Двое

Часть первая

Автор: aguamarina
Название: «Двое»
Персонажи: Гарри Поттер, Северус Снейп, Джинни Уизли, Драко Малфой, Альбус Дамблдор и другие
Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Жанр: драма
Саммари: Если двоим суждено быть вместе, так и получится. Каким образом — другой вопрос.
Предупреждения: ООС, АУ, частичная смерть главного персонажа.
Дисклеймер: автор традиционно не извлекает никакой материальной выгоды
Размещение: предупредите

И, конечно, забирать Снейпа из больницы пришлось именно ему.

В глубине душе Гарри давно подозревал, что так и будет. Может быть, он догадывался об этом с той минуты, когда ему сказали, что дольше оставлять профессора в Мунго нет смысла; может быть, эта мысль неосознанно оформилась, когда он узнал, что Снейп в руках целителей, и есть надежда, что его вытащат с того света или где он там находился; а может быть, Гарри предполагал нечто подобное еще с тех пор, как просмотрел воспоминания профессора. Словом, подспудно знание о неизбежности этого шага сидело в Поттере давно; и все равно сказать это вслух было удивительно. Впрочем, не более удивительно, чем произнести: «Я победил Волдеморта» — звучало ужасно нелепо и пафосно; наверное, именно так прозвучало для целителей и его заявление о том, что он заберет Снейпа к себе.

Они с колдомедиками и без того смотрели друг на друга волками — вследствие слишком частых визитов национального героя к национальному не-пойми-кому. Гарри сейчас, хоть убей, не помнил, какого черта он потащился навещать Снейпа в первый раз. Любопытство? Так он, кажется, знал, что профессор еще не в состоянии говорить. Благодарность? Да, скорее всего. Он не помнил, как тогда выглядел Снейп, хотя вид бывшего учителя его наверняка поразил; не помнил, что делал он сам, куда ходил, что говорил; зато отлично знал, что заставило его придти в Мунго повторно.

Беспокойство.

С самого первого раза его беспокоили эти чертовы колдомедики и их отношение к нестандартному пациенту. Взгляды — иногда слишком равнодушные, иногда слегка презрительные, были не теми взглядами, которые целители адресуют больным. Если бы Гарри мог описать правильные взгляды, он бы сказал, что они выражают суть профессии. «Я помогу тебе» — вот что должен говорить взгляд любого врача при виде любого пациента: абстрактная доброта, желание помочь не Джону или Джиму, а страдающему человеку…

А колдомедики святого Мунго упорно видели в Снейпе — Снейпа. Гарри был далек от мысли, что они не лечили его — безусловно, лечили; но…

Но почему к тому же Локхарту медиведьмочки входили, лучась пусть дежурной, но улыбкой, а к зельевару — с таким лицом, будто вспоминали некогда снятые с них баллы? Впрочем, не исключено, что с кого-то из них он баллы и снимал; но ведь это ничего не значило здесь…

Конечно, Гарри возмутился. У него и сейчас слегка горели щеки, когда он вспоминал то свое наивное возмущение. Нет, он не думал, что по слову его — героя и победителя — всё мгновенно переменится, что главный целитель клиники тут же отдаст строжайший приказ, и медиведьмы станут входить в снейповскую палату, с порога журча «Доброе утро!» и расцветая улыбками еще за два коридора до нее. Но он думал, что ситуацию как-то можно изменить; он думал…

Думал он, как же... Пришел в кабинет к главному, начал предъявлять претензии, голос повышать; его успокоили, очень профессионально, сказали, что у него немножко расшалились нервы и воображение, что, конечно, в чем-то он прав, но нужно и мунговцев понять — у одних целителей родные пострадали от рук Пожирателей, другие лордовских последователей просто не жалуют, что вполне объяснимо; а у профессора такая сложная репутация… словом, они постараются, но и Гарри должен понять… Гарри понял.

Ни черта он тогда, конечно, не понял, кроме того, что за Снейпом надо присматривать. Вопросов к тому у Гарри накопилось — уйма. Но для того, чтобы их задать, Снейпа сначала надо было вылечить. По крайней мере, дождаться, пока он перестанет шипеть, свистеть и хрипеть — а долгое время именно так выглядели его попытки заговорить. Гарри наблюдал их частенько — и очень подозревал, что причиной такого неуемного желания сказать хоть слово было именно его присутствие. Конечно, если рассуждать здраво, он был последним человеком, которого Снейп — после такой сентиментально-трогательной агонии — хотел бы видеть у своей постели. Гарри отходил к окну или выходил в коридор, но когда Снейп засыпал, возвращался, предпочитая как можно чаще присутствовать при утренней и вечерней раздачах зелий и при перевязках. И это не было паранойей: однажды он лично не позволил медиведьме — между прочим, одной из наиболее улыбчивых и симпатичных ему — влить профессору в стакан концентрированное, а не разведенное наполовину aqua vitae, как положено, зелье. Вот с тех пор он и старался — как бы случайно, но очень целенаправленно — проследить за действиями ловких медиведьмовских ручек. Персонал нервничал, натянуто улыбался, жаловался главному, и Гарри чувствовал, как нимб героя сползает с него буквально на глазах. Кажется, в Мунго он достал всех, кого только можно; и они должны были бы быть рады избавиться одновременно не только от пациента, своим неопределенным положением бросающего смутную тень на репутацию и светлый образ больницы, но и от его надоедливой «сиделки». И, тем не менее, проблемы возникли, потому что в волшебном мире бюрократия ничем не отличается от маггловской, и бумажных препон на пути к тому, чтобы Гарри Джеймс Поттер взял на себя ответственность за Северуса Тобиаса Снейпа, оказалось не меньше, чем если бы, скажем, Драко Люциус Малфой пожелал забрать в мэнор обоих Лонгботтомов.

Драко Люциус, к слову сказать, обнаружился в палате Снейпа довольно быстро — не то на вторую неделю, не то на третью, в первый момент взбесив Поттера до крайности своим наличием на стуле, который уже успел стать негласной собственностью Гарри, как бы освященной часами пребывания его зада на жестком дубовом сиденье. Взгляд Поттера не предвещал ничего хорошего; взгляд Малфоя был усталым, злым, просительным и наглым; «Хрен ты меня отсюда выгонишь, — говорил он, и одновременно: — Пожалуйста, позволь мне остаться». Рука Гарри дернулась было к палочке, но тут же нерешительно замерла, стоило ему припомнить дым и рев пламени, и стягивающуюся от жара кожу щеки, и вцепившегося в него Малфоя, и отвратительный запах горящего хлама, и надрывный рев Винса… Черт с ним, с Малфоем, пусть сидит.

«Пусть сидеть» Малфой, конечно, не умел. От него даже была определенная польза — к примеру, он мог устроить скандал. Гарри быстро вспыхивал и также быстро прогорал; поорав в кабинете главного, он смирился с тем, что только его присутствие гарантирует должный уход за больным, и просто старался оказываться в нужное время в нужном месте. Малфой скандалил совсем по-другому — настойчиво, долго, со вкусом, исходя из каких-то известных только ему принципов и доводя людей до исступления. Один особо показательный случай Гарри время от времени вспоминал, прокручивая в голове раз за разом и стараясь понять, кто же из них все-таки прав и как относиться к такому взгляду на жизнь.

…— Почему вы не дали ему обезболивающее? — голос Малфоя прозвучал резко и обвиняюще. Молоденькая медиведьма — кстати сказать, та, которая, по крайней мере, иногда улыбалась профессору и вообще выглядела очень мило — на секунду смутилась.

— Его отменили, — тут же быстро сказала она, блеснув улыбкой и глазами в сторону Гарри.

— Кто? Когда? Почему? — Малфой уже стоял рядом с ней и задавал вопросы, короткие и резкие, как хлопок аппарации, неприятным голосом, вынуждая девушку взглянуть на него, а не на Поттера.

— Мистер Тидуэл, — с вызовом ответила она, и ее нижняя губа вздрогнула. Малфой будто не заметил этого. А, возможно, заметил, и именно поэтому разозлился еще больше.

— Стойте здесь, — почти приказал он. — Сейчас я задам пару вопросов мистеру Тидуэлу, — он подчеркнул имя, — и вернусь.

— Подождите! — возглас девушки перехватил его уже на пороге палаты. — Я неправильно выразилась! Мистер Тидуэл сказал, что, возможно, обезболивающее в скором времени не понадобится… и я подумала…

— Вы подумали, что не хуже целителя способны решить, что нужно больному, а что нет, не так ли?

— Да! — с вызовом сказала молодая ведьма, но губы ее дрожали уже весьма ощутимо. — Я не первый месяц прохожу практику… мне выдадут диплом в конце года…

Взгляд Малфоя скользнул по ее лицу, неторопливо сполз по неудержимо краснеющей шее к груди, поблуждал там немного, пока не наткнулся на имя и должность, вышитые на кармашке белой мантии зеленой вязью.

— Возможно, и выдадут… мисс Вайолет Харроу… — произнес он, приторно-противно растягивая гласные. — Будем надеяться, что выдадут… хотя, знаете ли, всякое бывает… Ну, что вы стоите! — Голос Малфоя вдруг стал хлестким, как плеть, свист и шипение согласных напомнили Гарри парселтанг. — Дайте ему обезболивающее, быстро!

— Откуда ты знал, что ему положено обезболивающее? — спросил Гарри после ухода медиведьмы, глаза которой готовы были пролиться укоризненными слезами, притворяясь менее ошарашенным, чем был на самом деле. — Только не уверяй, что ты прошел краткий курс целительства за последние две недели.

— А? — переспросил, казалось, уже забывший об инциденте Малфой. — Ах, ты об этой… Ничего я не знал. Просто время от времени делаю нечто подобное. Для профилактики.

— То есть ты просто предположил наугад и случайно попал в точку? — взгляд Гарри выражал неприкрытое неверие в слова Малфоя.

— Ну… не совсем наугад, — признал тот. — Все-таки я примерно представляю, что ему дают. Но, понимаешь, — блеск глаз выдал его оживление и заинтересованность в предмете разговора, — если с людей ничего не требовать, то ничего и не получишь.

— Дело не в этом, — сообразил вдруг Поттер. — Ты ей просто не доверяешь!

— Конечно, нет, — пожал плечами Малфой, мгновенно напомнив этим жестом Люциуса. — А почему я должен ей доверять? У меня нет для этого оснований.

— Основания должны быть для недоверия, — Гарри искренне пытался понять логику слизеринца.

— Не-е-ет, Поттер, — протянул тот почему-то довольно. — Основания должны быть для доверия. Пусть человек сначала докажет, что ему можно доверять, — а там уж я посмотрю, насколько он был убедителен.

— Никто не должен тебе ничего доказывать, Малфой, — вздохнул Гарри — это была все та же старая песня. — По твоей логике, отношения нужно строить на подозрительности…

— На чем же еще? — неискренне удивился Малфой.

— Не доверяешь ты — не доверяют тебе. Время, силы и энергия уходят на то, чтобы преодолеть недоверие, и конечный результат получается гораздо меньше, чем мог бы быть, исходя из имеющегося потенциала.

Малфой посмотрел на него под разными углами, склоняя голову то к одному, то к другому плечу.

— Ты зачем выпила Оборотное, Грейнджер? — поинтересовался он наконец очень серьезно.

— Тьфу на тебя, — ответил Гарри, выходя в коридор от греха подальше. Большинство их разговоров заканчивалось именно так.

Вернувшись через некоторое время, он заметил:

— Если бы я следовал твоим взглядам, Малфой, тебя бы вообще здесь не было. — У меня, да и у всех остальных, нет никаких оснований доверять тебе… и вряд ли они когда-нибудь появятся.

— Если бы меня здесь не было, — парировал Драко, — Снейп не получил бы нужного зелья. Так что от моих взглядов есть практическая польза… — Гарри был абсолютно уверен, что Малфой хотел сказать что-то еще, но промолчал. Потому, что задумался над сказанным, или потому, что не захотел обострять спор, боясь лишиться права на посещение бывшего профессора? Этого Гарри так никогда и не узнал.

***

Второй — или третьей? — проблемой стала Джинни. Джинни была пока еще Уизли — и трудно сказать, кто из них меньше старался изменить существующее положение вещей. Джинни явно не возражала против перемен — но не хотела давить, потому что это был Гарри; а Гарри постоянно что-то мешало — потому что по большому счету он не представлял, как это — жить семьей. Большая семья Уизли ему нравилась, но она была уже готовая, устоявшаяся. От такой Гарри не отказался бы, но вот как ее построить, не знал и всерьез опасался, что точно такой же у него не получится, а если и получится, то какая-то другая. Другой ему не хотелось — он понятия не имел, как в ней жить и что делать, не имея перед глазами примера Молли и Артура. Был еще пример Дурслей, но это был не тот пример, которому Гарри собирался следовать. Скорее наоборот.

К его посещениям Мунго Джинни относилась понимающе, увлеченно очищая от грязи и докси особняк на площади Гриммо. Даже сама пару раз наведалась с ним в пахнущую зельями и дезинфекцией палату; но в ответ на ее искреннее сочувствие, преобразившее милые черты так, что Гарри невольно залюбовался, профессор умудрился сделать лицо настолько каменное, что мог бы поспорить со школьными горгульями. После чего они с молчаливого согласия решили, что Джинни будет сочувствовать профессору заочно.

Совсем другое лицо было у нее в тот вечер, когда он, как обычно, рассказывая за ужином о событиях дня и прожевывая слова вместе с пудингом, невнятно сообщил, что колдомедики сегодня перелили Снейпу его кровь. Джинни тогда подпрыгнула, будто обжегшись запеченной корочкой, и долго хватала ртом воздух, не в силах сказать ни слова, а Гарри смотрел на нее, забыв про капающую с вилки мясную подливу, которую Джинни готовила так же мастерски, как и ее мать. Он был растерян и слегка обижен — вообще-то он надеялся увидеть в глазах Джинни восхищение; он даже слегка гордился собой — не каждый решится на такую процедуру, во всяком случае, кроме него, желающих не нашлось. Об этом сказал главврач Мунго позавчера утром, когда пригласил Поттера к себе; его лицо было напряженным, злым и виноватым, когда он резко поднял взгляд от каких-то бумажек и сказал, что ему очень неудобно обращаться к Гарри с таким необычным и в какой-то степени даже априори неприемлемым предложением, что он не просто поймет, а очень даже хорошо поймет, если мистер Поттер откажется, однако не предпринять этой попытки он не может, потому что как целитель обязан использовать все шансы, насколько бы исчезающе малы они не казались, а мистер Поттер как раз подходит по медицинским и магическим показателям… Гарри перебил его как раз где-то между исчезающими шансами и очередным полуизвинением и потребовал уже наконец сказать, в чем же заключается загадочная идея целителей; и облегченно хмыкнул, узнав, что «почти неприемлемое предложение» подразумевает довольно таки обычную для маггловской медицины процедуру переливания крови. «Я не возражаю», — сказал он и широко улыбнулся, разведя руками, в надежде этой демонстрацией полной и безбоязненной готовности лишить целителя возможности и дальше изливать на его голову пустопорожний словесный поток. Однако хитрость не помогла; целитель действительно на некоторое время замолчал, глядя на Гарри с уважением, страхом и, пожалуй, некоторым сомнением в здравости его рассудка; но тут же отмер и облегченно, будто преодолев некий барьер, принялся выкладывать донору-добровольцу уйму подробностей о предстоящей процедуре, будто тот был его коллегой. Гарри довольно быстро запутался в его рассказе, но продолжал кивать головой все с той же жизнерадостной улыбкой, опасаясь, что если он перестанет кивать и улыбаться, медик сочтет врачебным долгом «подбодрить» его.

— …Таким образом, речь идет о довольно сложной симбиотической связи, неразрывно сочетающей одновременно три составляющих, которые, в свою очередь, образуют между собой подсвязи, характер и развитие которых подчиняются своеобразной довольно труднопросчитываемой логике… — услышал Гарри обрывок речи главврача и счел возможным перебить его, чтобы задать внезапно пришедший ему в голову вопрос:

— Мистер Гилденстерн, а скажите… Я понимаю, желающих пройти эту… э-э… процедуру было не то чтобы очень много; но почему вы не обратились к Малфою? Или он отказался? — Черт его знает, зачем Гарри понадобилось очередное подтверждение трусости Малфоя; но он чувствовал, что был бы доволен, услышав, что «мистер Малфой, к сожалению, не решился дать согласие». Еще бы, откуда тому знать, что в маггловском мире такие операции проводят сплошь и рядом; да и вообще, для Малфоя достижения маггловской медицины не показатель…

— К сожалению, — услышал Гарри совсем другое, нежели ожидал, — кровь мистера Малфоя не подходит. Нужно, чтобы, как и у мистера Снейпа, была значительная доля маггловской крови, у Малфоев же слишком много поколений чистокровных браков.

Гарри спустился по лестнице почти вприпрыжку, что-то мурлыча под нос.

«Так-то, Малфой, — подумал он, нахально подмигивая яркому июньскому солнцу. — Вот тебе и чистая кровь».

В великолепном настроении Гарри отправился домой, где и нарвался вечером на отповедь Джинни, у которой насчет его очередного геройства было совсем иное мнение.

Поняв, что Гарри не шутит, она тоже застыла, как и колдомедик.

— Что? — спросил с беспокойством Гарри. — Что-то не так?

Джинни продолжала смотреть на него расширившимися от возмущения глазами. Потом вскочила из-за стола и бросила вилку на тарелку. Та со звоном отскочила и упала на пол, но Джинни не обратила на нее ни малейшего внимания.

— Ты… ты… — она не находила слов. — Ты с ума сошел! — наконец взвизгнула она. — Гарри, как ты можешь?

Гарри хотел объяснить, как, — явно же, что Джинни, подобно всем чистокровным, понятия не имела, о чем речь, потому и волновалась; но Джинни не захотела слушать и, разразившись слезами на первой же фразе — «Ему просто перельют часть моей крови. Я ничуть…», убежала наверх. «…Не пострадаю», — растерянно закончил Гарри, глядя ей вслед. Наутро они разговаривали, как ни в чем не бывало — почти как ни в чем не бывало, старательно обходя тему медицины; каждый оставался при своем мнении, и оба знали это. Рассказать о процедуре в деталях Гарри так и не выбрал момента.


А переливание тогда прошло вполне успешно. Если честно, Гарри больше всего боялся реакции Снейпа; но профессор к тому времени так ослаб, что вряд ли понимал, кто и что с ним делает. Взгляды колдомедиков Гарри просто проигнорировал — достали его уже эти любопытствующие, восхищенно-опасливые, непонятно о чем говорящие чужие глаза. «И почему люди так любопытны?» — думал он, игнорируя простой факт, что сам страдает тем же пороком. Но, с другой стороны, его любопытство всегда касалось вещей таинственных и загадочных; а он уж точно никакой загадки из себя не представлял?

Когда его кровь под действием заклинания, сначала отдельными каплями, а затем изящной тонкой дугой, устремилась в уменьшившееся за время болезни, почти незнакомое тело на соседней кровати, Гарри испытал странное ощущение — он как будто становился единым целым с другим человеком. Это не имело ничего общего с окклюменцией: окклюменция была вторжением в сознание, а здесь скорее возникало чувство вхождения в дом, где ты когда-нибудь будешь жить… чувство, которое он испытал, когда впервые ступил на мостовую Косого переулка, только гораздо более спокойное и сдержанное.

После переливания профессор действительно пошел на поправку. Гарри старался не поднимать в разговоре эту тему — он чувствовал, что Снейп не очень рад быть чем-то обязанным представителю семейства Поттеров, хоть и глядящему на мир чисто эвансовскими глазами. И сам он не хотел ставить Снейпа в сложное положение, в котором тому придется высказать каким-то образом свою благодарность, — интуитивно Гарри понимал, что это один из лучших способов испортить отношения и уж точно лишиться и так невеликой возможности услышать из первых уст воспоминания о Лили Эванс, Джеймсе Поттере, Мародерах и странной и страшной истории, которая привела к нелепому противостоянию могущественного мага и мальчишки, которого слишком сильно хотели защитить.

А потом пришло время, когда нужно было решать, что дальше.


Пришло оно как-то неожиданно и внезапно, встало на пороге и посмотрело на Гарри карими глазами замучившейся молоденькой медиведьмочки, которую не так давно «прикрепили» к палате выздоравливающего профессора. Взгляд ее напоминал взгляд молодого щенка, который с удовольствием сделал лужу и только потом подумал, что хозяину это не понравится. В этом чистом, ясном, еще не отягощенном мудростью взгляде Гарри прочел предвестие значительных неприятностей.

— Ну что еще? — раздраженно спросил он. Медиведьма от растерянности ослепительно улыбнулась и поперхнулась воздухом на первом слове.

— М-м… мы переводим пациента, — проговорила она звонко, с гордостью объединяя этим «мы» себя со всеми представителями почти всесильного целительского племени.

— Куда? — насторожился Гарри. В его представлении мунговцы должны были благополучно долечить Снейпа до состояния, в котором тот сможет перебраться на Спиннерз-энд и обслуживать себя самостоятельно. Он не ожидал, что у колдомедиков могут быть другие планы. — Почему он не может остаться здесь?

— Реанимационная палата нужна другим пациентам, мистер Поттер, — возразила разрумянившаяся от собственной храбрости — спорить с героем, это надо же! — колдунья. — И ничего страшного с мистером Снейпом не случится — мы переведем его на шестой этаж, только и всего. Вы точно также, разумеется, будете его навещать; а когда мистер Снейп поправится, мы его выпишем домой.

Ничего страшного. Ничего страшного. Гарри вспомнил шестой этаж Мунго. Как правило, после реанимации больных забирали родные, близкие люди — у магов, с их кровными заморочками, не принято было бросать на попечение врачей даже неприятных родственников. В больших общих палатах на шестом этаже оказывались те, у кого совсем не было семьи, даже самой завалящей родни; там же доживали свой век одинокие маги, выглядевшие как нечто среднее между Дамблдором и Кричером и по мере нахождения в лечебнице всё более приближаясь к последнему. «Старость, Гарри», — сказал Невилл Лонгботтом, когда они однажды оказались здесь в поисках главного целителя. И Гарри, с трудом оторвав взгляд от толстых желтых, по-птичьи изогнутых ногтей какого-то волшебника, утонувшего в бледно-лиловой больничной мантии, из которой он сосредоточенно вытягивал лавандовые, лохматые на оборванных концах нитки, торопливо и отрывисто согласился и постарался никогда не вспоминать об этих палатах, наполненных странным запахом нафталиновых шариков, старых газетных подшивок, шерстяных одеял и железа. Запах одиночества и старости, в котором даже самый чуткий нос с трудом улавливал следы магии — время было той единственной силой, что легко, одним фактом своего существования, стирало различия между расами и видами. Гарри старался не думать об этом, потому что, будучи готовым сразиться со смертью, не был настолько безрассуден, чтобы бросить вызов времени; но он точно знал, что пустоте вокзала Кингс-кросс теперь есть альтернатива.

Шестой этаж Мунго был не тем местом, куда он мог позволить перевести Снейпа. Даже если бы совсем, ни капельки не чувствовал себя перед ним виноватым. Что, между прочим, было не так.

— Никуда вы его не переведете, — сказал он.

Через полчаса в палате было уже довольно шумно. Вызванный медиведьмой завотделением мистер Тидуэл, вызванный мистером Тидуэлом главный целитель и рядовой медперсонал, привлеченный запахом скандала, столпились по одну сторону узкой кровати; по другую стоял Гарри Поттер и удачно подоспевший на запах все того же скандала Драко Малфой. Глаза сверкали, голоса взлетали к потолку и опадали беззвучным шелестом; позвякивали в застекленных шкафах флаконы с зельями и явственно потрескивала в воздухе с трудом сдерживаемая магия.

— Поймите, мистер Поттер, — чуть повышенным из-за длившихся не менее получаса дебатов голосом говорил целитель Гилденстерн, представительный, седогривый, в солидных очках, напоминавший искусный сплав Дамблдора и Скримджера. — Вы не являетесь родственником больного, не имеете познаний в целительстве, не имеете родственников с такими познаниями. А главное, вы не представляете, что это такое — взять в дом лежачего больного!

— Зато я представляю, что такое ваш шестой этаж! — отвечал Гарри немного звенящим от напряжения голосом. Это уже начинало напоминать сражение, а сражения он проигрывать не привык. — И я профессора там не оставлю! Значит, как кровь переливать, я гожусь, а для ухода и заботы — нет?

— Для поддержания вашей кровной связи было бы вполне достаточно еженедельных визитов, — будто объясняя урок, ответил Гилденстерн. — И заметьте, мистер Поттер, никто не уговаривал вас провести эту процедуру. Это было вашим свободным, добровольным решением.

— А мистер Поттер в курсе, что означают эти ваши «еженедельные посещения»? — в очередной раз вступил в разговор Малфой. Его вопросы и реплики по непонятной причине производили на сотрудников Мунго большее впечатление, чем все обвинения Гарри. Вот и сейчас Гилденстерн слегка замялся, прежде чем ответить.

— Это известно каждому, — проговорил он все с тем же апломбом, но уже потише.

— Каждому чистокровному — возможно, хотя и не факт. А вот мистеру Поттеру, похоже, никто ничего не объяснил, — ехидно парировал Малфой.

— Что опять мне не объяснили? — обратился Гарри к ним обоим. Правда, Малфой находился у него за спиной, поэтому основная обязанность отвечать ложилась на Гилденстерна. Но ответил все-таки Малфой.

— А того, что на шестом этаже и с еженедельными посещениями профессора никогда не вылечат, — пояснил он, не сводя глаз с главного целителя. — Ведь так? А вас это почему-то очень устраивает, не так ли, мистер Гилденстерн? Мистеру Снейпу лучше находиться под наблюдением, в каком бы состоянии он ни был? Конечно, его заслуги оценили и вознаградили; но все надеялись, что награда будет с припиской «посмертно». А он выжил — ах, как неудобно!

— Вы забываетесь, мистер Малфой! — сверкнул очками Гилденстерн. — Моя квалификация и опыт достаточны, чтобы оправдать мои решения.

— А мой свежий взгляд на вещи говорит о том, что ваши решения служат в первую очередь благу общества, а не пациента, — с возросшей степенью ехидства ответил Малфой. — Что противоречит клятве целителя, между прочим!

— Я рассчитывал на благоразумие всех участников этой истории! — прогрохотал Гилденстерн.

— А я рассчитывал на исцеление пациента, — не выдержал Гарри. — Что поделать, мы оба ошиблись. Драко, объясни, юридически я имею право забрать Снейпа к себе? Могут они мне помешать?

— При некоторых оговорках — да, имеешь право, — твердо ответил Драко. — Учитывается наличие жилья, возможности ухода и отсутствие неустранимых препятствий. С жильем у тебя проблем нет, домовика я дам взаймы, и нашего семейного целителя можешь вызывать в любое время дня и ночи. Что касается препятствий — у тебя есть причины желать Снейпу смерти или иных неприятностей?

— Нет, черт возьми! — выкрикнул Гарри. — По-твоему, отдать ему кровь было попыткой убийства?

По губам Малфоя скользнула улыбка.

— Тогда остается подтвердить чистоту намерений письменно, и Снейп твой, — заключил он. — Верно, мистер Гилденстерн?

— Верно, — признал тот. — Но за последствия этого поступка я не отвечаю!

— Не беспокойтесь, — не сдержался Гарри. — За свои поступки я привык отвечать сам.

Снейп, о чьем присутствии в пылу спора все как-то забыли, закрыл глаза, оставив безуспешные попытки донести до спорящих свою точку зрения на происходящее.


Подписание бумаг отняло примерно четверть часа. Заключительным штрихом стало подписание и магическое скрепление договора, по которому Гарри Дж. Поттер обязался нести ответственность за выписанного из клиники святого Мунго пациента, известного как Северус Т. Снейп. Даже слишком хорошо известного, констатировал Гарри, обнаружив на выходе из кабинета Гилденстерна парочку репортеров, желавших во что бы то ни стало заполучить эксклюзивный материал. Очевидно, кто-то из персонала проболтался редакциям о произошедшем скандале. Гарри невежливо обошел их стороной и направился обратно в палату Снейпа. К палатам репортеров не пропустили, отчего Гарри вздохнул с облегчением.

— Я все подписал, сэр, — сказал он, помахивая бумагами. — Осталось доставить вас на Гриммо. Надеюсь, вы довольны тем, как все закончилось.

От взгляда Снейпа, впрочем, его наигранно бодрый тон пропал, сменившись горечью.

— Знаете, — довольно резко произнес он, — вы можете думать, что хотите, но на Спиннерз-энд вас все равно никто не отпустил бы. Вы же умный человек и должны это понимать. К Малфоям вы бы тоже не попали — это ясно, иначе Драко уже давно оформил все документы и перевез вас в мэнор. Еще и поскандалил бы на прощанье. Все, что вам светило — остаться в Мунго. Нет, вы бы и в самом деле предпочли это?

Он внимательно посмотрел на Снейпа.

— Хорошо, что вы пока не можете говорить. В общем, хотите вы того или нет, но я вас забираю. Так будет лучше.

Снейп что-то захрипел и засвистел. Гарри долго вслушивался в эти звуки, пытаясь понять, что же нужно профессору, пока до него не дошло, что тот просто смеется.

— Ну, хоть баллы не снимает, — пробормотал он, прикидывая, как лучше организовать транспортировку. Камины Мунго были рассчитаны на лежачих больных, чего никак нельзя было сказать о каминах на Гриммо. Впрочем, перемещение подобного больного по Каминной сети допускалось только в крайних случаях — например, при угрозе жизни. Гарри впервые задумался, что магия не слишком приспособлена для нужд больных и раненых: к примеру, любое значительное перемещение требовало находиться в нормальной физической форме, позволявшей сконцентрироваться при отправлении и прибытии. Может быть, это была одна из причин того, что популяция магов была так малочисленна? Сейчас Гарри под другим углом зрения взглянул на некоторые идеи Гермионы. Возможно, в магомире действительно стоило кое-что изменить.

Снейпу он этого, конечно, говорить не стал. Просто сообщил, что на Гриммо того доставят в маггловской карете «Скорой помощи», чем вызвал новый приступ смеха и задумался, правильно ли он поступил, настаивая на переезде Снейпа к нему.

Возможно, права была Джинни.

Гарри обратился к Кингсли за помощью, и через полчаса предоставленная министерством машина уже летела по улицам Лондона — к счастью, не с такой скоростью, с которой обычно ездил «Ночной рыцарь» и из-за которой Гарри и отказался от мысли вызвать автобус для перевозки. Левитировав каталку в холл — портрет миссис Блэк, который так и не смогли отклеить, был надежно затянут тремя слоями гобелена, — Гарри провез профессора по коридору и вкатил в небольшую, довольно светлую и чистую комнату с окном, столом, кроватью и большим гербом Блэков над дверью. Тут его ждало первое испытание.

— Я должен вас переложить, сэр, — объяснил он. — Сами понимаете, каталку нужно вернуть. И вообще, болеть лучше в кровати, а не на колесах.

Снейп даже не улыбнулся. Гарри не удивился — у профессора было странное чувство юмора, если, конечно, тут вообще можно было говорить о юморе. Было любопытно понять, что же Снейп считает заслуживающим смеха, но сейчас у Гарри были более насущные дела.

Он подкатил каталку вплотную к кровати, зафиксировал колесики, затем подхватил Снейпа под мышки, приподнял и потянул, перетаскивая на кровать и физически ощущая недовольство профессора. Недовольство? Нет, скорее это была ненависть, и Гарри привычно примерил ее на себя, прежде чем понял, что Снейп в первую очередь ненавидит положение, в котором очутился. А вот уже потом — Гарри. Вопрос с чувством ненависти, как и с чувством юмора, тоже необходимо было прояснить. Гарри очень хотел во всем разобраться. Так вышло, что начинать пришлось с Снейпа — и это было очень кстати: слишком много нитей сходилось к профессору, начиная от детства Лили Эванс и заканчивая условной смертью самого профессора.

Снейп был тяжел, как бывает тяжел даже худой и некрупный человек, чье тело, истощенное болезнью, не имеет сил для самостоятельного передвижения, даже самого минимального. Гарри поразило то, как просто и обыденно устроено тело этого человека, которого он сначала боялся, потом презирал, потом ненавидел, а теперь пытался понять. Наслоение копившихся годами чувств Гарри вылепило из профессора объемную и противоречивую фигуру, и теперь Гарри пытался примирить свое представление о Снейпе с человеком, лежащим на кровати: человеком желчным, умным, озлобленным и потому наверняка несчастным — но отнюдь не средоточием зла или светочем добра. Более того, Снейп не отличался от десятков других людей, на которых Гарри насмотрелся во время визитов в Мунго: он был так же недоволен фактом болезни, ограничивающей его в самых простых действиях; так же противоречиво не доверял целителям в мелочах и возлагал на них надежду в главном; так же морщился при виде овсяного супа и благосклонно встречал тминные булочки. Но, в отличие от всех остальных, он был связан с Гарри сотнями нитей и только он способен был распутать их для Гарри, если захочет. Но сначала ему нужно было пройти курс реабилитации, и Гарри подозревал, что это станет не самым приятным периодом его жизни. Их обоих, если уж на то пошло.


— Если ты хочешь, я буду к нему заходить, — сказала Джинни за обедом. — Мне нетрудно.

— Я знаю, — Гарри обошел стол и коснулся губами ее щеки. — Только не уверен, стоит ли мне сказать «да» или «нет». Мне кажется, для вас обоих это будет не слишком приятно. Давай я пока буду передавать от тебя приветы и пожелания выздоровления. А как-нибудь потом ты его навестишь, хорошо?

— Как скажешь. — Джинни поцеловала его сладкими от варенья губами и вскочила с места. — Мне пора на тренировку, потом заскочу в «Нору». Мама еще не оправилась после похорон Фреда, я должна побыть с ней. Так что буду только вечером.

— Да, конечно. — Гарри вернул ей поцелуй. Ему было интересно наблюдать и стараться понять эти семейные обязанности, непростой механизм существования в семье. Как Джинни понимает, кого нужно поддержать, кому что сказать или сделать, когда нужна ее помощь, а когда, напротив, помощь требуется ей самой? Гарри эти вещи казались китайской грамотой. Возможно, у девочек это врожденное? Но Гарри не раз и не два видел, как с полуслова, а то и вовсе без слов понимают друг друга Чарли и Билл, как то же самое случается с Роном и Джинни, и даже с Перси, не говоря уж о Фреде и Джордже в недавнем прошлом… И он сомневался, что когда-либо научится вот так же слышать других людей, хотя бы самых близких. Ведь может же быть так, что этот дар, вроде магии, дается не всем?

Он не осознал, что за этими, актуальными для него размышлениями в глубине души таится удовлетворение удачным разрешением проблемы со встречами Джинни и Снейпа. Гари точно знал, что если бы Джинни настояла на визитах, профессору это было бы очень неприятно. Снейп по необходимости терпел целителей, терпел Малфоя и Гарри; но сочувствие и забота Джинни ему были бы неприятны, Гарри осознавал это так же четко, как если бы испытывал подобные чувства сам.

Оставалось обосновать неизбежные визиты Малфоя так, чтобы Джинни не восприняла это, как особую привилегию. Гарри и сам понимал, что два бывших Пожирателя в доме — это перебор, но ведь от Малфоя была реальная польза, и было бы неудобно закрыть перед ним дверь.

Впрочем, учитывая обещанных Малфоем домовика и целителя, можно было предположить, что закрыть от него дверь никоим образом не удастся. Сейчас Гарри не сомневался, что Малфой предложил помощь не только по доброте душевной: видимо, тот считал себя обязанным Снейпу и на свой лад заботился о нем.

Ну что ж, двое неравнодушных — это было очень неплохо. Гарри не сомневался, что любой, знающий Снейпа, не поставил бы и на одного.

Часть вторая

— А я говорил, что его надо было забирать раньше, — сказал Гарри. Горячий омлет сделал его речь слегка невнятной.

— Нет, не говорил. Ты это только сейчас придумал, чтобы показать задним числом, что был прав. — Малфой ел точно такой же омлет, но не обжигался. Гарри мимоходом позавидовал этому пустяку.

Омлет приготовил малфоевский домовик. Крохотный даже по меркам этого племени эльф умудрялся успевать все. Гарри не мог не признать, что с появлением Твигги в старинном особняке стало гораздо уютней.

— Уизли опять на сборах? — спросил Малфой.

— А то ты не знаешь? — с ехидцей спросил Гарри. Малфой пожал плечами:

— Откуда бы?

Он появлялся на Гриммо регулярно, с удивительной точностью выбирая те моменты, когда Джинни была занята на сборах — ее взяли в юниорскую сборную Англии — и не могла навещать дом Гарри так часто, как обычно. Некоторое время Гарри даже думал, что Малфой обзавелся расписанием ее тренировок. Но позже он понял, что у того действительно есть какое-то чутье. Было удивительно, что с таким нюхом Малфой так часто влипал в разного рода неприятности. Впрочем, их старшие курсы были тем временем, когда не влипнуть в неприятности было почти невозможно. Даже Снейп… хотя почему «даже»? Тот влип давным-давно и, по сути, счастливо отделался: по всему получалось, что он не должен был выжить. Еще и поэтому Гарри так радовался быстрому выздоровлению профессора. Его существование словно бы компенсировало гибель Колина или Фреда, как выжившее после лютой зимы искалеченное дерево заполняет пустоту в саду, где вымерзли саженцы-первогодки. Такова была одна из граней, которые в итоге образовывали отношение Гарри к Снепу.

Другая заключалась в ощущении, что Снейп — это сундук, к которому нужно подобрать ключ. Гарри понятия не имел, что же сложено в этом сундуке. Вполне могло оказаться, что находящиеся там вещи не представляют ценности ни для кого, кроме их владельца; но Гарри было необходимо убедиться в этом лично.

Третья грань… Гарри не мог уловить ее, но она была: нечто непроговориваемое, проистекавшее из того, что Гарри получил возможность наблюдать за деталями обыденной жизни профессора. Пусть интимный уход осуществляла специально нанятая сиделка; но именно Гарри приносил для профессора свежее белье, чтобы переодеть после принятия ванны. Именно Гарри проверял еду и лекарства, следя, чтобы указания целителей были выполнены в точности. Именно Гарри проводил по два-три часа в день рядом с его постелью — Гилденстерн сказал, что после переливания крови это необходимое условие для быстрого выздоровления пациента. Гарри не помнил такого условия в маггловской медицине; но маги на то и были магами, чтобы отличаться от большинства людей. Все это сделало его постоянным свидетелем повседневной жизни Снейпа, почти родственником. Да, Гарри не знал, какие мысли бродят у профессора в голове; но разве мало людей могут сказать то же самое в отношении своих близких?

Снейп пока еще не выходил из комнаты, но уже мог передвигаться в ее пределах. Гарри попытался настоять на том, чтобы тот больше времени проводил у окна, на солнце и свежем воздухе; но Снейп, прошептав свое обычное «Благодарю, мистер Поттер», прожег советчика таким взглядом, что Гарри махнул на него рукой. Не хочет — не надо. Его даже порадовало это проявление прежнего профессорского характера. Молчаливый и малоподвижный Снейп, честно говоря, пугал.

Август выдался просто сказочным: теплым, но нежарким, с обилием цветов и долгими прозрачными вечерами. Гарри рассчитывал, когда Снейп еще немного окрепнет, отправиться с ним на прогулку в какой-нибудь старый лондонский парк и там уже начать разговор о давнем и недавнем прошлом. Но чем больше к Снейпу возвращались силы, тем туманнее представлял Гарри эту беседу по душам. Снейп, умирающий в Воющей хижине, и Снейп, умирающий в палате Мунго, — с ними обоими разговоры казались более чем возможным делом. Но со Снейпом, сквозь зубы шипящим «мистер Поттер», прогулка по парку все больше представлялась не то чтобы невозможной, а попросту немыслимой.

— Пойду отнесу ему завтрак, — сказал Малфой. Гарри только кивнул. Он не пускал к профессору почти никого — впрочем, к нему никто и не рвался, за исключением целителей, — но Малфой был исключением. Перемолотый войной, он оказался нормальным человеком — если не считать кое-каких особенностей характера, сейчас, впрочем, проявляющихся довольно редко, — и Гарри даже порой, задумавшись, называл его по имени. Малфой не стал ему другом, но и врагом быть перестал и, если подумать, был сейчас на положении того же Снейпа. С обоими Гарри связывало слишком многое, но и разделяло не меньше. Жить с этим было непросто, но возможно. Гарри считал, что Снейп переписывается через Драко с Малфоем-старшим, но никак не проверял это и не собирался этому препятствовать. Он не верил в реальную опасность этих людей: еще никто так не напоминал ему змей с выдранными ядовитыми зубами.

— Ну как он там? — спросил Гарри, когда Малфой вернулся.

— Нормально, — пожал тот плечами. — Учитывая ситуацию, я бы сказал, просто прекрасно. Гарри… — Он замолчал, давая Поттеру время обдумать это неожиданное обращение. — Что ты намерен делать с ним дальше?

— Он еще не совсем здоров. Подожду, пока не поправится окончательно, а там пусть сам решает.

— Он решит, пожалуй. — Малфой потер лоб. — Гарри, пожалуйста, не наделай глупостей, ладно?

— Я все сделаю, как нужно. — Гарри начали раздражать ничем не спровоцированные нравоучения Малфоя. — Разве я за эти дни сделал что-то не так?

— Извини. — Малфой улыбнулся. — Мне просто до сих пор стыдно перед ним за собственные выходки.

— В этом ты не одинок. — Гарри вернул ему улыбку. — Только не перестарайся. Чувство вечной вины — та еще ловушка.

— Учту, — согласился Малфой. — До завтра?

— Завтра возвращается Джинни, — неизвестно зачем предупредил Гарри.

— Учту, — повторил Малфой и исчез в камине. Гарри допил чай и пошел к профессору.


Снейп стоял у стола в мантии и ботинках и укладывал в неизвестно откуда взявшийся саквояж — наверняка Малфой притащил — мунговские лекарства. Похоже, Гарри пришел как раз вовремя.

— Что это значит? — спросил он, на всякий случай не отходя от двери. — Вы решили вернуться в больницу?

— Я решил вернуться к себе, — не поворачиваясь, отрезал Снейп. Голосу недоставало силы и громкости, но получалось уже достаточно отчетливо. — Если я вам остался что-то должен, мистер Поттер, назовите сумму, я верну.

«У Малфоя займет», — понял Гарри. Снейп выскальзывал из рук, как карась. Надо было что-то делать.

— Должны, — согласился Гарри, закрывая дверь Алохоморой и проходя к окну — тоже на всякий случай. — Вы должны ответить мне на пару вопросов. Думаю, я заслужил эту небольшую любезность от вас.

— Вы в последнее время слишком много общались с мистером Малфоем, — заметил Снейп. — Я знаком с этой манерой разговора. Гриффиндорцам не идет.

— Неважно. — Гарри не собирался сдаваться. — Ответите?

— У меня сильно повреждены связки, Поттер. Мне трудно говорить, как вам известно. Выберите другое время для разговора.

— Ну конечно. — Гарри присел на подоконник. — Сейчас вы уйдете, потом я уеду в Хогвартс, вы преподавать пока явно не будете, так что вряд ли я встречу вас в течение школьных семестров. А потом — да кто знает, что случится потом? Может, не будем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?

— Поттер, вы не умеете убеждать и оказывать давление. — Снейп защелкнул саквояж. — Истерики у вас выходят лучше. Прощайте.

— А я вас не выпущу. — Гарри понимал, на уровень какого курса тянет такое поведение, но ничего другого на ум не приходило.

— Не имеете права, — возразил Снейп. — Я сообщу в Мунго. И в газеты, если хотите. Будьте уверены, сообщу.

— У вас передо мной долг жизни. — Гарри соскочил с подоконника и подошел ближе. — А это — навсегда.

— А я было подумал, что вы наконец-то стали читать что-то, помимо «Квиддичного обозрения». — Снейп поставил саквояж на стол. — Во-первых, не навсегда, а до смерти одного из участников магического контракта. Во-вторых, опять же, не навсегда, а до тех пор, пока кредитор добровольно и четко не признает, что долг выплачен.

— Пусть так. Я готов признать долг погашенным, если вы ответите на мои вопросы.

— Хорошо, что вы не коммерсант, Поттер, и никогда им не будете. — Снейп аккуратно сел в кресло. — Пожалуйста, спрашивайте.

— Прямо здесь? Сейчас? — Гарри представлял, что это будет как-то иначе. Из головы разом вылетело все, что он хотел спросить.

— Зачем тянуть? — Снейп уставился на него, как почтовая сова в ожидании печенья. — Долги лучше отдавать при первой возможности.

— Вы… Зачем вы пошли к Волдеморту? — выпалил Гарри. Он хотел сформулировать этот вопрос совсем не так, задать его более умно, более тонко… черт, он хотел просто поговорить, возможно даже, по душам, а не устраивать интервью или допрос. Здесь бы точно пригодилась Джинни с ее умением, начав с посторонних вещей, вывести разговор на самое личное, или хотя бы Малфой. А Гарри был просто Гарри.

— Я был молод, неустроен в жизни, одинок, — перечислил Снейп. — Мне представлялось, что именно в этой организации меня оценят по достоинству, невзирая на происхождение, исключительно за ум и таланты. Признаю, что я ошибся.

— Но неужели вы не видели, к чему это приведет? Кто входит в этот круг, какие у них… идеалы, что ли?!

— Я ведь уже сказал, что я был молод, Поттер. В семнадцать-восемнадцать многое видится в неверном ракурсе.

— Но вы же любили мою маму! — Гарри не умел долго сдерживаться. — Неужели это совсем не имело значения? Она же пыталась открыть вам глаза?

— Вам тоже много кто пытался открыть глаза, Поттер! — Снейп заговорил громче, чем было допустимо, но тут же взял себя в руки. — Ваша мать была мне очень дорога. Вообще-то она была единственным человеком, которым я дорожил. Единственным, Поттер, подчеркиваю на всякий случай, чтобы вы не воображали себе черт знает что.

— Я не воображаю, — вставил Гарри. Снейп не заметил его реплики — или не обратил на нее внимания.

— Но дорожить человеком не означает не принимать собственных решений — во всяком случае, в том возрасте, о котором я говорю. Ваша мать не отвечает за мой выбор, Поттер, — так же, как я не отвечаю за ее.

— Вы предпочли бы, чтобы в ту ночь погиб я? — напрямую спросил Гарри. Снейп кивнул.

— Именно так.

— Ну простите, не вышло, — зло ответил Гарри. Он предчувствовал, что разговор не сложится, но отступать не собирался.

— Я не собираюсь прощать вас, Поттер, — размеренно произнес Снейп, будто перечисляя ингредиенты.

— А если бы… — Гарри старался держать себя в руках, но понимал, что у него плохо получается. — Если бы я пожелал сейчас, чтобы вы сдохли в Хижине от яда? Что вы на это скажете?

— Во-первых, что вы не одиноки в своих желаниях. Во-вторых, что это ничего бы не изменило. В-третьих, что сейчас бы не было этой ситуации. — Он говорил все тише. — Отпустите меня, Поттер. Ничего нового вы не узнаете.

— Но я хочу знать! — Гарри сорвался с места, меряя комнату стремительными шагами. — Я хочу знать, стало ли то, что делали папа и Сириус, причиной ваших поступков! Вы их ненавидели? Вы до сих пор их ненавидите? Вы жалеете о том, как прожили эти годы? А если бы все случилось, как случилось, но вы бы остались другом моей мамы — ведь вы могли бы забрать меня к себе? И у меня было бы совсем другое детство, разве нет?

— Вам было лучше с Петунией, Поттер! — вдруг взвизгнул Снейп. — Прекратите нести чушь: а вот если бы, а вот могло бы быть! Не будет ни у кого другого детства, забудьте вы об этом, живите, как умеете! Что за манера лезть к людям то в думосброс, то в душу!.. — Он закашлялся, перевесившись через ручку кресла. Гарри подхватил его, усаживая ровнее и чувствуя, как в нем отдается чужой натужный кашель.

Снейп кашлял долго. Гарри успел сбегать за отваром и присел напротив, терпеливо ожидая, пока приступ закончится. Наконец Снейп протянул руку и маленькими глотками выпил лекарство.

— Я ответил на все ваши вопросы? — с запинками спросил он. Гарри покачал головой.

— Нет, конечно.

— Тогда продолжим, — чуть слышно предложил Снейп. У Гарри мелькнула мысль, что все это — искусно разыгранный спектакль и что он еще может нарушить его ход, если подаст не вписанную в сценарий реплику. Однако это означало, во-первых, согласиться со Снейпом; а во-вторых, наблюдать, как тот мучительно выдавливает из себя слова, зная, что являешься причиной этих мучений. Мнимая альтернатива раздражала до зубовного скрежета.

— Нет, — сказал Гарри. — Мы не будем продолжать. Но вы отсюда не уйдете. То есть уйдете, — торопливо исправился он, — но только в Мунго. А если сбежите, я натравлю на вас целителей. И Малфоя.

— Я взрослый дееспособный человек, Поттер, — просипел Снейп. — Я могу уйти отсюда в любой момент, и никакие целители мне не указ. И уж тем более бывшие ученики, кем бы они себя не воображали.

— Хорошо, — согласился Гарри. — Идите куда хотите. Если сможете подняться с этого кресла. Конечно, я мог бы позвать домовика и уложить вас в кровать, чтобы вы отдохнули и набрались сил. Но раз вы дееспособный человек, моя помощь вам не нужна. Справляйтесь сами.

Он вышел в коридор, стараясь сохранять спокойствие, но в душе кипя от злости.

***

Он продержался часа два — час с небольшим, если точнее, в течение которого бродил по третьему этажу: там прибрались на скорую руку, и аромат пыли еще витал в воздухе, напоминая о пятом курсе, Фреде с его Удлинителями ушей, Сириусе и времени, когда им владело желание знать и действовать, а не понимать и прощать. У плинтуса в комнате, где некогда держали Клювокрыла, Гарри нашел полосатое перо, темное с рыжиной, и подумал, что оно могло лежать здесь еще с тех пор. Впрочем, с тем же успехом оно могло принадлежать обыкновенной почтовой сове.

Через час, вдоволь наобщавшись с пыльными призраками прошлого, Гарри спустился вниз и, не выдержав, тихонько приоткрыл дверь в комнату Снейпа. Он не знал, что стал бы делать, увидев, что профессор по-прежнему сидит в кресле. Но тот лежал в постели, под горло укрытый легким одеялом: видимо, Твигги позаботился. «Вот и замечательно», — беззвучно произнес Гарри, напирая на последнее слово, словно убеждая кого-то. Вечером он убедился в том, что Снейпу приготовили ужин, но заходить к нему не стал: не было нужды, тем более, что вернулась Джинни, и они отправились в маггловский кинотеатр, а затем к Фортескью, где подавали изумительный новый сорт мороженого. Почему-то после войны подобные новинки появлялись пачками.

Они вернулись на Гриммо довольно поздно, свет зажигать не стали и несколько раз споткнулись на лестнице, но в конце концов добрались до спальни, где вели себя немногим тише. Гарри хотел расспросить Джинни о том, как ей нравится в сборной, приняли ли ее остальные члены команды — хотя он не сомневался, что приняли, и когда она выберет время для покупки всего необходимого к школе. Но ему так и не выпало возможности задать хоть один вопрос; впрочем, все вопросы могли и потерпеть, тогда как Гарри больше терпеть не мог.

Утром Снейпа в его комнате не оказалось, как не оказалось нигде в пределах особняка — Гарри долго искал. Твигги тоже ничего не знал: вечером он отнес профессору ужин, а ближе к полуночи заглянул, чтобы убедиться, что тому ничего не нужно, — Снейп спал. Камином не пользовались, Гарри проверил; значит, Малфой принес не только саквояж, но и порт-ключ. «А еще просил меня быть аккуратнее и не делать глупостей», — подумал Гарри, закипая. Он наверняка нанес бы пару визитов и затеял пару неприятных разговоров, если бы не Джинни.

— Зачем ты хочешь его найти? — спросила она, усаживая его за стол и наливая чаю, хотя Гарри отказывался, уверяя, что у него сейчас кусок в горло не полезет.

— Ну как зачем? — он стукнул вилкой по тосту, досадуя на непонимание Джинни. — Я хочу убедиться, что с ним все в порядке!

— Напиши ему, — предложила Джинни.

— Он ответит, что с ним все в порядке. Но он может и соврать!

— И что? — Джинни пододвинула к нему терновое варенье. — Люди иногда лгут. И, знаешь, они имеют на это право.

— Но вдруг ему станет плохо? — По-своему логичная, позиция Джинни начинала раздражать. — Он же не позовет на помощь.

— Раньше он как-то справлялся. — Ее ложечка звякнула о стенки чашки. — А если не справится, позовет. Но, скорее всего, не тебя. Ты поэтому расстраиваешься? Для тебя так важно быть ему необходимым? Даже на ритуал переливания крови согласился…

— Тоже мне, ритуал, — отмахнулся Гарри. — Но я и в самом деле чувствую себя не в своей тарелке. Понимаешь, вообще-то по всем магическим законам Снейп передо мной в долгу, потому что долг жизни все перекрывает. Но если разобраться — он столько всего для меня сделал, что и не рассчитаешься. Ну хорошо, — Гарри заметил, что Джинни готова возразить, — хорошо, не для меня, а для нас, для всех, кто на нашей стороне. За это я должен быть ему благодарен, верно?

— И что тебя беспокоит? — Джинни шутливо стукнула его ложечкой по носу.

— То, что я не хочу быть ему благодарным, — серьезно сказал Гарри. — И не хочу, чтобы он был мне признателен — хотя он и так не слишком… Но я не хочу испытывать к Снейпу благодарность, понимаешь? — совершенно осознанно не хочу. Это ведь неправильно! Думаешь, со мной что-то не так?

— Думаю, что мало кто захотел бы быть обязанным Снейпу. Трудно быть искренне благодарным человеку, который тебе неприятен. Возьми другую ситуацию: тебе же нетрудно и даже приятно быть благодарным мне?

— Тебе? За что? — удивился Гарри.

— Я отдала тебе самое дорогое!

— Ту расческу, что принадлежала твоей бабушке, что ли? — серьезно спросил Гарри.

— Дурак! — Джинни стукнула его ложечкой по лбу. — Я про полироль для метлы.

***

Малфой примчался на Гриммо через два дня, дымясь, как «Хогвартс-экспресс».

— Я же тебя просил! — заорал он с порога. — Ничего доверить нельзя!

— Не ори! — перебил его Гарри. — Всех перебудишь!

— Кто там? — Джинни высунулась из дверей спальни, замотанная в покрывало. — А, Малфой… Гарри, возвращайся скорее, ладно?

— «Гарри, возвращайся скорее, ладно?» — пропищал — очень похоже — Малфой.

— Ты не думай, что тебе все с рук сойдет, — предупредил Гарри. — Ты мне не друг и не жена.

— Не перестаю печалиться по этому поводу, — фыркнул Малфой. — Ты почему Снейпа отпустил?

— А я его что, держать должен? — Гарри подтянул пижамные штаны, натянутые впопыхах. — Я даже пытался. Но я же не Дамблдор. И вообще, кто ему порт-ключ притащил?

— Знаю я, как ты пытался. А отказать ему в порт-ключе я не мог, я перед ним в долгу с того июня. — Малфой бесцеремонно отодвинул его, проходя в кухню. — Согрей хоть чаю, на улице сегодня прохладно. Ты, когда его останавливал, к кровати привязать не грозил?

— Что за грязные фантазии? — осуждающе спросил Гарри. — Догадываюсь, почему у тебя до сих пор нет девушки. Не собирался я его привязывать. Просто запер дверь, ну и пообещал нажаловаться целителям на поведение пациента. А что я должен был делать?

— Поттер, кто тебе сказал, что угрозы — лучший способ добиться от человека желаемого? Вон Лорд, твоими стараниями покойный, тоже так думал — и что вышло?

— Ну ты меня с Волдемортом не равняй, — негромко сказал Гарри.

— Не буду, — согласился Малфой. — Но со Снейпом ты все равно поступил… не по-гриффиндорски, что ли.

— Я с ним всю жизнь обязан был нянчиться? — Гарри со стуком опустил на стол поднос с чашками, молочником, заварочным чайником и вазочками с вареньем.

— А о чем ты думал, когда кровью с ним делился? — Малфой щедро долил в чай молока и сделал большой глоток, довольно сощурившись.

— Думал, что делаю доброе дело.

— Гриффиндор, — снова сказал Малфой, на этот раз осуждающе. — А что это доброе дело одним днем не ограничится, ты не думал?

— Оно и не ограничилось. Снейп отсюда на своих ногах ушел, между прочим. И с помощью твоего порт-ключа. Так что еще неизвестно, кто кому должен предъявлять претензии.

Малфой открыл было рот, потом закрыл и посмотрел на Гарри изучающе.

— Поттер, — спросил он, очень четко разделяя слова. — А ты вообще что о ритуале обмена кровью знаешь?

— Группа должна совпадать. — Гарри насыпал в чашку две ложки сахара, подумал и добавил еще одну. — Я медициной мало интересовался.

— Так-та-а-ак. — Малфой одновременно оживился и посерьезнел, отодвинул свою чашку и стал смотреть на Гарри во все глаза. — То есть книжек ты не читал, с Грейнджер не советовался, с Уизли… кстати, а как Уизли на твое доброе дело отреагировала?

— Расстроилась, — признался Гарри. — Я бы сказал, сильно. Не знаю, с чего она так.

— Я бы на ее месте тоже расстроился. — Малфой был и сильно озабочен, и страшно доволен чем-то. — Как мы выяснили пять минут назад, хорошо, что я тебе не жена.

— Почему? — За прошедшее время Гарри успел выяснить, что лучший способ вытянуть что-либо из Малфоя — не проявлять к этому интереса и вопросы задавать как бы из вежливости. — У меня еще земляничное варенье есть, хочешь?

— Не хочу. Поттер, обмен кровью у магов — очень серьезный, очень ответственный и, э-э, практически неотменимый ритуал. Поэтому на него мало кто решается. — Малфой говорил, как по писаному: быстро и гладко. Гарри представил, как отец заставлял его, еще дошкольника, зазубривать наизусть эти тяжеловесные тексты. — Отдавая другому волшебнику свою кровь, ты не просто делишься с ним физической составляющей; ты делишься с ним своей силой. То есть дело не только в том, что в его жилах будет бежать твоя кровь, но и его магия тоже изменится — она будто напитается твоей силой, понимаешь? Нет, Поттер, не понимаешь, — перебил он себя. — Не знаю, как там у магглов, но у магов обмен кровью создает симбиоз…

— О, — сказал Гарри. — Гилденстерн тоже про это говорил.

— Так надо было слушать. — Малфой, похоже, был уверен, что Гарри этого не сделал; собственно, он был прав. — Я попытаюсь сформулировать попроще: Снейп теперь зависит от тебя физически, магически и эмоционально. Понятно, чего он так бесится.

— Подожди, — Гарри потер лоб. — Ты сейчас сказал, что Снейп без меня жить не может, что ли? В прямом смысле слова, я имею в виду?

— Примерно. — Малфой смотрел в потолок и наслаждался ситуацией. — Может, но не долго и не очень радостно. Думаю, на последнее обстоятельство он бы наплевал, но вот первое все портит.

— А два дня — это существенно? — с тревогой спросил Гарри, уже представляя, как Снейп в очередной раз умирает на пыльном полу, потому что не хочет быть обязанным жизнью человеку по фамилии Поттер. — И почему мне никто ничего не сказал?!

— Так Гилденстерн же говорил, — удивился Малфой.

— Ты бы его слышал! Скучнее Биннса. Когда его слушаешь, думаешь только об одном: он закончит в этом году или елку можно не наряжать? И ты не ответил: мне сейчас аппарировать к Снейпу или есть время налить тебе еще чаю?

— Не откажусь. — Малфой протянул пустую чашку. — Нет, он и пару месяцев без тебя протянет, просто к концу этого срока все придется начинать заново: кормление с ложечки, реабилитация, возвращение склочности, отряхивание праха этого дома с ног своих…

Гарри схватился за голову.

— И это на всю жизнь? Малфой, где ты был раньше?

— Ну, я тебя очень поддерживал, — невозмутимо сказал Малфой. — Я считал, что ты совершаешь очень героический, бескорыстный поступок. Я же не знал, что это просто сдуру.

— Да не сдуру! — Гарри хлопнул ладонью по столу. — Я просто хотел помочь. У магглов такая процедура — все равно что стаканом воды поделиться. Я же не знал, что у магов все так сложно!

— Вот поэтому магглокровок и нельзя близко подпускать к настоящей магии, — начал Малфой и замолк, осознав, что ступил на очень скользкую почву. — Я хотел сказать…

— Мало тебе досталось. — Гарри покачал головой. — Не всю дурь выбило. Ну и как часто я должен проводить время со Снейпом, чтобы тот продолжал радовать нас своим присутствием в этом мире?

— Для полноценного существования — два-три часа в день. Гилденстерн же говорил.

— Я повешусь, — простонал Гарри. — Кстати, что будет со Снейпом, если я повешусь?

— Болезнь начнет прогрессировать. Он переживет тебя месяца на два, максимум — на три.

— Значит, у меня появился хоть один способ досадить ему, — пробормотал Гарри. — Хоть какая-то польза. — Неожиданная мысль пришла ему в голову. — А если он умрет первым? Не от последствий яда, от других причин? Что тогда будет со мной?

— Понятия не имею. — Малфой заглянул в опустевшую чашку. — Наверное, ничего. Я ж говорил: ритуал проводили редко, материала для исследований кот наплакал, особенно учитывая, что участниками ритуала обычно бывали очень близкие родственники, не горевшие желанием рассказывать о себе всяким целителям. Это ты у нас, Поттер, исключение: спасаешь всех, кого придется. Герой.

— Шел бы ты домой, Малфой. — Гарри продолжал сидеть все в той же позе. И без того взъерошенные волосы теперь напоминали неухоженного клубкопуха. — Мне надо подумать.

— Думай, — согласился Малфой. — Хотя теперь-то чего уж. Раньше надо было думать.

Он замялся на пороге кухни, потом обернулся.

— Гарри, имей в виду — я бы тоже это сделал. Просто моя кровь не подошла. — На его лице вдруг проступила усталость, глубокая, застарелая. — Если тебе понадобится какая-нибудь помощь — обращайся.

— Спасибо, — кивнул Гарри. — Обращусь. Вот понадобится веревку намылить…

Малфой улыбнулся на одну сторону и ушел. Гарри посидел еще немного, натянул на лицо улыбку и поднялся наверх. Джинни уснула, пока ждала его. Гарри посмотрел на нее, жалея будить, потом осторожно прилег рядом. Все равно ему сейчас было не до секса — он мог думать только о Снейпе и этой внезапно выявившейся связи между ними. На него словно цепь повесили: тяжелую, рассчитанную на волкодава цепь. И рука сама тянулась потереть шею, проверить: а вдруг показалось, вдруг и нет никакой цепи. Но она была, и только одно странным образом успокаивало: человек, находившийся на другом ее конце.

***

После обеда Гарри направился на Спиннерз-энд. Он долго колебался: в одну минуту ему не терпелось сорваться с места немедленно, в следующую, представив прием Снейпа, — никогда туда не ходить или пойти, когда профессор уже будет не в силах разговаривать. Но он понимал, что все эти размышления бесплодны, что все равно сделает то, что должен; и когда Джинни отправилась к матери, Гарри аппарировал к Снейпу. Спиннерз-энд выглядел так гадко, как только могут выглядеть рабочие кварталы большого города. Гарри представил, как растет среди того запущенно-урбанистического пейзажа и на секунду согласился со Снейпом в том, что Привит-драйв была не худшим вариантом.

Магическую защиту он почувствовал в десятке ярдов от дома. Она не была серьезной: рассеивающие внимание чары и, похоже, что-то, предупреждающее о появлении врагов. Слабый фон легко было не заметить, но теперь Гарри не сомневался, что Снейп окажется предупрежден о его приходе. Интересно, воспользуется ли он возможностью сбежать — через камин или с помощью аппарации — или все же откроет дверь? Впрочем, сообразил Гарри, откуда Снейпу знать последние новости? Малфой ему ни о чем не сообщил, в этом Гарри был уверен. Значит, Снейп считает, что Гарри в очередной раз свалял героя, накинув цепь себе на шею. И. значит, он не будет прятаться, а со всей доступной ему убедительностью постарается уговорить Гарри свести их общение к минимуму, раз уж иначе невозможно. Существовал и другой вариант: Снейп мог попробовать избавиться от него наиболее радикальным способом: устранив саму причину визитов; но Гарри надеялся, что до этого не дойдет. Точнее, он хотел верить, что Снейп не настолько желает избавиться от него, что готов для этого избавиться от себя. Воодушевленный такими рассуждениями, Гарри постучал в обшарпанную, местами рассохшуюся дверь, и в последний момент подумал: а что вообразил себе Снейп, когда Гарри два дня не появлялся у него?

Снейп открыл — в черном домашнем, рукой указал куда-то в сумрак. Гарри осторожно прошел по темноватому коридору и очутился в такой же темноватой гостиной. Снейп, по-прежнему молча, указал ему на кресло. Гарри сел, чувствуя себя очень неуютно.

— Извините, что я не приходил вчера… и позавчера тоже, — сказал он. — Вы опять не можете разговаривать, да?

— Почему же? — спросил Снейп нормальным, хотя и глуховатым голосом. — Могу. Но не хочу.

Он удивительно умел одной фразой, а порой и одним словом вывести Гарри из себя и заставить заговорить о том, о чем лучше было вообще не вспоминать.

— Вы мне до сих пор должны, — напомнил Гарри. — То, что вы мне наговорили на Гриммо, не то что на ответы — на разговор не тянет.

— А я, пожалуй, предпочту остаться вам должным, — сказал Снейп. — Вам вся Англия должна, ну так и я не буду исключением.

— А вы завидуете, да? — с вызовом спросил Гарри. — Англия вообще-то и вам должна, только об этом почти никто не знает. Вы тогда орден Мерлина хотели — а теперь? Признания? Фотографий на первой полосе? Поста в министерстве?

— В Хижине я уже смирился с тем, что не выживу, — на удивление спокойно ответил Снейп. — Но тут, как всегда, вмешались вы, Поттер. Желания успели умереть, а я нет. Я ничего не хочу, Поттер; заметьте, я даже не прошу, чтобы вы оставили меня в покое. Мне все равно.

— Это потому, что меня два дня не было, — пояснил Гарри. — Эмоциональные реакции притупились.

Он перехватил удивление, мелькнувшее во взгляде Снейпа.

— Гилденстерн мне кое-что рассказывал перед процедурой, — сказал он. О том, что слова целителя стали понятны ему только сейчас, Гарри предпочел не распространяться.

— А знаете, Поттер, неплохой режим, — проговорил Снейп. — Если вы будете приходить ко мне не ежедневно, а всего лишь пару раз в неделю, я, пожалуй, даже смирюсь с вашими визитами: точнее, у меня не возникнет желания спорить с вами по этому поводу.

— Правда? — обрадовался Гарри. — Ну вот и замечательно! — Он даже не ожидал, что все получится так легко. Два визита в неделю — это же мелочи, даже Джинни ругаться не будет. И в школе поймут…

— Замечательно? В этом нет ничего замечательного! — Крик Снейпа оглушил Гарри, будто гром. — Вы же можете управлять мной, как зельем на огне! Можно довести до кипения, можно поддерживать тепло, можно просто отставить в сторону, если некогда, и подогреть потом! Я не сталкивался с чем-нибудь более омерзительным в своей жизни, а я сталкивался со многим!

Он стоял в отдалении, но Гарри казалось, что Снейп нависает над ним, как черная грозовая туча.

— Знаете что! — Он не заметил, что поднялся на ноги и что тоже кричит. — Вы… вы меня достали! Вы называете омерзительным спасение жизни, пусть даже вашей! Это несправедливо! Я сделал все, что мог, и на ваше «спасибо» не рассчитывал, но это перебор даже для вас! Вы ублюдок, Снейп, не понимаю, что мама в вас нашла!

Снейп замер, словно соляной столб, но Гарри не собирался отступать ни на шаг. Он сжал кулаки и не сводил глаз со Снейпа, будто пытался заавадить его взглядом. Комнату слегка потряхивало — или потряхивало самого Гарри, он не мог понять.

— Потому что она умела видеть, Поттер, — неожиданно нормальным голосом сказал Снейп. — Она умела видеть то, что никогда не увидите ни вы, ни я.

У Гарри защипало в носу.

— Расскажите, — попросил он. — Пожалуйста.

Снейп чуть заметно кивнул.

Он вернулся домой, когда за окном уже темнело, чувствуя себя так, словно прожил за эти часы целые годы. На улице прошел дождь, которого они не заметили за разговором, и Спиннерз-энд, умытая и посвежевшая, в ободке радуги, показалась Гарри куда менее унылой.

Глава 3

— Да, конечно. — Гарри с энтузиазмом кивнул и вздрогнул, когда блюдо с фруктами тяжело подпрыгнуло и стукнулось об стол.

— Да, конечно? — прищурилась Джинни. — Я только что предложила тебе не заканчивать школу, а вместо этого подрабатывать проституцией в Лютном и жить в свое удовольствие, и ты мне отвечаешь «Да, конечно»?

— Прости, — Гарри потер лоб. — Я слегка задумался.

— Ты слегка заснейпился, Поттер.

— Не преувеличивай.

— Даже не думаю. Гарри, — она присела боком на стул и поймала его взгляд, — ты даже не замечаешь, как много времени проводишь с ним. Два-три часа? Пять, порой шесть, а когда меня не бывает здесь, ты дни напролет торчишь на Спиннерз-энд!

— Ну, я бываю не только там, — возразил Гарри. — Я захожу к Джорджу, готовлюсь к учебе. Вчера купил новый учебник по истории магии. Они здорово переработали его за лето, даже удивительно.

— Не верю, что тебе это действительно интересно.

— Но это правда! — воскликнул Гарри, может быть, жарче, чем следовало. Ему было интересно — и в то же время Джинни даже не представляла, насколько он далек от учебников, предстоящего выпускного курса, квиддича и выбора профессии. Было смешно думать об оценках и снятых баллах, когда еще несколько месяцев назад они прятались в лесу и думали о том, как выжить и, возможно, победить. Разве можно было всерьез волноваться из-за выпускных экзаменов, когда чудовищная змея, сбрасывающая кожу давно умершей женщины, все еще снилась ему в коротких и ярких, как Инсендио, кошмарах? Гарри не придумал, чем он хочет заниматься в жизни; но вряд ли он мог сделать что-то важнее того, что уже было сделано. Нет, он, конечно же, не считал свою жизнь конченой; но она слишком бурно началась. Он хотел бы объяснить это Джинни, придумывал слова, выстраивал речь, но когда открывал рот, все рассыпалось. Объяснение было таким объемным и всеобъемлющим, что не укладывалось в слова. Теперь Гарри начал понимать нежелание Снейпа разговаривать о чем бы то ни было. В жизни существовали вещи, не проговариваемые вслух. Гарри знал только одного человека, который умел говорить об этом. «Любовь — самая сильная магия, Гарри», — прозвучало в ушах. Гарри не знал никого, кто мог бы произнести вслух такую банальную фразу — и при этом не выглядеть искусственно и пошло.

У него самого это ни за что не получилось бы.

Поэтому он молчал. А разговаривал — только со Снейпом. Оказалось, что того стоило только надколоть, как сырое яйцо, — и заклеить трещину снова уже невозможно. Гарри обжился в его скорлупе, выяснил, что изнутри все выглядит не так уж страшно, как кажется, — или гораздо более страшно, это уж как посмотреть, — и с интересом необъективного исследователя, чья судьба тесно связана с изучаемым объектом, принялся постигать открывающийся ему мир.

— И тебе это нравится? — спросила Джинни, когда он однажды немного приоткрыл и ей дверь туда. Гарри пожал плечами.

— Я хочу это знать.

На самом деле — и это тоже сложно было объяснить кому-либо — он не оценивал рассказы Снейпа как нравящиеся или не нравящиеся. Это было совсем другое. Он даже не мог сказать, получает ли удовольствие от этого общения. В свое время он хотел получить от Снейпа живую картинку: детство и юность Лили Эванс, ее семья, компания Мародеров. В результате он получил Северуса Снейпа: такого, каким его, наверное, не видел никто, разве что Дамблдор. Да и в нем Гарри сомневался, услышав, что директора удивило сказанное Снейпом «всегда». Гарри — теперешний Гарри — скорее бы удивился обратному.

Он словно очнулся, когда пришла пора ехать в Хогвартс. Джинни шутила над тем, что догнала его и теперь они получат аттестаты в один день. Рону, кажется, было все равно: их с Гермионой отношения настолько явно шагнули вперед, что не увидеть этого мог бы только слепой. Они держались как приятели, но трудно было не почувствовать себя лишним в этом купе. Гарри подумал, что с удовольствием поболтал бы сейчас с Малфоем — в последний месяц они виделись не так часто, как в начале лета, — но он не мог оставить Джинни. К счастью, она тоже почувствовала неловкость и, тряхнув волосами, бодрым тоном сообщила, что пойдет навестить подруг из Хаффлпаффа и Рейвенкло. Это дало Гарри прекрасную возможность покинуть купе вместе с ней. Он не сомневался, что Рон и Гермиона вздохнули с облегчением, когда Гарри закрыл за собой дверь.

Малфой показался каким-то своим, привычным. Они вышли в коридор, провожаемые любопытствующими взглядами. Мир разительно переменился, но общение Поттера и Малфоя даже в этом новом мире воспринималось нонсенсом. Гарри ухмыльнулся.

— Как он там? — спросил Малфой. — Ты будешь его навещать?

— Макгонагалл разрешила дважды в неделю, — кивнул Гарри. — Я надеялся, что он сможет преподавать, но, видимо, не раньше следующего семестра. Жаль, было бы намного проще.

— А как ты? — спросил Малфой.

— А что? — Гарри глянул на него. — У меня все нормально.

— Ты как-то изменился.

— Так все изменились, Малфой.

— Да, наверное. Мне кажется, наш седьмой курс будет самым спокойным за все годы обучения.

— Пожалуй, что так, — согласился Гарри. — У меня точно нет никакого желания влезать в приключения. В любые.

— А знаешь, по тебе видно. Ты выглядишь… уставшим.

— Это хорошо, — глубокомысленно заметил Гарри. — Может, будут не так сильно гонять на уроках.

— А я хочу, чтобы гоняли, — признался Малфой. — Чтобы времени не оставалось ни на что другое. И чтобы выпуск был обычный. С наряженными родителями, пьянкой в Хогсмиде и клятвами в вечной дружбе.

— В этом я тебе хоть сейчас могу поклясться, — хмыкнул Гарри. — Оказывается, стоило тебе перестать быть засранцем, и ты оказался нормальным человеком.

— Поттер, когда ты уже отучишься раздавать клятвы направо и налево? Хватит с тебя Снейпа. Можешь просто пожать мне руку. Иногда этого достаточно.

— Хорошо, — сказал Гарри. Они повернулись друг к другу и торжественно, неторопливо обменялись рукопожатием.

— Скитер не хватает, — заметил Гарри. — Чтобы запечатлела на колдокамеру этот великий момент.

— Ага, — согласился Малфой. — И тиснула на первую полосу со статейкой вроде той, что она написала про Дамблдора и Гриндевальда.

— Не напоминай, — поморщился Гарри. — Я все еще думаю выкупить все напечатанные экземпляры и попрактиковаться в Инсендио.

— Шутки у тебя стали какие-то слизеринские, — заметил Малфой. — Может, перейдешь на наш факультет? Украсишь список выпускников Слизерина девяносто девятого года.

— Нет уж, Малфой. Украшай его сам. Будешь бантиком. — Он похлопал Малфоя по плечу, а потом в неожиданном порыве обнял и ничуть не удивился тому, что Малфой воспринял это как должное. Почему-то Гарри не сомневался, что Малфой понимает его чувства: как высказанные, так и недосказанные. И еще его не покидало ощущение, что только они двое — по-настоящему взрослые в этом поезде.

***

Хогвартс был странно безлюден и тих. Домовики привели его в порядок, но полностью уничтожить следы войны не сумели. Наверное, для этого требовалась иная магия или просто время.

Спальня казалась меньше, чем помнил Гарри, и Большой зал тоже как будто усох. Его удивительный потолок больше не отражал небо — он теперь был обычным камнем. Однако если присмотреться, на камне то тут, то там можно было заметить рисунок звезд или облаков — следы изначальной магии. Макгонагалл говорила, что со временем зал постараются привести в первоначальный вид, но по ее тону Гарри с легкостью понял, что вероятность этого крайне мала. Было удивительно, что Гермиона не заметила столь очевидной неуверенности директора. Гарри списал эту рассеянность на то, что справа сидел Рон и шептал что-то Гермионе на ухо.

Он побывал на стадионе, у Хагрида, даже в теплицах, прежде чем пойти к могиле Дамблдора. Восстановленная и тщательно ухоженная, она не выглядела могилой — скорее, мемориалом Битве. Гарри провел пальцем по четкому ребру мраморной плиты. Чувство невосполнимой потери охватило его с новой силой. Теперь он знал не только «своего» Дамблдора: мудрого, уставшего и ждущего последней битвы, но и того, другого, из рассказов Снейпа — более жесткого, более решительного и менее человечного. Гарри действительно не любил Скитер — она была неважным человеком; но она была хорошим репортером, и поэтому он собирался перечитать книгу, которую недавно намеревался предать огню. Как и к Снейпу, к Дамблдору у Гарри было много вопросов, однако задать их сейчас было некому — разве что портрету. Но беседовать с масляной копией директора Гарри собирался, лишь вооружившись изложенной Скитер информацией: как фактами, так и домыслами. Он сомневался, что узнает многое; но хотел узнать хоть что-то.

Зельеварение по-прежнему вел Слагхорн, немного похудевший и заметно постаревший. Из-за объединения шестого и седьмого курсов группы стали больше, но ненамного — доучиваться в Хогвартс вернулись не все, поэтому факультеты по-прежнему объединяли на занятиях. Гарри поздоровался с Малфоем, заметив краем глаза, что их спокойное общение производит впечатление на остальных, и порадовавшись этому: сейчас он меньше всего хотел межфакультетских склок и сражений. Зельеварение, которое он выбрал для изучения с учетом возможного выбора профессии аврора, на седьмом курсе было больше исследованием, чем обучением. Слагхорн кратко описал предстоящую им деятельность: самостоятельные работы, эксперименты с зельями, изучение свойств ингредиентов, создание рецептур для зелий с заданными свойствами. Последний пункт очень заинтересовал Гарри. Он задержался после урока и подошел к Слагхорну, чтобы обсудить список зелий, которые он хотел бы попробовать приготовить. Разговор занял почти час. Гарри и не заметил, как прошло время: ему показалось, что они говорили не более десяти минут.

— Удивительно, что, при всех катаклизмах, которые вам довелось пережить в прошедшем году, вы сохранили ясный ум и столько интереса к знаниям, Гарри, — с уважением заметил Слагхорн. — Не знай я всего, я бы поклялся, что вы регулярно посещали библиотеку и прочли несколько хороших трактатов по зельям.

Гарри знал за Слагхорном привычку к лести и не принял его слова всерьез.

— Какие там трактаты, — улыбнулся он. — Просто я много разговаривал с профессором Снейпом.

— Да-да, — подхватил Слагхорн воодушевленно. — Вы поступили замечательно, мой мальчик, просто замечательно! Надеюсь, профессор Снейп по достоинству оценил…

— Простите, сэр, — перебил его Гарри, — не могли бы вы не называть меня так? Понимаете, это было любимое обращение профессора Дамблдора…

— Ну конечно же! — всплеснул руками Слагхорн. — Простите, Гарри, подобное отсутствие такта мне обычно несвойственно, но разговор с вами крайне взволновал меня. Я постараюсь помнить, что некоторые обыденные вещи стали болезненными для наших учеников и учителей. Ах, как многое изменилось в этих стенах, как многое еще придется изменить…

— Да, профессор, — кивнул Гарри. На самом деле его мало задело обращение Слагхорна; он просто не хотел, чтобы тот говорил о Снейпе. Гарри словно раздвоился: с одной стороны, он не хотел, чтобы Снейпа забыли, будто его и не было, — это было слишком явной несправедливостью; с другой, упоминания о нем раздражали — ни одно из них, даже самое мимолетное и нейтральное, не соответствовало тому Снейпу, которого Гарри узнал этим летом, не было подлинным и настоящим, а значит, не имело права на существование. Снейпу могло быть все равно — но Гарри все равно не было. Но он понимал, что вложить в голову каждому то понимание Снейпа, которое теперь было доступно ему, невозможно никаким, даже магическим образом; и поэтому предпочитал молчание о Снейпе разговорам о нем. Последние он мог вести без раздражения только с Малфоем и еще — с портретом Дамблдора.

Разрешения поговорить с бывшим директором Гарри попросил у Макгонагалл далеко не сразу. Директор уже стала смотреть на него с немым вопросом в глазах: несомненно, она ожидала, что Гарри захочет пообщаться с наставником сразу по приезде или чуть позднее. Возможно даже, она обсуждала это с портретом. Но дни шли, а Гарри все еще не считал себя достаточно готовым к полноценному разговору, а не болтовне на отвлеченные темы, которой Дамблдор мастерски придавал оттенок многозначительности. Теперь Гарри научился отличать одно от другого и мог только удивляться собственной прежней слепоте.

Ноябрь выстуживал коридоры школы, когда Гарри подошел к Макгонагалл в Большом зале и попросил разрешения провести вечер в ее кабинете. Макгонагалл выслушала его более чем благосклонно, сообщила пароль и позволила оставаться наедине с портретом столько, сколько понадобится. Вечером, поднявшись по короткой лестнице — пароль был «Валериана симплицифолиа», что немало позабавило Гарри, — он обнаружил, что в камине разведен огонь, и небольшое помещение успело достаточно прогреться. Гарри тронула такая забота. Он зажег свечи, и тени побежали по углам, прячась от глаз.

— Добрый вечер, Гарри, — прозвучал знакомый голос, и Гарри будто вернулся в свои первые школьные дни.

— Профессор Дамблдор, — произнес он и замолчал от того, что перехватило горло.

— Ты не спешил прийти. — Дамблдор сидел в кресле, в глубине картины плясало в камине пламя, сбоку виднелся большой шкаф, набитый книгами, а с другой стороны за рамой пряталось что-то, напоминавшее прутья большой клетки. Гарри ахнул.

— Профессор, неужели это?..

— Да, Гарри. — Дамблдор с улыбкой взмахнул палочкой и передвинул клетку в пределы видимости Гарри. — Я не мог не попытаться. Мне было очень грустно без Фоукса, и я попросил художника попробовать изобразить его. Знаешь, мальчик оказался гениальным. У него получилось. Я не радовался так с тех пор, как узнал, что ты справился. Справился с задачей, которую я, по правде сказать, уже считал невыполнимой.

— Я справился с ней не один, — поправил его Гарри. — Если бы мне не помогали, я не смог бы ничего сделать.

— Я знаю, Гарри. — Дамблдор снял очки, протер и снова водрузил на нос. — Ты так вырос, мой мальчик, стал совсем взрослым. И очень напоминаешь мне кого-то.

— Маму? — с улыбкой спросил Гарри. Дамблдор покачал головой.

— Нет.

— Тогда отца? — предположил Гарри. Директор снова сделал отрицательный жест.

— Нет, Гарри. Я пока не могу ухватить воспоминание. Возможно, оно всплывет позже. Расскажи же пока, как ты живешь, счастлив ли ты и почему пришел ко мне не сразу? Тому ведь есть причина, не так ли?

— Все хорошо, профессор. — Гарри казалось неудобным подвинуть к портрету кресло, поэтому он отошел назад и сел на край директорского стола, подумав, что Дамблдор его не осудит. — Я живу в доме Сириуса, почти привел его в порядок, Джинни помогает мне. Подружился с Драко Малфоем.

— Не представляешь, как я рад это слышать, Гарри. — Лицо старого директора словно осветилось. — Я никогда не считал, что Драко пропащий человек, даже при том воспитании, что ему дали. И мне приятно знать, что он вышел на верную дорогу. Вы так радуете меня, мои мальчики… в конце концов вы всегда меня радуете.

— А не приходил я потому, что хотел задать вам несколько вопросов, — закончил Гарри. Дамблдор глянул на него пронзительно.

— Не приходил, потому что хотел поговорить? Любопытное объяснение, Гарри. Не сомневаюсь, что ты сказал это не только из желания побаловать меня парадоксами.

— Не только. — Гарри вынул из сумки «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора» и положил на стол рядом с собой. Он не сомневался, что директор узнал книгу, несмотря на расстояние и неяркий свет.

— Так о чем же ты хотел спросить меня, Гарри? — Дамблдор казался спокойным, но по каким-то неуловимым переменам в лице Гарри догадался, что спокойствие это сейчас во многом искусственное. Дамблдор был… встревожен? «Нет, — возразил себе Гарри, — это не тревога. Скорее неудовольствие и нежелание вспоминать о каких-то очень неприятных вещах. Нежелание делиться ими». Он вспомнил, сколько раз замечал подобное выражение на лице Снейпа. Эти двое предпочитали хранить прошлое в сундуках, надеясь, что никто не полезет в них копаться. Однако трудно было уберечься от вездесущего внимания Риты Скитер — как и от любопытства Гарри Поттера. И Гарри не было за это стыдно. Может быть, он и не имел права знать, но в своем праве задавать вопросы был уверен.

— Я не буду спрашивать о вашей сестре, не беспокойтесь, — предупредил он. — Мне кажется, она была чудесным человеком. А ваш брат… ну, это ваши семейные дела, не так ли? Я могу это понять, я ведь рос с Дадли. На первый взгляд, ничего общего, но если хорошенько подумать, он тоже не раз и не два мечтал расквасить мне нос. Просто за то, что я не такой, как он. Ему казалось, что я зазнаюсь и считаю себя выше него, потому что учусь в особой школе и умею делать особые вещи. В общем, я не буду вас об этом расспрашивать.

Он открыл книгу на той странице, где была известная ему до мельчайших деталей колдография.

— Ты хочешь поговорить о Геллерте, — произнес Дамблдор, не столько спрашивая, сколько утверждая.

— Да, — согласился Гарри. — О том, почему вы не встречались с ним после происшествия в Годриковой Лощине и до роковой дуэли, почему не убили тогда и почему до сих пор называете его по имени.

— Хорошие вопросы, Гарри, — кивнул Дамбдлор. — С какого же начать?

— Сначала, — посоветовал Гарри. — С самого начала.

Он очень уважал Дамблдора, но не собирался позволять ему играть словами и ускользать от ответа.

— Тогда начнем с самого простого, — улыбнулся тот. — Я называю Геллерта по имени, потому что теперь это снова стало возможно. Я не мог говорить и думать о нем иначе, чем о Гриндевальде, потому что это было имя врага. Но смерть отпускает большинство грехов оставшимся в живых, и умершего Гриндевальда я вновь могу считать своим другом.

— Здесь, — Гарри хлопнул ладонью по страницам, — говорится, что вы считали его не только другом. Это правда?

Дамблдор на секунду прикрыл глаза.

— Почему это интересует тебя, Гарри?

— Мне кажется, это связано с моими первыми двумя вопросами, — напрямую заявил Гарри, стараясь не опустить глаза под взглядом Дамблдора.

— Ты считаешь, что я не смог убить человека, потому что любил его, — медленно произнес Дамблдор. — Что тебе больше хочется услышать, Гарри: подтверждение или какое-то иное объяснение произошедшего?

— Правду, — сказал Гарри. — Сейчас я хочу правду.

— Правда — понятие сугубо индивидуальное. Я могу рассказать тебе о своей правде, Гарри. Принять ее или нет — твое дело.

— Разумеется.

— И все-таки ты мне кого-то напоминаешь, — проговорил Дамблдор. — Что ж, я расскажу тебе о некоторых малоприятных вещах, Гарри, о вещах, которых стыжусь до сих пор. Начать с начала, сказал ты… Что ж. начнем.

Был яркий день, но для Альбуса Дамблдора давно уже ничто не казалось ярким. С тех пор, как он прибыл в Годрикову Лощину, дни тускнели на глазах, и, пожалуй, недолго следовало ожидать того времени, когда они сольются в единую серую ленту, в унылую реку, течение которой уже ничто не сможет нарушить. Именно об этом прискорбном будущем размышлял Альбус, когда впервые увидел человека, изменившего течение этой реки раз и навсегда.

Геллерт Гриндевальд не знал страха, нерешительности и слова «нет». Он увлекал — во всех смыслах слова. Альбус никогда не был склонен бездумно следовать за другими, пусть даже более взрослыми и умными, однако за Геллертом он шел — сомневался, опасался, но шел. Иногда он даже задумывался — уж не в Гаммельне ли родился этот золотоволосый дудочник?

Они познакомились, сошлись, сдружились — а после оказалось, что дружбы обоим недостаточно, повернуть же назад было просто немыслимо. Тогда дни и ночи слились воедино, и их сверкающая круговерть остановилась, только когда Ариана рухнула на пол неухоженной комнаты, и трое уставились на нее, разом став из треугольника — тремя отрезками непересекающихся прямых.

Аберфорту не нужно было доказывать брату его вину — Альбус и так знал ее, знал ее свинцовую тяжесть и свинцовую же мерзость. Он прожил с этим бесконечно долгую и бесконечно одинокую ночь, и в самый глухой час принял решение.

Он знал, что Аберфорт не пропадет. Он знал, что мир ничего не потеряет.

Он не знал только, что Геллерт придет проститься.

Он очнулся, чтобы, как в тумане, увидеть повернутое к нему лицо Геллерта и тонкую алую дугу, соединяющую их руки. Их вены.

Геллерт ушел, не дожидаясь, пока Альбус придет в себя. Может быть, он думал, что Альбус ничего не запомнил.

Но Альбус помнил все, как бы он ни хотел вычеркнуть из памяти те недолгие месяцы. И он избегал столкновения с Гриндевальдом до последнего — а когда этот последний миг наступил, все-таки не смог убить его. У них была общая магия, и она противилась этому.

А может быть, Альбус просто не смог по-настоящему пожелать смерти человеку, чья кровь текла в его жилах.

— Гриндевальд спас вас, когда вы пытались убить себя? — воскликнул Гарри. — Он отдал вам свою кровь?

— Так все и было. Никакая Скитер не могла узнать об этом. Ты, Гарри, — первый, кому я открыл эту тайну.

— Без целителей, в домашних условиях! Он ведь даже не знал, подойдет ли вам его кровь! Вы оба могли умереть!

— Геллерт любил рисковать, — улыбнулся Дамблдор.

— Но, профессор, разве вам не нужно было постоянно видеться с Гриндевальдом, чтобы поддерживать магию ритуала? — ошеломленно спросил Гарри. Дамблдор покачал головой.

— Понимаешь, Гарри, у нас была не только, э-э, духовная связь. При неплатонических отношениях условия ритуала существенно иные.

— То есть если я пересплю со Снейпом, у меня освободятся два вечера в неделю?

— Гарри! — укоризненно воскликнул Дамблдор. — С профессором Снейпом! Ты ведь пока ученик и должен уважать даже бывших педагогов. И, кстати, почему ты собираешься с ним спать?

Гарри постарался как можно лаконичнее изложить ситуацию.

— Увы. — К концу его рассказа Дамблдор пришел в прежнее насмешливо-одобрительное расположение духа. — Акт любовного соития должен произойти до ритуала, а не после него. Сейчас все, что он тебе даст, — физическое удовольствие.

— Спасибо, — сказал Гарри. — Я уж как-нибудь обойдусь.

— Вот почему мне показалось, что ты на кого-то похож, — проговорил Дамблдор. — Ты напомнил мне Северуса.

— Вам показалось, — заверил его Гарри. — Значит, причиной ваших поступков служила магия, а не любовь?

— Не стоит так уж разделять эти понятия, Гарри. Магия или любовь Лили защитила тебя от смертельного проклятия? Однажды я уже говорил тебе, что любовь — сильнейшая магия, и не имеет значения, кого она соединяет. Ты не представляешь, Гарри, какие странные вещи может творить магия, объединившись с любовью.

— Да, наверное, — задумчиво сказал Гарри.

— Наверное? — Дамблдор нахмурился. — Гарри, тебе восемнадцать. Я думал, ты уже знаком с этим чувством — ощущением всемогущества любви.

— Не знаю, — Гарри пожал плечами. — Я люблю Джинни.

— Все еще случится, — успокаивающе произнес Дамблдор. — Все еще обязательно случится.

— Еще один вопрос, — в нетерпении наклонился вперед Гарри. — Вы случайно не знаете, как на нем отразилась ваша смерть? Простите, — добавил он, сообразив, что вопрос прозвучал не очень тактично.

— Ты ведь видел последние минуты его жизни глазами Волдеморта? — негромко спросил Дамблдор. — Геллерт никого тебе не напомнил? Не показалось, что он очень похож на кого-то?

— Нет… нет, пожалуй, — довольно уверенно ответил Гарри. — А что?

— Тогда от моего ответа, боюсь, не будет никакой пользы. Но ты приходи, если захочешь поговорить — или если что-то изменится в твоей жизни.

***

Но до Рождества ничего не изменилось. На каникулы Гарри отправился домой. Встретить праздник они с Джинни собирались в «Норе», а сочельник Гарри намеревался провести у Снейпа. На его взгляд, это было справедливо, и Джинни с ним согласилась.

Гарри купил пирог, апельсины и, после некоторого колебания, бутылку вина, решив, что формально он уже не только совершеннолетний, но и выпускник — ведь он должен был закончить Хогвартс в прошлом году, — а значит, распитие спиртного с профессором в любом случае не будет нарушением дисциплины. Он аппарировал на Спиннерз-энд и с некоторым волнением постучал в дверь, узнавая рисунок трещин на краске.

Снейп открыл быстрее, чем Гарри мог ожидать.

— Добрый вечер! — Гарри протянул ему пакет. — С наступающим Рождеством!

— И вас, Поттер.

— В честь праздника могли бы назвать и по имени, — сорвалось у Гарри с языка, пока он вешал куртку.

— Надо полагать, вы общались с Альбусом, — не оборачиваясь, произнес Снейп. Он уже стоял на кухне у стола и разглядывал вынутую из пакета бутылку.

— Я подумал, что нужно взять вино на всякий случай, — сказал Гарри, входя и занимая любимое место за столом, спиной к окну. — Откуда вы знаете, что я говорил с профессором Дамблдором?

— После разговора с ним у большинства людей просыпаются сентиментальные чувства.

— И у вас тоже? — Все-таки за время учебы Гарри немного отвык от тесного общения со Снейпом и теперь заново вживался в атмосферу их разговоров, всегда очень напряженную и изменчивую.

— И у меня, — признал Снейп. Гарри считал своей победой то, что теперь Снейп легко озвучивал вещи, о которых прежде не стал бы говорить. Это не означало, что тот стал открытым человеком. Просто беседовать с ним и понимать его стало немного проще, по крайней мере, для Гарри.

— Никогда не замечал за вами проявления сентиментальности, — заметил он.

— Сентиментальность, Поттер, это не всегда улыбка прошлого и милые воспоминания. Иногда она выражается в осознании того, что ты приложил достаточно усилий, чтобы сгладить слишком острые края осколков давних лет.

— Своеобразно, — согласился Гарри. Ему давно уже не приходило в голову жалеть профессора. Снейп все же был слизеринцем и тех, кто верил, будто он нуждается в жалости, исключал из круга доверительного общения моментально и навсегда. Гарри мог по пальцам одной руки пересчитать тех, кто задержался в этом круге.

— Рождество — один из самых сентиментальных праздников, придуманных людьми, — сказал Снейп, наблюдая, как Гарри зажигает свечи. — О чем вы думаете на Рождество, Поттер?

— Не знаю. Смотря где и как оно проходит. Живя у Дурслей, я каждый сочельник мечтал, чтобы оказалось, что мои настоящие родители живы, чтобы рождественским утром они постучали в дверь и забрали меня к себе, где обязательно будет стоять елка, а под ней подарки — для меня. В Хогвартсе… в Хогвартсе было здорово — помните тот обед, сэр, когда директор был в шляпе с цветами? Наверное, это было мое лучшее Рождество, потому что мне ничего не хотелось изменить. А у вас какое было лучшее Рождество?

— У меня его не было, — отрезал Снейп.

— Было, — сказал Гарри. — Все праздничные дни разные, они не могут быть одинаково плохи. Так какое же?

Теперь, когда он знал профессора настолько хорошо, что мог предугадывать некоторые его реплики, он уже не боялся сказать что-то не так и испортить ситуацию.

— Хорошо, — Снейп тщательно придавал идеальную форму пирамиде из апельсинов на большом блюде, — мое лучшее Рождество сегодня.

— Сегодня сочельник.

— Завтра я не буду праздновать. Поэтому — сегодня.

— Вы не напрасно предупредили меня насчет сентиментальности, — сказал Гарри. — Иначе при этих словах я бы попробовать обнять вас.

Снейп промолчал. Гарри встал, подошел к нему и неловко, но крепко обнял, немного сбоку, так что Снейпу наверняка было неудобно стоять. Но он не пошевелился и не попытался возразить.

— Еще немного, и вы будете смотреть на меня сверху вниз, Поттер, — сказал он. Гарри покачал головой.

— Я никогда не буду смотреть на вас сверху вниз, сэр.

Что-то звонко щелкнуло сбоку. Гарри опустил руки, оба обернулись. Из бока соснового стеллажа вырвалась зеленая ветка. Она еще покачивалась, в воздухе свежо запахло хвоей. Следом с таким же щелчком появилась вторая, потом третья.

— Дамблдор сказал бы, что это очень сильная магия, — заметил Гарри. — У вас есть чем украсить елку, сэр?

— Я поищу, — сказал Снейп и вышел. Его не было долго. От нечего делать Гарри принялся перебирать и разглядывать бумажки на столике для почты. Одна из них привлекла его внимание официальным видом и знакомым штампом в углу. «…Северус Т. Снейп приглашается …20 ноября 1998 года …для дачи показаний».

— Почему вас вызывали в аврорат? — крикнул он на весь дом. — Почему вы не рассказали мне об этом?

— Потому что вас это не касается, — сказал Снейп, появляясь в дверях — слишком быстро, чтобы поверить в то, что эта бумажка и вопросы Гарри для него не существенны.

— Меня касается все, что касается вас.

— Не преувеличивайте свою значимость, Поттер.

— Зачем вас вызывали? Из-за Дамблдора? Из-за Метки?

— Нет.

— Зачем? — Гарри был спокоен. Он не собирался позволять Снейпу уйти от ответа. Снейп тоже это понял.

— Это из-за нападений.

— Что?

— Меня дважды пытались убить.

— Что?

— Что слышали, — разозлился Снейп. — Один раз — арбалет-ловушка в Лютном, не хватило профессионализма, второй — яд в чайной пачке, не учли, что я распознаю его на вкус.

— А вы даже защиту не усилили, — растерянно сказал Гарри.

— Я усилил. Вы просто не почувствовали. Очевидно, отвлеклись на другие эмоции.

— Я ждал встречи с вами, — сказал Гарри.

Молчание было совсем не рождественским.

— Сегодня я останусь здесь, — наконец сказал Гарри.

— Нет, — возразил Снейп.

— Да. Я не могу быть с вами все время, но сколько смогу — столько и буду.

— Ваша девушка…

— Джинни поймет.

— Нет, — повторил Снейп. — Она не поймет и будет права. И никто не поймет.

— Да наплевать, — сказал Гарри. — Я не прощу себе, если с вами что-то случится.

— Вы не можете все контролировать.

— Почему? — Гарри схватился за голову. — Ну почему?

— Риторический вопрос, Поттер.

— Знаю. Пожалуйста, можно мне остаться?

Снейп покачал головой.

— Не нужно, Гарри. Что суждено, то суждено.

— Мне было суждено не дожить до двух лет.

— Вам суждено было выжить и победить. А мне — нет. Вы и так это уже изменили.

— Вы невыносимы, сэр. — Гарри сел за стол. — Давайте разрежем пирог.

Перед уходом — часы били полночь — он, уже одетый, сделал еще одну попытку.

— Может быть, вы все же передумаете?

— Нет. — Снейп мягко подтолкнул его в плечо. Он редко прикасался к Гарри и почти никогда первым. — Идите. Вас ждут.

Гарри вышел на темную, слабо припорошенную снегом улицу. Рождество в этом году пришло не зимним, было довольно тепло для декабря, и снега выпало совсем чуть. Даже мелькавшие кое-где разноцветные огни не создавали впечатления праздника, скорее казались вывешенными по ошибке. Гарри потоптался немного на месте, потом аппарировал в «Нору».

Спал он плохо и подскочил, едва за окном засерело.

— Ты куда? — сонно спросила Джинни. — Не терпится развернуть подарки?

— Да, да, — торопливо проговорил Гарри. — Спи.

Он выпил холодной воды, походил по кухне, а потом быстро накинул теплый плащ прямо на пижаму и аппарировал к дому Снейпа.

Ноги в тапочках замерзли, пока он колотил в дверь и требовал открыть. Снейп появился на пороге минут через пять, заспанный и непричесанный.

— С Рождеством, Поттер, — сказал он, наверняка желая сделать это язвительно — но не вышло.

— Профессор… Сэр… — Гарри прошел в гостиную, где еще не горел камин. — Пожалуйста, пойдемте со мной, встретим Рождество в «Норе». Вы же не хотите, чтобы я весь день просидел у вас под дверью? Я знаю все, что вы можете мне ответить, но пожалуйста!

— Не нойте, Поттер. — Снейп открыл шкаф. — Я пойду. Иначе мне целый день придется отпирать-запирать за вами дверь.

— Отлично, — сказал Гарри. — Просто замечательно.

Он не сомневался, что все пройдет хорошо. Так оно и было. А миссис Уизли сделала невозможное, убедив Снейпа остаться на ночь.

— Ну теперь-то вы успокоились? — спросил он наутро, когда Гарри прощался с ним на крыльце его дома, пообещав Джинни появиться на вокзале вовремя.

— Нет, конечно. Я буду спокоен, если вы все время будете рядом.

— Ваши желания отличаются нескромностью и несбыточностью, Поттер. — Снейп язвил, но ни словом, ни взглядом не торопил Гарри.

— Это мы еще посмотрим. — Гарри улыбнулся. — Черт, мне пора. Увидимся в среду.

— Конечно.

Его взгляд был последним, что увидел Гарри, аппарируя.

***

В поезде было шумно, пахло рождественскими сладостями и домашней выпечкой. Гарри влился в веселую толпу, затолкал в рот подсунутый Роном пирожок с яблоками и подумал, что последнее хогвартское Рождество оказалось не хуже, а даже лучше первого.

Он уже задремал под стук колес, когда страшная боль в груди заставила его согнуться пополам.

— Гарри, что с тобой? — Джинни сжала его плечо, Гермиона, побледнев, искала что-то в сумочке. Рон озирался в поисках невидимых врагов. Гарри не мог говорить, не мог даже вздохнуть толком. В нем что-то сломалось, сломалось серьезно, до хруста костей и привкуса крови во рту. Он махнул рукой, показывая, что еще жив и в здравом уме, и упал на колени, застонав от боли.

Его отпустило минут через десять, разом, как будто ничего и не было. Встревоженные друзья толпились вокруг, заглядывали в дверь купе. Гермиона решительно выставила всех, заявив, что Гарри нужен воздух, и помогла ему сесть.

— Как ты? — спросила она. Гарри обвел троицу взглядом. В глазах у всех застыло одинаковое выражение.

— Это не то, о чем вы подумали, — выдохнул он.

— Точно? — Рон был не склонен доверять словам, когда речь шла о темной магии.

— Совершенно точно, — без тени сомнения сказал Гарри. — Что бы это ни было, оно не имеет никакого отношения к Волдеморту.

— Тебе нужно будет показаться мадам Помфри сразу по приезде, — безапелляционно заявила Гермиона. Гарри кивнул.

— Все в порядке. Я просто посижу, приду в себя. Не обращайте внимания.

— Как скажешь. — Джинни продолжила с братом увлекательный спор о квиддиче, время от времени бросая на Гарри внимательные взгляды, а Гермиона уткнулась в книгу. Ее ладонь небрежно касалась руки Рона. Гарри наблюдал за ними с улыбкой, когда вдруг подумал: «А где же Поттер? И этот, второй, который утверждал, что вся его семья училась на Слизерине? И эта девушка с рыжими волосами — она ведь не Лили?»

Гарри вздрогнул. Это были не его мысли, не его чувства и не его воспоминания. Что-то вошло в него, и теперь его словно было двое. Гарри опустил глаза. Он не собирался никому сообщать об этом. Во-первых, однажды его уже объявляли сумасшедшим. А во-вторых, это была его тайна. Их тайна.

Через час они прибыли в Хогвартс.

Минерва Макгонагалл встретила их у ворот, и по ее лицу Гарри сразу понял, что произошло нечто плохое.

— Мне нужно поговорить с тобой, Гарри, — сказала она, кладя руку ему на плечо.

В кабинете она усадила Гарри за стол и налила чаю. Ее руки подрагивали.

— Час назад нам сообщили… — Она помолчала, собираясь с силами. — …Нам сообщили о гибели профессора Снейпа.

Гарри опрокинул чашку, чай пролился на белоснежную скатерть.

— Кто? — спросил он. Он был уверен, что Снейпа убили.

— Его сбила машина на переходе. За рулем был маггл. Это случайность, Гарри. Никаких признаков убийства. Аврорат ведет расследование, но они не сомневаются, что это просто случайность.

Гарри поднял чашку и аккуратно поставил на блюдце.

— Можно, я побуду один, директор? — спросил он.

— Конечно, Гарри. — Макгонагалл задержалась — наверное, хотела погладить его по голове, но не решилась и вышла. Гарри прислушался к себе. Гибель Снейпа была ужасным событием, но нахлынувшая скорбь была лишь слабым подобием того горя, которое должно было его охватить.

Вот здесь он когда-то лечил полусожженную старинной магией руку профессора Дамблдора, здесь позднее сидел в директорском кресле и старался защитить Хогвартс от сторонников Лорда, словно в насмешку называвших себя педагогами… Здесь подружился с Фоуксом и устроил погром после смерти крестного…

Он помнил все. Они помнили все.

Скорби не могло быть там, где была жизнь.

Гарри поднялся и пошел к двери, попутно поздоровавшись с Дамблдором.

— Рад тебя видеть, Гарри, — ответил тот, возясь с Фениксом. И, чуть замешкавшись, добавил: — И тебя тоже, Северус.

Гарри обернулся.

— Откуда вы?..

— Это очень непросто, — добродушно сказал Дамблдор. — Но я слишком люблю вас обоих, чтобы не заметить, что вас теперь двое.

— Вы нам тоже нравитесь, — нахально ответил Гарри и вышел из кабинета.

— Не самый плохой исход, — пробормотал Дамблдор вдогонку. — К тому же у них много общего: оба чтят память Лили Эванс и совершенно равнодушны к лимонным долькам.