс»

Слизерин:

Астрономия — Рольф Эрнот
Заклинания — Эрика Забини
Защита от Темных искусств — Коул Нотт
Зельеварение — Северус Снейп
История магии — прочерк
Травология — Андромеда Блэк
Трансфигурация — Элизабет Норс


Хаффлпафф:

Астрономия — Сюзанна Роулд
Заклинания — Льюис Лунн
Защита от Темных искусств — Адам Боунс
Зельеварение — прочерк
История магии — прочерк
Травология — Кристиан Мерс
Трансфигурация — Изольда Фильджер


Равенкло:

Астрономия — Маргарет Саймон
Заклинания — Коул Норрингтон
Защита от Темных искусств — Люси Мул
Зельеварение — Кристофер Эройд
История магии — прочерк
Травология — Оливер Саймон
Трансфигурация — Мориса Марч


Гриффиндор:

Астрономия — Марлин МакКиннон
Заклинания — Фрэнк Лонгботтом
Защита от Темных искусств — Сириус Блэк
Зельеварение — Марта Спинетт Лили Эванс
История магии — прочерк
Травология — Доркас Медоуз
Трансфигурация — Джеймс Поттер


Олимпиада стартует двадцать седьмого октября. Каждой из дисциплин будет отведен определенный день проведения, стоит помнить, что за нарушения перечня правил идет дисквалификация. Следует также запомнить следующее расписание:

27.10.1976 — Астрономия,
29.10.1976 — Заклинания,
02.11.1976— Защита от Темных искусств,
04.11.1976 — Зельеварение,
06.11.1976 — История магии,
08.11.1976 — Травология,
10.11.1976 — Трасфигурация,
14.11.1976 — Торжественный балл по случаю олимпиады.

После окончания олимпиады по каждому предмету будет выбран победитель, который и получит долгожданный приз. Не стоит волноваться или расстраиваться, если по каким-то причинам Вы не попали в этот список. Со всеми вопросами и за дополнительной информацией обращаться к декану факультета.

Директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс»,
А́льбус Пе́рсиваль Ву́лфрик Бра́йан Да́мблдор.
09.10.1976


-…Да, в этом году Бинс совсем планку поднял. Никто по его предмету не попал на олимпиаду!

— Это точно, совсем свихнулся старик…

Я вздрогнула, услышав разговор Гриффиндорцев, и пустым взглядом поглядела на клеточку «История магии». И вправду, никого. Безразлично вздохнув, я почувствовала внутри такую грусть, а вычеркнутое имя, недавно умершей, заставило сжаться сердце. Я захлопала ресницами, пытаясь унять слезы досады, игнорируя дрожь во всем теле и чертовы голоса за спиной. Прикрыв ладонью рот, я закрыла глаза, ощущая такую боль, что дышать, просто не получалось.

— А ты молодец, Лили, — слышу я, как из тумана. Кто-то положил мне руку на плечо и весело проговорил. — Ты этого достойна.

И если бы в этот момент, кто-нибудь посмотрел на меня, то увидел, как предательские слезы потекли по моим щекам, а глаза были плотно закрыты. Только никто этого не сделал, значит ли, что это к лучшему?

Глава 5


Красивое синее платье висело на вешалке, только вот настроение ухудшалось в геометрической прогрессии, а руки безвольно лежали на коленях. Я тяжело вздохнула, с ужасом осознав, что октябрь закончился, а сегодня наступает уже четвертое ноября. День, когда я пойду писать олимпиаду. Руки задрожали, а перед глазами поплыл синий шелк бального платья. Слухи об Олимпиаде гудели вовсю. Первые три дисциплины были успешно сданы, и вскоре пронеслась идея, что по ЗОТИ победителем стал Сириус Блэк. Я скривила губы, подумав, что не дай бог мне выиграть, ведь иначе меня ждет «сладкая жизнь».

Вы, наверное, спросите, что же произошло за эти недели? Что ж, мне даже нечего рассказать. Засиживаясь в библиотеке допоздна, пытаясь уяснить материал и основательно подготовиться, я попросту попустила эти дни, пустила их на самотёк и лишь изредка выходила в реальность, чтобы пожелать своим сокурсникам удачи. Да, несмотря на то, что жизнь моя стала чуточку светлее и увлекательнее, серые будни никто не отменял. В особенности серыми их умело делал не кто иной, как Джеймс Поттер, который своей радостной физиономией выносил мне мозг без слов. Он тоже углубился в учёбу, вернее в подготовку и часто можно было увидеть его в компании декана, с которым они переговаривались насчет Трасфигурации. Поскольку предмет этот считался одним из самых трудных, то и олимпиада по нему проводилась в самом конце, перед балом. Я вновь скривилась, ненароком вспомнив об этом торжестве, не обещавшем мне ничего хорошего. Когда свои мысли я высказала своим подругам, Алиса и Медоуз, схватив меня под руки, потащили в Хогсмид, в салон одежды для волшебников, где мы втроем и выбрали это чудесное платье. Стало ли мне лучше от этого? Нет.

— Лили, ты готова? — спросила Доркас, постучавшись в ванную комнату.

— Да, Медоуз. Уже выхожу.

Внимательно посмотрев на свое отражение в зеркале, я тяжело вздохнула и открыла дверь. Доркас, лениво облокотившись о стенку, выпрямилась, завидев меня. Девушка настороженно поглядела на меня, будто ожидая истерику или сопливые переживания, но наткнувшись на не очень хорошо замаскированное безразличие в моих глазах, жестом указала на дверь. Я покорно кивнула и спустилась вниз, подумав, что даже если я и проиграю в этой олимпиаде, то вряд ли сильно огорчусь. В конце концов, мне не не нравилось это мероприятие с самого начала, так почему же я должна симпатизировать ему теперь? Перед глазами всплыл образ пухленькой Марты Спинетт, и в глазах защипало. Вот она наверняка бы всё приложила для победы, наверняка бы смогла принести факультету победу. Когда я была почти у выемки портрета и хотела побыстрее выскользнуть из этого помещения, то почувствовала, будто кто-то толкнул меня в строну. Подняв взгляд, я увидела, как чья-та мужская фигура скрывается за портретом, а на махровом ковре лежит слегка помятый кусок пергамента. Дрожащими руками подняв листочек, я впилась глазами в написанное:

Можешь сколько угодно ненавидеть меня, но заработай победу в олимпиаде, Эванс. Потому что даже я считаю, что в Зельях тебе равных нет. Удачи.

Я сглотнула, почувствовав тугой комок в горле, и сжала бумажку с невероятной силой. Ну, Поттер, получишь же у меня! Гордо подняв голову, я пошла по направлению к Большому залу, то и дело натыкаясь на Гриффиндорцев, которые не забывали пожелать мне удачи. Когда я подошла к плотно закрытым дверям зала, то увидела Алису, Медоуз и Римуса с Питером, которые приветливо помахали мне рукой. На дрожащих ногах я подошла к ним и, закусив губу, нервно оглянулась на дверь.

— Эй, Лилс, — Рейвен заботливо сжала мою руку и ярко улыбнулась мне. — Ты чего? Всё же хорошо будет.

— Серьезно, — поддерживает Алису Доркас, чуть подняв брови. — Ты же лучшая, солнышко.

Я кивнула головой, потому что говорить не было сил. Было немного обидно, что Сириус не пришел пожелать мне удачи, а Поттер, видимо, ещё был зол на меня. Нет, конечно, все понятно, я сглупила, согласилась на Непреложный обет, но… Почему он настолько разозлился на меня? Если я ему никто, то почему Поттер волнуется за меня? Глупые мысли полезли в голову, отчего я немного зарделась, но вспомнив, как он безразлично смотрел на меня, как холодно обращался в коридоре, то сразу выгнала эти мысли прочь из головы. В конце концов, Джеймс Поттер по-прежнему был тем ещё остолопом, который только и умеет, что пользоваться людьми.

— Лили, — мягко позвал меня Римус, и я перевела взгляд на него. Парень выглядел уставшим, будто не спал неделю подряд, а тёмные круги под глазами на бледной коже придавали ему устрашающий вид. — Ты уж прости Сириуса и Джеймса, они, может быть, и пришли, но напортачили вчера…— Люпин немного улыбнулся.

— И сейчас они на отработке у декана, — договорил за Лунатика, Питер. Я сдержанно кивнула головой, стараясь заглушить быстрое биение сердца и, тяжело вздохнув, пошла к двери.

Каждый мой шаг гулко отдавался в ушах. По спине пробежался холодок, а ноги грозились подкоситься. Я мертвой статуей застыла возле главной двери и нерешительно положила ладонь на ручку. Сомнения обволокли внутренности, а, и без того небольшое, желание участвовать в этом событии стремительно убывало. Но когда я уже собиралась в панике развернуться и убежать, то вдруг вспомнила про бумажку Поттера, которую всё ещё держала в руке. Его слова всплыли перед глазами, а я решительно толкнула дверь, слыша за спиной пожелания удачи, и зашла внутрь. Ведь кто, кроме меня, знает, на что я способна? Почему я должна сдаваться на полпути только из-за чьих-то косых взглядов и слов? Удивившись своим мыслям, я шла к учительскому столу, за котором восседали люди из Министерства, профессор МакГонагалл и профессор от Слизнорт. Факультетские столы превратились в четыре одинаковые парты, расположенные в отдаленных уголках помещения. Сглотнув тугой ком, я подошла к Кристоферу Эройду, который обучался на моем потоке, только на факультет Ровенкло. Парень выглядел осунувшимся, бледным. Казалось, что ещё немного и он упадет в обморок прямо здесь. Хотя, я, наверное, выглядела ничуть не лучше. Крис нервно мне улыбнулся, чуть подавшись вперед, отчего я увидела Северуса, который стоял за его спиной. Снейп посмотрел мне в глаза всего на мгновение, но я уже почувствовала горечь и тоску. Яростно сверкнув глазами, я развернулась, сжав руки в кулаки. Определенно я не была готова остаться с ним в одном помещении, даже если учесть, что у нас были сдвоенные уроки.

— Все пришли? — холодно осведомился долговязый, почти седой мужчина, окинув нас взглядом орлиных глаз. От одного его вида по спине прошелся холодок, и я нервно дернула ногой. Мы уверенно взмахнули головой в знак согласия, и он заголосил своим низким голосом. — Как вы понимаете, за нарушения перечня правил идет моментальная дисквалификация. На олимпиаду отводиться три с половиной часа, прежде, чем перейти к её решению, вы в обязательном порядке должны заполнить бланк, вписав туда всю требуемую от вас информацию. После этого вы начинаете отвечать на вопросы. Когда, вы закончите с теоретической частью, вы должны будете сказать стоящему рядом с вашей партой смотрителю о том, что готовы перейти к практике. Во время практики использовать можно лишь определенный перечень заклинаний. Если смотритель заметит, что вы использовали неразрешенное заклинание, то ваш бланк будет сожжен, а вы сами покинете зал и больше никогда не сможете участвовать в магической олимпиаде. Есть вопросы?

Я отрицательно качнула головой и стала наблюдать, как каждому из нас выдают смотрителя. Мне определили русоволосую женщину средних лет с серьезным выражением лица и полным безразличием к окружающей обстановке. Она провела меня в почти конец зала и усадила за парту, внимательно наблюдая, за моими действиями. Дрожащими руками я взяла бланк и, стараясь быть как можно более аккуратной, начала вписывать туда информацию. Когда формальности были позади и я дрожащими от волнения пальцами сдала палочку женщине и открыла магическую олимпиаду, то на мгновение замерла.

Этап четвертый. Зельеварение.

Ниже шел алгоритм выполнения заданий и несколько примеров таковых. Перевернув следующий лист я увидела три части теории, включающей в себя довольно нестандартные вопросы, на которые можно было ответить только исходя из догадок и предположений. Дальше следовали вопросы на знание ингредиентов, их свойств, отличительных особенностей, а также места произрастания или обитания. Сделано это было в виде небольших задачек, которые чередовались друг с другом. Надо отдать должное, вопросы были далеко не на школьную программу, а на проверку эрудиции и углубленных знаний ученика. На некоторые вопросы ответ находился почти сразу, над другими пришлось подумать, но самой сложной была часть третья, где давался текст, с описанием определенного, неизвестного тебе зелья, а затем вопросы, касательно него. Когда прошёл час, я закусила губу, сосредоточенно записав в бланк ответы. Почти полностью сделав третью и вторую часть, я перешла к первой и с небольшим ужасов поняла, что время осталось совсем мало, а зелье, наверняка, готовить придется долго. Углубившись в вопросы, я, нахмурившись, стала отбивать карандашом о парту какой-то ритм, силясь вспомнить хоть что-то. Послышался шорох с другого конца зала, а затем я увидела, что Крис Эройд уже закончил с теорией и вместе со своим смотрителем пошел в центр зала, к котелку. Буквально минут через двадцать встал и Северус, который бросил на меня странный взгляд, и тоже перешел к практике. На глаза навернулись слезы отчаянья и я, вцепившись в карандаш, стала внимательно перечитывать вопросы, надеясь ответить хоть на что-то.

Когда прошло два часа олимпиады, а запах зельев заполнил помещение, я, наконец, встала и отдала бланк своему смотрителю. Женщина безразлично посмотрела в мои опухшие глаза и выдала палочку, ведя меня вперед. Остановившись возле котла, смотрительница выдала мне чистый лист и задание, в котором было написано «Амортенция», а также список запрещенных заклинаний. В двух словах объяснив, что мне нужно записать в определенной последовательности ингредиенты в пергамент и показать ей способ приготовления, женщина вышла из-за стола и появилась напротив меня, опустив глаза на котел. Сглотнув, я записала игридиенты, попутно радуясь, что как раз недавно повторяла это зелье, как часто используемое на экзаменах. Когда дело дошло до практики, я, почти неслышно, стала комментировать свои действия и ловко орудовать приборами. Отчего-то я чувствовала себя невероятно спокойно. В конце концов, не так важно, выиграю я или нет. Мне просто до безумия нравятся зелья, нравится измерять и нарезать ингредиенты, смешивать их в определенной пропорции и часами наблюдать, как жидкость меняет цвет. Может это странно, может даже ненормально, но именно в этом я ощущаю себя чем-то стоящим. Я ощущаю себя живой.

— Кристофер Эройд, — услышала я холодный голос мужчины, который рассказывал нам о проведении олимпиады. — Вы дисквалифицированы!

Его бланк взлетел в воздух и, сделав кувырок, сгорел дотла. Я удивленно и непонимающе смотрела на Криса, у которого на лице было столько эмоций, что и не перечислить.

— Что? Но…к-как? — парень выглядел настолько убитым и ошарашенным, что я невольно прониклась к нему жалостью. Когда я посмотрела на Северуса, который преспокойно заканчивал свое зелье, будто ничего не случилось, то мои глаза наполнились гневом. Слишком уж безразличное выражение лица у него было. Слишком равнодушно он продолжал заниматься своим делом. И, зная Снейпа, можно было предположить всё что угодно.

— Вы нарушили главное правило, использовав запрещенное заклинание, —безапелляционно заявил чиновник, окатив Эройда холодным взглядом. — Прошу, покиньте помещение.

Крис попытался что-то еще сказать, но наткнувшись на взгляд Миневры, замолчал и, опустив голову, вышел прочь из зала. Вновь посмотрев на Снейпа, у которого на устах дрогнула мимолетная полуулыбка, я сжала челюсти и еще яростнее принилась за выполнение олимпиады, мечтая утереть нос своему, некогда лучшему, другу.

***

Олимпиада по этапу зельеварения завершилась, как завершилась и первая неделя ноября. Ученики увлеченно обсуждали олимпиаду, Джеймс с каждым днем становился всё мрачнее, и встретить его в гостиной стало почти невозможно. Удивительно было наблюдать, насколько он изменился. Если ещё на четвертом курсе он пользовался вниманием девушек и постоянно с ними флиртовал, то теперь Поттер усиленно пытался спрятаться от своих фанаток и почти ни с кем из них не говорил. Возможно, Джеймс по-прежнему был фантастическим другом и умным собеседником, но только не со мной. Меня он избегал, как огня. Перестал смотреть на мои волосы украдкой, улыбаться, если натыкался на мой взгляд. Иногда, он, конечно, мог бросить скупое "привет", но сразу же куда-то уходил, стараясь не оставаться в одном помещении. За такими наблюдениями прошла ещё неделя, и уже сегодня должны опубликовать списки победителей, а позже, вечером, должно было начаться торжественное мероприятие, именуемое балом. Встав раньше, чем того требовал выходной день, я, накинув халат, спустилась вниз к стенду, на который прикрепили огромный лист пергамента, который гласил:

Итоги Первой Магической Олимпида "Хогвартс", проведенная в промежутке времени от 27-го октября по 10-ое ноября.

Победителем стали следующие ученики, набрав наивысшие баллы по предметам:

Астрономия - Маргарет Саймон ( Ровенкло )
Заклинания - Люис Лунн ( Слизерин )
Защита от тёмных искусств - Сириус Блэк ( Гриффиндор )
Зельеварение - Лили Эванс ( Гриффиндор )
История магии - прочерк *
Травология - Кристиан Мерс ( Хаффлпафф )
Трансфигурация - Джеймс Поттер ( Гриффиндор )


*Так как по предмету "История магии" не было ни одного представителя, департамент по развитию волшебников принял решение выбрать ещё одного, седьмого ученика, набравшего высокое количество баллов, но недостаточное, чтобы попасть в список. Им становится ученик факультета Слизерин по предмету "ЗОТИ" - Коул Нотт.

Основным призом является путевка на Бермудские острова с двадцать девятого июня тысяча девятьсот семьдесят седьмого года. От лица преподавателей и Минстерсва магии поздравляю всех участников и победителей с участием и победой в Первой Магической Олимпиадой.


Директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс»,
А́льбус Пе́рсиваль Ву́лфрик Бра́йан Да́мблдор.
14.11.1976


Ликование и радость, казалось бы, переполняли меня, заставляли чуть ли не прыгать до потолка. Вот только, потом я вспомнила о Марте Спинетт, перед глазами всплыло пораженное и обиженное выражение лица Кристофера, и эта радость куда-то вдруг ускользнула, заставив меня остановиться возле стенда и пустым взглядом посмотреть на список. Говорят, олимпиады - это весело. Почему же у меня иначе? Почему же, даже когда моя жизнь запестрела красками и приключениями, я ощущаю себя настолько пустой? Услышав, как хлопнул портрет, я вздрогнула, моментально развернулась и уставилась на Джеймса и Сириуса, которые о чем-то полушепотом говорили, даже не заметив меня. Прикрыв глаза и вновь развернувшись, я понадеялась, что парни не заметят меня, что пройдут мимо, но судьба, как вы могли заметить, меня нанавидит.

— О, Эванс, поздравляю, кстати, - прокричал Блэк, заставив меня повернуться профилем и поглядеть на парня, как на умалишенного. — А чего ты не в библиотеке, Лилс? Или неужели тебе наскучили пыльные книги, и ты решила снизойти до простых смертных?

Я тяжело вздохнула, когда поняла, что ни Сириус, ни Джеймс не собираются ни уходить в свою комнату, ни лишаться такой прекрасной, судя по лицу первого, возможности поиздеваться надо мной.

— А я смотрю, ты пополняешь свой словарный запас, Блэк, — холодно процедила я, наблюдая за тем, как Поттер, безразлично окинув меня взглядом, поднимается в свою комнату. Внутри что-то кольнуло, поэтому я тоже не стала дожидаться ответной реплики Блэка и стремительно поднялась наверх, немного громко хлопнув дверью. Осталось совсем немного. Просто нужно пережить этот бал и полгода совместного отдыха с Мародерами и другими факультетами. И подумаешь, что ничего хорошего это не предвещает! Надо. Просто. Пережить.

Спустя некоторое время, когда подруги уже проснулись, и мы втроем успешно сходили в Большой зал, я заметила Северуса, который одиноко стоял в коридоре и смотрел в окно, держа в руке смятый кусок пергамента. Злость, которая будто возникла из воздуха, заставила меня приблизиться к нему и остановиться в паре метрах. Снейп почти не изменился за последнее время: те же сальные грязные чёрные волосы, тот же суровый и мрачный взгляд. Казалось, он словно специально создает возле себя эдакую темную ауру, специально хочет оттолкнуть всех своим внешним видом.

— Зачем ты подставил Кристофера? — не выдерживаю я, поддавшись вперед. — И, скажи мне на милость, почему выиграла я, а не ты?

Северус от неожиданности резко поворачивается ко мне лицом и немного удивлённо смотрит в мои глаза. Сказать, что он не ожидал меня увидеть, означает ничего не сказать.

— Л-лили?

— Ответь мне, — с некой горечью попросила я. — Только не надо мне врать, слышишь, Северус?

Парень озадаченно молчит, предусмотрительно спрятав пергамент в карман, и смотрит с каким-то маниакальным огоньком в глазах. Судя по выражению его лица, говорить он точно не хочет. Видимо, пропасть между нами уже неизмерима.

Был ли у меня когда-то друг, человек, чьими словами я жила?

Определенно был, но только сейчас от него не осталось ни кусочка. Северус Снейп, стоящий передо мной — это не тот мальчишка Сев, который сбегал из дома по ночам и носил забавную маггловскую одёжку. И как бы ни обидно было это понимать, но теперь мы друг другу никто, мы по разные стороны баррикад. Бросив на него грустный взгляд, я побрела обратно в свою комнату. Когда я захожу в гостиную, то слышу громкие возгласы Гриффиндорцев, их веселую брань и гору шуток. Не обращая внимания на своих сокурсников, я проскальзываю в спальню, тихо прикрываю дверь и присаживаюсь на кровать.

На вешалке по-прежнему висело платье, и игра света делала его сказочно прекрасным. Я вздохнула.

Пойду ли я на этот бал?

Определенно нет.

От автора:

Да, я прекрасно знаю, что трое победивших Гриффиндорца - немного притянуто, но для сюжета мне нужно было именно трое учеников из этого факультета.
Бал я решила не описывать, ибо не вижу в этом смысла. Просто обычное торжество, поэтому уже со следующей главы мы окунемся с Вами в лето 1977 года, то есть вновь окажемся в начале рассказа.
Спасибо, что еще читаете это "чудо".

Глава 6


Нас было семеро и, поверьте, ничего общего в нас уж точно не было. Принадлежность к разным факультетам сыграла с нами злую шутку, поэтому, когда мы прибыли на Бермудские острова, атмосфера была более чем мрачная. Я, присев на корточки возле редкого леса, тяжело вздохнула и взглянула на всех победителей Олимпиады. Джеймс и Сириус, казалось, вовсе не замечали напряжения, потому весело хохотали над чем-то своим и задорно смотрели на океан. Маргарет Саймон из Ровенкло и Кристиан Мерс с Хаффлпафф выглядели донельзя счастливыми, что-то обсуждая полушепотом. Обе девушки были довольно симпатичными, вот только холодный взгляд Маргарет уж точно не придавал ей шарма, а низкая Кристиан, которая всеми силами пыталась стать выше, попросту терялась в толпе. Самыми враждебными и выделяющимися выглядели представители факультета Слизерин — Люис Лунн и Коул Нотт, которые держались в стороне и презрительно щурились то ли на нас, то ли от солнца. Да, эта поездочка определенно обещает быть веселой, если конечно мы не поубиваем друг друга раньше времени. С такими оптимистичными мыслями я зарылась руками в волосы и пожалела, что забыла свою панамку. Правда, не признать того, что вид на океан был до безобразия чарующим, я не могла. Синева воды, что спокойно качалась взад-вперед, завораживала, манила к себе. Но редкие пальмы и сухие низкие кустарники немного портили впечатление своей убогостью, а жаркий климат выжимал из нас все силы, окончательно убивая хорошее настроение.

— Ну что ж, я полагаю, это все? — спросила нас рыжеволосая женщина, одетая в короткие шортики и майку. На вид ей было не больше тридцати, а широкая улыбка и загорелая кожа заставляли меня немного завидовать ей. — Меня зовут Алида Лостер. В течение последующего месяца я буду вашей вожатой и чем-то вроде учителя. — Женщина поправила клетчатую панамку на голове и достала из рюкзака какие-то бумаги. — В первую очередь, вы должны понимать, что хоть и не находитесь в Хогвартсе и особо строгих правил здесь нет, ради сохранения собственной жизни стоит соблюдать некоторые формальности. Самое главное и основное — ни в коем случае не пересекайте забор на юго-западе. Поскольку, меня предупредили, что среди нас находится парочка шутников, то я настоятельно рекомендую слушать меня. — Алида выразительно посмотрела на остатки Мародеров, а потом мимоходом окинула взглядом всех остальных. — Пересекать океан самостоятельно также нежелательно, как впрочем заходить на магловскую территорию. Об этом острове и так ходит много сказаний, не стоит создавать новые.

Коул Нотт выразительно фыркнул, прислонившись к ветхой пальме, и безразлично посмотрел на вожатую. Его пронзительные черные глаза опасно сузились, но не выражали ничего, а бледность лица, которой уже не поможет солнце, лишь усиливала мрачную атмосферу вокруг него. Семикурсник, уже даже не школьник, он с каким-то поразительным равнодушием поглядывал на нас, даже не пытаясь вступить в конфликт или хоть как-то задеть Гриффиндорцев. Пожалуй, именно этот факт заставил меня поглядеть на него по-другому, не беря в расчет то, что нам предстоит целый месячный совместный отдых.

Вожатая поймала мальчишеский взгляд и, победно улыбнувшись, провозгласила:

— И да, до истечения месяца, даже нарушив все перечисленные правила, вы не покинете остров. Лишитесь палочки, отправитесь на воспитательные работы, но останетесь на Бермудах. Так что, рекомендую внимательно слушать меня и стараться сделать свое существование здесь более сносным, — Лостер, заправив выбившуюся из хвоста прядь, махнула рукой и жестом поманила всех за собой.

Да, Алида, по-видимому, была боевой женщиной и сдаваться не умела. Мародеры позади меня лишь весело хохотнули на такую вступительную речь, а все остальные заметно осунулись. Конечно, если отбросить все пессимистические предположения, то этот отдых действительно скрасил моё существование. Если забыть о Мародерах и остальных личностях, то можно узнать много нового и насладиться отдыхом. В конце концов, когда ещё может представиться такая возможность? Только вот на душе будто кошки скребли. Сейчас я остро ощутила нехватку своих подруг, с которыми можно было поделиться своими мыслями теплыми вечерами и с упоением смотреть на звезды. Да, мне невыносимо не хватало друзей и элементарного человеческого общения со сверстниками. А что за компанию я имела сейчас? Двоих молчаливых Слизеринцев, которые наверняка имели предрассудки насчет чистоты крови; Сириуса и Джеймса, мои отношения с которыми напряжены до предела; незнакомых мне девчонок, на которых я обратила внимание только сейчас... Отчего же мне так весело, черт побери?

— Эй, Эванс! — глухой баритон, один из тех, что невольно заставляют мурашки пройтись по коже, оглушил моё левое ухо и заставил нервно вздрогнуть.— Ну что за выражение лица? Ты портишь мне всё настроение! — страдальчески выпалил он, закинув мне на плечо свою тяжёлую руку. Я резко дёрнулась, толкнув парня в сторону, и стремительно зашагала вперёд, шлёпая босыми ногами по тёплому, даже слишком тёплому песку.

Да, Мародеры даже не в полном составе оставались Мародерами. На лице появилась глуповатая улыбка, когда я вспомнила начало учебного года и их выходку с петардой в купе. Поборов свои воспоминания, я внимательно прислушалась к Алиде, которая попутно успевала что-то рассказывать.

— Вам, конечно, не нравится, что вышла сборная солянка из факультетов, — весело третировала женщина. — Но подумайте, вы единственные семеро учеников со всей школы, которым достался такой приз. Понятное дело, куда вам до безграничной радости? Но если вы не научитесь ценить то, что имеете, сейчас, то позже будет еще труднее. Не говоря о том, что Бермудские острова — закрытая территория.

— Отчего же закрытая? — Заинтересованно спросила Маргарет Саймон, поправив очки.

— На этой территории частенько происходят выбросы магии, — серьезно проговорила Алида, слегка нахмурив свой идеальный лоб. — Никто не знает, откуда здесь возникает такой выброс стихийного волшебства, но это действительно происходит. От этого здесь тонут все магловские…как их там…приборы. К тому же, здесь проводят частные магические экспедиции и, по правде говоря, эта местность не так уж хорошо известна. Однако летом сюда на отдых привозят одаренных или больных детей. Уж что, а скучать вам здесь точно не придется! — весело закончила Алида, резко повернув направо.

Мы поспешно повернули за ней, еле поспевая за её резкой и быстрой походкой. Признаться, её слова про скуку показались мне немного подозрительными и я очень надеялась, что из нас не сделают второсортных эльфов. Вдохнув морской воздух, я немного улыбнулась. Еще с детства я просто обожала море или просто воду. Когда мы с Петунией были дружны и ездили вместе на дачу, где находилось большое озеро, то частенько играли наперегонки и шутливо топили друг друга, сбрасывая со спасительных кругов. Правда, со временем этакая любовь погасла, а многочисленные ссоры с сестрой оставили на душе дурной осадок. Но это ведь не может мне испортить этот отдых? Нет, клянусь, я не загублю этот месяц, как убивала свою жизнь. Ведь не спроста я попала на эту олимпиаду, заключила непреложный обет и почти увидела смерть Марты. Я сжала кулачки и уверенно зашагала вперед, к своим приключениям.

Когда мы прошли чащу сухих кустарников, а после вышли на поле, я увидела наш дом. Издалека он казался совсем маленьким, а его красная крыша причудливо сверкала на солнце. Уже подойдя ближе я смогла получше рассмотреть наш новый дом. Это было старое двухэтажное здание, украшенное резными колоннами. Сам дом был желтый, а ставни больших окон были черно-серыми и немного обшарпанными. Впечатление полученное было двоякое. С одной стороны, яркость красок волей-неволей заставляла улыбаться в ответ, но обсыпанная черепица и засохший маленький садик навевали уныние. Я медленно обошла дом вместе с остальными ребятами и заметила железные качели, стоявшие почти у самого забора. Они были ярко-бирюзовыми, кое-где виднелась ржавчина. Скрип, который они издавали от малейшего колебания ветра, заставил меня окунуться в ностальгию, когда еще в возрасте пяти лет я готова была сделать что угодно, лишь бы покачаться на качелях. Что ж, ничего особенного на нашем участке не было, но такая красота природы действительно не могла оставить равнодушным никого.

— Итак, — провозгласила Алида, открыв старую дверь ключом и пропуская нас внутрь. Первое, что бросилось в глаза — странный для этого места порядок. Было видно, что к нашему приезду основательно подготовились, вымыв дощатый пол, протерев окна и придав жилищу более-менее приемлемый вид. — Второй этаж состоит из небольшой гостиной, а также двух спальней. Третий делится на две части — правое и левое крыло. Левое крыло полностью мужское, правое же предназначено для готовки, комнаты отдыха и прочих мелочей. Каждое утро к вам будет приходить эльф Скряга. Предупреждаю сразу, нрав у него специфический, но, думаю, вы поладите, — Люис Лунн саркастично хохотнул, брезгливо озаряясь по сторонам. — По крайней мере, я рекомендую вам подружиться с ним. На этом пока всё. Я буду жить в правом крыле — в своем кабинете, куда пройти без пароля нельзя, даже не найдетесь. Желаю вам приятного отдыха, а сейчас можете разложить вещи и обустроиться, — Алида тепло нам улыбнулась, на что ей ответили почти все. Всё-таки, она производила действительно хорошее впечатление. — Вечером пойдём купаться!

Мы все дружно закивали головой, провожая вожатую долгим взглядом. Когда она скрылась за массивной дверью, в коридоре наступила пугающая тишина. Коул Нотт, вытащив палочку, оскалился, подмигнув Люису. Я внимательно пригляделась к Лунн, пытаясь вспомнить, вытворял ли он что-нибудь в школе. С виду он выглядел очень презентабельно. Блондинистые волосы, которые были не зализаны, как обычно это делают аристократы, и голубо-зеленые глаза, в которых горел некий азарт. Да, могло быть и хуже. В конце концов, в открытую они так и ничего не сказали, да и выглядят так, будто и не собираются.

— Лили, ты же не обидишься, если мы с Маргарет будем жить в одной спальне, а ты в другой? — Невинно хлопая ресничками, проговорила Кристиан, подогнув ногу с высоченным каблуком. Уж лучше бы напрямую сказала, что не хочет жить со мной. Мило улыбнувшись, я положительно кивнула головой и медленно побрела по скрипучем ступенькам, не оглядываясь. Ну что же, жить в одиночестве не так и плохо, если подумать.

Попав на второй этаж, я мимолетно оглядела гостиную, в которой стоял старенький диван и целый шкаф с книгами. Отметив про себя, что скучать мне здесь уж точно не придется, я, отперев первую попавшуюся дверь, прошла в просторную комнату, где у стены стояли две заправленные кровати. Комната была слишком большой для меня одной. По бокам стены сужались и принимали изгибы крыши, а большое окно на полкомнаты немного пугало. У стены стоял шкаф для одежды, посередине, прямо возле окна, стоял голубенький маленький столик без полок и ящиков. Деревянная дверь противно скрипела и полностью не закрывалась, а замка на ней попросту не было. Этот дом был, не побоюсь этого слова, убогим. Полуразрушенный, но без видимых «травм», он вводил меня в глубокую тоску одним только запахом пыли.

— Н-да, — безрадостно цокнула я, бросив чемодан на пол, и подошла к окну. Отворив ставни и впустив свежий воздух, я мечтательно глядела на простирающееся внизу поле, пока мое внимание не привлек странный домик на отшибе. Это была, скорее, усадьба, но в деталях её было рассмотреть невозможно. Я ещё раз окинула этот дом пустым взглядом, подмечая, что ярких красок в его убранстве нет. Благо, имея хорошее зрение, я все же смогла разглядеть небольшой сад красный роз, которые явно поддерживались магией, ведь растить что-то живое в таком климате просто невозможно. А это означало только одно — мы были не одни на этом острове и, возможно, там живет кто-то из нас, магов.
— Жить в таком доме…не повезло же этому человеку.

Легкомысленно бросила я тогда. Кто уж мог сказать мне тогда, сколько бед принесёт это здание и какую роль сыграет оно в моей жизни? Что ж, будем предельно честны — никто.

***

В одиночестве качаясь на качелях и прислушиваясь к шелесту ветра, я, наконец, подобрала точное описание нашего нового места жительства. Этот дом нес в себе разрушительное начало. Именно так стоит говорить о ветхих стенах, которые рано или поздно упадут под силой тяжести. Так же оборвутся и наши жизни. Я прибавила скорости и устремилась вверх, к яркому небу, нелепо воображая, что я лечу. Мне определенно нравились эти обшарпанные ржавые качели, скрипящие петлями. Было что-то магнетическое в этом звуке, что-то не поддающееся описанию. Я огляделась по сторонам и заметила слишком странно одетого Коула. На нем была черная кофта, плотно облегающая тело, и такие же магловские штаны. Я усмехнулась, представляя, какой удар хватил бы его родителей, но потом улыбка погасла на моих губах. Им же, этим чопорным аристократам, тоже, наверное, нелегко. Постоянно подчиняться правилам, топить свою жизнь, быть как все. И ведь из этой системы не так просто сбежать, особенно сейчас, когда на улицах магической Британии идет ожесточенная война. И на душе опять появилось тягучее чувство беспокойства за родных, друзей и близких людей. Нотт же определенно станет Пожирателем. Если не сейчас, то потом. А хочет ли он этого? Верит ли в эти идеалы? Я смотрела на чёрную магловскую кофту, на холодный взгляд, устремленный в никуда, и понимала, что нет.

Нотт, правда, заметил мой интерес к своей персоне и качнул головой,
будто бы в знак приветствия. Затем, сгорбившись, Коул скрылся из моего поля виденья и пошел, наверное, в дом. Тяжелый вздох сорвался с моих обветренных губ. Со второго этажа раздавались радостные женские вопли, которые меня немного бесили. Маргарет и Кристина нашли-таки общий язык и теперь веселились по полной. Кристиан, надо сказать, тоже уже не была школьницей, сдав экзамен СОВ. Но Мерс, по всей видимости, хотелось ещё насладиться школьной жизнью. Я остановилась и посмотрела на небо в последний раз. Сейчас, я отчетливо хотела увидеть Мародеров, даже не поговорить, просто увидеть. Знакомые лица, которые своим присутствием показали бы мне, что я не одинока. Как бы я ни ненавидела их, как ни считала их идеи глупыми, но они не были мне просто знакомыми с улицы. Сириус и Джеймс писали вместе со мной одну историю, которая по-прежнему продолжается. Почти зайдя в дом, я вдруг почувствовала будто кто-то следит за мной. Эта слежка была настолько осязаема, будто меня пытались заставить оглянуться назад. Резко развернувшись, я не увидела ничего, кроме сухих кустов и низких пальм. Всё ещё ощущая этот пронзительный взгляд, я пошла в левое крыло первого этажа, в комнату отдыха.

— Странный дом, не находишь? — услышала я голос Люиса и замерла. — Я ощущаю что-то очень странное, будто мы тут не одни.

Нотт, чем-то шелестя, издал лишь обреченный вздох.

— Даже если и так, всё равно можно пользоваться палочкой.

— С чего это вдруг? Хотя тебе-то да, ты же совершеннолетний. А я нет, как и добрая половина наших сожителей.

— Рассуждай логически. Территория магов, да к тому же взрослый волшебник рядом имеется.

— Всё равно это не отменяет убогости этого отдыха.

— С этим не поспоришь.

Немного постояв, я решила незаметно уйти и пошла прямо на кухню. А ведь действительно, можно ли пользоваться волшебной палочкой на Бермудских островах? Или из-за тех стихийных выбросов, про которые рассказывала Алида этого лучше не стоит делать? Я села на краешке табуретки и задумчиво и спокойно смотрела из окна, пока опять не наткнулась на ту самую странную усадьбу. К сожалению, как бы не пыталась я понять, что там находится, ничего увидеть мне так и не удалось. Только лишь какое-то странное движение, очень похожее на шаги человека, заставило меня нервно вздрогнуть. Если там тоже кто-то живёт, почему Лостер ничего не рассказала?

Я ещё немного поглядела в окно, пока не услышала скрип открывающийся двери. Повернувшись, я заметила Сириуса и Джеймса, тоже успевших переодеться в магловскую одежду, которые весело о чем-то переговаривались. Мне бы, если честно, хотелось, чтобы они заметили меня и подсели поговорить, но я понимала, что это невозможно и что они злятся на меня за мою прошлую выходку. Но Сириус действительно заметил меня, повернувшись на мгновение.

— О, Эванс, — Блэк помахал мне рукой, и я почувствовала, как кровь подступила к щекам. — Ну, как тебе здесь?

Бродяга присел напротив меня, в помещение зашел и Джеймс, который облокотился о столешницу и смотрел в окно, видимо тоже заметив то странное здание.

— К-качели здесь очень классные, — запинаясь, ответила я. Сириус лишь доброжелательно пожал плечами и закинул руки за голову. — Как думаете, можно ли здесь использовать волшебную палочку?

— Зачем гадать? — подал голос Джеймс, переведя взгляд на меня, который я почувствовала нутром. — Лучшей подойти к нашей вожатой и спросить.

— Я просто слышала, как обсуждали это Нотт и Лунн. Нотт считает, что можно, потому что территория магов и все такое…

— Подозрительные они, — проговорил Сириус, чуть придвинувшись. Будто бы он опасался, что наш разговор кто-то сможет услышать. — Ничего не сказали, а на все подколы реагировали спокойно. Такое ощущение, что они к чему-то готовятся. Вообще, нам бы лучше держаться вместе, Лилс.

Я промолчала, отвернувшись. Умение находить приключения — это мой конек, но мне как-то не верилось, что Слизеринцы могли что-то против меня предпринять. Или я просто пыталась верить в лучшее. Я неуверенно пожала плечами, смотря в фиалковые глаза Блэка.

— Готовься, Эванс, — коварно проговорил Сириус, вставая из-за стола. — Сегодня мы идем купаться!

Я весело засмеялась, смотря на его пафосное лицо, и поймала странный взгляд Джеймса. Стоило мне лишь ответно посмотреть на него, и я поняла, что лед в наших отношениях не тронулся. Слабая улыбка появилась на его лице, и он задумчиво перевел взгляд на пол, будто что-то резко вспомнив. Сириус тоже притих. Так и простояли мы в тишине минут пять, пока в коридоре не появились мои соседки по этажу, и Блэк не начал с ними флиртовать, выливая тонны обаяния на их бедные головки.

***

Солнце палило так, что я по праву могла бояться, что просто сгорю. Ветер, который совсем недавно встречал нас, исчез и только океан увлажнял воздух. Мародеры весело плескались вместе с Кристиан и Маргарет, пытаясь утопить друг друга. Даже Джеймс принял в этом участие и, глядя на его улыбку, меня прошибала нешуточная ярость. Я так и не пошла купаться, упрямо усевшись под зонтиком и возмущенно поглядывая на своих одноклассников. Странное чувство пронзило меня, такое растворяющее, что кажется, будто от меня шел пар. Алида, стоявшая в закрытом купальнике и мячом в руках, смотрела вдаль океана, сверкая, как начищенный галеон. На суше остались только я да Лунн, у которого была плохая переносимость солнца и которому явно было плохо. Я вновь осмотрела счастливых сокурсников и, сжав кулаки, медленно подошла к океану, присев на теплый песок. Мне не хотелось купаться как раз из-за них. Любительницу тишины, меня очень отвлекал шум, создаваемый ими, и угнетала эта радостная атмосфера в воздухе.

— Лили, — обратилась ко мне Алида Лостер, пытаясь сфокусировать на мне взгляд. — Ты чего не купаешься? Или тебе тоже плохо?

— Нет, мис…

— Называй меня просто Алида, — махнув головой, проговорила Лостер, присев рядом. — Я так понимаю, Джеймс и Сириус твои одноклассники?

Я мрачно посмотрела на вожатую, прикидывая, откуда у неё вся эта информация.

— Откуда же такая осведомленность? — холодно проговорила я, следя, чтобы ни один мускул не дрогнул на моем лице.

— Дамблдор многое рассказал, — загадочно ответила она, резко замолчав. Пожалуй, мне действительно нравилась эта женщина. Веселая, но понимающая, с ней можно было и помолчать о чём-то своем. Её рыжие волосы переливались на солнце перламутром, а тяжелый взгляд, который я смогла разглядеть только сейчас поразил меня своей серьезностью.

— Вы были ученицей Хогвартса?

На лице Алиды мелькнула странная жалкая улыбка. Будто бы Хогвартс навсегда был запретной темой для нее.

— Меня выгнали из школы на седьмом курсе, буквально за два месяца до выпускных экзаменов, — грустно проговорила Лостер, внимательно наблюдая за Мародерами и девчонками. — На меня повесили убийство моей соседки по комнате. Те времена были очень мрачными. Был конец войны с Грин-де-Вальдом, буквально два года оставалось до того, как Дамблдор должен был победить этого темного волшебника. Но ведь тогда никто не думал, что война повернется в нашу пользу. И вот, в апреле 1943 года умерла моя соседка по комнате — Пенелопа. Вредной девчонкой она была, аристократкой. Умерла она насильственной смертью, никто так и не понял, в чем была причина. И повесили всё на меня, потому что у нас были натянутые отношения, и я была последней, кто видел её живой.

— Это несправедливо, — тихо проговорила я, вспомнив случай с Мартой. Только если мне повезло, то Алиде Лостер — нет. Она была вынуждена навсегда покинуть свой дом с огромной травмой на душе и иметь страшное пятно на своей репутации.

— Жизнь по себе и так несправедлива. Но разве в этом заключается её смысл? Никогда не стоит сдаваться, Лили. Если тебе что-то дорого или нужно, борись за это, — вожатая ещё с полминуты глядела на меня, а потом многозначительно качнула головой в сторону плавающих ребят. Женщина грустно улыбнулась, а потом, отряхнув шорты, встала и подняла свой резиновый мяч.

— А на каком факультете вы были? — неожиданно спросила я.

— На Ровенкло, — спокойно ответила Алида, внимательно наблюдая за мной.

Я нахмурилась, поглядев на Джеймса, который успел куда-то уплыть. Странные намеки делает вожатая, что же такого Дамблдор мог рассказать ей? Я встала со своего места и медленно повернулась, решив изучить окружающий меня ландшафт. Да, здесь, конечно, было очень красиво, но совершенно безлюдно. Как сказала Алида, небольшие магловские поселения находятся на юге, а сюда почти никто не приходит. Сегодняшний день был довольно неплох, но впереди ещё тёмная ночь, и что-то подсказывало мне, что спать одной в большой комнате не очень большое наслаждение. Я вздрогнула, когда вдруг почувствовала, что кто-то внимательно смотрит на меня. Это ощущение было очень похожим на то, что я испытывала в обед, когда после катания на качелях пошла домой. Эта чертова слежка начинала меня нервировать, потому что она была настолько очевидна, будто человек действительно хотел, чтобы я заметила его.

Обведя взглядом окружающих, я поняла, что испытываю такое чувства одна. Люису по-прежнему было плохо, Джеймса и Коула не было видно, а Сириус флиртовал с Кристиан и Маргарет, которые сладко улыбались на это. Но что же это за проклятое чувство? Я подошла к деревьям и внимательно впилась в них взглядом, ведь именно отсюда исходил это осязаемый взгляд.

Я смотрела и смотрела, пока не наткнулась на что-то странное.

Я прищурилась, понимая, что на меня смотрят лазурные глаза-море.

Я вздрогнула, когда заметила широкую улыбку, выглядывающую из сломанных веток небольшого леска.


Глава 7


В доме стояла пугающая тишина, оглушающая похлеще любого крика. Сквозняк гулял по комнате, охлаждая пальцы моих ног и задурманивая рассудок, но я не могла уснуть. Из головы всё не выходили те лазурные глаза и широкая улыбка на лице девушки, которая ещё этим вечером заставила меня нервно отшатнуться от деревьев и упасть на песок. Когда мой взгляд вновь упал на сломанные ветки, девушки уже не было.

— Лили, что случилось? — ко мне подбежала Кристиан, ещё влажная от соленной воды океана. Не сказать, что на лице у Мерс было беспокойство, но и спокойным оно тоже не было. Я отрицательно качнула головой, не отрывая взгляда от кустарников.

Всё, что происходило дальше, я воспринимала как бы со стороны. Довольные жизнью сокурсники пошли к дому, и только одна я плелась позади всех и оглядывалась по сторонам. Всё это казалось удивительным и странным. Позже, когда все ополоснулись под душем, поели и привели себя в порядок, Алида развела костер на улице, и мы все сели вокруг него. Сириус притащил свою гитару и стал играть незатейливую музыку, у Маргарет оказались неплохие вокальные способности, а смех Кристиан заставлял меня нервно вздрагивать. Среди нас не было только Люиса, который по-прежнему был в плохой форме и мучился приступами мигрени. Джеймс и Коул сидели рядом, молча, будто их не трогало общее веселье, и ещё была я. С виду как всегда серьезная, но внутри, клянусь, я хотела кричать.

— Алида, а чем вы занимаетесь здесь? Насколько я понимаю, вы живете тут круглый год, — весело спросила Кристиан, которая специально придвинулась к Джеймсу поближе. Я бросила на неё злобный взгляд и почувствовала, как на смену страху приходит странная…боль.

— Я часто провожу здесь благотворительный отдых, — Лостер мило улыбнулась в ответ девушке. — В мире так много больных детей среди магов. Причем, очень часто бывает так, что ребенок болеет какой-нибудь неизлечимой магловской болезнью. Если этот человечек родится в аристократической семье, то, скорее всего, они будут прятать его ото всех и поддерживать жизнь каким-нибудь зельем. Но такая жизнь хуже смерти.

— Почему вы так считаете? — широко раскрыв глаза, робко спросила Мерс, положив свою руку на руку Джеймса. Поттер безразлично поглядел на этот жест и лишь свел брови к переносице, резко согнув локоть, из-за чего девушке волей-неволей пришлось убрать свои наглые ручищи.

— Потому что так не бывает. Каждый рано или поздно умрет, и если ребенок заболел чем-то наподобие рака, то уж лучше сделать его последние дни самыми счастливыми, нежели растягивать их на двадцать, а то и тридцать лет страданий. Поэтому я и устраиваю здесь благотворительный отдых для больных и одаренных детей вроде вас. Только, существует два сектора: дом, в котором живем мы — победители магических олимпиад или других конкурсов, и другие дома на севере острова — для детей, которые больны неизлечимой болезнью и чьи дни сочтены.

На мгновение наступило напряженное молчание. Признаться, я никогда даже и помыслить не могла, что волшебники могли бы болеть обыкновенными магловскими болезнями. Мы настолько уверены в своем долголетии, что попросту не замечаем элементарных вещей. Я тяжело вздохнула и вновь вернулась мыслями к той девушке. Светло-русые кудрявые волосы, лучезарная улыбка. Очень красивые глаза. Но что-то в них было не то. Будто эта синева скрывала за собой огромную трагедию. А потом я вспомнила про старую усадьбу на окраине и вновь задумалась, почему Алида ничего не рассказывает о ней. Что скрывает в себе это здание? Любопытство разрывало мои мысли и тут мой взгляд упал на Мародеров. Точно! Вот, кто может помочь мне найти ответ на этот вопрос. Я победно улыбнулась, терпеливо ожидая, когда ночь затянет в свои объятия небо и ребята разойдутся по комнатам.

Правда, случилось это почти через час, когда я, пытаясь победить дремоту, сидела у костра. Огонь постепенно гас, сухой хворост обуглился и медленно умирал. Небо было темное, ни звёзд, ни луны, оно навевало мрачное настроение, а когда веселушка Кристиан ушла вместо со своим убогим смехом, то атмосфера воцарилась совершенно мистическая. В итоге, когда возле костра сидели только Мародеры, я и Алида, на нас оползнем свалился покой. Вскоре ушла и вожатая, оставив после себя несколько поручений, и мы погрузились в убийственное молчание. Я исподтишка глядела на безмятежного Поттера, который жевал тростинку и задумчиво поглядывал на искорки. Сейчас, когда я не пыталась доказать ему что-то и не вела себя как высокомерная истеричка, а он не отвечал мне грубостью на ругань и не пытался что-то дать в ответ, нам было хорошо вдвоем. Так вот мы и могли просидеть всю ночь, окутанные тоскливым настроением.

— Ну и что ты хотела нам сказать, Эванс? — спросил Джеймс, не выражая своим голосом ничего.

— А с чего вы…

— Зная тебя, любительницу поспать, очень странно, что ты сидишь тут до глубокой ночи, — таким же тоном проговорил Сохатый, не поднимая взгляд.

В это мгновение, клянусь, кажется мы обрели то самое спокойствие, о котором так усердно распивают магловские поэты.

— Вы заметили старый дом на отшибе? Он отличается от нашей постройки своей гротескностью, а еще там сад из красных роз, которые тут попросту расти не могут, — шумно вздохнув, протараторила я. — И Алида ничего, совсем ничего, о нем не говорит. Будто это только иллюзия.

— Да, я заметил его ещё тогда, когда мы только пришли сюда, — подметил Сириус, задумчиво поглядев на меня. — Дом действительно нетипичен для благотворительности, про которую нам тут распинались полчаса.

И мы вновь окунулись в собственное молчание и подумали об одном и том же. Говорят, это называют единством душ, но мне кажется, что это просто обязанность, которая свалилась на нас. Когда молчать стало невыносимо, и я уже готова была что-нибудь да сказать, я вновь почувствовала тот самый осязаемый взгляд. В то мгновение я ощутила неконтролируемый страх, а перед глазами всплыла широкая улыбка девушки с глазами моря. Медленно, растягивая нервы и время, я повернулась. И не обнаружила ничего, кроме шелеста сухих кустарников и деревьев. Что это было, описать я так и не смогла, а потом, будто опомнившись, я попрощалась с Мародерами и ушла в свою комнату. Сидя на кровати, я смотрела в окно, которое, как я думала, было слишком большим для одной этой комнаты. Дверь изредка поскрипывала. На улице было темно и ничего не видно.

***

Ранним утром, когда нам дали первое задание, я заметила, что Люиса нет. Мы стояли возле садика, без палочки, в магловской одежде и с граблями, на которые чистокровные волшебники смотрели как на врага народа. У Кристиан было такое отвращение и замешательство на лице, что я сразу поняла что, по-видимому, я здесь единственная маглорожденная. После часовой лекции Алиды мы поняли только одно — надо восстановить сад, потому что у неё самой руки до этого не доходят, да и мы ничем не заняты. И вот, когда я около пяти раз подробно объяснила, как использовать магловские приборы; после того, как Коул раздраженно откинул грабли в сторону и, сморщившись, сел на землю, всем своим видом показывая свою вольнолюбивую натуру, я заметила, что Люиса нет.

Сам факт этот не особо удивил, потому что за два дня проживания с ним, я отметила, что он очень любит комфорт и старается не нагружать себя работой. Поэтому, когда я подошла к Нотту после уборки, чтобы уточнить где наш товарищ во избежания дальнейших проблем, я была практически уверена, что Коул скажет — Лунн дома.

— Не знаю, — спокойно ответил Нотт, выслушав меня. — Он ещё рано утром куда-то ушел.

— И ты даже не поинтересовался, куда?

— Зачем? У каждого есть свои личные дела, хотя вам, Гриффиндорцам, до понимания этого идти и идти, — насмешливо кинул Коул, облокотившись о двери. Я ошалело поглядела на него, не зная, что даже ответить.

Когда парень уже собирался уйти, я тихо спросила:

— Он же не влипнет в неприятности, да?

Нотт задержал на мне насмешливый взгляд и задумчиво облизнул губы, прежде чем ответить.

— Ну, достаточно того, что он не Гриффиндорец. Это уже какая-никакая гарантия.

Я так и осталась стоять на месте, пораженная этаким равнодушием. Мне, пожалуй, Слизеринцев никогда не понять.

Работа с садом протекала умеренно. Сириус, которому спокойная жизнь была совсем не известна, стал драться с Джеймсом тяпками. Кристиан как обычно хохотала, а вот Маргарет на этот раз сохраняла невозмутимое выражение лица. Вообще, если бы Саймон не общалась так тесно с Кристиной, мы могли бы могли сойтись. Я улыбнулась этой глупой мысли, вспомнив, какой всё-таки противный был характер у нее. Так мы и работали, пока девушки не устали и не запросились домой, а Джеймс с Сириусом не перестали валять дурака.

— Люис куда-то пропал, — невзначай бросила я, ровняя землю лопатой и наблюдая, как скрываются в доме силуэты моих сожительниц. — И Коул не знает где он.

— Ты бы поменьше общалась со Слизернцами, Эванс. Ты же знаешь, как эти аристократы относятся к нам, — хмуро проговорил Блэк, которому явно не нравились разговоры про Лунн и Нотта.

Скорчив рожицу, я лишь вернулась к своему занятию, но вдруг опять вспомнила про странную слежку и те проклятые глаза. Вздрогнув, я остановилась как вкопанная и невидящим взглядом уставилась вдаль. А что, если эта девушка как раз и живет в домике на отшибе? Это была странная мысль, но она имела место быть. Может быть, попросить помощи у Мародеров? Они в таком вопросе профессионалы. Почему-то рассказывать про те голубые глаза так отчаянно не хотелось, но почему бы не схитрить?

— Ребята, — обыкновенным голосом проговорила я, старясь, чтобы он не выдал меня с потрохами. — А давайте проберемся в тот дом.

Мародеры уставились на меня, как на ненормальную. Сириус невесело присвистнул, Джеймс же подозрительно покосился на меня.

— Всегда, когда ты нам что-то предлагаешь, — вкрадчиво заметил Поттер, отложив тяпку, — это заканчивается бедой, да и ещё имеет второй смысл. Чего ты нам недоговариваешь, а, Лилс?

М-да, а ведь умеет думать, когда захочет. Я попыталась невинно улыбнуться, но вновь посмотрев на его хмурое выражение лица, я лишь прикусила губу и медленно стала рассказывать им о том случае на пляже. Под конец моей истории никто не сказал и слова. И только спустя минуту лицо Сириуса озарила истинная Мародерская улыбка.

— А мне уже начинает нравиться этот отдых! — воодушевленно произнес он, подняв руку вверх, — главное отпроситься у Лостер, а то иначе будет плохо.

Я неуверенно улыбнулась, исподлобья посматривая на Джеймса, который уже не выглядел таким хмурым и даже улыбался. Блэк, кинув инструмент на землю, оповестил, что собирается проверить обстановку дома, и мы бы сразу смогли пойти в это странное приключение. Когда он убежал, Поттер и я впились друг в друга взглядом и молча искали что-то в наших глазах.

— А ты прислушалась к моему совету, — наконец проговорил Джеймс, присев на корточки и поглядев на наши труды. Кустарники были подвязаны лентами и выполоты, в саду теперь было опрятно и даже более-менее красиво.

— К какому ещё совету? — спросила я, не сильно надеясь на ответ.

— Ты наконец начала думать, как тебе стоит жить, перестала не идти по чужому плану, который тебе привили в детстве, — я возмущенно попыталась было что-то вставить, но Поттер и тут меня опередил, — признайся, Эванс, ты же всегда нам завидовала. Мы, Мародеры, никогда не зависели ни от чего и ни от кого. Если что-то не подчинялось нам, мы с необыкновенным упорством добивались этого. А ты всегда жила по определённым стезям. Отличница — соблюдение правил — хорошие экзамены — староста. Ну разве не скучно?

Вопрос этот прозвучал довольно риторически, поэтому я ничего не ответила и только хмуро поглядела на Поттера, который умудрялся улыбаться, разглядывая меня в ответ. Я смотрела в его чёртовы бездонные глаза и понимала, что он действительно прав. Вся моя жизнь — это определенная схема, план, который я разработала в своей головке уже очень давно и по которой шла все это время так уверенно и гордо. А потом, в мою жизни вихрем ворвались Мародеры, которые показали мне другую сторону медали. По сути, из-за этого я и стала испытывать к ним неприязнь. Так бывает иногда, полагаю. Ты просто находишь людей с жизнью, которую хотел бы прожить сам, и начинаешь их ненавидеть из-за этого.

— Ошибаешься, — холодно ответила я, пытаясь заглушить свое сердце, которое в этот момент стучало невыносимо быстро и громко.

— Нет, Лили, абсолютно не ошибаюсь, — Джеймс поднялся и подошел ко мне поближе, внимательно изучая что-то в моих глазах. С каждой секундой становилось все более неловко, мозг начал лихорадочно соображать, как бы выбраться из этой щекотливой ситуации. — Ты потому и не принимала мои чувства, что боялась сойти со своей дорожки. Но теперь это уже сути не меняет, Эванс. Ты моя.

— Ч-что это значит? — ошарашенно спросила я, чуть попятившись. Но Поттер больше не принимал попыток сблизиться и только хищно оскалился на мою реакцию, невозмутимо окинув меня взглядом.

— А то, что ты конкретная дура, если думаешь, что мои чувства куда-то пропали.

У Джеймса всегда была отличительная способность словами переворачивать мой мир. Вот так просто, за долю секунду он смог покачнуть его и разбить вдребезги. И почему он такой прямолинейный? Я ртом хватала воздух, словно рыба, а он безразлично посматривал на меня из-под опущенных ресниц. И когда только он стал таким равнодушным ко всему? И ведь мне даже ответить нечего, потому что это просто очередная его игра. Злость медленно стала расползаться по венам, в груди образовывалось привычное раздражение, которое возникало всякий раз, когда мы оставались наедине. И как я могла подумать, что он изменился? Между нами возникало странное притяжение, которому, видимо, сопротивлялась только я. А Поттер по-прежнему молчал, досадно качая головой.

— Успокойся, Эванс. Это ведь всё равно для тебя ничего не значит. Дай угадаю, — Джеймс сделал вид, будто бы задумался, а потом резко выпалил, — Ты думаешь, что эта игра? — Сохатый посмотрел на мое красное лицо и насмешливо повторил. — Да, так и есть. Знаешь, в чём твоя беда? Ты думаешь, что люди не меняются. Но ты ошибаешься: меняются как раз все, кроме тебя. Потому что ты по-прежнему подчиняешься системе и идешь на поводу у общественных устоев. Поэтому ты и ведешь себя так нелогично, поддаешься порывам злости, а потом влипаешь в истории, из которых выходят виноватыми все, кроме тебя.

Джеймс перестал пронзать меня своими глазами и медленно побрел в сторону дома, бросив напоследок:

— Я пойду за Сириусом. Подожди немного.

Провожая его грустным взглядом, я чувствовала себя совершенно опустошенной. Будто бы он сумел задеть внутри меня что-то такое, о чём я старалась не думать все прошедшие годы. Подул легкий ветерок, раскачивая кустарники, послышались шаги Мародеров и их живое обсуждение, а я не могла сдвинуться с места. С этим надо было что-то делать. Перестать смотреть на всех свысока, так легкомысленно относится к этой жизни и строить из себя пафосную заучку. Но сколько бы я ни думала над этим, сколько бы пинков ни давали мне окружающие, чего-то не хватало мне для решающего шага. И это «что-то» мне так отчаянно хотелось бы найти.

Мародеры подошли ко мне лишь через десять минут. Сириус был по-прежнему оживлен, сказав, что вожатая куда-то ушла и, если мы поторопимся, то можем успеть до её прихода. Джеймс тоже выглядел бодрым, будто не он мне минут пятнадцать назад распинался о смысле жизни. Я лишь тоскливо махнула головой, поправив панамку, и мы все вместе зашагали прочь из нашего места заточения, пока другие члены команды не обнаружили наш уход. Мы шли по наитию. Пересекли просторное поле с возвышенностью, попали в небольшой перелесок, а потом наткнулись на сетчатый забор, который полностью ограждала подозрительно зеленую рощицу. Приглядевшись, я заметила тот самый примечательный садик из красных роз, который меня так сильно удивил, а потом, подняв глаза я заметила и само здание. По описанию оно напоминало те замки из готических романов, в котором живут привидения и обедневшие со временем аристократы. Больше всего поражала вычурность этого здания, такая, будто архитектор специально пытался отвадить случайных прохожих.

— Это место выглядит так, будто является запретной территорией, — подметил Блэк, прищурив глаза. — У моих родственников были похожие усадьбы, но находились они, как правило, где-нибудь рядом с магичским городом, а не на отшибе полунаселённого острова.

— Кажется, Алида говорила про забор на юго-западе, — вдруг вспомнил Джеймс. — Скорее всего, она имела в виду это место.

— Но что в нем такого? — изумленно спросила я, хотя в глубине души знала ответ. Что бы там ни было, оно тщательно скрывалось и держалось в строжайшем секрете.

— Что-то мне подсказывает, что не все тут так просто, — хмуро проговорил Блэк, о чем-то задумавшись. — Тут вполне может быть какой-нибудь магический детектор, так что сомневаюсь, что мы сможем пройти.

Бродяга нагнулся и поднял сухую палочку, а затем, помедлив, поднес её к решетке. После случилось что-то жуткое. Ветка моментально сгорела от электричества, которое выбросили металлические решета. Прозвучал очень неприятный странный оглушающий звук, который заставил нас троих зажать уши. А после послышался странный скрежет и мы сообразили, что нам пора бежать.

— Быстрее! Быстрее! — орал Сириус, хватая меня за руку и дергая на себя. Мы бежали как сумасшедшие, преследуемые воем каких-то странных животных и всё ещё оглушенные тем странным звуком. Джеймс придерживал меня сзади и помогал, когда я случайно спотыкалась о булыжники и сухие ветки. Все мои руки были стерты, дыхания не хватало, а сердце грозилось выпрыгнуть из груди. Я закашляла, чувствуя горький привкус во рту и остановилась, облокотившись о дерево.

— Лили, давай, лучше убраться от сюда поскорее, — попросил меня Джеймс с отчаяньем в глазах. Выглядел он тоже неважно: спутанные волосы, непривычная краснота щек и запотевшие стекла очков.

— С-сейчас, — еле-еле проговорила я, сгорбившись, когда закружилась голова. Я выпрямилась и посмотрела вперед, на тот дом, попутно переводя дыхание, и вдруг увидела Люиса, спокойно идущего по тропинке, которая вела к дому со стороны параллельной той, которую выбрали мы. От неожиданности, я выпучила глаза, чем заставила Джеймса спросить, что со мной. Быстро убрав взгляд, я ошарашенно попятилась назад, а потом резко дернулась к дому, не понимая совсем ничего.

***

Когда мы вернулись домой, Алиды по-прежнему не было. Коул и Люис заметили нас из беседки, мрачно попивая чай. Когда я посмотрела на Лунна, то так резко отшатнулась, что вызвала смех у Нотта и странный взгляд Люиса, а также недоумение Мародеров. Ничего говорить не хотелось, поэтому я стремительно направилась на второй этаж, проигнорировав Кристиан и Маргарет, играющих в волшебные шахматы. Когда дверь хлопнула, я опустилась на кровать, пытаясь собрать мысли в кучу. Загадочный дом, который хорошо охраняется, Люис Лунн, которому ещё совсем недавно было плохо. Может он просто гулял по лесу, пытаясь привести себя в форму? В это, по правде говоря, верилось с трудом, поэтому я сразу откинула эту мысль подальше. Хорошо, если предположить, что в этом доме действительно живет та девушка, то получается, что Слизеренец знает о ней и знает, как можно туда попасть. Но откуда? Что может быть общего у аристократа и детей, которых сюда отправляют? Я вновь призадумалась, сжав пальцы. Усадьба-то выглядела вычурной, вполне похожа на родовоое гнездо. Но Сириус же сказал, что аристократы не выбирают места, столь отдаленные от города.

Я резко поднялась с кровати и упрямо уставилась на готический дом. Что же может там находиться? Любопытство и какой-то странных страх захватил мой разум, и я решила развеяться. Выйдя из дома, я равнодушно прошла мимо Слизеренцев, которые так и попивали чаек, и направилась прямиком к качелям. Усевшись на деревянное сидение и плотно вцепившись в прутья, я раскачалась и понеслась ввысь, ощущая неимоверную тяжесть на душе. Забавный отдых получается. Заброшенный дом, странный человек, следящий за тобой, и приключения вместе с людьми, с которыми у тебя нет ничего общего. Остается только влюбиться и пуститься во все тяжкие, чтобы уж точно было похоже на американские мелодрамы. Я прикрыла глаза и на мгновение задержала дыхание, полностью отдавая себя полету. Солнце светло нещадно, прожигая веки. Где-то слышался вой диких животных и пение птиц. Всё бы было хорошо, если бы не угнетающая реальность и гиблые дни.

— Кхм, — услышала я чьё-то покашливание и резко раскрыла глаза, взвизгнув. Передо мной, скрестив руки на груди, стоял Люис, который смотрел на меня с непривычной холодностью и высокомерием. Сердце забилось чаще, когда я поняла, что помощи просить мне не у кого, и что, судя по всему, Лунн догадался откуда мы возвращались.

Мы смотрели друг другу в глаза, испытывая смешанные чувства. Мне хотелось вопить от отчаянья, а ему, видимо, скорее закончить этот разговор. Только вот как можно закончить то, что ещё даже не начиналось? Мы бы, наверное, так и играли в гляделки, если бы Люис не был настолько нетерпелив. Подойдя ко мне и остановив качели своей рукой, парень сузил глаза и нагнулся, внимательно изучая мои эмоции.

— Откуда вы возвращались?

Вот и всё, заказывайте мне место на кладбище. Пытаясь перестать дрожать под таким пристальным взглядом, я хватала ртом воздух, глядя в эти зеленые глаза и пыталась мыслить логически. Конечно же он понимал, откуда мы возвращались Лунн просто хотел заставить меня занервничать, загнать в угол или напугать, чтобы я держалась от этого дома на расстоянии пушечного выстрела. Но к чему такая предусмотрительность? Что же здесь происходит?

— Мы вернулись с прогулки…

— Да неужели, — невозмутимо спросил он, криво оскалившись. — Лили, или как тебя там, тебе следовало бы уяснить одну вещь. То, что мы не проявляем к тебе неприязни, не присылаем кровавых листовок по воскресеньям или не посылаем пыточные заклинания в спину, не значит, что ты нам нравишься. Более того, любопытных дурочек я ненавижу намного больше, чем гря…маглорожденных. — Лунн внимательно поглядел на меня, а потом отошел, видимо, поняв, что у меня от страха может случиться припадок. — Не надо лезть в этот дом и…— Люис вдруг запнулся, уставился куда-то за мою спину, и его лицо исказилось в гримасе нелепого отчаянья. — Харли! Какого черта ты тут забыла?!

Я вздрогнула, совершенно сбившись с толку. Харли? О чем он, черт возьми?! И только тут я почувствовала то самое ощущение преследование, которое испытывала все эти дни. Неужели мой сталкер сейчас стоит позади меня? Во рту пересохло, а я всё решала, повернуться назад или нет, наблюдая за Люисом, у которого от злости свело зубы.

— Немедленно уходи, Вайт! Слышишь? Тебя же заметят! — шипел он как можно тише, но его голос то и дело переходил в сдавленный крик.

И я не выдержала. Резко дернувшись, я повернулась и застыла. Я смотрела в уже знакомые бездонные голубые глаза, видела ту же широченную улыбку и россыпь веснушек на лице. Её кудрявые русые волосы переливались золотом на солнце, а чересчур худые ноги выглядели как палки. Харли помахала мне рукой, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Внимательно присмотревшись, я поняла, как девушка пробралась сюда. В нашем заборе была дыра, в которую вряд ли смог пролезть нормальный человек, вот только эта девушка была настолько худа, что ей это, по-видимому, было совсем не тяжело. Люис поспешно подбежал к девушке, сомкнув ее руки в своих.

— Мерлин всемогущий, да тебя же качает, как ты только сюда пробралась?! — возмущался парень, придерживая девушку, у которой на лице была такая легка улыбка и взгляд…она смотрела на него, как на самое дорогое сокровище своей жизни. И в этот момент что-то стало мне понятно, хоть и не до конца. Я смотрела на их сомкнутые руки, на взгляды и понимала, почему он так отчаянно защищал гротескный дом на отшибе.

Харли попыталась что-то сказать, открыв рот, а потом резко поддалась назад и почти упала на землю, если бы Лунн во время не схватил её за плечи. Парень аккуратно положил её на землю, а потом посмотрел на меня с долей неподдельного страха и еле-еле, сухими губами прошептал:

— Эванс…ты хорошо разбираешься в зельях?

Ну что ж, здравствуй, Харли Вайт. Приятно познакомиться.

Глава 8


Я ошарашенно смотрела на Харли и Люиса, пытаясь собрать мысли в кучу. Зелья? О чем он вообще? Сглотнув комок нервов, я оглянулась по сторонам, боясь, что нас могут заметить. Похоже, существование Вайт должно оставаться в тайне. Но то, что ей плохо, означает, что я никак не могу ей помочь, ведь все мои принадлежности зельевара на втором этаже. Я хватала ртом воздух, дрожа, как осиновый лист, и чувствовала себя настолько бесполезной и жалкой, что некое отвращение поселилось во мне.

— Это же ты выиграла олимпиаду по Зельям, — не выдержал Лунн, внимательно смотря на меня. У него дрожали руки и выступила испарина на лбу, а лихорадочные скачки зрачков говорили о том, что он боится не меньше меня. — Пожалуйста, ты же можешь помочь нам.

Я впервые в жизни слышала, чтобы Слизеринец с такой мольбой в голосе о чем-то просил у меня. Северус, конечно, не в счет, с ним нас связывало хоть что-то, но тут не было ничего. Мы смотрели друг другу в глаза, он пытался убедить меня в искренности своих слов, а я терялась и понимала только одно — если я не окажу помощь этой несчастной девчонке, то буду винить исключительно себя. Стремительно преодолев расстояние между нами, я нащупала пульс и с радостью обнаружила слабые толчки. Всё было не настолько плохо, но как же я смогу сделать хоть что-то, если не знаю, с чем имею дело?

— Что у неё? — прохладно осведомилась я, пытаясь прикинуть причины, по которым она упала в обморок.

Люис молча мялся, по-видимому, не решаясь раскрыть мне какую-то тайну. Всё это я видела на его стремительно меняющем выражение лице.

— Ей…ей просто нужно п-принять зелье, — запинаясь, проговорил он, облизывая губы. — Н-но я не знаю, как его можно приготовить.

— Что? — переспросила я, ошарашенно глядя на него. — Как не знаешь? Какое зелье? Ты вообще серьезно?!

Лунн смотрел на меня округлившимися глазами, а потом, будто вспомнила что-то, оттащил Харли под навес крыши. Так, чтобы на её лицо не падали лучи света.

— Ей нельзя долго находится на солнце, — тихо проговорил он и в отчаянье посмотрел на неё. — Прежде всего, Харли нужно занести в дом.

И только сейчас до меня дошел масштаб проблемы. Как можно протащить человека, чтобы обитатели дома оставались в неведении? Я панически замотала головой, пытаясь донести ему, что это невозможно, а потом опять посмотрела на Вайт, на её худые ноги и какая-то…жалость взыграла во мне. Чёрт возьми, если не я, то кто?

— Ты не знаешь, куда ушла Алида? — осипшим голосом поинтересовалась я, на что получила лишь отрицательное покачивание. — Прекрасно, Эванс, просто чудесно, — тихо лепетала я, поднимаясь с земли и поглядывая по сторонам. — Бери её на руки, — уверенно проговорила я, пытаясь ступать по обломкам некогда красивой дорожки как можно более неслышно. — Когда только ты видишь вот такой знак, — я скрестила указательный и средний палец, — это значит, что проход чист. Если же я помашу тебе рукой, то не смей даже пробовать пройти, понял?

— Д-да.

Тяжело вздохнув, я медленно зашагала вдоль стены, опуская голову возле окон, и всякий раз шипела, когда обломки бетона хрустели под ногами. Я скрестила пальцы, подзывая к себе Люиса и поглядела на вход в дом, как вдруг заметила, что калитка была открыта, а в беседке происходит какой-то движение. Когда из нее вышла Алида, я в ужасе уставилась на женщину, почувствовав, как внутри все заледенело. Оглядевшись, я увидела, как неловко идет Люис, с ужасом на лице поглядывая на Харли, которая выглядела все хуже и хуже. Когда наши взгляды встретились, я поняла — это провал. Мысли отбивали чечетку, грозясь разломить мне череп, и пронзающий страх выбивал из легких воздух. Мерлин, во что я ввязалась?!

Долго думать не пришлось, всё ещё держа пальцы скрещенными, я целенаправленно подошла к вожатой таким образом, чтобы она стояла спиной ко входу.

— Лили? — удивленно проговорила женщина, держа в руках шоколадную лягушку. Как раз в этот момент она выпрыгнула из упаковки и поскакала по направлению к полю. — Вот черт! — досадно проговорила Лостер, заправив прядь волос за ухо и надувшись, как ребенок. Потом её взгляд упал на меня, и в голубых глазах я прочитала что-то странное, похожее на беспокойство. — Ты выглядишь очень неважно, сколько ты спала?

Я бросила быстрый взгляд на вход, заметив Лунн, у которого на лице читалось отчаянье и немой вопрос. Облизнув сухие губы и пытаясь придумать тему для разговора, я мечтала провалиться под землю и никогда не возвращаться в этот мир. О чем можно говорить с ней? Я еле-еле кивнула головой Люису, чтобы тот понял, что можно пройти, а сама невзначай бросила интересующий меня вопрос.

— Что это за дом на отшибе? Почему вы ничего не говорите о нём?

Взгляд Алиды тут же изменился, превратившись из теплого в холодный. Брови сдвинулись к переносице, а я ее взгляд внимательно впился в меня. В этот самый отчаянный момент, когда я мимоходом наблюдала, как Лунн, дрожа, заходит в дом, пытаясь не вызвать никакого шума, мне казалось, что вся моя жизнь начинается именно сейчас. Что проклятое серое существование наконец погибло. И это дало мне силы ответить на взгляд Алиды, со всей решимостью я холодно глядела на нее, понимая, что я должна помочь Слизеринцам.

— Так это ты пыталась проникнуть в усадьбу Вайтов? — серьезно поинтересовалась она, впившись в меня взглядом, который не предвещал ничего хорошего. — Не ожидала от тебя такого, Лили. Как ты можешь вот так вот по-варварски пробраться на чужую территорию?

— Вы должны были понимать, что это место вызовет интерес у учеников, — холодно отрезала я, отвечая ей таким же грозным взглядом. — Если вам интересно, то это была не я. Однако, мне прекрасно известно, кто же попытался это сделать, правда, даже не надейтесь, что я хоть что-нибудь вам расскажу, — сразу же добавила я, увидев, как изменилось ее лицо. — Раз вы скрываете важную информацию от нас, то и я буду.

— С каким пор ты обращаешься ко мне на вы? — скривилась Лостер, поднявшись. — И что за возмутительный тон? Я разочарована в тебе, Эванс. Очень сильно. — женщина посмотрела на меня осуждающе, а потом властным тоном проговорила. — Ещё раз кто-нибудь из вас попытается пробраться туда, и я вам обещаю очень веселую жизнь. Понятно? То, что происходит здесь вас не касается, а если заняться нечем, то я найду вам работёнку. А теперь иди, Лили, и подумай над моими словами.

С нескрываемым облегчением я сорвалась с места и только сейчас меня осенила ужасная мысль. Куда мог зайти Люис с Харли на руках? Он же не настолько глуп, чтобы соваться на второй этаж или в свою комнату. Да, сейчас очень помогал тот факт, что я живу одна. Нужно всего лишь пронести ее наверх, но как? Я стремительно обошла гостиную, кухню, пытаясь найти хоть малейшую подсказку по поводу его места назначения, одновременно рассуждая, где же он может быть. Когда отчаянье поглотило меня полностью, я уже стояла у двери, ведущую в гостиную мальчишек и в нерешительности замерла.

И я не знала, что делать. Мое вторжение может вызвать уйму вопросов, как же выкрутиться из этой ситуации? Прикрыв глаза, я решительно положила потную руку на ручку и замерла в ожидании бури. Но ничего не произошло. Я по-прежнему была жива, а дверь оставалась закрытой.

— Его там нет, — насмешливо протянул голос, уж больно похожий на голос Коула. Я повернулась и сразу наткнулась на Нотта, который смотрел на меня чересчур снисходительно и с некой иронией в глазах. Окутанный дневным светом, он выглядел очень красиво в своей клетчатой рубахе и ворохом черных волос на голове. В кармане я заметила пачку сигарет и в шоке уставилась на него. — Его там нет, Эванс, — вновь повторил он таким поучительным голосом, будто говорил с ребенком. Он откинул голову в сторону и поглядел на потолок первого этажа. По дому разлеталась болтовня девчонок, звон посуды. Мы стояли, казалось, в тишине, но в то же время это не было правдой. Звуки существовали в этот момент, но нам до них не было дела.

— Ты обо всем знаешь? — хрипло поинтересовалась я, заранее зная ответ.

— Конечно же, я знаю, — отчеканил Нотт, обойдя меня. Он дернул за ручку, и дверь открылась, но заходить он явно не спешил. — Подсобка, Эванс. Подсобка.

И он спокойно прошел внутрь, как будто его не интересовало ничто из происходящего. Нотт был настолько безразличен, что я меня пугало это до ужаса. Как можно обладать такой харизмой и быть настолько никаким? Я на мгновение окунулась в школьные воспоминания и поняла, что по сути он был таким всегда. Спокойный и равнодушный, он почти не выделялся из толпы. Дверь хлопнула, будто отрезвив меня, и я побежала на кухню, отворив неприметную дверь и спустилась по лестнице вниз, уже заметив знакомые силуэты.

— У неё жар, — тихо проговорил Люис, что-то пытаясь откопать в её карманах. В этот самый момент, оттуда вылетел потрепанный пергамент, сложенный вдвое, но Лунн не заметил его. Любопытство взыграло во мне, поэтому я, нагнувшись, спрятала листочек в карман и подошла к девушке. Её лоб действительно горел, а по лицу стекал холодный пот.

— Акцио котел, — взмахнув палочкой, в мои руки тут же упал медный котелок стандартного размера.

— Ты…а если бы заметили? — возмущенно проговорил Люис, замерев на мгновение. Я бросила на него быстрый взгляд и начинала выполнять свою работу. Призвав к себе колбочки с зельями, я нашла жаропонижающие, которое специально приготовила для поездки. Сбегав на кухню и притащив тазик с холодной водой и полотенцем, мы с Люисом аккуратно положили Харли, и стали промачивать ее лоб мокрой тряпкой, попутно пытаясь влить в нее зелье.

— Не знаю, чем она болеет, — говорила я между тем. — Но это похоже на обыкновенный солнечный удар. И причем тут какое-то зелье?

Люис замолчал и протянул мне листочек с ингредиентами. Пробежавшись глазами по списку, я с удивлением подметила, что не знаю, о каком зелье могла идти речь.

— Что это значит?

Лунн по-прежнему молчал, поглядывая на Вайт. А потом он вновь посмотрел на меня, и я поняла, что сейчас спрашивать что-либо бессмысленно. Нужно сначала помочь Харли, а уже потом требовать объяснений. На этот раз, чтобы не вызвать подозрений, я сама пошла в комнату за нашатырем. Когда Маргарет подошла ко мне и спросила, не я ли призывала котел, я лишь проигнорировала ее, понимая, что теперь наши отношения лучше не станут. Вновь спустившись в кладовку, я подставила тазик и приложила ватку с раствором к тонкому носику девушки. Помогло почти сразу, Харли резко очнулась, её вырвало, а потом она отчаянно закашляла, давясь собственной слюной.

— Ты как? — поинтересовался Лунн, нагнувшись над подругой и помогая ей улечься. Девушка удивленно поглядела по сторонам и наткнулась на меня, улыбнувшись. Я вновь удивилась красоте её глаз и ответила улыбкой в ответ. — Харли, ты меня вообще слышишь? Ты же знаешь, что находиться на солнце тебе противопоказано! Знаешь, как я испугался и подумал, что это…- он запнулся и в мгновение побледнел, вздрогнув.

— Нет, — хрипло и робко перебила Харли. И меня удивил ее голос. Он был тягучим и плавным и настолько спокойным, что дрожь прошлась по рукам. Её голос был, как у человека, которому уже нечего было терять. — Ещё очень рано.

Девушка подалась вперед и, прикрыв веки, обняла парня. Люис прижал её к себе в ответ, но его лицо было настолько испуганным, что страшно стало и мне. Что-то настолько сильное и мощное связывало их, что мне не стоило туда влезать. Немного подумав, я решила оставить их наедине, поэтому незаметно встала и вышла из подсобки, предусмотрительно заперев дверь. По дороге на второй этаж я наткнулась на вожатую, но ничего не ответила и спокойно пошла на второй этаж, в свою комнату. Правда, там меня ждал сюрприз в виде Маргарет и Кристиан, которые нагло расположились на моей кровати и очень странно поглядывали на меня.

— Что вы забыли в моей комнате? — специально выделив последнее слово, я грозно посмотрела на них, понимая, что общаться у меня нет ни настроения, ни сил.

— Тебе не кажется, что ты ведешь себя неподобающе? — холодно спросила Маргарет, встав. Я окинула её насмешливым взглядом, невольно сравнив с раскудахтавшейся курицей. Действительно, что Саймон пытается мне доказать? Что неимоверно крутая? Усмехнувшись, я положила котелок на полку и, даже не став слушать девушку, холодно отчеканила:

— Умерь свой пыл и покинь, пожалуйста, мою комнату. Глупость заразная, говорят, а деградировать я не намерена.

Посмотрев на её расширенные зрачки, я устало вздохнула и вышла из комнаты, нечаянно хлопнув дверью. Надо отдать должное, именно такие дурочки и заставляют тебя меняться в лучшую сторону. Присев на ступеньки ветхой лестницы, я всё же не решалась спуститься в подсобку, дабы не нарушать той семейной идиллии, которая воцарилась там. Я смотрела и смотрела на деревянные стены и не могла выкинуть из головы всю сложившуюся ситуацию. Я ничего не понимала, ни кто Харли такая, ни что связывает их двоих и что здесь происходит. Да и, похоже, никто не собирается раскрывать мне всей истории. Вот только сейчас я была уверена в одном: кажется, именно с этого момента начинается моя жизнь.

***

Когда ближе к вечеру я спустилась в подсобку, там не было ни Люиса, ни Харли, ни следов их пребывания. Тонна грусти свалилась на меня, когда я поняла, что просто упустила момент нашего возможного знакомства, и что я даже толком не успела ни о чём спросить. Алида всё ещё смотрела на меня назидательно и хмуро, однако я успешно игнорировала её тяжёлый взгляд во время ужина, когда нас семерых собрали на кухне. На эту встречу вышел даже Люис, который выглядел уставшим и «помятым», однако все свалили это на его частые мигрени. И только я пилила его взглядом, пытаясь достучаться до совести, которой у него не было. В этом я уже убедилась.

— Совсем недавно кто-то попытался проникнуть на запретную территорию, о которой я вам говорила ещё в начале нашего знакомства, — сурово начала Алида, окинув нас всех тяжелым взглядом и задержав его на мне. — Но мои запреты вы успешно проигнорировали, поэтому, я думаю, будет уместным вас всех наказать.

— Почему же вы думаете, что это мы проникли на запретную территорию? — холодно осведомился Нотт, лениво ковыряясь в тарелке.

— У меня есть достаточно доказательств, — отчеканила Лостера, бросив грозный взгляд на ученика.

— Да? — насмешливо спросил Коул, подняв бровь. — И какие же?

Признаться, я готова была аплодировать ему стоя за эту перепалку. Коул выглядел настолько спокойным, будто спорил с учителями всегда, а его слова были не беспочвенными. Я посмотрела на Сириуса, который одобрительно присвистнул, и на Джеймса, который улыбнулся уголками губ. Побороть улыбку не получилось и у меня, но я тут же наткнулась на холодный взгляд вожатой и отвернулась.

— Ещё хоть одно пререкание, — грозно проговорила Алида, облокотившись на стол. — И ваше наказание продлится на месяц, ясно?

Мы лениво кивнули головами, стараясь не смотреть друг на друга, и делать вид, будто нам действительно стыдно. В этот момент я презрительно посмотрела на Кристиан, которая начинала меня бесить. То, что она ухлестывает за Поттером понял уже каждый. Коул, который постоянно замечал вертящуюся Мерс у двери, ведущую в их спальни, постоянно кидал ей что-то колкое, стараясь поубавить её пыл. Однако, девушка не сдавалась и потом ещё долго могла обсуждать со своей подругой очередной план по захвату внимания Джеймса. Откуда я это знаю? О, стены в этом убогом доме чересчур хлипкие, и каждый раз, когда я слушаю очередной разговор этих клуш, я пытаюсь не стошнить на книгу в своих руках. И сейчас девушка специально села как можно ближе к Поттеру и прижимается к его руке. Девушка как назло поймала мой взгляд и победно улыбнулась, пытаясь мне что-то продемонстрировать. Мерлин, бедный Джеймс . Серьезно, я бы уже на стенку полезла от таких поклонниц.

— Сдайте немедленно палочки, — властно проговорила женщина, достав миниатюрную темно-синюю коробочку. Мы все пораженно уставились на нее, пытаясь определить степень адекватности Алиды.

— Это противозаконно, — холодно проговорила Маргарет, удивленно покосившись на Лостер. — Вы не можете отобрать у нас палочки! Это не входит в ваши права, понимаете?..

— О, то есть о ваших правах вы всё знаете, — вскипела Алида, — а слушать старших вас не учили?! Или там, соблюдать правила и не лезть в чужую собственность? Вы ещё не поняли, нет? Это особо охраняемая территория, которая принадлежит уважаемой семье Вайтов. Да если они узнает об этой ситуации, нам всем не поздоровится! Как вы не понимаете, что я вас пытаюсь уберечь?

Маргарет злобно посмотрела на вожатую, со звоном откинув вилку в тарелку. Я укоризненно качнула головой, хоть и была согласна с речью соседки. Но если обратить внимание на аргументы Алиды, то и её можно понять. Мы доставляем ей своим поведением лишние заботы, а что она получает взамен? Истерики и недовольство. Люис вальяжно поднялся со своего места, спокойной кинул палочку в коробку и, не посмотрев ни на кого, вышел из кухни. Спустя десять минут все семь палочек лежали у Лостер перед носом, а мы хмуро поглядывали на яства и мечтали уже закончить эту горе трапезу. Но Алида, как оказалось, была другого мнения и продолжила свою тираду:

— Покидать территорию дома без спроса отныне запрещается, — чеканила она, пытаясь вложить в свой взгляд как можно больше гнева. — Если кто-то нарушит запрет, то я устрою плохую жизнь не только ему, а всем. Это понятно?

Мы кивнули головами. Алида ещё поглядела на нас, а потом сразу же ушла в свою комнату. То, что настроение у неё было не самое благоприятное мы уже поняли, поэтому спрашивать или доказать мы даже не пытались. Следом за ней вышел и мрачный Коул, которому такое явно было не по вкусу. И остались только мы впятером: девушки, я и Мародеры. Маргарет ожесточенно смотрела на стол, скрестив руки и прямо кипела от негодования. Потом её взгляд упал на меня, и лицо так исказилось, что мне стало страшно за неё.

— А ты чего такая довольная, Эванс? — злобно прошипела Саймон, довольствуясь своим «триумфом». Я вопросительно подняла брови и сложила губы в полоску. Мерлин, как таких людей ещё земля носит? — Небось ты и настучала, что кто-то пробралась в этот дом! А теперь и сидишь такая радостная, а люди из-за тебя страдают, а тебе…

— Успокойся, Саймон, — устало перебил её Сириус, закатив глаза. — Никто никого не сдавал, иначе Алида ужесточила бы наказание. Потому что сейчас у неё нет никаких доказательств, что именно кто-то из нас побывал в этом доме, поэтому она просто прочла нам лекцию и забрала палочки.

— А вы думаете, это кто-то из нас туда пробрался? — восторженно спросила Кристиан, кокетливо закинув ногу на ногу.

— Кто знает, — загадочно ответил Поттер, ухмыляясь. Я тоже улыбнулась уголками губ. Как бы не пыталась Кристиан завоевать Джеймса, их не связывает ничего. А вот у нас с ним так много общего, как бы глупо это не звучало. По телу разлилось что-то тёплое, а потом я опять вспомнила слова Сохатого на огороде и нечаянно нащупала то самое письмо Харли, выпавшее из кармана. Не знаю, во что выльется эта история, и что будет впереди, но только сейчас я впервые вдохнула настоящую жизнь. Ведь Джеймс Поттер был чертовски прав. Когда ты независим от обстоятельств, времени и людей, ты наконец совершаешь те деяния, о которых мечтал всю жизнь.

Навсегда запечатлев в памяти эту уютную картину, я поднялась с стула и бесцельно направилась на второй этаж, задержав свое внимание лишь на двери, ведущей в подсобку. Отчего-то мне хотелось, чтобы Вайт ещё ни раз появилась в моей жизни, и мы смогли бы поговорить. Но с другой стороны я понимала, что эту тройку Слизеринцев связывало что-то действительно страшное, и если окунуться в это однажды — выбраться не получится. Я вздрогнула, вспомнив предостережения Люиса и Алиды; вспомнила устрашающую защиту на особняке и вдруг осознала одну вещь — я уже по уши в этом всём. Я утонула в этой истории даже не тогда, когда помогла Харли, а когда только заметила её слежку. Медленно подняв глаза, я заметила Люиса, который странно прожигал меня взглядом, сдвинув брови к переносице. Парень выглядел не то опечаленным, не то злым, но всех его эмоций на лице не было видно. Лунн, насупившись, отрывистым шагом подошел ко мне и, даже не поглядев в глаза, сказал:

— Спасибо.

Это было настолько скудное и сухое «спасибо», что я бы непременно завелась и разозлилась, но понимала, что ему трудно выражать искренность и признательность. Покосившись на него, я покачала головой.

— О, ну давай обойдемся без демагогии и драматургии, — равнодушно проговорил парень, скорчив лицо. — Ты помогла мне, и я тебе благодарен. Надеюсь, мы с тобой больше не пересечемся, Эванс, и не влипнем в похожую историю. Потому что я по-прежнему не доверяю тебе, это стоит уяснить. — Лунн хотел уже было уйти, но что-то ему явно не давало. Наклонившись, чтобы никто нас не услышал, он прошептал одними губами. — Не стоит влезать в эту историю. Попытайся забыть этот день.

— Не за что, Лунн, обращайся! — нарочито громко ответила ему я, давая понять, что забыть ничего не собираюсь. Парень лишь опечалено вздохнув и, поправив рубашку, направился к себе.

Всё же, в этом мире кое-что не меняется никогда. Например антипатия молодых аристократов к людям низших слоев или отсутствие благодарности. Поджав губы, я стремительно поднялась наверх, намереваясь сегодня же открыть себе глаза на правду. У меня в кармане по-прежнему оставался помятый листочек, чье содержание может быть абсолютно любым, но что-то подсказывало мне, что это либо исповедь умирающего, либо записка с просьбой. Поэтому, не теряя больше ни минуты, я уселась на кровати поудобнее и зажгла фитиль свечки, начиная читать:

Девяносто процентов популярности книги зависит от пролога. Что ж, тогда я заранее обречена на провал. Не знаю, найдет ли этот листочек кто-нибудь из-под обломков жизни, но просто помните: единственное, о чем я всегда мечтала и желала, чтобы люди поняли и полюбили меня.

Наверное, мне стоит начать свою исповедь так: Привет, я Харли Вайт, и мне осталось жить меньше двух месяцев. Но я нахожу это предложение чопорным и неподходящим в данной ситуации, потому что так беспечно о своей жизни может говорить либо самоубийца, либо человек, которому просто нечего терять. Ради Мерлина, не спрашивайте меня только, хочу ли я жить, потому что иначе вы получите по лицу, будьте уверены! Потому что я действительно, очень-очень хочу прожить дольше этих чертовых двух месяцев и насладиться своей жизнью хотя бы ещё годик. Но судьба бескомпромиссна, знаете? Она просто берет и дает тебе самое лучшее в твоей жизни, а потом сама же хочет забрать у тебя все. И мне больно, чертовски больно осознавать, что несмотря на то, как я ценю свою семью, друзей и Люиса, я вынуждена умереть и причинить им боль. Будет ли она равносильна? Смогут ли они жить дальше, как жили до этого? Что ж, иногда я думаю, что лучше бы меня никогда не было, и я не причиняла бы боль тем, кого так сильно люблю.

Если кто-то читает это письмо, то я, наверное, умерла. Мое тело будет похоронено вместе с этим убогим чёртовым домом, который постоянно наблюдает за мной. Знаете, как невыносимо слушать его скрипы по ночам, когда гроза, грохоча и пугая, расшатывает гротескную крышу? Этот звук сравним с моим отчаяньем и одиночеством, ведь я навеки заперта здесь и мне никуда не уйти. Даже сейчас, когда я заполняю пергамент бессмысленными словами, я ощущаю его взгляд, ощущаю, как вздымается его сердце, будто у человека. И мне страшно, чёрт побери. До ужаса и дрожи страшно.

Только не надо меня жалеть, договорились? Я сама выбрала себе такую судьбу; сама заперла себя, считая, будто так лучше для других. И сейчас я прошу лишь об одном: если вы все же откопаете это письмо, заставьте Люиса жить. Скажите ему, что если он убьет себя, то я его никогда не прощу. Если вы всё же откопаете это письмо, просто запомните меня. Унесите меня в своих воспоминания и не выкидывайте никогда.


От Автора:

Фанфик делится на две смысловые части. Первая часть заканчивается на этой главе. Спасибо большое Всем за отзывы, внимание и критику. Очень хочется верить, что фанфик становится с каждой новой главой все интересней, и у Вас по-прежнему есть желание читать дальше. Спасибо:)

Глава 9


Вы когда-нибудь чувствовали пустоту? Не то знобящие чувство, о котором можно прочесть в книгах или увидеть на экранах телевизоров. Такую пустоту, от которой вашу душу выворачивает наизнанку и хочется блевать? Я не знаю, что больше убило во мне остатки жизнелюбия — это проклятое письмо или его просьба, но каждый раз, стоит мне только посмотреть на этот потрепанный пергамент, меня клонит в такую тоску, от которой хочется отправиться в ад вне очереди. Во что я ввязалась? Мне было не понять. Казалось, будто два дня, которые прошли с того мгновения, когда я спасла Харли, равнялись с бесконечностью, а мой мир разлагался до останков. Я наблюдала за Слизернцами. Хотя нет, даже не так, я жадно пожирала глазами каждое совершенное ими действие и подмечала всё новые особенности. Теперь я поняла, что скрывал в себе Коул. Если смотреть не на его бок, а в лицо, то можно было заметить в его серых радужках немое отчаянье. Чертов крик души, который он так мастерски прятал за маской обыденности, души, которую выкуривал из себя сигаретами. Нотт никогда не улыбался: злобно скалился, приподнимал уголки губ или насмехался в открытую, не стараясь подавить чувство собственного достоинства. Сейчас он сидит за столом на кухне и увлеченно читает магловскую книгу, любезно мною одолженную. Вам интересно, отчего мы так сдружились или, быть может, нашли общий язык? Спешу вас огорчить, Нотт невозможен до безобразия. Один разговор с ним обходится мне полной госпитализацией нервов, но спокойствие, которое чувствуется рядом с ним, призывно манит. Окутывает в плен.

— Цветочек, дырку прожжешь, — передразнивая интонацию Сириуса, оскалился Нотт, и я резко отвела взгляд.

Всё-таки, он по-прежнему являлся аристократом, у которого в крови потребность насмехаться над кем-то, кто ниже по статусу. Не знаю, что заставило меня спустя два дня добровольного заточения выбраться на кухню, принести книгу Стивенсона Коулу и усесться с ним рядом. Не знаю, даже не спрашивайте, но увидеть удивленный взгляд Слизеринца дорогого стоит.

— Что это? — ошарашенно спросил Нотт, спокойно попивавший до этого черный чай. Он вертел в руках потрепанный экземпляр «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда», но смотрел в упор на меня. Видимо, он думал, что я каким-то образом подложила туда бомбу или другую магловскую фигню, о которой не понаслышке известно волшебникам.

— Не поверишь, книга! — я взмахнула руками, придав глазам самое невинное выражение. Коул вопросительно изогнул бровь и поджал губы, выражая крайнюю степень неудовольствия. Впрочем, ему полезно. Я устало плюхнулась на стул, озадаченно разглядывая окружающий ландшафт и надеясь на то, что уныние рано или поздно снимет натиск, — Тебе стоит прочесть этот роман, — неслышно просипела я, подперев голову рукой. — Ты узнаешь занимательную историю о борьбе добра и зла внутри человека.

Коул хмыкнул, а потом открыл книгу, и всё как-то само понеслось. Мы окунулись в громогласную тишину, полностью отдавшись ей. Зачем я все-таки притащила этот роман? Потому что я хотела показать, что бывает, когда человек не споротивляется злу внутри себя, когда губит доброту. И пускай это ему не поможет и рано или поздно мы встретимся на поле боя, я буду уверена — он не забудет меня. А потом я задумалась, если Харли Вайт действительно при смерти и скоро умрет, забудут ли Слизернцы её? Сможет ли Люис Лунн жить дальше? Я моргнула, вспомнив последнюю мольбу девочки, и поняла, что я действительно влипла в историю, от которой мне стоило бы держаться подальше.

— Коул, — тихо позвала я, не надеясь услышать ответ.

— М?

— Я хочу увидеться с Харли.

Нотт вздрогнул, искоса глянув на меня. Под этим чертовски проникновенным взглядом я почувствовала себя назойливой, но ничего не могла поделать с этим чувством надежды на встречу. Почему меня так тянуло к Харли Вайт? Отчего я хотела окунуться с головой в эту историю? Вопросы по-прежнему оставались без ответа, а любопытство возрастало в прогрессии.

— Нет, — холодно отрезал Коул, впившись взглядом в книгу и делая вид, словно меня здесь и вовсе нет. Если бы я могла сейчас чувствовать хоть что-то помимо чувства пустоты, то непременно завелась и высказала бы пару ласковых. Только вот со временем понимаешь, злиться дело бесполезное и нудное. Поэтому я лишь смотрела и смотрела на него, пока Нотт всё-таки не поднял свои серые дымки зрачков и не прочитал по моему взгляду лишь одно: «Я знаю кое-что, чёрт возьми. Но хочу узнать полностью».

Нотт облизнул губы и, захлопнув книгу, поднялся из-за стола. Надо отдать себе должное — это был провал.

— Спасибо за книгу, Эванс, — холодно отчеканил он, пытаясь поспешно скрыться за поворотом, но я резко схватила его за руку. Коул окинул меня недобрым взглядом, но все же промолчал.

— Она действительно скоро умрет?

Коул вздрогнул и нервно сглотнул, дёрнув кадыком. Парень смотрел на меня как-то странно, с долей отчаянья и раздражения, что-то прикидывая в уме. В это мгновение, будто бы пропали все звуки, а понимание оползнем свалилось на наши плечи.

— Я без понятия, откуда ты об этом узнала, — наконец нашёл что ответить Коул. — Но не стоит идти на поводу у своего любопытства, потому что, когда ты обожжёшься, всем будет плевать.

Я внимательно наблюдала за выражением его лица, не отпуская руку. Нотт тоже отчего-то не спешил этого делать, всем своим видом пытаясь показать мне, что это действительно, черт побери, ужасная идея. Может быть, стоит иногда умерять своё любопытство, но это дурное чувство пронизало меня полностью. Это чувство заставило меня жить и выйти из комнаты, в которой я сидела, пытаясь собраться с мыслями.

— Эванс? — услышала я голос Сириуса, и мы — я и Коул — резко отпрыгнули друг от друга, повернувшись назад. Передо мной стояли Мародеры, с мокрыми волосами и обнаженными по пояс телами. Рядом с ними стояла Алида, а также мои соседки, прожигающие меня взглядом.

Чёрт.
Мерлин, да за что?


Я внимательно поглядела на Джеймса, который лениво рассматривал кухонный стол и чье выражение лица невозможно было прочитать. Облизнув сухие губы, я почувствовала странных страх, будто бы Поттер поймет всё неправильно, будто бы он подумает совсем не то. Почувствовав мой взгляд, он поднял голову и изогнул бровь, безразлично глядя на нас. А затем, фыркнув, прошел вперёд, бросив на ходу:

— Спектакль окончен, Эванс?

Не могу сказать, что больше причинило мне боль — эта едкая реплика или его полное равнодушие? Отчего-то захотелось накричать на Джеймса, развернуть к себе лицом и высказать этому самодовольному бузотёру всё, что накипело. Проклятая ярость охватила меня, пробралась в самые потаённый уголки души. В конце концов, это же всего лишь Поттер. Какое мне дело до него? Вновь посмотрев на Коула, я заметила странный взгляд, который он бросил на меня. И это напрочь выбило из меня остатки спокойствия и благоразумия. Я резко встала и, не обращая никакого внимания на реплику вожатой, быстро покинула дом, наспех накинув на плечи кофту. Стремительно выбежав из-за калитки, я обреченно побрела по направлению к океану, понимая, что проблем теперь не оберусь.

На улице было прохладно, багряное небо еле-еле освещало мне путь, а шелест сухих кустарников навевал уныние, от которого мне некуда было бежать. И тогда я задумалась, что же мешает мне делать то, что я хочу? Что мешает мне меняться? Что мешает последовать совету Джеймса Поттера? Неужели мизерный страх или полное безразличие к своей персоне? Нет. Я нервно шаркала, огибая поле, иногда царапая ногу сухой нескошенной травой. Прекрасно осведомленная в своем одиночестве, я естественно не думала, что кто-то побежит за мной. Как сказал Коул? Всем будет плевать? Что ж, надо отдать ему должное, он был до безобразия прав. В этот мире ты всегда будешь один. Никто никогда не увидит твою боль, пока она не доведет тебя до состояния истерики. Никто не будет принимать тебя, если ты не горишь, как чёртов фонарь на улице.

Когда я дошла до океана, уже начали сгущаться сумерки. Мне было плевать, что, возможно, кто-то пойдет меня искать или, быть может, начнет волноваться. Потому что я была достаточно реалистична, чтобы понимать — до меня нет никакого дела ровным счетом никому. Плюхнувшись на ветхую лавочку, я подняла голову навстречу освежающему лицо теплому ветру. Хотелось проснуться другим человеком. Без каких-либо усилий, просто заснуть и стать полностью обновленным. Подогнув ноги, я безучастно поглядела на спокойную воду, еле-еле колеблющуюся из-за ветерка. На улице не было никого и именно сейчас казалось, будто наступило долгожданное умиротворение. Хотелось бы вот так провести эту жизнь, послав к чёрту пресловутое общество и коммуникабельность. Некоторым не дано общаться с людьми, знакомиться или встречаться. Некоторые до конца своей жизни так и остаются одинокими и непонятыми.

Я вздрогнула, услышав чьи-то шаги. Какой идиот может гулять в такое время? Я оглянулась, тяжело вздохнула и не могла больше пошевелиться. Потому что прямо навстречу мне шли Харли и Люис. Они весело жестикулировали, глядя не на дорогу, а только друг другу в глаза. Я впервые видела такое неописуемое счастье на лице Лунна и тот восторг, с которым он глядел на свою спутницу. Харли выглядела не настолько бледной, как в прошлый раз, а улыбка на её губах была настолько искренней и солнечной, что улыбаться захотелось и мне. И глядя на них, я впервые осознавала, что же такое счастье. Ведь их лица сверкали так ярко, что хватило бы на все мои мрачные дни.

Люис заметил меня первой, недобро сощурился и перестал улыбаться, скрестив руки. Следом меня заметила и Вайт, удивленно вытянув губы. Они стояли в ступоре и смотрели на меня, пока я сидела на холодном песке и мечтала провалиться сквозь землю. Зачем мне лезть сюда? Чтобы снова обжечься или испытывать боль? Что будет, когда я привяжусь к ним? Что станем с моим миром? Глядя на ребят донельзя усталым взглядом, я усиленно мечтала найти ответы на эти вопросы и понимала, что их попросту нет. Нет этих вопросов, которые и не нужны. Нет и ответов, поэтому я отвернулась и вновь уставилась на широкую гладь океана, испытывая нешуточное сердцебиение.

— Эванс, и почему всякий раз, когда я думаю, что отделался от тебя навсегда, ты появляешься в моей жизни вновь? — саркастично поинтересовался Люис, подойдя ко мне. Я бросила на него спокойный взгляд, не пытаясь даже хоть как-то защититься.

— Люис, — покачала головой Харли, выражая тем самым свое негодование. Парень в ответ состроил невинную мордашку, и спрятал руки в карманы изумрудной толстовки, бросая легкие взгляды на океан. — Не обращай внимание на него, Лили.

Вайт села рядом со мной и добродушно мне улыбнулась. Её кудрявые русые волосы на солнце отливали золотом, а глаза как никогда напоминали колокольчики. Я смотрела в её глаза, испытывая смешанные чувства. Зачем же я сама падаю в эту пропасть? Почему я не могу оттолкнуть людей, с которыми мне будет до невозможности больно потом? Почему я не могу вообще отказаться от общества?

— Ты всегда такая хмурая? — удивленно спросила Харли, перестав улыбаться. Теперь она поглядывала на меня, склонив голову на бок, и задумчиво прикусила губу. — Знаешь, я нахожу это трагичным.

— Почему же? — безэмоционально спросила я, отвернувшись. Смотреть в эти глаза больше не было сил.

— Потому что у тебя вся жизнь впереди, а ты уже ей не рада.

И мы замолчали, вот так вот просто, все втроем. Люис с тоской поглядывал на воду, сжав кулаки. Харли жевала тростинку и смотрела на меня своим изучающе-проникновенным взглядом, а я… Я мечтала, как и всегда, исчезнуть с этого света навсегда. Вскоре Лунн отошел поближе к воде , нахмурившись, начал мочить босые ноги. Отчего-то мне казалось, что он просто хотел дать мне поговорить с Вайт, и я была ему благодарна.

— Это твоё, — утвердительно заявила я, вытащив из кармана помятый клочок бумаги. Харли переметнула взгляд на него и безжизненно вздохнула, резко забрав его.

— Так ты всё знаешь?

— Полагаю, что далеко не всё.

Харли вновь посмотрела на меня долгим взглядом и теперь там не было ни намека на тепло или спокойствие. Мерлин побери, там была такая обреченность и тоска, что мне бы стошнило, честное слово.

— Ты спасла мне жизнь, — зачем-то напомнила она, не отрывая синих глаз. — Ты можешь задать мне три вопроса, Эванс. Будем считать, что это моя расплата. И я отвечу на них только правду. Но помни, что если ты захочешь продолжить наше общение дальше, то и ты не сможешь от меня ничего скрывать.

Я задумалась над её словами и вдруг заметила на неоновой кофте Харли вышитое имя — Констанция. Вышивка явно была ручной, а синие нитки выцвели. Кое-где стежки были порваны, но контуры букв можно было различить. Вопросы же ничего не значат? Ну спрошу, и что? Небо не обрушится.

— Чем же ты больна?

— Лейкемия, — спокойно ответила Харли, будто у неё спрашивали об этом тысячу раз. — Проще говоря — рак. Мне было десять лет, когда её обнаружили. Знаешь, все маленькие волшебники счастливо обсуждали поступление в Хогвартс, мечтали о факультетах, а я молча сдерживала слезы. Потому что я была лишена этого, — Вайт перестала жевать травинку и нервно сглотнула. — Это…так убого, на самом деле. Жалеть себя, ненавижу это чувство. — Она сжала руку в кулак и скорчилась. — А потом, мои родители пытались поддержать мою жизнь лекарствами, ведь иначе, я бы не дожила до шестнадцати. Однако, год назад они умерли, отставив всё наследство мне, ведь я была последней представительницей этого рода.

Я слишком громко вздохнула, попытавшись сжаться.

— Ты…ты давно знакома с Коулом и Люисом? — пожалуй, это интересовало меня больше всего. Мне до отчаянья хотелось узнать ответ на этот вопросы и саму историю их дружбы. Но я понимала, что она не расскажет мне так много и быстро. Харли Вайт оставит подробности на потом, на самое горяченькое.

— Всю свою жизнь, — тихо ответила она, повернув свою голову ко мне. — Знаешь, я бы тоже попала на Слизерин.

И эта последняя фраза дала мне больше, чем весь наш разговор. Как жесток этот мир. Он забирает у нас лучшие дни, а взамен оставляет пагубное чувство усталости и потерянности. Я сжала кулаки, немного проникнувшись дружбой этих троих. Это так грустно, но от того и красиво. В этой истории хочется утонуть. Я вновь посмотрела на кофту и синие буквы, понимая, что у меня есть последний вопрос. Я набрала побольше воздуха и спросила:

— Констанция? Кто это?

— Это я, — просто ответила девушка, резко поднявшись и направившись к парню, оставляя наш разговор закрытым.

Ветер еле-еле колыхал сухие ветки, скрипящие так ужасно и грозно, что гнёт передался мне полностью.

Солнце ушло за горизонт, на улице стоял непроглядный мрак, силясь запугать каждого, кто оказался снаружи. И в воздухе так отчетливо ощущалось то жалкое чувство одиночества, что я бы заскулила, будучи такой сентиментальной.

Потому что даже в этой тьме я была не одна. Со мной были Слизернцы, как бы чопорно и странно не звучал этот факт.

***

Мы вернулись поздно вечером, когда весь дом спал и только Алида поджидала нас на кухне. Проводив Харли, я и Лунн в тишине пришли домой, так и не обмолвившись словом, потому что огни впервые оказались настолько ненужными и глупыми, что мы решили отказаться от них. Лостер глядела на нас строго, но не сказала ровным счетом ничего, лишь предупредив, что завтра мы вновь пойдем купаться. Люис сразу же ушел в свою комнату, а я осталась под прицелом этих пронзительных глаз, почувствовав себя нашкодившей школьницей.

— Что с тобой происходит, Лили? — грустно спросила Алида, устало потерев глаза. — Мне казалась, что ты не одна из тех девушек, которые опускаются до истерик и нарушения правил.

Я опустила глаза, почувствовав прилив странного стыда, ведь такое озабоченное лицо вожатой угнетало.

— Если вы так мастерски завуалировали в своей речи вопрос: «Что же ты творишь, Эванс», то я могу сказать лишь одно, — я приподняла голову и спокойно посмотрела на не в ответ, испытывая что-то, подобное апатии. — Если у меня не горят глаза, как у Маргарет, если я не смеюсь, как Кристиан, то это не значит, что я — потухшая зануда, в чьей жизнь существует лишь порядок. Ведь я человек, а не набор стереотипов. И да, это я пролезла в этот ваш дом, можете наказывать меня, но не стоит угнетать и других, — я замолчала, а потом добавила. — Серьезно. Я готова понести наказание, не мучайте других.

Мне показалось, но на долю секунды я заметила в глазах Алиды восхищение. Вожатая как-то странно посмотрела на меня, а потом коварно улыбнулась, пожав плечами.

— Что ж, раз ты принимаешь полностью вину на себя, то мое наказание будет таким — научись жить, Эванс.

Я ошарашенно заморгала, непонятливо поглядев на Лостер. О чём она, черт возьми? Что значит жить»? Я недовольно нахмурилась, скрестив руки и негодующе поглядела на усмехающуюся Алиду. Вся эта затея с признанием теперь принимала дурной оборот, особо невыгодный для меня.

— Что это значит?

Озадаченно поинтересовалась я, насупившись. Вся эта ситуация начинала меня угнетать, и я ещё раз прокляла свои эмоции, которые вырываются из меня так не вовремя. Хотя, может это и есть тот долбаный шанс, которого я так ждала? Что, если эта поездка изменит меня полностью? Я часто заморгала, опустив глаза в пол. Вот он — толчок.

— Это значит, что ты должна пытаться не запираться в себе и взаимодействовать с людьми. Не сидеть, закрывшись, на втором этаже а пытаться радоваться мелочам. Черт, Эванс, — Алида удивленно поглядела на меня. — Неужели ты не понимаешь, что твоя жизнь сведет тебя в могилу, ты останешься ни с чем и потеряешь всё?

Я понуро молчала, рассуждая над её словами, не смея перечить или возникать. Потому что это была правда, чёрт возьми. Я погрязла в своих страхах настолько глубоко, что у меня нет сил выбраться. Но общаться, внедряться в коллектив? Я вспомнила веселый смех Мерс и характер Саймон, понимая, что с этим я явно пролетела. Или Алида намекает на Мародеров? Только вот вспоминая пренебрежение Поттера и его холодный взгляд, я понимала, что нам никогда не сойтись вновь. И почему-то с каждой минутой становилось все хуже, а понимание того, что пути обратно нет, только давило на мозг. С какой-то стороны, я уже корила себя за эдакий альтруизм, но понимала, что Алида желает мне счастья.

Кажется, я уже спрашивала себя, почему я не могу меняться? Почему не могу взять себя в руки и стать другой? Потому что боюсь вконец потерять себя. Настолько запутаться в этих масках, что рано или поздно позабыть о своем истинном лице. И пускай оно не идеально, пускай я допускаю множество ошибок, но я такая, какая есть. Если даже я сама не понимаю себя, то кто же поймёт?

— Что ж, раз это ваше наказание, то я согласна, — тихо прошептала я, стараясь не смотреть на вожатую. — Но тогда, отмените его у остальных. Виновата только я.

— Знаешь, Лили. Я всё-таки не ошиблась в тебе.

Я промолчала, глядя в пол. Ошиблась? Нет? Мне плевать, дорогая миссис Лостер. Я усмехнулась, тотчас подумав, что я не хочу, чтобы кто-то узнал об этом. Мне настолько панически захотелось держать это в тайне, что на мгновение меня пронзил страх. Довольное лицо Маргарет уже сверкало перед глазами, а новая порция осуждения в глазах Поттера не улучшала положение.

— Не говорите никому, — тихо пробубнила я.

Дождавшись утвердительного кивка, я пулей вылетела из кухни, а потом замерла, увидев Джеймса Поттера, который буднично стоял у лестницы. Я вздрогнула, наткнувшись на его взгляд, отмечая, что он не выражает ничего. Абсолютную пустоту. И от этого стало так горько и больно, что захотелось убежать. Мне чертовски хотелось убежать от Джеймса, потому что отныне он — моя болезнь. Потому что я действительно влюблена в него. До одури, Мерлин побери.

Бросив последний взгляд, я стремительно обошла его и поспешила подняться на второй этаж. Пожалуй, мне было действительно плевать, кого он ждал в этот поздний час и почему не спал. Ведь иногда лучше не знать ничего, нежели убиваться от невзаимности. Что ж, кажется это все. Мой привал найден. И завтра начинается новая жизнь.

Глава 10


Никогда не понимала, как можно просто взять и поменяться. Однажды уснуть, а потом, наутро, проснуться абсолютно другим человеком, будто бы переродиться. Я сидела на полу в своей комнате и задумчиво отстукивала незатейливый ритм по нему. Научиться жить? Чёрт знает, что это значит. Начать общаться с Мерс и Саймон или перестать смотреть на мир через призму занудства и правил? Вопросов в голове становилось всё больше, а план примерных действий так и не вырисовывался. Я откинула книгу в сторону, поднялась и раскрыла окно. В лицо сразу подул легкий ветерок, а солнце засверкало в грязных стеклах. Я посмотрела на дом Харли, вновь пытаясь понять, почему же она выбрала именно это жилище и что вообще связывает её с этой готической усадьбой, помимо того, что оно являлось родовым гнездом. А потом я припомнила слова Алиды о том, что здание хорошо охраняется, и задумалась ещё сильнее. Могло ли быть так, что Лостер не пускает нас туда не из-за Вайт, а из-за чего-то другого, абсолютно не связанного с больной девочкой? Тогда, выходит, что я зря обижалась и не принимала её действия. Выходит, что Лостер ещё с самого начала желала мне только добра, а я упрямилась и просто не хотела принимать этого? Сжав оконную раму, я закусила губу, пытаясь собраться с мыслями и придумать, как бы я могла встретиться с Слизеренцами вновь. Мне так хотелось увидеть их всех вместе, влиться в их компанию и стать частью чего-то сильного и большого. Мерлин, мне так хотелось быть не одной, а с кем-то, что даже скрывающие всё подряд Слизеренцы не могли меня оттолкнуть. Я поежилась, понимая, что они скрывают что-то настолько странное и ужасное, что лучше, конечно, этого не знать.

Смысла глядеть абсолютно не было, полагаете вы? А я нахожу в этом странное успокоение — вот так вот просто, бездумно и мечтательно уставиться на простирающиеся окрестности. Делать было нечего, друзей у меня здесь не было, а читать вообще не хотелось. Я с улыбкой вспомнила заторможенное лицо Нотта, когда он с любопытством глядел на потрепанный томик, и тут же нахмурилась, когда перед глазами всплыло лицо Джеймса. Мерлин, угораздило же влюбиться в этого оболтуса, у него же отсутствует любое понятие правил и хорошего тона. Я мимолетно улыбнулась, вспомнив, как весело они с Сириусом смеялись, когда мы только приехали сюда, и задумалась, когда же это произошло? Когда он стал для меня чем-то большим, нежели занозой в репутации? Может, это произошло, когда Поттер перестал мне писать письма, уделять так много ненужного внимания и стал безразличным, как лед? Может, когда Джеймс прикрыл меня перед деканом или попытался переубедить участвовать в обете? Горькая усмешка пробежалась по губам, когда я вспомнила пухленькую Марту Спинетт и поняла, что скоро ряды мертвых пополнит и Харли Вайт.

Мерлин, почему так больно?

Что-то кольнуло в сердце от осознания того, что однажды я уже никогда не увижу кудряшек девушки и её белозубую улыбку. А потом я вспомнила Люиса, у которого восторг появляется всякий раз, стоит только Харли подойти к нему. Я вспомнила их объятия, мимолетные улыбки, веселый смех и сердце сжалось настолько сильно, что кровь на мгновение застыла в жилах. Как же хотелось разобраться с тем, что происходит с ними, как хотелось найти ответы на все эти пугающие вопросы и войти в их компанию. Но всякий раз, когда мимолетная надежда посещала меня, я понимала — этому не бывать. Я им просто не нужна. Я, чёрт возьми, не нужна никому, и, если быть честной, мне уже становится плевать на это.

— О, Джеймс! Ты ко мне пришел? — услышала я крик Кристиан и вздрогнула, когда смогла разобрать среди голосов голос Поттера.

— Нет, мне нужна Лили.

— Лили? — кажется, разочарованию в голосе не было придела, но Мерс, видимо, решила не ссориться с парнем и лишь бросила немного удручено, — Где она может быть ещё, кроме своей комнаты?

Послышались неторопливые шаги, а через минуту раздался отрывистый стук в дверь. Воздух куда-то пропал, будто весь кислород на всей Земле исчез, а ладони моментально вспотели. Что ему нужно? Что ещё он хочет сказать? Недолго мешкая, я подошла к двери и прислонилась к ней лбом, не спеша открывать. Дерево нагрелось из-за теплого летнего воздуха и совсем не тушило жар моего тела. Я слышала, как тяжело дышал Джеймс и стояла, замерев, пытаясь не выдать себя скрипом этой проклятой двери, но мое сердце так яро портило маскировку.

— Ты здесь ведь, Лили.

Какая убогая у него привычка — не задавать вопросов. Как можно всегда говорить с такой уверенностью в голосе. Я прикрыла веки, ощущая странную боль между ребрами, понимая, что вся его любовь — долбаный самообман. Мы просто погрязли непонятно в чём и не можем выбраться.

— Знаешь, я хотел тебе сказать, что ты — всё, что у меня есть, Эванс, — его голос едва был слышен и излучал такую тоску, что мне хотелось открыть эту проклятую дверь прямо сейчас, вцепиться в его рубашку, притянуть к себе и заглянуть в глаза. Но я ничего не сделала. Просто стояла и тонула, слыша, как прислоняется он спиной к наружной стороне дерева и проводит руками по ней. — И ты не должна меняться, Мерлин тебя дери. Не должна, слышишь? Всё, что я говорил — полнейший бред, потому что я буду любить тебя любой — будь ты хоть последней стервой в мире. И я хотел сказать, что я всегда буду рядом, даже если ты этого не хочешь. И…

Джеймс запнулся, замерев. Проклятые слезы медленно стекали по моим щекам, когда я держалась за ручку, как за спасительный круг. Чертовы чувства разъедали всё живое во мне, причиняли такую адскую боль, что хотелось раствориться с ней сейчас же. Я прижала ладонь ко рту, чтобы случайно не закричать, не выдать своих же эмоций, ненавидя себя. Почему я такая слабая? Почему не могу открыть эту проклятую дверь и всё сказать ему? Сказать, что я разделяю его чувства, что я до чертиков погрязла в нем?

— И если нам не суждено стать чем-то большим, то, может быть, станем хотя бы друзьями? Потому что существование без тебя кажется мне невозможным.

Когда внутри тебя умирает последняя частичка надежды на что-то большое, умираешь и ты. Джеймс Поттер, тот ещё дурачок, думал, что умирает от невзаимности, думал, что я не поняла, что это. Но только он так сильно ошибался, что я бы точно сказала бы об этом ему однажды. Вот только сейчас внутренняя энергия передалась воздуху, покинув меня, сделав безвольной. Я ловила ушами каждый его вздох и медленно оседала на пол, испытывая тошноту. Когда наступила десятая минута нашего общего молчания, он просто развернулся и ушел, оставив после себя в перепонках гулкий звон его слов и вибрацию пола.

Хотелось ли мне побежать за ним вслед? Хотелось ли сказать что-нибудь? Что ж, надо отдать должное, делать то, что ты хочешь — большая роскошь, ещё большая — быть счастливым. И как же не умереть в этой системе, как же спастись, выбраться из нее? Я провела рукой по щекам, размазав остатки туши и захныкала, поджав ноги. Алида Лостер говорила, что мне нужно научиться жить, иначе жизнь научит меня умирать. Она говорила, что мне нужно меняться. Мне говорили так все. Но теперь, кода я услышала слова Джеймса Поттера, я поняла одну вещь — ты не ничего никому не должен. Ты — это ты. Тебя любят не из-за твоих талантов, внешности, а из-за тебя же. Тогда стоило ли это глупое пари стольких трудов? Стоило ли хоть что-то эта олимпиада и самобичевание? Я до крови закусила губу, резко поднявшись. Нет, я не буду меняться, не буду выполнять условия вожатой, только вот, это не мешает мне сделать видимости моей обновленности, это не мешает мне стать тем, кем они так хотят увидеть меня, а потом резко разбить их розовые очки.

Достав влажные салфетки и вытерев остатки макияжа и слез, я нацепила на лицо самую дружелюбную улыбку и вышла из комнаты, чуть не скорчив гримасу. А потом я резко замерла, подумав, что наткнусь на Джеймса. Сглотнув, я огляделась по сторонам, радуясь, что никого поблизости нет и присела на диван в гостиной. Я не смогу посмотреть в его глаза, не смогу даже в сторону бросить хоть мимолетный взгляд. Потому что это виделось мне настолько ужасным и нереальным, что сердце с ускорением начинала биться. Сомкнув пальцы рук, я в последний раз окинула комнату печальным взглядом и медленно подошла к лестнице, вздрогнув. Улыбка сама по себе спала с уст, а настроение хоть что-то доказывать улетучилось в пропасть. Сжав кулаки, я медленно стала спускаться по лестнице, а когда ступила на пол — замерла, оглядевшись.

— Странно как-то, — услышала я голос Кристиан, который доносился из комнаты отдыха. Подойдя к приоткрытой двери, я внимательно пригляделась, пытаясь понять, кто же находиться там.

Кристиан сидела на диване, перекинув ногу на ногу и томно поглядывала на Джеймса, который безучастно сгорбился и смотрел на свои сжатые ладони. Я в нерешительности замерла, прожигая его взглядом, подмечая новые детали. Поттер выглядел поникшим, и, кажется, впервые на своей памяти я смогла застать его в таком состояние. Рядом с ним сидел Сириус, тоже без привычной улыбки на лице, который сочувственно смотрел на своего друга и о чем-то думал. В сердце что-то кольнуло, когда я поняла, что причиной этой апатии Мародера являлась я. И самое ужасное, что могло только быть, что я чувствовала се6я не лучше, и он не знал об этом. Джеймс, наверное, даже не догадывался, насколько больно и мне.

— Алида вернула нам палочки и отменила наказание, — радостно воскликнула Мерс, наклонившись к Поттеру. — Что такое Джимми? Ты выглядишь подавленным. Это все Эванс, да? Ты же к ней сегодня приходил?

Джеймс моментально выпрямился, в тотчас надев улыбку. Я во все глаза смотрела на это преображение и странная ревность бурлила во мне. конечно, для нее он и улыбаться будет, и горы свернет.

— Всё нормально, Крис, — Джеймс буднично улыбнулся, сжав её руку, но при этом соблюдая дистанцию. — Всё очень даже хорошо.

Мне хотелось ворваться в эту комнату, хотелось признаться Джеймсу и сделать так, чтобы он не уделял внимание Мерс. Чтобы не успокаивал её, да даже не замечал. Черт возьми, это же я все испортила. Если бы не промолчала о своих чувствах, если бы открыла эту проклятую дверь. Я закусила губу, до крови, чтобы почувствовать хоть что-то, кроме кромешной пустоты. Бросив последний взгляд, я торопливо вышла из дома и завернула за него, чтобы усесться на качели и перестать думать о Джеймсе. Выбросить его из своей памяти и мыслей. Что если он разлюбит меня однажды? Что если его чувства пройдут так же быстро, как сменяются времена года? Я плюхнулась на дощатое сидение и с силой оттолкнулась от земли. Качели заскрипели, но теперь этот звук не приносил мне никакого удовольствия. Хотелось, чтобы петли резко сорвались и сбросили меня на землю, разбив лицо. А потом я вспомнила о Харли Вайт, о её недожизни и эти мысли показались мне слишком ужасными, слишком жалкими. Не я ли готова на все ради своей цели? Не я ли всегда шла на пролом? Я решительно сжала глаза и стала раскачиваться ещё сильнее, будто бы паря над землей. На небе не было ни облачка, а уже надоедливое солнце начинало раздражать кожу, делая её темней.

Мне хотелось уснуть, а потом обнаружить, что всё это просто-напросто сон. Что я по-прежнему в Хогвартсе и не было никакой Олимпиады, не было спора, Бермудских островов и Харли Вайт. Только у судьбы на меня были другие планы, как оказалось позже. Судьба безжалостно решила покарать меня за жалобы на скуку. Поэтому я всё ещё раскачивалась на старых, убогих качелях, рассуждая о такой затертой теме, как наша жизнь. Я остановилась, сгорбившись, и посмотрела вперед, подмечая уныние природы. Всё здесь будто отражало смерть: сухие кустарники, жженные, опавшие листья и поникшие деревья.

— Лили, — услышала я шепот и резко дернулась, обернувшись. В дырки забора стояла улыбающаяся Харли, весело махавшая мне рукой. — Что думаешь насчет небольшой прогулки?

Я опешила, часто заморгав. Мерлин всемогущий, Вайт же нельзя находиться на солнце. Я вздрогнула, только представив, что её может кто-то заметить из обитателей дома и резко сошла с качелей, дернувшись в её сторону.

— Ты чего, а если тебя заметят?

— Знаешь, тебе бы поменьше с Люисом общаться, он на тебя плохо влияет, — пошутила она в ответ, перестав улыбаться. — Почему я должна жить взаперти, когда мое оставшееся время можно сосчитать по пальцам? Если всё предрешено судьбой. почему я не могу наполнить свою жизнь воспоминаниями, с которыми можно и умереть?

Я замолчала, задумавшись. Девушка, как ни странно, была права. Ей осталось так мало жить, почему она должна тратить эту жизнь на бессмысленные попытки спастись от рака? Утвердительно кивнув головой, я пролезла вместе с Вайт через дырку, и мы молчаливо направились в неизвестное мне направление. Она молчала, и улыбка отчего-то не сверкала на её губах. Харли смотрела исключительно под ноги, и меня удивила манера её походки. Вайт как будто не интересовало то, что наводится перед глазами; намного важнее было не споткнуться, не упасть, а не мечтать. Я хмыкнула, скрестив за спиной руки и вновь пригляделась к ее одежде, запоздало заметив то же самое, вышитое имя — Констанция.

— Неужели тебе так не дает покоя это имя? — понимающе улыбалась девушка, подняв на меня свои глаза. Харли выглядела не особо веселой, а в её радужках была отчетлива видна грусть и тоска.

— Я нахожу это странным.

— А это всё? То, что происходит сейчас ты не находишь странным?

Я утвердительно кивнула, опустив свой взгляд на песок, и задумалась. Если Люис и Коул знакомы с Харли, а она была заперта здесь почти с одиннадцати лет, то как они виделись? Общаться можно и по письмам, а видеться? Может ли быть так, что они — Слизеринцы — специально выиграли эту олимпиаду, только чтобы увидеть её в последний раз? И я задрожала всем телом, нутром ощущая всё отчаяние этой ситуации. Её неизбежность. И в этот момент я поняла, что никогда не страдала так, как они. Никогда не испытывала столько боли и так долго.

— Знаешь, Харли Вайт уже давно умерла, — сказала моя собеседница, и я удивленно поглядела на неё. — Да, она стоит перед тобой, улыбается, доживает остатки жизни, но она мертва. — Харли грустно хмыкнула, и ко мне пришла догадка, что она улыбалась всегда только ради Лунна. — Она осталась где-то в сентябре 1970 года, потому что оставаться той, кем ты был раньше, в моей ситуации невозможно. И когда попала на этот остров впервые, в убогом одиночестве, я стала вышивать на каждой вещи это имя — Констанция, потому что оно — мой спасательный круг. Это то, что стало со мной после всех событий, произошедших в жизни.

Харли замолчала, а я немного удивленно поглядела на выцветшие нити на футболке. Странная защитная реакция была у Вайт, слишком странная. Будто бы с новым именем она старалась забыть о прошлом, о своей участи и просто начать жить. Будто бы Констанция — надежда на то, что не все потеряно, что у неё есть жизнь. Но спрашивать что-то или дополнять у меня не было ни желания, ни настроения, потому что находясь рядом с этим человеком не хотелось разговаривать или социально взаимодействовать. С ней хотелось молчать о многом, просто идти рядом и не произносить ни слова.

Мы прошли иссохшее поле и завернули в сторону её дома. Солнце палило так, будто бы хотело нас выжечь с этой планеты и даже легкий бриз, который прилетал со стороны моря не спасал положения. Харли слегка качалась из стороны в сторону, что сильно коробило и беспокоило меня. Может быть ей действительно стоило послушать Люиса, а не идти гулять или хотя бы надеть панамку, но я действительно начинала волноваться за неё. Были ли мы друзьями? Были ли мы чем-то близким или родным друг другу? Нет, это наглая ложь. Нам просто было хорошо друг с другом просто молчать или делиться мыслями, но мы не были друзьями. Нас и знакомыми трудно назвать, потому что у людей, у которых проблемы с обществом и пожизненные непонятки с окружающими, попросту не может быть друзей, они отвыкают от этого слова.

— Когда мне было шесть, моя старшая сестра возненавидела меня, — начала отчего-то я, зная, что ни ей, ни мне это не интересно. — Мы были очень дружными, вообще-то. Или как-то так, не знаю, мы хотя бы могли общаться. А потом она возненавидела меня так сильно, что напряжение чувствовалось нутром. Тот день был первым сентября, мы пошли с родителями на линейку. Знаешь, первый класс, школа, общество. Все кажется таким до высера красивым и манящим, а потом и оказывается, что обертка любит слезать. В тот день я стояла нарядная и красивая на площади, когда Петуния подговорила своих друзей насолить мне. Понимаешь, она ненавидела меня так сильно, что эта ненависть ослепляла её, заставляла пускаться в крайности. Эти дети — её одноклассники — стали издеваться надо мной: пускать пустые упаковки из-под сока, клеить жвачки на волосы и писать всякую грязь на шкафчике. То есть, делать то, чем занимаются десятилетние дети-идиоты. Я бы соврала, сказав, что мне было плевать, что она настроила против меня стольких людей и убила зачатки коммуникабельности.

Харли кивнула головой, и я знала, она поняла, что я рассказала ей это не для того, чтобы Вайт начала меня жалеть, а чтобы и у неё был в памяти какой-то момент из моей жизни. Мы подошли к главному входу в дом, к расписной арке, которая была настолько готически красивой, что у меня захватило дыхание. Харли-Констанция одобрительно хмыкнула, приложив свою ладонь к небольшой выемки в арке, а потом странный невидимый барьер озарился изумрудным светом и тотчас погас.

— Ну что, добро пожаловать. Коул и Лу уже нас ждут, — весело проговорила Вайт, нацепив улыбку до ушей.

— Они в курсе, что я с тобой? — обеспокоенный голосом спросила, аккуратно и неслышно следуя за девушкой.

— Да ладно тебе, ты уже как своя, — отмахнулась Харли, рукой махнув на дом.

Я вздохнула и с любопытством стала разглядывать тот самый магический сад с красными розами, которые просто не могли расти в таком климате. Помимо роз тут цвели желтенькие нарциссы и фиолетовые пионы с бархатными листьями. Все вокруг олицетворяло жизнь, будто бы Харли специально старалась окружить себя всем цветущим и радостным, чтобы не чувствовать приближающуюся смерть. Могучие деревья раскинули свои ветви, не пропуская солнечный цвет, и казались таким темными, что атмосфера мрачности удваивалась. Когда я прислушалась, то с удивлением обнаружила журчание ручейка, правда, местоположение этого чуда обнаружить я так и не смогла. Мне определенно нравилась эта гнетущая атмосфера, которая впитывала в себя весь мрак этого мира, а огромный готический дом выглядел настолько мощным и устрашающим, что мои ноги сами собой подогнулись от того величия, что излучало это здание.

— Скажи, то, что я грязнокровка…неужели Вам плевать на эти предрассудки?

Харли пожала плечами, не обернувшись, и открыла дверь своего дома, помедлив.

— Мы смотрим не на кровь, а на человека. Какая разница, что течет в его венах, если иногда то, что находится в голове намного грязнее и страшней?

Теплое чувство разлилось внутри, и я робко улыбнулась, понимая, что мне безумно повезло встретить таких неординальных Слизеринцев, которым абсолютно плевать на всю лабуду, пропагандируемую Волан-де-Мортом и его приспешниками.

— Но они же всё равно станут Пожирателями? — тихо осведомилась я, уже заранее зная ответ. Вайт обернулась ко мне лицом и горько улыбнулась.

— Нам приходится делать то, что мы не хотим. И тут дело не в страхе, как считают сторонники Дамблдора. Тут дело в том, что из-за твоего выбора буду страдать те, ради которых ты живешь, — Харли ухватилась за ручку массивной двери, немного пошатнувшись, и прикрыла глаза. — Коул будет Пожирателем, но не из-за того, что считает эти идеи правильными. Он будет служить Темному Лорду только из-за опасности, которая висит над каждой чистокровной семьей. И он будет убивать людей ради своих родителей и будущей семьи, потому что по-другому не может. Коул не может подставить под удар тех, кем дорожит. И поверь, так поступают многие, и если честно, вы — Гриффиндорцы ничем не лучше личностей, которые обзывают маглорожденных грязнокровками, потому что у них, черт возьми, нет выбора. Вы ставите на любом Слизеринце клеймо, только потому, что у него факультет в изумрудных тонах, а не в бордовых. Вы ставите клеймо на людях, с которыми даже не общались, из-за их холодности и знаменитых фамилий. Так чем же сторонники Дамблдора лучше Пожирателей? Чем, если все они пытаются сделать мир лучше для своих детей и людей, кто в их сердцах прописан на веки?

Её слова обухом огрели меня по голове и заставили подумать, действительно, чем же? Мы все клеймим друг друга только из-за значков на мантиях и фамилий. Нет смысла в этой проклятой войне, в ней нет ничего, потому что каждый хочет уберечь свою семью, и он идет ради этого до конца. Мне стало стыдно, когда я вспомнила, как смотрела на Коула и Люиса в первую встречу, и какие мысли посетили меня тогда. Неужели я такая же, как и все остальные, что судят о людях только по стереотипам? Я кивнула головой, как бы соглашаясь, и медленно последовала за Харли, испытывая смешанные чувства где-то внутри. Мы зашли в дом и в нос тут же ударил запах плесени и пыли. По стенам векового здания были развешаны магические картины, которые недовольно шептали что-то про покой и так надменно глядели на мои рыжие волосы, что мне становилось не по себе.

Я поежилась и заспешила за Харли, толком даже не разглядывая интерьер, чувствуя напряжение и ещё что-то очень странное. Будто бы кто-то здесь был, невидимый, но значимый. Будто это что-то наблюдало за мной. Ускорив шаг, я прошла в ту же комнату, что и Вайт, а затем замерла. Комната была исполинских размеров, слегка вычурная, в темно-синих тонах. Тяжелые шторы плотно укрывали окна, чтобы ни один лучик света не могу пробраться сюда, а старые, черные из-за времени подсвечники слегка дрожали.

— О, цветочек, — проговорил Коул, который играл в бильярд с Люисом. Лунн сострадательно вздохнул, пустив в меня один единственный, полный ненависти взгляд, и принялся доигрывать партию.

Я наморщила лоб из-за этого дурацкого прозвища, который мне дал Сириус, и который так не вовремя подхватил Нотт. Подойдя чуть ближе к парням, я с интересом разглядывала резьбу бильярдного столика и его массивные ножки. Дерево было темным, отполированным и лаковым, а рисунки, выгравированные по бокам, напоминали зарисовки из мифов Древней Греции. Да, надо отдать должное, всё это выглядело настолько дорогим и красивым, что невозможно было перестать разглядывать интерьер. Комната скорее напоминала зону отдыха, нежели спальню или гостиную. Помимо бильярдного столика здесь стояли два дивана с изумрудной обвивкой, стеллажи с книгами и красивый дамский столик с зеркалом на всю стену.

— Люис, ну перестань морщиться! — Харли подошла к Лунну поближе и обняла со спины, глядя в его глаза. Парень недовольно закатил глаза, пытаясь сосредоточиться на игре, но тяжесть тела Вайт ему мешала.

— Ты знаешь, что я думаю об этом, — проговорил Люис, который уже отбросил все тщетные попытки поиграть, и теперь смотрел прямо в лицо своей девушки.

— Не будь такой занудой, Лу.

— О Мерлин! Лу? Опять?

— Как тебя земля вообще носит, Лунн? Ты чего сегодня такой ершистый?

— А то мы не знаем! Между прочим, это ты затеяла эту глупую слежку и поиск друзей. Ты хоть помнишь, чем это всё чуть не закончилось?

— Ага, — легкомысленно ответила Харли, приблизившись ещё ближе к Люису, и тут же поцеловала его, положив свои руки ему на шею.

Я тепло улыбнулась, наблюдая за этой сценой. Они выглядели такими домашними и обычными, что мне не верилось, будто Люис всегда выглядел недосягаемым и надменным. Я смотрела на них, понимая, что так делать нельзя, но они настолько подходили друг другу, что хотелось верить — у них вся жизнь впереди. Только это была неправдой, и мы все вчетвером понимали это, понимали, что ещё совсем немного и вся эта идиллия вдребезги разобьется, разрушится, как карточный домик, оставив после себя такую адскую боль, что захочется отправиться в ад за Харли.

— Всё-всё, голубки, оставьте свои семейные драмы на потом, и не смущайте простой народ, — сказал Коул, улыбаясь такой простодушной улыбкой, что мне действительно не верилось, что это Нотт.

— Завидуй молча, — показав язык, ответила Харли, всё ещё прижимаясь к Люису.

В этот момент я почувствовала себя такой ненужной и лишней, что это, кажется, отразилось на моем лице, из-за чего Коул подсел ко мне на диван и беспардонно выхватил из рук книжку, которую я нашла на полу.

— А я ведь прочитал этот твой роман, Эванс, — проговорил он, отчего-то хмурясь. — И знаешь, мистер Хайд в этой истории мне показался самым искренним и настоящим человеком из всех.

— Даже несмотря на то, что он был чудовищем и протеже?

— Понимаешь, Лили, — его имя из моих уст показалось мне каким-то странным. То ли дело было в ударении на первый слог, то ли ещё что-то. — Чудовищем не рождаются, а становятся. И тот, кто признает свою гниль — самый честный человек на свете. А люди, кричащие о своей чистоте и проповедующие добродушие, в конце концов, оказываются самыми большими лицемерами на земле. В этом рассказе смысл был не в борьбе добра и зла, а в том, насколько бывают наши желания пагубными. Поэтому доктор Джекил вызывает во мне лишь отвращение и желание врезать по лицу. Не более.

Я внимательно смотрела на него, пытаясь понять и прочесть все его мысли, но его лицо было настолько равнодушным, насколько мне было не все равно. Как же горько понимать, что однажды я столкнусь с этим человеком на поле битвы, и он не будет больше рассказывать мне свое мнение о книгах, не будет называть дурацкими кличками, а просто сможет убить. Харли и Люис звонко над чем-то смеялись, слегка обнимая друг друга, а я ощущала странное давление, исходящие от стен этого здания и чувствовала такое уныние, что захотелось просто сбежать отсюда. Невозможно объяснить, отчего эта усадьба была такой гнетущей, почему она давила на сердце и отзывалась таким страхом. Но глядя на это величие, я нервно сглатывала комок в горле, попутно вспоминая рассказ Стивенсона и рассуждая над речью Нотта.

—…мой дьявол слишком долго изнывал в темнице, и наружу он вырвался с рёвом.

— Что? — ошарашенно спросила я, чувствуя дрожь в руках, слыша шепот портрет, доносящийся из коридоров и разглядывая эти убогие темно-синие обои.

— Поразительная фраза, не находишь? — спокойно ответил Коул, когда я испуганно поглядела на него. — И каждый видит в ней исключительно свой смысл.

Часы громко пробили полдень, где-то защебетали птицы, а я сидела и смотрела.
Смотрела на то, как моя жизнь скатывалась в пропасть.
Смотрела на то, как всё самое лучшее и светлое умирало в этом богом забытом здании.
И, черт возьми, я хотела окунуться в эту историю полностью.


Глава 11


После встречи за домом, с Харли я так и не виделась. Просто в какой-то момент мы сами перестали искать совместных встреч и полностью погрузились в собственную, вроде как новую, жизнь. Я усердно собирала пазл, чтобы составить, наконец, картину моего настоящего времени, а от Вайт не было ни слуху ни духу. Тяжело вздохнув, я поудобнее устроилась на диване в комнате отдыха, и оторвалась от созерцания красивого китайского сервиза, подумав, что надо попытаться хоть что-то сделать. Что ж, только давайте вы не будете спрашивать, как я выполняю обещание Алиды Лостер, потому что я встала в тупик. Ещё вчера вечером, когда Мародеры и девушки собрались у костра, я незаметно подсела к ним, и как можно ближе к вожатой, и понуро стала разглядывать истлевающие языки пламени. Кристиан весело смеялась, зацепившись за руку Джеймса, и смотрела на него так, будто не верила, что она с ним. Нет, они не были парой, а судя по отстраненности Поттера, он позволял Мерс вытворять такое тупо из чувства жалости. В тот момент по моим венам прошло какое-то злорадство, и я позволила улыбке проскользнуть по моим устам.

— Алида, так почему вы вернули наши палочки? — заинтересованно спросила тогда Маргарет, смотря на Лостер таким взглядом, будто ответ на этот вопрос имел хоть какое-то значение. Надо было признать, Саймон была склочницей.

— Вам надо сказать спасибо Лили, — весело проговорила Алида, и я медленно начала паниковать, понимая, что Лостер может и выдать меня. — Она заступилась за вас и попросила отменить наказание.

Да, взгляд, который на меня бросила Маргарет на пару с Кристиан все-таки стоил моего прибытия на тот вечер. Потом пошли мирные беседы о заселенности островов, а я печально глядела на землю, ощущая на себе взгляд Джеймса Поттера, который будто назло старался прочесть всё то, что накопилось во мне внутри.

Закусив губу и развеяв воспоминания перед глазами, я поднялась со своего места и направилась на кухню, не глядя по сторонам. Поэтому, когда зашла на кухню и спокойно поставила магический чайник, я даже не ожидала увидеть никого за столом, потому что знала — народ пошел купаться. Поскольку это дело я не особо любила, а шутливые угрозы Сириуса о том, что я непременно «пойду ко дну», не особо успокаивали мои чувства и не внушали никакой надежды. Когда чайник закипел, и я спокойно стала наливать воду в кружку, голос Джеймса обухом огрел меня по голове.

— Привет, Лили, — я замерла, так и не поставив чайник на стол, не смея даже повернуться. — Ты сейчас обожжёшься, — предусмотрительно тихо проговорил Джеймс, аккуратно выхватив из моих рук электрический прибор и поставив его на столешницу.

Я повернулась и бросила на него испуганный взгляд, чувствуя себя мышкой, загнанной в клетку, и удивилась спокойствию его лица. Он смотрел на меня в ответ, слегка улыбаясь, будто бы мое смятение нравилось ему до колик. Нахмурившись, я взяла чашку с малиновым чаем и демонстративно не стала уходить, лишь отвернувшись от него и посмотрев в окно. Пускай не думает, что после всего вот так вот просто может застать меня врасплох, что имеет надо мной хоть какую-то власть. И плевать, что мне хотелось прямо сейчас рассказать ему о своих чувствах, плевать, что сердце готовилось переломать ребра — плевать. Я не хочу тонуть в человеке, который выбросит меня из своей жизни при первой возможности.

Я старательно фокусировала взгляд на оконной раме, попивая чай небольшими глотками, а потом просто взяла и посмотрела на Джеймса в упор, не моргая.

— А почему ты не пошёл со всеми?

— Не счел нужным.

— Да, а может ты просто хотел поговорить со мной наедине, поэтому и остался?

Поттер усмехнулся, подойдя ко мне чуть ближе, заглядывая в мои глаза. Судя по его выражению лица, ему определенно нравилась моя решительность, и он прибывал в ожидании мои дальнейших действий. Не знаю, каким образом я оставалась спокойной, почему мой голос не скакал на октавах, и каким образом я могла смотреть ему в ответ так упрямо и пристально.

— Джеймс, — наконец сказала я, отставив кружку, и пристально взглянув на него. — Я хотела извиниться перед тобой. Мне не стоило так относиться к тебе, и я правда сожалею, что все это время вела себя как упрямая истеричка.

Поттер кивнул головой, будто бы этот знак должен мне что-то показать и, бросив на меня немного унылый взгляд, вышел в соседнюю комнату и склонился над какой-то измятой тетрадкой. Сожаление заполнило каждый миллиметр моего сердца, и я закусила губу, чтобы не вздохнуть. Как мне хотелось рассказать ему о своих чувствах, о всём том, что внутри разъедает внутренности. Но слова так и не сорвались с уст, а истлели где-то на полпути, омертвляя собой и всю мою решительность.

Так и просидели мы последующие два часа, порознь, но и несравненно близко. Джеймс что-то усиленно выискивал в своей тетради, а я медленными глотками пила чай кружкой за кружкой. Говорить нам было не о чем, да и Джеймс явно был не в настроении, шипя и проклиная что-то полушепотом. Когда вернулись девчонки, Слизеринцы и Сириус, мы уже сидели вместе на одном диване, не двигаясь и не издавая и звука, усиленно делая вид, будто бы нам обоим безразлично общество друг друга. И все это выглядело так убого и странно, что Коул, заметив нас, надменно поднял бровь но, запустив руки в карманы джинсов, прошел мимо. Люис же выглядел настолько потерянным, что не заметил меня с первого взгляда. Это и насторожило меня, заставив страх пройтись по коже. Я внимательно наблюдала за Лунном и в конце концов, вглядываясь в его лицо, поняла — что-то произошло.

— Сегодня было так весело, Лили! — проговорила Кристина, подойдя ко мне и Джеймсу. Поттер тяжело вздохнул, отвернувшись, а я мечтала поскорее оказаться возле Слизеринцев. — Скажи, отчего же ты не купаешься? Не умеешь?

Я бросила на Мерс холодный взгляд, пытаясь успокоить внутри ярое желание просто выбежать из комнаты и найти чёртова Лунна, чтобы узнать, как там Харли.

— Или ты стесняешься себя? — подала голос Маргарет, отчего я резко вздрогнула. Что, простите? Я посмотрела на Саймон долгим и холодным взглядом, пытаясь вложить в него всё своё презрение, но сладкая улыбка на глазах девушки говорила, что ничего у меня не вышло. — О, кажется я попала в цель!

— Не мели чушь, — я развернулась на сто восемьдесят градусов и удивленно посмотрела на Поттера. Джеймс устало потирал веки и не смотрел ни на кого. — Она не купается, потому что не любит большое скопление людей в воде, да и к тому же Сириус тоже приложил к этому факту руку.

Откуда он мог знать это, я не понимала. Видимо, Джеймс оказался намного наблюдательней, чем казалось на первый взгляд. Так, значит, выходит, что всё это время он не обращал внимание на Кристиан, а всегда исподтишка поглядывал на меня. Я победно улыбнулась, бросив взгляд на поникшую Мерс и пошла в сторону мужских спален, придумывая, что бы можно было сказать в свое оправдание. Правда, когда я уже стояла у деревянной двери, вся решительность куда-то испарилась, а смятение накрыло меня с головой. Что если они не хотят со мной разговаривать? Или за это время произошло что-то настолько серьезное, что им не до меня? Я мялась у входа, бросая мимолетные взгляды, боясь, что Джеймс может заметить меня, и тогда всё наше более-менее приемлемое общение падёт в лету.

Я гипнотизировала дверь, надеясь, что она каким-то чудом откроется, а моя решительность превращалась в пепел на глазах. Я тяжело вздыхала, отсчитывая минуты своего бездействия и хотела незамедлительно уйти, но странный страх за Харли заставлял меня стоять здесь и ожидать непонятно что. И поэтому, наверное где-то на сто восьмидесятой секунде моего ступора, дверь резко открылась и я нос к носу столкнулась с Люисом. Парень хмуро оглядел меня со всех сторон и молчаливо попыталась обойти, но я уверенно перегородила ему вход.

— Почему ты такой хмурый? Что случилось? — не унималась я, перекрыв ему путь своей рукой. Лунн чертыхнулся полушепотом и грозно поглядел на меня, сверкая своими зелеными глазами.

— Мерлин, Эванс, ты можешь хоть иногда не совать свой нос в чужие дела? Неужели так не ясно, что тебе не рады или ты понимаешь только напрямую? — Люис обессиленно взмахнул рукой, а я почувствовала, как сердце внутри сильно-сильно бьётся. Его слова были настолько обидными и одновременно правдивыми, что мне захотелось, невыносимо сильно захотелось накричать на него. Я резко отошла от него, пытаясь передать всем своим существом обиду и негодование.

— А чем ты лучше меня Люис? Сначала втаскиваешь в это дело, прося о помощи, а потом пытаешься огородить Вайт от общения со мной, — я скривилась на секунду, вспоминая наше взаимодействие всё это время. Во мне в момент вспыхнула вся обида на него, потому что я действительно не понимала, чем же так не угодила ему. — Почему ты меня так ненавидишь, даже после того, как я помогла тебе, хоть и не должна была? Если ты не заморачиваешься над чистотой кровью, то чем же я так плоха?

Люис расхохотался. Так горько, что мурашки прошлись по моим рукам. Было уже плевать, заметят нас или нет, услышат или вмешаются. Я стояла и просто падала в пропасть, которую вырыла сама, наблюдая за тем, как Слизеренец почти захлебывается от своих эмоций. Лунн откашлялся, а потом подошел ко мне чуть ближе, так, чтобы я видела только его глаза и медленно проговорил.

— Мерлин, люди, почему вы всегда думаете, что проблема в вас? — он внимательно вглядывался в мой пустой взгляд, а я ощущала себя настолько глупой сейчас, что хотелось провалиться сквозь землю. — Нет, Эванс, проблема не в тебе, а в нас. Ты ещё не поняла, в какое дерьмо вляпалась? Нет? Тогда я тебе расскажу, а потом, когда, наконец, поймешь, какая ты неимоверная идиотка, запомни — пути назад уже не будет.

Он резко схватил меня за руку, и не успела я опомниться, как Люис, громко хлопнув дверью, завел меня в свою комнату. Лунн отпустил мою руку, заставив тем самым сесть на кровать и начал перерывать ящики стола в поисках чего-то. Изорванные и покрытые пятнами письма падали к моим ногам, как пыль, пока Люис метался в агонии. Следом за исписанными конвертами падали черно-белые колдографии, местами тоже чуть помятые и изорванные, а потом он достал большой снимок, сделанный, наверное, лет двенадцать назад в каком-нибудь богатом доме, откуда на меня смотрели маленькие дети.

— Нам было пять лет, когда мы впервые познакомились друг с другом, — начал Люис, и в этот момент я поняла, что найду ответы на все свои вопросы. — Бал, танцы, яркий свет. Мы были маленькими детьми, разодетыми в богатую одежду и не смевшими даже улыбнуться, — Лунн оскалился так отчаянно и горько, что я была готова заставить его замолчать. — Многие думают, что быть аристократом весело. Приемы, светские раунды, деньги, известность. Ни черта, Эванс. Абсолютно нет, потому что если ты аристократ, то это значит лишь одно — за тебя расписали твою жизнь, пока ты был ещё в утробе. Ты не имеешь права выбирать свою судьбу. Не имеешь права жить или пытаться принимать решения самостоятельно. Ты даже факультет выбрать не можешь, потому что погряз в этом замкнутом круге ещё с младенчества, и любое неповиновение будет отомщено или выбито из тебя непростительными заклинаниями.

Люис вздрогнул на секунду, нервно сглотнув, и я в ужасе уставилась на некогда непоколебимого Слизеринца. Всё вокруг излучало боль и напряжение, а наэлектризованный воздух давил на легкие. Я дрожала всем телом, понимая, хорошего конца здесь никогда не будет.

— Есть, конечно, исключения, — тихо продолжил он, глядя пустым взглядом куда-то сквозь меня. — Сириус Блэк, например. Но у него было то, чего никогда не было у нас — характер. Всё-таки Блэк, знаешь ли. А ведь тогда мы с ним общались. Даже хорошо, если быть точным, — Лунн замолчал на мгновение, предавшись своим воспоминаниям, а потом продолжил. — Мы были самыми лучшими друзьями: я, Коул и Харли Вайт. Я помню, как она, придумывала разные шалости, подстрекала нас на них и при этом так невыносимо улыбалась. Она думает, я не вижу, как вымученно она светится, насколько её улыбка жалкая и шаблонная. Она думает, что я живу в радужном мире и верю, что она будет жить, — Лунн запустил руку в волосы и сморщился от боли и ярости, пнув стул со всей дурью. — Но она умрет, Лили. Ты понимаешь, ей осталось совсем чуть-чуть, и это убивает меня. Я столько лет ждал нашей встречи, что не готов потерять всё в одночасье!

Он смотрел на меня с яростной болью, а я была не в силах сказать хоть что-то. Люис замолчал, резко нагнулся и подобрал стопку писем, задумчиво поглядывая на них. Что-то изменилось в его лице. Лунн внимательно глядел на грязные конверты и я слышала, как утихает его сердцебиение. А потом он встал, быстрым шагом подошел ко мне, плюхнулся рядом и протянул конверты. Я дрожащими руками приняла их и с округлившимися глазами вычитывала в поле адресата имя «Харли Констанция Вайт».

— Что…что это всё значит? — осипшим голосом прошептала я, смотря на него во все глаза. — Я не понимаю, Люис.

— Нам было пять лет, Лили, когда мы впервые встретились, — повторил он, пустым взглядом глядя на меня в ответ. — Я, Коул и Харли настолько нуждались друг в друге, что мы начали общаться. Писать друг другу письма с множеством грамматический ошибок, ходить друг другу в гости и поддерживать статус аристократии. Мы были не разлей вода. Мы были командой. И тогда я впервые почувствовал это странное чувство влюбленности. Я смотрел на маленькую, нескладную ровесницу, понимая, что отношусь к ней не так, как отношусь к друзьям. Нет, это была не любовь, это была просто глупая детская влюбленность, но она осталась в моем сердце навсегда. И я так сильно привязался к ней, что часто пытался удивить, выучивая назубок магловские стихи, которые находил у сестры под кроватью. Всё это казалось настолько долговечным, а длилось всего года два.

Люси вновь умолк, всматриваясь в черно-белые колодографии, а я перебирала потрепанные конверты, ощущая себя частью чего-то странного. Когда мой взгляд упал на Люиса, я тяжело вздохнула, сжав его руку, будто бы говоря, что мне очень и очень жаль. Только моя жалость здесь была ни к чему, потому что он пропитался ею сполна. И я знала это, как никто другой.

— Когда у нее нашли рак?

— Когда ей было восемь, — тихо прошептал Лунн. — Семейство Вайтов было очень древним. Оно не отличалось ни особым благоразумием, ни дружелюбием. За грехи надо платить, и Вайты поплатились. Когда Харли было шесть, умер её брат —единственный продолжатель рода. Он умер от чахотки, представляешь? Из-за того, что Вайты непомерно издевались над маглами, на их семью обрушилась череда проклятий, и каждый представитель рода умирал от какой-нибудь магловской болезни, испытывая страшные муки. Пожалуй, Харли в этом плане повезло больше всех. Она не только прожила девять лет после обнаружения её болезни, но и была лишена страшных физических болей, испытывая вместо них душевные, — Люис сжал кулаки, бросив на меня яростный взгляд, и поднял одну из фотографий, протягивая её мне. На меня смотрела Харли, которая выглядела лет на шесть моложе и Люис с Коулом, у которых на лицах был не то страх, не то боль. — Последний раз мы виделись с ней перед поступлением в Хогвартс. Она была очень грустная и задумчивая, но мы не понимали, в чем дело. Про то, что она больна мы узнали только перед самым нашим отъездом, в день, когда её навсегда должны были запереть в карцере, в обмен на ещё девять лет жизни.

Я удивленно посмотрела на него, не понимая, о чем глаголет парень. Неужели…неужели об усадьбе? Лунн, внимательно наблюдавший за моими эмоциями, медленно закивал головой, будто бы соглашаясь со мной. Он смотрел на меня настолько испуганными глазами, что я поняла — то угнетение, которое испытывала я в том доме, испытывали все.

— Это страшное место, Эванс, — проговорил Лунн, ощутимо вздрогнув. — Оно высасывает из тебя всю энергию, но именно это позволило ей жить так долго. Именно это имение, в которое лучше никогда не приходить, дало ей жизнь, а теперь забирает свою плату. Оно забирает Харли.

Люис прикрыл руками глаза, вздохнув, а я от оцепенения не могла и пошевелиться. Вот, почему Алида Лостер запрещала ходить в это место, вот почему она так рассердилась. Потому что оно пожирало душу и жизнь каждого прибывшего, потому что оно питалось страхом волшебников. Все пазлы медленно стали складываться в голове. Харли Вайт не могла покинуть эти острова, потому что усадьба поддерживала её жизнь, она писала, что боится этого здания, потому что оно было живым. Всё это время, когда я пыталась найти ответы на загадку, он был рядом, почти под носом. Только вот это ни капельки не радовало, а страх заполнял каждый миллиметр кожи, потому что время уходило слишком быстро и неизбежно. Потому что Харли Вайт действительно умрет, и даже Люис не верит в обратное.

— Ты поэтому стал участвовать в этой олимпиаде? Чтобы только увидеть её перед смертью? — я задохнулась на секунду, медленно повернув голову в его сторону. — Вы все: Коул и ты — боролись только ради единственной встречи с человеком, которого видели девять лет назад?

Лунн горько усмехнулся в ладонь, прикрыв веки. Он весь ссутулился, думая над чем-то своим, а я отсчитывала минуты этого злополучного разговора, в действительности ощущая себя той ещё дурой.

— Я люблю её, Эванс. Я ходил по головам ради этой встречи, подставил столько людей, и я добился этого, — Лунн резко встал, выпрямившись, и уверенно посмотрел на меня, качая головой. — И я горжусь тем, что я Слизерениц, горжусь тем, что ради своей цели мог бы и убить, потому что цель оправдывает средства, как бы вы — Гриффиндорцы — ни думали. И ты не должна погружаться в эту историю, потому что в ней нет хорошего конца. Мы все обречены на такую боль, от которой захочется вскрыться тотчас. Только вот что мне, что Коулу на это плевать. Мы доживаем остатки этого месяца лишь ради Харли, а дальше не будет ничего. И мы готовы к этому, а ты — нет. Ты не умеешь прятать свои эмоции, не умеешь гасить их внутри себя. Лили, ты же просто подавишься ими.

Люис приблизился ко мне и сел на корточки, смотря в глаза. Я испытывала странные чувства: с одной стороны я начинала понимать, что вообще не знаю ничего о Люисе, но с другой стороны, мне казалось, что сейчас я изучила его полностью. Это так непонятно. За всей его ворчливостью и холодности скрывалась отчаянная натура, которой не чужда забота о других. И как же чертовски права была Харли, говоря, что нельзя судить о человеке лишь из-за цвета его галстука, потому что Слизеренцы — холодные снаружи — бывают настолько заботливыми и добрыми, что понятие «кровь» и «цвет» стираются полностью.

— Может, я тоже хочу захлебнуться этими чувствами, — просипела я, не отрывая своего взгляда. От моих слов Люис скривился, и поджал губы, начиная поднимать фотографии. — Люис!

Но Лунн лишь мрачно поглядывал на разбросанные вещи и неторопливо стал их собирать. Он, видимо, хотел своим рассказом отгородить меня от этого, заставить бросить глупую идею о том, что мне бы можно было подружиться с ними. Я тяжело дышала, прожигая его взглядом, и не знала что и делать. Ситуация начинала казаться до невозможности странной, и я действительно начинала жалеть, что сказала то, что успела.

— Бесполезно, — наконец проговорил он, открыв дверь, жестом подзывая меня к ней.

— Что? О чем ты? — опешила я, не понимая вообще ничего.

— Уже слишком поздно, — и клянусь, когда Люис бросил на меня свой взгляд, я заметила небольшие слезинки, скапливающиеся на кончиках глаз. — Она умирает, Лили. Её уже не спасти.

И если словами можно захлебнуться, то не ищите меня среди живых.

Глава 12


Умрет.
Просто выпадет из жизни.
Закроет глаза и никогда не откроет.


Тихие всхлипы срывались с губ, когда я до скрежета зубов вытирала слезы с щек, прося себя успокоиться. За окном стояла гадливая ночь, которая будто бы хотела раздавить меня, причинить нестерпимую боль, чтобы я вконец захлебнулась собственными чувствами. Нет, Харли не могла умереть. Это же…это же она. Весёлая и беззаботная, мастерски скрывающая всю свою горечь за улыбкой. А как же Люис, как же Коул? Они жили только ради неё, девять лет ждали одной только встречи, чтобы вот так вот всё потерять? Слезы капали на пол, отдаваясь звоном в перепонках, а я со всей силой сжимала старую фотографию девятилетних Слизеренцев, разодетых в дорогие костюмы. Нет. Так просто нельзя. Это неправильно! Так не должно быть!

Я сорвалась с места, с силой открыла дверь, и быстро спустилась вниз, не смотря ни на кого. В гостиной сидели все: вожатая, девушки и Мародеры — но я искала Слизеренцев — тех, кого не должна была. Когда я утонула в этой истории? Когда посмотрела на бледное лицо Харли или ещё раньше? Когда из-за меня погибла Марта Спинетт? Чёрт, почему они все умирают? Неужели я обречена лишь на такую жизнь?

— Лили? — ошарашенно спросила Кристиан, смотря на меня во всех глаза. Да, наверное, я выглядела ужасно: спутанные волосы, смазанная косметика на лице и сжатая в руках старая фотография. Но, Мерлин, как же мне было плевать. — Стой, ты куда, это мужская спальня!

Мерс схватила меня за руку, развернув к себе, а я была готова плюнуть ей в лицо, испытывая нешуточную ярость.

— Иди к черту, Мерс, — прошипела я, и мой голос был настолько злым, что девушка испуганно отшатнулась назад, попутно подзывая к себе остальных. Но я не стала никого ждать, просто со всей решимостью побежала в комнату Слизеринцев, с которыми я просто обязана была пойти к Вайт. Только вот в комнате никого не было. Фотографии с письмами лежали кучей на столе, ящики с одеждой были вывернутыми, а на тумбочке был одинокий листок, исписанный корявым почерком.

Только попробуй пробраться в усадьбу, Эванс, и я лично отправлю тебя в ад,
Коул.


Ярость прошлась по моим венам, а лицо исказилось до неузнаваемости. Даже сейчас, когда она умирает, они требуют держаться подальше. Даже сейчас, когда я не увижу её больше никогда, они указывают, что мне делать! В этот момент я впервые почувствовала уверенность, поэтому, бросив последний взгляд на комнату, я быстро выскочила из неё и, всё ещё держа в руках фотографию, стремглав побежала на второй этаж. Кто-то что-то прокричал мне, а Джеймс, кажется, попытался о чём-то спросить. Но мне было всё равно. Настолько безразлично, что никакие неприятности, ссоры больше не интересовали меня. Я вытащила свои склянки с зельями и запихнула все медицинские принадлежности в сумку, предварительно наложив на неё заклинание. Ничего, я еще поборюсь за жизнь Харли Констанции Вайт. И ничто не станет преградой.

Когда я вновь оказалась на первом этаже и готова была выскочить на улицу, меня самым наглым образом притянули к стене мужские руки, которые принадлежали Поттеру, а Сириус, который стоял неподалеку, наложил невербальное заклинание, от чего мое тело обмякло и сползло на пол.

— Что случилось, Лили? — спросил Блэк, когда он вместе со своим другом присели напротив меня на корточки. — Ты чуть не выбила дверь в комнату Слизеринцев, да ещё и послала Мерс. Что ты творишь?

Я смотрела в их глаза, в поисках непонятно чего, и ощущала, как слезы скатывались по моим щекам. Меня так раздражало собственное бессилие, что я была готова взвыть от отчаянья. Я не могла сидеть здесь, мне нужно было срочно бежать к своему другу, но чертовы Мародеры просто не давали мне этого сделать! Рыпаться было бесполезно, ещё глупее было бы всё рассказать, поэтому я поникла. Просто взяла и перестала двигаться, уставившись в одну точку, ощущая только боль. Такую, от которой мне бы хотелось умереть вместо Вайт. Пустота заполонила каждую клеточку тела, а слезы сами собой медленно начали стекать по щекам.

— Лили, — ласково позвал меня Джеймс, аккуратно дотронувшись до руки. Но я не хотела ему отвечать, потому что воспоминания полностью убивали меня.

И я не выдержала. Резко дернувшись, я повернулась и застыла. Я смотрела в уже знакомые бездонные голубые глаза, видела ту же широченную улыбку и россыпь веснушек на лице. Её кудрявые русые волосы переливались золотом на солнце, а чересчур худые ноги выглядели как палки. Харли помахала мне рукой, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Люис поспешно подбежал к девушке, сомкнув её руки в своих.

—…что произошло?

Парень аккуратно положил Харли на землю, а потом посмотрел на меня с долей неподдельного страха и еле слышно, сухими губами прошептал:
— Эванс…ты хорошо разбираешься в зельях?
— Это же ты выиграла олимпиаду, — не выдержал Лунн, внимательно смотря на меня. — Пожалуйста, ты же можешь помочь нам.


— Нет, нет, — зашептала тихо я, пытаясь преодолеть заклинание, захлебываясь собственными слезами. Я не могла помочь. Я вообще ничего не могла. Я была настолько жалкой и беспомощной, что уж лучше и не было меня.

— Тише, Лили, тише, — я почувствовала сильную мужскую грудь, скорее всего, это был Джеймс, но мне было настолько всё равно, что клянусь, это сведет меня в могилу. Мерлин, почему я настолько слаба? Зачем мне все это? Почему я вынуждена быть здесь, когда нужна совершенно не тут? И мне хотелось кричать, так, чтобы все в ответ замолчали, чтобы они переняли хотя бы частичку моей боли, а не стояли и не пытались мне помочь. Мне не нужна была помощь, черт возьми. Я не нуждалась в вас, люди.

— Что это за дом на отшибе? Почему вы ничего не говорите о нём?
— Так это ты пыталась проникнуть в усадьбу Вайтов? Не ожидала от тебя такого, Лили. Как ты можешь вот так вот по-варварски пробраться на чужую территорию?


Голоса отдаленно звучали в голове, когда я постепенно начала понимать, что попросту теряю сознание. Всё перед глазами поплыло, а звуки внешнего мира казались мне такими далекими и странными, отчего мои руки от бессилия упали на пол. Я не должна была сдаваться, не должна была сидеть здесь, мне нужно было срочно собрать все свои силы в кулак и стремительно побежать к ней, но я не могла. Там, глубоко внутри не было ничего, что могло заставить меня сорваться с места. Я, чёрт возьми, падала. Падала так стремительно и быстро, что надежда на счастливое приземление тлела на глазах.

— Девяносто процентов популярности книги зависит от пролога, — тихо прошептала я строки из письма Харли таким охрипшим голосом, что в другой ситуации точно удивилась бы этому. — Что ж, тогда я заранее обречена на провал, Джеймс, — я подняла свои заплаканные глаза и внимательно всмотрелась в его, когда перед глазами все плыло. — Потому что наша история началась так ужасно, что её конец неизбежно не будет лучше.

— Что? — Поттер обеспокоенно сжал меня в своих руках, и впервые на его лице было такое безумие и боль. Я вновь ощутила холодные слезы, а головокружение с каждой секундой становилось все более мучительным.

— Ты…ты давно знакома с Коулом и Люисом?
— Всю свою жизнь, — тихо ответила Вайт, повернув свою голову ко мне. — Знаешь, я бы тоже попала на Слизерин.


 — О чём ты, Лили?

— Констанция? Кто это?
— Это я.


— Какая история? Какая книга? Какой пролог?

— Знаешь, Харли Вайт уже давно умерла. Да, она стоит перед тобой, улыбается, доживает остатки жизни, но она мертва. Она осталась где-то в сентябре 1970 года, потому что быть той, кем ты был, в моей ситуации невозможно. И когда я попала на этот остров впервые, в убогом одиночестве, я начала вышивать на каждой одежде это имя — Констанция, потому что оно — мой спасательный круг. Это — то, что стало со мной после всех событий, произошедших в жизни.


Я вздрогнула так сильно, что сердце на мгновенье застыло в груди. Легким панически не хватало воздуха, а истерика постепенно сходила на нет.
Последнее, что я увидела, прежде чем отключилась, были пронзительные, беспокойные карие глаза.

— Поздно, — наконец проговорил он, открыв дверь, жестом подзывая меня к ней.
— Что? О чем ты? — опешила я, не понимая вообще ничего.
— Уже слишком поздно. Она умирает, Лили. Её уже не спасти.


***

Меня мучил кошмар. Вот передо мной стояла Харли, а в следующий момент её дом постепенно начинал оживать, засасывая внутрь себя Вайт. А она кричала, и её лицо искажалось в таком ужасе, что я начинала кричать сама. После этого картинка гасла, а потом вновь повторялась, будто бы в дешевом кинотеатре, у которого пленка включена на постоянное повторение. Я резко открыла глаза, и схватилась за грудь, тяжело задышав и выпучив глаза. Мне было и страшно, и больно, а сердце делало кульбит за кульбитом. Когда я посмотрела в окно и увидела, что уже утро, я резко соскочила, внимательно высматривая дом Вайтов. Усадьбу по-прежнему стояла, купаясь в лучах солнца, но выглядела отчего-то ещё страшнее, чем обычно. Быстро переодевшись и открыв нараспашку окно, я перекинула веревку через раму и, глубоко вздохнув, уже собралась слезать, как вдруг услышала звук открывающейся двери. Резко дернувшись, я потеряла равновесие и чуть не упала, а когда вновь посмотрела в сторону двери, увидела Алиду Лостер.

Вожатая смотрела на меня, не моргая, закусив губу. В её глазах читалось отчуждение и странный, немой вопрос. Лостер тяжело вздохнула и, приблизившись к окну, облокотилась о раму и зачем-то всматривалась в убогий дом на отшибе.

— Лили, зачем это тебе? Зачем ты делаешь это?

— А зачем вы скрывали от нас усадьбу? — холодно ответила я, нахмурившись. — Харли Вайт живет там, верно? И она питает это проклятое здание, а вы ничего не делаете, чтобы её спасти, — я досадливо хмыкнула, ощутив прилив странной энергии. — Харли умирает, а вы даже не пытаетесь ей помочь.

— А ты уверена, что ей нужна помощь?

Алида долго посмотрела на меня, поджав губы, а потом странно расхохоталась, и её смех не нравился мне вовсе. Он казался таким злобным и отчаянным, что я действительно хотела выпрыгнуть из окна.

— Когда я только приехала сюда работать, буквально после того, как меня выгнали из Хогвартса, меня тоже интересовал этот дом, как и маленькая девочка, что вечно наблюдала за мной, — Алида замолчала, закусив губу, и ее лицо исказилось странной болью. — Она мучилась, Лили. Этот дом не просто съедал её силы, он съедал и её, терзая и умертвляя. Но Харли Вайт настолько цеплялась за жизнь, что терпела всё это.

Лостер замолчала и мечтательно посмотрела вдаль, а я сжала кулаки. Это было воистину страшное место. Настолько ужасное, убийственное, что лучше никогда и не думать о его существовании, вычеркнуть из памяти и двигаться дальше. Только вот в моем случае это было невозможно, не стоило даже надеться, что после всего пережитого здесь, я начну жить, как раньше.

— Я не понимала, зачем ей эта жизнь, ровно до сегодняшнего дня, когда не пошла в комнату Коула и Люиса, чтобы вставить их дверь в петли, — Лостер запустила руки в карман и вытащила на мой стол пачку писем и фотографий. — Она жила ради них. И теперь, когда Вайт смогла прочувствовать свою жизнь, ей не нужна помощь. Это здание умрет вместе с последней представительницей рода, и вся эта история станет лишь народным сказанием.

— Что значит, здание умрет? — испуганно поинтересовалась я, хотя, клянусь, я прекрасно осознавала ответ. Алида повернула голову и внимательно посмотрела на моё лицо, закачав головой. Вожатая, оттолкнувшись от подоконника, медленно побрела к выходу, а затем, не оборачиваясь, бросила:

— Я всё-таки не ошиблась в тебе, Эванс.

— Подожди! — завопила я, когда силуэт женщины медленно стал скрываться из моего поля зрения. — Что это значит?

Только вот Алида уже скрылась за дверью, а я почувствовала, как ноги подгибаются от страха. Надо было срочно оказаться около усадьбы, прямо сейчас. Быстро спустившись по своеобразному канату, я стремглав побежала по направлению к дому, спотыкаясь об камни, царапая свои ноги сухими ветками. Ветер, будто бы назло, дул с непозволительной силой, бросая в глаза пыль, и только тогда я заметила, что небо сегодня необычайно пасмурное. Резко остановившись прямо перед перелеском, я внимательно всмотрелась в небо, пытаясь понять, не видится ли не все это. Но небосвод был серым, без проблеска света, и слышен был гром, который добавлял атмосфере мрачности. Только вот в магическом мире гроза значит намного больше. И я поняла, что с домом что-то не так.

Быстро перебежав перелесок, я остановилась у ограды, вернее, главного хода в здание, и заметила, что те самые красные розы, которые так радовали меня своим великолепием, засохли и опали. Дрожащей рукой я нащупала выемку в арке, а потом, как и в прошлый раз, зеленый свет озарил пространство, и тотчас погас. Не теряя ни минуты, я медленно зашла, понимая, что страх полностью парализовал мое тело. Здание в такой готической атмосфере выглядело ещё более ужасным, почти черным, а странные трещинки, появившиеся на рамах окон, грозили обрушить эти вековые камни на землю. Оглядываясь по сторонам, я поняла, что уже не могу уловить звуки ручейка, а все растения будто умерли, бездыханными трупами лёжа на земле. Неужели Харли Вайт питала не только дом, но и свои растения? Неужели она разрывала себя на части ради жизни таких незаметных существ, как растения?

Перед глазами всплыла яркая улыбка Вайт, и я поняла, что только она и была способна на такое, только она могла вселять жизнь в то, в чем её не видел никто. Слезинки скатились по моим щекам и, больше не ожидая ничего, я забежала в дом, отворив тяжелые двери. В доме стоял странный беспорядок, картины были сорваны с петель, а обломки от золотых рам лежали у меня в ногах. Все столы, хрустальные вазы навзничь распластались на полу, и у меня еле-еле получалось идти, не падая. Поэтому, когда я добралась до двери и распахнула её, то почувствовала, как сердце внутри танцует чечетку. И этот танец был скорее дьявольским.

— Лили! — заорал на меня Нотт, только увидев. Его глаза опасно сузились, а грудь стала тяжело подниматься. Вздрогнув, я решительно зашла в помещение, даже не бросив мимолетный взгляд на Коула, и подошла к массивной кровати.

На ней лежала Харли. Ещё бледнее обычного, а вены так явственно выступали на её руках, что напоминали червяков. Мне стало тяжело дышать, а рвота подступила к горлу. Вытащив из сумки микстуры и нашатырь, я поднесла его аккуратно к носику Вайт.

— Я же сказал тебе, чёрт возьми, я же просил тебя!

— Не ори, Коул, — заорал на друга Люис, который со страхом смотрела на мои действия.

— Ты серьезно вообще? — Нотт подошел к другу и уставился на него не моргая. Лунн бросал взгляды то на него, то на меня, а потом, отчертыхавшись, резко встал подле Коула и злобно глянул в его глаза. — Разве не ты был против её появления? Не ты ли хотел отгородить её от этой истории?

— Да, хотел, — зашипел в ответ Лунн, сжав кулаки. — Только вот сейчас от неё пользы больше, чем от нас двоих, так что сделай милость — заткнись.

Коул опасно сжал кулаки и, по-видимому, хотел ударить Люиса, когда в этой замогильной тишине послышался слабый голос Вайт.

— Ребята…

Коул и Люис вздрогнули, поспешно оглянувшись, и моментально подошли к изголовью больной, а я отошла в сторону. Это было настолько ужасным и одновременно искренним, что чертовы слезы медленно начали стекать по моим щекам. Мне было больно, и эта боль могла съесть моё тело полностью. Эта боль могла расщепить на атомы или воссоздать внутри что-то новое, но одно я знала точно, моя боль — ничто по сравнению с их.

— Бегите, — в лихорадке шептала Харли, хватаясь за рукав Люиса, и глядя на него с таким большими испуганными глазами, что страшно становилось всем. —…бегите…скорее.

— Нет, нет, Харли, — Лунн испуганно сжал её руки, теряя последнее самообладание, когда Коул в оцепенении замер. В тот момент нас оглушил странный звук, будто упало что-то настолько тяжелое, что земля затряслась. Я бросила взгляд на стены, с ужасом заметив, что на них образовались маленькие трещинки. — Мы не оставим тебя, нет, Харли, нет!

В один момент осыпались все стекла, а пол под ногам завибрировал так сильно, что я чуть не потеряла равновесие.

— Черт, черт! — заорал Коул, смотря то на друзей, то на дом, а потом, схватив Люиса за грудь, стал оттаскивать его от девушки, которая билась в ужасны конвульсиях. — надо бежать, Люис! Давай же, парень! Харли сама нас об этом просит!

— Нет, нет, — обессиленно зашептала Лунн, у которого по всем признаками началась истерика. Я дрожала всем телом, глядя на эту картину, а потом, подбежав к двери и раскрыв её, позвала Коула, который стал тащить своего другом силком. Лунн отбивался, чуть ли не плакал, выкрикивая одно и то же слово, когда Харли Вайт, в последний раз вздрогнув, осела на кровать бездыханно.

Что-то и у меня внутри умерло на веки, а перед глазами всё начинало плыть. Когда балдахин кровати упал прямо на тело Харли Вайт, я завизжала от страха так сильно и громко, что Нотт испуганно посмотрел на меня. Дом тоже начинал умирать, это было видно невооруженном взглядом. Только никто из нас не хотел жить, никто, чёрт возьми. И тогда я вспомнила последние строчки из письма, где говорилось, что Харли никогда не простит их, если они умрут. Я смотрела на Коула, который всеми силами пытался тащить своего друга, на Люиса, который как будто оцепенел, и быстро подбежала к ним, присев на пол и взглянув в серо-зеленые глаза.

— Люис, Харли сказала мне, что никогда не простит тебя, если ты умрешь, — быстро заговорила я, схватив его за руку, заставив посмотреть на меня. — Она никогда-никогда не простит тебя, ты меня слышишь? Живи только ради памяти о ней, ну пожалуйста! Люис! Черт возьми, мы должны выбраться отсюда, ради неё, ради твоей семьи, ради Коула. Пожалуйста, Люис!

Дом затрясся, а черепица потолка осыпалась снегом на наши плечи. Я тяжело дышала, всхлипывая, смазывая горькие слезы по щекам. Все эти чувства были слишком велики для меня, я не могла их терпеть. Только Люис встал, он посмотрела на меня таким взглядом, который и не описать, и не забыть. Лунн бросил мимолетный взгляд на полуразрушенную кровать и поднял меня с пола, схватив за плечи.

— Скорее, — его голос был осевшим и хриплым. Коул истерически засмеялся, глядя на него, а потом, мы все побежали, ощущая, как разрушается под нашими ногами пол. Мы бежали и бежали, спотыкаясь об обломки, пытаясь обходить выступавшие гвозди. Мы неслись так быстро и отчаянно, что постепенно наши силы стали иссякать.

Когда я и Слизеринцы оказались на улице и ничком упали на землю, дом с небывалым грохотом обрушился и превратился в груду камней и деревяшек. Я тяжело дышала, ощущая горечь во рту и медленно теряла сознание, глядя на разрушенное вековое здание. Когда последние силы покинули меня, и я упала на землю, больно стукнувшись головой, я заметила, что небо просветлело. Что солнце встало из-за туч и озарило весь небосвод. И, чёрт возьми, как же это солнце напомнило мне улыбку Харли Вайт...

От Автора:

Как же я старалась наделить эту главу небывалыми эмоциями. Я просто выжила их из себя, и да, это предпоследняя глава. Конец уже не за горами. На написание данной главы меня вдохновил рассказ великого и неповторимого писателя Э.А.По "Падение дома Ашеров".
Было бы интересно прочесть Ваши отзывы :)


Глава 13


Четыре года спустя

***

Стоял жаркий, удушливый август, который выжимал все соки и энергию, будто бы невербально приказывая людям отдыхать. За окном уже давно наступила ночь, усеянная тысячью звёзд, одинокая полная луна еле-еле светила из-за облаков. Я внимательно вглядывалась в небо, попутно укачивая сына на руках, и дрожала, как осиновый лист, потому что Джеймс всё никак не возвращался с очередного задания, а страх, такой привычный и родной, вновь окутал мои думы. Я стояла и смотрела в окно, обдумывая причины, по которым он мог бы задержаться, как почувствовала, что Гарри зашевелился. Я внимательно посмотрела на него. Сыночек рос неспокойным и шебутным, постоянно просыпался и подолгу не мог уснуть. В такие моменты ему помогало только одно — сказка или история, от мерных звуков которой он тотчас засыпал.

— Сказочку хочешь, Гарри? — малыш сонно приоткрыл глазки, будто бы стараясь мне что-то передать своим взглядом, я нервно улыбнулась, пытаясь отделаться от тревожного чувства в груди, и медленно стала говорить. — Далеко отсюда, там, куда обычным людям прохода нет, а волшебники и не думают заявляться, стоял один дом. Необычный, мрачный дом, пугающий всех одним своим видом, охраняемый так тщательно, что ни один живой человек толком не знал, что же там живет. Этот дом принадлежал коварной и жестокой семье, в один момент почти что полностью вымершей. И единственной наследницей на всем белом свете осталась… — я вздрогнула всем телом, боязно посмотрев на малыша, который уже постепенно начал засыпать, а потом почувствовала, как теплые слезы медленно стали стекать. — И…единственной… Последней наследницей была Харли Вайт, человек, которому никогда не суждено умереть.

Я почувствовала знакомую боль в груди, из-за чего предусмотрительно положила Гарри в колыбельную, и схватилась за сердце. Мне было больно, и эта боль грозилась остаться со мной навсегда. Лето 77 года навсегда останется в памяти, не выветрится и не исчезнет. В тот день, когда мы втроём потеряли сознание, нас нашли остальные. Как только всё выяснилось, Дамблдор навсегда отменил магические олимпиады, а дом, поломанный в щепки, был уничтожен отрядом авровов, посланных туда. Коул и Люис исчезли из моей жизни так же стремительно, как и появились, и только спустя два года, когда я всё-таки призналась в чувствах Джеймсу, и мы стали парой, я получила потрепанное письмо.

Тяжелый вздох сорвался с губ, а ноги сами потащили меня к шкафу, где надежно было запрятано предсмертное письмо Харли Вайт, которое она передала мне через Коула. А потом я так же резко остановилась, вздрогнув.

Я ссутулилась, посмотрев на свою левую ладонь, где громоздился глубокий шрам, и тяжело вздохнула, ощущая летний прохладный ветерок.

Я бросила мимолетный взгляд на книжку Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», ощутив прилив небывалой горечи и пустоты.

И тогда я подумала лишь об одном:

В самом деле, возвращаться в прошлое не стоит.
Никогда.
Ни к кому.
Ни за что.


***

Дорогая Лили Эванс. Я пишу это письмо, в надежде, что ты всё-таки решилась погрузиться в эту историю полностью, ощутить её нутром и попытаться начать жить. Я смотрела на тебя, смотрела и удивлялась, почему ты такая хмурая, почему не радуешься совсем ничему, и поняла — ты просто такая. Вот знаешь, иногда смотришь на человека, пытаешься понять его поведение, а потом попросту додумываешься, что этот человек просто такой. И это начинает нравиться, начинает постепенно привлекать, манить, если тебе будет понятней. Знаешь, я бы никогда не променяла это сумбурное лето на долгую жизнь, потом что... Ну зачем мне бессмысленно прожитые бесчисленные дни, если есть две недели, в который так много жизни и понимания, что хочется раствориться в них.

Лили, мой дорогой и честный друг, возвращаться назад — плохая примета, хотя я сама делала это ещё до начала всех своих ошибок; ошибок, уже во многом определивших дальнейшие события. Возвращаться не стоит, поэтому, когда меня не станет, не ищи встречи с моим прошлым. Не ищи никого из нас. Строй свою судьбу, иди наперекор, не будь такой же слабой, как и я. Спасибо тебе за эти дни. Спасибо за бесценное общение, время, спасибо за всё. Ты никогда не поверишь, насколько сильно запала в мою душу твоя вера в то, что я смогу жить. Мерлин, мне бы так хотелось тоже верить в это. Хочется.

Никогда не думала, что всё и так закончится; я исчезну из жизни полностью, а ты, кажется, истлела в ней уже давно. Никогда. Но тем и интересна наша история. Главное помни, девяносто процентов успеха книги зависит от пролога. Так начни свою жизнь с хорошо, ведь ничто никогда не предвещает беды.

Твоя Харли Вайт Констанция.


***

От Автора:

Делай или умри,
Что сделано, то сделано.
Истинная красота лежит
На голубом горизонте.

В ледяной шапке огня
Из горящего дерева,
В нашем мире — проволоки,
Зажечь наши мечты в звездном небе,
И меня и тебя,
Как поняли наши грандиозные темы?

Echo & The Bunnymen - Nocturnal Me


Вот и настало то время, когда последнее слово исходит не от персонажа, а непосредственно от автора. Это даже забавно, что я заканчиваю эту работу в свой День Рождения. Что я могу сказать? Спасибо большое тем, кто всё-таки прочёл эту историю, кто комментировал её, указывал на недостатки. Как-то, один читатель, сказал, что в этой работе нет ангста. Что ж, видимо я чего-то не понимаю или у меня проблемы с реалистичным виденьем жанров, но мне кажется, что эта работа далеко не посредственный флафф. Но, впрочем, мне безразлично это, и хочу сказать нечто другое. Люди часто говорили мне, что им не нравится мой характер. Они просили меня меняться, шантажируя тем, что перестанут со мной общаться. Глупые-глупые люди. Мне их по праву жаль. И этой работой, всеми метаниями Лили, я хотела показать, что ты никогда не должен подстраиваться под общество, не должен меняться только из-за чего-то или кого-то. Ты — это ты. И никто другой, помните это, друзья.

Мне безумно приятно и горько вспоминать первые дни создания этой работы, то, как я придумывала сюжет, искала персонажей. Спасибо большое моей бете, которая всегда помогала мне, вычищала текст, меняла неправильное построение предложений. Серьезно, спасибо тебе большое за твой непосильный труд. Это слишком много для меня. Спасибо Марии Баландиной, отвечающей на все мои вопросы, какими бы они навязчивыми не были. И спасибо Елизавете Кузнецовой, которая сделала то, о чём ни вы, ни она никогда не узнаете. Также, отдельная благодарность моим комментаторам, которых я не могу всех перечислить в этой речи, ибо их было очень и очень много. Спасибо вам большое. Мне очень-очень приятно.

Главное, помните — никогда не возвращайтесь к прошлому.
Ни за что, никогда, ни к кому.


Спасибо,
Ваша tower.
И теперь я официально начинаю добивать мой второй миди по Мародерам. Кому интересно — ссылка в комментариях к части.

III; 1(14). Преграда


Один человек однажды сказал, что слова не стоят того, чтобы использовать их без мотива, что, если говорить просто так, они могут потерять свой смысл. Мне кажется, этот человек действительно понимал, о чем говорит, потому что по прошествии такого большого промежутка времени мне, почему-то, так и не хочется говорить о том, что было тогда. Время идет, но чувства не утихают; они бушуют внутри, словно обезумевшие, сорвавшиеся с цепи нелюди.

Больно было сразу от всего: от несправедливости происходящего, неизбежности будущего и стойкого чувства ничтожности прошлого. Казалось, что, наступив однажды на черную полосу, она въелась в твою подошву, прицепилась так сильно, что было почти невозможно ее отодрать.

Нас было трое.

Так можно было бы начать этот рассказ, но почему-то мне больше так не кажется: нас было намного больше, людей, которые сплелись с нами, вынужденных вступить в нашу игру и стать ее свидетелями. А, возможно, мне просто хотелось так думать, думать, будто мы не были настолько одиноки, как это выглядело на первый взгляд.

— Отец?

Часы неприятно тикали, отбивая до тошноты однотипный ритм, а голова неприятно гудела. Я подняла глаза на голос и ужаснулся самому себе: мой сын, мой единственный сын в отчаянье глядел на меня, безмолвно осуждая. И я не мог ничего сказать, потому что слова были бессмысленны; я давно уже дошел до самой главной точки своего жалкого существования, еще тогда, когда должен был вступить в ряды Пожирателей смерти. Возможно, однажды, Тео, ты меня обязательно поймешь.

— Я должен.

— Это опасно, — тихо, но при этом холодно пробормотал он, пряча серые глаза, пытаясь придать себе хотя бы долю должного безразличия. — Ты же знаешь, Темный Лорд…он просто в ярости…

А мне хотелось улыбнуться. Улыбнуться так же легко, как когда-то, но скотчем приделанная маска не хотела слезать с лица. Да, Темный Лорд был в ярости, он свирепел с каждой секундой, а проваленная миссия с пророчеством стала точкой его сумасшествия. И Тео знал это тоже, внутри него, наверняка, гудел пожар страха за наши жизни, только главное было скрыто от его глаз: я уже давно понял, что наполовину в могиле. Я оказался в ней еще тогда, когда впервые встретил Харли и Луиса. Прошло уже двадцать лет после Олимпиады и десять с того, как смерть своими костлявыми руками забрала моего лучшего друга, Луиса Лунн. И вот теперь я остался действительно один, полуживой аристократ, оставленный даже своей женой, жалкий раб Темного Лорда.

Оглядываясь назад, я все больше понимал, что совершил слишком много ошибок, слишком многое не успел сказать и слишком многое упустил. Погребенный своими собственными амбициями, я молился, чтобы мой сын не закончил также, чтобы он никогда не вступил на этот путь. Ради него стояло бы и дальше волочить свою оболочку, пресмыкаться в ногах у Лорда и убивать, купаться в крови невинных и безразличных мне людей. Я внимательно поглядел на Теодора, подмечая ужасающее сходство со своим же лицом, и попытался улыбнуться; надтреснутый, грубый оскал было единственным, что мне удалось напоследок.

— Все будет нормально. Я обязательно вернусь.

***

Я помню нашу первую встречу. Яркие вспышки, звонкий хохот и звон бокалов. Балы среди аристократов всегда были чуть ли не отдельным видом праздника: именно здесь происходили судьбоносные встречи, именно здесь решался вопрос твоего будущего. Перегибая палку в роскоши, взрослые всегда внимательно следили за тем, чтобы ни один ребенок не мог сюда попасть. Всех их — детей до семнадцати лет — отправляли в тесную комнату со всевозможными игрушками, книгами и прочей ерундой, которую мы так яро любим в этом возрасте. Надменные аристократы, мы были рождены с мыслью о собственном превосходстве и всегда посматривали на всех свысока, даже на тех, кто, казалось бы, был нам ровней. Надо было действительно иметь талант, чтобы завести себе друга среди такого снобского и чопорного круга, но, если тебе это все-таки удавалось, такая дружба просто так никогда не заканчивалась.

Луиса Лунн я знал чуть ли не с пеленок, этому предполагало все: давняя дружба родителей, соседние владения и богатый капитал. Не было ничего удивительного в том, что, встретясь однажды в этой самой тесной комнате, мы начали общаться и подружились именно так, как обычно делают это дети — без задней мысли о выгоде. Имея беззаботный характер, Луис был отчаянным малым, он полностью погружался в любую свою эмоцию, рассматривал ее со всех сторон и очень редко когда пытался как-то изменить своим чувствам. Он окунался в омут с головой, возможно, пытаясь обрести в конце концов спокойствие, но набрел только на одно — на Харли Вайт.

Семейство Вайтов было древним. Оно существовало со времен самого Мерлина, оттого и было окутано завесой тайны. Кто-то говорил, что, продав свою душу, они обрекли свой род на вымирание; кто-то, будто бы они, купаясь в крови несчастных, что решили заключить с ними сделку, затащили в свой дом проклятье, из которого следовало, что им не жить. Проще говоря, положительного о них говорили мало, на приемы их приглашали еще меньше, а брачные или бюджетные контракты с ними заключали неохотно. Их осталось всего трое: Харли, ее брат Джерном и отец Виктор. Мрачный отец, потерянный сын и взбалмошная дочь — устрашающее трио, которое если и входило в свет, то делало это эффектно. Такими я помню их, такими они навек вклеились в мою память, такими они и останутся.

Харли обожала зеленый цвет. Цвет нетронутого человеком леса. Вайт говорила, что он напоминает ей надежду, что после самой суровой зимы на свете первое, что появлялось, было зеленым. И в тот день она тоже была в ярко-зеленый платье со смешным бантом на голове. Закусывая губу и неуютно ежась, она упрямо не опускала свой взор, внимательно всматриваясь в лица гостей. Что ж, с точки зрения аристократов — это был моветон. Но Харли Вайт никогда не была одной из нас, чопорных индюков в напудренных сюртуках, она была той самой искрой среди скопища голубой крови, что полыхала ярче всех, но недолговечно. Искры, поражая воображение, потухали быстрее всего.

Она стояла и смотрела так вызывающе долго, что было действительно неудивительно, что ее взгляд набрел на нас.

— Харли Вайт, — деловито проговорила она, когда мы, мальчишки, не задумывающиеся о положении в обществе и прочей чепухе, подошли к ней и пригласили поиграть. Видимо, привыкнув, что на ее имя реагировали очень эмоционально, она немного рассердилась, не увидев на наших лицах должного ужаса. Харли скрестила руки на поясе, а когда заметила, что Джерном с интересом отнесся к нашему предложению, окинула его грозным взглядом. — Пф, кто же играет в пять лет в салки? — по-детски грозно поинтересовалась она, фыркнув.

Луис потупил свой взгляд и стал нервно теребить рукав рубашки. Смущенный, он не знал, куда можно спрятать свой взгляд и как можно ответить на такую браваду.

— Раз ты у нас такая умная и взрослая, — проговорил, не выдержав, — можешь предложить взамен?

— Конечно, — Вайт странно сверкнула глазами, а потом, окинув грустным взглядом толпу, спросила, — не хотели бы вы сбежать?

Харли Вайт в зеленом платье, уже тогда знавшая наперед о своей участи, мечтала убежать от несущихся шлейфом проблем. Отступление — это не трусость. Это рациональное решение человека, что поставил свою жизнь выше, нежели бессмысленные попытки бороться с судьбой. Но мы тогда, конечно же, не понимала весь смысл этих слов. Для нас было одно праведное — сбежать из этого душного помещения и высокомерных людей, взирающих на нас как на товар.

Мы бежали по длинным коридорам знакомого особняка к манящей нас двери, что пустила бы в этот душный дом воздуха, а нас на свободу. Раскрасневшиеся от сильного бега, с яркими искрами в глазах, тогда мы были счастливы, даже если счастье это было сомнительным. Но кто же думает о таких вещах в пять лет?

— А ты вообще знаешь, куда мы пойдем дальше? — со сбившимся дыханием прошептал Джерном, смотря с подозрением на сестру, которая выглядела уж больно довольной, так будто сейчас в ее голове воплощался какой-то план.

— Конечно же, мы пойдем в лес, смотреть на кентавров! — воодушевлённо произнесла девчонка, смяв в кулачке подол платья. — Сейчас как раз самое время, если мы хотим успеть их застать.

— Но кентавры никогда не показываются волшебникам, если не захотят, — с сомнением произнёс Луис, сведя брови к переносице. Ему явно вся эта идея казалось абсурдной.

— Да и опасно это, — подхватил я, бросая вызов своим наглым взглядом. В полумраке холла, который озарялся двумя свечами, мне казалось, что выглядел я как минимум убеждающе, но только не для нее. Харли Вайт всегда была непреклонной.

Тишина, которая повисла в коридоре, окутывала нас волшебной дремотой: сердце, бившееся от предвкушения азарта, постепенно приходило к своему нормальному ритму, а дверь, так яро манившая нас, постепенно становилась самой обычной, ничем не примечательной вещью, к которой уже не хотелось даже идти. В тот момент, мне кажется, и возникло это чувство истинного родства между нами, которое никогда не покидала нас. В те самые минуты мы, без слов и лишних, ненужных, пафосных выпадов, прониклись друг другом самым искренним и верным чувством на свете — дружбой.

— И, все-таки, плохая эта идея, — наконец проговорил Луис, который отчего-то боялся поднять голову и посмотреть в глаза их предводительнице, что так гордо и упрямо смотрела на них свысока. — Лучше вернуться, пока не заметили, что мы…

— Мерлин, неужели все мальчишки такие зануды?! — с возмущением проговорила Вайт, закатывая глаза. Ей хотелось сбежать, хотелось уйти от всех тех изучающих взглядом, но мы этого не знали. Нам было не понять весь смысл происходящего: ведь так бывает всегда, мы не замечаем мелочей, пока они не становятся крупными преградами на нашем пути.

И первая преграда, как оказалось, подкралась незаметно, прямо в тот же день.

— А я согласен с Луисом, — встал на защиту друга, я скрестил руки. Меня начинало раздражать такое вызывающее поведение от соплячки, а ее чрезмерное упрямство вызвало злость.

Грозно сверкнув глазами, Харли уже было хотела сказать что-то колкое, как вдруг в соседнем коридоре послышался гул каблучков и, недолго думая, мы все пятерым, оглядевшись в поиске убежища, наткнулись на длинный шкаф, который находился прямо в стене. Нырнув в него и скрипнув дверью, мы все задержали дыхание и зажмурились от страха. Быть пойманными было очень страшно.

— …ты видел Виктора? Как он вообще посмел прийти сегодня. И откуда только такая дерзость.

— Не нервничай, дорогая, все равно все они скоро отправятся в ад, ты же слышала…

Каблуки вдруг перестали отбивать свой ритм по полу, девушка явно остановилась, испустив истеричный смешок. В воздухе витало напряжение, которое передалось детям.

— А ты уверен, что все это не ерунда? Не может же весь древний род умереть от магловских болезней и перестать существовать!

— Элизабет, — тихо, но с раздражением проговорил мужчина, — даже Темный Лорд обходил Вайтов стороной и не сильно пытался с ними сблизиться. Хотя бы это должно уже тебе кое о чем сказать.

Но ответа не последовало. Каблуки вновь пришли в движение, и вскоре коридор опустел. Мы, я и Луис, естественно не понимали ничего, да и нас тогда не волновали их слова. Гораздо важнее было то, что наша проказа, которая так и не воплотилась в жизнь, была не поймана. Но если бы мы огляделись и внимательно посмотрели на брата с сестрой, то увидели немое отчаяние в их лицах.

Потому что уже через неделю Джерном Вайт слег в кровать с сильнейшим приступом кашля, настолько ужасным, что этот слух обсуждался всеми чистокровными семьями: это было неведомо. Чистокровные почти никогда не заболевали маггловскими болезнями.

И вот так вот слух о родовом проклятии дошел до нас, ленивого и меланхоличного Луиса Лунн и невзлюбившего с первой минуты Харли меня.

Так и началась наша история.



Подписаться на фанфик
Перед тем как подписаться на фанфик, пожалуйста, убедитесь, что в Вашем Профиле записан правильный e-mail, иначе уведомления о новых главах Вам не придут!

Оставить отзыв:
Для того, чтобы оставить отзыв, вы должны быть зарегистрированы в Архиве.
Авторизироваться или зарегистрироваться в Архиве.




Top.Mail.Ru

2003-2024 © hogwartsnet.ru