Новый мир

Пролог

– Смотри, это одна из них! – парень осторожно раздвинул ветви раскидистого дуба, открывая обзор сидевшей рядом с ним девушке. – Только не высовывайся далеко, не нужно, чтобы они заметили нас раньше!

– Не учи, – бросила девушка, продвигаясь чуть вперед по толстому суку. – Как ей это удается?! – ахнула она в следующий момент.

Они сидели на дереве, надежно скрытые от посторонних глаз густыми ветками и наблюдали за берегом озера. Погода стояла ветреная, холодные волны, прилично разогнавшись, накатывали на песок, не доходя каких-то пары десятков метров до высившихся под деревьями остатков бетонного строения. Хрупкая девушка с длинными кудрявыми волосами стояла у самой кромки воды, так, что, будь ветер чуть посильнее, ее бы тут же смыло. Но ее, казалось, это нисколько не заботило. Она хмуро смотрела на разбушевавшееся озеро, будто бы что-то прикидывая.

Из дверного проема разрушенного домика показался высокий, крепко сложенный рыжеволосый парень. С минуту он смотрел на стоявшую спиной к нему девушку, потом не спеша приблизился к ней и встал рядом.

– Бесполезно, Гермиона, – произнес он. – Слишком сильные волны, все попрятались на глубину. Не достанет.

Она не отвечала.

– Ого, да я смотрю, у тебя итак неплохой улов! – воскликнул парень, поднимая с земли мертвого, но еще теплого довольно крупного глухаря. Девушка убила его несколько минут назад одним метким выстрелом из какого-то странного оружия, издали больше всего напоминавшего школьную указку. Именно это так поразило прятавшуюся на дереве парочку. – Да его и готовить почти не надо! Как тебе удается их так аккуратно поджаривать? У меня всегда одни угли остаются.

– Потому что у меня руки растут из нужного места, в отличие от некоторых, – резко произнесла Гермиона и, казалось, тут же пожалела об этом. – Извини, – добавила она мягче. – А твой позавчерашний сом был хорош! Вот бы сейчас такого.

– Погода не та, – развел руками парень. – Рыбам тоже жить хочется, вот и попрятались подальше от берега. В такой шторм слишком большой шанс оказаться на песке. О, смотри-ка, еще один! – воскликнул он, вскидывая вверх такую же как у Гермионы «указку». Второй глухарь, обломав по пути несколько мелких веток, кулем шлепнулся на землю. – Этот сырой, уж извини! Но ничего, Джинни доведет его до нужной кондиции.

Гермиона молча наблюдала за парнем.

– Пойдем, чего тут торчать на таком ветру? – произнес он. – Улова сегодня все равно не будет. А нас и без рыбы ждет шикарный ужин.

– Ты знаешь, зачем я тут торчу, Рон, – упрямо ответила Гермиона, ежась от холода. – Вовсе не из-за рыбы. Бр-р, ну и погодка! – она поплотнее закуталась в длинный черный плащ странного покроя. – Пожалуй, ты прав, пошли-ка внутрь.

Рон без лишних слов подхватил обоих глухарей и устремился все к той же заброшенной постройке, которая, очевидно, служила им домом.

Сидевшие на дереве наблюдатели молча переглянулись и принялись осторожно спускаться вниз. Они действовали так ловко и тихо, что ни один листик не зашуршал. Спрыгнув с дуба, они устремились ко входу в постройку.

Несмотря на то, что окна и двери домика зияли пустыми проемами, изнутри веяло теплом. В углу единственной сохранившейся комнаты топился камин. Рядом, на невесть откуда взявшемся в этом Богом забытом месте диване, лохматый черноволосый парень в очках нежно обнимал хорошенькую девушку. Языки пламени бросали на ее огненно-рыжие волосы причудливые отблески, заставляя их светиться. Комната выглядела вполне уютно, причем она была не только полностью обставлена, но и поделена перегородками на гостиную и спальни.

– Ого! – воскликнула рыжеволосая девушка при виде двух глухарей, которых принес Рон. Она тут же вскочила с дивана и подбежала к столу. – Ух, какие жирные! – не теряя времени, она принялась за освежевание добычи. Разглядеть, что именно она делает, было невозможно – девушка стояла спиной к двери, к тому же в комнате царил полумрак. Однако получалось у нее ловко, потому что через некоторое время она уже кидала в стоявший на огне котелок аккуратно порубленные кусочки мяса.

– Соли осталась одна банка, – произнесла девушка.

– Давай сюда, сейчас организуем парочку запасных, – ответила Гермиона, подходя к ней.

Рыжеволосая девушка плеснула в котел воды и попробовала содержимое, от которого исходил умопомрачительный аромат.

– Чуть-чуть перца не помешает, – определила она, снимая с каминной полки жестяную банку. – Еще пару минут – и готово!

Гермиона принялась расставлять на столе тарелки. Черноволосый парень встал с дивана, помог «поварихе» снять с огня котелок и донес его до стола.

– Рон, поставь-ка чай, – велела рыжеволосая девушка, запуская половник в аппетитное варево.

Рон с готовностью схватил большой, потемневший от времени чайник и заглянул в него.

– Воды почти нет, – объявил он. – Придется прогуляться до озера.

Но до двери Рон дойти так и не успел.

– Кто вы такие? – раздался внезапно со стороны выхода незнакомый голос.

Все четверо разом повернулись. В дверном проеме стояли парень и девушка и смотрели весьма недружелюбно. Девушка держала наготове лук с натянутой тетивой, а парень перекидывал из одной руки в другую хорошо наточенный топор.

Глава 1. Вспышка

Темный Лорд медлил. Гарри, Рон, Гермиона и Джинни стояли напротив него в ряд, плечом к плечу, с поднятыми палочками и ждали, пока он произнесет два слова, которые станут для него последними. Палочка Волдеморта была направлена точно на Гарри, но смертельное проклятие так и не прозвучало.

– Чего ты ждешь, Том? – тихо спросил Гарри. Он был абсолютно спокоен, потому что точно знал, что произойдет дальше. – Давай же, убей меня!

– Нет, Гарри, – столь же тихо произнес Волдеморт. Четверо друзей вздрогнули. Они ожидали услышать что угодно, но только не это. – Убить тебя было бы слишком просто. Ты уничтожил все мои крестражи, ты уничтожил мою душу. Мое тело еще живо, но я понимаю, что это ненадолго. Я чувствую, как слабею с каждой секундой. Но я не уйду один. Нет. Я хотел установить порядок в этом мире, но мне помешали. Значит, я заберу с собой в мир иной население всей этой никчемной планеты. У меня еще есть силы, чтобы произнести последнее заклинание. Сопротивление бесполезно, Гарри, его действие невозможно обратить. Я знаю это, потому что сам вывел его формулу.

Из уст Темного Лорда послышалось характерное шипение – он произносил что-то на парселтанге.

– Экспеллиармус! – выкрикнул Гарри. Палочка Волдеморта скользнула ему в руки, но тот этого как будто даже и не заметил. Он продолжал говорить на змеином языке. Как только он произнес последнее слово, окружающая атмосфера начала стремительно меняться. Воздух стал тяжелым и горячим, майское солнышко исчезло, а небо приобрело какой-то неестественный чернильно-фиолетовый оттенок. Яркая вспышка осветила горизонт, и послышался раскат грома, такой сильный, что у всех заложило уши. Молния ударила точно в то место, где стоял Темный Лорд, и он упал замертво. После этого на пару минут воцарилась звенящая тишина. Время словно остановилось: никто не шевелился и не разговаривал. Гарри даже успел облегченно вздохнуть, решив, что заклинание Волдеморта в очередной раз сработало против него самого. Но тут вслед за первой вспышкой полыхнула вторая, куда более мощная. Она окрасило небосвод в белый, ослепляя всех, кто поднимал глаза. Гарри почувствовал, как его крепко схватили за руки справа и слева. В уши ворвался истошный вопль, который, впрочем, тут же потонул в жутком грохоте. Раскаты грома теперь слышались непрерывно, не успевая стихать. Земля задрожала под ногами и начала трескаться. Один за другим последовали сильные подземные толчки, и стены Хогвартса начали обрушаться, погребая под собой всех, кто находился рядом. Люди беспорядочно метались, тщетно пытаясь найти убежище, в коротких перерывах между грохотом были слышны их истошные вопли. Они гибли один за другим, попадая под камни, в вихри смерчей или пораженные молнией. Гора, которая всегда так живописно дополняла пейзаж возле замка, внезапно превратилась в действующий вулкан. Лава растекалась во все стороны, с удивительной быстротой распространяясь по поверхности.

Гарри почувствовал сильный толчок в спину и в следующий момент понял, что лежит ничком на земле. Странно, почему он не упал раньше, еще тогда, когда услышал первый грохот? Голова сильно кружилась, перед глазами плясали цветные чертики. Внезапно он почувствовал, как его подхватило и куда-то понесло, скручивая внутренности в тугой узел. «Смерч, – пронеслось в голове у Гарри. – Кажется, конец». Тело парило в невесомости, перед глазами проносились какие-то картинки, со всех сторон слышались голоса. «На территории Хогвартса же нельзя аппарировать», – было последней мыслью Гарри, прежде, чем он почувствовал сильный удар о землю и отключился.


Сперва начал возвращаться слух. Словно сквозь меховые наушники до Гарри донеслись звуки, похожие на трель соловья. Сочтя это хорошим знаком, Гарри попытался открыть глаза. Это особых результатов не принесло – окружающий мир вращался с неимоверной скоростью и никак не желал останавливаться. Воздух был горячим и влажным, дышалось тяжело. В голове стучали тысячи отбойных молотков. Потерпев неудачу с попыткой разглядеть что-либо вокруг себя, Гарри попробовал приподняться на локтях. Молотков в голове как будто бы сразу стало вдвое больше, его замутило и вывернуло наизнанку. На этом Гарри решил временно оставить попытки привести себя в чувство и вновь потерял сознание.

Следующая попытка очнуться случилась только несколько часов спустя. Гарри понял это по тому, что воздух стал значительно свежее – день очевидно клонился к вечеру. Внезапно он с удивлением понял, что лежит не на твердой земле, а на чем-то прохладном и мягком. «Мох», – смог определить он наощупь. Окружающие предметы начали принимать осмысленные очертания, голова уже почти не кружилась, но по-прежнему немилосердно болела. И очень хотелось пить. Гарри застонал, облизывая пересохшие губы.

– Воды, – слабо прохрипел он, прекрасно понимая, что его никто не услышит. Если рядом и есть кто-то живой, то он наверняка находится в таком же плачевном состоянии. Но тут неожиданно совсем близко хрустнула ветка.

– Гарри, – послышался тихий шепот.

– Кто здесь? – язык еле ворочался, каждое слово давалось Гарри с большим трудом.

– Это я, Джинни, – ответил все тот же шепот.

Ценой неимоверных усилий Гарри удалось перевернуться на бок. На каждое движение тело отзывалось сильной болью. Джинни плеснула ему на лицо воды из невесть откуда взявшейся пластиковой бутылки. Жидкость была ледяной, и Гарри благодарно вздохнул. Потом она поднесла бутылку к его пересохшим губам, и он смог сделать несколько глотков. Стало чуточку легче. Не вставая с земли, Гарри попытался осмотреться. Однако это почти ничего не дало: во-первых, уже было довольно темно, а во-вторых, из положения лежа он мог видеть только траву и корни деревьев.

– Как ты? – спросила Джинни.

Если бы у него было достаточно сил, Гарри бы усмехнулся. Но сейчас он лишь поморщился.

– Как после многочисленных пыток Круциатусом, – прохрипел он. – Только искусно модифицированных и стократ усиленных.

– Что у тебя болит?

– Всё, – честно признался Гарри. – Но особенно голова. И мутит как после десятерного сальто на метле.

– Сотрясение, наверное, – Гарри заметил, как Джинни покачала головой. – Этого я боялась. Значит, обезболивающее зелье тебе нельзя.

– А что, оно у тебя есть? – на миг Гарри почувствовал себя почти здоровым и даже смог приподняться на локте, но тут же со стоном повалился обратно.

– У нас есть сумка Гермионы, с которой вы путешествовали весь прошедший год, – невозмутимо ответила Джинни. – А в ней есть много чего.

– Так, – в раскалывающейся голове Гарри наконец заворочались мысли. – А сама Гермиона где?

– Тоже тут. И Рон. А больше никого.

– И где мы?

– Понятия не имею. Да и мне не до того сейчас, если честно. Выясним, когда будет побольше сил.

– Ты сама-то как себя чувствуешь? – спохватился Гарри, снова пытаясь сесть. На этот раз его старания почти увенчались успехом.

– По-моему, тебе становится лучше, – Джинни заставила себя улыбнуться. – Я в порядке, не беспокойся. Мне повезло приземлиться на мох, так что обошлось почти без травм – так, мелкие синяки и царапины. Остальные хуже. Рон особенно – он до сих пор без сознания. А у Гермионы, по-моему, сломаны ребра.

Стараясь не стонать, Гарри все-таки принял сидячее положение, прислонившись спиной к дереву. Вокруг уже совсем стемнело, но он все-таки смог различить силуэты лежавших рядом друзей. Глаза Рона были закрыты, с его губ периодически срывались стоны. Его левая нога была неестественно вывернута. Гермиона была в сознании, но выглядела очень бледной и все время прижимала руку в области грудной клетки. Все они лежали на том же мягком мху. Джинни была единственной, кто мог двигаться, хотя и она заметно прихрамывала.

Джинни развернула бурную деятельность по оказанию первой помощи. Она извлекла из сумки Гермионы палатку и установила ее прямо на мху.

– Вообще говоря, не помешало бы хоть какое-нибудь защитное поле, – озабоченно произнесла она. – Мы же не знаем, куда нас занесло. Гарри, может, ты попробуешь мне немного помочь? Нет-нет, только не вставай! Вы же так часто делали это, пока искали крестражи, а я как-то в этом не сильна...

Гарри с удивлением обнаружил в своей правой руке волшебную палочку. Похоже, он так и держал ее с тех пор, как произнес последнее заклинание во дворе Хогвартса.

Вдвоем им удалось сотворить какое-то подобие защитного барьера вокруг палатки. По крайней мере, теперь их было не видно и не слышно посторонним.

Джинни осторожно левитировала в палатку Рона и Гермиону. Гарри кое-как дополз сам и даже смог с третьего раза забраться на койку. Джинни тут же протянула ему чашку.

– Восстанавливающее, – пояснила она. – Гермиона сказала, что его тебе можно.

Гарри залпом осушил содержимое чашки и почувствовал, как силы потихоньку начинают к нему возвращаться. Джинни тем временем расстегивала пропитанную кровью блузку Гермионы. Та изо всех сил старалась не стонать от боли.

– Ох, ничего себе! – воскликнула Джинни. Из левого бока торчал солидный осколок стекла. – Откуда он здесь?

Гермиона вновь глухо застонала.

– Что мне делать? – в растерянности спросила Джинни.

– Там, – Гермиона кивнула в сторону выставленных на тумбочке флакончиков с зельями. – Сначала дезинфицирующее. Потом зелье наркоза. Местный, не бойся, я буду тебе подсказывать. Потом осторожно вытаскиваешь стекло. Протираешь очищающим. Заживляющее. И восстанавливающее.

Джинни дрожащими руками принялась выполнять полученные указания. Гермиона, насколько было в ее силах, подсказывала, как лучше сделать. Через некоторое время от раны не осталось и следа, а Гермиона под действием восстанавливающего зелья даже смогла подняться на ноги и помочь Джинни с Роном, которому было совсем худо.

Глава 2. Где мы?

Три дня Гарри, Рон, Гермиона и Джинни провели в палатке. Джинни чувствовала себя совершенно здоровой и, как могла, ухаживала за друзьями. Гарри пил восстанавливающее зелье и потихоньку приходил в себя от сотрясения, голова уже болела меньше. Гермиона как будто бы была в порядке, но постоянно пребывала в глубокой задумчивости и почти ничего не ела. Рону срастили многочисленные переломы и усиленно поили снотворным и восстанавливающим зельями, чтобы выздоровление шло легче. На четвертый день и он наконец оклемался.

– Что с нами произошло? – спросил Рон, садясь на кровати.

– Слава Мерлину, раз ты начинаешь день с такого насущного вопроса, значит, идешь на поправку! – воскликнула Джинни. – Похоже, теперь нам всем настала пора подумать над этим. Тем более что припасы у нас кончаются.

– Шутите, – поморщился Рон.

– Вовсе нет. У нас правда осталось всего шесть банок консервов.

– Я совсем ничего не помню... Хогвартс, Волдеморт, заклинание, вспышка, землетрясение, вихрь... И все, пустота.

– А дальше ничего и не было, – подтвердила Джинни. – Мы вчетвером очнулись в лесу, изрядно побитые. И больше никого вокруг.

– Мы что, аппарировали? – недоумевал Рон. – Я помню рывок, и как меня куда-то несло, но решил, что это смерч. Даже успел мысленно попрощаться с жизнью. И вот, теперь мы здесь.

– Я чувствовал тоже самое, – подтвердил Гарри. – Однако судя по всему, заклинания аппарации никто из нас не произносил.

– Но мы точно куда-то переместились, – произнесла Джинни. – Я еще не успела толком осмотреть место, в котором мы находимся, но на руины замка оно даже близко не похоже. Да и потом... Выжить в том аду, что творился во дворе Хогвартса было невозможно, – ее голос дрогнул.

– Ты думаешь, там все погибли? – Рон с усилием сглотнул.

– Если они тоже не аппарировали в какое-нибудь более безопасное место, как мы, – грустно ответила Джинни.

– Мы еще даже не знаем, аппарировали ли мы, – задумчиво произнес Гарри.

– Нет, – раздался внезапно тихий голос из угла. Рон резко повернул голову в сторону кровати, на которой сидела Гермиона. Это было первое слово, произнесенное ей с начала их бурной дискуссии. – Мы не аппарировали, – добавила она шепотом.

– Кажется, опять кое-кто знает больше нас, – проворчал Рон.

– Мы переместились, – продолжала Гермиона все так же тихо. – Только не в пространстве. А во времени.

Теперь уже все трое уставились на Гермиону круглыми от удивления глазами. А она сидела все так же неподвижно и смотрела куда-то в сторону.

– Подожди, – произнесла вдруг Джинни охрипшим голосом. – Тот осколок... Да?

– Да, – подтвердила Гермиона и наконец заставила себя посмотреть на друзей. – Да, это был осколок хроноворота. Он пришел в действие от удара.

Несколько минут все тупо смотрели на нее, пытаясь переварить услышанное.

– Кхм, Гермиона, – первым заговорил Гарри, – не скажешь ли ты, как у тебя оказался хроноворот?

– Мне дала его профессор МакГонагалл, когда мы были в замке, – бесцветным голосом произнесла она. – И велела спрятать понадежнее. Больше ей было некому его доверить.

– Но зачем?! – недоумевал Рон.

– Это новейшая модель хроноворота, совсем недавно сконструированная Отделом Тайн. Эта разработка хранилась в строжайшем секрете, но Волдеморт прознал о ней и очень желал ее заполучить. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы она попала к Пожирателям. Один из сотрудников сумел передать ее профессору МакГонагалл, а она – мне.

– А что в ней такого особенного? – осторожно поинтересовался Гарри.

Гермиона опустила голову и закрыла лицо руками, будто собираясь с силами.

– Она способна переносить на очень большие временные промежутки, – глухо произнесла она. – До нескольких сотен лет. Один оборот равен одному обороту Земли вокруг Солнца. Сотрудники Отдела Тайн прикладывали все усилия, чтобы Пожиратели не узнали о новой разработке. Но утечка информации все-таки произошла, поэтому его и передали в Хогвартс.

– Один оборот равен одному обороту Земли вокруг Солнца, – повторил Рон, глядя в пространство. – То есть году. То есть нас перекинуло во времени на несколько лет, насколько мы не знаем. Также как и не знаем, в прошлое или в будущее.

– Нет, это мы как раз знаем, – возразила Гермиона. Ее голос звучал совсем подавленно. – Вот, смотрите, – она положила на ладонь частично уцелевшую клепсидру так, чтобы ее было видно всем. Гарри, Рон и Джинни столпились вокруг нее в нетерпении. – Тут есть шкалы времени, – она провела пальцем по двум металлическим линиям, соединявшим основания песочных часов с двух боков. – Одна отсчитывает перемещение в прошлое, другая – в будущее. Деление – год, максимальное значение – сто лет. На каждой шкале есть ползунок, изначально он стоит на нуле, а при перемещении во времени начинает двигаться.

– Ползунок на шкале прошлого стоит на нуле, – заметил Рон. – А на шкале будущего я его вообще не вижу. Мы можем определить год, в котором находимся?

– Не совсем, – Гермиона закусила губу. – Мы в будущем, это точно, потому что шкала прошлого, как ты верно заметил, нетронута. Но ползунок шкалы будущего сорван. Это значит, что мы вылетели за пределы максимального значения и даже не можем узнать, насколько. Вся документация по этой модели была строго засекречена, никто не знал точно, на какой временной промежуток рассчитан прибор, – Гермиона вновь опустила голову.

На десять минут в палатке воцарилась гробовая тишина. Гарри, Джинни и Рон пытались уложить в голове полученную информацию. Все они поняли, что их забросило в будущее дальше, чем на сотню лет. Теперь оставалось понять, что делать с этим знанием дальше. Если заклинание Волдеморта сработало правильно, то это означает, что несколько сотен лет назад население Земли было уничтожено. Получается, теперь они четверо – единственные живые люди на этой планете. В это было трудно поверить. А если нет? Если не все погибли? Ведь могли же люди спастись где-нибудь в пещерах, подземных бункерах, да просто в метро, в конце концов? Да и не факт, что действие заклинания распространилось равномерно по всей планете. Вдали от Хогвартса разрушения могли быть не такими сильными. Животные в лесу есть, значит, с большой вероятностью где-то есть и люди.

– Хватит! – резко прервал молчание Гарри. – Мы так сойдем с ума. По-моему, нам стоит прогуляться и хорошенько изучить окрестности.

– Верно, – согласилась Джинни. – Тем более что нам не помешает раздобыть еды и нормального питья. Питаться все время одними консервами и пить только наколдованную воду не очень полезно.

Четверо друзей свернули все свои пожитки обратно в сумку Гермионы и отправились изучать местность. Лес казался самым обыкновенным: привычные деревья, травы, животные. По пути Гарри убил двух белок и зайца для ужина. Стояла ужасная жара, в лесу было душно и влажно.

– Как вы думаете, это наш бывший Запретный Лес? – поинтересовался Рон.

– Вероятнее всего, – ответила Гермиона. – В пространстве хроновороты перемещать не умеют.

– Это легко проверить, – пожала плечами Джинни. – Если мы будем двигаться в том же направлении, то скоро выйдем к озеру.

– Ага, если за эти – сколько там веков? – рельеф совсем не поменялся, то выйдем, – пробурчал Рон.

Они продолжали продираться сквозь заросли, находясь в полусонном от жары состоянии. Через несколько сотен метров лес начал редеть, и вскоре они действительно вышли к озеру. На берегу было еще жарче – солнце палило нещадно, нагревая песок до такого состояния, что на нем можно было вскипятить чай.

– Ну что ж, озеро действительно есть, – констатировал Гарри. – Правда, оно побольше «нашего», да и пейзаж слегка другой...

– Лично мне все равно, чье это озеро, – заявил Рон, решительно стягивая с себя майку. – А я искупаюсь.

– Интересно, пить ее можно? – произнесла Джинни, умываясь водой из озера. – Выглядит довольно чистой.

Следующий час все четверо с удовольствием посвятили водным процедурам. Заодно и наполнили все имевшиеся у них емкости.

– Вообще-то, наверное, не стоило кидаться сразу в это озеро, – запоздало спохватилась Гермиона. – Мы же не знаем, куда попали, а вдруг бы оно кишело какими-нибудь плотоядными тварями? Надо быть осторожнее!

При всем при этом лес и озеро выглядели на удивление мирными. За все время друзья не встретили ни одного незнакомого им зверя или растения. Хотя и волшебных существ они тоже не видели.

После купания друзья почувствовали себя значительно лучше и, отойдя от озера, не сговариваясь, устремились по лесу в ту сторону, в которой раньше предположительно стоял замок. Они не знали, на сколько миль простирается этот лес, и решили идти все время в одном направлении, чтобы хоть когда-нибудь дойти до опушки. Рон шел впереди с палочкой, которая с наложенным заклинанием направления исполняла роль компаса.

– По ощущениям метров через пятьдесят должна начаться территория замка, – произнес Гарри. В следующий момент он чуть не налетел на Рона, который внезапно замер как вкопанный.

– Смотрите, – прошептал Рон охрипшим голосом, указывая палочкой вперед.

– Неожиданно, – пробормотал Гарри.

Джинни и Гермиона внимательно всматривались в лесную чащу из-за его спины. Между деревьями совершенно отчетливо проглядывал клочок железной изгороди.

– Похоже на забор, – неуверенно произнесла Гермиона.

– Подойдем ближе, – прошептал Рон. – Только тихо.

Друзья на всякий случай достали палочки. Впрочем, предосторожности были явно излишними, потому что вокруг по-прежнему не было ни души.

Тем не менее, забор явно был творением рук человеческих. Он являл собой трехметровую стену из железной сетки с несколькими витками колючей проволоки, от которых исходило равномерное гудение. Сетка была натянута в несколько рядов, так что разглядеть то, что находилось за ней, можно было лишь прижавшись вплотную к маленьким щелям между прутиками.

– Маггловское изобретение, – с отвращением произнес Рон, глядя на колючую проволоку. – Их любимая защита. Против волшебников совершенно бесполезная штука – электричество на нас не действует.

Гудение внезапно прекратилось. Друзья тут же отпрянули от забора и спрятались за деревьями, ожидая, что произойдет дальше. Они были уверены, что ток отключили, потому что их заметили. Они прождали минут двадцать, не решаясь пошевелиться, но ничего так и не произошло.

– Может, просто ток периодически отключают, – неуверенно произнесла Джинни. – И мы попали как раз в такой момент.

– Однако если забор есть, да еще и под напряжением, значит, видеть за ним посторонних не желают, – логично заметила Гермиона. – Так что все-таки стоит быть осторожными.

– Довольно ненадежная защита, я бы сказал, – Гарри выразительно посмотрел вниз, где между забором и землей зияла хорошая дыра. – Ну-ка, - он приник земле и сунул голову в проем.

– Гарри, ты куда? – вскрикнула Джинни.

– Не волнуйся, недалеко, – улыбнулся Гарри, поднимаясь с земли и отряхиваясь. – Судя по тому, что мне удалось увидеть, за этим забором город. Или поселок. Улицы, дома и другие признаки цивилизации. И все тихо – похоже, нас никто не видел.

– Ну вот, значит, мы все-таки не одни на этой планете, – произнесла Джинни. – Вы как хотите, а мне стало легче.

– Судя по забору, город населен явно не волшебниками, – заметил Гарри. – Можно спокойно туда тихонько слазить, но лучше ночью.

– Да, давайте не сейчас, – согласился Рон. Внезапно почувствовав слабость, он опустился на землю. – Что-то у меня силы закончились.

– Так, все, на сегодня с исследованиями заканчиваем, – решительно заявила Гермиона, протягивая Рону флакон с восстанавливающим зельем. – Вы с Гарри еще недостаточно окрепли для приключений. Мы итак много узнали.

Четверо друзей неспешно побрели обратно в направлении озера, чтобы разбить лагерь поближе к воде. На этот раз они все вместе хорошенько поработали над защитными заклинаниями, надежно скрыв палатку от непрошеных гостей.

Глава 3. За забором

Гарри не спалось. В голове вертелось слишком много мыслей, и в ночной тишине он тщетно пытался привести их в порядок. Прошло уже почти две недели с тех пор, как их забросило в этот новый мир. Все это время они жили в лесу, давая себе время на выздоровление. За забор они пока сунуться не пытались. Потрясение первых дней уже прошло, и в голову каждого начинали закрадываться различные мысли, и все они были безрадостными. Как им теперь жить здесь? Они тут совершенно чужие. Но не прятаться же все время в лесу! А вдруг в этом мире совсем не осталось волшебников, вдруг они все погибли от того страшного проклятия?

Гарри услышал скрип кровати и повернул голову. Джинни тоже не спала – она встала и тихонько выскользнула из палатки. Вход они оставляли открытым, и Гарри со своей койки мог видеть, как Джинни села на траву, поджав колени, и низко опустила голову. До него донеслись приглушенные всхлипывания. Полежав еще с полминуты, Гарри тихо встал, вышел на улицу и, сев рядом с Джинни, мягко обнял ее за плечи. Она спрятала голову у него на груди, не пытаясь сдерживать рыдания. Гарри ничего не говорил, он просто ждал. Мало-помалу Джинни успокоилась и подняла на Гарри заплаканные глаза.

– Мы никогда не сможем вернуться обратно, – прошептала она. В ее голосе звучало такое отчаяние, что сердце Гарри болезненно заныло. – Я никогда больше не увижу родителей, братьев, друзей... Никогда!

Гарри очень хотелось ее утешить, но он не находил слов. Он собирался заверить ее, что они непременно добудут новый хроноворот и вернутся в прошлое, но понимал, как глупо это прозвучит. Этот мир, переживший свой конец, вряд ли обладает такими продвинутыми технологиями. Да и куда им возвращаться?

– Они все погибли, Джинни, – с усилием произнес Гарри. – И мы погибнем вместе с ними, если вернемся.

– Что с нами будет? – всхлипнула Джинни.

– Не знаю, – честно ответил Гарри. От вида плачущей Джинни ему стало не по себе. Обычно она держалась даже в самых трудных ситуациях. – Нужно попробовать слазить за забор и осмотреться.

– Мы здесь чужие, – произнесла Джинни совершенно потерянным голосом. – Мы ничего не знаем об этом мире. А вдруг в нем совсем нет волшебников? Вдруг они все погибли?

– Тогда мы станем родоначальниками нового волшебного сообщества, – Гарри попытался говорить бодро, но все же его голос предательски дрогнул. Джинни снова заплакала.

У Гарри иссякли аргументы, он молча обнимал Джинни, успокаивающе гладил ее по спине и предавался размышлениям. Очевидно, настало время сунуться за забор. Все уже достаточно оправились от последствий перемещения во времени, и теперь от ощущения неизвестности у них начинают сдавать нервы. Это означает, что пришла пора действовать. Вот только как? Ясно, что за забор лучше лезть ночью, когда там, скорее всего, все спят. Может, прямо сейчас? Но Рона и Гермиону будить не хочется, а если они с Джинни пойдут одни, те ему этого не простят. С другой стороны, все равно нельзя лезть всем вместе.

– Может, пойдем сейчас туда?.. – раздался вдруг еле слышный шепот. Джинни думала о том же самом.

– А..? – Гарри выразительно кивнул в сторону палатки, где спали Рон и Гермиона.

– Мы ненадолго, просто сходим на разведку и обратно, – ответила Джинни. – Оставим записку на случай, если они проснутся.

Спонтанно возникшая идея казалась Гарри настолько заманчивой, что, несколько минут поколебавшись, он согласился. Черкнув на листке пергамента несколько слов и прикрепив его у выхода из палатки, Гарри и Джинни, крепко держась за руки, скрылись в лесной чаще. Ночь была лунной, так что им даже не пришлось зажигать палочки.

Дойдя до забора, Гарри и Джинни на секунду остановились перед ним в нерешительности. От него исходило мерное гудение.

– Колючая проволока под напряжением, – сходу определил Гарри. – Ладно, я пошел?

Он быстро скользнул под забор.

– Ой! – раздалось с той стороны.

– Что? – встревоженно воскликнула Джинни.

– Щекотно!

– Это ток. Он так действует на волшебников. Если бы ты был магглом, то уже бы поджарился, – с этими словами Джинни тоже оказалась по другую сторону стены.

Гарри и Джинни огляделись по сторонам. Перед ними простиралась довольно широкая поляна, залитая лунным светом. Вдалеке виднелась дорога и погруженные во тьму дома.

– Это все, что я видел в прошлый раз, когда заглянул под забор, – прошептал Гарри. – Похоже на окраину поселка.

Джинни кивнула.

– Пошли? – прошептала она в ответ.

Они взялись за руки и побежали по поляне, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Все как будто было тихо, во всяком случае, их появление ничьего внимания не привлекло. Вскоре они оказались в начале темной, узкой и довольно грязной улицы. По обочинам дороги тянулись дома, по большей части одноэтажные, ветхие и покосившиеся. Ночь была теплой, но Гарри и Джинни пробрала дрожь – таким неуютным казалось это место.

– Квартал бедняков, наверное, – прошептал Гарри.

– Или в этом мире все так живут, – в тон ему ответила Джинни.

Прижавшись друг к другу потеснее, они побрели по улице. Вскоре они с удивлением поняли, что, несмотря на глубокую ночь, не все обитатели поселка спят. В некоторых окнах горел свет, откуда-то доносились негромкие голоса. Гарри и Джинни на всякий случай старались держаться ближе к заборам.

Вскоре улица закончилась и началась другая, похожая на предыдущую как две капли воды, разве что более извилистая. Потом они прошли перекресток и увидели, что квартал закончился. Перед ними открылось нечто, напоминавшее открытые торговые прилавки, очень грязные и абсолютно пустые.

– Похоже на рынок, – проговорил Гарри. – Пошли прямо через него.

Они продолжили свой путь, лавируя между торговых рядов и то и дело оглядываясь по сторонам. У самого выхода из рынка Джинни внезапно остановилась.

– Что? – не понял Гарри.

– Тихо! Слышишь? – прошептала она.

С минуту они стояли на месте в кромешной тьме, прислушиваясь. Издалека доносились крики, смех и нечто, отдаленно напоминавшее музыку.

– Там есть люди, и они явно не спят, – сказала Джинни. – Пойдем туда, но осторожно. Чуть что – прячемся хоть куда.

Они пошли дальше, и по мере их продвижения звуки становились все более отчетливыми. Где-то там, наверное, в центре этого мрачного поселка, что-то праздновали.

Улицы внезапно перестали быть пустынными – Гарри и Джинни начали то и дело встречать людей. Сначала они каждый раз шарахались за углы домов и мусорные баки, а потом перестали и просто пошли по улице, как все местные жители. Люди ничем не отличались от них, разве что почти все они были усталыми, изможденными и носили не очень опрятную старую одежду. Но при этом никто из них не выглядел грустным, все они чему-то радовались. Людей становилось все больше, Гарри и Джинни вскоре смешались с толпой и почувствовали себя увереннее. Никто не обращал на них внимания.

Дома кончились, и Гарри с Джинни вышли на площадь, до отказа забитую людьми. Они смеялись, пели и кричали. Большинство из них было изрядно навеселе.

– Лучше не придумаешь, – произнес Гарри. – В такой толпе нас даже никто не заметит. К тому же большинство из них наутро вообще ничего не вспомнит. Интересно, что они празднуют?

– По-моему, чью-то победу, – тихонько ответила Джинни. – Я слышала, как кто-то кричал «Я знал, что они выиграют!»

– Ладно, пошли порадуемся вместе с ними, – решил Гарри. – Если вдруг потеряемся – встречаемся у забора с той стороны.

Гарри и Джинни влились в ликующую толпу. Судя по внешнему виду, бедняков в ней было большинство, хотя встречались и такие, которые выделились из общей массы: без болезненной худобы и аккуратно одетые. Гарри и Джинни старались держаться поближе к таким, чтобы не слишком привлекать внимание. Хотя там все уже давно перемешались, осыпая друг друга поздравлениями.

Джинни встретилась взглядом со стоявшей рядом с ней светловолосой девушкой в красивом белом платье. На ее хорошеньком личике блестели слезы радости. Джинни вначале растерялась и поспешила отвести взгляд, но потом улыбнулась в ответ.

– Я знала, что они выиграют! – воскликнула девушка в белом платье. – Я всегда верила в Китнисс!

– Мы тоже, – обронил Гарри нарочито веселым тоном.

– Мы незнакомы? – спросила она вдруг чуть смущенно. – Судя по виду, вы ведь из торгового квартала, верно?

– Да, – выдохнула Джинни, пристально разглядывая девушку.

– В такой день мы все чувствуем единение: неважно из Шлака ты или из торговцев, – торжественно провозгласила девушка. – Меня зовут Мадж.

– Гарри.

– Джинни.

Они представились машинально, только потом сообразив, что в этом мире их имена могут прозвучать странно. Но Мадж ничего не заподозрила, она продолжала мило улыбаться и говорить что-то про победителей. Гарри и Джинни чувствовали себя неуютно, они не знали этих победителей и не могли радоваться наравне с ней. Тут, к счастью, между ними и их новой знакомой пробежала стайка хохочущих парней и ненароком оттеснила Мадж в сторону. Джинни облегченно вздохнула.

– Пойдем отсюда, – прошептала она, увлекая Гарри за собой. Они отступили на ближайшую улицу и быстро пошли по ней вниз. Джинни не останавливалась, пока они не оказались достаточно далеко от ликующей толпы.

– Зачем мы убежали? – удивился Гарри. – По-моему, мы очень удачно смешались с толпой и даже начали налаживать контакты!

– Ничего, мы еще вернемся, – Джинни устало провела рукой по лбу и опустилась на корточки. – Она ведьма, Гарри.

– Что?! Ты о ком?

– О Мадж, конечно.

– С чего ты взяла? – Гарри выглядел совершенно сбитым с толку.

– Почувствовала, – пожала плечами Джинни. – Я всегда чувствую волшебников, особенно в толпе магглов. У них очень сильное энергетическое поле. А ты нет?

– Нет, – Гарри был искренне удивлен. – Никогда не чувствовал ничего подобного. Но Джинни, она совсем не похожа на волшебницу! Она ничуть не отличалась от остальной толпы, разве что одета была получше.

– Если ты помнишь, у нас они в толпе магглов тоже старались не отличаться. И потом мы ничего не знаем о том, как волшебники живут в этом мире. Но они здесь есть, это мы теперь точно знаем!

Гарри внезапно заметил, что небо начало светлеть.

– По-моему, нам пора возвращаться, – обеспокоенно произнес он. – Когда солнце взойдет, мы можем привлечь ненужное внимание.

– Да, – согласилась Джинни.

Они взялись за руки и поспешили обратно к забору. Когда они пролезали под проволокой, первые рассветные лучи уже тронули горизонт. Путаясь в ветках и спотыкаясь, Гарри и Джинни добежали до того места, где стояла их палатка. Рон и Гермиона уже не спали.

– Где вы были? – сердито поинтересовалась Гермиона.

– За забором, – выдохнули они хором. – Мы же написали вам. Что у вас стряслось? – Гарри только теперь заметил, что Рон сидит на земле, его штанина закатана до колена, а Гермиона обрабатывает настойкой бадьяна огромный раздувшийся волдырь на его щиколотке.

– Рон подстрелил белку, – буркнула Гермиона. – И заодно случайно сбил осиное гнездо.

– Твари, – сквозь зубы процедил Рон, морщась от боли. – На вид вроде как обычные осы, а кусаются! Я обезвредил их замораживающим, но одна все-таки успела цапнуть!

– Сколько раз нужно говорить, что следует быть осторожными?! – глаза Гермионы гневно сверкали. – Пусть с виду этот лес кажется безобидным, но мы ничего не знаем о нем!

Глава 4. Шпионы

– Ай! – Китнисс вздрогнула от неожиданности и потерла ушибленный затылок, в который только что прилетела заледенелая шишка. Она подняла ее с земли и швырнула в кусты. Сверху послышался тихий смех. Китнисс подняла голову, сердито посмотрела на густые лапы раскидистой ели и погрозила им кулаком. Ветви тут же раздвинулась, и между ними показалась улыбающаяся физиономия Гейла.

– Привет, Кискисс! – он весело помахал ей рукой в теплой перчатке. – Залезай сюда!

– Зачем ты меня позвал? – голос Китнисс звучал сердито. – По-моему, в прошлый раз мы все выяснили!

– Тише ты! – шикнул на нее Гейл. – Залезай, расскажу.

Китнисс порядком разозлилась, но все же нерешительно подошла к дереву и взялась за нижние сучья. Ночью ударили заморозки, все ветви порядком обледенели и скользили под пальцами, поэтому лезть вверх приходилось очень осторожно. Наконец Китнисс достигла того места, где сидел Гейл, и устроилась рядом с ним.

– Если ты опять начнешь, про Пита... – проговорила Китнисс, недобро сощурившись, но Гейл оборвал ее на полуслове.

– Вовсе не про него! – протестующе поднял руки он. – Твой женишок перестал меня интересовать еще...

– Хватит! Прекрати его так называть! – в свою очередь перебила его Китнисс. – И вообще, если ты решил поругаться, то выбрал очень неудачное время.

– Ладно, не будем, – произнес Гейл примирительным тоном. – Я вообще-то хотел сообщить кое-что серьезное. Я тут случайно наткнулся на одно подозрительное место возле озера. Помнишь полянку под орешником, на которой мы сидели летом? Там что-то странное.

– Что? – равнодушно спросила Китнисс. Она была уверена, что Гейл выдумал какую-то загадочную историю ради того, чтобы найти повод встретиться с ней, и это ее порядком раздражало.

– Я не смог туда пройти! Знаешь, как будто натолкнулся на невидимый барьер вроде тех силовых полей, которые ставит Капитолий для защиты. Ходил вокруг да около, а попасть в нужное место не мог. Но главное не это: я вернулся туда на следующий день, и все было по-старому! Наше костровище, поваленное дерево, и даже трава не примята! Что ты на это скажешь?

– Что надо опасаться ос-убийц – их укусы вызывают сильные галлюцинации, – монотонно произнесла Китнисс, глядя в пространство.

– Да ну тебя, – буркнул Гейл.

– Думаешь, это происки Капитолия? – сощурилась Китнисс, повернув наконец к нему голову. – Вероятно, ты прав! И что дальше? Гейл, Сноу следит за мной, не смыкая глаз! У меня дома понатыкано жучков, и только что миротворцы не дежурят. Каждая вылазка в лес приближает моих родных на десять шагов к аресту. А ты предлагаешь разведать, что за ловушку они нам приготовили?

– Никакая это не ловушка! – Гейл было тоже сорвался на крик, но тут же опомнился и заговорил спокойнее. – Если бы это было ловушкой, я бы попался в нее еще тогда! Знаешь, сколько я там ходил вокруг да около!

– Ну хорошо, положим, – Китнисс вновь перешла на нарочито равнодушный тон. – И что ты предлагаешь?

– Мне кажется, что в лесу кто-то есть, – прошептал Гейл, нагибаясь к Китнисс. – Я имею ввиду, тут прячется кто-то из беженцев! И возможно, даже затевает что-то. Мы могли бы примкнуть к ним!

Китнисс протянула руку и коснулась лба Гейла тыльной стороной ладони так, как будто подозревала, что у него жар. Он лишь нетерпеливо отмахнулся.

– Китнисс, силовое поле – это не все, что я видел! – жарко зашептал Гейл. – В нашем домике у озера кто-то был! Они очень постарались не оставить после себя никаких следов, но я нашел свежую золу в печке и рыбную кость под столом.

– Гейл, ты правда думаешь, что беженцы из дистриктов, кем бы они ни были, способны использовать капитолийские трюки? – Китнисс устало провела рукой по лбу. – То, что кто-то из них мог переночевать в старой развалюхе – вполне похоже на правду, но силовое поле...

– А что мы знаем о жителях других дистриктов? – глаза Гейла блестели от возбуждения. – Пока мы вкалываем как проклятые в шахтах и запираемся в домах, трясясь от страха перед миротворцами, другие, быть может, посылают в Капитолий своих шпионов! Победить Капитолий, не пользуясь его методами, невозможно!

Гейл говорил с такой страстью, что Китнисс начала сдаваться под его напором.

– Что ты предлагаешь? – спросила она.

– Я хочу попробовать найти тех, кто прячется в этом лесу, – выпалил Гейл. - Я думал, тебя это заинтересует.

Китнисс вздохнула. Она не разделяла революционных рвений Гейла, потому что считала их бессмысленными и опасными. Навлекать на себя гнев Капитолия тогда, когда он итак готов стереть их с лица земли – это казалось ей сущей глупостью. Но противостоять Гейлу было так же трудно, как президенту Сноу.

– Пошли, пройдемся до озера, – предложил Гейл. – Если не найдем ничего подозрительного, клянусь, я не буду больше вовлекать тебя ни во что!

– И займешься организацией восстания в одиночку, – буркнула Китнисс и принялась спускаться с дерева. – Ладно уж, пошли.

Схваченные заморозками опавшие листья тихо шуршали под ногами, хотя Гейл и Китнисс изо всех сил старались идти бесшумно. Они добрели до берега и огляделись. Возле воды было значительно холоднее, чем в лесу – ветер нещадно дул с озера, обжигая лицо и пробираясь под одежду. Стремясь укрыться от непогоды, Гейл и Китнисс поспешили к полуразрушенному бетонному домику.

– По-моему, все здесь как раньше, никто тут не ночевал, – произнесла Китнисс, осматриваясь.

Гейл заглянул в печку и выдвинул ящик для золы. Он был пуст. Лежавшая рядом вязанка дров, заготовленная ими самими, так и осталась нетронутой. Китнисс опустилась на старую деревянную лавку и принялась ждать, пока Гейл закончит осмотр. Все, что он считал подозрительным, казалось ей абсолютной чушью. И зачем она только поддалась его уговорам? В любое время сюда могут нагрянуть миротворцы, и тогда им обоим, ох, как непоздоровится!

Луч осеннего солнца, пробившись сквозь пелену туч, осветил через оконный проем серую комнату бетонного домика. Китнисс заметила, как в его свете возле дальней от нее ножки лавки что-то ярко блеснуло. Она нагнулась, чтобы рассмотреть поближе, что это такое. В следующий момент она с удивлением разглядывала на своей ладони железный значок с золотым львом на красном фоне. От Гейла это, конечно, не укрылось.

– Что это? – спросил он, заглядывая через плечо.

– Не знаю, – ответила Китнисс, тщетно пытаясь скрыть волнение в голосе. – На полу валялся. Наверное, потерял кто-то.

Гейл взял из рук Китнисс значок и принялся внимательно осматривать его со всех сторон.

– Какой яркий, – пробормотал он. – Похоже на герб. Но ни у одного из дистриктов нет такого герба. Ну что, теперь ты не отрицаешь, что здесь кто-то был?

– Нет, – помотала головой Китнисс. Мысли ее в тот момент были очень далеки от бродящих по лесам беженцев. Она внезапно вспомнила, что уже один раз видела подобный значок. Только он был не такой яркий, а, наоборот, очень старый, сильно потускневший, но при этом совсем не ржавый, и краска на нем сохранилась. Он был точно такой же формы, как этот, только не красный, а синий, и вместо льва на нем был изображен орел. Где же она его видела? Ах, ну конечно, в Котле, на барахолке Эльзы. Эльза собирала всякий хлам, на который редко находились покупатели. В основном, в ее скарбе что-то ценное могли найти только миротворцы. У них была связь с Капитолием, и там подобные штучки можно было перепродать довольно дорого. Капитолийцы называли такой хлам антиквариатом, многие даже коллекционировали его и считали, что это следы древней цивилизации, на обломках которой возник Панем. Кто знает, может, так оно и было. Эльза вот как раз хвасталась, что тот значок ее муж нашел в шахте. Откуда там взяться металлической безделушке? Может, и вправду пролежала под землей пару веков. Может, раньше людям были известны технологии, с помощью которых вещи могли так долго храниться, не превращаясь в труху и почти не теряя первоначального вида. Китнисс всю ее жизнь интересовали куда более насущные вопросы, следы древней цивилизации были ей нужны так же, как прошлогодняя осенняя листва.

– Китнисс? – голос Гейла заставил ее вынырнуть из размышлений. – О чем ты задумалась? Ты что, узнала этот значок?

– Нет, – решительно помотала головой Китнисс. – Никогда ничего похожего не видела.

Не хватало только рассказать Гейлу про барахолку Эльзы, чтобы он начал какое-нибудь расследование и привлек внимание миротворцев. Гейл, конечно, понял, что она что-то скрывает, но у Китнисс был такой упрямый вид, что допрашивать ее было бесполезно – все равно ничего не скажет.

– Пошли отсюда, – резко бросила Китнисс и решительно встала. – Даже если здесь кто-то был, он давно ушел. А ко мне домой в любой момент могут нагрянуть миротворцы и поинтересоваться моим отсутствием.

– Ничего, твой женишок что-нибудь наплетет, у него язык хорошо подвешен, – ответил Гейл.

На этот раз Китнисс не обратила на очередное язвительное замечание в адрес Пита никакого внимания. Гейлу все еще трудно было смириться с ее помолвкой, хотя он и говорил, что ему нет до этого дела. В свою прошлую встречу они серьезно поговорили на эту тему, чтобы решить все раз и навсегда. Китнисс сказала все, что думала: она считает Гейла своим другом, и ничего большего между ними быть не может. Гейл, в свою очередь, заверил, что нисколько не ревнует, просто ему жаль терять такого замечательного партнера по охоте. На этом они вроде бы закрыли тему помолвки, но Гейл все-таки не мог удержаться от язвительных замечаний – такова его натура. Может, и впрямь испытывал к ней нечто большее, чем дружеские чувства, а, может, так и не смог примириться с тем, что Китнисс больше не целиком его.

Китнисс осторожно опустила значок со львом в карман и молча направилась к выходу.

– Стой! – послышался сзади хриплый шепот. – Стой, не выходи!

Китнисс обернулась. Гейл стоял возле оконного проема и осторожно выглядывал на улицу, спрятавшись за стеной.

– Иди сюда! – позвал он. – Только тихо.

Китнисс встала по другую сторону «окна» и выглянула наружу так же, как Гейл. С той точки очень хорошо просматривался берег озера, который больше не был пустынным. По песку шли два парня, один из них тащил за хвост огромного сома килограммов пятидесяти весом, второй просто шел рядом. При этом первому, казалось, было совершенно не тяжело, он нес здоровенную рыбину как пушинку. Они быстро пересекли берег, прошли между двух сосен, будто бы образовывавших калитку, и... исчезли из виду. За соснами простиралась еще одна небольшая полянка, на которой летом Китнисс и Пит собирали землянику. Но парни на ней так и не появились – они словно растворились в воздухе, пройдя между соснами.

– Ты видела? – выдохнул Гейл.

– Пошли отсюда! – Китнисс заметно трясло не то от холода, не то от волнения. – Я не знаю, кто это, и что они здесь делают, но чувствую, что нам с ними лучше не встречаться.

– Но они живут в лесу, Китнисс! Едят рыбу из озера! Вдруг они смогут помочь нам? Надо выйти с ними на контакт.

– Ну уж нет! Ты если хочешь, оставайся здесь и шпионь за ними дальше. А я пошла! – с этими словами Китнисс выбежала на улицу и через несколько мгновений скрылась в чаще. Проводив ее взглядом, Гейл вышел из домика и направился к двум соснам, за которыми только что исчезли парни с сомом. Но пройти туда же, куда они, он не смог. Он словно налетел на невидимую стену, возведенную между сосен. Побродив вокруг да около, Гейл вернулся в домик. Нет, это не происки Капитолия. Зачем им прятаться в лесу? Гейл был уверен, что это беженцы, но только хорошо подготовленные и владеющие секретами капитолийцев. Кинув последний взгляд на сосны, он направился к забору, твердо решив, что теперь будет следить за озером, пока точно не выяснит, кто эти люди, и как им удается прятаться.

Глава 5. Контакт

– Но они магглы! – воскликнул Рон. От волнения он не мог сидеть на месте и расхаживал взад-вперед по палатке, заложив руки за спину. – По-моему, при встрече с нами у них возможны два варианта: либо сбежать, сверкая пятками, либо попытаться пристрелить нас!

– Выбирать не приходится, Рон! – убеждала его Джинни. – К тому же нас четверо, а их всего двое – в случае чего справимся.

Подобные споры не прекращались между четверыми друзьями уже третью неделю, с тех пор, как Гарри однажды наткнулся на следы ботинок на песке возле озера. Следы привели к разрушенной бетонной постройке, где обнаружились и другие признаки «цивилизации»: зола в печке, вязанка дров, пара металлических кружек, котелок и старый, много раз залатанный плед. Друзья сразу поняли, что в лесу периодически бывают люди, скорее всего, кто-то из поселка за забором. Потом они наткнулись на парня и девушку, которые охотились в лесу, и поняли, что это их шанс наладить контакт с местным населением. Гарри, Рон, Гермиона и Джинни решили последить за ними.

Через несколько дней они выяснили, что эти парень и девушка – действительно жители поселка. В лес они попадали тем же путем, которым Гарри и Джинни лазили к ним – через дырку под забором. Для охоты у девушки был лук, древнее маггловское оружие, которое она прятала в дупле.

Бетонная постройка у озера оказалась любимым местом отдыха охотников, они там частенько грелись у печки и готовили еду.

Через некоторое время друзья заметили, что девушка появляться в лесу перестала, а вот парень, наоборот, приходил каждый день. Теперь он не столько охотился, сколько подолгу просиживал в домике возле озера, зачастую даже без огня. Вскоре друзья пришли к выводу, что он тоже их заметил и следит за ними. Они выслеживают друг друга. По мнению Гермионы это означало, что пришло время пойти на контакт, пока парень не привел с собой человек двадцать друзей из поселка.

– Как ты собираешься это сделать? – недоумевал Рон. - Подойдешь и скажешь: «Молодой человек, можно с вами познакомиться?»

– Не кривляйся, – поморщилась Гермиона. – У меня есть идея получше. Мы ведь считаем, что они нас заметили, верно?

Гарри, Джинни и Рон кивнули.

– Значит, скорее всего, тоже заинтересованы в том, чтобы узнать, кто это поселился в их лесу, – продолжала Гермиона. – Нам нужно перестать прятаться!

– Вряд ли это поможет, – с сомнением произнес Гарри. – Этот парень тысячу раз видел нас на берегу озера. Если бы он хотел подойти и заговорить – давно бы сделал это. По-моему, эти охотники просто боятся нас.

– Тогда нужно сделать так, чтобы они разозлились! – глаза Гермионы засверкали заговорщицким огнем. – Мы поселимся в их домике, защиту ставить не будем, но сами будем начеку. Все равно, кроме них, тут нападать некому. Они сами придут к нам.

Гарри, Джинни и Рон с сомнением взирали на Гермиону. Идея казалась им слишком смелой, хотя и действительно могла привести к нужному результату.

С того дня Гарри, Рон, Гермиона и Джинни обосновались у озера капитально. Снаружи бетонный домик по-прежнему смотрелся старым и полуразрушенным, но внутри все выглядело иначе. Несколько заклинаний из курса средней трансфигурации – и деревянная лавка превратилась в мягкий диван, ржавая печка – в камин, кусок газеты – в палас. Окна и дверь по-прежнему зияли пустыми проемами, но внутри было тепло от камина и согревающих заклинаний. Защитных чар, как и договорились, на жилище не накладывали, вместо них было одно простенькое следящее заклинание, которое сигнализировало о приближении к дому посторонних. Но как оказалось, все было напрасно. Прошла еще неделя, а охотники к домику так и не приблизились. Может, и ходили где-нибудь вокруг да около, но следящее на них не реагировало.

Гермиона взяла в привычку сидеть по полдня на берегу озера, притворяясь, что ловит рыбу. То есть рыбу-то она и впрямь иногда лениво доставала из воды с помощью Акцио, но лишь для вида, чтобы Рон, считавший это в высшей степени глупой затеей, отстал от нее. Основной ее целью было не это. Просто она надеялась, что одной девушки охотники не испугаются.


Старания Гермионы увенчались успехом только на вторую неделю. К тому времени, по ощущениям, наступил ноябрь, хотя четверо друзей понятия не имели, как менялись времена года в этом мире. Ветер с озера стал злее, а заморозки теперь были каждую ночь. В тот вечер Гермиона в очередной раз провела несколько часов на берегу в бесполезном ожидании, но никто, казалось, ей так и не заинтересовался. Как вскоре выяснилось,она ошиблись.

Охотники появились неожиданно. Аккурат в то время, когда друзья обычно садились ужинать, сработала сигнализация следящего заклинания. Четверо друзей насторожились и на всякий случай тихонько приготовили палочки, хотя пользоваться ими не собирались. Вскоре те самые парень и девушка, которых они до этого не раз видели в лесу, возникли на пороге разрушенного домика. Вид их не предвещал ничего хорошего, но Гарри, Рон, Гермиона и Джинни другого и не ожидали.

– Мы не причиним вам вреда! – Гермиона подняла руки ладонями вверх, надеясь, что и несколько веков спустя этот жест все еще обозначает призыв к примирению.

– Как бы мы вам его не причинили! – жестко произнес парень, испепеляя Гермиону взглядом. – Вы заняли наше место!

– Нам очень жаль, – вежливо ответил Гарри. – Мы не знали, что оно ваше.

– Кто вы такие, и что делаете в лесу? – парень и не думал смягчиться. Тетива лука девушки была по-прежнему туго натянута. – Мы давно за вами наблюдаем!

– Мы... неместные, – сказала Гермиона. – Мы сами не знаем, как тут оказались. Быть может, вы поможете нам? Пожалуйста, опустите оружие, мы не собираемся на вас нападать!

Но охотники и не думали подчиниться, а слова Гермионы, казалось, насторожили их еще больше.

– Вы из Капитолия? – спросил парень.

– Нет, – на сей раз совершенно искренне произнесла Гермиона. Она понятия не имела, что такое Капитолий, но по тону парня осознала, что его обитателей они не жалуют. – Наоборот. Мы... прячемся, – она ткнула наугад, и, кажется, попала. Лук в руке девушки дрогнул, но не опустился.

– Вы беженцы? – металла в голосе парня поубавилось.

– Да, – с готовностью подтвердил Гарри.

– Из какого вы дистрикта? – спросила девушка. – Ведь не из Восьмого же, для него вы слишком хорошо выглядите.

Вопрос застал четверых друзей врасплох, но явно требовал быстрого ответа, поэтому Гермиона опять решила действовать методом тыка. «Если для Восьмого Дистрикта мы слишком хорошо выглядим, значит, в нем живут бедняки, – лихорадочно рассуждала она. – Наверное, люди побогаче живут дальше...»

– Из Первого, – выпалила она и замерла в ожидании, крепко сжимая в кармане волшебную палочку и готовясь в любую минуту использовать ее по назначению.

Парень и девушка переглянулись. В глазах обоих читалось удивление, но настороженности в них поубавилось.

– Чего ради вы бежите из Первого? – сощурился парень. – Вы же любимчики Капитолия!

– Не совсем так, – осторожно произнес Гарри.

– У вас тоже восстание? – спросил парень.

– Да, – подтвердила Гермиона. – Потому мы и бежали.

Девушка наконец опустила лук. Парень все еще сжимал топор, но уже без готовности пустить его в ход в любой момент.

– Вы голодные? – спросила вдруг Джинни. – Мы как раз собирались ужинать, быть может, вы присоединитесь?

Охотники с шумом втянули носами воздух, принюхиваясь. Конечно, они были голодны, а из котла так вкусно пахло... Их настороженность таяла на глазах.

– Да, – решительно произнес парень. – С удовольствием.

На столе словно бы из неоткуда появились две дополнительные тарелки, но гости едва заметили эту внезапную перемену, потому что емкости тут же наполнились аппетитным варевом из котла.

– Может, познакомимся? – несмело предложила Джинни, пока они не сели за стол. – Меня зовут Джинни, а это мои друзья: Гарри, Рон и Гермиона.

– Гейл, – коротко представился парень.

– Китнисс, – в тон ему произнесла девушка.

– Китнисс? – переспросила Джинни. – Ты...

– Да, это я, – оборвала ее Китнисс. – Китнисс Эвердин, победительница Голодных Игр, сойка-пересмешница, как угодно.

Джинни сразу вспомнила, где слышала это имя. В ту ночь, когда они с Гарри совершили вылазку в поселок, их внезапная знакомая Мадж произнесла это имя. Судя по всему, они праздновали победу как раз этой Китнисс и чью-то еще. Быть может, как раз Гейла? В любом случае, судя по тому, как ликовали жители поселка, имя Китнисс должно быть известно каждому бродяге. Рон и Гермиона, к счастью, сразу все поняли, вспомнив рассказ Гарри об их путешествии за забор. Что говорить дальше, никто не знал, хотя Гейл и Китнисс, вроде бы, ничего от них и не ждали. Чтобы не затягивать паузу, Джинни вновь пригласила всех к столу.

Охотники уписывали ужин за обе щеки, Гейл съел аж три большие порции. Джинни тихонько увеличила количество содержимого котла, постаравшись сделать это незаметно.

Когда все наелись и, довольные, отвалились на стульях, четверо друзей вновь ощутили волнение. Пока им везло, но когда-нибудь это закончится, и очередным ответом они выдадут себя.

– Вы давно в бегах? – поинтересовался Гейл.

– С начала осени, – ответил Гарри и тут же прикусил язык, сообразив, что до сих пор понятия не имеет, как у них называются времена года. Но Гейл и Китнисс не выказали ни малейших признаков удивления.

– Что у вас за оружие? – резко спросил Гейл.

– Оружие? – удивилась Гермиона. – У нас нет... – она замолчала, поймав на себе предостерегающий взгляд Гарри. Он понял, что имел ввиду Гейл, и изо всех сил пытался придумать, как им теперь выкручиваться. Впрочем, Гермиона соображала быстрее. – А, вы об этом, – она вытащила из кармана мантии волшебную палочку. Гейл жадно впился в нее глазами, будто бы пытаясь запомнить каждую царапинку на деревянной «указке». – Видите ли, это не совсем оружие, – Гермиона отчаянно тянула время, пытаясь придумать правдоподобный ответ.

– Я видел, как ты с ее помощью стреляла глухарей. Ловко у тебя получается, – в голосе Гейла звучало искреннее восхищение. – Капитолийское изобретение, верно?

– Да, – Гермиона тут же ухватилась за подсказку. – Но это не оружие. Вернее, ее можно использовать не только как оружие. Мы называем их волшебными палочками, – Гермиона замолчала, наблюдая за реакцией Гейла. Но он по-прежнему без тени настороженности жадно ловил каждое ее слово.

– Ну да, и костер ты ей тоже разводила, – вспомнил Гейл. – Нам бы таких с десяток... – теперь уже Китнисс бросила на Гейла предостерегающий взгляд, и он осекся. – Вы, кажется, знаете немало капитолийских фокусов?

– Есть немного, – осторожно произнес Гарри.

– Силовое поле вы ставите не хуже, чем распорядители на арене, – произнесла Китнисс. – Да и сжатие пространства у вас неплохо работает...

Гарри, Рон и Джинни взирали на Гейла и Китнисс с плохо скрываемым изумлением. Гермиона же, казалось, начала что-то понимать.

– Мы многое умеем, – осторожно подтвердила она.

Гейл кивнул и замолчал, будто бы над чем-то лихорадочно раздумывая.

– Вас ведь всего четверо? – спросил он наконец. – Для противостояния Капитолию совсем немного, даже с этими... волшебными палочками. Мы могли бы присоединиться к вам. У нас, конечно, нет такого оружия, но... – он с нежностью провел рукой по рукоятке топора. – Наверняка и для нас найдется дело.

– Вы хотите бежать с нами? – сообразила Гермиона.

– Да, – ответил Гейл, твердо глядя ей в глаза. Похоже, он решил, что она из этой четверки главная, и говорил теперь только с ней. – Нас много, большая часть Двенадцатого дистрикта. Мы могли бы составить неплохую армию.

Гермиона окинула Гейла и Китнисс оценивающим взглядом, все больше и больше вживаясь в роль предводителя скрывающейся в лесах группы партизан.

– Пожалуй, – согласилась она. – Но нам нужно подумать. Полагаю, что и вам тоже неплохо бы посоветоваться с вашими сторонниками. Давайте через неделю на этом же месте.

– Идет, – кивнул Гейл. Такой деловой подход ему понравился.

– Гейл, мы не успеваем вернуться, – воскликнула вдруг Китнисс. В ее голосе сквозил откровенный ужас. – Через две минуты подключат напряжение!

– Вот черт, – выругался Гейл. – Проклятый забор.

– Мы можем отключить ток с помощью вот этого, – произнес вдруг Рон, демонстрируя охотникам предмет, больше всего похожий на обычную зажигалку. Гермиона, Джинни и Гарри с удивлением узнали в нем деллюминатор. – Вы пролезете, мы включим обратно, никто не заметит.

Гейл с сомнением переводил взгляд с Рона на предмет в его руках. Если миротворцы что-то увидят... С другой стороны, оставаться на ночь в лесу еще опаснее.

– Хорошо, – решился он наконец.

Все шестеро быстро пошли к забору, который уже равномерно гудел как растревоженный улей. Ток теперь всегда включали с наступлением темноты и отключали утром. Китнисс и Гейл замерли в нерешительности в полуметре от дырки. Стоит на секунду коснуться проволоки – и они поджарятся.

– Готовы? – спросил Рон, доставая из кармана деллюминатор. – Надо же, не думал, что эта штуковина еще когда-нибудь сослужит нам верную службу, – усмехнулся он, щелкая кнопкой. Тоненькая серебряная струйка перекочевала из проволоки в деллюминатор, и гудение прекратилось.

Секунду помедлив, Гейл и Китнисс быстро проскользнули под забором.

– Мы все, – раздался еле слышный шепот с той стороны, и через мгновение проволока зажужжала вновь. Кроме этого звука, все было тихо – вроде бы никто ничего не заметил.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни быстро пошли обратно к озеру. В темном холодном лесу было совсем неуютно, и они спешили поскорее добраться до разрушенного домика. Рону, Гарри и Джинни к тому же не терпелось расспросить Гермиону, которая явно понимала в сложившейся ситуации больше них.

Добежав до своего жилища, четверо друзей плюхнулись на диван возле все еще горевшего камина, подставляя огню закоченевшие руки.

– Ну? – Рон в нетерпении смотрел на Гермиону. – Расскажешь ты нам, что происходит?

– Как будто я знаю больше вашего, – проворчала она. – Я, кажется, кое-что поняла из разговора с этим Гейлом, но это все лишь на уровне догадок.

– Гермиона, – произнес Рон почти ласково. – Мы, все трое, очень хотим знать, что именно ты поняла. Потому что мы пока не достигли даже уровня догадок.

Гермиона вздохнула и уставилась на огонь.

– Как мы знаем, больше века назад население Земли было уничтожено, – начала она тоном лектора-историка. – Очевидно, не все – некой группе людей удалось спастись. Они объединились в общину, которая впоследствии стала городом, потом – страной. Судя по тому, что мы слышали, форма государственного устройства у них самая древняя, примитивная. Есть Капитолий, столица, в которой сосредоточены деньги и власть. И несколько мелких поселков, как они их называют, дистриктов, которые снабжают столицу всем необходимым. Жители поселков живут очень бедно, а в столице – наоборот, шикуют засчёт собираемых с дистриктов налогов. Отсюда восстания, мятежи, беженцы и все такое прочее.

– Так, – произнес Гарри. – Вроде я начинаю понимать. Ты думаешь, сейчас это государство находится на грани гражданской войны? А эти Гейл и Китнисс – молодые революционеры, которые приняли нас за партизан, готовящих восстание, и хотят к нам присоединиться?

– Похоже на то, – кивнула Гермиона. – Но это все пустяки, старый как мир политический сценарий. Главное не это. Страной, похоже, правят волшебники, которые живут в Капитолии.

Гарри, Рон и Джинни смотрели на нее, раскрыв рот.

– Ну да, они говорили что-то про «капитолийские фокусы», – вспомнил Гарри. – Значит, уже где-то видели подобное. Но Гермиона, если мы возьмем их в союзники, получается, мы будем драться против волшебников?

– Мы пока не собираемся ни с кем драться, – отмахнулась Гермиона. – Пока неплохо было бы просто смешаться с местным населением, а там уже будем выяснять. Нам представился неплохой шанс! Больше всего мне сейчас хочется узнать о роли волшебников в этом мире. Вы вот с Джинни в дистрикте встретили ведьму, значит, они есть не только в Капитолии. Вдруг среди тех, кого приведут Гейл и Китнисс, тоже будут волшебники?


Глава 6. Волшебники

Китнисс стояла посреди единственной в Деревне Победителей улицы и смотрела вдаль, туда, где только что за поворотом исчез Гейл. Она уже начинала думать, что была слишком резка с ним. Но он тоже хорош! Да, Китнисс накануне рассказала Питу о встрече с беженцами в лесу, хотя обещала пока держать это в тайне ото всех. Но Пит – не все. Даже если бы она хотела, она не смогла бы от него такое скрыть! К тому же – и Гейл это прекрасно понимал – без Пита она все равно никуда не побежит.

Вечером Пит ждал ее у нее дома и места себе не находил, когда она не вернулась из леса вовремя. Он знал, что напряжение по забору пускали ровно в восемь, и к тому времени Китнисс обычно уже бывала дома. Когда она наконец пришла, то выглядела такой взволнованной, что Пит сразу понял: случилось нечто непредвиденное. Он сразу увел ее в беседку в дальнем углу сада, где, он точно знал, не было жучков. И Китнисс выложила все. Она говорила сбивчиво, возбужденно, но основную суть Пит понял.

В отличие от Гейла Пит обладал холодным рассудком и не бросился тут же рассказывать своим родным, что им предстоит бежать в леса. Мало того, он настоял на том, чтобы сперва сообщить про беженцев Хеймитчу. И Китнисс поняла, почему – если они все сбегут, их с Питом ментор будет первым, кому не поздоровится. Потому что он единственный близкий им человек, кроме родных. Его тут же арестуют и будут пытать, чтобы добыть сведения, которых у него нет, а потом убьют. Пит и Китнисс никак не могли этого допустить, а Гейлу было не понять, как можно жалеть человека, который принимал на них ставки во время Голодных Игр.

Гейл был готов бежать сию минуту, собрав в охапку своих братьев и мать, а Пит, наоборот, хотел сначала все продумать, и Китнисс была с ним согласна. Их слишком много, если они не организуют все как следует, то только обратят на себя внимание миротворцев.

Простояв в задумчивости с полчаса, Китнисс почувствовала, как ледяной ветер потихоньку пробирается под теплую куртку и зашагала к дому. С Гейлом они помирятся – он вспыльчивый, но быстро отходит. А вот как быть с Хеймитчем, надо решить и быстрее. Он ведь, как всегда, в пьяном угаре, и, скорее всего, просто посмеется над ними.

***
В тот вечер Пит вернулся из пекарни рано. После того, что рассказала ему Китнисс, он не мог спокойно работать, как прежде. Первый раз в жизни он почувствовал, что у него есть шанс стать свободным от Капитолия, но с какими трудностями это было сопряжено! Один неверный шаг – и от них и косточки не найдут.

Когда Пит переступил порог гостиной, Китнисс уже ждала его там. Он мягко обнял ее, посадил к себе на колени и поцеловал. Она уткнулась лицом ему в грудь, и несколько минут они сидели молча. В этом доме все равно говорить можно было только на отвлеченные темы.

– Пошли завтра к Хеймитчу, – прошептал Пит на ухо Китнисс. – Утром есть возможность застать его трезвым. Есть надежда, что он хотя бы нас выслушает.

Китнисс молча кивнула. О ссоре с Гейлом она говорить не стала – Пит и так, кажется, все понял.

После тура победителей Пит и Китнисс постепенно сблизились. В первое время, просыпаясь от очередного кошмара в своем доме, Китнисс все время пыталась нащупать в темноте Пита, но потом выныривала из грез окончательно и вспоминала, что они вновь предоставлены сами себе. Это был первый в ее жизни момент, когда она поняла, как же ей на самом деле его не хватает. Она каждую ночь вспоминала его объятия в купе поезда, так уютно утягивавшие ее в теплую черноту без сновидений. Без Пита было плохо, это Китнисс наконец поняла. Революционный огонь в сердце Гейла не только не успокаивал, а наоборот, сеял еще большую тревогу в ее душе. Гейл был отличным другом, товарищем, братом, напарником по охоте, но к более близким отношениям с ним Китнисс была не готова. Как только она это поняла, ее отношения с Питом приобрели совершенно другой оттенок. Их помолвка наконец-то перестала быть фиктивной. Китнисс внезапно даже поймала себя на том, что с нетерпением ждет, когда Цинна пришлет свадебные платья, чтобы их померить. Она не знала, сколько еще дней спокойной жизни отпустил им президент Сноу и, насколько это было возможно, наслаждалась каждым мгновением. Они с Питом были вместе, им было хорошо вместе – и это главное.

***
Хеймитч словно что-то почувствовал. Около полудня, когда Пит и Китнисс к нему заглянули, он выглядел трезвым и вполне бодрым.

– Что-то стряслось, солнышко? – скорее утвердительно, чем вопросительно поинтересовался он, внимательно вглядываясь в лицо Китнисс.

– Не то чтобы, – Китнисс при этом утвердительно кивнула и указала глазами на дверь. Это означало, что об остальном говорить в напичканном жучками доме слишком опасно. – Мы хотели прогуляться в Котел, тебе принести что-нибудь?

– Я бы тоже прогулялся, – с этими словами Хеймитч встал и, сняв с вешалки куртку, направился к двери. Китнисс и Пит молча последовали за ним.

В саду Хеймитча был так называемый «конспиративный уголок» – скамейка, надежно скрытая от посторонних глаз тремя толстыми дубами, на которой можно было спокойно говорить. На всякий случай хозяин дома регулярно проверял это место на наличие следящих и подслушивающих устройств. Он и теперь быстро заглянул под лавку и пошарил руками по сиденью с нижней стороны, хотя точно знал, что там ничего нет. Только после этого он опустился на скамейку, а Пит и Китнисс, держась за руки, устроились слева от него.

– Мы встретили беженцев в лесу, – взяла быка за рога Китнисс.

Хеймитч приподнял бровь. В его взгляде одновременно читались удивление, чуть насмешливое недоверие и раздражение.

– Я не буду тебе в очередной раз читать лекции о том, насколько опасны сейчас для тебя вылазки за забор, – произнес он. – Потому что это, похоже, бесполезно. Так что давай, выкладывай подробности.

– Мы с Гейлом наткнулись на них у озера, – продолжала Китнисс. – Они из Первого. Их четверо: два парня и две девушки. И им известны секреты Капитолия, Хеймитч!

– Подожди-подожди, не все сразу! – протестующее поднял руку Хеймитч. – Это они вам сказали, что они из Первого?

– Да, – подтвердила Китнисс. – И это очень похоже на правду, потому что по виду они совсем не бедняки!

– Странно, – пробормотал Хеймитч. – А что там про секреты Капитолия?

– Они могут многое, чего не умеем мы! – Китнисс понизила голос. – Например, силовое поле. Мы не могли долгое время найти их убежище, потому что они окружали его защитным силовым полем. И у них есть оружие, настоящее оружие! Они называют его волшебными палочками... – Китнисс вдруг замолчала, заметив, как Хеймитч резко переменился в лице. Он сильно побледнел, и, несмотря на морозный день, на его лбу выступила испарина, которую он тут же стер рукавом куртки.

– Как ты сказала? – прошипел он, крепко хватая Китнисс за запястье.

– У них есть оружие, которое они называют волшебными палочками. Такие деревянные указки... Ай, Хеймитч, отпусти, больно! – Хеймитч автоматически разжал пальцы, и Китнисс тут же отдернула покрасневшую руку. Он, казалось, этого даже не заметил. – Они их используют не только как оружие, с помощью них возводят силовое поле и ловят рыбу, и готовят пищу...

– Тихо! – вдруг резко оборвал ее Хеймитч. – Ни слова больше! Кому ты еще говорила об этом?

– Только Питу, – испуганно пролепетала Китнисс.

– Хорошо, – Хеймитч провел по лбу тыльной стороной ладони. – То есть, конечно, ничего хорошего... Они точно сказали, что они из Первого? – Китнисс коротко кивнула. – Ладно, давай поподробнее о вашей встрече, только прошу, не повышай голос! Особенно меня интересуют всякие мелочи: как они были одеты, что делали и все такое прочее.

Китнисс постаралась передать встречу в лесу как можно детальнее: она рассказала и про подстреленных глухарей, и про странные плащи, которые носили Гарри, Рон, Гермиона и Джинни, и про то, как поменялась с их появлением обстановка бетонной постройки, и о том, как Рон отключил колючую проволоку с помощью деллюминатора. Хеймитч заметно нервничал: то краснел, то бледнел, то вздыхал и все время теребил пальцами край куртки. Под конец Китнисс вспомнила о красном значке со львом. Гейл собирался вернуть его беженцам, но забыл, а после их недавней ссоры отдал его ей. Теперь она достала его, чтобы продемонстрировать Хеймитчу.

– Вот, это их – мы нашли в домике, – ладонь Хеймитча, на которую Китнисс положила значок, заметно дрожала, а сам он, казалось, вот-вот потеряет сознание.

– Не может быть, – прошептал он, внимательно осмотрев значок со всех сторон. – Но прошло уже три дня, и если бы это была ловушка... Откуда же они там взялись?

– Хеймитч, что все это значит? – внезапно громко спросил Пит, которому порядком надоело слушать несвязное бормотание их ментора.

– Ты хочешь знать, что это значит? – нервно усмехнулся Хеймитч. – За такое знание нынче люди пропадают без вести, мальчик.

– Я предпочитаю пропасть без вести, зная, за что, – Пит снова повысил голос.

– Тише, – шикнул на него Хеймитч. – Я же просил не кричать. Я расскажу то, что считаю нужным, но не больше. Хотя я и сам, к счастью, знаю не так много. Но я вас предупредил: об этом лучше не знать.

Пит и Китнисс придвинулись к Хеймитчу поближе, приготовившись слушать.

– Что вы знаете о волшебниках? – спросил Хеймитч.

Вопрос показался Китнисс и Питу слегка неожиданным. Легенды о волшебниках ходили среди жителей Панема всю жизнь и постоянно обрастали новыми подробностями. Вообще-то эта тема была под строжайшим запретом, и упоминание ее каралось сурово, вплоть до отрезания языка. Власти, конечно, аргументировали это своей заботой о жителях дистриктов – мол, те напридумывают всякой мистической чуши, а потом начинают сами себя бояться. Но так уж повелось, что людям необходимо верить во что-то сверхъестественное, и слухи о волшебниках всегда являлись горячей темой для разговоров.

– Только ту чушь, что болтают в Котле, – пожала плечами Китнисс.

– В каждой чуши есть лишь доля чуши, – назидательно проговорил Хеймитч. – Около двух веков назад, задолго до возникновения Панема – в этом мире действительно жили волшебники. Они существовали среди обычных людей, магглов, как они их сами называли, но предпочитали прятаться. Но поскольку скрыться среди обычных людей не так-то просто, они использовали различные защитные заклинания, которые маскировали их жилища, отпугивали магглов. То, что вы называете силовым полем, – одна из разновидностей защиты, причем самая примитивная. У волшебников в те времена были волшебные палочки, то самое «капитолийское оружие», которое вы видели.

– Ты хочешь сказать, что в лесу прячутся четверо волшебников? – недоверчиво спросила Китнисс. – То есть они все еще живут среди нас здесь, в Панеме?

– Разумеется, – кивнул головой Хеймитч. – Как, по-твоему, распорядители организуют арену для Голодных Игр и изменяют ее по своему хотению в столько краткие сроки? Откуда берутся переродки? А мгновенное исцеление неизлечимых болезней, таких как заражение крови?

– Я думала, это всего лишь высокие технологии, только и всего, – пожала плечами Китнисс.

– Меня умиляет твоя вера в научно-технический прогресс, солнышко, – усмехнулся Хеймитч. – Китнисс, полностью разрушенная планета просто не может восстановиться так быстро до того уровня развития, на котором сейчас находится Капитолий!

– Но если волшебники выжили, значит, они есть и среди простых жителей дистриктов? – поинтересовался Пит. – Почему они тогда не объединяются против Капитолия, обладая такой силой?

– Потому что сила – это еще не все, – объяснил Хеймитч. – В былые времена у волшебников была своя школа магии, в которой они учились заклинаниям. Без этого ни один маг не может как следует распоряжаться своей силой. К тому же... А впрочем, нет, этого вам не надо знать! – вдруг резко произнес Хеймитч, вставая. – Хватит, я итак уже слишком много вам рассказал! Всё!

– Хеймитч, один вопрос! – умоляюще посмотрел на него Пит. – Пожалуйста!

– Хорошо, но только один, – согласился Хеймитч, опускаясь обратно на лавку. – И я не гарантирую, что ответ на него тебя удовлетворит.

– У власти стоят волшебники? – спросил Пит.

– Да, – ответил Хеймитч. – Все, это был последний вопрос, – предостерегающе добавил он, видя, что Пит готовится сказать что-то еще. – К слову, это один из тех вопросов, за знание ответа на которые пропадают без вести.

– Что же нам теперь со всем этим делать? – растерянно спросила Китнисс.

– Ах, да, – Хеймитч будто бы только теперь вспомнил, с чего начался разговор. – Придется мне познакомиться с вашими беженцами, – бросил он и решительно направился в сторону дома, оставив Китнисс и Пита сидеть на скамейке в полном обалдении.


Глава 7. Снова в лесу

На самом деле Хеймитч знал гораздо больше, чем осмелился рассказать Питу и Китнисс. Но и его порядком ошеломило внезапное известие о четверых волшебниках, прячущихся в лесу. Удивило его, конечно, не то, что какие-то беженцы из Первого Дистрикта владеют магией – они близко к Капитолию, вполне могли что-то узнать, сколь бы тщательно власти ни таились. Мыслей в голове ментора вертелось множество, но все они на поверку оказывались какими-то противоречивыми. На ловушку это все-таки не было похоже – Капитолий так тонко не действует. Запугивания, пытки, массовые аресты, психологическое давление – это всё их методы, а вот четверо шпионов лесу... Да и для кого такая шикарная ловушка? Для Китнисс Эвердин? Но для нее уже была приготовлена другая кара, и Хеймитч даже знал, какая. Нет, определенно надо выяснить, откуда там взялись эти четверо путников. Хеймитч не мог отделаться от мысли, что он влип в очень нехорошую и опасную историю. Больше всего ему хотелось думать, что Гейл с Китнисс просто наслушались очередных сказок в Котле, и им что-то померещилось, если бы не одна деталь – красный значок с золотым львом.

Уже три дня Хеймитч не брал в рот спиртного, мучительно соображая, как ему поступить. Самым лучшим решением казалось пойти в лес одному, отыскать там этих ребятишек и поговорить с ними по душам. В том, что он найдет их в одиночку, он не сомневался. Хеймитч прекрасно знал, насколько все это рискованно, и хотел, чтобы об этом знало как можно меньше людей. С другой стороны, трое уже знают. Трое – это непозволительно много для информации, владение которой предусматривает казнь без суда и следствия. Но если он пойдет в лес один, чего доброго узнает и еще кто-нибудь. Китнисс и Гейл не отстанут, пока не выяснят что к чему. Нет, никакой самодеятельности – придется действовать как договорились.

***
Через четыре дня после разговора с Хеймитчем Пит и Китнисс обнаружили в почтовом ящике дома Мелларков смятый клочок бумаги. «Завтра, с рассветом, западный край Луговины», – значилось на нем. Послание было без подписи, но понять, кто автор, не составило труда. Едва прочитав записку, Китнисс вынула из кармана коробок спичек и подпалила листок, наблюдая, как черный пепел кружится в морозном воздухе и медленно оседает на бетонированную площадку возле крыльца. С рассветом – значит, около восьми утра. Мама и Прим обычно в это время уже не спят даже в выходной – мама готовится принимать больных, а Прим ей помогает. Они, конечно, удивятся – в последнее время Китнисс не уходила на охоту раньше девяти. Придется сослаться на кошмары и бессонницу.

– Надо сказать Гейлу, – голос Пита выдернул Китнисс из размышлений.

– Да, надо, – согласилась Китнисс без особого энтузиазма. С Гейлом они до сих пор не помирились, и об участии в этой истории Хеймитча он так и не знал. Скорее всего, он воспримет это в штыки, но не говорить ему нельзя. В конце концов, это он выслеживал беженцев в лесу, узнал, что они поселились в их домике, и потом привел туда Китнисс. И вообще, если бы не он, Китнисс бы их даже не заметила.

В последние месяцы Гейл работал в забое допоздна. Когда Китнисс и Пит пришли к нему, он только вернулся из шахты и выглядел очень усталым. Китнисс даже было подумала не говорить ему ничего – все равно это ему не понравится, так пусть уж лучше выспится в свой единственный выходной. Но он уже понял, что они пришли не просто так.

Китнисс вкратце пересказала Гейлу их разговор с Хеймитчем и содержание записки. Как ни странно, он не выказал ни малейших признаков раздражения. То ли информация о волшебниках произвела на него слишком глубокое впечатление, то ли просто уже поостыл с их последней встречи.

– Наверное, ты поступила правильно, – устало произнес он. – Хотя я предпочел бы обойтись своими силами.

Гейл намеренно разговаривал только с Китнисс, делая вид, что Пита там как бы и вовсе не было. Последнего, впрочем, это совершенно не задевало. Если им придется играть в одной команде во имя общего дела, то они как-нибудь найдут общий язык. А нет так нет.

***
Рано утром Китнисс вышла на крыльцо и глубоко вдохнула морозный воздух. Небо было уже не таким темным и, как ни странно, безоблачным. Если повезет, то это будет первый по-настоящему солнечный день с начала ноября. Китнисс чувствовала, что в этот день должно произойти что-то важное.

Пит вышел из соседнего дома одновременно с ней. Вечером он ушел ночевать к себе, чтобы его утренний уход в лес вместе с Китнисс не показался миссис Эвердин подозрительным. Охотиться она обычно ходила без него.

Пит нежно поцеловал Китнисс в знак приветствия, и она почувствовала, как гулко бьется его сердце. Он заметно волновался. Еще бы – для него ведь и сама по себе вылазка в лес через дырку под забором была событием. Они взялись за руки и быстро зашагали в сторону Луговины.

Хеймитч уже ждал Пита и Китнисс у забора. Они коротко кивнули друг другу, не решаясь заговорить даже шепотом. Вскоре подошел Гейл с такой же, как у Китнисс охотничьей сумкой. Один за другим, они бесшумно проползли под забором. Когда все уже были по ту сторону, горизонт осветился нежным рассветным солнцем. Это, казалось, слегка разрядило напряженную обстановку. Гейл уверенно зашагал впереди всех, за ним, крепко держась за руки последовали Китнисс и Пит. Замыкавший шествие Хеймитч, внешне выглядел абсолютно спокойным, хотя все трое знали, что в это время он крепко сжимает в кармане нож.

Озеро в бледно-розовом рассветном мареве смотрелось потрясающе красиво, так что Пит, не бывавший там ранее, восторженно вздохнул. Выйдя на берег, Гейл остановился в замешательстве. Бетонная постройка выглядела такой, какой они с Китнисс привыкли видеть ее до встречи с волшебниками, – совершенно необитаемой. Это было очень странно, учитывая, что четверка беженцев обещала дождаться их именно там.

– Ну, что же вы остановились? – послышался насмешливый голос Хеймитча. В лесной тишине он прозвучал так внезапно, что все вздрогнули. Это была первая фраза, произнесенная за утро, – до этого они ограничивались кивками и жестами, боясь быть услышанными.

– Их там нет, – хрипло произнес Гейл, кивая головой в сторону бетонной постройки.

Вместо ответа Хеймитч устремился к разрушенному домику. Через несколько секунд он уже стоял на пороге, жестом приглашая Гейла, Китнисс и Пита следовать за ним. Подойдя ближе, они с удивлением поняли, что ошиблись: все четверо беженцев были внутри и мирно пили чай. Обстановка комнаты осталась прежней, и камин все так же ярко пылал. Зайти внутрь никто не смог: их разделяло невидимое простому глазу силовое поле. Впрочем, изнутри их тут же заметили и, узнав среди пришедших Гейла и Китнисс, позволили войти.

– Доброе утро! – произнес Хеймитч. – Что-то вы, похоже, не слишком рады нас видеть, – он с усмешкой посмотрел на волшебные палочки, которые все четверо сжимали в руках. – А мы пришли без оружия.

Гарри, Рон и Гермиона поспешно спрятали палочки, но Джинни все еще держалась настороженно.

– Ну-ну, юная леди, – произнес Хеймитч. – Не стоит быть такой подозрительной.

– Почему вы все время держите правую руку в кармане? – спросила Джинни, глядя прямо на него.

Хеймитч поднял обе руки ладонями вверх и иронически улыбнулся.

– Так лучше? – просил он.

– Пожалуй, – Джинни опустила палочку, но по-прежнему не сводила с него глаз. – Вы волшебник? – полувопросительно-полуутвердительно произнесла она.

– С чего вы взяли? – прищурился Хеймитч.

– Почувствовала, – коротко ответила Джинни. – Я всегда это чувствую. Вы волшебник, – повторила она уже более уверенно.

– Возможно, – Хеймитч чуть склонил голову. – А вы – беженцы из Первого Дистрикта?

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни многозначительно переглянулись.

– Может, вы сядете, – предложил Гарри. – Чтобы мы могли нормально поговорить.

Джинни произвела какое-то неуловимое движение волшебной палочкой, и у противоположной стороны стола появился небольшой диванчик, на котором свободно помещались трое. Пит, Китнисс и Гейл нерешительно опустились на него. Хеймитч сел в будто бы специально приготовленное для него кресло. На столе перед каждым появилось по чашке дымящегося какао.

– Почему вы бежите? – сразу спросил Хеймитч.

– В нашем дистрикте неспокойно, – ответил Гарри. Несмотря на четкий инструктаж Гермионы, его голос звучал очень неуверенно. Он мысленно обругал себя за это – так их быстро выведут на чистую воду. И вообще, все пошло как-то не так, как он рассчитывал. Похоже, этот мужчина с холодным взглядом им не доверяет. – Мятежи, восстания.

– Странно, – заметил Хеймитч. – Вы вроде бы всегда ладили с Капитолием лучше других. Хорошо, зайдем с другого конца. Где вы умудрились достать волшебные палочки и так обучиться магии? Да еще и при этом остаться в живых?

Разговор все более начинал походить на допрос. Четверо друзей совершенно растерялись. Хеймитч настойчиво буравил их взглядом, а они ничего не отвечали, надеясь, что молчание сойдет за нежелание выдавать свои секреты. Они ждали, что Хеймитч начнет задавать наводящие вопросы, но он вместо этого неожиданно расстегнул молнию на куртке и вытащил из-за пазухи какой-то предмет, который при ближнем рассмотрении оказался старой потрепанной книгой. Гермиона, сидевшая к нему ближе всех, коротко вскрикнула и тут же зажала рот ладошкой. Все остальные вслед за ней вытаращили глаза от изумления. Перед ними была изрядно пожелтевшая от времени «История Хогвартса».

– Вам знакома эта книга, – утвердительно произнес Хеймитч. Он держался уверенно и старался не выпускать инициативу, но четверо друзей не могли не заметить мелькнувшее в его глазах смятение. – Вы не из Первого Дистрикта. Кто вы такие? – в ледяном тоне теперь уже откровенно сквозили предательские нотки страха.

– Если мы расскажем правду, вы все равно не поверите, – покачала головой Гермиона. – Быть может, вам лучше думать, что мы беженцы из Первого Дистрикта?

– Теперь уйти, не узнав правды, для меня будет слишком опасно, – возразил Хеймитч. – Все зашло слишком далеко. Откуда вы?

– Из прошлого, – ответила Гермиона и почувствовала, как сидевшие по обе стороны от нее Гарри и Рон вздрогнули. Они такого поворота явно не ожидали.

– Вот как? – в голосе Хеймитча вновь послышалась насмешка.

– Вы спросили – я ответила честно, – с внезапным раздражением произнесла Гермиона. – А вот вы, между прочим, даже не представились!

– Хеймитч Эбернети, – как ни в чем не бывало ответил Хеймитч. – С кем вы еще не знакомы? Вон там Пит Мелларк, – он кивнул в сторону дивана, на котором сидела притихшая троица.

– Я Гермиона Грейнджер, – ответила Гермиона уже спокойнее. – А это мои друзья: Рон Уизли, Джинни Уизли и Гарри Поттер. Кстати, имя Гарри Поттера вам ни о чем не говорит? А имя Волдеморта?

Теперь во взгляде Хеймитча плескался почти откровенный ужас.

– Я уже готов поверить, что вы действительно из прошлого, – тихо произнес он. – Потому что эта тема в Панеме под строжайшим запретом, и каждый, хоть чуточку осведомленный, об том знает.

– Ну вот, уже лучше, – подала голос Джинни. – Еще немного, и вы сможем наконец нормально разговаривать. Мы ведь даже не знаем, что такое Панем. Кстати, если уж на то пошло, вы не подскажете какой сейчас год? Когда я в последний раз смотрела в календарь, было второе мая тысяча девятьсот девяносто восьмого.

Хеймитч пристально разглядывал ее. К этой рыжей девчонке, моментально разгадавшей его истинную сущность, которую он тщательно и успешно скрывал многие годы, он относился с наибольшей настороженностью. Но вместе с тем, как ни странно, он ей верил. Или почти верил, потому что, вообще говоря, верить людям Хеймитч отучился давно.

– Сейчас идет, а вернее, заканчивается, сто восемьдесят второй год третьей эры, – произнес Хеймитч. – А Панем – это государство, в котором мы все, и вы в данный момент тоже, с позволения сказать, живем. Я ответил на ваш вопрос?

– Вполне, – кивнула Джинни.

– Хорошо, тогда продолжим, – голос Хеймитча вновь зазвучал ровно. – Вы сейчас назвали мне число и год, в который произошла глобальная катастрофа. Каждый житель Панема знает эту дату, но никто не в курсе, что тогда произошло на самом деле. Вы меня спросили, знакомо ли мне имя Волдеморта. Да, ходят слухи, что именно он стал причиной взрыва. Имя Гарри Поттера тоже передается из уст в уста, но о нем сведений еще меньше. То ли он пытался уничтожить этого Волдеморта, то ли наоборот поспособствовал взрыву. Эти слухи из года в год обрастают все более красочными подробностями, но правды все равно не знает никто. Или почти никто.

– Мы знаем, – подал голос Гарри. – Мы четверо были во дворе Хогвартса – той самой магической школы, история которой описана в книге, – Гарри кивнул на все еще лежавший на столе потрепанный томик, – когда произошел взрыв, и сражались. Да, я действительно пытался уничтожить Волдеморта, я должен был это сделать, но... просчитался, – Гарри не хотелось вдаваться в подробности деятельности Волдеморта и Пожирателей. Теперь это не имело никакого значения – ясно, что для жителей этого мира Волдеморт – лишь легенда. Теперь главным было убедить Хеймитча в том, что они говорят правду. И Гарри постарался как можно подробнее передать все, что происходило во дворе Хогвартса после того, как Волдеморт произнес свое заклинание.

– Я все равно не понимаю, как вы оказались здесь, – проговорил Хеймитч, когда Гарри дошел до того момента, как их подхватил «смерч» и перебросил в этот лес.

– Вы слышали что-нибудь о хроноворотах? – спросила Гермиона, вытаскивая из кармана мантии клепсидру на цепочке. Пит, Китнисс и Гейл впились в незнакомый предмет взглядами.

– Весьма немного, – ответил Хеймитч. – Прибор, который умеет перемещать во времени на небольшие отрезки. Сейчас их нет, или я, во всяком случае, не знаю об их существовании.

В ответ Гермиона постаралась как можно более доступным языком рассказать о новейшей модели хроноворота, разработанной Отделом Тайн, и о том, как их с помощью нее забросило на почти двести лет вперед. Хеймитч слушал ее очень внимательно.

– Теперь вы нам верите? – закончила она.

Хеймитч молча протянул руку к клепсидре, желая рассмотреть ее поближе. Гермиона передала ему остатки хроноворота, и он несколько минут изучал его, рассматривая на свет и проводя пальцами по шкалам времени.

– Ну что ж, не повезло вам, – наконец произнес он. Это было произнесено таким спокойным и вместе с тем каким-то зловещим тоном, что у четверых друзей похолодело внутри.

– Почему? – спросила Гермиона внезапно севшим голосом. – Насколько мы поняли, волшебники в этом мире довольно невежественны. Мы могли бы помочь им, передать свои знания, восстановить магическую школу. Поверьте, мы многое можем... – Гермиона осеклась, заметив, что Хеймитч смеется.

– Передать знания, – несмотря на смех, в голосе Хеймитча не было и тени веселья. – Похоже, вы действительно не в курсе, куда попали.


Глава 8. Хеймитч рассказывает правду

Никогда прежде у Хеймитча не было таких внимательных слушателей. Находившиеся в домике семь человек сидели очень тихо, боясь пропустить хоть одно слово. Хеймитч рассказывал историю Панема, настоящую историю, которая здорово отличалась от той, что учили в школе жители Двенадцатого дистрикта, хотя некоторые моменты совпадали.

Сто восемьдесят два года назад население Земли было уничтожено, но не от глобальной экологической катастрофы, как считали в Панеме. Были и землетрясения, и наводнения, и извержения вулканов, но все эти беды вызвало одно единственное заклинание, которое произнес живший в то время могущественный волшебник. Сила проклятия оказалась такова, что даже некоторые материки раскололись на части, а иные и вовсе ушли под воду. Так Евразия раскололась на Западную и Восточную части, первая из которых присоединилась к острову Великобритания. На земле, образованной Европой и Великобританией позднее возник Панем. Некоторые поговаривали даже, что Двенадцатый дистрикт вырос аккурат на обломках старой магической школы.

План волшебника, произнесшего проклятие, удался лишь отчасти – всех он уничтожить так и не смог. Спастись удалось, в основном, тем, кто во время взрыва оказался в метро и в еще существовавшем тогда Министерстве Магии, которое тоже находилось глубоко под землей. Таким образом, в живых остались и магглы, и волшебники. Но что они увидели, когда вышли на поверхность!.. Все города и села превратились в горы обломков, была уничтожена большая часть растений и животных. Магглам никогда бы не восстановить этого даже за две сотни лет, но за дело принялись оставшиеся в живых волшебники. Да, волшебники сразу же взяли бразды правления в свои руки, и вскоре в центре нового континента возник Капитолий.

Все бы, наверное, было хорошо, если бы стоявший в то время у руля волшебник, еще предшественник Сноу, не оказался ненавистником магглов. Когда Капитолий сделался полноценным городом с развитой инфраструктурой, президент вдруг подумал, что волшебники итак сделали слишком много на благо магглов, не получая ничего взамен, и решил положить этому конец. Он издал приказ об изгнании из столицы всех магглов в дистрикты – поселки, в которых они должны были работать на благо Капитолия. Понятное дело, магглам это не нравилось, но что они могли противопоставить волшебникам? Так продолжалось несколько десятков лет – Капитолий был вотчиной волшебников, магглы жили в дистриктах.

Могло бы это тянуться и еще не один век, но природа сыграла с президентом злую шутку. Он то ли забыл, то ли не придал значения тому, что в семьях магглов тоже рождаются волшебники. В дистриктах стали появляться на свет дети, наделенные магической силой, а в Капитолии вдруг наоборот только в один год родилось небывалое число сквибов.

Конечно, волшебников, рожденных в дистриктах, магии никто не обучал, и волшебных палочек у них не было. В Капитолии имелась небольшая магическая школа – два класса – в которой учили простым заклинаниям, в то время, как в дистриктах не умели и этого. Но сила есть сила, и маг без волшебной палочки, не умеющий эту силу контролировать, может быть еще опаснее обученного.

Узнав о том, что в дистриктах появились волшебники, президент издал закон, согласно которому никакая информация о магах не должна была просачиваться за пределы Капитолия. Правитель считал, что если юные волшебники не будут знать, кто они такие, они так и останутся магглами, которые изредка творят странные вещи. Но слова как вода, и в дистриктах все равно все знали о волшебниках. Президент ужесточал закон снова и снова. Он запретил капитолийцам держать в домах любые магические книги – теперь они хранились только в школьной и городской библиотеках и выдавались очень строго. На какое-то время практически прекратила свое существование магическая пресса и большая часть каналов МагТВ. Но все было напрасно.

Волшебники в дистриктах подрастали, их становилось все больше. И все меньше им нравилось то, как их угнетают. Они начинали объединяться и задумываться о бунте против Капитолия. Да, у них не было волшебных палочек, и они не могли толком управлять своей магией, но они были обозлены – а для сильного от природы мага это еще страшнее, чем владение боевыми заклинаниями. Чем больше Капитолий репрессировал дистрикты, тем больше росло возмущение, которое в конце концов вылилось в настоящее восстание.

Как ни странно, бунт поддержали и некоторые капитолийцы. В основном, все они были из старожилов, еще помнящие страшные гонения на магглов, которые имели место в магическом мире до взрыва. Они не поддерживали взгляды президента и объединились с волшебниками из дистриктов. С ними сопротивление на какое-то время приобрело реальную силу, потому что у капитолийцев были волшебные палочки.

Только первоначальное замешательство властей, не ожидавших подобного поворота, не позволило задавить бунт на корню. В конце концов сопротивление было сломлено, но и жертв к тому времени было достаточно и с той, и с другой стороны. Волшебники третьей эры, выросшие в Панеме, не владели непростительными заклятиями, но внезапно выяснилось, что они вполне могли убивать и обычным маггловским оружием. Помноженное на магическую силу обладателя, оно работало в несколько раз эффективнее: обычные стрелы воспламенялись, поражая жертву, камни взрывались, ножи, кинутые с десяти метров из рук волшебников, поражали цель с невиданной точностью.

После того, как восстание было все-таки подавлено, и все зачинщики казнены, правительство начало издавать новые указы. Действующий президент ушел в отставку, и его место занял тогда еще молодой Кариолан Сноу, который с небывалым энтузиазмом взялся продолжать дело своего предшественника. Согласно новому закону теперь практически всем капитолийцам было запрещено иметь волшебные палочки. Школьники получали палочки на занятиях, чтобы практиковаться в заклинаниях, а потом сдавали их обратно. На выходе каждого ученика тщательно проверяли всевозможными детекторами. И без того куцую школьную программу урезали еще, убрав из нее все чары, которые можно было использовать как боевые. Палочки теперь разрешалось иметь только представителям власти и только в Капитолии. В дистриктах их не было даже у мэров. Незаконное владение волшебной палочкой каралось смертью.

Поскольку законы, регулировавшие утечку информации, оказались неэффективными, сообщение между Капитолием и дистриктами сократили до минимума. В Капитолий стали ходить только товарные поезда, которые снабжали столицу всем необходимым, и все они строго проверялись. Между самими дистриктами транспорта не было совсем.

В каждом из дистриктов было свое отделение миротворцев, которые следили за порядком и отлавливали тех, кто осмеливался даже вскользь упоминать в разговорах волшебников. Такие болтуны пропадали без вести.

Но основной проблемы все эти меры не решили: волшебники по-прежнему продолжали рождаться у жителей дистриктов. Тогда Сноу и пришла в голову идея ввести Голодные Игры. Сценарий этого мероприятия был частично списан со знаменитого Турнира Трех Волшебников и модифицирован в соответствии с поставленными целями. Так появилась Жатва – некий аналог Кубка Огня, вот только, в отличие от последнего, участники лотереи не сами вбрасывали свои имена, а их вписывали насильно. Как и в Турнире Трех Волшебников, в Голодных Играх мог быть только один победитель, но не тот, кто набрал больше очков, а тот, кто смог пережить всех остальных.

Перед Жатвой у всех жителей дистриктов брали пробу крови, чтобы отобрать волшебников – их состав крови отличался от маггловской. А дальше Жатва выбирала трибутов. В приоритете, конечно, были юные ведьмы и колдуны. Но если таковых не оказывалось, в ход пускали и магглов. Именно поэтому Жатва проводилась среди детей, начиная с двенадцати лет – на год позже, чем когда-то их принимали в Хогвартс – к этому возрасту у всех уже гарантированно проявлялась магическая сила. Если на арене оказывались магглы, то перед распорядителями Голодных Игр ставилась задача следить за тем, чтобы победил кто-то из них, а всех волшебников уничтожили. Ну а если магглов не было, то побеждал, конечно, волшебник, и это была честная победа. Правда, она не оборачивалась для победителя ничем хорошим – после Игр его лишали магической силы.

– Это невозможно! – послышался внезапно резкий голос Гермионы. – Простите, мистер Эбернети, что перебила вас, – покраснела она. – Просто я знаю, что то, что вы сказали – нереально. Можно отобрать у мага волшебную палочку, запретить ему применять заклинания и варить зелья, но отнять у него магическую силу нельзя! Даже сойдя с ума, волшебник остается волшебником! Лишить его силы может только смерть.

– Ты чересчур много знаешь, – грубо прервал ее тираду Хеймитч. – У нас за такие знания, между прочим, пропадают без вести.

Но теперь даже Пит, Китнисс и Гейл начали соображать, что к чему.

– Хеймитч, ты был волшебником? – спросил Пит. – И тебя лишили силы после Игр?

– Говорю вам, это невозможно! – настаивала Гермиона.

Хеймитч кинул на нее сердитый взгляд. Эта слишком много знающая девица начинала вызывать у него неприязнь.

– И она права, – внезапно поддержала ее Джинни. – Потому что я сразу почувствовала в вас магическую силу.

– Похоже, сообщение о том, что за такие знания пропадают без вести, не произвело на вас впечатления, – Хеймитч устало провел рукой по лбу. – Да, волшебников-победителей лишают в Капитолии магической силы. Вернее, они думают, что лишают. На самом деле у них ничего не получается. А дальше уже зависит от волшебника – если он умен и может скрывать свою силу, то он будет жить дальше, притворяясь сквибом. Если глуп – то погибнет от несчастного случая.

Все присутствующие были потрясены услышанным. Пит, Китнисс и Гейл – истинным назначением Голодных Игр и тем, как долго властям удавалось это скрывать. А Гарри, Джинни, Рон и Гермиона – немыслимой жестокостью властолюбивых магглоненавистников. Довольно долгое время все сидели молча. У каждого в голове складывалась своя картина на основе полученной информации.

– Хеймитч, – подала вдруг голос молчавшая до сих пор Китнисс. – Если все, что ты рассказал, – правда, то получается, что результаты Жатвы всегда подтасовывались?

– Да, – коротко ответил Хеймитч. – Ну, кроме тех лет, когда на лотерейных карточках в шаре были одни магглы, разумеется. Тогда выбор был действительно случайным.

– Жатва всегда выбирала того, кого было нужно – прошептала Китнисс. – Значит, Прим?.. – Китнисс никак не могла выговорить слово, которое много десятков лет в дистриктах произносилось только шепотом.

Отвечать Хеймитчу не хотелось. Ему вообще все больше и больше казалось, что он зря во все это ввязался, и ничем хорошим это не кончится.

– Да, Прим – волшебница, – кивнул Хеймитч. – Поэтому Жатва выбрала ее, несмотря на то, что ее имя было вписано только один раз. А вот среди мальчиков в прошлом году не было волшебников подходящего возраста, поэтому Пит был выбран честно.

Китнисс сидела, раскрыв рот, и переводила взгляд с Пита на Хеймитча, потом на Гейла и на каждого из четверых друзей, будто ища у них поддержки. Прим – волшебница. За это в прошлом году ее должны были убить, если бы Китнисс не вмешалась. Если ее не убили в прошлом году, значит, в этом Жатва снова выберет ее... Хотя нет, с чего она взяла, что Прим – единственная волшебница в дистрикте. Может, ее и не выберут...

– Хеймитч, а как же добровольцы? – раздался, словно сквозь туман, голос Пита.

– А с добровольцами все честно, – ответил Хеймитч. – Это действительно те, кто хочет победить в Играх, и обычно это магглы. Кстати, именно поэтому победителями обычно становятся жители Первого и Второго дистриктов. Там почти каждый год кто-то вызывается добровольцами, и это почти всегда магглы. А как я уже говорил, магглов на арене стараются беречь. И именно поэтому я почти не удивился, когда вы сказали, что бежите из Первого дистрикта – там полно волшебников в отличие от более дальних. Капитолию сначала такой расклад не нравился, а потом они решили, что пусть уж лучше волшебники живут ближе к ним – там за ними, во всяком случае, легче присматривать.

Китнисс никак не могла поверить в услышанное. Значит, все, что она сделала в прошлом году, было напрасно! Она рисковала ради Прим, она убивала ради того, чтобы вернуться к ней, она победила, потому что обещала ей вернуться. И вот теперь выясняется, что все это было зря, потому что в следующем году Прим снова выберут, вот только Китнисс уже ничем не сможет ей помочь! У Китнисс потемнело в глазах, и она ухватилась за край стола.

– Нет! – успела выкрикнуть она прежде, чем без чувств сползла на пол.

Пришла в себя она уже на диване. Пит сидел рядом с ней и держал ее за руку, а с другой стороны кто-то протягивал ей кружку. В глазах потихоньку прояснилось, и Китнисс смогла различить склонившуюся над ней Джинни.

– Выпей, – мягко произнесла она. – Тебе станет легче.

Китнисс приподняла голову с подушки и поднесла к губам кружку. Ее содержимое было ей незнакомо – какая-то лимонного цвета жидкость, кисло-сладкая и, в общем, довольно приятная на вкус. После пары глотков Китнисс и впрямь здорово полегчало.

– Прим – твоя подруга? – поинтересовалась Гермиона.

– Сестра, – голос Китнисс дрожал. – Ей всего тринадцать. В прошлом году Жатва выбрала ее, а я вызвалась добровольцем на ее место.

– Подождите, – вклинился вдруг Гарри. – Мистер Эбернети, я правильно понял, что из всех волшебников дистрикта самыми первыми выбирают тех, кто старше? Но ведь у вас есть как минимум одна волшебница, которой явно больше тринадцати лет! Мы случайно познакомились с ней, когда однажды лазили за забор. Ее зовут Мадж.

– Мадж – дочка мэра, – скривился Хеймитч. – Видимо, Андерси как-то удалось договориться с властями, чтобы ее не трогали.

Китнисс глухо застонала.

– А ты рано переживаешь, солнышко, – бросил Хеймитч в ее сторону. – Тебе сейчас нужно волноваться о себе. Для Сноу ты на данный момент хуже любой волшебницы.

– Что ты хочешь этим сказать? – во все еще слабом голосе Китнисс послышались нотки ярости. – Если Сноу хочет наказать меня, он отнимет у меня Прим – это итак ясно.

– Так получилось, что мне известно о Сноу и его планах чуть больше тебя, – почти ласково произнес Хеймитч. – Грядет Квартальная Бойня, и что она принесет – не знает никто. Почти никто.

– Но ведь это ужасно! – послышался внезапно голос Гермионы – Как вы можете так просто говорить об этом? Детей-волшебников каждый год отправляют на смерть, а вы все спокойно смотрите на это и даже не пытаетесь ничего сделать?

– О, кажется, до кого-то наконец дошло истинное положение дел в нашей стране! – хохотнул Хеймитч. – Ты вроде бы буквально только что так же спокойно обсуждала все это с нами, и теперь...

– Почему не пытаемся? – громкий возглас Гейла заглушил Хеймитча. Все обернулись к нему. Гейл стоял на ногах, и в его глазах горела такая ярость, какой не видела никогда даже Китнисс. – Мы, между прочим, и пришли к вам за помощью! Что мы можем одни, без оружия?

– Вы пришли, чтобы спасти свои шкуры! – Гермиона тоже вскочила ноги и сорвалась на крик. – Чтобы бежать с нами в лес, бросив всех остальных в беде! Вы даже не пытаетесь сопротивляться!

Атмосфера в комнате накалилась. Гейл молча смотрел на Гермиону, бледный от ярости, и шумно вздыхал. Гарри, Рону и Джинни на секунду показалось, что он сейчас бросится на нее, и они на всякий случай достали волшебные палочки. Но ничего не произошло. Гейл внезапно отвел взгляд и сел.

– Ты права, – пробормотал он. – Мы действительно хотели бежать. Но нам и правда нечего противопоставить Капитолию, – он вновь вскинул голову. – Они понатыкали жучков в наши дома и следят за каждым нашим шагом! А у вас, между прочим, есть, как их... волшебные палочки! Вы могли бы нам помочь.

– Стоп! – скомандовал Хеймитч. – Не всё сразу.


Глава 9. Главный распорядитель Голодных Игр

– Гермиона! Гермиона, ты меня слышишь?! – голос Рона раздавался совсем рядом и в то же время словно прорывался сквозь тугую пелену.

Гермиона наконец подняла голову от пергамента, на котором что-то увлеченно строчила последние несколько часов. Настолько увлеченно, что Рону пришлось произнести ее имя трижды, чтобы она обратила на него внимание.

– Я спрашиваю, ты будешь ужинать? – повторил Рон. – Ты с самого утра сидишь над своими бумагами, не поднимая головы!

– Разве? – рассеянно произнесла Гермиона, вертя в пальцах перо. – Нет, Рон, спасибо, я не голодна.

Рон тяжело вздохнул и отошел.

С того утра, когда состоялась их беседа с Хеймитчем, прошло больше недели. Четверо друзей все это время так и жили в бетонной постройке у озера. Первые дни они, несмотря на все услышанное от их новых знакомых, были преисполнены радости и надежды. Наконец-то у них появился шанс найти свое место и в этом чужом для них мире и даже помочь живущим в нем волшебникам! Быть может, скоро для них найдется реальное дело, и им не придется прятаться в лесной чаще как диким зверям. Хеймитч так и не сказал по этому поводу ничего конкретного. Он лишь весьма туманно намекнул, что, вероятно, вскоре им всем четверым найдется применение, но пока ему нужно кое с кем посоветоваться. И предупредил их, чтобы вели себя тихо, не предпринимали больше вылазок в дистрикт и, по возможности, как можно меньше использовали магию вне территории, окруженной защитным полем.

Первые несколько дней прошли в напряженном ожидании, но со временем волнение улеглось. Ни Хеймитч, ни Китнисс, ни Гейл, ни Пит в лесу не появлялись, и в головы четверых друзей вновь начали закрадываться тоскливые, а то и тревожные мысли. Несколько раз они порывались сменить место дислокации. А что, если жители этого государства с такими жестокими законами и правителями, так ненавидящие волшебников, в конце концов решат от греха подальше просто избавиться от четверых магов, владеющих палочками и недоступными для них знаниями? Что, если Хеймитчу и остальным не удастся сохранить в тайне свое внезапное знакомство с волшебниками из прошлого? Они же сами сказали, что у них кругом понатыкано жучков и видеокамер. У властьимущих-то в Капитолии наверняка есть палочки, и они в один миг разделаются с четверыми людьми в лесу. Но всякий раз, обсуждая подобное, друзья сходились на том, что прятаться уже не имеет смысла. О них уже итак знают, и если захотят их уничтожить, сделают это в любом случае. Теперь, когда друзья узнали, как в Панеме относятся к волшебникам, знакомство с людьми из дистрикта стало единственным шансом освоиться в этом новом, враждебном мире. Одни они все равно так или иначе погибнут.

Четверо друзей пообещали Хеймитчу ничего больше не предпринимать, а потому им оставалось только ждать. И это бесконечное ожидание начинало потихоньку сводить их с ума. Они все больше погружались в себя и уже практически не разговаривали друг с другом. Вынужденное ничегонеделание убивало не хуже яда замедленного действия. Гарри и Джинни в определенном смысле было легче других – у них в кои-то веки нашлось время друг для друга. Хотя и они тоже порой заговаривали о том, что, вероятно, Хеймитч просто побоялся с ними связываться. Иначе, почему от него так долго нет ни слуху ни духу?

Гермиона от долгого ожидания полностью погрузилась в свои мысли. Казалось, она не восприняла слова Хеймитча о том, что за любые волшебные знания в Панеме казнят без суда и следствия. Она была одержима идеей когда-нибудь, в будущем, взяться за восстановление волшебной школы, чтобы можно было передать другим волшебникам свои умения. Дни напролет она сидела за столом, исписывая кипы листков пергамента формулами заклинаний, рецептами зелий, рунами и прочей информацией, которой не было в лежавших в ее сумке книгах. Рон вначале пытался отговорить ее от этого бесполезного и опасного занятия, но потом махнул рукой. В конце концов, надо же хоть что-то делать. Сам он, в основном, целыми днями бродил по лесу, попутно добывая им еду. За забор, как и обещал Хеймитчу, не совался, но чащу изучил вдоль и поперек. В некотором смысле он помогал делу, которым занималась Гермиона: он собирал еще сохранившиеся под снегом образцы трав, которые могли быть годны для зелий или вовсе были ему неизвестны и приносил их в домик. В любом случае, изрядно истощенные запасы лечебных зелий пополнить не мешало.

***

В воскресенье в Котле царило привычное оживление. В свой единственный выходной почти все жители Двенадцатого дистрикта были там – толпились возле прилавков, стараясь повыгоднее купить, продать или обменять.

В самом дальнем углу рынка располагался закуток Сальной Сэй, в котором можно было скушать тарелку горячего супа и пропустить стаканчик не самого лучшего самогона за сравнительно небольшую плату. Хеймитч расслабленной походкой направлялся туда, не слишком ловко лавируя в толпе, так, как будто бы был слегка навеселе. На самом деле он был трезв как стеклышко, и нервы его были напряжены до предела. У Сальной Сэй Хеймитч бывал частым гостем, когда его запасы капитолийского алкоголя заканчивались, а до новой поставки еще было далеко. Сэй была всегда ему рада – платил Хеймитч хорошо. Вот и в тот день, завидев его у своего прилавка, она обнажала в улыбке остатки зубов, откидывая с лица длинные спутанные волосы. Глаза ее при этом оставались серьезными, но это мог заметить лишь очень внимательный наблюдатель.

– Здравствуй, Хеймитч! Тебе как обычно? – прохрипела она.

Хеймитч коротко кивнул, и вопросительно уставился на Сэй. Она едва заметно кивнула в ответ.

– Для тебя оставила самое лучшее, – сказала она. – Пошли! – она отодвинула грязную занавеску, отделявшую прилавок от входа в подсобку и жестом пригласила Хеймитча внутрь. Он быстро огляделся по сторонам, проверяя, нет ли поблизости миротворцев, и шмыгнул за ней.

За занавеской находилось очень тесное помещение, освещенное тусклой керосиновой лампой. Там повсюду стояли и лежали бочки, мешки, бутылки, коробки и еще куча всякого хлама.

– Придется тебе помочь мне сдвинуть бочку, иначе мне до той полки не долезть, – Сэй выразительно посмотрела на Хеймитча. – Что-то я совсем ослабла от этих холодов, самой мне не справиться.

Хеймитч все так же молча подошел к стоявшей на полу огромной деревянной бочке и легко отодвинул ее в сторону. Под ней оказалась спрятана круглая крышка люка с большим ржавым кольцом посередине, такая же грязная, как и весь пол в подсобке. Хеймитч потянул за кольцо, и крышка приподнялась. Сэй все это время тихонько выглядывала из-за занавески на улицу.

– Спасибо, Сэй! – громко произнес Хеймитч, спускаясь в люк. – Ты, как всегда, выручаешь, – с этими словами он тихо закрыл за собой крышку, и Сэй облегченно вздохнула. Быстро метнувшись в угол и набросив на крышку пустой матерчатый мешок, она вернулась за прилавок.

Пока Хеймитч спускался по довольно крутой бетонной лестнице, его сердце бешено стучало. Но вот он дошел донизу и оказался в малюсенькой каморке перед массивной кованой дверью, запертой на кодовый замок. Наверху все было тихо: никто не кричал, не дрался и не пытался поднять крышку люка. Глубоко вздохнув, Хеймитч набрал шифр и толкнул дверь. Внутри была комната, хорошо освещенная и полностью обставленная: шкаф, сервант, два небольших дивана, большой круглый стол и несколько кресел. В одном из них сидел плотный мужчина средних лет со светлыми волосами и небольшой аккуратной бородкой, одетый в дорогой костюм.

– Здравствуй, Хеймитч, – произнес он, вставая и протягивая руку.

– Добрый вечер, Плутарх, – в свою очередь поздоровался Хеймитч.

– Что-то серьезное? – поинтересовался Плутарх, внимательно вглядываясь в лицо Хеймитча. – По другому поводу ты бы меня сюда не позвал. Ты ведь понимаешь, насколько это сейчас опасно.

– Разумеется, – кивнул Хеймитч. – Повод более чем серьезный. Что ты скажешь, когда узнаешь, что в нашем лесу за Двенадцатым дистриктом прячутся четверо волшебников?

– Не вижу ничего удивительного, – пожал плечами Плутарх. – Сейчас многие пытаются бежать, некоторым даже удается.

– Хорошо. А что ты скажешь, если узнаешь, что у каждого из них есть по волшебной палочке? – спросил Хеймитч, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.

Скучающее выражение вмиг исчезло с лица Плутарха, на нем одновременно отобразились удивление, недоверие и смятение.

– Ты разговаривал с ними, Хеймитч? – в голосе Плутарха слышались угрожающие нотки, хотя больше всего в нем было страха.

Хеймитч кивнул.

– Ты с ума сошел? – закричал было Плутарх, но вдруг замолк. – Хотя если бы что-то такое случилось, от меня бы не укрылось... Ты же знаешь, все палочки в Капитолии наперечет: часть из них хранится в школе, остальные – у обладателей. Ну и во дворце Сноу, наверное, есть запас. Если бы хоть одна пропала...

– Все да не все, – покачал головой Хеймитч. – Бывают палочки, которые нельзя посчитать. Например, прибывшие из прошлого. Только не говори мне, что не знаешь, что такое хроноворот.

– Знаю, конечно. Но... Какое, черт побери, прошлое, Хеймитч? – разозлился внезапно Плутарх. – Что ты пудришь мне мозги? Последнее нормальное прошлое у волшебников было почти двести лет назад.

– Да, – подтвердил Хеймитч, уже откровенно наслаждаясь реакцией Плутарха. – И представь себе, в том прошлом существовали хроновороты, способные перенести на двести лет вперед.

– Ты хочешь сказать, они прибыли оттуда? – резко спросил Плутарх. – Из второй эры? С помощью хороноворота? Это они тебе сказали или ты сам придумал?

– Они мне это показали, – тихо и твердо произнес Хеймитч. – Они знают о прошлом слишком много, гораздо больше любого из нас. Ты один из тех немногих людей в Панеме, который читал сохранившиеся книги по Истории Магии, Плутарх. Знаешь ли ты что-нибудь о последнем годе правления Волдеморта? О Гарри Поттере? О том, как был разрушен Хогвартс, в конце концов? О том, что волшебника нельзя лишить магической силы, – последнюю фразу Хеймитч произнес шепотом, приблизив свое лицо к лицу Плутарха. Тот вздрогнул. – А они знают. Они сразу определили, что я волшебник.

– Продолжай, – прохрипел Плутарх, стараясь выглядеть спокойно.

– Их четверо: два парня и две девушки. Двести лет назад они боролись против Волдеморта и присутствовали во дворе Хогвартса, когда произошел взрыв. Конец второй эре был действительно положен его стараниями, и они видели это лично. Все, кто не успел вовремя убраться, погибли. Им повезло, если так можно сказать: у одной из девчонок на шее оказался хроноворот – какое-то новейшее изобретение того времени, умевшее переносить на десятки лет – который случайно пришел в действие, и перекинул их сюда.

– Он сейчас у них? – напрягся Плутарх.

– Он сломан, – разочаровал его Хеймитч. – Разбит окончательно и бесповоротно. Так что если ты хочешь поправить что-то в прошлом, этого у тебя не выйдет. Но они могут быть нам очень полезны и в настоящем. Ты только представь: у каждого из них есть волшебная палочка, и ни одна из них не зарегистрирована в Капитолии! Они все в совершенстве владеют боевыми заклинаниями. И не только боевыми. Например, они умеют накладывать полное заклинание Забвения. Что ты на это скажешь, а?

– Ты думаешь их использовать? – в лоб спросил Плутарх. – Другой вопрос: захотят ли они нам помогать? Что ты рассказал им о Панеме?

– Ты меня недооцениваешь, – улыбнулся Хеймитч. – Конечно, я рассказал им все как есть: про Сноу, про Голодные Игры, и про то, как тут обращаются с волшебниками. О, ты бы слышал это праведное возмущение! Клянусь, если бы власти Капитолия предстали в тот момент перед ними, они бы использовали против них все непростительные. К тому же, ты забыл, что я тебе сказал в начале? Они боролись против Волдеморта! Война за свободу и правду у них в крови. А главное, если у нас все получится, ты сможешь осуществить свою мечту гораздо раньше и проще, если все продумать как следует! У них ведь есть еще одно огромное преимущество перед Питом и Китнисс – о них не знает Койн. Тебе нужно только им понравиться, и я даже подскажу тебе, как.

– Что ж, это мне по душе, – Плутарх в свою очередь расплылся в довольной улыбке. – Я думаю, у тебя уже есть план. Рассказывай, не томи.

– Все очень просто, – Хеймитч уже откровенно наслаждался разговором и даже на какое-то время забыл, что где-то над ними по Котлу шастают миротворцы, которые за подобную беседу вмиг лишили бы его возможности говорить навсегда. – Мы отправим их на арену.

Кустистые брови Плутарха медленно поползли вверх.

– Как ты себе это представляешь? – спросил он. – Ты же знаешь о планах Сноу!

– Сноу придется частично забыть о своих планах, – твердо произнес Хеймитч. – Вернее, к его условиям нужно кое-что добавить.

– И сделать так, чтобы он забыл, должен, конечно, я? А ты не многого хочешь, Хеймитч? Я вообще-то не силен в чарах изменения памяти.

– Я, быть может, и сам бы справился, – пожал плечами Хеймитч. – Если бы у меня были палочка и доступ в Капитолий.

– Хорошо, допустим, – согласился Плутарх. – Но Сноу ведь твердо решил стереть девчонку с лица Земли! Ты думаешь, можно заставить его забыть об этом?

– Я же сказал – частично. Условия Квартальной Бойни останутся старыми, но с одним небольшим дополнением: добровольцами смогут вызываться не только бывшие победители.

– Ты в своем уме? – воскликнул Плутарх.

– Вполне, – спокойно ответил Хеймитч. – Основная цель затеи с бывшими победителями – чтобы Китнисс вновь оказалась на арене. В Двенадцатом до нее никогда не было добровольцев, и все знают, что не появится. Сноу будет уверен, что никто не помешает его планам.

– А если нет?

– Никаких «если» быть не может, – сухо ответил Хеймитч. – В последние месяцы обстановка в дистрикте стала невыносимой. Дети умирают от голода, пачками подписываются на тессеры, и многие считают, что это из-за Китнисс. Ты правда думаешь, что в такой ситуации кто-то вызовется на ее место добровольцем?

– Возможно, ты прав, – нехотя признал Плутарх. – Но как это, черт побери, рискованно!

– Не более, чем наш первоначальный план, – усмехнулся Хеймитч. – Но этот, с четырьмя магами, вооруженными волшебными палочками, имеет куда больше шансов на успех, чем с двумя магглами.

– Да ну? Кстати, а как ты собираешься передать им на арене палочки? Без них-то они не намного эффективнее остальных. Подсунешь в Рог Изобилия?

– Твоя идея не так уж плоха, хотя у меня есть более надежные, – пожал плечами Хеймитч. – И вообще, что за вопрос? Кто из нас Главный Распорядитель Голодных Игр: ты или я?

– Вся проблема лишь в том, что я совершенно не хочу кончить как мой предшественник, – поморщился Плутарх.


Глава 10. Условия Квартальной Бойни

«...и дабы никто не забывал о том, что даже сильнейшие не могут противиться мощи Капитолия, Жатва для Квартальной Бойни будет проводиться среди уже существующих победителей.* Разумеется, власти Панема не вправе ограничивать свободу своих граждан: добровольцы по-прежнему могут вызываться на место выбранных трибутов, и ими могут быть не только бывшие победители. Каждый имеет право на победу в Голодных Играх, даже если их условия изменены!»

Плутарх Хевенсби внимательно вглядывался в лицо Кориолана Сноу, бесстрастно взиравшее на него с экрана телевизора. Президент произносил речь как всегда ровно, торжественно, без лишних эмоций. Но на последних двух фразах – конечно, это мог заметить только Плутарх – глаза Сноу словно остекленели. Слова о добровольцах он произнес так, будто бы читал их с листа. Плутарх остался собой доволен: если специально не знать, что память президента была подправлена, ничего заподозрить было невозможно.

Лицо Сноу исчезло, и по экрану побежала реклама новой коллекции весенней одежды от каких-то очередных капитолийских стилистов. Хевенсби поморщился от отвращения, глядя на быстро сменяющие друг друга кадры с моделями в пестрых тряпках и выключил телевизор.

Плутарх не спеша подошел к серванту, отворил дверцу, за которой скрывался небольшой бар, извлек из него бутылку дорого капитолийского коньяка и плеснул немного в бокал. Он не собирался напиваться, но успех следовало отметить. Хевенсби переполняла радость. Мало того, что ему удалось почти невозможное – незаметно подправить президенту память, так теперь у него еще и появился реальный шанс осуществить свою давнюю мечту. План Хеймитча перестал казаться Плутарху бредовым и невыполнимым.

Плутарх Хевенсби сам хотел возглавить Панем. Идея Голодных Игр никогда не казалась ему привлекательной, и лишь ради своей мечты он подобрался к ним так близко. Во-первых, члены совета распорядителей были членами совета самого президента. А во-вторых, по закону в случае смерти или тяжелой болезни президента временно исполняющим его обязанности назначался Главный Распорядитель Голодных Игр. Плутарх имел все шансы воплотить свою мечту в реальность, оставалось только самое сложное –каким-то образом устранить Сноу. Убивать он его не собирался – во-первых, Хевенсби, как ни странно, был гуманистом, а во-вторых, Сноу – маг, владеющий знаниями. Стараниями самого президента таковых в Панеме почти не осталось, и почти все понимали, что это грозило полным вымиранием волшебного сообщества. Один Сноу так крепко держался за власть и так сильно боялся потерять ее, что не желал этого понимать. В Капитолии его тоже не очень любили, и приходу Хевенсби бы только обрадовались.

Плутарх считал методы Сноу откровенно глупыми и нелогичными. Президент терпеть не мог магглов и вместе с тем уничтожал волшебников, боясь потерять власть. Не проще ли было бы просто перемешать волшебников и магглов и поощрять смешанные браки? Тогда, глядишь, через некоторое время магглов бы не осталось совсем. Ну, в крайнем случае, часть можно было бы тихонько и устранить, подстроив какую-нибудь природную катастрофу в маггловском квартале. Голодные Игры нравились Плутарху еще меньше. В отличие от Сноу он понимал, что страх – очень ненадежный метод управления людьми. Даже страх собственной смерти проходит со временем, а желание мести, наоборот, усиливается.

К великой досаде Плутарха он был не единственным, кто реально претендовал на власть в Панеме. Был еще этот чертов Тринадцатый дистрикт – пестрое сборище военных партизан в катакомбах. Там были и магглы, и волшебники. Во главе стояла Альма Койн, маггла, жаждавшая власти так же сильно, как некогда жаждал ее Кориолан Сноу. Койн хотела вернуть отношения между волшебниками и магглами к тем, какими они были во второй эре, где маги жили отдельно и скрывались, а магглы не знали или делали вид, что не знали об их существовании. Она боялась волшебников, хотя за отсутствием выбора и принимала их в свои ряды. Но магия в Тринадцатом была под строгим запретом, даже сами катакомбы были вырыты и обустроены исключительно руками магглов. Быть может, ее идеи были не такими уж плохими, но у Плутарха были свои собственные, и он не желал никому уступать.

Четверо волшебников в лесу были для Хевенсби просто подарком судьбы. Раньше он думал осуществить свой план с помощью Китнисс и Пита, но тогда в любом случае пришлось бы действовать через Койн и Тринадцатый. Койн, конечно, потом будет устранить легче, чем Сноу, но еще раньше она поднимет восстание, и будет пролито много крови, а этого Хевенсби как раз не хотелось.

По словам Хеймитча волшебники из леса в совершенстве владели заклинанием Забвения, а это было именно то, что нужно Плутарху. Сам он умел только слегка подправлять память. Полное забвение вряд ли кто-то умел накладывать во всем Панеме, кроме, разве что, самого Сноу.

Убедить волшебников, что Сноу надо изменить память, наверняка, не составит труда – Хеймитч, похоже, неплохо их обработал. Основное затруднение заключалось в том, как организовать встречу Сноу и волшебников. Причем, желательно было сделать это так, чтобы он заранее ничего не заподозрил. Путь в Капитолий из дистриктов был только один – через Жатву и арену, это Плутарх знал не хуже Хеймитча. В Капитолии повсюду стояли очень мощные следящие чары, которые контролировали любое перемещение в столицу из дистриктов, в том числе, и аппарацию, несмотря на то, что ей владели единицы. Все это будет осуществить очень и очень нелегко, но главное уже сделано – Сноу произнес то, что требовалось Плутарху. Теперь нужно было сделать так, чтобы волшебники приняли участие в Жатве, причем желательно все четверо. Но на этот счет у Хевенсби уже имелся хорошо продуманный план.


***

– Тебе нужно проветриться, солнышко, – Хеймитч осторожно тронул Китнисс за плечо. – Пошли прогуляемся.

В течение последних двадцати минут Китнисс сидела за столом напротив Хеймитча, уставившись в одну точку и не видя ничего перед собой. Устроившийся рядом с ней Пит все это время о чем-то говорил с Хеймитчем, но она их не слышала. В голове не было никаких мыслей. Вернее, никаких, кроме двух. Первая – им с Питом придется вернуться на арену, вторая – надо срочно бежать и скрываться в лесу вместе с Гарри, Роном, Гермионой и Джинни. Китнисс твердо верила, что если кто-то и мог помочь им в этой ситуации, то только волшебники. В конце концов, они прекрасно владеют чарами расширения пространства – при желании у них можно спрятать целый дистрикт. Если они согласятся... если...

В последние дни Китнисс думала только о Прим, при этом изо всех сил стараясь не проговориться ей о том, что узнала в лесу. Китнисс прикидывала различные способы, как уберечь сестру от Жатвы вплоть до того, чтобы подстроить несчастный случай, и объявить ее мертвой, а на самом деле спрятать у волшебников. Они наверняка не отказались бы приютить себе подобную. И только теперь Китнисс поняла, что имел ввиду Хеймитч, когда говорил, что ей нужно волноваться о себе, потому что для Сноу она хуже любой волшебницы.

– Пойдем, – Китнисс почувствовала руки Пита на своих плечах.

– Куда? – тупо спросила она. – Я не хочу никуда идти.

– Хочешь поселиться у меня? – язвительно бросил Хеймитч. – Я, в принципе, не против, но сейчас все равно пошли пройдемся.

Китнисс молча встала и на негнущихся ногах побрела к выходу. Пит и Хеймитч поддерживали ее с двух сторон.

– Куда мы идем? – неожиданно удивленно спросила Китнисс, когда поняла, что они удалились от Деревни Победителей на порядочное расстояние и находятся у края Луговины. – В лес?

– Ну вот, способность соображать потихоньку возвращается к тебе, – удовлетворенно произнес Хеймитч.

Еще больше Китнисс удивилась, когда увидела, что у самого забора их ждет Гейл. Вместе они пролезли через дыру под забором и пустились в привычный путь к озеру.

К тому времени, как все четверо были на месте, сумерки уже порядочно сгустились. «Напряжение, наверное, скоро подключат», – вяло подумала про себя Китнисс.

Окна в бетонной постройке не светились, пар из трубы не шел, но все уже знали, что это обман. Хеймитч, однако, не спешил приблизиться к домику. Вместо этого он замер метрах в пятидесяти от него и огляделся по сторонам. От ближайшего дерева внезапно отделилась темная фигура и направилась к ним. Когда человек подошел совсем близко, Китнисс ахнула и почувствовала, как Пит крепко сжал ее руку. Перед ними стоял Главный Распорядитель Голодных Игр Плутарх Хевенсби. Приглядевшись внимательнее, Китнисс чуть не закричала в голос – в руке у Плутарха была волшебная палочка.

– Что все это значит? – резко спросил Гейл.

– Тихо! – оборвал его Хевенсби. – Не делайте глупостей. Я на вашей стороне, и я хочу вам помочь. Но для этого вы должны отвести меня к волшебникам.

Пит, Китнисс и Гейл по-прежнему не двигались с места. Плутарх со вздохом убрал волшебную палочку в карман.

– Ну вот, видите, я безоружен, – произнес он. – А у вас все равно нет другого выхода, кроме как довериться мне. Я ведь знаю, что волшебники живут в этой бетонной постройке, и сам могу пойти к ним, но, мне казалось, вам необходимо присутствовать при таком важном разговоре. Хотя если вы так упорствуете, можете отправляться обратно в дистрикт, мы с Хеймитчем справимся вдвоем. Только не возмущайтесь потом, что все провернули за вашей спиной.

Глаза Гейла по-прежнему горели враждебным огнем – казалось, если бы у него в тот момент был топор, он непременно запустил бы им в Плутарха. Китнисс же думала о другом: она вспомнила разговор с Плутархом, его часы с сойкой-пересмешницей... Что если он действительно на их стороне? Звучит, конечно, фантастично – Главный Распорядитель Голодных Игр хочет им помочь – но вдруг они чего-то не знают? Не знали же они про то, что Жатва была придумана для того, чтобы уничтожить волшебников.

– Ну так что? – насмешливо взглянул на них Хеймитч. – Вы с нами или обратно? Если решите вернуться, вам нужно поторопиться – ток скоро подключат.

– Мы с вами, – решительно произнес Пит.

– Вот и славно, – Хеймитч и Плутарх направились к домику, остальные последовали за ними. Гейл плелся сзади весьма неохотно.

Приблизившись к бетонной постройке, Плутарх начал ее внимательно осматривать.

– Ничего себе, – пробормотал он. – Да тут полный набор. Мы даже на арене такого не ставим: три слоя защиты, четыре вида отпугивающих, следящее... И это наверняка не все, что они умеют.

Хеймитч довольно усмехнулся. Плутарх вынул из кармана волшебную палочку и, направив ее на пустой дверной проем, произнес какие-то слова. Защита спала: их взору открылась привычная ярко освещенная комната, из которой веяло теплом.

– Добрый вечер, – поздоровался Плутарх с Гарри, Роном, Гермионой и Джинни, входя в комнату. – Мне, право, весьма неловко за такое бесцеремонное вторжение, но очень уж хотелось проверить вашу защиту. Вынужден признать, что давно не видел таких качественных чар. Даже у меня получается хуже, хотя я всегда считал, что защитными заклинаниями владею в совершенстве, – с этими словами Плутарх убрал в карман палочку, показывая, что пришел с миром.

– Вы из Капитолия? – поинтересовалась Гермиона. Внезапный приход старых знакомых во главе с человеком с палочкой четверых друзей совершенно не насторожил, а, наоборот, обрадовал. Кажется, для них наконец нашлось дело в этом новом жестоком мире! Конечно, оно скорее всего будет рискованным и опасным, но разве не такими были все их прошлые приключения?

– Да, – подтвердил Плутарх. – Вижу, Хеймитч вас неплохо проинформировал. Я рад, что вы не направляете на меня палочки. Меня зовут Плутарх Хевенсби, я Главный Распорядитель Голодных Игр в Капитолии.

Четверо друзей вздрогнули. Они хорошо помнили рассказ Хеймитча о Голодных Играх и о том, что на них делают распорядители. От Плутарха их настроение не укрылось.

– Ну вот, даже вы считаете меня монстром, – скорбно покачал головой Хевенсби. – А я, между тем, хочу этому миру только добра.

Гермиона нахмурилась. Ее такие философские рассуждения всегда только настораживали.

– Давайте не будем сразу воспринимать все в штыки, – поднял руки Хевенсби. – Иначе так мы ни до чего не договоримся. Я всего лишь хочу попросить вас о помощи. Не скрою: это будет рискованное предприятие как для вас, так и для нас, но от его успеха будет зависеть дальнейшая судьба Панема. Если вы согласитесь, то, возможно, у вас будет шанс спасти волшебное сообщество, которое сейчас на грани краха.

– А если нет? – прищурилась Джинни.

– Быть может, вы сначала выслушаете условия? – предложил Хеймитч.

– Хорошо, говорите, – согласился Гарри.

– Хеймитч уже рассказал вам о том, что такое Жатва и Голодные Игры, я повторяться не буду, – начал Плутарх. – В этом году будут проводится Семьдесят Пятые Голодные Игры, так называемая Квартальная Бойня. Условия... Вы знаете, что в прошлом году произошло на арене с Питом и Китнисс?

Четверо друзей утвердительно кивнули. В свой предыдущий визит Пит и Китнисс сами рассказали им и о том, как им вдвоем удалось победить в Голодных Играх, и про ягоды морника, и о преследованиях президента Сноу, и о волнениях в дистриктах.

– Так вот, в этом году, дабы наказать Пита и Китнисс, президент Сноу решил проводить Жатву среди бывших победителей, – продолжил Плутарх. – В Двенадцатом Дистрикте таковых всего трое: Пит, Китнисс и Хеймитч. Ну, в общем, думаю, не нужно объяснять, что двое из них снова окажутся на арене, и, скорее всего, будут убиты. Я же очень хочу спутать планы Сноу. Как Распорядитель Голодных Игр, я имею такую возможность.

Хевенсби выдержал паузу, наблюдая за реакцией четверых друзей. Они сидели с бесстрастными лицами, внимательно ловя каждое слово.

– Сначала Сноу задумал так, что трибутами могли быть только бывшие победители, – продолжил Плутарх. – Но мне удалось немного подправить его память, так что он дополнил правила: добровольцами могут вызываться любые жители дистриктов. И я хочу, чтобы этими добровольцами стали вы.

В тишине комнаты послышался треск разрываемой ткани – это Китнисс оторвала от своего жилета пуговицу, которую до этого непрерывно крутила в руках, пытаясь справиться с нервами. Гейл и Пит просто смотрели на Хевенсби круглыми от удивления глазами. «Какое поразительное единодушие», – язвительно отметил про себя Плутарх.

* – неточная цитата из канона

Глава 11. План Хевенсби


– Я полагаю, что интересоваться, как вы собираетесь все это осуществить, бесполезно, – первой пришла в себя Гермиона. – У вас ведь уже есть хорошо продуманный план, верно?

– Практически, – кивнул головой Плутарх. – Для начала вас всех четверых придется переправить в дистрикт и сделать его полноправными жителями. Это будет не слишком сложно: в Двенадцатом каждую неделю дети умирают либо от голода, либо от болезней. Вас просто нужно будет поселить в какую-нибудь семью, в которой погибли дети вашего возраста.

– Просто? – ошарашенно воскликнул Гарри. – Но разве в дистриктах не ведется строгий учет жителей?

– Ведется, конечно, но не такой тщательный, как можно подумать, – начал объяснять Плутарх. – Разумеется, регистрируются все новорожденные дети. И потом, если они доживают до двенадцати лет, то каждый год проходят «переучёт» накануне Жатвы. Тогда же заодно подсчитываются и умершие. И все, больше никак появление новых жителей не отслеживается. С тех пор, как появились Жатва и Голодные Игры, правительство практически перестало быть озабоченным населением дистриктов. Неугодных все равно уберут на Бойне, а остальные не представляют для них опасности. Мы, кстати, даже постараемся оставить вам ваши нынешние имена, изменив только фамилии. Нет ничего глупее, чем выдать себя, назвав товарища не тем именем.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни смотрели на Плутарха с сомнением.

– Но нас ведь четверо, – заметила Джинни. – А вы говорили, что на Голодные Игры отправляются только двое. Получается, придется выбирать, кто из нас пойдет на арену?

– Нет, я планирую, что вы там окажетесь вчетвером, – покачал головой Плутарх. – И для этого двоих из вас придется переправить в другие дистрикты. Причем, скорее всего, в разные, чтобы не привлекать внимание.

Гарри и Джинни тут же потеснее прижались друг к другу, как бы демонстрируя, что нечего даже и думать о том, чтобы отправить их в разные дистрикты. Гермиона с Роном смотрели на Плутарха со всевозрастающим недоверием.

– Я вас понял, – усмехнулся Хевенсби, глядя на Джинни и Гарри. – Вы с большой вероятностью останетесь в Двенадцатом. Не волнуйтесь, отправка вас в другие дистрикты будет осуществлена непосредственно накануне Жатвы, – кивнул он Рону и Гермионе. – Все остальное время вы проведете вместе в Двенадцатом. А после Жатвы сразу же встретитесь в Капитолии.

Четверым друзьям все меньше и меньше нравилось то, с какой уверенной непринужденностью Плутрах распределял их роли.

– А если мы откажемся? – прищурилась Гермиона.

– Ваше право, – пожал плечами Плутарх. – Что будет дальше, думаю, сами понимаете. Вы останетесь скитаться по этому лесу до тех пор, пока вас не поймают, или вы просто не умрете от тоски. А Китнисс и Пит погибнут в Квартальной Бойне.

– То есть выбора у нас нет, – подытожил Гарри. – Либо мы погибнем в лесу, либо на арене. Жаль – а ведь мы могли быть вам полезны. И кстати, как мне видится, в лесу у нас все же больше шансов остаться в живых.

– О, вы еще не слышали основную часть нашей задумки! – воскликнул Плутарх. – В том-то и дело, что в наши планы совершенно не входит ваша гибель на арене.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни внезапно ощутили какую-то тоску. Даже здесь, в новом мире, спустя почти двести лет, они уже умудрились стать жертвами чьих-то интриг и планов. И если в случае с Волдемортом они хотя бы знали, что делать, и могли сражаться, то тут им предстояла игра практически вслепую. Понятно, что Плутарх расскажет им только то, что, как он считает, им нужно знать, а дальше им останется только плясать под его дудку.

– Похоже, вы не очень мне верите, – сделал вывод Плутарх, оглядев четверых друзей. – Что ж, это мне понятно. Я действительно начал не с того, стоило рассказать вам сначала о том, с какой целью все это делается.

– Уж будьте любезны, – не слишком вежливо отозвался Гарри.

– Все дело в том – хотя вам, вероятно, все еще кажется это странным – что мне так же, как и всем остальным, совершенно не нравится текущее положение дел в Панеме. Я ведь тоже волшебник. И мне, в отличие от действующего президента, не приходится по душе идея уничтожать себе подобных, да еще и таким жестоким образом.

– Ну так остановите это, – в голосе Гермионы звучала откровенная насмешка. – Вы же Главный Распорядитель Голодных Игр!

– И что? – спокойно возразил Хевенсби. – Я имею на Сноу не больше влияния, чем любой житель Панема. Нет, конечно, у меня есть волшебная палочка. Меня обучали волшебству, но не больше, чем любого капитолийского мага. Мои знания и умения и близко не могут соперничать с возможностями Сноу! Чего не скажешь о ваших.

– Допустим, – согласился Гарри. – И как вы хотите, чтобы мы применили свои умения? Прикончили Сноу?

– Ни в коем случае! – воскликнул Плутарх. – Каким бы странным это не казалось, я противник насилия.

– Ах вот почему вы стали Распорядителем Голодных Игр! – саркастически усмехнулась Гермиона.

– Ты права, – к ее удивлению согласился Плутарх. – Я стал Распорядителем Игр именно для того, чтобы остановить их. Распорядитель Голодных Игр является одним из доверенных лиц президента в Панеме. Поверьте, очень многие в Панеме недолюбливают Сноу, но никто не решается ничего сделать, потому что никто не сможет соперничать с ним. У нас есть даже целый дистрикт повстанцев, бывший Тринадцатый...

– Что?! – послышался возглас Китнисс. – Тринадцатый? Так это что, тоже не байки?

Слухи о том, что в разрушенном после первого восстания Тринадцатом дистрикте все еще живут люди пользовались среди жителей Панема такой же популярностью, как и сплетни о существовании волшебников. Но в них верили еще меньше, поэтому за такие разговоры даже почти не карали.

– Нет, – произнес Хевенсби и при этом сморщился так, как будто ему пришлось разжевать целый лимон. – В Тринадцатом действительно есть люди, которым удалось выжить во время восстания и избежать возмездия Капитолия. У них там целый подземный город. Вот только толку от них... Среди них есть и магглы, и волшебники. Руководит всеми Альма Койн, она маггла, – Хевенби скривился еще больше. – Она искренне считает, что сможет организовать из жителей Тринадцатого армию, которая будет способна противостоять Капитолию.

– Так может, это действительно так? – оживился внезапно Гейл. - Если их много, и у них есть оружие, и про их существование никто не знает, они смогут дать достойный отпор капитолийцам!

– Да всё про них знают, – отмахнулся Плутарх. – Сноу, во всяком случае, точно знает. Только он их не боится. Ему нет никакого дела до горстки бунтарей, которыми руководит маггла. Теперь, после первого восстания, он всегда начеку и не допустит никакого вторжения в Капитолий. Нет, они нам не помощники. У меня есть свой план, который сильно отличается от плана Койн, и я хочу осуществить его в обход Тринадцатого.

– Но почему? – недоумевал Гейл. – Почему не взять в союзники целую армию наших сторонников?

– Например, потому что Койн очень жаждет свергнуть Сноу, чтобы занять его место, – ответил Плутарх.

– А вы жаждете того же самого, – закончила Гермиона.

– Ты права, – не стал спорить Хевенсби. – Я действительно хочу править Панемом и уверен, что справлюсь с этим намного лучше Сноу. И надеюсь, вы мне в этом поможете. Вы учились в Хогвартсе, а значит, вы очень сильные волшебники. Хеймитч сказал, что вы умеете накладывать полное заклинание Забвения. В Панеме этого не умеет никто, кроме сами знаете кого.

– В наше время Сами-Знаете-Кем называли Волдеморта, – усмехнулся Гарри. – Вы хотите, чтобы мы стерли Сноу память?

– Да, – подтвердил Хевенсби. – Но попасть к нему, разумеется, не так просто. Даже в сам Капитолий из дистриктов по одному только желанию не выберешься. Единственный путь в столицу – через арену Голодных Игр. Именно поэтому я и хочу вас туда отправить. Конечно, планируется, что вы все останетесь живы. Поверьте, мне дорога жизнь каждого из вас, ведь вы обладаете такими знаниями, какими не обладает никто. Все, что вам будет нужно сделать – это хорошенько спрятаться и дождаться нужного момента. Когда он настанет, я дам вам знать. Арена накрыта невидимым куполом – так называемым силовым полем. Это защита вроде той, которой вы окружаете ваш домик, только гораздо более слабая. Когда я подам вам сигнал, вы должны будете убрать защитное поле – только и всего. Вы устраните барьер, и за вами спустится наш планолет и доставит вас в Тренировочный Центр, из которого все распорядители управляют Играми. Президент Сноу тоже в это время находится там. Вам останется только произнести заклинание – и ничего больше. Нужно сделать так, чтобы Сноу признали сумасшедшим – для этого подойдет сильное заклятие Забвения.

– Чудесный план, – сощурилась Гермиона. – Один момент – убрать силовое поле невозможно без волшебных палочек. Как вы считаете, господин Главный Распорядитель, нас пустят с ними на арену?

– Кончено, у вас будут волшебные палочки! Я еще точно не решил, как передать их вам на арене, но, я думаю, ваши менторы с этой задачей справятся, – он кивнул в сторону Пита и Китнисс. Они вздрогнули. До этого момента они уже свыклись с тем, что им придется стать участниками Голодных Игр, и даже не думали о менторстве. – Конечно, все это придется делать очень осторожно. Один неверный шаг – и вы будете убиты. Главное ваше преимущество в том, что Сноу о вас даже не подозревает. Ему даже в голову не сможет прийти, что на арене четыре волшебника с палочками, ведь все палочки в Капитолии наперечет.

– Значит, пока мы не найдем палочки, мы будем оставаться безоружными среди людей, жаждущих нашей крови? – возмущенно воскликнул Рон.

– Хеймитч, а что если попросить Цинну? – вклинился Пит. Он намеренно не решался обращаться к Хевенсби, будучи все еще не в силах переварить информацию о том, что Распорядитель Голодных Игр внезапно превратился в их сторонника. – Мне кажется, он мог бы придумать так, чтобы палочки не нашли. Скажем, зашить их в рукава ветровок...

– Это мысль, – согласился Плутарх. – Над этим определенно стоит подумать. В любом случае – не волнуйтесь, палочки вы получите почти сразу, а может, и впрямь выйдете на арену уже с ними.

– Но почему их нужно обязательно отправлять на арену? – подала голос Китнисс, к которой потихоньку начала возвращаться способность соображать. – Сноу ведь приезжает в Тренировочный Центр, чтобы приветствовать трибутов! Почему бы не осуществить ваш план прямо там?

– Сноу не так прост, – горько усмехнулся Хеймитч. – В Центре он появляется на людях лишь тогда, когда идет прямая трансляция церемоний. А лишать президента рассудка на глазах у всего Панема было бы не очень умно. К тому же после твоей замечательной прошлогодней выходки с яблоком во время показа, распорядители вместе с президентом предпочитают не пренебрегать лишней парочкой защитных заклинаний.

– Он прав, – подтвердил Хевенсби. – Поверьте, я был бы только рад не отправлять вас на Арену. Но в нынешнем положении это единственный способ добраться до Сноу. Президент очень хитер, он не подпускает к себе посторонних и почти не покидает своего дворца в обычное время. Только в период Голодных Игр он приезжает в Тренировочный центр, но держится начеку до тех пор, пока все трибуты не будут отправлены на Арену. Он-то прекрасно понимает, что почти любой из двадцати трибутов будет счастлив перерезать ему глотку. А поскольку они почти все еще и волшебники, и способны на неконтролируемые выплески магии... В общем, я уже прикидывал разные варианты – до начала Игр в Центре до него не добраться.

– Ну хорошо, положим, мы согласимся, и ваша замечательная авантюра удастся, – проговорил Рон. – Вот мы стерли Сноу память, и что дальше?

– Дальше – все просто. По праву Главный Распорядитель Голодных Игр становится временно исполняющим обязанности президента, если с тем что-то случается. Что я и сделаю. Уж поверьте, я смогу не совершать тех жестоких глупостей, что творит сейчас Сноу, планомерно истребляя волшебников.

В домике на некоторое время воцарилось молчание. Пит и Китнисс уже мысленно готовились к менторству, прокручивая в голове советы, которые смогут дать будущим трибутам. Гейл отнесся к плану весьма скептически, особенно после того, как узнал, что слухи о партизанах из Тринадцатого дистрикта – не слухи. Он был убежден, что настоящая, хорошо подготовленная армия сможет куда больше, чем горстка подростков из прошлого с волшебными палочками. Гарри, Рону, Гермионе и Джинни план Плутарха отчаянно не нравился. Они не верили в то, что он захочет оставить их в живых. Хевенсби жаждет власти так же, как и Сноу. Да, возможно, он придерживается более гуманных взглядов и будет для Панема лучшим правителем, чем нынешний, но вряд ли он потерпит рядом с собой четверых волшебников, которые, очевидно сильнее его.

«Может, и впрямь лучше остаться скитаться в лесу? – с грустью думал Гарри. – Конечно, мы тут скоро озвереем от тоски. Но хотя бы живы останемся. Так неохота становиться жертвой чьих-то политических интриг». Его друзья испытывали схожие чувства. К тому же теперь они знали, что есть еще и Тринадцатый дистрикт, в котором с радостью привечают новых беженцев. Ими, конечно, правит маггла, но почему бы ей не принять в свои ряды четверых хорошо подготовленных волшебников, если они смогут быть полезными?

Очевидно, метания четверых друзей были написаны на их лицах, потому что Хевенсби внезапно выдвинул свой последний и самый главный аргумент.

– Если у нас все получится, и мне удастся возглавить Панем, – тихо произнес он, – на вас будет возложена особая миссия. Поскольку вы четверо обладаете знаниями, какими не обладает никто в Панеме, по-моему, будет справедливым поручить вам восстановление волшебной школы, такой, какой она была до начала третьей эры.


Глава 12. Пациент

Люк в подвал открылся, как обычно, ровно в половине шестого. Китнисс быстро сошла по ступенькам и опустила на стоявший посреди тускло освещенной комнаты стол поднос. Руки вошедшей так сильно дрожали, что железный чайник на подносе звенел, и из носика по капле выплескивался кипяток.

– Спасибо, – поблагодарил ее сидевший за столом Гарри.

– Не за что, – Китнисс старательно отводила взгляд, но никто из присутствовавших не мог не заметить, как сильно распухла и покраснела ее левая щека, так, как будто по ней чем-то ударили.

– Что-то случилось? – Гермиона не сводила с Китнисс пристального взгляда.

– Нет-нет, ничего, – неопределенно махнула рукой Китнисс. – Просто упала неудачно, – в ее голосе отчетливо звучали слезы. Она быстро отвернулась и поспешила обратно к лестнице.

Гермиона догнала Китнисс, когда та уже поставила ногу на первую ступеньку и решительно взяла ее за руку. Китнисс всегда казалась очень волевой и решительной девушкой, и то, что она плакала, причем явно не из-за синяка на лице, не на шутку встревожило Гермиону.

– Китнисс, может, мы действительно сможем помочь? – мягко спросила она.

– Я же сказала – нет, – раздраженно бросила в ответ Китнисс. – Пусти меня, – тем не менее в ее глазах сквозила такая боль, что Гермиона и не подумала подчиниться.

– Что-то с Питом? – спросила она. Китнисс отрицательно помотала головой. – С Прим? С мамой?

– Нет. С Гейлом, – глухо ответила Китнисс и обессиленно опустилась на ступеньку. – Его избили на площади миротворцы якобы за нелегальную охоту. Он попался, когда пытался продать добычу в Котле. Мы всегда раньше так делали, и ничего не было. Но сейчас сменился глава миротворцев, и все всего боятся. Кто-то, очевидно, на него донес. Как только он раскрыл охотничью сумку, его тут же скрутили и отволокли на площадь, где били железным прутом, пока я не вмешалась. Мне тоже досталось, – она махнула рукой. – Правда, потом подоспел Хеймитч, и напомнил им, кто я такая – только это нас и спасло. Как бы власти меня ни ненавидели, им все-таки нужно, чтобы я дожила до Голодных Игр.

– Где сейчас Гейл? – спросила Гермиона.

– У нас, на втором этаже, – ответила Китнисс. – Лежит без сознания, весь в жутких кровоподтеках. Мама пытается его вылечить, но... – Китнисс всхлипнула. – У него такие сильные травмы, а у нас практически нет лекарств. Даже сильного обезболивающего нет.

– Если бы вы могли как-нибудь перенести его сюда, – покачала головой Гермиона. – Мы бы, конечно, его вылечили. У меня еще есть запасы заживляющего зелья, а переломы лечатся одним несложным заклинанием. Через пару дней он бы уже стоял на ногах!

– Вряд ли это возможно, – бесцветным голосом произнесла она. – Дом прослушивается, и миротворцы, конечно, знают, что Гейла принесли к нам. Если его вдруг перенесут куда-то еще, это будет слишком подозрительно. А вы правда можете его вылечить? – спросила она вдруг с надеждой.

– Конечно, – заверила ее Гермиона. – Мы и не с таким умеем справляться! Знаешь, в каком состоянии мы были, когда нас забросило в ваш мир? Джинни, вот, лучше помнит, она легче всех отделалась! – Гермиона выразительно посмотрела в сторону Джинни, которая сидела у стола рядом с Гарри. – Да на нас места живого не было, но через неделю мы уже бегали по лесу!

– Я не знаю, я поговорю с Хеймитчем, – Китнисс порывисто вздохнула. – Может, он придумает, как можно перенести его к вам, – с этими словами она взбежала вверх по лестнице к выходу из подвала.

Последнюю неделю Гарри, Рон, Гермиона и Джинни жили в подвале дома Эвердинов. Они согласились быть трибутами Квартальной Бойни, решив наконец, что хуже все равно не будет. Впрочем, после этого их жизнь пока мало отличалась от лесной.

Хеймитч и Плутарх некоторое время спорили о том, где устроить четверых друзей до того, как для них будут готовы места среди жителей дистриктов. Оставлять их в лесу ни одному из них не хотелось – а ну как их там обнаружит кто-нибудь еще, или они внезапно передумают? Хеймитч предлагал в качестве временного жилища для волшебников конспиративную коморку в лавке Сальной Сэй, но у Хевенсби была идея получше. Почему бы не поселить их там, где, как считают власти, контролируется каждый шорох? В доме Эвердинов, где понапичкано прослушки? Конечно, не в основных комнатах – это слишком опасно. Но ведь у них есть подвал, в котором хранятся запасы еды на случай сильного снегопада и внезапного обрыва коммуникаций. Там, разумеется, тесно, но разве это смутит волшебников, которые смогли превратить маленькую туристическую палатку в однокомнатную квартиру?

Хеймитчу идея Плутарха казалась слишком смелой, но в конце концов он согласился. В тот же день, когда состоялся разговор между волшебниками и Главным Распорядителем Голодных Игр, четверо друзей были переправлены в дистрикт. Китнисс, Пита и Гейла отправили по домам, чтобы их чего доброго не начали искать, а остальные ждали в лесу наступления темноты.

Ночь стояла безлунная, но на улице было светло от свежевыпавшего снега. В дистрикте круглые сутки дежурили миротворцы, периодически обходя улицы. Но Хеймитч предварительно изучил расписание их обходов, и всем шестерым удалось беспрепятственно добраться до Деревни Победителей.

Миссис Эвердин была порядком напугана тем, что в ее доме внезапно поселились четверо «беженцев из Первого Дистрикта», как ей их представила Китнисс. Но Хеймитч убедил ее, что так надо, и заверил, что миротворцы ни о чем не узнают. Конечно, о волшебниках ей не сказали ни слова.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни сделали единственную тесную каморку рядом с кладовкой в подвале вполне пригодной для жилья, воспользовавшись уже ставшими привычными в последнее время заклинаниями расширения пространства и трансфигурации. Китнисс и Пит поочередно носили им еду. Волшебники, конечно, могли справиться с этим и без них, но маме Китнисс могло бы показаться подозрительным, что в подвал никто не спускается. К тому же таким образом они давали понять, что не забыли о своих гостях.

***
Гейл лежал на кровати неподвижно, его глаза были плотно закрыты, но с губ периодически срывались душераздирающие стоны. Миссис Эвердин и Прим обрабатывали раны настойкой, которая должна была хоть на время облегчить страдания. Пит тоже находился в комнате, но помочь ничем не мог и молча наблюдал за действиями лекарей. Когда Гейл в очередной раз закричал, Пит не выдержал и отвернулся к окну. Он, как и Китнисс, плохо переносил вид человеческих страданий.

Пит протер ладонью запотевшее стекло и выглянул во двор. В свете висевшего над крыльцом фонаря были отчетливо видны фигурки Китнисс и Хеймитча. Несколько минут назад Китнисс поднялась наверх, и вид у нее был крайне взволнованный. Не произнеся ни слова, она махнула рукой Хеймитчу в сторону двери – этот жест уже давно сделался для всех условным знаком того, что нужно поговорить без посторонних ушей. В доме Эвердинов это можно было сделать только на улице.

Китнисс явно что-то доказывала Хеймитчу, активно жестикулируя. Ее лицо раскраснелось от волнения, волосы растрепались, а глаза горели лихорадочным огнем. Хеймитч слушал ее, сохраняя бесстрастное выражение лица. Через некоторое время он отрицательно помотал головой и что-то сказал – по всей видимости, аргументы Китнисс не убедили ментора. Китнисс в отчаянии закрыла лицо руками.

В этот момент калитка, ведущая в сад Эвердинов, распахнулась, и во двор вбежала девушка, в которой Пит с удивлением узнал Мадж Андерси. Мадж явно очень торопилась: она даже не надела верхней одежды, прибежала по снегу прямо в домашнем халате и тапочках. Она протянула Китнисс коробку, которую до этого сжимала в руках. Как только Китнисс взяла коробку в руки, Мадж тут же развернулась и собралась было бежать обратно, но Хеймитч окликнул ее, и она остановилась.

Следующие несколько минут Хеймитч что-то втолковывал Мадж. Она слушала его с удивлением, которое постепенно сменилось страхом, но тем не менее она неуверенно кивнула. Лицо Китнисс разом прояснилось. Хеймитч положил руку на плечо Мадж, и они все втроем устремились ко входу в дом.

На дальнейшее Пит смотрел, плотно прижавшись лицом к холодному стеклу, тщетно пытаясь понять, что происходит. Хеймитч и Китнисс вошли в дом и плотно закрыли за собой дверь, а Мадж так и осталась стоять снаружи. В руках у нее снова была коробка, которую она еще недавно отдавала Китнисс.

Минут пять ничего не происходило: Мадж стояла на крыльце, а Хеймитч и Китнисс не спешили подниматься наверх. Наконец Мадж подняла вверх руку – даже со второго этажа Пит не мог не заметить, как сильно она дрожит – и нажала на кнопку звонка. По дому разнеслась громкая трель, заставив Прим и миссис Эвердин вздрогнуть. Пит повернулся к ним и кинул на маму Китнисс успокаивающий взгляд – мол, все в порядке, никто чужой к нам не пожаловал. Через мгновение он вновь уткнулся носом в стекло, но увидел лишь, как за Мадж закрывается входная дверь. На лестнице раздались торопливые шаги, и вскоре в комнате появились запыхавшиеся Китнисс, Хеймитч и Мадж. Мадж при этом выглядела порядком напуганной.

– Вот, миссис Эвердин, это поможет Гейлу, – проговорила она, тщетно пытаясь унять дрожь в голосе, и протянула коробку матери Китнисс. – Здесь лекарства.

– Введи ему морфлинг, мама, – произнесла Китнисс умоляющим тоном. – Пожалуйста, я не могу смотреть, как он мучается. Пускай он уснет.

Миссис Эвердин переводила недоуменный взгляд с Китнисс на Хеймитча, будто пытаясь понять, что они затеяли. Хеймитч молча кивнул ей, показывая, что ей стоит послушать Китнисс.

Миссис Эвердин глубоко вздохнула, заставляя себя думать только о пациенте, а не о странном представлении, которое устроила ее дочь. Она раскрыла коробку, нашла среди лекарств ампулу с морфлингом, разбила ее, наполнила шприц и сделала Гейлу укол. Через некоторое время дыхание Гейла сделалось ровным, и он перестал стонать – лекарство подействовало.

– Отлично, теперь он хотя бы проспит до утра, – громко произнесла Китнисс. – Хоть на несколько часов мы смогли избавить его от мучений.

Миссис Эвердин знала, что это не так – при таких сильных травмах введенной дозы морфлинга могло хватить лишь на пару часов, но не стала ничего говорить, поняв, что Китнисс говорит это для ушей миротворцев. Она принялась было вновь за обработку ран, но Хеймитч жестом остановил ее. Он подошел к Гейлу и кивком подозвал Пита, который молча наблюдал за разыгравшейся сценой, стоя у окна.

– Тогда я, пожалуй, пойду домой – время уже позднее, – так же нарочито громко произнес Хеймитч. – Утром я загляну снова.

Вместе они подняли Гейла на руки, стараясь сделать это как можно тише. Он был очень тяжелым, и Пит с Хеймитчем с трудом удерживали его. Из ран тут же начала сочиться кровь. Если бы не сильное обезболивающее, Гейл бы сейчас орал благим матом от боли.

Китнисс, Мадж и Прим бросились на помощь Хеймитчу и Питу. Впятером им удалось вынести Гейла на лестницу, не произведя слишком много шума. Миссис Эвердин осталась в комнате и принялась перебирать лекарства в коробке, стараясь погромче звенеть склянками. Она начинала понимать, что происходит, и теперь старалась помочь.

***
Когда Пит, Хеймитч, Китнисс, Прим и Мадж, все мокрые от пота, спустили бесчувственного Гейла в подвал, Гермиона уже вовсю готовилась к приему пациента. Свободная кушетка была застелена белой простыней, а на придвинутом к ней стуле были выставлены все флакончики с зельями, какие у нее остались.

– Мерлин! – выдохнул Рон, когда Гейла положили на кушетку.

Гарри, Джинни и Гермиона тоже были впечатлены. Они видели в своей жизни столько всяких травм от страшных проклятий, но никогда не думали, что подобное может сотворить человек обычной железной палкой.

Гермиона, впрочем, сразу взяла себя в руки и, выбрав одну из стоявших на стуле бутылочек, принялась за дело.

– Я могу помочь, – послышался робкий голос Прим. – Вы не думайте, я все умею, я всегда помогаю маме с пациентами.

Гермиона с сомнением взглянула на девочку. Она знала, что никто так и не рассказал Прим об ее истинной сущности, и думала о том, насколько безопасно будет применять зелья в ее присутствии. А ведь еще придется воспользоваться палочкой, чтобы срастить парню переломанные кости! Прим смотрела такими умоляющими и, вместе с тем, не по-детски серьезными глазами, что у Гермионы сжалось сердце. «Как вообще можно скрывать от человека, что он волшебник?» – с раздражением подумала она, но тут же отогнала непрошеную мысль.

– Да, конечно, ты можешь помочь, – улыбнулась Гермиона, протягивая ей смоченный зельем ватный тампон. – Ран много, одной мне быстро не управиться.

Хеймитч покачал головой, выражая недовольство. Гермиона ответила ему сердитым взглядом.

– Кстати, а что за лекарство ему ввели? – внезапно резко спросила она, поняв, что Гейл, несмотря на жуткие травмы, пребывает в глубоком забытьи. Она знала, что некоторые сильные маггловские препараты не слишком хорошо реагируют с зельями.

– Морфлинг, – ответил Хеймитч. – Сильное обезболивающее на основе морфинов, от которого человек на какое-то время впадает в глубокий сон. Но ему ввели всего одну восьмую дозы, скоро он снова начнет чувствовать боль.

– Морфины, – сморщилась Гермиона. – Ну ладно, настойка бадьяна ему точно не повредит. А вот с обезболивающим пока придется подождать.

Гермиона и Прим вместе принялись за обработку ран. Китнисс наконец смогла спокойно вздохнуть: теперь она была уверена, что Гейл в надежных руках.

– А ведь мы знакомы, – послышался внезапно из угла голос Мадж. Она смотрела на сидевших в углу Гарри, Джинни и Рона, и в глазах ее читалось откровенное удивление. – Мы виделись на площади в тот день, когда Пит и Китнисс победили в Голодных Играх. Вы ведь Гарри и Джинни, верно? – она подошла к замершим в нерешительности друзьям.

– Кхм, да, верно, – произнес Гарри. – А ты Мадж, да?

– О, вы меня помните, – Мадж мило и чуть застенчиво улыбнулась в ответ.

– А я Рон Уизли, – поспешил представиться Рон, вставая с места и предлагая Мадж свободный стул. – Садись, выпей с нами чаю.

– Спасибо, – Мадж опустилась на стул, вновь очаровательно улыбнувшись Рону. Он чуть заметно покраснел.

Хеймитч все больше хмурился. Он уже начинал жалеть, что поддался на уговоры Китнисс и согласился отнести Гейла к волшебникам. Ситуация выходила из-под контроля, и это ему чертовски не нравилось. Снова лишние люди оказывались втянутыми в эту опасную для них историю, причем сами они даже не подозревали, чем все это может для них обернуться. А ведь все могло бы пройти гладко, и до нужного момента никто бы ни о чем не узнал! Хеймитч помнил, что Мадж видела Гарри и Джинни, и готовился вскоре переправить их в одиннадцатый дистрикт от греха подальше. Там как раз совсем недавно умерли двое детей шестнадцати лет. Мальчика даже звали так же – Гарри, а девочка, как и Джинни, была обладательницей рыжих волос.

Хеймитч посмотрел на Прим, которая ловко помогала Гермионе обрабатывать раны, потом на уже весело щебечущих за чашкой чая Рона и Мадж и наконец одарил тяжелым взглядом Китнисс. Та виновато потупилась.

– Что это за настойка? – спросила вдруг Прим. – Я смотрю, она так хорошо действует – раны тут же перестают кровоточить и, кажется, даже начинают затягиваться. Никогда не видела ничего подобного! В маминой аптечке и близко такого нет. Это ведь что-то капитолийское, да?

Гермиона быстро обернулась на Хеймитча, который смотрел на нее почти волком. Ее внезапно охватила злоба – значит, эти жители дистрикта каждый день вот так вот страдают от произвола властей, а местный врач даже не в состоянии помочь им, потому что у них нет самых элементарных лекарств!

– Да, это сильное средство, – произнесла Гермиона. – Но у него очень простой состав. Оно готовится из трав, которые растут у вас в лесу. Рецепт запомнить легко, хочешь, я научу тебя варить такое лекарство?

– Ты не шутишь? – ахнула Прим. – Конечно, хочу! Да будь у нас хоть бутылочка этого лекарства, и мы могли бы облегчить страдания стольким людям!

Сзади послышалось еле слышное рычание Хеймитча, но Гермиона даже не удостоила ментора взглядом.


Глава 13. Утро в подвале

Гейлу мучительно не хотелось просыпаться. Боль, которую он испытывал до того, как провалиться в черную яму наркотического сна, вроде бы отступила, но он все равно не решался пошевелиться. Минут тридцать он пролежал на животе неподвижно, прислушиваясь к ощущениям и надеясь, что ему снова удастся заснуть. Но тут он почувствовал, как к его шее прикоснулось что-то мягкое и прохладное и поползло по плечам, потом по спине, опускаясь все ниже и ниже, повторяя следы нанесенных прутом миротворца ран. Больно не было, наоборот, было приятно и немного щекотно. Сон слетел окончательно, уступив место реальности. Гейл тихонько вздохнул и осторожно повернул голову. В следующий момент он удивленно вытаращил глаза, заметив склонившуюся над ним Гермиону, которая протирала кожу на его спине ватным тампоном, смоченным какой-то жидкостью. Ее лицо выражало крайнюю сосредоточенность, но вместе с тем на нем застыла чуть заметная мягкая улыбка. С минуту Гейл завороженно наблюдал за тем, как Гермиона смачивает очередной кусок ватки неведомой ему настойкой и проводит им по тому месту, где еще вчера была глубокая кровоточащая рана. Была?! Гейл осторожно поднял руку и провел ладонью по шее, почувствовав под пальцами шершавый рубец. Боли не было.

Гейл поднял голову и встретился взглядом с улыбающейся Гермионой. Он попытался было что-то сказать, но она быстро прижала палец к губам. Гейл удивленно огляделся по сторонам и понял, что находится в подвале дома Эвердинов, в той самой каморке возле кладовой, в которой они несколько дней назад поселили четверых волшебников и носили им туда еду. Как он здесь оказался? Начиная с третьего удара прутом, все события предыдущего вечера всплывали в голове Гейла какими-то странными отрывками, в основном наполненными невыносимой болью. Он почти не помнил того, что происходило на площади. Сначала он пытался считать наносимые ему удары, но где-то на десятом потерял сознание. Дальше он несколько раз вроде бы приходил в себя, пребывая в каком-то кровавом тумане между сном и явью и моля о том, чтобы вновь потерять сознание. Он чувствовал, как его куда-то несли и вроде бы слышал голоса Китнисс, миссис Эвердин и Хеймитча. А может, это были просто галлюцинации. Боль в те моменты была такой невыносимой, что Гейлу больше всего на свете хотелось погрузиться в спасительное забытье и никогда не просыпаться. Через некоторое время по-настоящему спасительное забытье все-таки пришло, и вот теперь он очнулся здесь, в подвале, и над ним колдует – по-другому и не скажешь! – Гермиона, а он чувствует себя практически здоровым.

Кушетка, на которой лежал Гейл, была отделена от остального помещения трансфигурированной из куска картона ширмой, и видеть, что в тот момент происходило в комнате, не представлялось возможным. Иначе Гейл бы, наверное, сильно удивился количеству народа, находившемуся в тот момент в каморке. Китнисс, Пит и Прим ушли ночевать к себе наверх, а Хеймитч с Мадж остались в подвале. Мадж накануне убежала из дома поздно вечером без ведома родителей. Отца не было, а мать сильно болела и лежала в постели. Мадж не хотелось волновать ее своим внезапным появлением в середине ночи, так что теперь она крепко спала на свободной кровати Гермионы. Последняя предпочла провести ночь у постели пациента. Хеймитч так и заснул в кресле, в котором сидел. Он твердо решил не спускать глаз с «этой выскочки», как он назвал про себя Гермиону. Хеймитч считал, что Гермиона итак болтает слишком много лишнего, за что они все могут в скором времени жестоко поплатиться. А уж ее предложение научить Прим варить зелья привело его чуть ли не в бешенство. В тот момент ему хотелось подбежать к ней, схватить за плечи и хорошенько встряхнуть, и только присутствие самой Прим удержало его от такого поступка. Как она не понимает, что может все испортить одним неверным движением?!

– Доброе утро! – прохрипел Гейл, делая попытку приподняться. – Как я здесь...

Гермиона вновь приложила палец к губам, одновременно делая знак, чтобы он оставался лежать. Ей не хотелось раньше времени будить Хеймитча, чтобы тот опять пытался испепелить ее взглядом за каждое неосторожно произнесенное слово.

– Сколько сейчас времени? – прошептал Гейл. – Я долго был без сознания?

Гермиона отрицательно покачала головой.

– Сейчас около пяти утра, – прошептала она в ответ.

– В это время я уже должен быть на полпути к шахтам, – обеспокоенно произнес Гейл, предпринимая очередную попытку подняться.

Гермиона протестующе подняла руку, заставляя его улечься обратно.

– Тебе нужно лежать, – сказала она. – И я еще не закончила обрабатывать твои раны.

– Но у меня ничего не болит, – удивленно произнес Гейл.

– А об этом никому знать не полагается, – сказала Гермиона. – Наоборот, все должны считать, что ты в полуобморочном состоянии лежишь на втором этаже дома Эвердинов и не в силах даже пошевелиться, не то что идти на работу! К тому же ходят слухи, что с сегодняшнего дня шахты закроют на неопределенное время в наказание жителям.

Гейл издал глухой стон.

– Будет лучше, если ты перевернешься на бок, – произнесла Гермиона, в который раз смачивая ватку целебной настойкой. Гейл с готовностью подчинился, и Гермиона вновь принялась за обработку уже почти затянувшихся ран. Гейл расслабленно прикрыл глаза, откровенно наслаждаясь движением нежных пальчиков Гермионы по своему телу. Никогда он еще не испытывал ничего подобного. Потом Гермиона попросила его перевернуться на спину и принялась за грудь и живот. С этой стороны ран было меньше, и почти все они зажили после вчерашней обработки настойкой. Теперь Гейл мог видеть склонившуюся над ним Гермиону. Он украдкой рассматривал ее, стараясь запомнить каждую черточку. Ее лицо выглядело очень сосредоточенным, если не сказать строгим, губы были плотно сжаты, пышные волосы собраны сзади в тугой пучок, но глаза при этом лучились добротой и заботой. Гейл расплылся в широкой улыбке, и Гермиона неожиданно для самой себя порозовела.

«Сейчас не время, – мысленно одернула она себя. – Сейчас война, а я временно исполняю на этой войне роль врача, и не более того. И Рон... Хотя Рон, кажется, здорово увлекся Мадж», – ночью, когда Хеймитч уже вовсю храпел в кресле, Рон и Мадж еще долго сидели за столом, тихонько беседуя. Рон рассказывал ей какие-то истории из прошлой жизни. А Мадж, похоже, была прекрасно осведомлена и о своем волшебном происхождении, и о некоторых других вещах, о которых простым жителям дистриктов знать не полагалось. Рона она, во всяком случае, слушала с большим интересом. Гермиона тогда лишний раз порадовалась, что Хеймитч их не слышит.

Почувствовав, что мысли начинают куда-то уплывать, Гермиона решительно встряхнула головой, возвращаясь к пациенту.

– Ну вот и все, – четко произнесла она. – Через пару дней от ран ничего не останется, хотя тебе, наверное, придется какое-то время попритворяться больным.

– Как, уже все? – воскликнул Гейл, приподнимаясь на локте. – Ну вот, а мне так нравились ваши нежные руки, доктор! – от этих слов Гермиона вновь заметно покраснела.

Из-за спины послышался характерное хрипловатое покашливание.

– С добрым утром! – громко поздоровался Хеймитч, заглядывая за ширму. Вид у него был довольно хмурый. – Простите, что помешал, но, кажется, нам нужно поговорить, – он поманил ее пальцем.

Гермиона в который раз ответила Хеймитчу сердитым взглядом и нехотя вышла из-за ширмы вслед за ним.

Впрочем, поговорить без свидетелей им уже явно не удавалось – от громкого голоса Хеймитча все в комнате начали просыпаться. Теперь Хеймитч обратил свое недовольство на Мадж, которая сидела на кровати Гермионы, по виду с трудом соображая, что происходит, и как она здесь оказалась. Потом она наткнулась взглядом на сидевшего на соседней кровати Рона, который в тот момент тщетно пытался пригладить растрепанные со сна волосы, и все вспомнила. Так, значит, ей не приснилось – в подвале дома Эвердинов действительно живут четверо волшебников, и она у них ночевала. Мадж автоматически задрала рукав и бросила взгляд на запястье левой руки, где обычно носила часы, но не обнаружила их там. Конечно, она ведь вчера так и убежала из дома в халате и тапочках. Интересно, ее уже хватились?

Мадж растерянно оглядела присутствующих и встретилась взглядом с Хеймитчем, который смотрел на нее со смесью насмешки и тревоги.

– Твои родители в курсе, где ты ночевала? – поинтересовался Хеймитч. Мадж невольно вздрогнула – сколько яда было в интонациях этого старого алкоголика!

– Папы вчера должен был ночевать у Прустов, – тихо ответила она. – А мама болеет и не встает с кровати. А сколько сейчас времени?

– Половина шестого утра, – бросил Хеймитч. – Если поторопишься, может, успеешь до того, как тебя хватятся. А может, наткнешься на парочку миротворцев у своего крыльца.

Мадж несмело оглядела обитателей каморки, задержав взгляд на Роне чуть дольше, чем на других. После этого она махнула всем рукой на прощание и побежала вверх по лестнице. Хеймитч проводил ее тяжелым взглядом.

– Зачем ты так с ней? – сердито спросила Гермиона. – Она, между прочим, принесла нам лекарства!

– Лучше бы не приносила, – прошипел Хеймитч. – Если после этой ночи никто не узнает, что творится в этом подвале, я поверю в чудеса! Дом Андерси со стопроцентной вероятностью прослушивается так же, как этот, и если эта Мадж что-то сболтнет...

– Мадж – не идиотка! – возмущенно воскликнул Рон. Манера Хеймитча начала раздражать и его: это что же, значит, им нужно было оставить человека умирать от жутких ран в страхе того, что миротворцы узнают?

– Будем надеяться, – проворчал Хеймитч. – В противном случае в ближайшее время можно ждать гостей.

В этот момент сверху послышались торопливые шаги. Все разом повернули головы в сторону люка. Гарри, Рон, Гермиона и Джинни почувствовали, как их сердца забились чаще, и как по команде крепко сжали в карманах волшебные палочки. Впрочем, вскоре они поняли, что тревога была напрасной: в подвал спускалась Прим, пришедшая проведать своего пациента.

Прим была весьма удивлена состоянием Гейла. Никогда раньше она не видела, чтобы травмы заживали так быстро, а уж сколько она за свою короткую жизнь повидала раненых!

– Ты же научишь меня готовить это лекарство? – Прим посмотрела на Гермиону умоляющим взглядом.

– Конечно, я же обещала! – заверила ее Гермиона. – Хочешь, прямо сейчас и начнем?

Прим радостно согласилась. Гермиона достала из своих запасов котел, горелку, нож для нарезания ингредиентов, несколько видов засушенных трав и принялась подробно рассказывать Прим, как варится настойка бадьяна. К счастью, это действительно было несложное снадобье, которое смог бы приготовить любой первокурсник, и к тому же, в отличие от многих лекарственных зелий, не требовало для его приготовления использования волшебной палочки.

Хеймитч все это время оставался в подвале и очень внимательно следил за действиями Гермионы и Прим. Сложившаяся ситуация нравилась ему все меньше и меньше. Он утешал себя только тем, что все равно скоро Жатва, и надеялся, что до того времени волшебники не успеют натворить ничего катастрофичного. Но за Гермионой он твердо решил присматривать в оба глаза.

Прим покинула подвал лишь к полудню, сжимая в руках бутылочку со свежесваренной настойкой бадьяна и листок с инструкцией по его приготовлению. За то время, пока они были заняты зельем, Гермиона не раз отметила, что Прим – очень способная ученица, и у нее обязательно получится приготовить лекарство и без посторонней помощи. Проводив изрядно повеселевшую Прим тяжелым взглядом, Хеймитч наконец подошел к Гермионе и посмотрел на нее исподлобья.

– Ты хоть понимаешь, что ты творишь? – зло прошипел он. – Ты понимаешь, что можешь сейчас одним махом все испортить?

– Я всего лишь помогаю людям, – ответила она с вызовом, спокойно выдерживая его взгляд. – В отличие от вас, готовых оставить человека умирать, лишь бы только вам не помешали плести политические интриги!

– Нет, похоже, ты и впрямь не понимаешь, – Хеймитч вздохнул и провел рукой по лбу. – Гермиона, ты живешь в стране, где запрещено даже упоминание о волшебниках! И что ты делаешь? Ты учишь варить зелья юную ведьму, которая даже не подозревает о своей истинной сущности! Твой друг спокойно травит с другой ведьмой волшебные байки из прошлой эры! Да не просто ведьмой, а дочкой представителя власти, с которой мы боремся! Да если Сноу узнает хоть...

– Отлично! – резко перебила его Гермиона. – Замечательно, пусть узнает! Быть может, тогда он захочет встретиться с нами лицом к лицу! И нам не придется ехать на Голодные Игры, рисковать жизнью и плясать под вашу дудку. Я-то прекрасно понимаю, что ты думаешь, Хеймитч Эбернети! Нас четверо – кто-нибудь один да выживет. А вам с Плутархом хватит и одного. Но не на тех напал! Мы всегда держались и будем держаться вместе. И если придется умереть, мы умрем вместе.

В течение минуты в комнате было очень тихо. Хеймитч молчал и внимательно вглядывался в разгневанное личико Гермионы.

– Ты не права, – произнес он наконец твердо и тихо. Гермиона ответила ему холодным взглядом. – Слышишь меня, Гермиона, ты не права! – воскликнул он, беря ее за плечо. – Я вовсе не рассчитываю на то, что кто-то из вас погибнет! Наоборот, я хочу, чтобы вы, все четверо, выбрались, и буду делать все, чтобы это стало реальностью. Мне не нужна власть и не нужны никакие политические интриги. Плутарху нужна, мне – нет. Я действительно хочу попытаться реанимировать вымирающее магическое сообщество, и для этого вы мне нужны все четверо! Мне важна жизнь каждого волшебника, а волшебника, обладающего знаниями особенно! Но для того, чтобы спасти наше будущее, вы должны сейчас действовать по нашему с Плутархом плану. Иначе ничего не получится. Поверь мне, Гермиона, я знаю, о чем говорю!

Гермиона опустила голову.

– Хорошо, – пробормотала она. – Хорошо, я буду делать все, как ты скажешь. Вероятно, ты прав, ведь ты знаешь этот мир лучше, чем мы.

– Ну вот и отлично, – удовлетворенно произнес Хеймитч. – До Жатвы осталось совсем немного, надеюсь, за это время больше не произойдет ничего, что потянет вас спасать всех и вся.

– Кстати, ты что-то решил с отправкой двоих из нас в другие дистрикты? – вспомнила вдруг Гермиона.

– Да, – ответил он. – На следующей неделе мы перевезем Гарри и Джинни в Одиннадцатый дистрикт, в семью, где совсем недавно умерли сводные брат и сестра, похожие на них внешне.

– Как?! – воскликнули хором молчавшие до сей поры Гарри и Джинни. – Ты же говорил, что мы останемся в Двенадцатом?

– Обстоятельства изменились, – коротко бросил Хеймитч. – Сначала я и впрямь думал, что будет безопаснее отправить Гермиону и Рона по разным дистриктам. Но потом понял, что вашу излишне любопытную и знающую все лучше других подружку лучше держать под присмотром, – в голосе Хеймитча прибавилось яда. – Под моим присмотром.

Гермиона скорее по привычке взглянула на Хеймитча с негодованием. В тайне – хотя она боялась признаться в этом даже самой себе – она была рада, что останется в Двенадцатом. Перед глазами все еще стояло мужественное лицо Гейла, так искренне улыбавшегося ей минувшим утром.


Глава 14. Ночное путешествие

– Может, все-таки объяснишь, к чему такая спешка, Хеймитч? – очень тихо поинтересовался Плутарх, наклоняясь к самому уху собеседника.

Хеймитч и Плутарх Хевенсби стояли на нижней ступеньке подвала дома Эвердинов и ждали, украдкой наблюдая за сидевшими за столом четверыми друзьями. Гермиона что-то усиленно втолковывала Гарри и Джинни, а они старались слушать очень внимательно. Рон просто сидел рядом, уставившись в стол, и лишь изредка что-то вставлял в разговор.

Плутарх получил весточку от Хеймитча накануне вечером. В конспиративном письме ментора Двенадцатого дистрикта сквозила откровенная тревога. Он просил Плутарха ускорить отправку Гарри и Джинни, насколько это возможно. Хевенсби не знал ничего о последних событиях в Двенадцатом: ни об избиении Гейла, ни о Мадж, ни о том, что Гермиона учила Прим варить зелья. Плутарх был уверен, что Хеймитч зря паникует. Сам он относился ко всей их задумке куда спокойнее, чем его напарник, считая, что чтобы вызвать подозрение Сноу, нужно очень постараться. Более того, Плутарх как раз считал куда более опасным для себя лишний раз светиться в Двенадцатом, но Хеймитч так настаивал, что пришлось под покровом ночи явиться в Деревню Победителей.

В Одиннадцатом было уже практически все готово для приема новых жителей: с памятью родителей погибших детей и их соседей Плутарх лично старательно поработал. «Переезд» был назначен на последнее воскресенье перед Жатвой, чтобы лишний раз не подвергать опасности Гарри и Джинни. В Одиннадцатом в последнее время было очень неспокойно: собственно, те дети, место которых должны были занять волшебники, погибли в гуще очередного стихийно вспыхнувшего восстания.

Тем не менее Плутарх подчинился Хеймитчу и сообщил Гарри и Джинни, что ближайшей ночью им предстоит перебраться в Одиннадцатый дистрикт . И вот теперь Плутарх и Хеймитч стояли и наблюдали, как Гермиона дает своим друзьям последние напутствия.

– Объясню, – сквозь зубы буркнул Хеймитч. – И не надо смотреть на меня так, как будто я только и делаю, что понапрасну сею панику! Знаешь, что творилось тут три дня назад? Я, конечно, сам в этом частично виноват: поддался на уговоры Китнисс и согласился притащить в подвал избитого до полусмерти Хоторна, чтобы его тут вылечили. Знаешь, чем это кончилось? Гермиона научила Прим варить настойку бадьяна, а дочка мэра теперь в курсе всего. Еще немного, и весь дистрикт будет знать, что в подвале Эвердинов поселились волшебники! Как ты думаешь, как скоро это дойдет до Сноу?

Хеймитч внимательно наблюдал за Плутархом, ожидая увидеть в его глазах хоть какие-то признаки тревоги, но тот оставался абсолютно спокойным.

– По-моему, за последние годы алкоголь порядком расшатал тебе нервы, Хеймитч, – заметил Хевенсби. – Я удивлен, как ты при этом умудряешься не терять способность соображать и придумывать такие хорошие планы. Что такого в том, что Прим научилась варить целебную настойку? С Андерси, конечно, похуже – лишние люди всегда только мешают – но тоже не вижу в этом ничего критичного.

– То есть как? – опешил Хеймитч. – А если Мадж не удержит язык за зубами? Если проболтается отцу? Да Сноу тут же...

– Брось! – лениво оборвал его Хевенсби. – Байки о волшебниках ходят по дистриктам уже столько лет, что Сноу даже не ухом не поведет.

– Или на всякий случай пошлет миротворцев обыскать подвал в доме Эвердинов!

– Скорее уж арестует всю семью Андерси за «распространение заведомо ложной информации», – отмахнулся Плутарх. – Кстати, именно поэтому, я уверен, Мадж будет молчать.

Хеймитч хмуро покачал головой.

– Расслабься, Хеймитч, – произнес Плутарх. – Ты так сильно нервничаешь, что можешь и впрямь ненароком навести на себя ненужные подозрения.

Плутарх кинул взгляд на висевшие у него на шее часы на массивной золотой цепочке.

– Пора! – громко провозгласил он, обращаясь уже к четверым друзьям. Гарри и Джинни нехотя поднялись из-за стола, Гермиона порывисто вздохнула и последовала их примеру. Она по очереди крепко обняла друзей и отошла, позволив Рону сделать тоже самое.

– Удачи! – сдавленно произнес Рон, с трудом отрываясь от сестры. Он, как и Гермиона, сильно волновался, хотя внешне старался этого не показывать.

Плутарх молча развернулся и пошел вверх по лестнице, Гарри, Джинни и Хеймитч поспешили за ним. Рон и Гермиона смотрели вслед удаляющейся четверке, пока последний из них не исчез наверху.

– Только без глупостей! – произнес напоследок Хеймитч, просовывая голову люк. Получив в ответ от Гермионы очередной колюче-сердитый взгляд, он захлопнул крышку, и в подвале повисла звенящая тишина.

– Как думаешь, мы сделали правильно? – спросила Гермиона, обессиленно опускаясь на стул. – Ну, что отпустили их...

– Не знаю, – честно произнес Рон. – А ты думаешь, у нас был другой путь?

– Наверное, нет, – вяло отозвалась она. – Или у нас просто не хватило ума до него додуматься.

– В любом случае, через два месяца мы с ними снова увидимся! – Рон попытался говорить бодро, но получилось у него это неважно. – Кстати, Гермиона... раз уж мы тут одни, то я хотел поговорить с тобой еще кое о чем... так сказать, расставить точки над «i»... – слова начали даваться Рону с трудом. – А то такие времена настали – вдруг больше и не представится случая, – Рон нервно усмехнулся. Он чувствовал, что говорит что-то не то, но никак не мог с собой справиться. Гермиона терпеливо ждала, уже зная, что он скажет. – Помнишь, ну, тогда в замке... когда сгорела Выручай-комната... мы тогда стояли в коридоре и... целовались, – выпалил наконец он.

– А, ты об этом, – неопределенно махнула рукой Гермиона, лихорадочно соображая, что ответить. – Я даже не знаю, Рон... ты... хочешь продолжить?

– Не знаю, – Рон опустил голову. – Тогда это был такой сиюминутный порыв... Я слабо отдавал себе отчет в том, что делал. Потом я много раз мысленно возвращался к этому моменту, пытался понять, что чувствую к тебе... Наблюдал за Гарри и Джинни – они так счастливы вместе – и пытался понять, чувствую ли я что-то подобное. А еще Мадж... Кстати, а как тебе Гейл? – вдруг резко спросил Рон и тут же прикусил себе язык.

«Что ты несешь, Уизли?» – в ужасе мысленно спрашивал себя Рон.

Гермиона резко покраснела и опустила взгляд, но через несколько секунд взяла себя в руки и, решительно подойдя к Рону, опустила ладонь ему на плечо.

– Все нормально, Рон, – спокойно произнесла она. – Тот поцелуй... я сама тогда не очень понимала, что чувствую к тебе и хотела разобраться. В общем... Я люблю тебя, Рон, но только как брата!

По лицу Рона было заметно, что это признание принесло ему невероятное облегчение. За несколько часов, что Мадж провела в подвале, она действительно успела ему здорово понравиться, но с тех пор он постоянно терзал себя мыслями по поводу того, как это воспримет Гермиона.

Рон широко улыбнулся и крепко обнял Гермиону, так, как обычно обнимал Джинни.

– Я тоже люблю тебя... сестренка! – произнес он.

Напряжение, тяжелой пеленой висевшее в воздухе подвала, спало.


***
Выйдя из дома, Гарри и Джинни глубоко вдохнули свежий ночной воздух и с удивлением поняли, что с момента их последнего пребывания на улице сильно потеплело. В Двенадцатый дистрикт пришла весна: вместо пушистых сугробов под ногами хлюпали лужи из талого снега и угольной пыли. Сколько же они проторчали в этом подвале?

Хевенсби и не думал останавливаться: покинув сад Эвердинов, он чуть ли не бегом устремился вниз по улице. На секунду обернувшись, Гарри заметил, что Хеймитч за ними не пошел – он так и остался стоять возле калитки, глядя им вслед.

Дойдя до конца единственной в Деревне Победителей улицы, Плутарх резко остановился и приложил палец к губам. Потом он быстро шагнул за высившуюся на обочине трансформаторную будку и пригнулся. Ничего не понимая, Гарри и Джинни быстро шмыгнули за ним и замерли в ожидании. Несколько минут они не слышали ничего, кроме равномерного гудения трансформатора, а потом с дороги раздался стук каблуков. Мимо, чеканя шаг, прошествовали двое миротворцев в белоснежной форме и с автоматами за спиной. Они дошли до дома Эвердинов и на некоторое время замерли перед ним, прислушиваясь.

– У них ночью каждый час плановый обход улиц, – раздался еле слышный шепот Плутарха. – Причем, каждую ночь в разное время. В прошлый раз, когда я вел вас из леса, нам повезло – мы как раз попали в «дырку» в их расписании и везде прошли свободно. А сейчас придется ждать и прятаться. Но ничего, время еще есть.

Как только миротворцы прошли обратно и скрылись за поворотом, Плутарх тут же вылез из укрытия, и все трое отправились дальше. Подобный трюк им пришлось проделать за ту ночь еще не раз. Плутарх шел с удивительной для его возраста и комплекции скоростью, так что Гарри и Джинни едва поспевали за ним. Тем не менее они успели заметить, что Плутарх ведет их в совершенно не знакомую им часть дистрикта, в противоположную сторону от Луговины, туда, где по рассказам Китнисс должны были находиться угольные шахты. Вскоре жилые кварталы и впрямь закончились.

– Уже близко, – бросил Плутарх через плечо и резко свернул с дороги на обочину. Гарри и Джинни сначала подумали, что их проводник хочет переждать очередной обход миротворцев, но Хевенсби и не думал останавливаться. Он решительно пробивал дорогу сквозь заросли ежевики, не обращая внимания на царапины, оставляемые колючими ветками. Через некоторое время кусты кончились, и Плутарх замер на месте.

– Мы пришли? – шепотом поинтересовалась Джинни. – Ой! – воскликнула она от неожиданности. В свете выглянувшей из-за облаков луны в паре десятков метров от них блеснули рельсы. – Это что, железная дорога? Мы поедем на поезде?

Плутарх молча кивнул.

– Вы же говорили, что между дистриктами нет никакого сообщения, – недоуменно произнес Гарри.

– Пассажирского нет, – шепотом ответил Плутарх. – А товарные поезда с углем ходят каждую третью ночь, и рано утром они как раз проезжают через Одиннадцатый. Это единственный путь отсюда, хотя и он не будет для нас простым. Гарри, ты говорил, что сдавал в школе экзамен по аппарации, и там нужно было уметь аппарировать в движущийся объект?

– Верно, – кивнул Гарри с совершенно ошеломленным видом. – Ты хочешь сказать, нам придется аппарировать в вагон движущегося поезда?!

– Вы же говорили, что аппарация отслеживается? – вклинилась Джинни, внезапно нахмурившись.

– Только между дистриктами, – ответил Хевенсби. – Внутренняя – нет. Товарные поезда перед отправкой тщательно обыскиваются миротворцами, причем, не только пустые, но и те, что с углем. Некоторые уже пытались сбежать таким способом, так что там все строго. Поезд тронется от самых шахт, – Хевенсби махнул рукой куда-то вправо. – Они достаточно далеко, здесь уже следить не будут. Неподалеку от того места, где мы сейчас стоим, дорога делает поворот, и поезд сбавляет ход. Поэтому я и привел вас сюда – тут состав движется не больше двадцати миль в час. Сможете аппарировать отсюда?

Гарри и Джинни уверенно кивнули. На уроках их учили аппарировать в поезд, идущий на скорости не менее ста миль в час. Ничего сложного в этом, в общем-то, не было, если приноровиться быстро и точно рассчитывать разницу между начальными и конечными координатами положения вагона. Но в начале тренировок им пришлось помучаться: то они оказывались между вагонами, то вовсе попадали мимо поезда.

Через пятнадцать минут безмолвного ожидания со стороны шахт послышался отдаленный лязг и грохот, вскоре перешедший в равномерный стук колес. Гарри и Джинни напряженно вглядывались во тьму.

– То, что это товарный состав – для нас определенно плюс, – прошептал Плутарх. – Он так грохочет, что хлопка аппарации никто и не услышит.

Шум все нарастал, вскоре рельсы заблестели в свете фар, а потом показался и сам поезд. Гарри, Джинни и Плутарх скорчились за кустом.

– Готовы? – прошептал Плутарх. – В самый последний вагон.

Казалось, что поезд был бесконечным – ночные беглецы успели порядком оглохнуть от жуткого грохота и лязга, пока состав полз мимо. Но вот показался последний вагон, Гарри и Джинни крепко схватили Плутарха с двух сторон, и их закружило в знакомом вихре. Через секунду все трое повалились на пол вагона, и их окутала кромешная тьма.

– Свет! – сдавленно произнес Плутарх. – И слезьте с меня, ради всего святого!

Гарри и Джинни одновременно зажгли палочки и осмотрелись вокруг.

– Я думал, в этих вагонах перевозят уголь, – произнес Гарри, оглядывая на удивление чистые стенки.

– Только в нескольких первых, – ответил Плутарх. – Эти наполняют мешками с зерном в Одиннадцатом дистрикте. Поэтому я и велел прыгать в последний – мне тоже не очень-то охота стать похожим на трубочиста.

– Долго нам ехать? – поинтересовалась Джинни.

– Порядка девяти часов, – отозвался Плутарх. – Надеюсь, к тому времени еще не успеет совсем рассвести, – с этими словами Плутарх подошел к правой стенке вагона и принялся внимательно ее осматривать.

– Нужно найти щель, через которую можно будет разглядеть, что делается снаружи, – пояснил он. – Вам тоже неплохо бы этим заняться. Аппарировать из поезда, конечно, легче, чем наоборот, но лучше все-таки хотя бы примерно знать, куда.

– А ты не знаешь? – поинтересовалась Джинни.

– Только приблизительно. В Одиннадцатом тоже есть участок дороги, где поезд замедляет ход. Я примерно знаю это место: раньше там стояли склады с зерном, а теперь большая часть из них вроде бы разрушена. Вообще, сейчас большая часть Одиннадцатого в руинах: в последнее время там то и дело вспыхивают мятежи, а подавлять их у нас обычно принято бомбежкой с воздуха. Но нам это сейчас только на руку.

Всю оставшуюся дорогу Гарри, Джинни и Плутарх, в основном, молчали. Джинни даже ненадолго задремала, положив голову на колени Гарри.

У Гарри было много вопросов к Плутарху по поводу их дальнейших действий, а также, по поводу Жатвы, Голодных Игр и президента Сноу, но он внезапно поймал себя на том, что совершенно не хочет их задавать. В последнее время он все чаще чувствовал какое-то полное безразличие к своему будущему. Он делал, то, что от него требовалось в текущий момент, и все – остальное его не интересовало. Порой он завидовал Гермионе, у которой хватало сил спорить с Хеймитчем, выяснять какие-то подробности, да просто предпринимать что-то сверх того, что от них требовалось по плану. Вон, даже за время их тупого сидения в подвале она умудрилась спасти Гейла и научить Прим варить настойку бадьяна!

Когда Гарри боролся с Волдемортом, было огромное количество людей, которые верили в него, надеялись на него, и он чувствовал себя за них в ответе. Это здорово помогало ему сохранять присутствие духа. Здесь же, в третьей эре, не осталось никого, кроме троих самых близких друзей, которые оказались втянутыми в ту же авантюру, что и он. Наверное, только их присутствие, помноженное на силу духа Гермионы, и позволяло до сих пор Гарри не сдаться окончательно.

Когда поезд наконец начал замедлять ход, Плутарх прижался к щели в стене вагона и несколько минут неотрывно смотрел в нее.

– Паршиво, – сквозь зубы проворчал он. – Уже почти светло. Готовьтесь, скоро «станция»!

Гарри, Джинни и Плутарх вновь крепко схватились за руки.

– Ага, вот пошли склады, – бормотал Хевенсби. – Черт, похоже там не совсем пустынно! Ну ладно, другого выхода все равно нет. Давайте, на счет три!

Мир пару раз перекувырнулся перед глазами, и трое путешественников обнаружили себя сидящими среди груды кирпичей, обломков шифера и досок.

– Это что, строительная свал… – начала было Джинни, но Плутарх пнул ее в бок кулаком, и она замолчала. Теперь все трое отчетливо услышали сквозь шум удалявшегося поезда шаги и голоса. Гарри, Джинни и Плутарх, не сговариваясь, метнулись за единственный высившийся неподалеку кусок кирпичный стены. Дальше на несколько десятков метров простиралась равнина из битого кирпича.

– Говорю тебе, был хлопок! – раздался резкий мужской голос. – А потом кирпичи шуршали, как будто по ним бежал кто-то!

– И где же они? – тон второго был довольно язвительным.

– Да где-то здесь прячутся!

– Ну, если где-то здесь, то только вон за той стеной, больше негде! Пошли проверим, раз уж ты такой чуткий!

Плутарх лихорадочно оглядывался по сторонам, ища, куда бы спрятаться, но все было напрасно: кроме этой проклятой стены поблизости ничего не было. Ему ничего не оставалось, как вытащить из кармана волшебную палочку и приготовиться шагнуть навстречу искавшим их людям, но Гарри внезапно перехватил его руку.

– Есть решение получше, – прошептал он. Похоже, в этом новом мире, помимо перманентной апатии, Гарри внезапно обрел способность мыслить и действовать хладнокровно, когда того требовала ситуация. В следующий момент он извлек из кармана кусок серебристой струящейся ткани, в которой Джинни с удивлением узнала мантию-невидимку. Она ни разу не видела, чтобы Гарри пользовался ей после их путешествия во времени, и думала, что мантия сгинула в прошлом вместе с Хогвартсом.

– Мы втроем под ней не поместимся, – с тревогой прошептала Джинни.

– И не надо, – ответил Гарри и взмахнул палочкой. В следующую секунду Плутарх Хевенсби исчез, а на его месте появился пушистый ангорский хомяк. Джинни пришлось зажать себе рот рукой, чтобы не рассмеяться. А Гарри спокойно поднял хомяка и бережно опустил его себе в карман. Потом он накинул на себя и Джинни мантию-невидимку – на двоих ее хватало с небольшим запасом – и замер.

Из-за стены показались двое крепких мужчин в форме миротворцев.

– Ну вот, видишь, никого здесь нет! – торжествующе произнес один из них. – Вечно тебе что-то мерещится!

– Лучше перебдеть, – бросил второй, внимательно оглядывая пустое пространство за стеной. – А то мало ли, кто тут еще решит попытаться запрыгнуть в поезд на ходу. Мне, знаешь ли, не слишком понравилось лицезреть внутренности того идиота-фермера, намотанные на колеса!

– Сам же ему в этом и помог, между прочим!

– А что, я должен был спокойно смотреть, как он забирается в вагон с зерном и укатывает? Мне, знаешь ли, жить еще не надоело...

Голоса постепенно стихали. Гарри тем не менее не торопился скидывать с себя мантию-неведимку: вместо этого он взял Джинни под руку, и они вместе принялись пробираться дальше по кирпичам к остаткам зданий, за которыми при желании можно было спрятаться. Плутарх, надо отдать ему должное, вел себя тихо.

Достигнув первого строения, Гарри скинул мантию и вернул Хевенсби его первоначальный облик. Плутарх потряс головой и пару раз сдавленно чихнул.

– Не мог превратить меня в кого-нибудь более приличного? – возмущенно воскликнул он. – В кота, например? Ненавижу хомяков!

Джинни не удержалась и фыркнула.

– А по-моему, они очень милые, – не согласился Гарри. – Но я, если честно, когда тебя превращал, думал только о том, чтобы ты поместился у меня в кармане.

– Ладно уж, пойдемте, – проворчал Хевенсби.


Глава 15. Черный тупик

– Пит, ты понимаешь, что все это значит? – шептала Китнисс, заглядывая ему в глаза. – Мы теперь менторы Двенадцатого дистрикта!

Пит молча прижал Китнисс к себе и провел рукой по ее распущенным волосам. Он и сам на протяжении пяти последних дней с переменным успехом пытался смириться с этой мыслью.

Как только подвал дома Эвердинов опустел, Китнисс почувствовала, что она будто очнулась ото сна, в котором пребывала последние месяцы. В сердце вновь начал закрадываться липкий страх, который было притупился после знакомства с волшебниками. Какая-то часть Китнисс все еще не могла поверить в то, что им с Питом удастся избежать Арены, а другая уже со страхом думала о предстоящем менторстве. А еще Китнисс до боли в животе боялась президента Сноу. Ей все время казалось, что он прекрасно знает обо всех событиях последних месяцев и коварных планах Хеймитча и Плутарха и откровенно смеется над ними, выжидая время. Что стоит им только приехать в Капитолий, и весь гнев президента тут же обрушится на них с Питом в виде какой-нибудь особо жестокой кары.

Ночные кошмары Китнисс возобновились, только теперь в них присутствовали не Рута с копьем в сердце, не окровавленный Катон и не покусанная осами-убийцами Диадема. Каждую ночь во сны Китнисс являлся президент Сноу и, одаривая ее змеиной улыбкой, раскрывал перед ней двери темниц своего замка. Камеры в них были оборудованы разнообразными орудиями пыток, в тисках которых оказывались по очереди то Прим, то мама, то Пит, то Гейл, то Хеймитч, а иногда и четверо волшебников.

– Мы справимся, Китнисс, – прошептал Пит, зарываясь носом в ее волосы. – Хеймитч никогда не проигрывает, если есть хоть малейший шанс не проиграть.

В тот момент они сидели на крыльце дома Эвердинов. Китнисс невидящим взглядом смотрела вдаль, туда, где над забором уже начинал розоветь рассвет. Она убежала на улицу, проснувшись от очередного кошмара, в котором Гермиона лежала на столе, пристегнутая кожаными ремнями, а Пит давил на рычаг, опускавший на нее огромную железобетонную плиту. Кое-как вырвавшись из объятий сна и еще не до конца поняв, что к реальности он не имеет никакого отношения, она выскочила из постели и побежала на крыльцо. Там она некоторое время стояла, крепко вцепившись в перила и дыша, как после забега на марафонскую дистанцию, пока не пришел Пит. Его объятия и холодный ночной воздух кое-как привели ее в чувство.

– Ты так веришь в Хеймитча, – пробормотала Китнисс.

– Конечно, – как можно увереннее ответил Пит. – В прошлом году ему удалось невозможное – он фактически помог нам обоим уйти с Арены живыми! Я знаю, что и в этот раз его план сработает!

– Но нам же придется вести себя как настоящим менторам: учить, давать напутствия, торговаться со спонсорами! Как мы будем все это делать?

– Пока не знаю, – честно признался Пит. – Надеюсь, Плутарх нам подскажет – ведь в Капитолии все будет контролировать он.

Пит всеми силами гнал прочь мысли о предстоящей Квартальной Бойне. Он боялся, что не сможет и дальше успокаивать Китнисс, если начнет думать об этом. А Китнисс, как и прежде, была для него важнее всего остального.

***
Почувствовав, как колючий холод начинает забираться под свитер, Гермиона взмахнула палочкой и произнесла про себя согревающее заклинание. Несмотря на то, что снег стаял, тепло никак не желало приходить в Двенадцатый дистрикт. Дом, в который Хеймитч привел Гермиону несколько дней назад, в это время года уже не отапливался, но хозяева, казалось, холода совершенно не чувствовали. Привыкли, наверное, как и многие другие обитатели Шлака. Несмотря на то, что шахтеры трудились допоздна, уголь в Двенадцатом стоил слишком дорого, чтобы позволять себе топить при плюсовой температуре.

Хозяева дома, мистер и миссис Трэверс, отнеслись к появлению в их доме Гермионы с каким-то поистине пугающим безразличием. Плутарх внушил им, что она – их дочь, в то время как настоящая мисс Трэверс сутками раньше скончалась от туберкулеза. Точно так же он на всякий случай поработал и с памятью некоторых соседей, хотя тут он скорее перестраховывался – о смерти дочери Трэверсов никто из них еще не знал. Да и смерть от туберкулеза в Двенадцатом была настолько рядовым событием, что никто бы о нем и не вспомнил.

Квартал, в котором жили Трэверсы, был одним из самых бедных даже по меркам Шлака, он находился на отшибе, очень близко к шахтам, и содержал в себе всего семь домов. В последние два года Эрика Трэверс – ныне покойная дочь Трэверсов – сильно болела и из дома практически не выходила. В сценарий Плутарха это вписывалось идеально: в школе девочка не была давно, и вряд ли кому-то там было до нее дело. Да и просто за пределами квартала вряд ли кто-то мог вспомнить, что дочь Трэверсов звали не Геримоной, а Эрикой, и как она выглядела внешне.

Тем не менее в качестве напутствия Хеймитч велел Гермионе поменьше светиться на улицах, а лучше и вовсе не выходить из дома. Все-таки ее внезапное выздоровление могло многих насторожить. Также ментор строго-настрого запретил ей пытаться отыскать Рона.

Со своими «родителями» Гермиона старалась лишний раз не пересекаться. Уж очень страшно было смотреть в эти пустые глаза, в которых при взгляде на нее читалось лишь недоумение и какие-то отчаянные попытки выудить из памяти заблокированные воспоминания. Гермионе очень хотелось им помочь, но что-либо сделать она была не в силах: заклинание Забвения было наложено не совсем умело – все-таки Хевенсби не владел им в такой степени, чтобы убедить родителей в том, что их дочь жива. Но исправить это было невозможно – разве что заставить их вообще забыть о том, что у них когда-то были дети. Гермиона пообещала себе, что так и сделает перед тем, как отправиться на Арену. Пока же она просто радовалась тому, что ей не приходиться часто общаться с «отцом» и «матерью». Мистер Трэверс работал допоздна в шахтах, как и все жители дистрикта, а его жена просто сидела целыми днями в своей комнате, покидая ее лишь изредка, чтобы приготовить мужу ужин или постирать белье. Все, что Гермиона пока могла сделать для них – это украдкой умножать до ужаса скудный запас продуктов в кладовой.

Хеймитч заглянул к Трэверсам через сутки после того, как поселил к ним Гермиону. Он застал ее сидящей за столом и что-то увлеченно пишущей на листе пергамента. Рядом лежали три старых массивных талмуда: один относился к Истории Магии, другие два – к теории Заклинаний. Заметив их, Хеймитч тут же сделался мрачнее тучи.

– Ты с ума сошла? – шепотом поинтересовался он, указывая на книги.

– А что такого? – Гермиону еще за время сидения в подвале порядком достали постоянные упреки Хеймитча, и она надеялась, что теперь он наконец оставит ее в покое. – Ты притащил меня в какую-то дыру и велел не высовываться из дома. И что мне теперь лежать и смотреть в потолок до самой Жатвы? Извини, я не умею сидеть без дела.

– Гермиона, я что, недостаточно ясно дал понять, как опасны знания в этом мире? – Хеймитч разозлился еще больше. – Знания – опаснейшее оружие, и правительство делает все, чтобы не дать его людям в руки. Изымает из библиотек книги, урезает образование до минимума. Невежественными людьми очень легко управлять. А ты с такой легкостью держишь на открытом месте книги, которых нет даже в капитолийской библиотеке!

Испепелив Хеймитча негодующим взглядом, Гермиона все-таки убрала книги в тумбочку. Потом она еще не раз доставала их, но заколдовывала так, чтобы они выглядели как кулинарные справочники или политические брошюры, коих у всех жителей Двенадцатого было великое множество. На исписанные пергаменты же она просто накладывала чары невидимости.

С того визита Хеймитча прошла почти неделя, и больше Гермиону никто не беспокоил. Сначала она была даже рада этому и проводила все дни за столом, исписывая пергамент за пергаментом. Из комнаты она выходила только вечером, чтобы поужинать с «родителями». Это всякий раз оборачивалось для нее настоящей пыткой – при виде Трэверсов и воспоминаниях о несчастной незнакомой ей Эрике у нее кусок в горло не лез.

С каждым днем четыре стены ее малюсенькой комнаты все сильнее давили на Гермиону. При каждом взгляде в пустые глаза Трэверсов ей становилось еще хуже. Одиночество в этом Богом забытом квартале чувствовалось особенно остро. Порой Гермионе хотелось выть в голос – так ей не хватало Гарри, Рона и Джинни. Где они, что с ними? Увидятся ли они вообще когда-нибудь снова? Написание «конспектов» по чарам и зельям уже давно перестало действовать успокаивающе, на чтении она просто не могла сосредоточиться.

В один из вечеров Гермиона внезапно поняла, что дальше так продолжаться не может. Если она так и будет сидеть в доме безвылазно, то к Жатве просто сойдет с ума. В конце концов, запреты Хеймитча она уже не раз нарушала, так почему бы не сделать этого снова? Что произойдет, если он немного прогуляется по Шлаку?

Гермиона решительно встала из-за стола, подошла к двери и прислушалась. В доме было тихо. Гермионе хотелось выскользнуть из дома незаметно на случай, если Хевенсби что-то внушил Трэверсам по поводу нее, и они попытаются ее задержать. Но все было тихо. Гермиона на цыпочках пробежала проходную комнату и беспрепятственно выскользнула на крыльцо. В лицо подул холодный ветер, растрепывая волосы и заставляя зажмуриться, но вместе с тем, позволяя наконец вздохнуть свободнее. Почувствовав неожиданную легкость, Гермиона выскочила на улицу, где несмотря на холод, уже вовсю чувствовалась весна, и быстро зашагала вперед вдоль угрюмых покосившихся домов.

Однотипные кривые улочки сменяли одна другую, и вскоре Гермиона уже с трудом могла определить, где находится. Впрочем, покидать пределы Шлака она все равно не собиралась, а вернуться к шахтам она сможет легко из любой его точки.

Оставив позади большую часть жилых кварталов, Гермиона внезапно поняла, куда ей стоит держать путь. Ближе к окраине Шлака находился местный рынок – Котел, как его называли местные. Там легко смешаться с толпой так, чтобы никто не обратил на нее внимания и, вместе с тем, среди людей будет легче отвлечься. С этой мыслью Гермиона зашагала увереннее. Но еще не достигнув конца улицы, после которой должны были начаться торговые ряды, Гермиона застыла на месте, не в силах поверить своим глазам. Уже издали было прекрасно видно, что Котел пуст. Нет, не просто пуст, как бывает пуст магазин в дождливый будний день. Он был мертв. Глазам Гермионы предстали черные от сажи металлические каркасы прилавков, сиротливо стоявшие посреди гор золы и сажи. Котел просто выгорел дотла.

С трудом переставляя ноги, Гермиона двинулась вперед, к тому, что еще несколько дней назад было рынком. Потом она еще долго бродила по усыпанным сажей проходам, время от времени наклоняясь, чтобы поднять какой-нибудь случайно уцелевший предмет. В конце концов она обессиленно опустилась на камень возле одного из прилавков, чтобы немного отдохнуть.

– Как же так? – произнесла она в пустоту.

– Я думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос, – раздался внезапно сзади знакомый голос.

Гермиона вздрогнула и резко обернулась, вскочив на ноги и по инерции сжав в кармане волшебную палочку. В следующую секунду она облегченно вздохнула: позади нее, скрестив на груди руки, стоял Гейл.

– О Мерлин, Гейл, нельзя же так пугать! – воскликнула она.

– Прости, – улыбнулся он. – Я просто уже минут пять тут за тобой наблюдал, но никак не решался заговорить: ты была так погружена в свои мысли.

– Я просто... не была готова к такому, – пробормотала Гермиона. – Еще несколько дней назад рынок функционировал, и вдруг!

– Его сожгли вполне официально в знак борьбы с браконьерством, – грустно произнес Гейл. – Ведь все, кто охотился в лесу, сбывали свою добычу здесь. На деле же это означает, что в ближайшее время дистрикт ждет еще большее количество голодных смертей.

Гермиона закусила губу, пытаясь справиться с внезапно нахлынувшими эмоциями.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она немного погодя. С того утра в подвале, когда она обрабатывала его уже заживавшее тело настойкой бадьяна, они больше не виделись.

– Отлично, – Гейл вновь улыбнулся. – Еще никогда так быстро не выздоравливал! А ты как? – многозначительно спросил он.

– Я нормально... живу у мистера и миссис Трэверсов в Черном тупике.

– О-о-о, ну и местечко выбрал для тебя Хеймитч, – закатил глаза Гейл. – Туда даже из Шлака никто не заглядывает, а торговцы, наверное, и вовсе не знают о существовании этой улочки. Скверно там, небось?

– Ну... я вроде бы привыкла, – пожала плечами Гермиона. – И потом, это ненадолго, – произнеся это, Гермиона дала понять, что с радостью провела бы в Черном тупике всю жизнь, лишь бы не отправляться на Арену. – Трэверсы почти не разговаривают со мной, и я целыми днями сижу в своей комнате – читаю и пишу. Вообще, Хеймитч велел мне сидеть дома.

– Но ты его в очередной раз не послушалась, – закончил за нее Гейл. – И правильно – в таком месте можно за пару дней тронуться рассудком. Слушай, может, пойдем прогуляемся? – предложил он. – А то тут как-то неуютно.

– Пошли, – с радостью согласилась Гермиона, которой тоже не слишком нравилось сидеть на пепелище. – Только Хеймитч велел мне не ходить за пределы Шлака, наверное, чтобы случайно не наткнулась на Рона. Он должен жить где-то в торговых кварталах.

Гермиона и Гейл взялись за руки и побрели прочь от Котла. Они практически не разговаривали: боялись, что кто-нибудь может случайно подслушать нечто, не предназначенное для чужих ушей. Гермиона была так счастлива ощущать живого человека рядом с собой после стольких дней одиночества! Впрочем, и Гейлу этого не доставало: в последнее время шахтеры вкалывали как проклятые, и ни на что, кроме еды и сна, сил просто не оставалось.

Когда Гейл и Гермиона дошли до Луговины, солнце уже начало садиться.

– Давай дальше не пойдем, – предложила Гермиона. – Мне, наверное, скоро надо будет вернуться, а то мало ли.

– Хорошо, давай тогда посидим вон там, – Гейл махнул рукой в сторону трех больших старых деревьев, на которых уже начали появляться зеленые листочки. За теми деревьями обнаружилось еще одно – поваленное и высохшее, которое послужило Гейлу и Гермионе скамейкой.

– Какая холодная весна в этом году, – тихо произнес Гейл, пододвигаясь поближе к Гермионе. – Никогда раньше такого ветра не было. Как ты там у этих Трэверсов, у них, небось, и печки нет?

– Я более-менее спасаюсь согревающими заклинаниями, – улыбнулась Гермиона. – Хотя нормальный камин, кончено, не помешал бы.

Гейл обнял Гермиону за плечи, желая согреть, и она с радостью прижалась к нему поплотнее. Чувствовать его тепло было в сто раз приятнее всяких согревающих заклинаний.

– Гермиона, – прошептал Гейл ей на ухо. – Ты... необыкновенная. Раньше я считал, что на свете нет девушек лучше Китнисс. Но когда я узнал тебя, понял, что ошибался. Я все время вспоминаю тот день в лесу, когда ты говорила о том, что мы ничего не делаем для того, чтобы остановить беспредел властей: это было так искренне, так... по-настоящему! И потом, когда ты меня лечила – ты делала это с такой самоотдачей, позабыв обо всем на свете!

– Брось, Гейл, я просто делаю то, что велит мне сердце, – ответила Гермиона, потупившись. Даже в подступивших сумерках нельзя было не заметить, как заалело ее лицо.

– Это-то мне в тебе и нравится, – с этими словами Гейл приблизил свое лицо к лицу Гермионы и осторожно коснулся губами ее губ, как бы спрашивая разрешения. Она не возражала. Он поцеловал ее смелее, и почувствовал, что она отвечает. После этого он целовал ее снова и снова, чувствуя, как холодный майский вечер уступает место июльскому зною. До этого он целовался в своей жизни лишь один раз с Китнисс, и тогда думал, что ничего лучше быть не может. Но с Гермионой он чувствовал себя иначе – с ней было так уютно и тепло, с ней так хотелось быть нежным.

Опомнились они лишь тогда, когда уже почти стемнело. Над Луговиной взошла полная луна.

– Мне пора возвращаться, – прошептала Гермиона.

– Я понимаю, – выдохнул Гейл, по-прежнему не выпуская ее из объятий.

Всю дорогу до Черного тупика они шли молча, тесно прижавшись друг к дружке.

– Мы ведь еще увидимся… до Жатвы, – произнес Гейл, когда они поравнялись с калиткой дома Трэверсов.

– Конечно, – заверила его Гермиона. – Теперь я просто не смогу сидеть в этих четырех стенах, сколько бы Хеймитч ни вопил, что я провалю его планы, – она нервно усмехнулась.

Гейл поцеловал ее и крепко обнял напоследок, прежде, чем разжать объятия. Как только за Гермионой захлопнулась калитка, он вздохнул и побрел обратно.


Глава 16. Рональд Брэдфилд

Рон Уизли потянул на себя ручку массивной железной двери и, решительно переступив порог, оказался в вестибюле единственной школы Двенадцатого дистрикта. В открывшемся взгляду Рона помещении было такое количество народу, и стоял такой невообразимый гвалт, что только напиравшие сзади другие ученики удержали его от того, чтобы развернуться и выбежать обратно на улицу. Раньше он никогда не бывал в маггловских школах – до одиннадцати лет родители учили Рона дома, и теперь он понял, что это, возможно, было к лучшему. Школа Двенадцатого дистрикта даже близко не была похожа на Хогвартс.

«Неужели есть шанс, что никто из них не заподозрит, что я – это совсем не я?» – думал Рон, оглядывая несмолкающую толпу учеников в холле.

В предыдущие несколько дней Хеймитч очень подробно инструктировал Рона, но тот все равно считал, что из этой затеи ничего не выйдет. Как можно выдавать себя за другого человека без Оборотного зелья или хотя бы зелья изменения голоса? А именно это и нужно было сделать Рону по плану Хеймитча и Плутарха – выдать себя за Рональда Брэдфилда, сына Джорджа Брэдфилда, хозяина магазина изделий из овечьей шерсти. Джордж считался одним из самых состоятельных людей дистрикта даже среди торговцев, наравне с пекарем Мелларком и мясником Клеменсом. Ведь одежда из теплой шерсти в Двенадцатом дистрикте с его холодной зимой и затяжной осенью была нужна не меньше, чем хлеб и мясо.

Хеймитч выбрал сына Брэдфилда по двум причинам: во-первых, из-за имени, а во-вторых, по словам ментора, тот был здорово похож на Рона. Конечно, не один в один, и над внешностью Рона пришлось слегка поработать перед тем, как «вывести в свет». Ему обрезали отросшие за время лесных скитаний вихры, сделав стрижку, какую обычно носил младший Брэдфилд, дали очки с прямоугольными стеклами без диоптрий и велели не сбривать щетину. После этого Рон признал, что он и впрямь сделался весьма похожим на фотографию крепкого рыжеволосого парня, которая стояла на каминной полке в гостиной дома Брэдфилдов.

Рон не знал, каким образом Хеймитчу удалось договориться с Брэдфилдами о «подмене», но при встрече с ними он сразу понял, что заклинание изменения памяти для этого не использовалось. В последние две недели Рональда Брэдфилда объявили заболевшим, так что в школу он не ходил и на улицах дистрикта не появлялся. Впрочем, когда Рона привели в его новый дом, выяснилось, что его «двойник» вроде бы и впрямь болен – во всяком случае, за все время он ни разу не вышел из своей комнаты.

С первого же дня Хеймитч и Брэдфилд-старший вплотную занялись подготовкой Рона к новой жизни. Сначала его заставили выучить все то, что проходили в школе Двенадцатого – уже, в общем-то, известную ему по рассказам Китнисс и Гейла историю Панема и теорию горнодобывающей промышленности. Потом Хеймитч принялся «знакомить» Рона с друзьями и одноклассниками Брэдфилда, украдкой показывая их на улице и разъясняя, как с кем себя вести. В общем, к концу второй недели подготовки Рону почти удалось почувствовать себя другим человеком.

Однако как только Рон переступил порог школы, его внезапно охватил страх. Ему показалось, что все взгляды находившихся в то время в холле учеников прикованы к нему, и все эти дети в курсе того, что он – самозванец. Рон глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться, и мысленно произнес: «Никому нет до тебя дела, Рональд Брэдфилд. Все заняты своими разговорами, на тебя никто не смотрит. В дистрикте сейчас тяжелая ситуация, всем не до тебя. Сейчас ты спокойно зайдешь в класс, а там будут Пит и Китнисс. И Мадж…» Мадж являлась основной причиной того, что Рон сразу с легкостью согласился принять участие в авантюре Хеймитча – школа Двенадцатого была единственным шансом увидеться с дочкой мэра до Жатвы.

Рон решительно пробрался сквозь толпу учеников и поднялся на второй этаж, где согласно полученным от Хеймитча инструкциям, должен был находиться его класс.

– Здорово, Рональд! – прокричал кто-то сзади, с силой хлопнув Рона по плечу. Рон замер на пороге класса, окончательно поняв, что назад пути нет, и теперь придется играть чужую роль до конца.

– Привет, Майлз! – хрипло ответил он, поворачиваясь к приятелю Брэдфилда, которого Хеймитч показал ему пару дней назад в Котле. Майлз стоял, засунув руки в карманы и с какой-то полуулыбкой-полуухмылкой смотрел на Рона. Никаких признаков подозрительности во взгляде «одноклассника» Рону увидеть не удалось, и это позволило ему слегка успокоиться.

– Смотрите-ка, кто к нам пришел! – заорал Майлз куда-то в глубь классной комнаты, и стоявшие там двое ребят разом обернулись. – Это же сам Рональд Брэдфилд!

– Рональд! – хором воскликнули двое крепко сложенных темноволосых парней. Это были близнецы Гарольд и Арнольд Фишеры, тоже друзья Брэдфилда. – Ну надо же, а в то воскресенье в Котле говорили, что ты подхватил воспаление легких и чуть ли не при смерти валяешься! Реджи даже начал принимать ставки на то, дотянешь ли ты Жатвы! Пришлось немного подправить ему физиономию.

– Я в порядке! – Рон старался, чтобы его голос звучал небрежно и чуть грубовато, как учил его Хеймитч.

Перебросившись парой слов с приятелями Брэдфилда, Рон почти совсем расслабился: похоже, никто и не думал подозревать его в чем-то. Пит и Китнисс были в курсе планов Хеймитча и потому никакого удивления не выказали, а лишь сдержанно поздоровались. У Мелларка с Брэдфилдом отношения всегда были нейтральными.

Рон оглядел классную комнату в поисках свободного места. Хеймитч говорил, что Брэдфилд обычно предпочитал сидеть в одиночестве на задней парте. Близнецы Фишеры всегда держались вместе, а Майлз на уроках предпочитал общество Джулии Клеменс, дочери мясника Клеменса. Привычка Брэдфилда пришлась Рону по душе – по крайней мере, хотя бы на уроках ему не придется ни с кем общаться.

Пробираясь между толпящихся в проходе учеников к самому дальнему ряду, Рон на секунду остановился, и внезапно почувствовал, как его сердце ухнуло куда-то вниз. На него во все глаза смотрела Мадж Андерси. Дочка мэра сидела на одну парту дальше Пита и Китнисс, и соседа у нее тоже не было. Глаза Мадж и Рона встретились лишь на одно короткое мгновение, но он не мог не заметить плескавшееся в них удивление, смешанное с откровенным ужасом. Конечно, она сразу узнала его! Ведь Мадж-то видела его совсем близко тогда, в подвале, и прекрасно помнила его голос. И она моментально поняла, что он никакой не выздоровевший Рональд Брэдфилд, а Рон Уизли, один из четверки волшебников. Вот только ей о планах Хеймитча никто не докладывал, и она была порядком напугана появлением "новенького" в их классе. Рон в нерешительности замер, а Мадж, густо покраснев, уставилась в парту. Откуда-то слева послышался свист и веселый хохот.

– Смотри-ка, Рональд, а дочка мэра, похоже, на тебя запала! – воскликнул Майлз. – Ладно тебе, все знают, что ты к ней неровно дышишь! Давай, не упусти свой шанс, замути с ней – глядишь, и тебя освободят от Жатвы!

– Заткнись! – бросил Рон, ткнув Майлза кулаком в плечо, и решительно сел на свободное место рядом с Мадж под дружный хохот приятелей Брэдфилда. Мадж покраснела еще сильнее и, раскрыв учебник по истории Панема, спрятала лицо за ним.

***
Через несколько дней Рон вполне освоился в своей новой компании. Окончательно поняв, что никто не собирается его разоблачать, он почувствовал себя увереннее. Приятели Брэдфилда оказались, в общем-то, хорошими парнями, хотя и слегка высокомерными, как и многие дети торговцев. Мадж так и не узнала, что Рон делает в школе Двенадцатого – Хеймитч строго-настрого запретил упоминать где-либо вслух о своей настоящей личности. Рон продолжал сидеть с ней за партой, что послужило причиной постоянных подколок со стороны Майлза и близнецов. Пит украдкой рассказал о том, что как раз перед тем, как заболеть, Брэдфилд фактически спас Мадж: на нее во дворе набросилась голодная бродячая собака из тех, что вечно околачивались возле служебного входа в школьную столовую, и Рональд прибил ее палкой. С тех пор все стали считать, что Брэдфилд неравнодушен к дочке мэра, хотя той псины, не раз кусавшей учеников, побаивались все и вообще-то были благодарны однокласснику за избавление.

Несколько раз Рон пытался просто поболтать с Мадж, но она либо отмалчивалась, либо отвечала односложно, будто бы боясь о чем-то проговориться, и все время сильно краснела. Рон чувствовал, что она очень напугана, но ничего поделать не мог. Он лишь пообещал себе, что перед Жатвой непременно расскажет ей всю правду про план Хеймитча, что бы он там ни запрещал.

Было и еще одно дело, которое Рон дал себе зарок выполнить перед тем, как отправиться на Арену. Каждый вечер он сидел за одним столом с семьей Брэдфилдов и постоянно чувствовал на себе тяжелые взгляды миссис Брэдфилд и двоих старших братьев Рональда. Едва поужинав, Рон старался как можно быстрее смыться из-за стола к себе в комнату, чтобы лишний раз не встречаться с членами «своей» семьи. Рональд Брэдфилд был очень тяжело болен – близнецы Фишеры не ошиблись, у него действительно было воспаление легких, причем в настолько запущенной форме, что вылечить его средствами из местной аптеки не представлялось возможным. Родители и братья наверняка уже мысленно прощались с Рональдом, и вид живого и здорового Рона Уизли, отдавался в их сердцах нестерпимой болью. А Рон мог лишь тихо скрипеть зубами от бессилия и просить Мерлина о том, чтобы младший сын Брэдфилдов дотянул до Жатвы. У него был припасен пузырек с зельем, которое поставило бы Рональда на ноги в два счета, и он, конечно, с радостью напоил бы им больного, если бы не чертово обещание, данное Хеймитчу. Но Рон поклялся себе, что перед Жатвой непременно даст Брэдфилду это лекарство. Что бы ни сказал потом на это Хеймитч.

***
– Рональд! – Джордж Брэдфилд окликнул Рона как раз в тот момент, когда тот, в очередной раз наскоро покончив с ужином, спешил удалиться в свою комнату. – Подожди! – Рон послушно замер посреди коридора. – Я хотел спросить тебя… – Брэдфилд слегка запыхался, догоняя Рона.

– Да, мистер Брэдфилд? – произнес Рон, стараясь быть вежливым. На самом деле ему не терпелось добраться до своей комнаты, чтобы наконец остаться одному. Чем меньше дней оставалось до Жатвы, тем тяжелее ему было сидеть вечерами за столом с семьей Брэдфилдов.

– Рон… – нерешительно продолжил Джордж. – Я хотел… прости, я знаю, что Хеймитч запретил, но я просто не смогу отпустить тебя на Жатву так и не узнав… Какая твоя настоящая фамилия, та, которую ты носил в мире волшебников? Хеймитч велел не расспрашивать тебя ни о чем, но, поверь, для меня это очень важно!

На несколько минут в коридоре воцарилось напряженное молчание. Рон усиленно раздумывал над тем, что случится, если он сейчас скажет Брэдфилду правду. Хеймитч разозлится, если узнает, но в конце концов, какое ему дело до Хеймитча? А Рону уже было откровенно любопытно, чем вызван такой острый интерес Брэдфилда.

– Уизли, – произнес наконец Рон. – Моя фамилия Уизли, мистер Брэдфилд.

Джордж Брэдфилд быстро вытер рукавом рубашки выступившую на лбу испарину и глубоко вздохнул.

– Уизли… – эхом повторил он. – Я догадывался, но все равно… этого не может быть… хотя тогда понятно…

– Вам что, знакома эта фамилия? – Рон, казалось, уже пожалел о том, что сболтнул лишнего.

– Знакома… Ты даже не представляешь себе, насколько она мне знакома, мой мальчик! Мы можем поговорить где-нибудь наедине, к примеру, в моей комнате? Да, лучше всего в моей комнате. Я должен рассказать и показать тебе кое-что.

– Да, конечно, – пробормотал Рон. Встревоженный и заинтригованный одновременно, он проследовал по коридору за мистером Брэдфилдом.

Зайдя в свою спальню, мистер Брэдфилд жестом указал Рону на свободное кресло, а сам подошел к комоду и, выдвинув верхний ящик, принялся суетливо копаться в сложенных там вещах.

– Где же, где же она? – бормотал он. – А впрочем… это, наверное, неважно! – Брэдфилд внезапно прекратил поиски и резко опустился в кресло напротив Рона. – Уизли… надо же… я думал об этом все время с того момента, как ты появился в моем доме, но Хеймитч приказал молчать…

– В чем дело, мистер Брэдфилд? – решительно спросил Рон, которому порядком надоело слушать нервное бормотание «отца». Несмотря на то, что его все еще раздирало любопытство, он уже сотню раз пожалел о том, что не удержал язык за зубами.

– Ах… Я ведь сам, можно сказать, из рода Уизли, Рон, – выпалил Брэдфилд. – Я понимаю, что это звучит так, будто я спятил, – поспешно добавил он в ответ на ошеломленный взгляд Рона. – Но тем не менее, это так. Хеймитч сказал, что ты попал сюда из прошлой эры, значит… тебе должен был быть знаком Чарли Уизли?

– Так звали одного из моих старших братьев, – кивнул Рон, изо всех сил стараясь не дать волю захлестнувшим его эмоциям. – Но причем тут он? Он погиб двести лет назад, сражаясь против Волдеморта! – тут Рон внезапно понял, что не имеет ни малейшего понятия том, что случилось с его близкими во время катастрофы. Он внушил себе, что они все погибли и заставил себя не думать о прошлом, но что если это не так? Ведь каким-то волшебникам удалось спастись, так почему бы среди них не оказаться его друзьям и родственникам?

– Нет, Рон, Чарли не погиб, – покачал головой Брэдфилд. – Не погиб тогда, я имею ввиду, сейчас его, конечно, уже нет в живых. Истории о событиях второй эры, в особенности тех, в которых принимали участие Уизли, передаются в нашей семье из уст в уста. А Чарли Уизли – мой прапрадед. Когда Хеймитч рассказал мне о волшебнике из прошлого, очень похожего на моего сына, я сразу подумал об Уизли и вспомнил Чарли.

– Значит, Хеймитч рассказал вам всю правду? – недоуменно поинтересовался Рон. – Но почему тогда он велел мне молчать?

– Потому что Капитолий нынче отрастил себе слишком уж большие уши. Но в моем доме «жучков» нет, уж в этом я уверен.

– А вы – волшебник?

– Да. Я знаю, что ты сейчас спросишь, и отвечу сразу: да, я из тех счастливчиков, которым удалось избежать участия в Голодных Играх. Все те годы, когда я был в подходящем для них возрасте, в дистрикте находились другие волшебники, и Жатва меня так и не выбрала. Моя жена – маггла, и все три сына, по счастью, оказались лишенными магических способностей. Ты не представляешь, с каким страхом я ожидал их двенадцатилетия, боясь, что у кого-то из них проявится сила!

– Вы начали говорить про Чарли, – осторожно напомнил Рон, когда Брэдфилд умолк.

– Да-да, конечно, – поспешно произнес он. – Собственно, когда я рылся в ящике комода, я пытался отыскать его фотографию – у меня случайно сохранилась одна. Но куда-то она подевалась… Впрочем, я надеюсь, ты поверишь мне и так! Чарли Уизли удалось спастись в своей жизни как минимум дважды. В первый раз – после великой катастрофы. А во второй – после бунта дистриктов против Капитолия. Чарли был одним из тех, благодаря кому на разрушенной земле возник Капитолий, и он же был одним из предводителей восстания, направленного на свержение капитолийской власти. После того как сопротивление было сломлено, Чарли удалось не попасть в лапы миротворцам, а укрыться в разрушенном Тринадцатом дистрикте вместе со своей семьей. Ты ведь слышал о Тринадцатом, верно? Тогда там, конечно, правила не Койн, а какой-то из ее предшественников. Его звали Грант, если мне не изменяет память. Он, как и Койн, был магглом, волшебников не очень-то любил, но вместе с тем пытался всячески использовать в своих целях. К примеру, он узнал, что до катастрофы Чарли работал в драконьем питомнике, и начал требовать, чтобы тот путем какого-нибудь хитрого скрещивания видов ныне живущих существ вывел ему дракона.

– Что за бред! – не удержался Рон.

– Ну, ты же знаешь, как магглы воспринимают волшебников! Грант принялся грозить, что выгонит его семью из Тринадцатого. Но Чарли был умным и хитрым: он делал вид, что проводит какие-то эксперименты, пытаясь вырастить дракона, а сам, в основном, просто игрался с воспламеняющими заклинаниями. Причем, самому Гранту от его опытов больше всего и доставалось. Ох и потешались же все волшебники Тринадцатого над этим спектаклем!

К сожалению, Чарли уже тогда был не молод даже для волшебника, и долго это продолжаться не могло. В конце концов он умер, в Тринадцатом сменился «президент», и Уизли вскоре все же выгнали из дистрикта. Вообще, оттуда старались по возможности изгонять всех волшебников, которые не хотели быть полезными повстанцам. Сын и дочь Чарли вместе со своими семьями бежали в ближайший Двенадцатый дистрикт. Будучи волшебниками, им удалось пристроиться там и легализоваться так, что власти не признали в них беженцев. Но после этого над потомками Уизли и Брэдфилдов – такую фамилию дочь Чарли получила после свадьбы – дамокловым мечом нависла перспектива быть выбранными Жатвой.

Все время, пока Джордж Брэдфилд рассказывал эту невероятную историю, Рон сидел в кресле неподвижно со скрещенными на груди руками, опустив голову и уставившись в одну точку. Во время их беседы его посещало много разных мыслей, вплоть до того, что все это очередная выдумка Хеймитча ради того, чтобы окончательно склонить Рона на их сторону и заставить послушно плясать под дудку Плутарха. Ну не могло так совпасть, чтобы этот Брэдфилд случайно оказался праправнуком Чарли! Но с другой стороны… Хеймитч не мог знать про драконов! Да и вообще не мог ничего знать про семью Уизли, кроме того, что рассказывал сам Рон, а он почти ничего и не рассказывал! А значит… значит, Чарли действительно довелось пожить в третьей эре, принять участие в создании нового мира и стать одним из организаторов восстания? И теперь ему, Рону, предстоит фактически продолжить дело брата?


Глава 17. «Мы верим в вас!»

Гарри шел за толпой горожан к центральной площади Одиннадцатого дистрикта, крепко сжимая руку Джинни, словно опасаясь, что его спутница куда-нибудь денется. Он постоянно повторял про себя одни и те же ободряющие слова, произнесенные на прощание их временными «приемными родителями». Эти слова худо-бедно помогали не давать воли противному липкому страху, то и дело стремившемуся завладеть рассудком. «Мы верим в вас!» – так звучала фраза, сказанная в унисон Кевином и Морой Дэйбрейками, когда они, все четверо, стояли на пороге дома, готовые отправиться на Жатву.

Кевин и Мора стали семьей Гарри и Джинни с того самого утра, когда товарный поезд доставил Плутарха и двоих юных волшебников в Одиннадцатый дистрикт. Родные дети Дэйбрейков скончались несколькими днями раньше от так называемой овечьей лихорадки, болезни выкосившей недавно, по словам Хевенсби, добрую треть Одиннадцатого и почти четверть соседнего, Десятого дистрикта. Гарри ожидал застать родителей совершенно убитыми горем, однако для людей, только что потерявших близких, те держались весьма неплохо. В их глазах, во всяком случае, не было той пугающей пустоты и обреченности, коей веяло от большинства людей, встреченных друзьями ранее. Неожиданных «постояльцев» Дэйбрейки приняли, как показалось Гарри, даже радушно. А через несколько часов общения и он, и Джинни поняли нечто такое, что повергло их в совершеннейшее недоумение и даже порядком напугало – ни Мора, ни Кевин никогда не подвергались заклятию Забвения. То есть получалось, что они согласились принять участие в плане Хевенсби добровольно и знали обо всём? Но ведь Плутарх говорил, что эти простые бедняки из Одиннадцатого дистрикта были выбраны им по той же причине, по которой Рон попал к Брэдфилдам, а Гермиона – к Трэверсам: из-за отдалённого сходства с родными детьми этих людей. Впрочем, буквально на следующий день загадка разрешилась.

Дэйбрейки были из тех отчаянных смельчаков, что участвовали в организации бунта, вспыхнувшего в Одиннадцатом дистрикте в разгар прошлогодних Голодных Игр. По законам Панема революционеров должны были казнить, но власти, как обычно, не поскупились на фантазию и придумали им более изощренное наказание. Они разбомбили квартал, в котором жили Дэйбрейки, не тронув лишь один единственный дом, принадлежавший семье Моры и Кевина. Он так и остался стоять в гордом одиночестве, как маяк посреди моря обломков, в назидание жителям дистрикта. Из пятерых детей Моры и Кевина миротворцы отправили на виселицу троих младших, оставив в живых старших мальчика и девочку, которые уже тогда были заражены овечьей лихорадкой. Тем не менее, ни потеря детей, ни вид сровненных с землей домов не умерили революционного пыла Дэйбрейков. Мора и Кевин были почти искренне рады появлению в их доме Гарри и Джинни, представленных Плутархом партизанами-революционерами, которые согласно тайному стратегическому плану должны быть отправлены на Голодные Игры. Ни о волшебниках, ни о настоящем плане Хевенсби Дэйбрейки даже не догадывались. По настоянию Плутарха Гарри и Джинни они ни о чем не расспрашивали.

Эта часть плана Хевенсби выглядела почти идеальной, так что за судьбу Гарри и Джинни до их отъезда в Капитолий можно было особо не волноваться. К Дэйбрейкам в дистрикте относились по-разному: радикально настроенные горожане восхищались их стойкостью, другие считали их сумасшедшими и старались не приближаться к остаткам квартала, в котором стоял дом Моры и Кевина. Но никто из жителей Одиннадцатого никогда не удивился бы тому, что Дэйбрейки-младшие вызвались добровольцами на Квартальную Бойню.

***
На центральной площади Одиннадцатого дистрикта собиралась толпа. Люди стекались равномерно со всех сторон и вставали позади тех, кто уже занял места перед сценой. Все прибывавшие двигались с одинаковой скоростью, друг за другом, словно полк солдат, которому разрешили перейти с марша на обычный шаг. Мужчины в большинстве своем смотрели прямо верёд, а женщины – себе под ноги, тщетно пытаясь спрятать заплаканные лица. Впрочем, некоторые и не скрывались.

Гарри и Джинни вызвали в этой серой толпе горожан небольшое удивление, настолько, насколько у большей части этих людей вообще можно было вызвать какие-то эмоции, кроме отчаяния. «Дэйбрейки-младшие», в отличие от остальных, не стали останавливаться позади толпы, а принялись осторожно пробираться ближе к сцене. Другие жители дистрикта, наоборот, стремились держаться подальше от страшных стеклянных шаров, решавших судьбы тех, чьи имена были написаны на бумажках. Встать поближе к трибуне Гарри и Джинни напутствовал Плутарх – чем быстрее они окажутся на сцене после объявления трибутов, тем меньше будет времени у кого бы то ни было на то, чтобы пытаться что-то сообразить. В тот год церемония прощания для трибутов была урезана до минимума – сразу после Жатвы миротворцы запихнут их в машину и увезут на вокзал.

Ни Гарри, ни Джинни практически не слышали торжественной речи, которую произносила стоявшая на сцене женщина в длинном блестящем платье с ярким макияжем, но очень грустными глазами. Волшебники не отрывали глаз от стеклянных шаров, в каждом из которых лежало по две бумажки. Весь мир в тот момент для Гарри и Джинни был сосредоточен на этих сосудах, в которые ведущая вот-вот запустит руку. И тогда пути назад уже не будет.

Джинни так и не услышала имени с вытянутой из шара бумажки, громом прозвучавшее в повисшей над площадью гробовой тишине. Она лишь почувствовала, как стоявшая позади нее женщина обреченно вздохнула и сделала шаг вперед. Но Джинни так и не дала ей отделиться от толпы.

– Я доброволец, – услышала Джинни свой собственный голос и в несколько шагов достигла сцены.

Несколько секунд на площади держалась всё та же звенящая тишина. Женщина за трибуной замерла с бумажкой в руке, во все глаза глядя на Джинни, за спиной которой уже словно из-под земли выросли два миротворца. Но в следующий момент она взяла себя в руки.

– У нас есть доброволец. Отлично, – произнесла ведущая бесцветным голосом. – Как вас зовут?

– Джинни Дэйбрейк, – отчеканила Джинни. На самом деле умершую дочь Дэйбрейков звали Дженнифер, но кто вспомнит такие подробности в день Жатвы?

– Чудесно, мисс Дэйбрейк, встаньте сюда, – все так же без эмоций скомандовала женщина. – Теперь мужчины.

Гарри все это время едва сдерживал себя, чтобы не выбежать вперёд раньше, чем следовало. Его сердце бешено колотилось в тот момент, когда Джинни поднималась на сцену и представлялась. Лишь только прозвучало имя трибута из второго стеклянного шара, как Гарри, быстро выкрикнув «Я доброволец!», почти бегом бросился к сцене, словно боясь, что выбранный Жатвой мужчина опередит его.

– Меня зовут Гарри Дэйбрейк, – Гарри поспешил представиться до того, как женщина у стеклянного шара спросила его имя.

– Тоже Дэйбрейк, замечательно, – на этот раз удивление горожан длилось всего несколько секунд, так как к сцене уже спешили миротворцы, готовые увести трибутов в Дом Правосудия. – Вы брат и сестра? – успела спросить ведущая.

– Да, – хором ответили Гарри и Джинни.

В следующий момент к ним приблизились миротворцы, заслонив новоиспеченных трибутов ото всё еще хранившей изумлённое молчание толпы, и оттеснили их к дверям Дома Правосудия. Столь же быстро, не успев разглядеть вокруг себя ничего, кроме белых мундиров миротворцев, Гарри и Джинни вывели из здания через заднюю дверь и посадили в поджидавшую их машину. Еще через минуту там же оказались мужчина и женщина, вместо которых «Дэйбрейки» вызвались добровольцами. Джинни тут же сообразила, в чем дело, и даже заставила себя улыбнуться им, а сердце Гарри пропустило удар, прежде чем он успел вспомнить, что несостоявшиеся трибуты автоматически стали их менторами.

***
В нескольких сотнях миль от того двора Дома Правосудия, из которого тронулась в путь машина с Гарри и Джинни, Рон и Гермиона вызвались добровольцами вместо Китнисс и Хеймитча. У жителей Двенадцатого Дистрикта, в отличие от их «соседей» появление внезапных добровольцев вызывало не восхищенное удивление, а настоящий шок. В первую очередь они никак не ожидали увидеть среди них Рональда Брэдфилда, сына известного всем предпринимателя, которому даже на тессеры подписываться никогда не было нужды. На этом фоне появление на сцене Гермионы Трэверс заметили лишь потому, что ожидали увидеть на ее месте Китнисс. О том, что дочь жителей самого бедного в Шлаке квартала когда-то звали не Гермионой, а Эрикой, никто не вспомнил – тут план Хеймитча и Плутарха сработал на сто процентов. Представление, разыгравшееся на площади Двенадцатого дистрикта, не оставило равнодушными даже миротворцев – минуты три они стояли неподвижно, хотя по распоряжению начальства должны были заслонить трибутов от толпы сразу, как только те окажутся на сцене. До того, как скрыться за дверями Дома Правосудия, Рон и Гермиона успели заметить, что Хеймитч, все время Жатвы внимательно наблюдавший за миротворцами, облегченно вздохнул.

Несмотря на шок, миротворцы все еще помнили распоряжение не церемониться в этом году с трибутами Двенадцатого, поэтому Рона и Гермиону почти силой втолкнули в машину вместе с Питом, Китнисс, Эффи Бряк и Хеймитчем. Машина рванула с места до того, как все успели как следует разместиться на сидении, и от резкого толчка все повалились друг на друга. Доли секунды хватило Рону и Гермионе, чтобы заметить блеснувшие на запястье Хеймитча часы. В следующий момент он быстро одернул рукав пиджака и бросил на трибутов предостерегающий взгляд.

Устроившись на сиденье, Гермиона попыталась осмыслить только что увиденное. Часы на запястье Хеймитча, которые тот так тщательно скрывал под пиджаком, принадлежали Плутарху Хевенсби. Это были те самые часы с сойкой-пересмешницей, которые Плутарх носил постоянно. Гермиона никак не могла их спутать, потому что буквально сутки назад ей довелось рассмотреть их в деталях. Тогда Хевенсби пришел к ней с просьбой сделать его часы многоразовым порталом из Капитолия в Двенадцатый Дистрикт и обратно.

– Я, к сожалению, умею создавать только одноразовые, – грустно произнес Плутарх. – Но в нашем нынешнем положении может возникнуть ситуация, когда на создание портала просто не будет времени, поэтому я хочу иметь постоянное «средство передвижения».

– Разве это не опасно? – удивленно спросила Гермиона. – Появление нового портала ведь отследить куда легче, чем аппарацию.

– Их создание отслеживается в Капитолии, но не в дистриктах, – объяснил Хевенсби. – Сноу в последнее время не очень-то осторожен, но это нам только на руку. О появлении нового портала в Капитолии не узнают, а значит, и перемещение с его помощью отследить не смогут. А то боюсь, моя слишком частая в последнее время аппарация между Капитолием и дистриктами может привлечь ненужное внимание.

Гермиона создала портал, который позволял перемещаться между Капитолием и Двенадцатым дистриктом неограниченное число раз и к тому же был настроен так, что без «хозяина» работать не мог. То есть если бы часы попали в руки к постороннему, то единственное, что у него получилось бы сделать с их помощью – это узнать время. Воспользоваться ими как порталом можно было только вместе с Плутархом.

Кое-как справившись с накатившем волнением, Гермиона встретилась взглядом с Роном. Он еле заметно кивнул. Он тоже успел заметить часы и понял, что с ними в машине едет вовсе не Хеймитч, а Плутарх Хевенсби, выпивший Оборотного Зелья. У Плутарха не было никаких причин отдавать Хеймитчу свой портал, которым тот, к тому же, не смог бы воспользоваться. Так вот почему там, на площади, Хеймитч все время смотрел на миротворцев! Это был не Хеймитч, а Плутарх, который со спрятанной в рукаве волшебной палочкой внушал стражам порядка, что всё идет по плану, ничего странного не происходит.

Вскоре машина притормозила у вокзала. Трибуты вместе с менторами все так же под конвоем из десятка миротворцев погрузились в поезд.

– Уф-ф, – выдохнул «Хеймитч», опускаясь на мягкий диван в купе трибутов. – Здесь можно говорить – поезд, как и тренировочный центр в Капитолии, не прослушивается. Считается, что трибуты вправе сохранять в тайне все свои планы по поводу поведения на арене. Всё равно они все в ловушке.

– Ты хочешь сказать, «мы в ловушке», – поправила его Гермиона.

– Мы, надеюсь, что нет, – ответил «Хеймитч». – Впрочем, теперь многое зависит от вас.

– Плутарх, тебя в Капитолии не хватятся? – поинтересовался внезапно Пит, которому Рон уже успел шепнуть, что с ними не Хеймитч. – Ты, как-никак, – Главный Распорядитель.

– Сейчас там все заняты перевариванием зрелища, разыгравшегося только что в Одиннадцатом и Двенадцатом дистриктах, – махнул рукой Хевенсби. – Не до меня им. Но я всё равно долго тут не пробуду – сейчас аппарирую обратно в Двенадцатый за Хеймитчем, а потом дождусь, когда закончится действие Оборотного Зелья и вернусь в Капитолий. Вот только сделаю себе еще один портал, а то аппарировать в поезд, идущий на скорости двести миль в час, мне как-то не хочется, – с этими словами он извлёк из кармана пиджака авторучку.

– Помочь тебе? – предложила Гермиона.

– Ну нет, с одноразовым, хоть и с переменными координатами, я уж как-нибудь справлюсь, – проворчал Хевенсби.

***
Ночью Рон и Гермиона лежали на диванах в своем купе и думали каждый о своем. Заснуть ни у того, ни у другой не получалось. К тому времени Хевенсби уже принял первоначальный облик и отбыл в Капитолий, а Хеймитч отправился в своё купе, где впервые за последние несколько месяцев позволил себе опрокинуть стакан коньяка. Эффи Бряк тоже была у себя и давно мирно спала. Ей события минувшего дня дались легче всех – Хевенсби поработал с ее памятью заранее. Даже во время Жатвы никакого шока она испытала – ей просто внушили, что добровольцы должны спасти Китнисс и Пита.

Рон вспоминал Двенадцатый дистрикт, с некоторым удивлением ловя себя на том, что мрачный городок успел стать для него домом. Из головы никак не шел последний разговор с миссис Брэдфилд, который состоялся несколькими часами ранее. До той поры Рон общался, в основном, с мистером Брэдфилдом, а с его женой заговорить не решался. Но перед Жатвой ему нужно было исполнить некогда обещанное самому себе – дать миссис Брэдфилд зелье, которое сможет вылечить ее смертельно больного сына. Рон не знал, как ему разговаривать с ней, и потому хотел решить всё быстро. Рано утром он спустился в гостиную, где миссис Брэдфилд, как обычно, накрывала стол к завтраку, и быстро протянул ей зажатый в кулаке маленький флакон, прошептав: «Пожалуйста, напоите им Рональда! Это вылечит его». Миссис Брэдфилд растерянно посмотрела на Рона, не решаясь взять у него флакон.

– Возьмите же, миссис Брэдфилд! – настойчиво повторил Рон. – Это поможет, честное слово!

– Возьми, Мелани, – послышался сзади голос мистера Брэдфилда. Ни Рон, ни миссис Брэдфилд не слышали, как он зашел в гостиную. – Перцовая настойка? – поинтересовался он у Рона.

– Усиленный вариант, – кивнул он. – Воспаление лёгких лечит в считанные минуты.

– Спасибо тебе! – смахнув рукой слезу, мистер Брэдфилд обнял Рона так крепко, что тот секунду не мог дышать. – Если бы я только мог отблагодарить тебя как-то еще!..

– Вы отблагодарите меня, если дадите это Рональду как можно скорее, – ответил Рон. – Я слышал вчерашний приговор доктора, так что, по-моему, лучше не медлить.

– Да, конечно, – с этими словами оба Брэдфилда поспешили на второй этаж.

Двумя часами позже, перед тем, как отправиться на центральную площадь, миссис Брэдфилд позвала Рона к себе в комнату.

– Рон, я не знаю, как благодарить тебя за лекарство, – произнесла она со слезами на глазах. – Рональду полегчало сразу же, как он его принял. Жар прошел, и он смог заснуть. Я уже опасаюсь, что скажет завтра доктор, ведь вчера он предупреждал, что до Жатвы Рональд, вероятнее всего, не дотянет. Я понимаю, что это нельзя назвать благодарностью за то, что ты сделал для нас, но все же, вот, возьми! – с этими словами она достала из кармана рубашки маленький блестящий предмет и протянула его Рону. – Я думаю, если кто-то и достоин носить его, то это ты. Тем более, трибутам положено иметь амулеты.

Рон, не веря своим глазам, рассматривал подарок. Это было массивное серебряное кольцо в виде дракона, пожирающего собственный хвост. На голове дракона была выгравирована едва заметная буква «W». Рон сразу узнал кольцо. Талисман Чарли, который тот раздобыл где-то в Румынии во времена работы в драконьем заповеднике и с тех пор носил, не снимая. Рон осторожно надел кольцо на средний палец левой руки, так же, как когда-то носил его Чарли. Оно было ему в самый раз.

– Спасибо, миссис Брэдфилд! – произнес Рон, поднимая на нее глаза. – Это самый лучший подарок, который я когда-либо получал.

– Я верю в тебя! – прошептала миссис Брэдфилд, и ее глаза наполнились слезами.

На церемонии Жатвы миссис Брэдфилд, не стесняясь, плакала навзрыд. Рона она уже считала своим родным сыном.

Перед тем, как скрыться за дверями Дома Правосудия, Рону удалось в последний раз встретиться взглядом с Мадж. Она не плакала, но была очень бледна. В тот момент она все еще надеялась, что им удастся нормально попрощаться, не зная, что условия были изменены. Накануне вечером они с Роном исступлённо целовались в беседке в саду дома Брэдфилдов, пытаясь запомнить каждую чёрточку друг друга. Тогда Мадж заставила Рона поклясться, что он непременно вернётся.

Теперь, лёжа ночью в купе без сна, Рон вертел на пальце кольцо Чарли и думал попеременно то о Мадж, то о семье Брэдфилдов.

А мысли Гермионы занимал только Гейл. В день Жатвы Трэверсы были все так же холодны и безучастны. Они вместе молча дошли до центральной площади и молча стояли в толпе до объявления трибутов. Когда Гермиона вызвалась добровольцем, миссис Трэверс все же тихо охнула, но скорее от удивления, чем от горя. Казалось, что она была уже не в состоянии испытывать горе. Оказавшись на сцене, Гермиона со спрятанной в рукаве палочкой быстро произнесла невербальное заклинание, после которого глаза "родителей" сделались совсем безучастными. Трэверсы больше не считали Гермиону своей дочерью и вообще больше не знали о том, что у них были дети. «Надеюсь, никто не придет к ним посочувствовать, – с опаской подумала Гермиона. – Ну ладно, в крайнем случае подумают, что они окончательно лишились рассудка».

А вот с Гейлом за те дни, что Гермиона, разлучённая с друзьями, провела в Чёрном тупике, они очень сблизились. Они старались видеться всякий раз, когда ему удавалось выкроить свободную минутку. В такие моменты Гейл выглядел абсолютно спокойным, хотя Гермиона чувствовала, что его снедает тоска. Он проводил время с Гермионой и уже мысленно прощался с ней.

– Ты справишься. Я верю в тебя! – это всё, что смог Гейл заставить себя произнести утром перед Жатвой. На самом деле ему хотелось сказать ей ещё очень многое.

Глава 18. Дни в Тренировочном Центре

Пит и Китнисс проснулись одновременно. Было еще очень рано, солнце едва поднялось над горизонтом, и до прибытия в Капитолий оставалось несколько часов. Но менторы Двенадцатого дистрикта больше спать не могли. Китнисс было очень страшно. Это чувство пришло к ней в момент, когда тронулся поезд, и с тех пор так и не отпускало, несмотря на то, что ночью ей все-таки удалось уснуть. Пит не оставлял ее ни на секунду и, как мог, успокаивал, хотя и ему тоже было здорово не по себе. Только объятия Пита и позволяли ей не сойти с ума в тот же вечер. Оба осознавали, что на Жатве они все – и Китнисс, и Пит, и Хеймитч, и их родственники – перешагнули некую грань, из-за которой пути назад больше не было. Чем бы ни обернулся в итоге план Хевенсби, Панем никогда больше не будет прежним. Впрочем, в чем заключался тот самый план Хевенсби, все равно никто так и не знал.

Поняв, что заснуть уже не удастся, Китнисс и Пит оделись и вышли в коридор, чтобы постоять немного у окна, глядя на проносящиеся мимо пейзажи. Впрочем, это тоже не успокаивало. Каждая миля, приближавшая их к Капитолию, лишь усиливала волнение обоих.

– Вы что-то сегодня рано, – раздался сзади голос Хеймитча.

– Ты тоже, – не оборачиваясь, хором ответили Пит и Китнисс.

– Я привык к такому режиму за последние полгода.

– А мы-то думали, ты вечером нарушишь наконец свой «режим» и как следует напьешься, – попытался подначить его Пит. – И проспишь всё на свете.

– Хотел – не получилось, – поморщился Хеймитч. – Как будто совершенно отвык от алкоголя за несколько месяцев трезвой жизни. Так чего вам не спится? По-прежнему кошмары?

– Мне страшно, – призналась Китнисс, наконец поворачиваясь к нему. До этого они разговаривали с Хеймитчем, по-прежнему уставившись в окно.

Хеймитч удивленно приподнял бровь.

– Да, мне тоже, знаешь ли, как-то не по себе, – поддержал Пит. – Ведь все ожидали совсем другого.

– Кто «все»?

– Капитолий. Власти. Они не просто так готовили на арену именно нас. Им были нужны мы, а не какие-то добровольцы. Мы спутали им все планы. Что ждёт нас после этого в Капитолии? Неужто радушный приём с цветами и фанфарами?

– Именно так, – невозмутимо ответил Хеймитч.

– Хеймитч, ты серьезно? – поинтересовалась Китнисс. – Ну хорошо, предположим, Сноу и его людям смогли заморочить голову заклятием, и они поверили в то, что всё идет так, как надо. Но как быть с остальными-то капитолийцами? Они-то ждали на арене именно нас с Питом!

– По последним данным, которые мне удалось получить вчера от Плутарха, в Капитолии все несказанно рады тому, что их любимая Китнисс избежала арены. Ты же успела стать их кумиром после Тура Победителей, помнишь? Они носят украшения с сойкой-пересмешницей и вешают над кроватями твои фотографии. Так что теперь они поют дифирамбы храбрым добровольцам, которые вызвались спасти жизнь Китнисс Эвердин.

Пит и Китнисс переглянулись. Оба почувствовали, как сковывавшая их обоих железная рука страха слегка ослабла. О том, что капитолийцам тоже могли не нравиться условия Квартальной Бойни, они не думали. Они привыкли, что в столице рукоплескали всему, что бы ни придумали власти, лишь бы это было зрелищно.

– И кстати, насчет Сноу и его людей. Я вам этого не говорил, но у Сноу нет никаких людей. Он всегда предпочитал действовать в одиночку, и это его слабая сторона. На данный момент единственный человек, которому хоть сколько-нибудь доверяет Сноу, – это Плутарх Хевенсби.


Рон и Гермиона проснулись, когда поезд уже подъезжал к Капитолию. Проворочавшись полночи без сна, они забылись лишь под утро, а Питу и Китнисс не хотелось их будить раньше времени – уж кому как не им было знать, сколь дорогим удовольствием становится сон на Голодных Играх.

– Сейчас нас повезут в Тренировочный центр, – принялся инструктировать Рона и Гермиону Пит, пытаясь потихоньку вжиться в роль ментора. Это было не то, чтобы очень сложно, но слишком непривычно. – Там вам сначала придется пережить несколько экзекуций по изменению внешности…

– …Пит имеет ввиду, что вам сделают макияж, маникюр, оденут в красивую одежду – вы же должны выглядеть празднично на церемонии открытия Голодных Игр, – закончила за Пита Китнисс.

***
– Китнисс! – Флавий, Вения и Октавия были первыми, кого увидели Пит и Китнисс, переступив порог Тренировочного центра. Стилисты спешили к ним со всех ног, стремясь обнять и расцеловать своих любимцев.

– Вения, постой! – воскликнула Китнисс, тщетно пытаясь отстраниться от сжавшей ее в объятиях женщины в небесно-голубом парике. – Вения, ты всё перепутала! Трибуты в этом году не мы, а они, – она указала на застывших позади них Гермиону и Рона. – Встречать нужно не нас, а их! Мы всего лишь менторы. Познакомьтесь – это Гермиона Трэверс и Рональд Брэдфилд.

Теперь взгляды троих капитолийских стилистов были наконец обращены на трибутов, и Пит с Китнисс поспешно отошли в сторону. Им было слегка не по себе от такого чересчур радушного приёма. Они огляделись по сторонам в поисках Хеймитча, но он куда-то исчез после того, как они вошли в Тренировочный Центр.

– Так это вы добровольцы, спасители Пита и Китнисс! – верещали тем временем наперебой Октавия, Флавий и Вения. – Вы пожертвовали собой ради того, чтобы влюблённые из Дистрикта номер Двенадцать жили! Как это романтично! Вы стали настоящими героями, еще не попав на арену! В Капитолии только и разговоров, что о добровольцах из Двенадцатого!

Гермиона заставляла себя улыбаться, покорно принимая объятия стилистов, а Рон просто застыл на месте, не очень понимая, что нужно делать. Он никогда раньше не встречал таких странных людей, хотя в их времена в Косом переулке кто только ни собирался.

Пит и Китнисс внимательно наблюдали за стилистами. С каждым восторженным словом, вылетавшим из уст Октавии, у них постепенно отлегало от сердца. Похоже, Хеймитч сказал правду – в Капитолии были только рады тому, что на арену отправятся не они с Питом. Куда он только подевался, этот Хеймитч? Они же договорились держаться вместе, чтобы он в случае чего помог им с менторством.

– Ну, что я говорил? – послышался сзади вкрадчивый голос. Хеймитч появился, как всегда, тихо и внезапно.

– Хеймитч! – Китнисс и Пит вздрогнули от неожиданности. – Где ты был?

– Разведывал обстановку, – пожал плечами Хеймитч. – На данный момент всё идёт по плану.

***
– Впервые вижу такое количество взрослых магов, не владеющих волшебными палочками, – тихонько произнес Рон. – Честно говоря, выглядит просто отвратительно.

– Да уж, – Джинни аж передёрнуло.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни притаились в углу зала для тренировок, наблюдая оттуда за остальными трибутами. В тот момент парень из Первого дистрикта – Блеск, как запомнили друзья из того, что рассказывал Хеймитч – метал копья в специально приготовленные для тренировок движущиеся манекены. Делал он это с удивительной точностью и ни разу не промахнулся, несмотря на то, что манекены нападали хаотично со всех сторон. После уничтожения одного количество противников не уменьшалось, их становилось наоборот только больше, и двигались они быстрее. Но Блеск, казалось, даже не устал – он методично поражал цели одну за другой. Ни один маггл никогда в жизни не смог бы такого повторить, сколько бы ни тренировался.

К тому времени четверо друзей провели в Капитолии два дня и уже успели более-менее освоиться. На первой же тренировке они, как велел Хеймитч, «стали союзниками» и принялись наблюдать за другими трибутами. С остальными они, опять же по настоянию менторов, старались держать дистанцию.

До той поры Гарри, Рон, Гермиона и Джинни повидали немало магических дуэлей. Некоторые волшебники сражались по всем правилам, не позволяя себе нарушать дуэльного этикета. Иные, наоборот, дрались грязно и бесчестно. Но никогда еще четверым друзьям не доводилось наблюдать за магами, всерьез дерущимися с помощью маггловского оружия. Рон вспомнил, что когда он был маленьким, его братья Фред и Джордж раздобыли где-то настоящий боевой маггловский пистолет. С каким восхищением они тогда его изучали. Правда, потом, заигравшись в гангстеров, Джордж случайно прострелил Фреду плечо. Молли, ругаясь на чем свет стоит, обработала рану заживляющим зельем, а пистолет изъял у братьев отец. Но это была не более, чем игра, детская забава. О том, какой вред может причинить маггловское оружие, если волшебник вздумает применить его по-настоящему, никто из друзей никогда не задумывался. И вот теперь им довелось наблюдать это страшное зрелище воочию.

Впрочем, среди трибутов были и те, кто предпочитал более мирные занятия, такие, как плетение рыболовных сеток или высекание огня.

– Я заметила кое-что любопытное, – тихо произнесла Гермиона. – Каждый маг при рождении наделяется какой-нибудь способностью. Вы ведь наверняка помните, что у любого первокурсника Хогвартса, еще не изучавшего основы колдовства, можно было найти нечто такое, что он делал лучше других, верно? В обычном случае, когда волшебника учат пользоваться палочкой и направлять энергию по назначению, эта способность, хоть и выделяется среди других, но не становится основой всей жизни. А если не дать человеку как следует использовать магию, то с годами вся энергия будет целиком направлена на одну эту способность. Возможно, он, – она кивнула на Блеска, который все еще продолжал сражаться с манекенами, – умел бы забрасывать квоффл в кольцо с пятидесяти метров и стал бы отличным охотником, если бы учился в Хогвартсе.

К Блеску, который дрался в одиночку уже сразу против восьмерых противников, присоединилась хорошенькая белокурая девушка и принялась помогать ему, хладнокровно меча в манекены ножи.

– Как бы оно ни было, зрелище тошнотворное, – скривился Гарри. – И как они могут наслаждаться таким по телевизору?

– Судя по тому, что вчера со мной и Гарри сотворили стилисты, со вкусом у них тут вообще плоховато, – вставила Джинни, чтобы немного сменить тему. Вид волшебников с маггловским оружием действовал на друзей угнетающе. – Да еще эти ужасные примитивные приспособления. Откуда они их только взяли? Этот, как они его называют, «воск» для того, чтобы удалить лишние волосы – просто какое-то извращение. Существует же простенькое заклинание, с которым справится любая третьекурсница, не говоря уж о зельях.

Накануне им всем довелось пережить церемонию открытия Семьдесят Пятых Голодных Игр. Как ни странно, она прошла не так ужасно, как им рисовалось в начале. Самым противным из всего этого шоу оказался фальшиво-слащавый голос ведущего Цезаря Фликермана, который звучал буквально отовсюду.

– Воск – маггловская штука, – со знанием дела ответила Гермиона. – Когда мы жили в Лондоне, я один раз ради интереса заглянула в маггловский «салон красоты». Поверь, это было еще более отвратительно, чем то, что они проделывают с трибутами здесь. Ничего общего с залом мадам Эжени, что работал у нас в Косом переулке.

– Ваш Цинна еще ничего, – покачала головой Джинни. – Ваши вчерашние костюмы мне даже понравились. Чего о наших с Гарри сказать было трудно – нас обрядили в туники из каких-то дурацких листиков, которые распускались и шелестели, если поднять руки вверх. Я себя чувствовала во всем этом как молодой гиппогриф в зелёных перьях, честное слово.

Поскольку все в Капитолии называли Гермиону и Рона не иначе как «спасители влюблённых из дистрикта Двенадцать», Цинна, не долго думая, облачил их в формы спасателей, которые спускаются в шахты, чтобы вызволять людей из-под завалов в случае обрушения.

– Да, мне Цинна тоже очень понравился, – призналась Гермиона. – Как-то он здорово отличается от всего этого сброда в блестках и перьях… Ой, – она резко обернулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Двое трибутов из Пятого дистрикта явно уже не первую минуту внимательно наблюдали за увлеченной беседой друзей. Правда, смотрелись они вполне дружелюбно. – Слушайте, пойдемте что ли тоже чем-нибудь займемся. А то мы, кажется, начинаем привлекать внимание, сидя тут в углу и ничего не делая, – прошептала Гермиона.

***
– Ну как впечатления? – поинтересовалась Китнисс у Рона и Гермионы, когда второй день в Тренировочном центре подошел к концу. Поскольку заходить на чужие этажи трибутам воспрещалось, то с Джинни и Гарри они могли видеться лишь на тренировках, а всё остальное время каждый был вынужден проводить со своими менторами.

– Честно говоря, так себе, – ответила Гермиона. – Вчерашнее открытие хоть и было похоже на помесь цирка с зоопарком, все же вызывало более положительные эмоции, чем то, что творится в тренировочном зале.

– Ничего, это ненадолго, – утешил их Хеймитч. – Никто, кстати, не желает пересмотреть вчерашнюю церемонию открытия?

По виду Рона и Гермионы было заметно, что они не в восторге от перспективы лицезреть самих себя среди этого пестрого сборища любителей остросюжетных шоу. Хеймитч, тем не менее, не спрашивая, включил телевизор. Четверо друзей с кислыми минами уставились в экран, желая только, чтобы запись поскорее кончилась.

– Постой-ка! – воскликнула Гермиона, когда перед зрителями возник президент Сноу, произносивший традиционную речь с балкона своего дворца. – Хеймитч, приблизь, пожалуйста, насколько сможешь. Мне нужно видеть его лицо крупным планом.

Хеймитч молча повиновался, сразу сообразив, чего она хочет. Гермиона очень внимательно всматривалась в изображение Сноу и следила за движением каждого мускула на его лице в то время, как он произносил речь. Когда он закончил, и на экране вновь появилась сцена, Гермиона покачала головой.

– Он сопротивляется, – сказала Гермиона. Рон кивнул в знак согласия. – Заклятие Забвения наложено очень плохо. Прости, Хеймитч, это действительно так, и это может быть опасным. Сноу не верит в то, что говорит. Он произносит слова, а сам понимает, что происходит что-то не то. При правильно наложенном заклятии такого быть не должно. Пока все идет нормально, но если произойдет нечто непредвиденное, то чары могут внезапно спасть.

– Плутарх в курсе, – угрюмо отозвался Хеймитч. – Но лучше у него не получилось. С другой стороны, что могло быть более непредвиденным для Сноу, чем то, что Китнисс так и не попала в число трибутов? Этот удар заклятие выдержало, а значит, выдержит и другие.

***
– Скучаешь, красотка? – раздался над ухом вкрадчивый голос. За несколько дней, проведенных в окружении капитолийцев, Гермиона уже начала привыкать к их нравам и даже почти не смутилась. Голос она сразу узнала – он принадлежал Финнику Одейру из дистрикта Четыре. Не запомнить этого парня было трудно – внешне он выгодно выделялся на фоне других, да к тому же всегда стремился быть в центре внимания.

– Да не то чтобы, – отозвалась Гермиона, едва повернув голову.

– Где же твои друзья? Ой, то есть я хотел сказать «союзники». На Голодных Играх же не бывает друзей, верно? Только союзники, – все это время Финник обворожительно улыбался, явно ожидая того же от Гермионы, но она не стремилась поддержать разговор, ограничившись лишь скромным кивком. Хеймитч разделил всех трибутов Квартальной Бойни на две категории: тех, кому можно доверять и тех, от кого лучше держаться подальше. Одейр попал в число первых. Хеймитч говорил, что тот ненавидит Сноу и с удовольствием сделает всё, чтобы с ним разделаться, но Гермиона не спешила идти с Финником на контакт. Все дни в Тренировочном Центре четверо друзей держались вместе, не ища себе союзников среди других трибутов, и им хотелось, чтобы так всё и осталось хотя бы до начала Игр. Да и в тот момент Гермиона меньше всего была расположена к беседам с потенциальными союзниками. Закончившееся недавно финальное интервью с трибутами отняло у нее немало моральных сил – приходилось следить за каждым своим словом, чтобы не сказать что-то не то и ненароком не выдать себя. Но все прошло гладко: Цезарь Фликерман расспрашивал ее, в основном, о том, каково это – стать «добровольцем ради того, чтобы любовь жила», имея ввиду любовь между Китнисс и Питом, разумеется.

Рон отправился на интервью последним, и теперь Гермиона коротала время в одиночестве у лифтов, дожидаясь его. Из зала, где Цезарь задавал вопросы, то и дело слышались взрывы аплодисментов.

– А ты вполне могла бы стать второй Китнисс, – не унимался Финник. – Я видел, как ты стреляла из арбалета на тренировке, очень даже на уровне! Жаль только, в тебе не хватает ее огня, – последнее слово он произнес вкрадчивым шепотом. – Или я ошибаюсь?

В тот момент Гермиона заметила вышедшего из зала Рона и радостно замахала ему рукой. Финник пожал плечами и шагнул в очень кстати подъехавший лифт, подмигнув Гермионе на прощание.

– Удачи на Играх, красотка, – произнес он прежде, чем двери успели сомкнуться.

– Чего он хотел? – поинтересовался Рон. – Набивался в союзники?

– Да нет, по-моему, просто жаждал поболтать, – ответила Гермиона. – Но я что-то не очень расположена сейчас, так что у него и этого не вышло.


Вечером того же дня Рон и Гермиона сидели, тесно прижавшись друг к другу, на диване в гостиной и, чтобы хоть как-то отвлечь себя от тяжелых мыслей, пересматривали интервью с трибутами. В тот момент, когда Джинни ответив на последний вопрос Цезаря, под шум аплодисментов удалилась со сцены, в комнату вошел Хеймитч и попросил отдать ему волшебные палочки. Друзья знали, что рано или поздно настанет тот миг, когда им придется, пусть на время, но расстаться с палочками. Именно этого они боялись больше всего на свете, куда больше, чем выхода на арену. Маг без палочки чувствует себя уязвимым, а в текущих условиях это было особенно страшно. Рон и Гермиона повиновались с большой неохотой.

– Завтра рано утром вы получите их обратно, – заверил Хеймитч. – Не беспокойтесь, все это время они будут в надежных руках. Вы ведь доверяете Цинне? А сейчас вам нужно как следует выспаться. Плутарх велел дать вам по глотку вот этого, – он извлек из кармана маленький флакончик, наполненный темно-бордовой жидкостью, в которой друзья без труда узнали Умиротворяющий бальзам.


Глава 19. На арене

Никто из четверых друзей раньше не задумывался о том, насколько беззащитным ощущает себя маг без волшебной палочки. Нет, разумеется, все они не раз попадали под действие заклятия Экспеллиармус – как на тренировках, так и в реальных поединках – но это всегда было ненадолго. К тому же никто из них никогда не расставался со своей палочкой добровольно. Просто взять и отдать палочку кому-то в руки оказалось морально гораздо тяжелее, чем быть насильно обезоруженным. Тем вечером трибуты Одиннадцатого и Двенадцатого дистриктов были безмерно благодарны своим менторам за глоток Умиротворяющего бальзама, иначе никому бы из них уснуть не удалось.

За десять минут до начала Игр Гарри, Рон, Гермиона и Джинни шли каждый по своему коридору, но мысли их были одинаковы и не имели ни малейшего отношения к грядущей битве. Все четверо думали только о том, чтобы поскорее вернуть себе волшебные палочки.

– Доброе утро, Цинна, – произнесла Гермиона, тщетно пытаясь скрыть волнение.

– Мало кто может считать это утро добрым, – Цинна грустно улыбнулся в ответ. – Вот, это последняя деталь твоего костюма, – с этими словами он протянул ей ветровку. Гермиона почти вырвала ее из рук Цинны и, первым делом ощупав правый рукав, вздохнула с облегчением. Палочка была на месте, как и договаривались. – Ветровка непромокаемая и с большим капюшоном, значит, на арене возможны осадки, быть может, по несколько дней подряд, – пояснил Цинна. – Остальная одежда вполне рассчитана на минусовую температуру, так что ночи, скорее всего, будут холодными

Гермиона понимающе кивнула.

– Спасибо тебе, – она порывисто обняла Цинну и поцеловала его в щеку, чуть привстав на цыпочки. – Надеюсь, у тебя не будет проблем, – прошептала она ему на ухо.

– Удачи! – Цинна вновь улыбнулся. – У тебя всё получится!

До старта оставалось три минуты. Гермиона шагнула на металлический диск, на который тут же опустился прозрачный звуконепроницаемый колпак. Цинна послал ей на прощание воздушный поцелуй и, развернувшись, пошел вдаль по коридору. Все оставшееся время, пока цилиндр не начал подниматься вверх, Гермиона смотрела на удаляющуюся спину своего стилиста.

– Десять, девять, восемь … – Гермиона быстро огляделась по сторонам. Все друзья были рядом: Рон справа, Гарри и Джинни, как трибуты соседнего дистрикта, слева. Встретившись с ними взглядами, она позволила себе немного успокоиться и сосредоточиться на том, что должно было случиться несколько секунд спустя.

Стоявший рядом Рон пытался было тоже сконцентрироваться на Играх, но вдруг поймал себя на том, что может думать только о Джордже Брэдфилде и его семье. Как они там? Вылечился ли Рональд? Что сейчас чувствует миссис Брэдфилд, глядя на экран телевизора?

«Чтобы защитить себя, вы можете использовать любые заклятия, но только невербально, – звучал в голове Гарри голос Плутарха Хевенсби. – А вот огонь лучше разводить руками».

Джинни прикидывала, что будет, если она спрыгнет с диска раньше времени, обезвредив взрывчатку замораживающим заклинанием. Как на это отреагируют по ту сторону экранов? Решат, что попался неисправный детонатор, или вышлют за ней планолёт?

– … два, один!

Гарри и Джинни, едва сойдя с диска, как по команде сделали одинаковое замысловатое движение правой рукой. Рон с Гермионой незамедлительно последовали их примеру. К тому времени кто-то из трибутов уже успел добежать до Рога Изобилия и разжиться оружием – через секунду Рон увидел, как летевший прямо в него нож натолкнулся на невидимое препятствие и приземлился у ног. Простенькое заклинание щита работало на ура. Никто из соперников, конечно, ничего не заметил – все были заняты только борьбой за содержимое Рога Изобилия. Тем не менее друзья решили пока больше не злоупотреблять магией и спрятались за большим камнем, чтобы оттуда немного осмотреться и разобраться в обстановке.

На первый взгляд арена являла собой безжизненное пространство. Повсюду были скалы и камни да откуда-то неподалеку слышалось журчание воды. Вдалеке на горизонте виднелись снежные шапки горных вершин. Никакой растительности, деревьев или чего-то подобного поблизости не наблюдалось. Это место казалось идеальным для того, чтобы прикончить всех разом при необходимости – одной какой-нибудь сели с вершины было бы достаточно, чтобы вызвать сильный камнепад. Даже магия не слишком нужна.

– Вода тут явно где-то близко – это хорошо, – произнесла Гермиона.

– Ага, если она не окажется под камнями, – проворчал Рон.

– Не похоже – слишком громко журчит, – возразил Гарри. – Так что с питьем, скорее всего, проблем не будет. Чего не скажешь о еде. Надо чем-нибудь разжиться, пока там всё не растащили, – он кинул выразительный взгляд в сторону Рога Изобилия, возле которого отчаянно дрались между собой сразу шестеро. В этот момент раздался грохот пушки, за ним последовал еще один, и еще. Трое трибутов были мертвы. Четверо друзей мысленно простились с еще неизвестными им павшими.

– Подходим осторожно, – произнес Рон и быстро метнулся за соседний камень. Остальные последовали за ним. Так перебежками от камня к камню, постоянно озираясь, они подбирались к Рогу Изобилия.

Джинни была уже почти у цели, когда мимо ее уха просвистела стрела, за ней еще одна, и еще. Щитовые чары не позволяли им попасть в цель, изменяя траекторию полета, но четверо друзей осознали, что дело принимает опасный оборот. Джинни заметили и поняли, что она безоружна, а значит, теперь будут стрелять в нее постоянно. Хоть поразить они ее не смогут, но кто-нибудь из тех, кто следит за происходящим у экранов в Капитолии, может насторожиться. Нужно было уходить, но ни в коем случае не с пустыми руками – среди этих камней и скал разжиться пищей, а тем более, согреться, будет явно не просто. Метрах в пяти от того камня, за которым укрывалась от летевших в нее стрел Джинни, лежал довольно объемный рюкзак. Наверняка в нем куча всего полезного, вот только одна загвоздка – прямо за рюкзаком стояла Кашмира, девушка-трибут из Первого дистрикта, с арбалетом наготове. Пойти в атаку она все же не решалась, видимо, все еще сомневаясь в полной безоружности Джинни. «Сбить ее Сногсшибателем что ли? – лихорадочно размышляла Джинни. – Схватить рюкзак и сразу бежать, пока остальные не опомнились. Или слишком заметно будет? А что если?..» Джинни еще раз прикинула расстояние от своего убежища до рюкзака. Как раз в тот момент к Кашмире подбежал ее союзник, и она быстро указала ему на камень, за которым пряталась Джинни. Этого мгновения хватило, чтобы быстро осуществить задуманное незаметно хотя бы для трибутов – о зрителях было думать уже некогда. «Акцио», – мысленно произнесла Джинни, и в следующий момент рюкзак оказался у ее ног. Через мгновение все четверо с добычей в руках со всех ног улепетывали вверх по склону, не обращая внимания на летевшие им вслед ножи и стрелы.

– Стойте! – задыхаясь, выкрикнул бежавший позади всех Гарри, когда они удалились от Рога Изобилия на порядочное расстояние. – За нами никто не гонится. По-моему, самое время оглядеться по сторонам и по возможности найти укрытие.

Остановившись, четверо друзей поняли, что успели убежать довольно высоко – блестящая конструкция Рога Изобилия осталась где-то далеко внизу. Шум реки стал слышнее – она явно была где-то совсем рядом. Друзья, не сговариваясь, пошли на звук и вскоре, обогнув высокий скалистый гребень, увидели перед собой водную гладь. В первую очередь все как следует напились и умылись после пробежки, а потом уселись на берегу, давая себе возможность отдохнуть. Определенным плюсом арены со скалистым рельефом было то, что скрыться из виду среди камней было проще простого.

– Мне кажется, нам нужно поискать убежище на том берегу, – предложил Гарри. – Трибуты, скорее всего, будут стараться держаться поближе к Рогу Изобилия, так что за рекой нам от них спрятаться легче. По-моему, перейти ее труда не составит – на вид вроде не глубоко.

Вид текущей реки действовал успокаивающе. Даже слишком успокаивающе, как друзья поняли минуту спустя.

– Какая-то она слишком медленная для реки, стекающей с такого крутого склона, – Гермиона прищурилась, вглядываясь в даль. – Думаю, это ловушка.

Буквально через мгновение все четверо получили наглядное подтверждение ее словам. В паре сотен метров ниже тощий парень из шестого дистрикта убегавший от гнавшейся за ним женщины с ножом, с разбегу бросился в воду. Река в том месте не была широкой, но он не успел добежать и до середины, как вдруг течение резко ускорилось. Парня закрутило в водовороте и понесло вперед, прикладывая о камни, словно тряпичную куклу. Несколько раз его голова поднималась над водой – он пытался бороться с течением, но тщетно. Его уносило все дальше и дальше. После очередного удара о крупный обломок скалы вода в том месте на пару секунд окрасилась в красный, и еще через минуту выстрелила пушка. Девушка с ножом и присоединившиеся к ней двое союзников из Первого дистрикта в нерешительности замерли на берегу. Больше никто из них не решался зайти в воду, хотя течение уже снова замедлилось.

– Нда, Гермиона, ты была права, – пробормотал Гарри, с трудом заставляя себя отвернуться и не смотреть на то место, где щупальца планолёта уже извлекали из реки погибшего парня. – Надо поосторожнее.

– Смотрите, – крикнула вдруг Джинни, указывая куда-то вверх. Все как по команде подняли головы. Над скалой на другом берегу кружил крупный горный орёл.

– Значит, какая-никакая еда тут есть, – заключил Рон. – Жестковат на вкус, наверное, но на крайний случай сойдет и такой.

– Как бы мы сами не стали его едой, – поежилась Гермиона. – А я, между прочим, еще кое-что заприметила. Взгляните на ту скалу, над которой был орёл. По-моему, вон там пещера! – она указала туда, где в скале действительно как будто зиял большой черный разлом. – Такое укрытие нам бы подошло.

– Да, похоже на пещеру, – Джинни, усиленно щурясь, изучала склон на противоположном берегу. – Вот только как бы туда добраться через эту реку. Вброд ее явно не перейти.

– В реке довольно много больших камней, – многозначительно произнес Гарри. – Что, если попробовать перепрыгивать по ним, не касаясь воды? Смотрите, ведь когда мы набираем из реки воду для питья, течение не ускоряется. Значит, по всей видимости, река «реагирует» на присутствие в ней человека и уничтожает его.

Рон, Гермиона и Джинни поняли, что имел ввиду Гарри. Всем им было знакомо это заклинание, хотя его не изучали в школе, и оно относилось к списку запрещенных второй категории. "Чары Истребления" – так назывался этот раздел в книге сильнодействующих проклятий из Запретной секции. Их можно было наложить на природный объект, будь то растение, животное, камень или водоём, сделав его безжалостным убийцей любого, кто к нему прикоснется. В той же книге приводился пример того, как человек проходил по поляне пушистых одуванчиков, и те выпускали в него ядовитые шипы. Теоретически таким образом можно было заколдовать хоть целый лес, но на практике чары требовали слишком большой энергоотдачи, ведь заставить природу танцевать пол дудку человека не так просто. Чтобы научить убивать один кустик нужно было минимум двое взрослых волшебников, а для реки, наверное, не меньше десятка. К тому же у такого колдовства был один изъян – его легко было заметить невооруженным глазом в солнечную погоду. Над проклятым объектом, если посмотреть сбоку, можно было увидеть серебристые искры. Как раз перед тем, как Гарри высказал идею перейти реку по камням, над скалами показалось солнце, и все четверо убедились в том, что заколдована была только вода.

– Я, пожалуй, рискну, – произнес Гарри и решительно подошел к краю берега.

– Подожди, – остановила его Джинни. Она расстегнула захваченный у Рога Изобилия рюкзак и извлекла из него веревку. – Обвяжись ей – если не удержишься, то мы хотя бы сможем тебя вытащить, – это было сделано больше для того, чтобы усыпить бдительность распорядителей Игр, – в реальности веревка против Чар Истребления была бессильна.

Обвязанный веревкой, которую на берегу крепко держали Рон, Гермиона и Джинни, Гарри осторожно ступил на ближайший к берегу камень, потом на следующий, и еще на один. Вот он уже стоял на середине реки, размышляя куда удобнее ступить дальше. Больше всего он боялся, что распорядители решат сами попередвигать камни под ним, но пока все было на удивление спокойно. Через три прыжка Гарри удалось достичь берега. Остальные зааплодировали ему.

– Я следующая, – вызвалась Джинни. – За мной Гермиона, Рон последний.

И Джинни, и Гермионе удалось совершенно беспрепятственно преодолеть реку по пути Гарри. Оставался один Рон, но ему было тяжелее остальных, потому что у него за спиной был рюкзак, который хоть и был облегчен заклинанием, все еще оставался громоздким и мешал удерживать равновесие, балансируя на скользких камнях. Рон старался идти осторожно, но в какой-то момент все же пошатнулся. Чтобы не упасть, ему пришлось наступить одной ногой в воду. Мгновение спустя он исправил свою оплошность, перепрыгнув на соседний камень. Гарри, Гермиона и Джинни в ужасе замерли – течение усилилось, и вода стала захлестывать не очень крупные камни. Теперь прыгнуть на них, не коснувшись реки, было невозможно, а каждое касание разъяряло стихию все больше и больше. Рон, тяжело дыша, стоял на большом еще сухом камне посередине и беспомощно озирался по сторонам. Выход ему виделся только один, медлить было нельзя, и он рискнул – произнеся про себя заклинание, он подвинул ближе к себе большой валун, часть которого еще оставалась сухой, и перепрыгнул на него. Усилившееся течение тоже двигало камни, так что со стороны манипуляции Рона были не так уж и заметны, если не знать, что у него в рукаве спрятана волшебная палочка. Рон проделал трюк еще дважды, теперь до берега ему оставался всего метр, который можно было преодолеть одним прыжком. Гарри, Джинни и Гермиона стояли на берегу, готовые поймать друга за руку. Глубоко вздохнув, Рон сделал последний рывок, и тут произошло непредвиденное: край берега, на который до него наступали трое человек, под ним осыпался, и Рон обеими ногами оказался в воде. Гарри и Гермиона одновременно схватили уже не чувствовавшего под собой дна друга под руки, а Джинни – за капюшон ветровки. Втроем они одним резким рывком вытащили его на берег.

Минут двадцать четверо друзей лежали неподвижно на камнях, тяжело дыша и слушая рёв реки, только что чуть было не унесшей Рона. Они бы, наверное, так и остались лежать там до вечера, но палящее солнце нагрело скалы так сильно, что касаться их становилось слишком горячо. Нужно было искать укрытие и заодно относительно безопасное место для ночлега.

– Пойдёмте наверх, – первым предложил Рон. – А то схлопочем здесь солнечный удар и станем лёгкими мишенями.

Остальные согласились с ним, и они вчетвером принялись карабкаться вверх по склону к тому месту, где с противоположного берега было видно нечто, похожее на пещеру. Солнце палило нещадно, друзья обливались потом и морщились от боли, хватаясь голыми руками за раскаленные камни. Несколько раз они останавливались передохнуть и сетовали на то, что, не взяли побольше воды – пить хотелось постоянно, а проделывать в ближайшее время неблизкий и небезопасный путь до реки и обратно никому не хотелось.

Когда Гарри, Рон, Гермиона и Джинни добрались до разлома в скале, который действительно к их радости оказался довольно глубокой пещерой, день уже клонился к вечеру. Погода будто издевалась – пока они ползли по склону, мечтая о ледяном дожде, их поджаривало солнцем, теперь же, когда они добрались до прохладного убежища, температура воздуха начала стремительно падать.

С той точки, до которой добрались друзья, открывался неплохой обзор. Внизу, под ними, среди скал змеилась голубая лента реки, заканчиваясь большим озером. На берегу этого озера отчетливо виднелись фигурки людей – пятеро трибутов разбили там лагерь. Больше никого видно не было – видно, все попрятались, кто куда.

– Надо бы посмотреть, что у нас есть полезного, – сказала Джинни, начиная ежиться от холода. – Что-нибудь теплое не помешало бы, – с этими словами она раскрыла рюкзак и принялась рыться в его содержимом. На свет были извлечены два больших спальных мешка, несколько банок консервов, два ножа, две коробки спичек, бутылка керосина, несколько сосновых поленьев, пластинка каких-то непонятных больших таблеток и маленький пузырек с еще более непонятной светло-голубой жидкостью.

– Интересно, что это, – произнесла Джинни, разглядывая таблетки и пузырек.

– Это сухое горючее, – определил Гарри, указывая на таблетки. – Отличная штука, если у тебя закончились дрова. Одной такой таблетки хватит, чтобы развести небольшой костерок и приготовить на нем ужин. А что в пузырьке, я понятия не имею.

Гарри, Рон и Джинни, не сговариваясь посмотрели на Гермиону. По ее глазам они поняли, что она знает ответ на этот вопрос, но произнести его вслух опасается. Это было просто невыносимо – знать что-то и не иметь возможности рассказать другим! Если бы они могли читать мысли друг друга! Едва подумав об этом, Гарри тут же сообразил, как они могли бы обменяться информацией, не разговаривая вслух. Вот только получится ли у него это заклинание невербально? Гарри очень сомневался в успехе, но тем не менее, направив правую руку на Гермиону, произнес про себя: «Легилименс!».

Гермиона резко вздрогнула, и Гарри понял, что у него получилось. В голове тут же замелькали чужие образы, среди которых он смог найти то, что ему было нужно – бутылочку с синей жидкостью. «Это яд, – мысленно произнесла Гермиона, оправившись от первого потрясения, вызванного вторжением в ее мысли. – Очень сильный и опасный. Рецепт есть в «Сильнодействующих зельях», и по той картинке, что там приведена, он выглядит именно так». Гарри этой информации было достаточно, и он покинул сознание Гермионы. Джинни и Рона пришлось подвергнуть той же процедуре, чтобы передать им то, что только что поведала Гарри Гермиона.

– Пойдемте в пещеру, – предложила Джинни, когда сеанс мысленной передачи информации был закончен. С наступлением темноты становилось все холоднее, и всем четверым хотелось поскорее завернуться в спальники, развести огонь из имевшихся у них поленьев и чем-нибудь перекусить.

– Консервы экономим, пока не найдем хоть какой-нибудь источник пищи, – предупредила Гермиона, раздавая каждому по одной банке мяса с овощами. – Впрочем, и воду тоже лучше сильно не расходовать.

Каждый из четверых друзей, сидя в тот вечер у огня, чувствовал себя совершенно обессиленным. Все они думали об одном и том же – что же тогда чувствуют другие трибуты? Ведь они не могут использовать магию! А есть же еще и победители, которым удается пережить всех остальных!

По условиям договора Гарри, Джинни, Гермионе и Рону нужно было продержаться на арене три дня. Сноу прибывал в Тренировочный центр на третий день соревнований, и именно тогда планолет Плутарха должен будет забрать их, чтобы организовать их встречу с президентом.


Глава 20. Второй день Квартальной Бойни

Первая ночь на арене выдалась очень холодной, хотя Гарри, Рону, Гермионе и Джинни посчастливилось этого практически не почувствовать. Теплые спальники, добытые у Рога Изобилия, защищали хорошо, так что даже согревающие заклинания не понадобились. Спалось тем не менее всем четверым неважно, но виной тому была не температура воздуха, а постоянная бдительность, о которой предупреждал их Пит. То и дело кто-нибудь из друзей, вздрагивая, просыпался и некоторое время лежал, напряженно вслушиваясь в тишину, а потом вновь забывался ненадолго беспокойным сном.

Очнувшись в очередной раз, Рон понял, что близится утро. Несмотря на то, что спали они у дальней от входа стены, рассветные лучи внутрь все же проникали, разбавляя немного кромешную тьму скального грота. Теперь Рон мог различать рядом с собой силуэты друзей, а не только слушать их равномерное дыхание в звенящей тишине. Впрочем, вместе со светом начали появляться и звуки – до Рона донесся какой-то не то шорох, не то очень отдаленный грохот. Похоже, распорядители готовились сделать для трибутов второй день на арене не менее насыщенным, чем первый.

Грохот снаружи постепенно усиливался. Что это? Гроза? Или что похуже? Гарри, Гермиона и Джинни тоже проснулись и сели в спальных мешках, прислушиваясь.

– Это оползень, – определила Гермиона. – Скорее всего, будет большой камнепад, – будто в подтверждение грохот стал еще отчетливее и ближе – камни сыпались по склону совсем рядом с их убежищем.

– Давайте-ка переберемся поближе к выходу, – предложила Джинни, изо всех сил стараясь, чтобы в ее голосе не звучала тревога. – Как-то не хочется остаться засыпанными в этом каменном мешке.

В считанные мгновения четверо друзей оказались у выхода из пещеры. Картина, открывшаяся их глазам, когда они выглянули наружу, воодушевления не прибавляла – камни сыпались непрерывно как по соседним с ними склонам, так и с вершины той скалы, в которой находилось их убежище. Покидать пещеру было очень рискованно, но и оставаться внутри тоже не казалось безопасным.

– Можно, наверное, попробовать убежать на тот склон, – неуверенно произнес Рон, показывая налево, где было пока относительно спокойно. – А оттуда спуститься к реке. Если повезет, то успеем.

– По-моему, шансов, что не повезет больше, – покачал головой Гарри. И снова, будто соглашаясь с ним, скалы ответили ему прогрохотавшими совсем рядом со входом в пещеру тремя среднего размера валунами. Камни, поднимая в воздух клубы пыли и стремительно набирая скорость, унеслись в сторону реки. За ними последовало еще несколько таких же, окончательно уверив четверых друзей в том, что камнепад лучше попытаться переждать внутри.

– Н-да, быстренько уйти не получится, – покачал головой Рон, вновь высовываясь из пещеры, когда следующая «волна» оползня миновала. – Только если… – очередной, на сей раз уже очень громкий раскат не дал ему договорить. Рон, быстро глянув вверх, отскочил обратно внутрь, увлекая за собой друзей. Следующие несколько секунд Гарри, Рон, Гермиона и Джинни слушали, как по тому самому склону, в недрах которого находилась их пещера, несется теперь уже, наверное, даже не валун, а целый скальный обломок. Стены дрожали, с потолка сыпалась мелкая пыль. Камень полз, постепенно набирая скорость, и вскоре они его увидели. А после перестали видеть вообще что-либо вокруг – громадный кусок скалы остановился посреди склона, полностью заслонив собой вход в пещеру и погрузив ее в кромешную тьму. Четверо друзей были так ошарашены случившимся, что еще с минуту стояли на месте как вкопанные, не сразу сообразив, что стены по-прежнему продолжают дрожать, а с потолка сыплется уже не пыль, а мелкие камешки. Только почувствовав внезапную боль в плече от удара острым обломком, Гарри опомнился.

– Бежим! – крикнул он, хватая за руки Джинни и Гермиону, и бросился вглубь пещеры. Все понимали, что это ловушка, и бежать на самом деле было некуда. Рано или поздно скала, в которой они укрылись, обрушится целиком, погребя их всех заживо.

Отступив, насколько это было возможно, четверо друзей сели у дальней стены, плотно прижавшись к ней. Они успели возвести какой-никакой защитный купол, оставив себе метров пять свободного пространства. Было не очень понятно, как долго он продержится – ведь оползень был вызван явно не природным катаклизмом, а магией. Но пока от непрерывно сыпавшихся с потолка камней он защищал, и можно было позволить себе немного перевести дух.

Камнепад прекратился, по ощущениям четверых друзей, только через полчаса. Когда грохот наконец стих, Гарри, Рон, Гермиона и Джинни еще некоторое время сидели неподвижно, давая себе шанс удостовериться в том, что тишина действительно настала, заклятие щита выдержало обрушение, и их дни на арене не закончатся так глупо и бесславно. К тому времени вся пещера оказалась засыпана мелкими и средними камнями от пола до потолка, кроме той небольшой, отгороженной защитной магией, «каморки». Свободного места оставалось совсем немного – друзья могли позволить себе лечь параллельно друг другу, либо встать в полный рост и сделать пару шагов, но и только.

– Уф-ф, – выдохнул Рон. – Похоже, наше убежище стало слишком надежным – здесь нас точно никто из трибутов не достанет. Ну и что теперь будем делать?

– Откапываться, что же еще, – ответила Джинни.

– Я предлагаю все-таки сначала перекусить, – послышался сбоку голос Гермионы. – Мы ведь сегодня даже не завтракали. А разбор завалов отнимет немало сил, – с этими словами она принялась рыться в рюкзаке, нащупывая в нем оставшиеся банки с консервами. Отчаянно борясь с искушением произнести Люмос, Гарри чиркнул спичкой, и на секунду все зажмурились от показавшего слишком ярким света. Пока спичка горела, им удалось как следует рассмотреть масштаб бедствия, а именно, глухую стену из небольших, плотно легших друг на друга камней, которую им предстояло разобрать, если они хотели снова увидеть солнце. Спичка погасла, и Гарри хотел было зажечь еще одну, но Гермиона остановила его.

– Спички лучше попусту не расходовать, – сказала она. – Всё, что нам нужно, мы уже видели, а остальное можно сделать и в полумраке, – последнее слово она произнесла с нажимом, чтобы друзья поняли, на что она намекает. Заклинание ночного зрения. Многого увидеть, оно, к сожалению, тоже не позволяло, да и для полноценного взмаха палочкой у них было маловато пространства, но все-таки с помощью друг друга у них получилось сотворить его и начать различать хотя бы очертания предметов.

Достав из рюкзака оставшиеся консервы и воду, четверо друзей уселись завтракать. Тут темнота им очень помогла – у них появился наконец шанс незаметно пополнить запасы питьевой воды, которая была уже на исходе. Гарри также вспомнил об имевшейся у них бутылке керосина и подумал о том, что они могли бы сделать с помощью него факел. Все-таки разбирать каменную кладку было бы удобнее при свете. Правда, факел может начать чадить, и тогда они все рискуют задохнуться. Можно было, конечно, попробовать использовать чары вентиляции, но его было очень трудно сотворить невербально. «Наверное, у Гермионы бы получилось», – подумал Гарри и тут же решил с ней посоветоваться, в очередной раз воспользовавшись легилименцией. Едва он произнес заклинание, как в голове у него тут же возник образ Плутарха Хевенсби и кулак Гермионы, с размаху бьющий главного распорядителя по носу.

«Ай, Гарри, что ты делаешь? – мысленно произнесла Гермиона. – Нельзя же так без предупреждения врываться в чужие мысли!»

«Прости, но я подумал, что на арене ты вряд ли сможешь размышлять о чем-то неприличном, – так же мысленно усмехнулся Гарри. – За что ты так с Плутархом?»

«За то, что он чуть нас всех не угробил! – сердито ответила Гермиона. – Или ты думаешь, он к этому непричастен, и оползень случился сам собой?»

«Я думаю, он как раз хотел обеспечить нам безопасность на весь второй день Голодных Игр, не привлекая к этому внимания Сноу, – сказал Гарри. – И надо признаться, ему это замечательно удалось. Без магии работы нам теперь на целый день, прямо как на отработках у Филча», – в тот момент и Гарри, и Гермиона поняли, что в тот момент с удовольствием согласились бы хоть на сотню отработок Филча, лишь бы оказаться подальше от арены Голодных Игр.

«Ты прав, – не стала спорить Гермиона. – Но все равно, мог бы завалить хотя бы половину пещеры. Кстати, что ты хотел сказать-то?»

«Я подумал о том, как мы можем использовать бутылку керосина. Например, сделать факел. Но для этого нам потребуется вентиляция. Ты сможешь ее нам обеспечить невербально? У меня, боюсь, не получится».

«Не думаю, что это хорошая идея. От факела, конечно, будет куча дыма для такой маленькой каморки, и со стороны станет слишком заметно, если мы не начнем кашлять и задыхаться. Ничего, стену можно и в темноте поразбирать».

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни, не спеша, доели тушёнку с фасолью, вслух перебрасываясь ничего не значившими для зрителей фразами.

После завтрака работа закипела. Разбор завала, как и предполагали друзья, оказался очень трудоёмким делом. Камни были маленькими, перекладывать их приходилось руками, и это было не то чтобы тяжело физически, но очень монотонно и потому утомительно. Процесс еще здорово осложнялся нехваткой свободного пространства. Четверым друзьям приходилось работать по очереди: пока двое из них занимались делом, двое других отдыхали в уголке, чтобы не мешать друг другу. Им приходилось перекладывать камни к дальней стене, а самим перемещаться вместе с вещами вперед, и так метр за метром. Заклинание ночного зрения немного помогало, иначе, как им казалось, они бы просто сошли с ума в этой темноте, не видя даже друг друга.

Дело двигалось, по ощущениям четверых друзей, очень медленно. За однообразным занятием они совершенно потеряли какое-либо чувство времени и пространства. Порой им казалось, что вот, еще несколько камней, и они увидят наконец тот огромный кусок скалы, который первым перекрыл им вход в пещеру. А в следующий момент им чудилось, будто они находятся в пещере уже несколько дней и не продвинулись даже на десяток метров. Ах, если бы они могли использовать хотя бы левитацию!

Только в очередной раз почувствовав голод, Гарри, Рон, Гермиона и Джинни поняли, что заняты разбором они на самом деле где-то порядка пяти часов. За это время они успели уничтожить почти все запасы воды и продвинулись в работе, по примерным подсчетам, где-то наполовину. При этом они чувствовали себя совершенно обессиленными, ладони рук саднило, спины болели от того, что приходилось постоянно нагибаться. Они решили сделать перерыв хотя бы на полчасика, перекусить, а потом продолжить. Несмотря на усталость, ночевать в устроенным им Плутархом каземате никому не хотелось. Все были твердо настроены добраться до выхода к концу дня.

Консервы тоже заканчивались – их хватило как раз на полноценный обед, и еще оставалось две банки фасоли на скромный ужин. Немного поколебавшись, Гермиона все-таки рискнула применить магию для того, чтобы умножить количество тушенки. Она была уверена, что если им и удастся разобрать туннель до вечера, заниматься добыванием пропитания они тогда уже будут все равно не в состоянии.

После обеда работа продолжилась в том же духе: Рон и Гермиона перекладывали с места на место камни и, как только освобождалась площадка длиной примерно в полметра, их сменяли Гарри и Джинни, и так далее. Процесс проходил, в основном, в полном молчании – сил на разговоры просто не оставалось. Бороться с искушением применить магию становилось все сложнее и сложнее, а работа из-за усталости продвигалась все медленнее. Туннель казался нескончаемым. Волшебники сделали еще одну передышку и на этот раз просидели на полу целый час, пытаясь восстановить силы.

– Кажется, это конец! – раздался вдруг хриплый возглас Джинни. Лежавшие до той поры на полу с закрытыми глазами Гермиона и Рон вскочили, как по команде. Они не сразу сообразили, что кромешная тьма пещеры как будто слегка рассеялась. Теперь уже все четверо завороженно смотрели вверх, где под потолком сквозь узкую щелочку пробивался луч света. Это было так неожиданно и так радостно, что никто больше так и не смог вымолвить ни слова. Придя в себя минут через десять, все четверо взялись с удвоенной силой перекладывать камни. Луч света подействовал, как хорошая порция бодрящего зелья. Об усталости больше никто не думал, все хотели только одного – поскорее выбраться из опостылевшего каменного мешка. Вскоре все мелкие камни были убраны, и друзья оказались перед последней преградой – огромным куском скалы, закрывавшим вход в пещеру. Убрать его без магии возможным не представлялось – он весил никак не меньше нескольких тонн и лежал как-то уж очень устойчиво. К счастью, примыкал к выходу он не плотно, и из нескольких щелей в пещеру проникал свет, который был на самом деле уже закатным, но проведшим целый день в кромешной темноте друзьям он казался очень ярким. Гарри, Рон, Гермиона и Джинни замерли в нерешительности перед последней преградой. Свобода была так близко и так легко досягаема, если произнести всего одно взрывающее заклинание! Но сделать это незаметно возможным не представлялось. Теперь, когда друзья почти выбрались из пещеры, к ним наверняка были прикованы сотни глаз, жаждавших увидеть, как же они в конце концов выберутся из ловушки.

– Может, отдохнём? – неуверенно предложил Рон. – Мне кажется, силы нам еще понадобятся, а за этой громадиной нас хотя бы не достанут другие трибуты.

– Да, – согласился Гарри. – Здесь, конечно, по-прежнему довольно тесно, но хотя бы видно дневной свет. Лучше немного поспать. Но сильно медлить все равно нельзя – вода на исходе, а Мер… кто его знает, сколько нам понадобится времени на то, чтобы выбраться.

Места на полу хватало только-только, чтобы нормально лечь всем четверым. Друзья расстелили спальники, и, кое-как устроившись, заснули крепким сном уставших тружеников.

***
Гермиона проснулась от холода. На улице стояла глубокая ночь, и по воле распорядителей она снова выдалась ледяной. Лежавшая рядом Джинни с головой закуталась в спальник, нечаянно стянув его во сне с Гермионы. Гермиона потянула уголок спальника на себя, желая согреться, и Джинни, почувствовав это, проснулась.

– Прости, – едва слышно прошептала Гермиона.

Гарри и Рон спали чутко и, едва ощутив рядом с собой движение, проснулись тоже.

– Ну вот, я всех разбудила, – сокрушенно произнесла Гермиона.

– Это я виновата – заграбастала себе весь спальник, – покачала головой Джинни.

– Да ладно вам, мы и так продрыхли всё на свете, – сказал Рон, садясь. – Если бы это была не арена, а обычная местность, я бы сказал, что, по моим ощущениям, сейчас где-то между тремя и четырьмя утра. Самое тёмное и холодное время.

– Тихо! – прошептала вдруг Гермиона. – Кажется, я что-то слышала.

Четверо друзей тут же замерли, прислушиваясь. Вскоре они отчетливо услышали в утренней тишине негромкий шорох мелких камней. Как будто кто-то шел вверх по осыпи. Потом раздалось сдавленное покашливание, а шорох стал как будто ближе. К пещере явно поднимался кто-то из трибутов, и он был уже совсем близко.

– Далеко еще? – послышался мужской голос. Его обладатель тяжело дышал после долгого подъема вверх по склону.

– Должно быть здесь, – ответил резкий женский. Друзья узнали этот тон – он принадлежал женщине по имени Энобария из Второго дистрикта. Среди других трибутов она выделялась заточенными в клыки зубами. – Но после камнепада тут ни черта не разберешь. Придется искать. Или ждать.

– Почему ты думаешь, что их не засыпало? – спросил мужчина, и теперь друзья смогли узнать в нем Брута, другого трибута из того же Второго дистрикта.

– Пушка не стреляла, и на небе их портретов не было, – ответила Энобария. – Значит, они все живы.

– Так, может, они лежат там под завалами и умирают? Стоит ли тратить на них время и силы?

– Они опасны, Брут, – в голосе Энобарии слышалась тревога. – Гораздо опаснее Финника, Джоанны и всех остальных вместе взятых. Они умеют что-то, чего не могут другие.

– Если это не твои фантазии, – проворчал Брут.

– Ты сам подтвердил, что видел у Рога Изобилия, как стрела просто отлетела от девчонки, как резиновый мячик от стенки! – Энобария начала раздражаться. – Может, и тебе тоже показалось?

– Может быть, – неуверенно произнес Брут. – Но как ты предлагаешь искать их здесь среди этого?..

– Ждать, – коротко отозвалась Энобария. – Я уверена, что они живы и здоровы, просто где-то затаились. Их тактика – не нападать, а выждать, пока большая часть трибутов не сдохнет. Но рано или поздно им захочется пить, и они вылезут из своего убежища.

– А это может случиться и через сутки, и через двое. И что, ты предлагаешь всё это время торчать на склоне? Не разумнее ли все-таки сначала убрать всех тех, которые расположились у озера? Отравить реку проще простого, а нам не нужно больше будет опасаться трезубца в спину.

– И оставить самих себя без источника воды? Очень умно, Брут, просто гениально!

– Нет, это ты дура! Весь яд стечет в озеро, а река-то выше по течению останется чистой!

– И ты, конечно, знаешь, как происходит круговорот воды на этой арене? Это не природная река и ледник, с которого она течёт, тоже ненастоящий, Брут! Это площадка, сделанная руками распорядителей!

– Питьевой водой можно запастись, – продолжал упорствовать Брут. – К тому же есть еще спонсоры.

– Ну, хорошо, и что, ты предлагаешь сейчас опять спуститься вниз, чтобы вылить яд в реку? А потом снова подниматься сюда и сидеть тут до скончания века?

– Я могу всё сделать один, а ты тут покараулишь.

– Одна против четверых! Чудесно, Брут, ты идеальный союзник!

– Они всё равно не знают, что ты здесь! Если вылезут раньше времени – спрячешься за любым камнем. Тем более, пока еще темно! Я хочу успеть до рассвета, чтобы на завтрак Финник со своими друзьями уже выпили мёртвой водички. Эх, жаль, что эта идея пришла мне в голову только когда мы начали подниматься! А то не пришлось бы дважды бегать.

– Ну хорошо, – сдалась Энобария. – Только быстро!

– Одна нога здесь, другая – там, – пообещал Брут.

До Гарри, Рона, Гермионы и Джинни вновь донёсся шорох камней – Брут быстро убегал вниз по склону. До этого они все, затаив дыхание, слушали разговор трибутов из Второго дистрикта.

– У них есть такой же яд, как у нас, – едва слышно прошептала Гермиона. – И Брут собирается вылить его в реку. Одного такого пузырька достаточно, чтобы вода в озере стала смертельно ядовитой.

– Нам надо хотя бы попытаться его остановить, – так же тихо произнес в ответ Рон.

– Вот только самим бы отсюда выбраться, – Джинни бросила выразительный взгляд на по-прежнему загораживавшую выход скальную глыбу.

– Там Финник, Джоанна, Мэгз, да еще и Бити с Вайресс! – почти в голос воскликнул Гарри, словно не услышав Джинни. Гермиона шикнула на него, чтобы он говорил потише, но он проигнорировал и её. – Не скажу, чтобы Финник был мне так уж симпатичен, но всё равно из всех трибутов я бы меньше всего желал смерти тем, кто сейчас находится у озера! Честно говоря, я не вижу другого выхода, – с этими словами Гарри решительно выпрямился во весь рост и направил руку с волшебной палочкой на обломок скалы.

– Гарри, стой, что ты делаешь? – попыталась остановить его Джинни. В следующий момент от произнесенного невербально Бомбардо Максима скала разлетелась на тысячи мелких камней, подняв в воздух огромное облако пыли, за которым с минуту не было видно ничего. Как только оно рассеялось, четверо друзей выбежали из пещеры, немного ошалело оглядываясь по сторонам после суток заточения. Через минуту они заметили лежавшую на камнях Энобарию – она дышала, но была без сознания.

– Мы ей ничем не поможем, – довольно жестко произнес Гарри. – А вот остальным – вполне вероятно, если поторопимся, – с этими словами он припустил было вниз, но вдруг резко остановился. – Только теперь тихо, чтобы этот отравитель не услышал наши шаги раньше времени, – и снова все поняли его без слов, мысленно произнеся про себя заглушающее заклинание. Никто и не подумал ничего возразить, все просто последовали за Гарри.

По мере того, как Гарри, Рон, Гермиона и Джинни приближались к реке, небо начинало светлеть. Друзья напряженно вглядывались в даль, пытаясь разглядеть хоть что-то у реки. Теперь они сбавили темп, чтобы ненароком не натолкнуться на Брута в полумраке.

– Вон он! – прошептала Гермиона, разглядев наконец на берегу человеческую фигуру.

– Далеко! – процедил сквозь зубы Рон. – Не видно совсем, что он там делает. Ладно, давайте поближе, в случае чего – сразу в бой! Этот парень шутить не станет. Мы с Гарри вперед, Джинни и Гермиона, держитесь сзади!

Друзья подобрались к Бруту почти вплотную, когда смогли наконец разглядеть, чем он так долго занимается на берегу. Он возился с пробкой пузырька, пытаясь открыть ее, но у него это никак не получалось.

– Вот дурак, он пытается ее вытащить, – тихонько фыркнула Джинни. – А нужно просто один раз сильно надавить ладонью, и она сама выскочит.

– Ну, нам это скорее на руку, – ответил Гарри. – Иначе мы бы не успели.

В тот момент Брут словно что-то почувствовал. Он встал с корточек и резко повернул голову в ту сторону, где за камнем прятались четверо друзей. Камень, к сожалению, был не очень большим, и, если бы не предрассветный полумрак, их бы, конечно же, заметили. Брут тем временем сделал неуверенный шаг в их сторону. И как раз в то мгновение солнце выглянуло из-за дальнего хребта, осветив долину и камень, за которым прятались друзья, попутно ослепляя их. Трибут из Второго дистрикта уже успел сообразить, что он на берегу не один, но Гарри был быстрее.

– Остолбеней! – выкрикнул он, подняв правую руку. Он даже не услышал собственного голоса и не смог сразу сознать, что произнес заклятие вслух. Да и никто не успел, потому что дальше события начали развиваться с поистине бешеной скоростью. Брут, сраженный сногсшибателем, нелепо взмахнув руками, тяжело повалился на землю. Пальцы его при этом разжались, и пузырёк с зельем, описав в воздухе дугу, полетел в реку и, ударившись о большой острый камень, разбился вдребезги. Следующие несколько секунд Гарри, Рон, Гермиона и Джинни заворожено наблюдали за тем, как вода лениво слизывает с камня остатки яда и уносит их с собой вниз, к озеру. Брут по-прежнему лежал неподвижно.

– Бежим! – раздался вдруг резкий полухрип-полуписк Джинни. Она сама не узнала своего голоса, ей казалось, что эти слова произнес кто-то совсем посторонний, хотя никого, кроме четверых волшебников, на берегу в тот час не было.

– Надо к озеру, – таким же охрипшим тоном произнес Рон. – Может, еще успеем предупредить их, чтобы не пили воду.

Четверо друзей разом сорвались с места и бросились вниз по берегу в сторону озера, не разбирая дороги. Они бежали так быстро, как могли. Но всё равно в какой-то момент Гермиона, словно повинуясь наитию, на секунду вскинула голову вверх, и то, что она там увидела, заставило ее остановиться. Прямо над ними, постепенно снижаясь, парил планолёт.

– Что это? – удивленно воскликнул Гарри, тоже остановившись. – Ведь трое суток еще не прошло!..

Теперь уже все, задрав головы, смотрели на зависший над ними планолёт. В его днище уже открылся люк, и из него появились не одни, как это обычно бывало, а сразу четверо железных щупалец, устремившихся к Гарри, Рону, Гермионе и Джинни. Те по-прежнему стояли на месте, не в силах пошевелиться. Щупальца синхронно подхватили их всех и потащили вверх, к открытому люку. Последним, что увидели четверо друзей, прежде, чем провалиться в забытье, был герб Капитолия, сиявший в лучах солнца на борту планолёта.

***

– Все сюда, живо! – Плутарх Хевенсби буквально влетел в менторскую, на ходу срывая с запястья часы и бросая их в центр стола. Хеймитч тут же оказался рядом, в то время, как Пит и Китнисс все еще оставались сидеть на диване, растерянно щелкая пультами в попытках оживить погасшие несколько секунд назад экраны. – Вам что, особое приглашение нужно? – рявкнул на них Плутарх.

– Что случилось? – спросил Пит, вставая. – Экраны вдруг погасли… – ответом ему был голос Кариолана Сноу, раздавшийся из висевших под потолком колонок.

«Всем оставаться на своих местах, – бесстрастно говорил президент. – Это приказ. Все выходы из здания блокированы, вы не сможете покинуть Тренировочный Центр до моего особого распоряжения».

– Что это значит, Плутарх? – вскрикнула Китнисс.

– Это значит, что дело приняло неожиданный оборот, – ответил Хевенсби, изо всех сил пытаясь изобразить спокойствие. – Да подойдите же вы уже к столу! – на сей раз Пит и Китнисс повиновались. – На счёт «три» все одновременно касаемся браслета! Раз…

– Подожди! – остановила его Китнисс. – А как же Гарри, Рон, Гермиона и Джинни? Мы не можем бросить их здесь!

– Здесь мы не сможем помочь им ничем! – резко ответил Хевенсби. – А вот снаружи – вполне вероятно! Но для этого нужно самим остаться в живых.

– Китнисс права, – поддержал подругу Пит. – Это мы втравили их во всю эту историю! Мы не можем просто взять и бросить их здесь на растерзание президенту Сноу! Вы бегите, если хотите, а мы остаёмся.

– Вы не даёте мне выбора, – вкрадчиво произнёс Плутарх, доставая волшебную палочку. – Империо!


Глава 21. В гостях у президента

Гермиона проснулась внезапно, так, как обычно пробуждаются утром после здорового крепкого сна. Голова была совершенно ясной, и тело чувствовало себя прекрасно отдохнувшим. На секунду ей даже подумалось, что планолёт с гербом Капитолия и тянувшиеся к ней из него железные щупальца ей привиделись. На самом деле она потеряла сознание еще на арене, на берегу реки, и только теперь проснулась. Но нет, лежала она вовсе не на острых камнях, а на мягком матрасе. И ставшая уже привычной ломота во всех частях тела куда-то исчезла. Значит, с арены их все-таки вытащили. Чей же это был планолёт? Плутарха? Но почему так рано? Ведь президент Сноу должен был появиться в Тренировочном Центре лишь через трое суток. И почему их всех «отключили»? Гермиона не помнила ничего с того самого момента, как щупальца втащили ее внутрь планолёта, но была абсолютно уверена, что сознание она потеряла не сама. Да еще этот капитолийский герб на борту! Несмотря на то, что большинство имевшихся в Панеме «легальных» планолётов были приписаны к Капитолию, столичную эмблему имели не многие. В основном, это были те, которые принадлежали самому Сноу и военные, которые использовали миротворцы. Все остальные носили знак Третьего дистрикта, который производил в числе прочего и летательные аппараты. Иметь на борту личного планолёта герб Капитолия считалось очень почётным, и это нужно было заслужить. У Плутарха, к примеру, его еще не было. Для того, чтобы получить капитолийскую эмблему, ему нужно было оставаться в должности главного распорядителя, как минимум, два года. Значит, Сноу… Получается, заклятие изменения памяти все-таки прекратило своё действие раньше времени. Интересно, что послужило поводом? Известно, что плохо наложенные чары со временем ослабевают, человек может сам с ними бороться, но для того, чтобы они окончательно сошли на «нет», нужен какой-то толчок, резкая встряска, что-то очень неожиданное. Что же это могло быть? Взорванный обломок скалы возле пещеры? Или… Ах, Салазар побери! Да ведь Гарри же произнёс вслух заклинание Сногсшибателя там, на берегу реки! Ну конечно, после этого почти сразу и появился капитолийский планолёт! До этого Сноу, может, и коробили их странные пассы руками на арене, но этого было недостаточно для того, чтобы сбросить с себя чары изменения памяти. А вот произнесённое вслух заклинание оказалось в самый раз. Интересно, какой была реакция остальных, неосведомлённых распорядителей? Сознательная магия на арене – это ведь нечто совершенно неслыханное для Панема!

С этими мыслями Гермиона заставила себя сесть на кровати и оглядеться. До той поры она так и лежала с закрытыми глазами, перебирая в голове догадки и элементарно боясь искать им подтверждение. Помещение, которое она увидела, было небольшим, но довольно уютным и светлым. Оно чем-то напоминало их палатку в лесу, хотя, пожалуй, даже было обставлено чуть лучше: две двухэтажные кровати по стенам, пушистый ковер на полу, большое окно с занавесками и стол, на котором стояли огромное блюдо с фруктами и глиняный кувшин.

Гарри и Джинни всё еще спали, а Рон стоял у окна, грыз яблоко и задумчиво смотрел через стекло, чуть отодвинув занавеску.

– Довольно уютная комнатка, – пробормотала Гермиона себе под нос, ни к кому персонально не обращаясь, но Рон ее услышал.

– Это тюрьма, Гермиона, – произнёс он, отворачиваясь от окна и демонстративно отдёргивая занавеску. Только тогда Гермиона заметила, что окно забрано прочной чугунной решёткой. – На Азкабан не похожа, правда? Но тем не менее это тюрьма.

После этих слов Гермиона осторожно ощупала свой правый рукав, впрочем, уже догадываясь, что то, чего она ищет, там нет. Потому что ветровки на ней больше не было, а значит, не было и волшебной палочки. Гермиона осталась во всей той одежде, в которой вышла на арену, за исключением куртки. Только тогда до неё в полной мере дошел смысл сказанных Роном слов.

– Палочки у нас отобрали, – кивнул Рон, проследив за ее движениями. – Это я первым делом проверил, как только очнулся. Похоже, Сноу все-таки удалось избавиться от чар.

– Это я во всем виноват, – послышался стон с соседней верхней койки. Гарри тоже проснулся, услышав их голоса. – Если бы я не выкрикнул тогда вслух заклинание…

– То получил бы в голову нож от Брута, – закончила за него Джинни, которая теперь тоже не спала.

– Нужно было всего-навсего произнести его невербально, – поморщился Гарри. – И мы бы спокойно продержались на арене до вечера.

– Да ладно, чего уж теперь, – махнул рукой Рон. – Теперь надо думать, что делать дальше. Я проверил – решетка крепкая, а дверь заперта тремя заклинаниями. Да и сама комнатка под защитным куполом. Нас решили «обезопасить» по полной, просто так отсюда не выбраться.

– Тогда выход только один – ждать, – мрачно констатировала Гермиона. – Если нас не прикончили по пути сюда, значит, мы зачем-то нужны Сноу.

– Интересно, что с остальными? – задумчиво произнесла Джинни. – Я имею ввиду, с Плутархом, Китнисс, Питом и Хеймитчем? Надеюсь, им удалось унести ноги с помощью пор… – тут Джинни вдруг резко замолчала, сообразив, что камера, вероятно, прослушивается. О том, что у Хевенсби имелся многократный двусторонний портал, миротворцам лучше было не знать.

В следующий момент снаружи послышались шаги, и массивная железная дверь с лязгом распахнулась. На пороге стояли двое миротворцев, и еще двое виднелись за их спинами.

– Выходите по одному и следуйте впереди нас, – произнёс левый. – Предупреждаю: нам приказано застрелить любого из вас на месте при попытке оказать сопротивление или сбежать. Так что лучше ведите себя смирно.

«Врёт, – понял Гарри, глядя в глаза миротворцу. – Никто им такого распоряжения не давал. Наоборот, им велели беречь нас как зеницу ока».

Тем не менее он повиновался. Едва он вышел из камеры, как за его спиной тут же оказался другой миротворец.

– Следуйте вперёд по коридору, – бесстрастно скомандовал конвоир. – И поворачивайте, куда я скажу.

Четверо друзей шли друг за другом по лабиринту коридоров, который казался бесконечным. Гермиона даже пробовала считать повороты, лестницы, двери, запоминать узоры на расстеленных по полу ковровых дорожках. Делала она это вовсе не для того, чтобы запомнить дорогу, а просто желая отвлечься от тяжелых мыслей о предстоявшем разговоре, который грозил стать роковым. Обратно в камеру-то уж их всегда проводят, если решат еще продлить им жизнь.

Долгий путь под конвоем закончился наверху очередной лестницы с постеленной на ней тёмно-зелёной ковровой дорожкой, перед большой дубовой дверью с массивной бронзовой ручкой. Один из миротворцев трижды коротко постучал. Услышав изнутри разрешение войти, он потянул ручку на себя и, распахнув створку, посторонился, приглашая четверых друзей пройти первыми.

Глазам Гарри, Рона, Гермионы и Джинни открылся огромный кабинет, который, впрочем, назвать таковым можно было только из-за убранства. По размерам он больше напоминал обеденный зал. Слева по стенам стояли массивные шкафы, с правой стороны нашлось место длинному дивану, на полу по обыкновению был постелен ковёр такого же зелёного цвета, как на лестнице перед входом, на потолке висела массивная люстра с огромным количеством позолоты. Как и везде в Капитолии, здесь явно любили роскошь, хотя и предпочитали более темные тона, чем публика, собравшаяся накануне Квартальной Бойни в Тренировочном Центре. Посередине комнаты возвышался огромный письменный стол, за которым в не менее огромном кресле восседал президент Сноу. «Интересно, он хоть ногами до пола на своём троне достает?» – промелькнула непрошеная мысль в голове у Гарри. По другую сторону стола стояли в ряд четыре стула, предназначенные для новоявленных гостей.

Окинув внимательным взглядом Гарри, Рона, Гермиону и Джинни, президент Сноу махнул рукой миротворцам, которые так и стояли по стойке смирно за спинами четверых друзей. Те развернулись и, один за другим, покинули кабинет.

– Присаживайтесь, – велел президент Сноу. Его голос звучал абсолютно спокойно, даже как-то официально, как будто он позвал четверых друзей на дежурное совещание, а не на допрос с пристрастием. Только взгляд его был таким пронзительным и холодным, что гости внутренне содрогнулись. – Я думаю, нам следует обойтись без ненужных церемоний и сразу начать серьезный разговор. Конечно, если вы окажетесь разумными и не станете упорствовать, утверждая, что не понимаете, как и почему оказались здесь, – теперь Сноу задержал взгляд на каждом из друзей на несколько секунд, так, чтобы все они смогли прочувствовать серьезность намерений президента. – К счастью, мне не придётся тратить время и Сыворотку Правды на то, чтобы расспросить вас о том, кто вы такие, как у вас оказались волшебные палочки, и главное, что вы делали с ними на Голодных Играх. К великому счастью, мисс Грейнджер, – услышав свою фамилию, Гермиона очень сильно вздрогнула. За время, проведённое в Двенадцатом дистрикте и Капитолии, она совершенно отвыкла от неё, – избавила меня от этой необходимости, – с этими словами президент Сноу вынул из ящика стола среднего размера тетрадь в темно-синем кожаном переплёте. Гермиона закусила губу, с трудом удерживаясь от стона. Это был её дневник, который на начала вести еще в то время, когда они скитались лесу. Она записывала туда все события, случавшиеся с друзьями с того момента, как Волдеморт произнёс своё заклинание во дворе Хогвартса. А позже, переселившись в дистрикт, Гермиона начала записывать туда и то, что она про себя называла «новейшей историей прошлой эры», то есть всё, что происходило в волшебном мире во время ее учебы в Хогвартсе и так и не успело попасть ни в один учебник по Истории Магии. Этот дневник представлял для Гермионы очень большую ценность, и она не захотела расставаться с ним даже перед отъездом в Капитолий. Накануне Жатвы она уменьшила тетрадь до размеров спичечного коробка и надёжно заколдовала её несколькими антиобнаруживающими заклинаниями. Чары сработали на ура – ни один детектор не смог распознать посторонний предмет ни в Тренировочном Центре, ни при выходе на арену. Но Сноу, конечно, обыскивал их тщательнее, чем детекторы, и ему удалось обнаружить тетрадь и снять с записей чары невидимости. Значит, врать действительно не имеет смысла. Если Сноу прочитал записи, то он осведомлён обо всём в подробностях: и про перемещение во времени, и про план Плутарха Хевенсби, и про то, что к нему, Сноу, применяли заклятие изменения памяти. Интересно, кто-нибудь из посвященных в план Хевенсби, кроме них четверых, еще жив?

– Значит, вы уже всё знаете, – Гермиона кое-как заставила себя успокоиться и сделать хотя бы так, чтобы её голос не дрожал.

– Совершенно верно, – кивнул Сноу. – Честно признаться, ваши записи не оставили меня равнодушным. Я вынужден был держать вас в бессознательном состоянии, прежде, чем смог понять, что же на самом деле произошло. Все-таки в перемещение во времени на почти два века вперёд трудно поверить даже опытному магу. Но тем не менее спасибо Вам, мисс, за то, что избавили меня от ненужных вопросов. Теперь пришла ваша очередь задавать свои. Пожалуй, чтобы не делать нашу беседу слишком уж долгой и утомительной, я дам вам право на три вопроса. Начинайте!

На пару минут в кабинете воцарилось молчание. Президент Сноу терпеливо ждал, глядя куда-то в сторону.

– Что со всеми остальными? – спросил наконец Гарри. – Я имею ввиду Плутарха, Хеймитча, Китнисс и Пита?

– Они живы и, думаю, здоровы, – президент Сноу явно ожидал этого вопроса и ответил на него абсолютно спокойно. – Им удалось сбежать из Тренировочного Центра в то время, как я был занят вытаскиванием вас с арены. Я так понимаю, у них был заранее созданный портал? Об этом в Вашем дневнике ничего не сказано, но иного способа выбраться из блокированного Тренировочного Центра я не знаю.

Гермиона молча кивнула в ответ.

– А что с остальными трибутами? – задал следующий вопрос Гарри. – С теми, кто остался на арене после того, как нас забрал планолёт?

– Из них, к сожалению, выжили не все, – всё так же спокойно отвечал Сноу. – Энобария и Брут оказали слишком рьяное сопротивление миротворцам, и были убиты. Но вас ведь, судя по всему, больше интересуют те, кого вы отчаянно пытались спасти, забыв обо всех предосторожностях? Финник, Джоанна, Мэгз, Бити и Вайресс живы. Они временно помещены в темницы.

Четверо друзей смотрели на президента и поражались его холодному спокойствию. Он разговаривал так, как будто давал деловое интервью.

– У вас есть еще один вопрос, – напомнил Сноу, когда молчание немного затянулось.

– Что вы намерены с нами делать с нами? – Гермиона спросила то, чего от них явно ждали.

– Вот мы и перешли к сути нашей беседы, – удовлетворённо кивнул Сноу. – С этими словами он поднялся со стула и, подойдя к окну, несколько минут постоял возле него, глядя наружу. В какой-то момент даже могло показаться, что он забыл о присутствии в его кабинете четверых друзей, которые с нетерпением ожидали продолжения разговора. Но вот наконец, видимо, сочтя театральную паузу достаточной, президент вновь повернулся к ним лицом, оставшись стоять у подоконника. Тень от занавески падала на его лицо так, что видеть глаза президента стало невозможно. – Вы знаете, а я ведь пережил немало неприятных минут, прежде, чем обнаружил ваш дневник! Ну о чем я мог подумать, увидев, как трибут пользуется магией? Только о том, что на арене каким-то образом оказался капитолиец, выпивший Оборотного Зелья! Я уж, было, даже чуть не разочаровался в способностях Хевенсби – ну как он мог додуматься до такого примитивного плана? Я всегда очень тщательно подхожу к выбору своих потенциальных преемников, и никогда не допущу, чтобы среди них оказался дурак. Вы же знаете, что главный распорядитель является еще и преемником президента в случае, если тот умирает, становится недееспособным или по доброй воле отрекается от престола? Но прочтя записи мисс Грейнджер, я понял, что ничуть не ошибся в Хевенсби. Он очень умён и хитёр. Подумать только – ведь его план действительно мог сработать! Если бы не одна маленькая ошибка, Хевенсби бы сейчас сидел в этом кресле и правил Панемом, – Сноу, казалось, выглядел чуть ли не искренне раздосадованным тем, что план Плутарха провалился. – Но именно такие маленькие ошибки и рушат грандиозные замыслы, верно? Ну что ж, у Плутарха не получилось, значит, его черёд ещё не настал. Тем не менее я несказанно благодарен ему за то, что он фактически подарил мне вас! За это я, скорее всего, сохраню ему жизнь. Вы – настоящая находка для меня, просто дар! В Панеме, знаете ли, дефицит умных и сильных магов.

– Учитывая то, с каким энтузиазмом вы урезаете образование, это неудивительно! – не удержался от едкого замечания Гарри.

– Вы правы, – Сноу, казалось, не обратил на сарказм никакого внимания. – Вероятно, я несколько перегнул палку, запретив держать дома книги и оставив всего два класса вместо трёх. Сейчас я хотел бы несколько исправить ситуацию. И думаю, вы мне в этом поможете.

– Вы думаете, что мы будем служить Капитолию? – поинтересовался Рон.

– А почему нет? Какая вам разница, кому служить? Вы чужие здесь, в этом мире. У вас нет ни друзей, ни родных, ни близких. Вы никому не нужны, кроме друг друга, ни в Капитолии, ни, тем более, в дистриктах.

«А вот здесь ты очень сильно ошибаешься», – возразили про себя Рон и Гермиона. Первый при этом подумал о Мадж и семье Брэдфилдов, а вторая – о Гейле. Это было как раз то, о чем Сноу не знал, потому что в дневнике об этом написано не было.

– Ведь Хевенсби, насколько я понял, пообещал вам разрешить восстановление магической школы, в случае, если его план увенчается успехом, – продолжал тем временем президент. – Я хочу предложить вам тоже самое. Только вам не придётся строить школу с нуля – вместо этого вы возглавите капитолийскую. За последние несколько месяцев я немного пересмотрел свои взгляды на образование. Я решил, что не стоит лишать его талантливых магов. Теперь я думаю, что будет лучше, если они смогут продолжить образование дальше. Конечно, такого будут достойны лишь те, кто покажут достаточный потенциал. Остальным хватит и двух классов. И еще: я решил больше не пренебрегать волшебниками из дистриктов. Все родившиеся в дистриктах маги будут в возрасте одиннадцати лет отправляться в Капитолий, чтобы получить образование. Те, кто зарекомендует себя хорошо в первый год, смогут остаться и продолжить обучение наравне с капитолийцами.

– А что будет с остальными, теми, кто не сможет себя зарекомендовать? – поинтересовалась Гермиона.

– Они будут отосланы обратно в дистрикты и впоследствии примут участие в Жатве, – спокойно ответил президент.

– В таком случае, мы говорим «нет», – резко произнёс Рон. – Вы можете казнить нас сразу или держать в темницах до конца жизни, но мы ни за что не согласимся на такое.

– Я ожидал этого, – спокойно ответил Сноу. – Вероятно, Хевенсби сказал вам, что он намерен отменить Голодные Игры в случае успеха. Вот только подумайте, исполнил бы он своё обещание?

– А вы такого даже не пообещали, – парировала Гермиона. – Вы прямо говорите, что намерены продолжать убивать ни в чем неповинных детей.

– То есть вы сразу согласились сотрудничать с Хевенсби, но не соглашаетесь иметь дело со мной только потому, что я говорю вам всё честно? Плутарх очень хитёр и замечательно умеет играть на чувствах людей. По сути нет никакой разницы в том, кто будет президентом Панема. Хорошие люди не правят государствами, и вам это известно не хуже меня, мисс Грейнджер! Помните, как в ваши времена некий великий маг по имени Альбус Дамблдор отказался от предложенной ему должности Министра Магии? Вы думаете, он сделал это потому, что ему было не на кого оставить Хогвартс? Да бросьте! Когда ему понадобилось отойти в мир иной, он тут же нашел себе достойного преемника. Просто он знал, что должность министра не для него. Он был слишком чист для неё.

На несколько минут в кабинете воцарилась тишина. Президент Сноу терпеливо ждал, пока волшебники переварят информацию. А друзья, в свою очередь, предавались мрачным мыслям о том, что президент, вероятно, прав насчет всего того, что касалось Хевенсби.

– Я не настаиваю на том, чтобы вы сказали мне «да» прямо сейчас, – вновь подал голос президент Сноу. – Я дам вам на размышление столько времени, сколько вам будет нужно для того, чтобы принять правильное решение.

– И всё это время вы намерены держать нас в тюрьме? – поинтересовался Гарри.

– О, мне казалось, что моя тюрьма намного лучше того подвала, в котором вам приходилось жить в Двенадцатом дистрикте! Знаете, я придерживаюсь правила, о котором писал один мудрый человек из прошлой эры: «строй темницу так, чтобы тебе самому захотелось провести в ней ночку-другую».* Но если вы считаете, что вам будет легче принять правильное решение вне вашей камеры, то я не буду настаивать. Вы можете ходить по моему дворцу – а вы, я смею, надеяться, по пути сюда убедились, что он огромен – всюду, где вам вздумается. Выйти наружу без волшебных палочек вы всё равно не сумеете: все выходы защищены очень мощными чарами.

Несколько минут спустя Гарри, Рон, Гермиона и Джинни покинули кабинет президента Сноу. Они ожидали, что за дверью их встретит полк миротворцев, но там не было ни души. Они спустились по лестнице и осторожно прошли вдаль по коридору, и никто не преградил им дорогу и не велел следовать за ним. Сноу сдержал свое слово – они действительно могли свободно перемещаться по его резиденции. Тогда друзья решили, что самое лучшее, что они пока могут сделать – это как следует изучить замок.

– Ребята, простите меня, пожалуйста, – тихо произнесла Гермиона, когда они все удалились от кабинета Сноу на почтительное расстояние. – Глупо было брать с собой на арену этот дневник.

– Да ты что, Гермиона! – воскликнул Гарри, мягко кладя руку ей на плечо. – Если бы не этот дневник, Сноу сейчас бы учинил нам допрос под Сывороткой Правды и всё равно бы всё выведал! А еще он мог бы нам не поверить, решив, что мы еще раньше приняли антидот от Сыворотки, и начал бы нас пытать! Так что очень даже хорошо, что так получилось с дневником!



* цитата из книги Т. Пратчетта «Стража! Стража!»


Глава 22. Лютик

Минут двадцать Пит лежал неподвижно и слушал равномерное дыхание Китнисс. Убедившись в том, что она заснула, он очень медленно и бережно высвободил её из своих объятий и сел на край кровати. После этого он на некоторое время замер, напряжённо вслушиваясь в тишину. Вроде всё было в порядке – ему удалось не разбудить Китнисс. Тогда Пит, не произведя ни единого шороха, надел тапочки и вышел из комнаты в тускло освещённый коридор. Пройдя по нему до конца, он без стука открыл последнюю дверь по левой стороне и вошел внутрь. Перед ним была точно такая же комната, какую он только что покинул, за исключением того, что она не была погружена во тьму. Это была комната Хеймитча, и в тот поздний час он не спал, а сидел за столом, с мрачным видом глядя в одну точку.

– Как она? – глухо спросил Хеймитч, не поднимая глаз на Пита. – Заснула?

– Если бы не заснула, я бы не пришел, – пожал плечами Пит. – А тебе, я смотрю, как раз не спится?

Хеймитч ничего не ответил.

С тех пор, как Сноу забрал с арены Гарри, Рона, Гермиону и Джинни, прошло чуть больше недели. Хеймитчу и Плутарху удалось вовремя сбежать из Капитолия в Двенадцатый дистрикт через портал, прихватив с собой Пита и Китнисс, которые находились под действием заклятия Империус. Было понятно, что Двенадцатый – это убежище на несколько часов, вскоре туда прибудут люди Сноу, и не поздоровится никому. Но у Хевенсби был заранее припасён план возможного отступления.

Из Двенадцатого дистрикта был выход, о котором не знал никто, кроме Хеймитча и самого Плутарха Хевенсби. Находился он ни много ни мало в той самой каморке Сальной Сэй, где несколько месяцев назад Хеймитч поведал Плутарху о появлении в лесу четверых волшебников. У этой каморки была еще одна дверь, через которую по длинному поземному туннелю можно было попасть в необитаемую часть катакомб Тринадцатого дистрикта. Да, у жителей Тринадцатого был очень большой подземный город, и часть его всегда пустовала.

Несмотря на то, что Котёл был полностью уничтожен пожаром, и на месте лавки Сальной Сэй осталась лишь кучка горелых обломков, люк в подвал так никто и не обнаружил. Путь в убежище был открыт.

Уговорить жителей Двенадцатого дистрикта спуститься под землю оказалось не так уж сложно, как представлялось Плутарху в начале. Семьи Пита, Китнисс и Гейла так и вовсе последовали за ним без лишних вопросов. За прошедший год они успели привыкнуть к тому, что вокруг них постоянно происходит что-то непредвиденное и страшное и потому почли за лучшее не сопротивляться. Брэдфилды и Андерси – а Хевенсби понимал, что если он не хочет потерять доверие Рона и Гермионы, то их ему нужно спасти во что бы то ни стало – к счастью, тоже довольно легко поддались на уговоры. В катакомбах оказалось достаточно места, чтобы при желании спрятать там весь Двенадцатый дистрикт.

О том, что именно произошло в Капитолии, никто еще ничего не знал, но все поняли, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Никогда еще на глазах жителей дистриктов не прерывалась трансляция Голодных Игр. После того, как внезапно погасли экраны всех телевизоров, Двенадцатый замер в немом ожидании. Никто не выходил на улицы и не пытался что-то узнать. Даже миротворцы не могли понять, что им делать. Это дало Хеймитчу и Плутарху возможность успеть увести большую часть жителей Двенадцатого дистрикта до того, как его сравняли с землёй. По большей части из-за того, что никто ничего не понимал, люди безропотно следовали за Главным Распорядителем в подвал и уходили по туннелю. Растерянность миротворцев была в этом случае очень кстати – они даже не пытались выяснить, почему в тот день такое количество людей направляется к пепелищу Котла.

Когда над дистриктом появились планолёты, все, кто хотел спастись, были уже в туннеле, а некоторые даже успели добраться до Тринадцатого. Снизу слышались приглушенные звуки бомбёжки, но подвалы находились слишком глубоко для того, чтобы снаряды могли им как-то повредить.

От «коренных» жителей Тринадцатого прибытие внезапных гостей удалось скрыть, чему Хевенсби был несказанно рад. Пересекаться с Койн, которая, как и он, давно метила на место Сноу, ему совершенно не хотелось. На нежилую часть катакомб, в которой расположились беженцы из Двенадцатого дистрикта, Плутарх наложил несложные защитные и отпугивающие чары, которые позволили им существовать там совершенно свободно. Запас питьевой воды и продовольствия в убежище был достаточным для того, чтобы прожить там, как минимум, месяца три, не поднимаясь на поверхность. Таким образом, у Плутарха появилось время на то, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию и решить, как быть дальше.

Китнисс и Пит, придя в себя после заклятия Империус, первым делом поинтересовались у Плутарха о судьбе Гарри, Рона, Гермионы и Джинни. Поняв, что Хевенсби на самом деле ничего не известно, кроме того, что четверо друзей попали в плен к Сноу, Китнисс пришла в ярость. Питу вместе с Хеймитчем тогда кое-как удалось оттащить ее от Хевенсби, которому она была готова в буквальном смысле выцарапать глаза. После того случая с Китнисс начали регулярно случаться истерические припадки, и только Питу удавалось её более-менее успокоить. Китнисс вообще больше не могла никого видеть, кроме Пита, матери и Прим. Ей стало казаться, что ее повсюду подстерегают враги и предатели. Наверное, частично виной такого ее состояния было заклятие Империус, которое хоть и прекратило своё действие, но оставило на её психике неизгладимый след.

Телевещание, прервавшееся в момент, когда Гарри выкрикнул на арене заклинание Сногсшибателя, ожило вновь лишь через сутки. Сноу выступил с сообщением о том, что трибутами были нарушены правила Голодных Игр – якобы они попытались уничтожить защитный купол. Вследствие этого все оставшиеся в живых были, для их же безопасности, эвакуированы с арены и временно помещены в тюрьму. Что будет предпринято в отношении нарушителей, власти решат позднее. Дальше показали кадры расправы миротворцев над Брутом и Энобарией, которые вроде бы действительно пытались оказать какое-то сопротивление. За ними крупным планом были продемонстрированы моменты подъема в планолёт каждого из оставшихся в живых трибутов. Со стороны Сноу это смотрелось как проявление гуманности по отношению к тем, кто переживал за трибутов – мол, смотрите, я не пытаюсь держать вас в неведении! Когда на экране промелькнули силуэты Гарри, Рона, Гермионы и Джинни, синхронно исчезающие в недрах планолёта, Китнисс, успевшая было немного успокоиться после первого припадка, в очередной раз набросилась с кулаками на Плутарха. Питу и Хеймитчу вновь с трудом удалось их расцепить, после чего Пит увёл её в комнату, и пару дней они оба оттуда не показывались. Под занавес программы новостей Сноу сообщил о том, что в результате подавления стихийно вспыхнувшего восстания, Двенадцатый дистрикт был уничтожен. Этого, к счастью, Китнисс уже не видела.

Гейл вёл себя чуть менее эмоционально, хотя при появлении на экране Гермионы, было заметно, что желания расправиться с Плутархом у него ничуть не меньше, чем у Китнисс. Он сдерживал себя лишь потому, что понимал, что единственным, кто может что-то сделать в сложившейся ситуации был Плутарх Хевенсби.

Несколько дней прошло в немом ожидании. Беженцы из Двенадцатого обустраивались в катакомбах, постепенно приходя в себя от осознания того, что их родного дистрикта больше нет. Пит всё время проводил с Китнисс, боясь оставить её даже на час. Только рядом с ним она чувствовала себя спокойно, и только он помогал ей в те дни не сойти с ума. Хеймитч и Плутарх периодически запирались в комнате и подолгу что-то обсуждали. Гейл раз попытался узнать хоть что-то об их дальнейших планах, но потерпел неудачу – Хевенсби не желал общаться ни с кем. Сноу по телевизору больше не выступал – теперь в новостях крутили лишь кадры то и дело вспыхивавших в дистриктах восстаний и их непременных подавлений героическими миротворцами. Гейл во время просмотра очередного эфира в какой-то момент понял, что видеоряды повторяются – записи мятежей были старыми. Таким образом, о том, что на самом деле происходит в Панеме, толком не знал никто.

Пит, как и Гейл, несколько раз порывался пойти поговорить с Хеймитчем и попытаться выяснить у него, что же все-таки происходит. Но брать с собой Китнисс он не решался, опасаясь очередного приступа, а оставлять её одну боялся. Несколько дней подряд он вставал среди ночи и уходил из комнаты ненадолго, проверяя, проснётся Китнисс, почувствовав его отсутствие, или нет. Китнисс продолжала спать, и на девятую ночь Пит наконец решился. Он не мог больше жить в неведении, подкармливаясь изредка телевизионными «новостями».

– Я надеюсь, ты скажешь мне что-нибудь, – произнёс Пит, когда молчание Хеймитча слишком уж затянулось. – Мы уже столько дней торчим здесь, под землёй, в ожидании хоть каких-то новостей, а вы с Плутархом и не думаете нас ими побаловать!

– Каких новостей ты хочешь? – всё тем же угрюмым голосом отозвался Хеймитч, глядя на Пита исподлобья. – Сноу держит всех трибутов взаперти. Капитолий окружен антиаппарационным барьером, железнодорожное сообщение с ним приостановлено, порталы блокируются. Попасть туда нет никаких шансов. Придется ждать до тех пор, пока Сноу не выйдет с нами на контакт. Ты и сам наверняка обо всём этом догадываешься.

– Неужели ты больше ничего не знаешь? – Пит подошел к Хеймитчу вплотную и посмотрел на него в упор. – Я не верю, что Плутарх Хевенсби всю неделю сидит сложа руки и даже не пытается выведать никаких подробностей. У него ведь куча осведомителей в Капитолии!

Хеймитч устало прикрыл лицо рукой.

– Всё, что можно было выяснить, он уже выяснил, – вздохнул бывший ментор Двенадцатого дистрикта. – Только вряд ли это нам чем-то поможет. Сноу хочет использовать Гарри, Рона, Гермиону и Джинни в своих целях. Он желает, чтобы они возглавили капитолийскую магическую школу и учили колдовству столичных волшебников. Наши друзья, разумеется, отказались. Теперь Сноу держит их взаперти и терпеливо ждёт, когда они начнут сходить там с ума от скуки и согласятся. Единственное, что можно считать хоть сколько-нибудь хорошей новостью – это то, что их держат не в темницах. Сноу разрешает им свободно перемещаться по дворцу. Но нам от этого не легче – на его замке такая куча защиты, что пробиться туда снаружи нет никакой возможности. Хевенсби говорит, что даже подземные ходы под замком заблокировали, хотя раньше они всегда были слабым местом, потому что об их существовании практически никто не знал. Но на этот раз Сноу, кажется, понял, чего на самом деле стоит Плутарх, и обезопасил себя по полной.

Пит тяжело вздохнул в ответ.

– Через некоторое время Сноу придётся выйти из тени, – продолжил Хеймитч. – Жители дистриктов пока сидят тихо, ожидая каких-то новостей из Капитолия. Но рано или поздно их страх пройдёт, и они начнут поднимать настоящие восстания. Тогда президенту придется снова как-то действовать, и, возможно, в таком случае подобраться к нему будет проще, – в этот момент послышался скрип дверных петель, и Пит резко обернулся. В комнату вошёл Плутарх Хевенсби. По его виду было понятно, что покой ему даже не снится: под его глазами залегли темные круги, сам он выглядел бледным, похудевшим и растрёпанным. Он был одет в ночную пижаму и держал подмышкой какой-то большой старинный фолиант.

– Доброй ночи, Пит! Прости, что прерываю ваш разговор, – произнёс Хевенсби. – Как себя чувствует Китнисс?

– Сносно, – коротко ответил Пит, с любопытством разглядывая Плутарха. Тому явно не терпелось поделиться с Хеймитчем какой-то новостью, но сделать это в присутствии Пита он сразу не решался.

– Хеймитч, я кое-что нашёл, – сказал наконец Плутарх, подходя к столу и кладя на него тот самый огромный фолиант, который он держал подмышкой. – Есть один момент, который, я смею надеяться, Сноу не учёл, и который нам, вероятно, поможет преодолеть защитный барьер. Но, если всё окажется так, как я думаю, у нас будет только один, нет, даже полшанса на успех.

***
Сноу не преувеличивал, когда говорил, что его дворец огромен. Нескольких дней хватило Гарри, Рону, Гермионе и Джинни, чтобы только обойти его снизу доверху, не исследуя каждый угол. Самым странным им показалось то, что за время своих променадов по этажам резиденции, они не встретили ни души. Их нигде не караулили миротворцы, никто не порывался проследить за ними. Ночевать друзья уходили в свою камеру, в которой они проснулись в первое утро, но ни разу никто не подумал запереть их там. Дверь всегда оставалась открытой, а на столе невесть откуда всё время появлялась еда. Сноу старательно заботился о комфорте своих гостей.

Двери в большинство комнат были открыты, но и ничего интересного из себя эти помещения не представляли – обычные спальни, в которых никто не жил, просторные залы и изредка какие-то чуланы. Недоступными оставались лишь покои самого Сноу и подвальные этажи, в которых располагались темницы. Правда, позже Гермионе удалось обнаружить еще одну запертую дверь. Она находилась на самом верхнем этаже, возле чердачной лестницы. Дверца была не похожа на все остальные, виденные ими до того момента. Во-первых, она была небольшой, так что Рону, например, пришлось бы пригнуться, чтобы пройти в проём. А во-вторых, она была сделана из какого-то совершенно неприметного дерева и не выделялась той массивной помпезностью, коей обладали все предметы в замке. Ее трудно было даже заметить сразу.

– Надо же, как надёжно она заперта, – пробормотала Гермиона, дёргая ручку. – На ней защиты больше, чем на покоях Сноу. Интересно, что за ней?

Любопытство снедало всех четверых, так что они несколько дней подряд приходили на чердачный этаж и по много часов проводили возле дверцы, надеясь отыскать какой-нибудь способ открыть её. Но нет – без волшебной палочки нечего было и думать об этом. В конце концов дверцу пришлось оставить в покое.

– Кстати, а там мы еще не были, – произнёс вдруг Рон, отвлекаясь от дверцы и поднимая голову вверх, к люку в потолке, куда вела чердачная лестница.

– Наверняка заперт, – ответила Джинни. – Все внешние двери заперты.

Но Рон, не слушая её, уже карабкался по лестнице. Добравшись до люка, он надавил рукой на крышку, и она неожиданно поддалась. В полутемное чердачное помещение хлынул непривычно яркий солнечный свет. Через мгновение Рон уже скрылся из виду.

– Идите сюда, – послышался сверху его приглушенный голос. – Здесь такое!..

Один за другим, Гарри, Джинни и Гермиона взобрались по лестнице и оказались на крыше дворца. Оттуда открывался вид на Капитолий, простиравшийся вдаль на много миль. Но не панорама города занимала в тот момент внимание четверых друзей. Они смотрели прямо перед собой. Крыша, на которую они вылезли, представляла собой абсолютно ровную поверхность, на которой в два ряда стояли шесть планолётов с капитолийскими гербами на бортах.

– Вот это да! – воскликнул Гарри. – Это же планолётная площадка.

Рон подошел к одному из планолётов и дёрнул дверцу, особо ни на что не надеясь. Но и она оказалась открытой. Через минуту все четверо уже сидели в кабине пилота и заворожено разглядывали приборную доску с кучей каких-то кнопок, лампочек и рычажков.

– Если бы мы только умели управляться с этой штукой! – с досадой воскликнул Рон.

– То Сноу никогда в жизни не оставил бы дверь на крышу открытой, – закончила за него Джинни. Она была права. Сноу оставлял открытыми лишь те двери, через которые не было ни малейшей возможности удрать.

– Пойдёмте лучше в оранжерею, – предложила Гермиона.

Оранжерея за те две недели, проведённые во дворце Сноу, стала их любимым местом. В ней было светло и просторно и, вместе с тем, можно было легко затеряться в зарослях растений и на время забыть про плен. В оранжерею друзья приходили даже чаще, чем к заветной дверце на чердачном этаже и порой проводили в ней по несколько часов.

– Хорошо здесь всё-таки, – произнесла Джинни, присаживаясь на резную деревянную скамейку. – Просто оазис посреди этого мрачного дворца. Даже не верится, что этому тирану удалось создать такой чудесный сад… Ой!

– Что такое? – спросил Гарри.

– Да нет, ерунда, мне показалась, – отмахнулась Джинни, при этом внимательно вглядываясь куда-то в заросли декоративных папоротников. В следующий момент она, осторожно раздвигая листья, направилась вглубь чащи.

– Джинни, ты куда? – воскликнул Гарри. Она не ответила, и всем троим ничего больше не оставалось, как пойти за ней. Через несколько шагов друзья поняли, что так заинтересовало Джинни. Они ясно увидели смотревшие прямо на них из кустов два больших желтых глаза. Их обладателем оказался не кто иной, как Лютик, любимый кот Примроуз Эвердин.

– Что он здесь делает? – прошептал Рон, даже не пытаясь скрыть благоговейный ужас в голосе.

– Я, кажется, догадываюсь, – прошептала в ответ Гермиона и сделала еще два шага навстречу Лютику. Кот спокойно дал приблизиться к себе, не делая никаких попыток сбежать. – Если это так, то Плутарха можно считать гением.

– Я знаю, что есть животные, способные проходить через некоторые типы магических барьеров, – вспомнил Рон один из уроков Защиты от Тёмных Искусств. – В частности, книззлы и полукниззлы это умеют. Ну, предположим, о том, что Лютик – один из них, я и раньше догадывался. Уж больно скверный у него характер для обычного кота! Но мне казалось, что защита этого дворца исключает подобное. Получается, Лютику удалось найти брешь?..

Гермиона присела на корточки рядом с Лютиком и осторожно погладила его по голове. Кот довольно потерся об ее ладонь, прося повторения. Гермиона продолжала гладить Лютика, и через некоторое время он лёг на пол и лениво потянулся. Гарри, Рон и Джинни заметили, что шерсть у него на пузе как-то странно слиплась, будто Лютик случайно вляпался в канцелярский клей. Гермиона запустила пальцы в эту длинную слипшуюся шерсть и принялась осторожно её раздвигать. Вскоре она извлекла на свет небольшой, свёрнутый в трубочку, кусок пергамента. Друзья, затаив дыхание, ждали, пока она его расправляла. Внутри свитка оказалась волшебная палочка, которую Гермиона тут же быстро спрятала в карман.

– Плутарх – гений! – повторила Гермиона, быстро пробежав глазами написанный на пергаменте текст. Гарри, Рон и Джинни столпились за её спиной, силясь разглядеть послание.

Привет, Гарри, Рон, Гермиона и Джинни!
Если именно вы читаете это послание, значит, мой план удался.
Используйте эту палочку, чтобы заставить Сноу забыть о Панеме. Как только дело будет сделано, с дворца спадёт антиаппарационный барьер, и я смогу проникнуть в него. Пожалуйста, поторопитесь, пока Сноу ничего не просёк!
Гермиона, отдельное спасибо тебе и твоим прекрасным книгам за бесценную информацию о магических животных!
П.Х.

В оранжерее повисло молчание. Гарри, Рон, Гермиона и Джинни лихорадочно размышляли о том, что же им делать дальше. Камер слежения в оранжерее не было – это они знали и раньше, и это была одна из причин, по которой им так полюбилось это место. По всей видимости, Плутарх тоже знал об этом, потому и послал Лютика именно туда. Это означало, что время у них есть, но, скорее всего, его очень немного. У Сноу был просто какой-то нечеловеческий нюх на приближающуюся опасность, так что он в любую минуту мог почуять неладное.

В тот момент каждый из четверых друзей в очередной раз вспомнил слова президента о том, что по сути не важно, кто будет править Панемом. Но с Плутархом у них хотя бы был шанс что-то исправить, а со Сноу – никакого. Да и к тому же не использовать такую возможность – чудом попавшую им в руки волшебную палочку – было бы просто преступлением.

– Гермиона, дай мне палочку – тихо произнес Гарри. – Я виноват в том, что мы попали в этот плен, мне это и исправлять. Надо сделать, как написал Плутарх. Это наш единственный шанс выбраться отсюда.

Никто ничего не сказал в ответ, все просто молча последовали за Гарри к выходу из оранжереи.


Глава 23. Memoriam Revocari

Гарри трижды коротко постучал перед тем, как открыть дверь в кабинет президента. Не то что бы это был жест вежливости, скорее, он не хотел раньше времени насторожить противника. Пусть Сноу думает, что они пришли на переговоры.

– Входите! – послышалось с другой стороны двери, и Гарри решительно толкнул массивную дверь. Все четверо прошли к столу президента и замерли в скромном молчании. Сноу спокойно ждал, что они скажут, но длилось это не долго. Через минуту он, словно что-то почуяв, резким движением выхватил из кармана палочку, но Гарри был быстрее.

– Обливиейт! – хладнокровно произнес он, быстро сделав замысловатое движение палочкой. Глаза президента вмиг сделались пустыми и безразличными ко всему окружающему. Сноу сидел в кресле и недоуменно смотрел на четверых друзей, совершенно искренне не понимая, кто они такие, и кто такой он сам.

– Отличная работа, Гарри! – похвалила Гермиона.

– И что теперь? – растерянно спросил Гарри, переводя взгляд с президента на друзей и обратно.

В кабинете раздался громкий хлопок, и в следующую секунду перед Гарри, Роном, Гермионой и Джинни предстал Плутарх Хевенсби. Вид у него был порядком измученный, но глаза светились восторгом.

– Блестяще сработано, ребята! – воскликнул он. – Вы просто фантастические молодцы! Лучше и придумать было нельзя!
Хевенсби обошёл стол и остановился возле президента Сноу. Тот всё с тем же искренним недоумением смотрел теперь на Хевенсби, силясь понять, кто этот человек, и что ему нужно от Сноу.

– Прости, Кориолан, – скорбно покачал головой Плутарх. – Но теперь пришла моя очередь править Панемом.

– Я бы на твоём месте не была так уверена, Плутарх Хевенсби! – послышался внезапно со стороны входа в кабинет незнакомый женский голос.

Хевенсби повернул голову и изумлённо воззрился на застывшую в дверном проёме женскую фигуру. За ее спиной маячило не меньше десятка людей в военной форме. Их одеяния не имели ничего общего с белоснежными мундирами капитолийских миротворцев, но по поводу того, кем они являлись, ни у кого сомнений не возникло. Женщина кивнула головой, и в следующую секунду кабинет Сноу наполнился этими людьми.

Гарри почувствовал, как ему с силой выкручивают правую руку. Пальцы, державшие волшебную палочку, сами собой разжались. Послышался треск разламываемого дерева, тот самый ужасный треск, от которого любому магу хочется зажать уши. Стон умирающей волшебной палочки. По сдавленному вскрику Гарри понял, что с палочками Хевенсби и Сноу проделали тоже самое.

– Альма! – воскликнул Плутарх, немного придя в себя от потрясения. – Как ты сюда попала?

– Так же, как и ты, Хевенсби! – ответила женщина. – Через туннель под дворцом. Мы ведь оба любим подземелья, верно? Знаешь, я сначала жутко разозлилась, когда узнала, что вы заняли нежилую часть нашего убежища да еще и смеете питаться нашими припасами! Но потом прислушалась и поняла, что это просто подарок судьбы! Вы ведь даже не подумали проверить комнаты на наличие жучков, верно? А они там повсюду.

– Да, ты… – начал было Плутарх но вдруг закашлялся. Гарри, Рон, Гермиона и Джинни тоже почувствовали внезапное першение в горле и вместе с ним какой-то странный едкий запах. Но дальше случилось то, чего не ожидал никто: Альма, закатив глаза, осела на пол, лишившись чувств. Вслед за ней начали терять сознание и миротворцы. Четверо друзей и Плутарх продолжали кашлять и тереть руками слезившиеся глаза.

– Та… – Плутарх, не в силах выговорить ни слова, указал на президента Сноу, про которого все успели забыть. Он по-прежнему сидел в своем кресле с отсутствующим видом и давил на кнопку на своем подлокотнике. Едкий запах в комнате усиливался.

– Бегите! – прохрипел Плутарх, указывая друзьям на дверь. Сам он бросился к Сноу и, рывком подняв его из кресла, почти волоком потащил за собой. Перепрыгивая через тела потерявших сознание миротворцев, Гарри, Рон, Гермиона, Джинни, Плутарх и Сноу ринулись прочь от кабинета. Пробежав два коридора, они остановились и минут пять просто откашливались и восстанавливали дыхание.

– Что за чертовщина? – смог наконец произнести Рон.

– Хлороформ, – ответил Плутарх. – Самый обычный, маггловский. Потому они и потеряли сознание – еще бы, концентрация-то там была ого-го! А волшебников им так легко не вырубить. Хотя если бы проторчали там еще минут пять, тоже бы свалились. У Сноу в кабинете была скрытая защита, которая активировалась нажатием кнопки на подлокотнике кресла. Не знаю уж, случайно он ее задел, или способность чуять опасность вместе с памятью у него не отшибло.

– Как нам теперь отсюда выбираться? – вернула всех к действительности Гермиона. – Сколько они там пробудут без сознания? Полчаса от силы. Нам надо успеть уйти за это время.

– Это проблема, – скрипнул зубами Хевенсби. – Подземный ход, через который я подобрался вплотную к дворцу, и из которого аппарировал в кабинет, сейчас, скорее всего, забит миротворцами Койн. Соваться туда безоружными нельзя. Главный вход наверняка тоже под контролем. Вы же бродили по этому дворцу столько дней – может, у вас есть идеи, как отсюда улизнуть поскорее?

– Плутарх, а ты ведь умеешь управлять планолётом? – спросил внезапно Рон.

– Да, – удивлённо ответил Хевенсби. – Но…

– Быстро на чердак! – скомандовал Рон. – Уй! – он внезапно споткнулся обо что-то мягкое и с трудом удержал равновесие.

– Лютик! – ахнула Гермиона, быстро подхватывая невесть откуда появившегося кота на руки.

***

– Убегать из Капитолия на личном планолёте Сноу – вот уж, чего я даже в самых страшных снах никогда не мог себе представить! – приговаривал Хевенсби, наворачивая плавные круги над руинами Двенадцатого дистрикта и выискивая наиболее удобное место для посадки. Рон всю дорогу восхищенно следил за движениями Хевенсби, безуспешно пытаясь запомнить, какие кнопки он нажимает.

– Плутарх, научи меня управляться с этой штукой! – попросил он в конце концов.

– О, это проще простого! – ответил Хевенсби. – Никакой магии – чистая механика. Да и обычно все летают на автопилоте – просто сейчас я побоялся включать навигатор, чтобы нас чего доброго не отследили.

Сделав еще один круг у самой земли, Хевенсби мягко посадил планолёт на землю прямо у входа в подвал, некогда находившийся под лавкой Сальной Сэй.

Хеймитч встретил их внизу с самым мрачным видом.

– Я уже всё знаю, – произнёс он. – Койн как раз успела дать первый репортаж, в котором она объявила себя новым президентом Панема. Хорошо, что вам удалось унести ноги. А его-то вы зачем сюда притащили?! – только тут он заметил президента Сноу, которого Хевенсби затащил вместе с собой в планолёт и доставил в катакомбы.

– Скоро узнаешь, – устало провел рукой по лбу Хевенсби. – У нас снова большие проблемы, Хеймитч.

***
В Тринадцатом были так рады видеть четверых друзей живыми и невредимыми, что даже появление Сноу не вызвало ни у кого особого удивления.

– Я знал, что вы выберетесь, – говорил Гейл, обнимая Гермиону с особенной нежностью. – В тебе я ни секунды не сомневался.

– Ну, вообще-то нам здорово помог Плутарх, – пробормотала в ответ Гермиона, прижимаясь в Гейлу и блаженно закрывая глаза. – Без него бы ничего не вышло.

– Ты в сто раз умнее этого Плутарха! – воскликнул Гейл. – Видела бы ты, как он тут запирался ото всех в комнате и опускал глаза в пол, когда встречался со мной в коридоре.

Мадж смотрела на Рона с таким искренним обожанием, что ему в какой-то момент даже стало не по себе. Он не помнил, чтобы какая-нибудь девушка когда-нибудь так искренне восхищалась им. И он поклялся себе, что если им всё-таки удастся выбраться из этой затянувшейся передряги, он сделает Мадж самой счастливой на свете.

Мистер и миссис Брэдфилд встретили Рона как родного сына. Для него же самого самым лучшим подарком было видеть Рональда Брэдфилда живым и здоровым. Зелье помогло ему встать на ноги в считанные дни.

– Я теперь на всю жизнь обязан тебе, – говорил младший Брэдфилд, крепко пожимая Рону руку. – Если я могу сделать для тебя хоть что-то – ты только скажи! Я сделаю всё, что угодно. Хоть на Голодные Игры отправлюсь!

– Я не для того лечил тебя, чтобы ты покончил жизнь самоубийством, – отмахнулся Рон. – И вообще – поблагодари лучше Гермиону! Это зелье она варила.

– Обязательно, – пообещал Рональд.

Слух о том, что президент Сноу в полубессознательном состоянии был доставлен в Тринадцатый дистрикт быстро распространился среди жителей катакомб, несмотря на то, что видели его только Хеймитч, Пит и Китнисс. Хевенсби быстро нашел для бывшего президента свободную комнату с надёжным замком и запер его в ней.

Через двое суток после побега из Капитолия, когда все более-менее пришли в себя, Хевенсби собрал четверых друзей в своем «кабинете».

– Ну что ж, мой план удался не до конца, – начал он в своей обычной манере. К нему уже вернулась его привычная нарочито спокойная вальяжность. – Это, конечно, неприятно, но поправимо, потому что, Слава Мерлину, мы все живы и здоровы. Должен признать, со Сноу вы справились просто блестяще! Такие умелые чары – комар носа не подточит! Но, к сожалению, у нас всё еще осталась одна нерешённая задачка, имя которой – Альма Койн.

– У нас? – голос Гермионы прозвучал как удар кнута. – У кого «у нас», Плутарх? У нас с Гарри, Роном и Джинни была лишь одна задача – стереть Сноу память. И с ней мы, как ты только что изволил заметить, справились блестяще. А заниматься устранением всех твоих конкурентов мы не договаривались!

– Дело приняло слишком неожиданный оборот, – произнес Плутарх покаянным тоном. – Я, конечно, остолоп – нужно было сразу же проверить катакомбы на наличие прослушки! Я осознаю, что вы свое задание выполнили, и я больше не вправе вас о чем-либо просить! Но поймите – оставлять у руля Альму Койн нельзя! Это просто преступление против всего магического сообщества!

– Почему? – поинтересовалась Гермиона. – Что такого плохого в том, что государством будет править маггла?

– Вы разве не смотрели телевизор в последние два дня? – удивленно спросил Плутарх.

Четверо друзей синхронно помотали головой из стороны в сторону. Им были совершенно неинтересны капитолийские новости.

– Сейчас вы всё поймете, – Хевенсби повернулся к висевшему на стене телеэкрану и щелкнул пультом.

По главному капитолийскому каналу как раз начинался вечерний эфир новостей. На экране появилось незнакомое никому лицо телеведущей.

– Сегодня были пойманы и заключены под стражу еще пять человек, принадлежащих террористическому объединению под кодовым названием «Волшебное сообщество». Президент страны Альма Койн издала указ об ужесточении меры наказания для членов «сообщества». Приговором для всех, чья причастность к данной преступной группе будет доказана судом Панема, станет смертная казнь.

Лицо ведущей пропало, и на экране появилась сама Альма Койн, сидевшая в том самом кресле, в котором все привыкли видеть Кориолана Сноу.

– Моя задача, как президента страны, обеспечить безопасность своих граждан, – говорила Койн сухим официальным тоном. – Подпольная террористическая организация, называющая себя «Волшебниками» в последнее время разошлась не на шутку. За последние сутки были задержаны с поличным несколько десятков человек, принадлежащих данной организации. Я считаю смертную казнь единственной возможной мерой для предотвращения деятельности преступной группировки.

– Вы всё поняли? – произнес Хевенсби, отворачиваясь от экрана. – Таких эфиров за прошедшие сутки было пять штук. И во всех сообщалось про некую террористическую организацию, членов которой массово ловят и заключают под стражу.

– Она уничтожает волшебников? – спросила Гермиона. – Но почему?

– Боится их, – пожал плечами Плутарх. – И хочет использовать в своих целях, но они не очень-то позволяют. Как вы думаете, сколько пройдет времени, прежде, чем Койн удастся казнить всех капитолийских магов, выдавая их за террористов?

Гермиона тяжело вздохнула и закрыла лицо руками.

– Ну и что ты хочешь, чтобы мы сделали? – поинтересовалась она минуту спустя. – Стёрли память еще одному президенту? Но у нас же не осталось ни одной волшебной палочки! А без них нам даже в замок-то не пробраться.

– В этом вся сложность, – согласился Хевенсби. – И именно за этим нам нужен Сноу.

– Чем же он нам поможет? – недоуменно спросил Гарри.

– Сноу был одним из тех немногих людей, кто делал волшебные палочки в Панеме, – просто ответил Плутарх.

– Допустим, – язвительно отозвался Гарри. – Вот только нашими стараниями он теперь об этом ничего не помнит.

Хевенсби в очередной раз глубоко вздохнул и исподлобья взглянул на Гермиону.

– Плутарх, ты хочешь, чтобы мы сняли со Сноу заклятие Забвения? – раздраженно спросила Гермиона. – Как ты себе это представляешь без палочки?

– Я тут немного почитал твои книги… – тихо произнёс Плутарх. – Там написано об одном зелье, которое готовится без применения волшебной палочки.

– Зелье Memoriam Revocari, – кивнула Гермиона. – Действительно, есть такое. Надеюсь, о последствиях его приёма ты тоже прочитал?

– Общее ослабление иммунной системы, ухудшение свёртываемости крови и терморегуляции организма, снижение артериального давления. При наличии у человека определённых патологий центральной нервной системы, возможны необратимые поражения мозговых клеток, – спокойно перечислил Хевенсби. – Ошибка в приготовлении чревата смертью пациента. Но вы же этого не допустите?

– Чего, ошибки или последствий? – хмыкнула Гермиона.

– Ошибки, разумеется. А последствия… но ведь другого выхода у нас всё равно нет?

– Хорошо, предположим самый благополучный исход: мы согласимся сварить это зелье, сможем напоить им Сноу и не сделаем его при этом инвалидом. Но что, если после этого всего он откажется делать нам волшебную палочку? Это ведь Кориолан Сноу, Плутарх! Он не будет плясать под твою дудку, как мы!

– Думаю, несколько телевизионных передач с участием Альмы Койн приведут его в чувство, – хмыкнул Хевенсби. – И вообще, это уже не ваша забота. Я найду способ заставить его.

– Ты ведь даже Империус на него наложить не сможешь без палочки, – в голосе Гермионы послышалось неприкрытое злорадство. – Не думай, что я ничего не заметила! У Китнисс налицо все симптомы, прямо как по учебнику колдомедицины!

– У меня не было иного выбора, – развел руками Хевенсби. – Они отказывались уходить из Капитолия, когда узнали, что вы попали в плен к Сноу.

Гермиона в задумчивости закусила губу.

– А ты ведь помнишь, что для палочки нужна сердцевина? – вспомнила вдруг она. – Чешуя дракона, рог единорога, перо из хвоста феникса? Ты сможешь достать что-нибудь из этого?

– У меня есть и то, и другое, и третье, и даже еще кое-что, – спокойно ответил Плутарх. – Я человек запасливый.

– Ну хорошо, – сдалась Гермиона. – Так и быть, я попробую сварить зелье восстановления памяти. Настаивается оно четверо суток. При этом учти – сегодняшний день придется потратить на сбор ингредиентов, так что он не в счет. Кое-что у меня есть в старых запасах, но далеко не всё. К тому же я бы еще хотела сварить лекарство для Китнисс – к счастью, существует средство, которое избавляет от последствий заклятия Империус. Но для него нужны свежие златоглазки, которые придется собирать сегодня в полночь. Потом еще минимум три дня понадобится на реабилитацию пациента. И лишь после этого Сноу сможет приступить к созданию волшебной палочки. Если согласится, конечно. Итого – нам понадобится, как минимум, две недели до того, как мы сможем предпринять что-то в отношении Койн.

– Это замечательно, – ответил Хевенсби. – К тому времени Койн не успеет перевешать слишком много волшебников, но зато немного успокоится и перестанет быть такой осторожной, как сейчас.


Глава 24. Нерушимый Обет

– Посмотри, я всё правильно сделала? – Прим показала Гермионе деревянную досочку с очень аккуратно нарезанным корнем мандрагоры. – По полсантиметра, как ты сказала.

– Даже у меня не получилось бы точнее, – улыбнулась ей Гермиона. – У тебя явно большие способности к зельеварению, Прим!

Прим покраснела от похвалы. На время приготовления зелья для Сноу Гермиона взяла Прим себе в помощницы. Младшая Эвердин прекрасно справлялась со всеми заданиями и была очень увлечена процессом. А Гермиона, глядя на нее, лишний раз поклялась себе в том, что пока она жива, она будет до последнего бороться за восстановление полноценного магического образования. У Прим были склонности к зельеварению, которые у волшебников вообще-то во все времена считались довольно редкими. Людей, способных сварить качественное зелье по рецепту в магическом мире хватало, а вот по-настоящему талантливые зельевары были наперечет. То, что Прим не имела никакой возможности развить свои способности, казалось Гермионе настоящим преступлением против всего Волшебного Сообщества.

За те четыре дня, что Гермиона была занята приготовлением Memoriam Revocari, Прим удалось почти самостоятельно сварить лекарство для Китнисс и еще пару полезных микстур. Теперь они вместе готовили Восстанавливающее зелье, которое сделать правильно без применения волшебной палочки было чрезвычайно трудно. Прим с лёгкостью впитывала все знания, которыми с удовольствием делилась с ней Гермиона.

К концу четвёртых суток Гермиона в очередной раз проверила котёл с Memoriam Revocari и, сочтя зелье годным к употреблению, потушила горелку.

– Ну что ж, всё готово, – произнесла Гермиона, поворачиваясь к Плутарху, который в тот момент находился вместе с ней в комнатке, отведённой под «лабораторию». – Осталось наполнить стакан и отнести его пациенту.

– Я пойду к Сноу вместе с тобой, – неуверенно произнес Плутарх. Гермиона внезапно со злорадным удовлетворением почувствовала, что ему очень страшно.

– Не думаю, что это нужно, – спокойно ответила она и отметила про себя, что Хевенсби облегченно вздохнул. – Мы сходим к Сноу вчетвером. В случае чего мы с ним справимся, но я сомневаюсь, что это будет необходимо. Самое главное сейчас – заставить его выпить зелье, а когда оно подействует, он будет слишком слаб, чтобы сопротивляться.

– Хорошо, – ответил Плутарх. – Но мы с Хеймитчем на всякий случай покараулим за дверью.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни прошествовали по коридору под предводительством Хевенсби к комнате, в которой держали взаперти президента Сноу. Почти никто из жителей катакомб не был в курсе их планов, но в тот вечер все чувствовали, что готовится что-то очень важное.

Хевенсби отпер дверь и пропустил четверых друзей вперёд.

Комната, в которой держали Сноу ничем не отличалась от всех остальных жилых помещений Тринадцатого дистрикта. Такое же тусклое освещение, такая же койка возле стены, такой же стол и стулья. Сам бывший президент Панема в тот момент сидел на кровати и с интересом разглядывал вошедших.

– Добрый вечер, мистер Сноу, – поздоровалась Гермиона, ставя на стол стакан с зельем.

– Мистер Сноу… – растерянно повторил он. – Да, кажется, меня зовут именно так. А как зовут вас, мисс? Я что-то не припомню, чтобы мы были знакомы.

– Меня зовут Гермиона Грейнджер.

– Не могу припомнить… – Сноу покачал головой всё с той же растерянностью. – Я почему-то вообще ничего не могу вспомнить в последнее время. Что-то произошло… Почему меня держат взаперти в комнате без окон? Меня что, арестовали?

– Не совсем так, мистер Сноу, – мягко произнесла Гермиона, присаживаясь рядом с ним на кровати и беря его за руку. – Сейчас вы немного… нездоровы. Мы принесли вам лекарство. Вы должны выпить его, и вы снова вспомните всё, что забыли, – с этими словами она взяла со стола стакан и протянула его Сноу.

– Лекарство… – эхом отозвался Сноу, не решаясь взять стакан. – Что это за лекарство? Я не болен, я хорошо себя чувствую. Просто ничего не помню.

– А это поможет вам вспомнить, – Гермиона подтолкнула стакан поближе к Сноу, так, что ему пришлось взять его в руки. – Выпейте, пожалуйста, мистер Сноу!

– Это яд? – спросил Сноу неожиданно резко, принюхиваясь к содержимому стакана. – Вы пришли, чтобы казнить меня, продержав несколько дней взаперти?

– Нет, мистер Сноу, это не яд, – терпеливо возразила Гермиона. – Я же говорю вам, это лекарство! Мы приготовили его специально для вас, чтобы вы смогли всё вспомнить! Поверьте нам, пожалуйста, мы не хотим вас отравить! Наоборот, мы пришли, чтобы помочь вам!

Сноу вновь с сомнением посмотрел на зелье.

– Ну хорошо, – неуверенно произнес он и поднес стакан к губам. – Я приму его, – с этими словами он сделал глоток, потом еще один и еще. Вскоре стакан опустел, и четверо друзей мысленно вздохнули с облегчением.

– Вот так, мистер Сноу, – ласково произнесла Гермиона, принимая у него из рук стакан. – А теперь ложитесь спать. Завтра утром вы проснётесь и вспомните всё, что забыли.

– Спать… да, – тихо пробормотал Сноу. Было видно, что глаза у него слипаются, и вообще он еле держится в сидячем положении. Гермиона вместе с Роном помогли Сноу лечь на кровать и прикрыли его сверху одеялом.

– Ну как? – тут же спросил Хевенсби, как только они вышли из комнаты.

– Всё гладко, – ответила Гермиона. – Он принял зелье и заснул.

– Слава Мерлину, – вздохнул Хевенсби, запирая комнату Сноу на ключ.

– Завтра он очнётся уже со старыми воспоминаниями, – продолжила Гермиона. – Но будет еще слишком слаб даже для того, чтобы подняться с кровати. Нам нужно будет проведать его утром.

***
Сноу уже не спал, когда Гарри, Рон, Гермиона и Джинни осторожно вошли в его комнату. Он лежал в кровати, глядя в потолок, и взгляд его был уже совершенно осмысленным.

– Доброе утро, мистер Сноу, – вновь поздоровалась Гермиона.

– И вам доброе утро, мисс Грейнджер, – тихо произнес Сноу.

– Вы помните меня? – спросила она на всякий случай.

– Конечно, мисс Грейнджер. Ещё совсем недавно вы были в гостях у меня во дворце в Капитолии. А теперь… Я, в общем-то догадался, что произошло: вам каким-то образом передали волшебную палочку, и вы подвергли меня заклятию Забвения, так? А теперь зачем-то решили обратить его действие. У вас что-то пошло не по плану, верно я понимаю?

– Вы совершенно правы, мистер Сноу, – честно призналась Гермиона.

– Что же случилось?

– Я расскажу вам всё, но позже. Сейчас вы еще слишком слабы для такой информации. Кстати, я принесла вам Восстанавливающего зелья. Выпейте, пожалуйста, это поможет вам быстрее поправиться.

Сноу, с трудом приподнявшись на локте, молча принял из рук Гермионы стакан и, на всякий случай понюхав его содержимое, без лишних слов выпил всё до дна.

– Кто теперь президент Панема? – поинтересовался Сноу. – Плутарх Хевенсби?

– Нет, – ответила Гермиона. – Альма Койн.

Кориолан Сноу закатил глаза.

– Это худшее, что я мог себе представить, – прохрипел он. – Маггла во главе Панема! Как вы сумели такое допустить?

– Я не могу сейчас рассказать вам подробностей, – покачала головой Гермиона. – Сейчас вам надо отдыхать. Любое нервное потрясение может сейчас нанести вам непоправимый вред, мистер Сноу.

– Хорошо, но скажите хотя бы, где я нахожусь, – произнес Сноу совсем слабым голосом. – Судя по виду комнаты, это не Капитолий.

– Это Тринадцатый дистрикт. Точнее его нежилая часть, которую мы заняли, эвакуировавшись из горевшего Двенадцатого.

– Ясно, – оборонил Сноу, закрывая глаза. – Я в плену у Двенадцатого дистрикта.

– Мы зайдем к вам снова завтра, мистер Сноу, – сказала Гермиона, отходя к двери. – И принесем еще зелья. Как только у вас будет достаточно сил, мы расскажем вам все, что вы захотите узнать.

***
Три дня подряд Гермиона исправно носила Сноу Восстанавливающее зелье и наблюдала за пациентом, убеждаясь в том, что Memoriam Revocari не навредило ему больше положенного. На четвёртый день четверо друзей застали Сноу сидящим на кровати и внимательно смотрящим в экран телевизора, по которому как раз шел утренний выпуск новостей. Койн рассказывала об очередных массовых арестах членов «террористической группировки». Увидев на пороге Гарри, Рона, Гермиону и Джинни, Сноу резко щелкнул пультом, и экран погас.

– Вы и теперь всё еще сомневаетесь в том, что магглов стоит ограждать от волшебников? – в голосе Сноу слышался привычный сарказм. Бывший президент явно шел на поправку. – Жизнь в дистриктах – это, пожалуй, даже роскошь для них. Их стоило бы держать за решеткой в зоопарке, как диких зверушек.

– Но тем не менее, вы почему-то с завидным упорством отправляли на Голодные Игры не магглов, а как раз волшебников, – хмыкнул Гарри.

– Магглорождённые волшебники не могут быть полноценными, – холодно произнёс Сноу. – Это всего лишь выродки, которым не место среди чистокровных магов.

– Сколько лет я уже слышу эти сказки о чистоте крови, – ядовито произнес Рон. – Кстати, вы, наверное, не в курсе, что Гермиона – магглорождённая волшебница?

– Она лишь исключение, подтверждающее правило, – спокойно ответил Сноу, не выказав никакого удивления. – И надо признать, очень яркое исключение. Именно для выявления таких исключений я и хотел отправлять волшебников из дистриктов на год в капитолийскую школу. Но если так будет продолжаться, то моим планам всё равно не суждено сбыться, потому что стараниями Койн волшебников в Панеме скоро не останется. От меня, как я уже догадался, вы хотите, чтобы я помог вам устранить Койн? Судя по тому, что вы возвращали мне память с помощью Memoriam Revocari – далеко не самый лёгкий способ, как вы, разумеется, знаете – могу предположить, что вам нужна хотя бы одна волшебная палочка. Я прав?

– Да, вы правы, – подтвердил Гарри. – Когда миротворцы Койн напали на нас во дворце, они сломали все наши палочки. И вашу тоже.

Услышав это, Сноу поморщился.

– Мы не станем торопить вас с решением, – произнесла Гермиона. – Сейчас мы уйдем и дадим вам подумать пару дней. А потом вернемся, и вы скажете, готовы ли вы помочь нам.

– А вы неплохо перенимаете мои методы, – усмехнулся Сноу.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни, ничего не ответив, направились к двери.

– Подождите! – окликнул их внезапно Сноу перед тем, как они успели выйти из комнаты. – Мне не нужно никакого времени на раздумья. Я согласен сделать вам волшебную палочку.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни в удивлении застыли на месте. Такого поворота никто из них не ожидал. Интересно, что задумал Сноу на этот раз?

– К сожалению, у всех людей есть свои слабости и привязанности, – продолжал тем временем Сноу как ни в чем не бывало. – Возможно, вам это покажется странным, но и я в этом смысле – не исключение. Моя слабость – это моя внучка Амелия. Да, у меня есть внучка. Ей всего десять лет, и она мой единственный близкий человек. До этого момента она находилась в надёжном месте, но сегодня миротворцы Койн добрались и туда. Они арестовали мою Амелию, и, конечно же, приговорят ее к смертной казни, объявив пособницей террористов. Я не хочу, чтобы моя внучка погибла. И только ради нее я соглашаюсь помочь вам.

– Н-да, – протянул Рон, не зная, что еще сказать.

– Вы понимаете, что для изготовления палочки мне понадобятся материалы? – закончил Сноу.

– Конечно. Мы всё вам принесём, – заверил Рон.

***
– Он что, правда так легко согласился?! – воскликнул Плутарх, выслушав рассказ четверых друзей.

– Он сказал, что у всех есть свои слабости, – пожал плечами Гарри. – В его случае это его внучка Амелия Сноу, которая сегодня утром была арестована миротворцами Койн.

– Ну да, действительно, Амелия, – пробормотал Хевенсби. – Ну надо же, кто бы мог подумать… Я и забыл о ней.

***
Следующая неделя в Тринадцатом дистрикте прошла в молчаливом ожидании. Сноу по-прежнему оставался запертым в своей комнате и занимался изготовлением волшебной палочки. Четверо друзей исправно приходили к нему каждый день, приносили еду и Восстанавливающее зелье. С виду Сноу не выглядел больным, но все чувствовали, что он здорово ослабел после всех экспериментов с его памятью. Даже если ему удастся каким-то образом снова переиграть их всех, он вряд ли сможет дальше править Панемом. Но Хевенсби друзья об этом не говорили – им теперь было предпочтительнее держать его в напряжении.

– Ну что ж, всё готово, – произнёс президент Сноу утром седьмого дня, когда Гарри, Рон, Гермиона и Джинни пришли в очередной раз проведать его. Вид у него при этом был слегка обеспокоенный. – Я сейчас, конечно, не в том положении, чтобы отдавать приказы, но я бы хотел, чтобы вы поторопились. Сегодня в утреннем выпуске новостей Койн объявила о вынесении первых смертных приговоров волшебникам. Кстати, поторопиться – в ваших же интересах, потому что в их числе оказались Финник Одейр и Джоанна Мейсон, которых вы так рвались спасать на арене.

– А Мэгз? – зачем-то спросил Рон.

– Койн начинает с самых сильных, – покачал головой Сноу. – Но рано или поздно доберётся и до остальных – это лишь вопрос времени, которое Альма не теряет даром. Первые казни состоятся уже сегодня вечером.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни почувствовали, как их сердца забились чаще. Значит, на их миссию у них остается всего каких-то несколько часов.

– Мы можем взять её? – спросил Гарри, указывая на лежавшую на столе волшебную палочку. Она была сделана из тисового дерева, а в качестве сердцевины Сноу выбрал перо из хвоста феникса.

– О, разумеется! Только один момент! – он жестом остановил потянувшегося было за палочкой Гарри и взял её со стола сам. Гарри почувствовал лёгкую тревогу. – Я хотел бы проверить волшебную палочку перед тем, как она пройдет крещение боем. Конечно, на простых чарах вроде Акцио или заклинания левитации я ее уже опробовал. Но мне хотелось бы сотворить какое-то более мощное колдовство, чтобы проверка была полноценной. Вы же не откажете мне в услуге?

– Надеюсь, вы не собираетесь применять к нам запрещенные заклинания? – спросила Джинни, с неприязнью отметив, что её голос дрожит.

– О нет! Разумеется, нет! – воскликнул Сноу с таким видом, как будто его только что попытались оскорбить. – Я что разве похож на любителя разбрасываться сильными заклятиями без повода? Нет, я намерен испробовать чары, которые во все времена считались абсолютно легальными, но чрезвычайно мощными. Я всего лишь хочу взять с вас Нерушимый Обет о том, что вы позаботитесь об Амелии и проследите, чтобы с ней всё было хорошо. Я, видите ли, осознаю, что за последнее время здорово ослаб, и могу вскоре отойти в мир иной. А у Амелии, кроме меня, никого больше нет. Вы единственные, кто сможет позаботиться о ней, потому что вы единственные, кто не испытывает ненависти ко мне.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни разом почувствовали, как у них отлегло от сердца. А Гермиона внезапно подумала еще кое о чем и мысленно поблагодарила Сноу за «идею».

– Да, конечно, мы принесём Нерушимый Обет, – произнёс Гарри.

– Прекрасно, – ответил Сноу. – Я не ошибся в вас. Прошу вас подойти ко мне поближе.

Когда ритуал принесения Нерушимого Обета был завершен, Сноу без лишних слов отдал Гарри палочку.

– На сей раз у вас очень мало времени, и очередная ошибка может стать роковой. Постарайтесь не допустить её! – произнес Сноу в напутствие.

Хевенсби, как всегда, встретил четверых друзей в коридоре, только в то утро он был особенно бледен и беспокоен. Увидев в руках Гарри волшебную палочку, он тут же расплылся в довольной улыбке.

– У вас получилось! – воскликнул он, и глаза его прямо-таки заблестели от радости. – Ребята, вы просто замечательные! Жаль только, что у нас осталось так мало времени. Вы ведь уже слышали о том, что первые казни назначены на сегодняшний вечер?

– Да, – кивнул Гарри. – И поэтому чем раньше мы окажемся в Капитолии, тем лучше.

– Постойте, – прервала их Гермиона. – В Капитолий мы, разумеется, отправимся немедленно, но прежде нам нужно сделать одно дело, – друзья непонимающе уставились на неё. – Плутарх, нам нужно сказать тебе кое-что! Мы можем пойти в свободную комнату?

– Да, разумеется, – растерянно ответил Плутарх и повел их за собой в другой конец коридора. – Что случилось? – поинтересовался он, входя в свою комнату и тщательно запирая дверь.

– Мы должны взять с тебя Нерушимый Обет, – сказала Гермиона. – О том что когда ты станешь президентом Панема, ты в первую очередь отменишь Голодные Игры и никогда не будешь организовывать что-то подобное. А также, не будешь устраивать целенаправленные гонения магглов и магглорождённых волшебников.

– Но разве мы не договаривались об этом с самого начала? – в голосе Плутарха слышалась растерянность и вместе с тем некоторая тревога. – Ведь именно с этого всё и началось! Я же сказал, что хочу раз и навсегда отменить Голодные Игры.

– Да, разумеется, – кивнула Гермиона. – Но нам бы хотелось получить некую гарантию того, что наши условия будут выполнены.

– Ну хорошо, – неуверенно произнёс Плутарх. – Так и быть, приступайте.


Глава 25. Начало нового мира

Несмотря на то, что защитный барьер давно спал как с Капитолия, так и с президентского дворца, аппарировать прямо в кабинет к Койн друзья не решились. Они уже имели шанс убедиться, что магглы, особенно когда их много, порой оказываются проворнее волшебников. Плутарх предложил пробраться во дворец старым добрым способом – через подземный туннель.

– Хоменум Ревелио! – первым делом произнёс Гарри, как только они оказались под президентским дворцом. Хлопок аппарации под землёй прозвучал довольно глухо, так что их могли услышать только те, кто находился в тот момент совсем рядом. Но Плутарх сделал ставку на то, что Койн не будет растрачивать миротворцев на то, чтобы они дежурили по всему туннелю, и счел аппарацию в самый центр катакомб безопасной. И он не ошибся – заклинание действительно не выявило присутствия поблизости людей.

Перед тем, как направиться в сторону дворца, Гарри наложил на всех защитные и магглоотталкивающие чары на случай, если миротворцы появятся на их пути неожиданно.

– Теперь за мной! – скомандовал Хевенсби. – Я выведу вас кратчайшим путем, уж этот туннель я знаю, как свои пять пальцев. На всякий случай старайтесь не шуметь!

Метров через двести извилистых коридоров Плутарх резко остановился и велел Гарри еще раз проверить туннель на предмет миротворцев. На этот раз в конце тусклого коридора засветились три красные точки, что означало присутствие там троих людей.

– Всего трое миротворцев у выхода из туннеля, – прошептал Хевенсби. – Похоже, у Койн совсем беда с кадрами.

– Что с ними делать, как думаете? – спросил Гарри, поворачиваясь к друзьям. – Каждому по сногсшибателю или что-нибудь более гуманное? Магглы всё-таки.

– Кинь в них замораживающее, – посоветовала Джинни. – Для магглов его будет более, чем достаточно – у них сопротивляемость ему, как у корнуэльских пикси. Обездвижишь им сразу всех, и головой никто не приложится в случае чего.

– Хорошо, – согласился Гарри. – Глациус! – произнёс он, как только они приблизились на достаточное расстояние, с которого чары могли подействовать. Подойдя еще ближе, все пятеро увидели троих миротворцев, застывших на месте в нелепых позах. Действия замораживающего заклинания должно было хватить, как минимум, минут на тридцать.

На самом верху лестницы, ведшей из подземелья во дворец, обнаружились еще трое миротворцев, и с ними Гарри поступил точно так же, как и с первыми. Всё это удалось проделать более-менее бесшумно. Магглоотталкивающие чары действовали на ура – люди Койн ничего не замечали до того самого момента, пока в них не прилетало заклинание.

По пути к президентскому кабинету Гарри пришлось обездвижить еще пятерых миротворцев, которые дежурили в разных коридорах замка. И еще трое были обезврежены уже у самых дверей кабинета.

– Как-то всё слишком просто, – прошептал Гарри, помедлив перед закрытой дверью. – Неужели Койн совсем не ждёт нападения? Что-то не верится мне в такую откровенную глупость с её стороны.

– Нет, Гарри, по моему плану так и должно было быть, – так же еле слышно произнёс Хевенсби. – Я никому не говорил об этом, пока мы были в Тринадцатом, потому что боялся, что такая банальность против Альмы не сработает. Вы помните о том, что в катакомбах была прослушка, с помощью которой меня тогда выследила Койн? Так вот, в этот раз я просто-напросто отключил её в ваших комнатах и в комнате Сноу, а во всех остальных оставил. Люди Койн, разумеется, не могут понять, работает микрофон в какой-то комнате или нет. Если в ней тихо, то для них это означает, что комната просто-напросто пуста. Таким образом, Койн понятия не имела о том, что Сноу взялся изготовить для нас волшебную палочку. Я еще на всякий случай заводил по вечерам с Хеймитчем громкие беседы о том, где бы нам раздобыть хотя бы одну палочку. Безоружных нас Койн не боится – она понимает, что без магии нам даже через границу Капитолия не пробраться.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни взглянули на Плутарха с уважением. Надо же, действительно, какой простой план, но, кажется, он здорово облегчил им жизнь!

В следующий момент Гарри поднял волшебную палочку и без лишних слов рывком распахнул дверь в президентский кабинет.

– Оливер, я же просила стучать!.. – послышался резкий голос Койн. Она сидела за столом и что-то увлеченно писала, не потрудившись даже взглянуть на вошедшего.

– Обливиейт! – произнес Гарри с некоторой растерянностью в голосе, одновременно испытывая чувство дежавю. Койн так и не успела понять, что с ней произошло. В следующий момент она откинулась в кресле и уставилась на пятерых волшебников непонимающим взглядом.

– Мне очень жаль, Альма! – мягко произнёс Плутарх. – Но ты заняла моё место. Гарри, будь добр, поставь защиту, чтобы, чего доброго, опять миротворцы не пожаловали! Хватит с меня и одного раза.

Гарри молча повиновался. А Хевенсби в это время, не обращая никакого внимания на сидевшую в кресле Койн, которая принялась бормотать что-то нечленораздельное, подошел к письменному столу и попытался выдвинуть один из верхних ящиков. Ящик не поддавался. Выглядел он при этом изрядно поцарапанным, как будто его уже неоднократно пытались взломать с помощью различных инструментов, но ни у кого это так и не получилось.

– Ага, думаю, это то, что нам нужно! – воскликнул Хевенсби. – Гарри, попробуй-ка ты его открыть! Будем надеяться, что Сноу обошелся без какой-нибудь хитрой магии.

Ящик открылся с третьего заклинания, и теперь уже не только Плутарх, но и все остальные не смогли сдержать радостного вскрика при виде его содержимого. В ящике лежали волшебные палочки.

– Я знаю, что Сноу всегда хранил все конфискованные палочки в верхнем ящике своего стола, – довольно произнес Хевенсби. – Я думаю, и ваши тоже тут.

– Да, вот это моя! – хором воскликнули Гермиона и Джинни, тут же узнав свои палочки.

Взяв в руку свою собственную волшебную палочку, Гермиона тут же почувствовала блаженное спокойствие, как будто ей дали выпить Умиротворяющего бальзама с каплей зелья Эйфории.

– Интересно, а что в других ящиках? – в глазах Рона светилось любопытство. – Койн их тоже явно пыталась вскрыть. Плутарх, это же теперь твой кабинет – давай посмотрим!

Гермиону содержимое письменного стола Сноу интересовало мало, зато очень занимало кое-что другое. Пользуясь тем, что никто на нее не смотрит, она тихонько выскользнула из кабинета, держа на всякий случай наготове волшебную палочку. Гермиона направлялась на самый верх замка, на чердачный этаж, туда, где находилась маленькая деревянная дверца, которую они с Гарри, Роном и Джинни тогда так и не смогли открыть. Теперь, имея при себе волшебную палочку, она надеялась суметь попасть внутрь.

Когда Гермиона добралась до своей цели, она внезапно с удивлением обнаружила, что никакая магия ей не понадобится – дверь просто распахнулась от лёгкого толчка. При этом было совершенно не похоже, что её взламывали. Испытывая сильное волнение, Гермиона неуверенно шагнула через порог. В следующий момент она не смогла сдержать тихого восхищенного вздоха – за дверью оказалась библиотека. По всей площади комнаты аккуратными рядами тянулись стеллажи с книгами. Книги при этом не были покрыты слоем пыли, то есть за библиотекой явно регулярно ухаживали. Так вот она, настоящая сокровищница Кориолана Сноу! Но почему же тогда дверь вдруг оказалась незапертой? Как будто тут специально кого-то ждали. Раздумывая над этим, Гермиона медленно двинулась вперед вдоль стеллажа, внимательно разглядывая названия на корешках. Подумать только, сколько всего, оказывается, уцелело после катастрофы!

– Я так и думал, что встречу вас здесь, мисс Грейнджер! – послышался из-за спины тихий вкрадчивый голос.

Гермиона мгновенно обернулась и выбросила вперёд руку с волшебной палочкой. За ее спиной стоял Кориолан Сноу, который, впрочем, был безоружен.

– Зачем вы так, мисс Грейнджер? – мягко произнес он, кивая на палочку. – Я ведь не собираюсь нападать на вас. Более того, я сам открыл вам дверь в библиотеку.

– Так это вы, – выдохнула Гермиона, не опуская палочку. – Но как вы сюда попали?

– Неужели вы могли подумать, мисс Грейнджер, что сделав вам палочку, я не позаботился о себе? – покачал головой Сноу. – Вы ведь принесли мне достаточно материалов, чтобы я мог выбрать. Их хватило для того, чтобы сделать две палочки. Вам я, разумеется, отдал только одну, а вторую оставил себе. С помощью неё я и аппарировал в Капитолий вслед за вами, – с этими словами он извлек из кармана волшебную палочку, очень похожую на ту, которую он отдал Гарри утром. – Кстати, вы могли бы меня поблагодарить за то, что не встретили ни одного маггловского миротворца на пути от кабинета сюда. Я решил, что им не место в президентском дворце и отправил их прочь.

– И что вы собираетесь делать дальше? – выдохнула Гермиона.

– Ничего, – пожал плечами Сноу. – Я пришел сюда лишь за тем, чтобы открыть вам эту дверь и забрать свою внучку. Сейчас я спущусь вниз, чтобы вызволить Амелию из темницы, а потом покину замок, – с этими словами Сноу развернулся и неспешно пошел обратно по проходу. Перед тем, как скрыться за углом, он остановился и, повернув голову, бросил внимательный взгляд на смотревшую ему вслед Гермиону. – Не забывайте про Нерушимый Обет, мисс Грейнджер, – произнёс он. – Я чувствую, что мне осталось немного. Быть может, я проживу еще год, а может, чуть больше. Когда придёт время, Амелия сама найдёт вас. И вы должны будете о ней позаботиться.

***
– Ты что, просто так дала ему уйти? – с негодованием воскликнул Хевенсби, выслушав рассказ Гермионы о встрече в библиотеке.

С того момента, как Альма Койн перестала править Панемом, прошло двое суток. За это время Хевенсби успел трижды выступить по телевизору в роли исполняющего обязанности президента. Капитолийские врачи поставили Альме Койн диагноз «помутнение рассудка на фоне сильной хронической усталости» и поместили её в клинику. Больше о ней никто ничего не слышал.

Плутарх Хевенсби, вступив в права исполняющего обязанности, первым делом освободил всех тех, кого успела арестовать Койн. После этого в Капитолии никто и не думал о том, почему у них вдруг снова внезапно сменился президент. Все были просто рады тому, что никто больше не ловит и не заключает под стражу волшебников.

На третий день Гарри, Рон, Гермиона и Джинни пришли к Хевенсби с просьбой получить право распоряжаться библиотекой Сноу. Тогда Гермиона и рассказала ему о встрече со Сноу в библиотеке.

– А что я должна была с ним сделать? – саркастически поинтересовалась Гермиона. – Убить? Или стереть ему память в очередной раз? Хотя в таком случае гуманнее было бы убить.

– Я не знаю, – растерянно ответил Хевенсби. – Но нельзя же было просто дать ему уйти!

– Плутарх, он не нападал на меня, не пытался отобрать у меня палочку. Наоборот, он пришел, чтобы открыть мне дверь в свою собственную библиотеку! Какие у меня были основания причинять ему вред?

Хевенсби лишь махнул рукой в ответ.

– Гермиона, а может действительно не стоило так легко отпускать Сноу? – осторожно поинтересовался Гарри, когда они покинули кабинет Плутарха и отправились на чердак, чтобы в очередной раз посмотреть библиотечные книги и отобрать те, которые были им в тот момент нужнее всего. – Не получим ли мы таким образом через пару лет второго Тёмного Лорда?

– Я не знаю, Гарри, – честно призналась Гермиона. – Может, я и неправильно поступила. Но я подумала, что у нас нет никаких причин убивать Сноу. У Китнисс есть, у Пита, у Гейла, да в конце концов у тех же Брэдфилдов. Но не у нас. О, смотри-ка, кажется, вон оно, то, что я ищу! – Гермиона задрала голову и прищурилась, рассматривая самую верхнюю полку стеллажа. – Ну-ка посмотрим! – она призвала к себе манящими чарами нужную книгу. – Да, это именно она! – обрадовано воскликнула Гермиона, разглядывая старинные витиеватые буквы. Книга выглядела древней, но не потрепанной – кожаный переплет, золотое теснение и плотный пергамент прекрасно сохранились. «Годрик Гриффиндор, Ровена Рейвенкло, Хельга Хаффлпаф, Салазар Слизерин. История строительства Хогвартса», – значилось на обложке.

– Ты что, хочешь восстанавливать Хогвартс по этой книге? – поразился Гарри. – Но Гермиона, это ведь было много веков назад! С тех пор магическая наука скакнула далеко вперёд!

– Разумеется, я не думаю, что мы будем всё делать точно по книге, – фыркнула Гермиона. – Но там наверняка много всего такого, что поможет нам сделать Хогвартс если не точно таким, то хотя бы очень похожим на прошлый.




***
На строительство нового Хогвартса Гарри, Рон, Гермиона и Джинни потратили весь следующий год. Замок было решено возвести в той части Двенадцатого дистрикта, которая располагалась ближе всего к лесу и озеру. Поскольку Двенадцатый стараниями прежних властей был разрушен практически до основания, никто из жителей этому противиться не стал. Тем более, что после того, как Хевенсби, вступив в должность президента, разрешил свободное перемещение между дистриктами, многие жители Двенадцатого предпочли убраться подальше от опостылевших шахт.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни не могли утверждать со стопроцентной уверенностью, что замок раньше стоял именно на том месте, хотя очень многие факторы указывали на это. Но, во всяком случае, все были согласны с тем, что рядом с Хогвартсом непременно должны быть озеро и лес.

Гарри был прав, когда говорил, что чары, описанные в книге Гриффиндора, Рейвенкло, Хаффлпафф и Слизерина безнадёжно устарели. То, на что, основателям тогда требовались годы, теперь можно было создать за месяцы. Друзья занимались строительством не покладая рук, очень стараясь успеть закончить всё или хотя бы почти всё к ближайшей осени. Первого сентября они хотели принять первый курс учеников.

– Кстати, а как мы будем определять волшебников? – спохватился Рон в один из вечеров, когда они, утомлённые трудовым днем, отдыхали на берегу озера с тыквенным соком. – Мы ведь не можем брать у всех пробу крови, как это делали перед Голодными Играми!

– Разумеется, нет, – Гермиону передёрнуло. – В наши времена это делало Перо, которое само записывало имена всех волшебников в специальный журнал...

– И сейчас мы сможем сами сделать такое же, – произнесла Джинни. – Ну что вы на меня так смотрите? Помните, я говорила, что могу точно отличить волшебника от маггла, просто взглянув на него? Так вот, я прочитала в одной из книг, что подобные способности можно вкладывать в предмет. Для этого нужно поместить в предмет частичку себя – ту же прядь волос, например, и произнести специальное заклинание. И тогда предмет – в нашем случае перо – будет держать в себе чары даже после того, как меня самой не станет.

– Джинни, откуда ты всё это знаешь? – удивился Рон.

– Ну, честно говоря, я давно поняла, что моя способность «на глаз» отличать волшебников от магглов – это нечто не совсем тривиальное для волшебника. Вот я и начала искать о ней какую-то информацию в книгах, и наткнулась на это. Именно так когда-то было создано то самое Перо, которое находилось в кабинете Дамблдора. В него была заключена прядь волос Хельги Хаффлпафф, которая обладала такими же способностями, как и я.

– Ничего себе! – восхитился Рон. – Кстати, если уж речь зашла об основателях: мы ведь, получается, теперь четверо основателей Нового Хогвартса! Если мы хотим идти до конца, отдавая дань традициям, то нам придётся распределять учеников по четырём факультетам, как в старые добрые времена! И как же мы назовём эти факультеты? Своими фамилиями, наверное, глупо, тем более, что две из них совпадают.

– Я думаю, если уж отдавать дань традициям, то названия нужно оставить старые, – ответила Джинни. – Я, например, могла бы возглавить Хаффлпафф, раз уж у меня обнаружились такие же способности, как у Хельги.

– Я бы хотел быть Гриффиндором! – тут же вызывался Рон. – Тогда Гермиона – Рейвенкло. А ты, Гарри, уж извини…

– А я буду Слизерином, раз уж меня когда-то считали его наследником, – закончил Гарри. – И я постараюсь сделать так, чтобы на этот раз факультет не снискал себе дурной славы, и никто бы больше за него никогда не извинялся.

– Отлично! – подвела итог Джинни. – А как быть с распределением? По легенде шляпу со своей головы сорвал Годрик Гриффиндор, и каждый из основателей вложил в нее частичку своей магии. Рон, ты готов пожертвовать нам какой-нибудь головной убор?

– А мне тогда, согласно легенде, что, придется строить Тайную Комнату под женским туалетом? – ужаснулся Гарри. – Нет уж, давайте всё-таки не будем настолько следовать традициям!

– И у меня, кажется, нет ни одного головного убора, – добавил Рон. – Я их вообще не очень-то люблю, предпочитаю согревающие чары.

– Ладно, со шляпой придумаем что-нибудь, – решила Гермиона.



В начале лета Хеймитч и Плутарх приехали проведать основателей Нового Хогвартса. Замок к тому времени был уже достроен и почти готов к приёму учеников – оставались буквально последние штрихи.

– Что-то совсем вы о нас не вспоминаете, – скорбно покачал головой Хеймитч. – Я встретил Гейла по пути сюда, и он успел проворчать, что тебя, Гермиона, в последнее время даже погулять не вытащишь! Мол, ты только и делаешь, что занимаешься замком!

– Я знаю, Хеймитч, но ничего не могу пока поделать, – развела руками Гермиона. – Мы твердо решили принять первую партию учеников этой осенью. У нас уже даже готовы списки волшебников, которым мы в июле разошлём письма с приглашениями. Если из них приедет хотя бы половина, то работы нам будет невпроворот. Поэтому сейчас хотелось бы всё как следует подготовить.

– Да, ребята, работу вы, конечно, проделали грандиозную! – восхитился Хевенсби, осматривая замок. – Я надеюсь, вы не очень расстроитесь, если я пришлю к вам парочку журналистов с Центрального Капитолийского Канала? Уж очень хочется показать этот великолепный замок в каком-нибудь выпуске новостей! В Капитолии привыкли ко всякому, но такого они еще не видели!

– Только если твои журналисты не будут потом доставать нас ежедневно, – строго ответила Гермиона. – Кстати, Плутарх, можно тебя на пару слов?

– Да, разумеется, – ответил Хевенсби и последовал за Гермионой внутрь замка. Там Плутарх позволил себе еще повосхищаться масштабами и внутренним убранством.

– Мы постарались сохранить всё таким, каким оно было прошлой эре, – ответила Гермиона. – Надеюсь, нам это удалось.

– Так что ты хотела от меня? – спросил Хевенсби. – Взять еще один Нерушимый Обет?

– Совершенно верно, – невозмутимо ответила Гермиона. – Я хочу взять с тебя Клятву о том, что во все времена, что бы ни случилось, государство ни в коем случае не будет вмешиваться в дела Хогвартса.

Хевенсби удивлённо поднял бровь. Казалось, такого он не ожидал.

– Гермиона, но ты ведь понимаешь, что для вас сейчас могут наступить тяжёлые времена? Вам придётся учить капитолийцев… Вы уверены, что справитесь со всем сами?

– Да, – твердо ответила Гермиона. – Хогвартс во все времена справлялся сам, и во все времена он считался самым безопасным местом в магическом мире. Я хочу, чтобы так было и сейчас. Мы примем любого, кто захочет у нас учиться или же просто попросит убежища.

– Я так понимаю, выбора у меня нет? – тихо произнес Хевенсби. – Ну что ж, я уповаю на твое благоразумие, Гермиона! Надеюсь, вы не будете здесь устраивать подпольные кружки с целью свергнуть правительство?

Гермиона лишь фыркнула в ответ.

– Ну что ж, приступай! – согласился Плутарх.

– Гермиона, смотри, что у нас есть! – воскликнул Рон, когда они с Хевенсби вновь вышли на крыльцо. В руках он держал широкополую шляпу, которую до недавнего момента носил Хеймитч. – Хеймитч согласился отдать нам свою шляпу! Теперь у нас будет своя Распределяющая Шляпа!

– Как уж тут было не согласиться, – проворчал Хеймитч.

– Ничего, Хеймитч, ты еще не раз увидишь её в капитолийских новостях, – успокоила его Гермиона.

– Интересно, как научить её петь песни? – мечтательно протянул Рон.


Эпилог

– Первокурсники, все сюда! – слышался с берега озера знакомый громкий голос.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни решили и тут остаться верными традициям. Железная дорога, по которой ходил новенький Хогвартс-экспресс, заканчивалась на другой стороне озера, и дальше, как и в былые времена, учеников первого года должны были переправлять к замку на лодках. Человеком, призывавшим учеников к лодкам, был Гейл Хоторн, которого месяцем раньше назначили на должность лесничего в Хогвартсе. Тем самым Гейлу удалось исполнить одновременно два своих самых сильных желания: быть ближе к лесу и всегда быть рядом с Гермионой.

– Гарри, а ты представляешь, Мадж приедет сегодня сюда! – поделился с другом секретом Рон. Они оба были в Большом Зале – занимались последними приготовлениями ко встрече с учениками. – Она будет учиться вместе со всеми.

– Ну и что? – не понял Гарри. – По-моему, Мадж выказывала большое желание обучаться магии.

– Как, ты разве не знаешь? Ведь мы помолвились неделю назад! Ну как я буду ей преподавать после этого? Она ведь формально окажется первокурсницей!

Гарри сдавленно хихикнул в ответ.

– Да ладно тебе, тут всё равно будет достаточно первокурсников разных возрастов, – успокоил его Гарри. – Ну а если станет так уж некомфортно, можешь перевести ее на частное обучение. И не смотри на меня так, я совершенно серьезно!

Рон лишь покачал головой в ответ.

Снаружи послышался шум – это Гермиона и Джинни вели за собой толпу учеников ко входу в Большой Зал. Когда они все зашли, Гарри и Рон сразу почувствовали, как же сильно этот Новый Хогвартс был похож на тот, старый, который они так любили. Вот только длинные факультетские столы были все еще пусты.

Гермиона командовала распределением, как когда-то делала это профессор МакГонагалл. Петь шляпу Хеймитча они так и не научили, так что пришлось ограничиться просто коротким приветствием. Потом Гермиона начала зачитывать список будущих учеников, который оказался довольно длинным. Когда она дошла до буквы «С», ее взгляд задержался на одной фамилии, и она вдруг почувствовала, как её сердце забилось чаще.

– Амелия Сноу, – произнесла Гермиона ровным тоном. Краем глаза она заметила, как сидевшие за преподавательским столом Гарри, Рон и Джинни резко дёрнулись.

От толпы учеников отделилась маленькая худенькая фигурка с заплетенными в косу белокурыми волосами и спокойно направилась к табурету. В ее глазах не было ни тени страха или волнения, которые в избытке присутствовали у остальных.

– Слизерин! – выкрикнула шляпа, едва коснувшись головы Амелии.