Завещание мистера Эванса

Глава 1

В среду, первого августа 2001 года, в два часа пополудни в нотариальную контору Перишер & Хэг вошла светловолосая женщина средних лет в сопровождении двух молодых людей приблизительно одного возраста. Один из них был довольно крупного телосложения и такой же светловолосый, как она. Другой был худ, темноволос и довольно растрепан. Их провели в просторную, классического вида переговорную, посадили за внушительных размеров дубовый стол овальной формы, предложили напитки и просили пять минут подождать. Но не прошло и минуты, как в комнату вошла еще одна женщина, а вслед за ней и еще один молодой человек.

Вошедшая дама была также средних лет и весьма хороша собой. Сопровождавший ее молодой человек был строен, широкоплеч и не менее привлекателен. Оба были настолько светловолосы, что их смело можно было бы назвать белобрысыми, однако это слово слишком не вязалось с их претенциозным видом.

Увидев сидящую в переговорной троицу, они на мгновение застыли в дверях. Женщина приняла холодно-надменный вид, а молодой человек коротко кивнул темноволосому парню и ничего не сказал. Они сели за противоположную сторону стола, и в переговорной повисло напряженное молчание.

Все пятеро не понимали, с чего бы это они одновременно оказались в нотариальной конторе и старательно игнорировали присутствие друг друга. Впрочем, дама, пришедшая первой, казалось, немного вытянула и без того необычно длинную шею и исподтишка наблюдала за второй женщиной, показавшейся ей смутно знакомой.

Спустя обещанные пять минут, в комнату зашел невысокий пожилой человек с портфелем. Идеально строгий серый костюм, галстук и рубашка в тон сидели безукоризненно. Очки в тонкой металлической оправе завершали образ и придавали ему еще более солидный вид.

– Господа, рад приветствовать вас в нашей конторе. Позвольте представиться – мистер Перишер, нотариус, – он подчеркнуто любезно кивнул, сел во главе стола и продолжил. – Нотариальная контора Перишер & Хэг вот уже более трехсот лет специализируется на наследственных делах…

– Мистер Перишер, нельзя ли обойтись без рекламы? Нам бы хотелось узнать для чего мы были приглашены сюда, и как можно скорее, – перебила нотариуса вторая дама.

– Терпение мадам, это не займет много времени. Однако прежде чем продолжить, я должен соблюсти формальности. Мистер Дадли Вернон Дурсль?

– Ммм? – Дадли выжидающе посмотрел на нотариуса.

– Вы родились двадцатого мая 1980 года? – Дадли хмуро кивнул. – Ваши родители мистер Вернон Дурсль и присутствующая здесь миссис Петунья Дурсль, урожденная Эванс?

– И что? – подозрительно набычился Дадли.

– Просто формальности, мистер Дурсль, просто формальности. Идентификация, так сказать, – поспешил его успокоить мистер Перишер. – Мистер Гарри Джеймс Поттер?

– Это я, сэр, – подал голос Гарри.

– Вы родились 31 июля 1980 года?

– Да.

– Ваши родители мистер Джеймс Поттер и миссис Лили Поттер, также урожденная Эванс?

– Да, сэр, но они давно умерли…

– Мне это известно, и к делу отношения не имеет.

Гарри не понравились слова мистера Перишера, но он почел за благо промолчать. В конце концов, ему тоже хотелось «как можно скорее» узнать цель собрания.

– Миссис Дурсль, мистер Дурсль, мистер Поттер, полагаю, вам знакомо имя Фрэнсис Уильям Эванс?

– Это мой отец.

– Это наш дед.

– Ну?

Одновременно ответили все трое.

– Но он умер, почти двадцать лет назад! Дадли едва помнит его, – в недоумении сказала миссис Дурсль.

– Надеюсь, меня и моего сына пригласили не для того, чтобы ознакомить с семейным древом мистера Поттера? – холодно поинтересовалась вторая дама.

– Еще немного терпения миледи, – тон нотариуса оставался предельно любезным, но в голосе послышались стальные нотки. Он положил ладонь на стол и обратился к сыну дамы. – А вы, молодой человек, соответственно мистер Драко Люциус Малфой, пятого июня 1980 года рождения, сын присутствующей здесь миссис Нарциссы Друэллы Малфой, урожденной Блэк.

– Именно так, сэр, – ответил Драко.

– Господа, будучи душеприказчиком покойного мистера Фрэнсиса Уильяма Эванса и в соответствии с его последней волей, я собрал вас для оглашения завещания.

– Но завещание уже было оглашено… – удивленно возразила миссис Дурсль.

– А я не понимаю, какое отношение может иметь к нам завещание этого мистера Эванса, – добавила миссис Малфой.

– Миссис Дурсль, миледи, будьте любезны, дослушать меня до конца и тогда я буду готов ответить на любые ваши вопросы, – вежливо пресек дальнейшие возражения мистер Перишер. – Итак, как я уже говорил, наша контора более трехсот лет занимается наследственными делами. В 1983 году к нам обратился мистер Фрэнсис Уильям Эванс. По его просьбе и в соответствии с его указаниями нами было составлено завещание. Особенностью этого завещания следует считать то, что оно состоит из двух частей. Первая часть была оглашена непосредственно после его смерти. Что касается второй части, то мистер Эванс пожелал, чтобы она была раскрыта не ранее, чем младший из его внуков достигнет совершеннолетия. Как вы знаете, младшим из вас, молодые люди, является мистер Поттер, и его совершеннолетие наступило не далее как вчера. Именно поэтому вы все приглашены сюда сегодня – на оглашение второй части завещания.

– Нечего сказать, веселенький подарочек ко дню рождения, – пробормотал Гарри.

– Вы что-то сказали, мистер Поттер?

– Нет-нет, продолжайте, мистер Перишер.

– Собственно, теперь я должен зачитать вам ту часть завещания, ради которой вы здесь собрались, – мистер Перишер положил на стол принесенный с собой портфель, извлек из него папку, из папки гербовую бумагу и начал читать:

«Я, Фрэнсис Уильям Эванс, рожденный четырнадцатого февраля 1905 года, находясь в здравом уме и трезвой памяти, в присутствии двух свидетелей, объявляю свою последнюю волю.

Настоящим, я признаю Нарциссу Друэллу Блэк моей дочерью, а ее сына и других детей, если таковые родятся, моими внуками.

Моим дочерям, Петунье и Нарциссе, я завещаю адресованные мне письма Друэллы Блэк, урожденной Розье. Кроме того, я оставляю моей дочери Нарциссе изумрудную брошь, в форме папоротника, некогда подаренную мне ее матерью.

Моим внукам, рожденным на момент составления завещания, я оставляю следующее, принадлежащее мне по праву имущество. Моему старшему внуку Дадли я завещаю позолоченные песочные часы. Моему внуку Драко – серебряную чашу. И, наконец, младшему на данный момент внуку Гарри я завещаю моего попугая Рэда.

Мою последнюю волю надлежит огласить моим дочерям и внукам по достижении мистером Гарри Поттером двадцати одного года.

Имущество, подлежащее передаче в соответствии с настоящим завещанием, передается мною на хранение нотариальной конторе Перишер & Хэг.

Лондон, 31 июля 1983 года».

Когда мистер Перишер закончил, в комнате воцарилась мертвая тишина, но Гарри показалось, что за окном прогремел гром и сверкнула молния.


Глава 2

Постучав пальцами по столу, мистер Перишер вырвал посетителей из охватившего их оцепенения.

– Драко, мы немедленно уходим! – миссис Малфой решительно поднялась. – Надеюсь, мистер Перишер, вы понимаете, что подобные шутки не могут остаться безнаказанными, – она говорила совершенно спокойно, но глаза смотрели жестко, а вспыхнувшие щеки выдавали возмущение.

– Миссис Малфой, я всего лишь исполняю свои обязанности и поэтому прошу вас избавить меня от предупреждений и, тем более, угроз. Я огласил последнюю волю мистера Эванса и готов передать вам причитающееся по завещанию имущество. Впрочем, может быть, вы желаете отказаться от наследства?

Миссис Малфой гордо вскинула подбородок и повернулась к сыну.

– Мама… – не то прося, не то предостерегая произнес Драко.

Миссис Малфой застыла, и на секунду Гарри показалось, что он уловил в выражении ее лица отчаяние, но уже в следующее мгновение она по-прежнему спокойно обратилась к нотариусу:

– Мистер Перишер, прошу понять меня правильно, но признания такого рода не могут быть бездоказательны.

Он примирительно кивнул.

– Миледи, я всего лишь исполняю последнюю волю усопшего, оформленную в соответствии с требованиями закона, и доказывать ее правомерность не только не должен, но и не имею права. Впрочем, позволю себе напомнить, что вам и миссис Дурсль мистер Эванс завещал письма вашей матери. Возможно, они смогут развеять сомнения.

– Я хотела бы немедленно ознакомиться с ними, – сказала миссис Малфой, занимая свое прежнее место.

– Я тоже! – вступила в разговор миссис Дурсль. – Мой отец был тот еще… – она осеклась на полуслове и теперь уже открыто уставилась на новоявленную сестру.

– Ну что ж, разумно, – с этими словами мистер Перишер извлек из портфеля две тонкие папки. – Писем всего три, это два комплекта копий. Со своей стороны, прошу вас договориться между собой, кто примет оригиналы.

Он передал им бумаги, и миссис Дурсль немедленно принялась за чтение. Миссис Малфой, едва взглянув на первое письмо, побледнела, и руки ее заметно задрожали.

– Да, это почерк моей матери, но это ничего не доказывает… – пробормотала она.

– Может быть, стоит дочитать до конца? – предложил мистер Перишер.

– Да-да, конечно… – и она снова принялась за чтение.

В комнате опять стало тихо. Дадли сидел уставившись в одну точку и, похоже, о чем-то мучительно размышлял, Драко обеспокоенно смотрел на мать, а Гарри с любопытством наблюдал за обеими женщинами. «А ведь они действительно чем-то похожи, – подумал он. – Обе худые, высокие, светловолосые… и губы поджимают совершенно одинаково».

Миссис Дурсль закончила чтение первой, положила папку на стол и выжидающе посмотрела на миссис Малфой. Ждать пришлось недолго – миссис Малфой, все еще держа в руках письма, подняла голову, и взгляды их встретились. Они с минуту молча смотрели друг на друга, пока наконец миссис Дурсль не произнесла:

– Мой отец был довольно легкомысленным человеком, и от него всего можно было ожидать. Впрочем, если у вас остались сомнения, мы можем пройти генетическую экспертизу.

– Что пройти? – рассеянно спросила миссис Малфой.

– Анализ крови. Я слышала, что тест дает почти стопроцентно точный результат, и тогда мы будем точно уверены…

– Нет, не надо. Я думаю, – слова давались ей с трудом, – что все это правда.

Она нервно сглотнула и прикрыла глаза. Встревоженный Драко взял ее за руку.

– Мама, тебе плохо?

– Может быть, воды, миссис Малфой? – предложил мистер Перишер.

Она открыла глаза и ответила:

– Да, пожалуй, благодарю вас!

Мистер Перишер, нажал на клавишу, вмонтированную прямо в стол, и дал распоряжение секретарю. Не прошло и минуты, как в комнату вошла немолодая суровая женщина и поставила на стол поднос, на котором стояло пять стаканов и столько же бутылок минеральной воды.

Драко немедленно наполнил стакан и протянул матери. Она взяла его, поднесла к губам, но, так и не отпив, поставила на стол и уже вполне уверенным голосом сказала:

– Мистер Перишер, я не стану отказываться от наследства и поэтому прошу вас продолжать.

– Ну что ж, мне осталось только передать каждому из вас имущество, – он снова нажал на ту же клавишу в столе и сказал. – Миссис Претцел, принесите, пожалуйста, предметы по наследственному делу Эванс, 1983 год.

Спустя несколько минут, в комнату вошла все та же суровая дама, катя перед собой тележку, вроде тех, на которых гостиничные портье перевозят гостевой багаж, с коробками разного размера.

– Благодарю, вас, миссис Претцел, можете идти, – мистер Перишер подошел к тележке и снова обратился к присутствующим. – Миссис Дурсль, миссис Малфой, кто из вас примет письма?

– Мне это безразлично, – пожала плечами миссис Дурсль.

– Тогда, если позволите, их возьму я, – сказала миссис Малфой.

– Не возражаю.

Мистер Перишер раскрыл небольшую коробку и передал ее миссис Малфой: внутри лежало три скрученных в рулончики письма, аккуратно перевязанных ленточками.

Следующая коробочка была маленькой и легко умещалась на ладони. Обитая темно-зеленым бархатом, с серебристой подкладкой внутри, она выглядела просто и в то же время дорого, также как и ее содержимое: изумрудная веточка папоротника с платиновым стеблем и с несколькими крошечными бриллиантами на листьях.

– Брошь миссис Друэллы Блэк, – прокомментировал мистер Перишер.

Миссис Малфой приняла коробочку, и уже хотела было закрыть ее, как вмешалась миссис Дурсль.

– Могу я хотя бы взглянуть?

Тревога промелькнула на лице миссис Малфой, но она все же протянула коробочку. Однако миссис Дурсль не стала брать ее в руки, а лишь, вытянув шею, бросила на брошь жадноватый взгляд, сухо поблагодарила и, поджав губы, сцепила перед собой пальцы.

– Песочные часы для мистера Дадли Дурсль, – мистер Перишер передал Дадли продолговатую картонную коробку размером со стакан.

Дадли без особого интереса посмотрел на свое наследство, закрыл коробку и передал матери.

Следующая коробка была круглой и походила не то на шляпную картонку, не то на упаковку для довольно большого торта.

– Серебряная чаша для мистера Драко Малфоя.

Драко взял коробку и достал чашу. Она была глубокой и больше походила на внушительную салатницу на низкой ножке, если бы не витые ручки по бокам. Пожав плечами, Драко уложил ее обратно, со словами:

– Надеюсь, она действительно серебряная.

На тележке оставалась самая большая коробка.

– Мистер Поттер, к сожалению, для вас у меня плохие новости: завещанный вам попугай умер. Увы, обычно такие крупные особи живут достаточно долго и даже доживают до ста и более лет, однако эта птица пережила мистера Эванса всего лишь на месяц. Но у нас осталась клетка, которую и прошу принять.

– Зачем она мне? – в недоумении спросил Гарри.

– Мистер Поттер, вы желаете отказаться от наследства?

Вопрос поставил Гарри в тупик: с одной стороны, само слово «наследство» звучало заманчиво, но с другой… Ну к чему ему клетка?! Кого в ней держать? Будь жива Букля, можно было бы переселить ее… При воспоминании о любимице у Гарри защемило сердце: он так и не обзавелся новой птицей, а если надо было отправить сову, обращался в почтовую совятню в Косом переулке или Хогсмиде. Или одалживал Сычика у Рона. Может взять ее для Сычика? В этой клетке ему будет просторнее…

– Нет, я беру ее.

– Ну что ж, осталось только подписать бумаги, и все мы можем быть свободны, - мистер Перишер достал из портфеля гербовый бланк и предложил присутствующим расписаться в получении имущества.

Когда с формальностями было покончено, Драко и миссис Малфой первыми поднялись со своих мест, за ними встали Гарри и миссис Дурсль. Как вдруг, так и оставшийся сидеть Дадли, обращаясь к Гарри спросил:

– Так я не понял, этот белобрысый что, наш брат?

Глава 3

Нести коробку с клеткой было неудобно, и Гарри сорок тысяч раз проклял Статут о секретности, а заодно и себя, за то, что решил-таки ее взять. «Ну, Сычик, летать тебе теперь с моей почтой вне очереди!» Впрочем, представив, как это пернатое недоразумение будет радостно верещать при заселении, Гарри не мог не улыбнуться: смешной он, Сычик, и ведь уже взрослый по птичьим меркам, а все такой же неугомонный.

Ну ладно, как распорядиться клеткой понятно, а что прикажете делать со всем остальным? Тетя Нарцисса и кузен Драко! Спасибо тебе дед, нечего сказать, отличный подарок к совершеннолетию, просто незабываемый!

Самое смешное, что именно Дадли заставил его до конца осознать смысл произошедшего. Да, похоже, что и не только его. Услышав вопрос, Малфой, уже стоявший в дверях, вздрогнул, медленно обернулся, и Гарри готов был поспорить на галеон, что прочел в его глазах если не ужас, то панику как минимум. Как бы то ни было, бросив взгляд на Дадли, Малфой взял мать под руку и они молча покинули стены конторы.

Дадли же, по-видимому, уходить не получив ответа не собирался и продолжал выжидающе смотреть на Гарри.

– Да, Дадли. Похоже, что так, – только и смог выдавить из себя Гарри.

Понять по лицу Дадли, как он воспринял подтверждение своей догадки, было невозможно. Гарри хотел уже было окликнуть брата, но тетя Петунья его опередила.

– Дадли, нам пора, нужно еще заехать в магазин и на заправку.

Они вышли из конторы вместе, и Гарри собрался уже попрощаться, как вдруг миссис Дурсль сказала:

– Ты ведь был знаком с ними раньше.

Это не было вопросом, но Гарри все-таки ответил:

– Я учился с Драко, но на разных факультетах.

– Ах вот оно что, – озадаченно сказала миссис Дурсль. – Стало быть, та женщина…

– Ну да, ведьма, – ответил Гарри.

– Понятно… понятно.

Гарри смотрел на нее и не мог припомнить, чтобы тетя еще когда-нибудь выглядела такой потерянной. Впрочем, дома его ждали друзья, а выводить тетю из ступора он не считал нужным – в конце концов, с нею Дадли и это его мать. Поэтому, коротко попрощавшись, Гарри пешком отправился домой, пытаясь привести в порядок растревоженные мысли и эмоции.

Сомнений в том, что Нарцисса еще одна дочь его деда у него не было уже потому, что тетя Петунья не стала спорить. Да и подмеченное им внешнее сходство говорило само за себя. Конечно, до ужаса было любопытно, что там в этих письмах, но просить у тети копии язык не повернулся.

Сложнее было принять то, что в нагрузку к прелестной, во всех смыслах, тетушке Нарциссе прилагался братец Драко. Но с другой-то стороны… такая шпилька в адрес Малфоя дорогого стоит! Ради этого можно и породниться: ходить друг к другу по праздникам в гости, посылать поздравительных сов ко дню рождения и на рождество, словом, вести себя как все порядочные родственники. Вообразив столь идиллическую картину, Гарри невольно хохотнул.

А что, недурно будет вместе с Дадли, опять же по-родственному, нанести визит в Малфой-мэнор: передать привет от дяди Вернона дядюшке Люциусу, то-то обрадуется, а там, глядишь, чаю с кексами попить, «Родословные волшебников» полистать… Издание переработанное и дополненное. Да уж, держись, Драко! Родственники Дурсли – это тебе не от бладжера увернуться. Это навсегда!

В итоге настроение Гарри улучшилось настолько, что даже громоздкая коробка с клеткой перестала тяготить. То, что дедово наследство не дожило до его совершеннолетия, Гарри не слишком волновало: попугай не сова, особой пользы не приносит.

Когда он наконец-то свернул на площадь Гриммо, было уже около семи вечера. Гарри изрядно проголодался, и мысль о блюдах, не осиленных гостями накануне и заботливо прибранных Джинни, согревала душу.

Едва Гарри открыл дверь, как был ошарашен воплем «Сюрприз!!!», настолько громким, что буквально заложило в ушах. В прихожей собрались самые близкие ему люди: Рон, Гермиона, Джордж, а впереди всех стояла улыбающаяся Джинни. Все были в разноцветных остроконечных колпаках, из верхушек которых с негромким хлопком вылетали маленькие фейерверки с искрами в форме крошечных золотых снитчей.

– Ух ты! – восхищенно выдохнул Гарри. – Твоя работа, Джордж?

– А то! Пользуются большим спросом. Искры выполняются под заказ, на днях вот просили пчел. Надеюсь, что гости заказчиков останутся довольны и не разбегутся.

– Успеете еще обсудить, Джордж, – строго прервала их Джинни, – дай человеку зайти.

Гарри переступил порог, сердечно поздоровался со всеми и получил свою порцию дружеских, нежных и медвежьих объятий.

– Мы решили продолжить празднование в более узком кругу, – сказала Джинни.

– Я специально не стал обедать, а ты бессовестно моришь нас голодом, – добродушно проворчал Рон. – Чего ты так долго?

– Я получал наследство.

На мгновение все умолкли.

– Разве кто-то умер? – робко спросила Гермиона.

– Мой дед Эванс. Правда это произошло восемнадцать лет назад, так что не стоит огорчаться.

– А почему наследство открылось только сейчас? – поинтересовался Джордж.

– О! Такова была его последняя воля!

– А что, что за наследство-то? – спросил Рон, с любопытством разглядывая коробку.

– Попугай.

– Так там, в коробке, птица? Выпусти ее скорее, она же может задохнуться!

– Поздно… – Гарри изо всех сил постарался состроить скорбную мину, но увидев лица друзей, не знающих как реагировать на его слова, не выдержал и расхохотался. – Да не переживайте вы! Попугай пережил деда всего на месяц, но осталась клетка, которую я и унаследовал.

– Ну и шуточки у тебя, – с облегчением выдохнул Рон.

– Да это вовсе не шутки, – ответил Гарри. – В коробке клетка. Я взял ее для Сычика, так что с него причитается.

– Хватит уже болтать, Гарри, – засуетилась Джинни, – живо мой руки и за стол.

– Ты ему еще уши надери, за опоздание, – ухмыльнулся Рон.

– Или отшлепай! – загоготал Джордж. – Гарри, хочешь получить по попке от мамочки-Джинни?

– Не возражаю, – ответил Гарри и отправился в ванную.


Глава 4

Аппарировать с улицы, на которой располагалась нотариальная контора, было нельзя – слишком людно. Зато на соседней улице ремонтировали дорогу: проезд был закрыт, пешеходы обходили шумное место стороной, а рабочие, из-за создаваемого техникой грохота, характерный хлопок все равно не расслышали бы – идеальное место.

Пройдя за ограждение, Нарцисса и Драко остановились и с минуту молча изучали обстановку.

– Ты домой? – тихо поинтересовался Драко, продолжая оглядывать улицу.

Нарцисса с тревогой посмотрела на сына.

– Да. А ты?

– Я к себе, – ответил он, не глядя на мать.

Нарцисса только кивнула в ответ: ничего удивительного в том, что Драко хочет побыть один, ей тоже хотелось сейчас остаться в одиночестве. Она смотрела на сына, но он, как-будто, не замечал ее взгляд, и это было мучительно.

– Драко, я…

– Не надо, мама, не сейчас. – Он наконец-то обернулся к матери, но все еще избегал ее взгляда. – Мне пора.

– Но, Драко…

– Потом.

Хлопок, и она осталась одна. Нарцисса тоже огляделась: никого кроме рабочих поблизости не было, а они, занятые своим делом, ничего не заметили. Она постояла еще немного и аппарировала.

***

На пороге ее встретил старший эльф-домовик Гуфер.

– Мистер Малфой дома? – спросила Нарцисса, передавая ему сумочку.

– Нет, хозяин еще не возвращался.

– Отнеси сумочку ко мне в комнату и приготовь кофе. Ужин подадите в столовую, когда вернется мистер Малфой.

– Будет исполнено, – ответил эльф и с поклоном удалился.

Прежде чем отправиться к себе, Нарцисса обошла дом, проверяя как эльфы справились с уборкой. Придраться, как всегда, было не к чему, но контроль за домовиками – это часть ежедневных обязанностей хозяйки, которые Нарцисса исполняла безупречно.

Впрочем, надо признать, что после падения Темного Лорда, круг ее забот существенно сузился. Чтобы сохранить Люциусу свободу, они пожертвовали немалую часть их имущества: два дома были отданы Смоллам и Бреннанам, оставшимся по милости Беллы без жилья; публичная магическая библиотека пополнилась редкими фолиантами с автографами магов-сочинителей; а Министерству магии были переданы бесценные древние артефакты, принадлежавшие дому Малфоев уже не одну сотню лет.

Кроме того, по ее настоянию Люциус учредил Фонд помощи пострадавшим от Пожирателей смерти, в который была вложена огромная сумма, опустошившая их хранилище в Гринготтсе больше, чем на две трети. Управляющим Фондом был назначен Амос Диггори, а Люциус довольствовался номинальной должностью консультанта попечительского совета Фонда по финансовым вопросам. Бесплатно, разумеется.

Все имущество, унаследованное от Беллы и ее мужа, не имевших детей, Нарцисса отписала внуку Андромеды. Это решение было принято не из родственных побуждений – после того как Андромеда вышла замуж, Нарцисса впервые заговорила с ней выполняя формальности, связанные с передачей имущества, а уж ее внука и вовсе не видела ни разу. Собственно, знакомиться с мальчишкой Нарцисса не имела ни малейшего желания: мало того, что его дед, муж Андромеды, был урожденным маглом, так еще и отец – оборотень. И все же, в отличие от Беллы, Нарцисса не могла относиться к нему как к пащенку – ребенок есть ребенок, да еще и лишившийся обоих, пусть и никудышных, родителей, а если еще и учесть, что сиротой он стал не без участия собственной двоюродной бабки...

С другой стороны, как ни странно, Нарцисса отказалась от этого наследства без всяких сожалений – не подстрекай Белла Драко, он не стал бы Пожирателем смерти и, кто знает, может быть все сложилось бы по-иному…

В итоге, родительский дом, унаследованный Беллой по старшинству от отца, а заодно поместье Рудольфуса, содержимое их семейного сейфа в Гринготтсе, к слову сказать, немалое, а равно и все прочее имущество Лестрейнджей принадлежали теперь малышу Тедди.

Были и другие «жертвы», но Малфой-мэнор и квартиру в Лондоне Малфоям удалось сохранить. Оставались у них и другие ценности, да и Люциус все еще был совладельцем нескольких магазинов. Однако содержание недвижимости обходилось дорого, магазины большого дохода не приносили, продавать оставшиеся ценные книги и артефакты пока не поднималась рука, к тому же некоторые из них были запрещенными. Нарцисса предложила Люциусу продать ее личные драгоценности, но тот и слышать об этом не захотел, а она не стала настаивать: не хотела, чтобы он воспринял это как сомнение в его способностях содержать семью. Нет, денег хватало, но если раньше их состояние год от года росло, то теперь они часто тратили больше, чем зарабатывали. Словом, ощущение уверенности в незыблемости собственного статуса, подкрепляемое солидным состоянием, было утрачено.

А тут эта история с завещанием. Получив письмо с приглашением на его оглашение, Нарцисса поначалу решила, что это какая-то ошибка: в ее роду не было никаких Эвансов. И потом, письмо было направлено от имени магловской нотариальной конторы, а единственным ее родственником-маглом был Тед Тонкс. Тонкс, а не Эванс!

Она мысленно перебрала друзей и знакомых, но никого с фамилией Эванс вспомнить так и не смогла. И потом, если этот Эванс магл, то как он вообще узнал о ее существовании? И как контора разыскала ее? Магловская почта в волшебном мире не применялась. Если какой-то волшебник хотел написать знакомому или, не ровен час, родственнику маглу, он просто отправлял сову. Об этом Нарцисса знала еще с тех времен, когда Андромеда только начала встречаться со своим Тонксом – ее сипуха за время каникул совершенно выбивалась из сил, обеспечивая влюбленным непрерывную переписку. Каким образом с волшебниками связывались другие маглы, Нарцисса понятия не имела. Самой ей вручили письмо в Министерстве Магии – прислали сову с сообщением, мол, на ваше имя поступило письмо, будьте любезны его получить, или через три дня оно будет отправлено обратно.

Она пришла на следующий же день, но, увидев адрес отправителя, была настолько удивлена, что ей и в голову не пришло разбираться на месте. В полном недоумении Нарцисса вернулась домой и только тогда вскрыла конверт. Завещание, да еще какого-то магла… Какое она могла иметь к этому отношение?!

В конце концов, она решила, что это ошибка, а может быть дурацкий розыгрыш, чья-то злая шутка, а то и какая-то каверза. Однако к вечеру к ней наведался Драко с точно таким же приглашением, и стало ясно, что ошибки уж точно быть не может. Осталась самая малость – определить шутка это или каверза.

Люицуса дома еще не было, и они решили ничего ему не говорить, не тревожить попусту. Но сам Драко был взволнован, и Нарцисса догадывалась почему - лишние деньги ему не помешали бы.

На совершеннолетие она и Люциус подарили сыну лондонскую квартиру и теперь Драко жил совершенно самостоятельно: сам питался, следил за чистотой и порядком, делал покупки, может быть даже гостей принимал. Как он со всем этим справлялся, Нарцисса не знала, и это вызывало у нее беспокойство – ни в Хогвартсе, ни в Высшей школе домоводству не обучали даже девочек. В поместье уборкой и приготовлением пищи занимались эльфы, а в лондонской квартире последний эльф умер лет тридцать назад.

Принимать какую-либо помощь от родителей Драко наотрез отказался, но для самостоятельной жизни нужны деньги, и ему пришлось искать работу. Нарцисса опасалась, что услышав фамилию Малфой, работодатели не задумываясь будут отказывать ее сыну. Но она ошиблась, и Драко нашел работу неожиданно быстро – его приняли в отдел международного магического сотрудничества Министерства магии. Драко всегда был способен к языкам, к тому же на дипломатическом поприще нужна была определенная гибкость и даже хитрость, и вот тут фамильная малфоевская черта неожиданно сыграла ему на руку.

Отдел возглавлял Перси Уизли. (Господи, урожденный Малфой в подчинении у Уизли, кто бы мог подумать!) Однако Драко никогда не жаловался на начальство, и даже однажды обмолвился, что его все устраивает. К тому же, недавно он получил повышение, а значит Перси Уизли, имея достаточно поводов невзлюбить младшего Малфоя, судил о своем подчиненном непредвзято.

Словом, Драко сам зарабатывал себе на жизнь и как-то справлялся с хозяйством. Нарцисса, как и всякая любящая мать, продолжала переживать за сына, но его успехи, пусть пока очень скромные, позволяли надеяться, что Драко справится с любыми трудностями.

А вот Люциус… Его мир рухнул от одной только немилости Темного Лорда, но это было еще полбеды. Изощренная кара Хозяина, обращенная не на отца, но на сына, окончательно сломила Люциуса.

Но Темный Лорд пал. Большинство Пожирателей Смерти погибли, а те, что остались живы и не успели скрыться, сидели теперь в Азкабане. Люциус же не только уцелел, но и сохранил свободу. Ему не нужно было покидать Англию, не нужно было скрываться от правосудия, но разве спрячешься от самого себя? Порой Нарциссе казалось, что ее муж потерял всякий интерес к жизни, и она не знала чем ему помочь.

Однажды Темный Лорд, после того, как ему стало известно, что Драко никак не может справиться с очередным, порученным ему заданием, ехидно заявил Люциусу, что в семействе Малфоев мужчины ровным счетом ни на что не способны. Последовавшее за этим заявление о том, что еще немного, и истреблять придется не только грязнокровок, но и никчемных волшебников, сковало сердце Нарциссы страхом. Однако она не дрогнула и, глядя Темному Лорду прямо в глаза, тихим, но уверенным голосом напомнила, что он находится не где-нибудь, а в Малфой-мэнор и пользуется их, малфоевским, гостеприимством, и на правах хозяйки она не желает слышать гадостей ни о муже, ни о сыне. А если Темного Лорда это не устраивает, то она уверена, что найдется немало других желающих удостоиться чести предоставить свое жилище в его полное распоряжение.

Пока Нарцисса говорила, Темный Лорд не проявлял никаких эмоций и даже ни разу не шелохнулся. Но теперь, когда она, продолжая смотреть ему прямо в глаза, замолчала, он неожиданно расхохотался: «Глупая женщина, ты лишь подтвердила мои слова! Мужчины в семействе Малфоев ни на что не способны, а вот ты, ты способна на многое! Но ты ведь, как и моя верная Белла, урожденная Блэк. Вот вашу кровь, пожалуй, стоит сохранить!» Сказав это, Темный Лорд, подошел к ней, галантно склонился и аппарировал раньше, чем прикосновение его губ перестало холодить ей руку.

Как только Темный Лорд удалился, присутствовавшие при разговоре Пожиратели смерти, трусливо прощаясь стали аппарировать один за другим. Осталась одна только Белла. Смертельно бледная, она заорала на сестру: «Сумасшедшая, да как ты смеешь так говорить с Хозяином!!! А Люциус сам вино…». Палочка Нарциссы, направленная прямо на переносицу, оборвала ее на полуслове: «Заткнись, Белла, заткнись, или моя рука не дрогнет, и я убью тебя, будь ты хоть трижды моя сестра». Задыхаясь от ярости, Беллатрикс топнула ногой и немедленно аппарировала, да видно была настолько не в себе, что не смогла полностью сосредоточиться и на полу осталась ее туфля. Нарцисса в бешенстве пнула туфлю ногой и, обернувшись к Люциусу, сказала: «Не переживай дорогой, пусть только попробуют что-нибудь сделать! Я им глотки перегрызу. Без всякой магии!» И Люциус, впервые за долгое время, улыбнулся, обнял ее и крепко прижал к себе. Уткнувшись мужу в плечо, Нарцисса обмякла и разрыдалась, а он гладил ее по волосам и шептал: «Все будет хорошо, родная моя, все будет хорошо».

Но это был последний раз, когда она видела Люциуса улыбающимся. Последовавшие события, казалось, высосали из Люциуса все его жизненные силы. Он замкнулся, а все ее усилия пробить воздвигнутую им стену, терпели крах. Плюс ко всему, Нарцисса заметила, что Драко, утратил к отцу всякое уважение. Она попыталась объяснить сыну, что Люциус сейчас как никогда нуждается в их поддержке, но Драко горько усмехнувшись сказал: «Мама, мне больно видеть, как ты стараешься, а он и пальцем не шевелит». Нарцисса пыталась что-то возразить, но Драко не стал слушать: «Мама, если понадобится, я отдам за тебя свою жизнь, но не проси меня об отце. Он сам виноват в том, что с ним произошло, и выбираться должен тоже сам. Мы же с тобой справились!»

Но Нарцисса любила Люциуса. Всегда любила, и его отчужденность заставляла ее страдать. Однако опускать руки было не в ее характере. Темный Лорд даже не подозревал, насколько он был прав. Она, Нарцисса, способна на многое, на очень многое. Вот только она не Блэк!!!

Глава 5

Драко заскочил домой лишь на пару минут. Ему необходимо было побыть одному, но только не в четырех стенах. Он бросил коробку с чашей прямо у входной двери, выпил воды и вышел на улицу.

Бесцельно слоняясь по городу, Драко пытался понять свое отношение к тому, что произошло. Он больше не чистокровный, а точнее он никогда им и не был. Там, в конторе, он еще не успел этого осознать, но теперь этот факт прочно укоренился в сознании.

Сначала Драко был очень зол и больше всего на мать. Неожиданно, он почувствовал себя маленьким обиженным мальчиком, несправедливо наказанным мамой. Это было досадно и ужасно глупо. Разве она виновата? А сейчас ей, возможно, гораздо хуже, чем ему. Даже наверняка хуже.

Потом он задумался об отце – что он скажет, когда узнает? – и, к своему удивлению, обнаружил, что затихающая злость сменилась злорадством: «Так ему и надо!» Однако, немного поразмыслив, Драко сник. Когда-то для Люциуса Малфоя весть о нечистокровности его жены была бы ударом, но теперь, он был почти уверен, отцу это будет безразлично.

А ему самому? Драко на мгновение остановился и устало пожал плечами – ему тоже все равно. Совершенно.

Ни для кого не секрет, что волшебников, у которых в роду совсем нет маглов, осталось немного. А, кроме того, в Высшей школе он однажды по ошибке попал на конференцию колдомедиков, на которой обсуждались проблемы чистоты крови с медицинской точки зрения. Результаты последних исследований Драко впечатлили. По правде сказать, он не понял и половины того, что там говорили, но одну из главных мыслей все-таки уловил: чистота рода рано или поздно ведет к вырождению. Смешанные браки необходимы, а значит появление полукровок неизбежно.

Но перемена в его сознании была связана не только с конференцией. После падения Темного Лорда Министерство Магии производило тщательнейшее расследование, в котором Драко участвовал не только в качестве свидетеля, но и в качестве подозреваемого. Он участвовал в допросах, всевозможных слушаниях и судебных заседаниях лично и не пытался переложить эту обязанность на адвоката, выделенного Министерством. С самого начала Драко отнесся к своему участию в расследовании очень серьезно и старался запомнить все, что ему удавалось узнать. Еще в детстве он твердо усвоил – информация дает большие возможности тому, кто умеет ею распорядиться, а уж эта способность была у Драко в крови. Во всяком случае, по отцовской линии.

Он дал магическую клятву неразглашения, но никто не мешал ему анализировать полученные сведения и делать выводы. А узнал Драко немало. О том, что Темный Лорд и Поттер были полукровками, Драко знал и раньше, но нечистокровность некоторых ближайших приятелей отца стала неожиданностью. Мало того, в ходе слушаний по делу Северуса Снейпа стало известно, что его отцом был магл!

На той самой конференции колдомедиков он также узнал, что чистота крови не гарантирует, что однажды репутацию рода не подпортит сквиб. Более того, они рождаются именно из-за отсутствия смешанных браков. Да что там, годы учебы рядом с Грейнджер, Крэббом и Гойлом наглядно показали, что волшебная сила, похоже, совсем не зависит от того, кто твои родители.

В итоге Драко достаточно легко примирился с тем, что полукровки не просто имеют право на существование, но и являются необходимым злом. Тем не менее, предубеждение против маглорожденных магов осталось: он по-прежнему считал их чужаками, так как они как минимум до одиннадцати лет не имели ни малейшего понятия о волшебном мире, а обучение в Хогвартсе не давало им достаточных знаний о самых простых вещах. Разве что некоторые из них были достойны исключения. Впрочем, Грейнджер вообще особый случай.

Итак, ему, в сущности, нет никакого дела до того, что его мать, а значит, и он сам, не могут похвастать безупречной чистотой рода. Он может даже порадоваться – у его потомства есть хорошие шансы не родиться сквибами. А вот как быть с тем, что Поттер оказался его двоюродным братом?

Эта мысль совершенно сбивала с толку. Блуждая по городу, Драко вновь и вновь пытался понять, что ему с этим делать, да и надо ли? Может просто вести себя также как и раньше? Или как? В конце концов, Драко решил ничего не предпринимать. Вот Поттеру до всего есть дело, пусть он и думает, как быть дальше.

Оставался еще один вопрос – дедово наследство. Как им распорядиться, и будет ли от этого хоть какая-то польза?

Весть о некоем наследстве свалилась на него как снег на голову. Он не без досады припомнил, с какой надеждой забилось его сердце, едва он пробежался по извещению, пришедшему из нотариальной конторы.

Откровенно говоря, к моменту получения очередного жалования, он оставался почти без средств, и вообще жил очень скромно. Увеличение жалования в министерстве было возможно только вместе с одновременным повышением по службе. В любом случае, прибавка на последующей ступени была бы незначительной, а перескочить сразу на более высокую должность не представлялось возможным. Не с его анкетой. Бывало, конечно, что жалование поднимали за какие-либо особые заслуги, но выслужиться настолько в мирное время было практически невозможно.

От родительской помощи Драко наотрез отказался, участвовать в лотереях считал ниже своего достоинства, словом, золотых гор ждать было неоткуда. И тут вдруг наследство! Впрочем, эйфория быстро закончилась – с чего неизвестно кому завещать ему что-нибудь стоящее? Но тайна, тайна манила, особенно после того, как выяснилось, что извещение получил не он один.

И вот теперь он собственник чаши, может быть даже действительно серебряной. Что с ней делать пока не известно, да и для начала надо ее хотя бы рассмотреть повнимательней. Вроде на ней какие-то изображения были, глядишь, она еще антикварной окажется. От этой мысли Драко несколько воспрял духом.

Но тут память коварно вернула его к образу братца Поттера. Проклятье!!! Ну ладно Поттер, но этот, этот… Драко мучительно пытался подобрать слово, но ничего, кроме «тролль», на ум не приходило. Теперь-то понятно, почему Поттер не торопился домой на зимние каникулы.

И как все это некстати. Ой, как некстати! Драко вздохнул. Ему двадцать один год, он не дурен собой, у него есть образование, работа и свой дом, ну то есть квартира.

А еще есть девушка, сделать предложение которой он хотел бы уже к рождеству.

***

Они познакомились прошлой осенью на торжественном приеме в доме Гринграссов, устроенном по случаю бракосочетания их старшей дочери Дафны, однокурсницы Драко. Он получил от жениха и невесты персональное приглашение и хотел уже было отправить филина с отказом, сопровождаемым убедительными оправданиями, извинениями и сердечными поздравлениями, но по просьбе матери все-таки появился на празднике – отец идти отказался, а она хотела немного развеяться и нуждалась в сопровождении.

Пока Нарцисса общалась с приятельницами, Драко из вежливости присоединился к компании друзей жениха, но в завязавшемся разговоре почти не участвовал. Разве что кто-то обращался непосредственно к нему.

Из омута скуки его вырвал звонкий смех. Они стояли в другом конце зала: три девушки в бальных платьях, оживленно обсуждавшие что-то, по-видимому, чрезвычайно забавное, так как новый взрыв смеха не заставил себя ждать. Двух из них он вроде бы раньше не видел, но в третьей признал младшую сестру Дафны. Астория, кажется, а может, и нет. За время учебы Драко едва ли перекинулся с ней парой сколько-нибудь значимых слов – подумаешь, младшая сестра однокурсницы. Но теперь полный жизни смех девушки привлек его внимание.

Заиграла музыка и, повинуясь внезапному порыву, Драко хотел было пригласить ее, но не успел. Пока он пересекал зал, Асторию пригласил какой-то смуглый пожилой гость в феске, видимо знакомый отца девушек, имевшего связи по всему торговому миру.

Возвращаться на прежнее место было неловко, и Драко пригласил одну из ее недавних собеседниц. Девушка была прехорошенькая, но уж очень глупо она хихикала, пока он пытался создать видимость непринужденной беседы. В итоге Драко едва дотерпел до смены мелодии. Проводив девушку на прежнее место и поцеловав ей по всем правилам галантности руку, Драко глазами поискал Асторию. Но она уже стояла в паре с новым кавалером, и Драко пришлось пригласить вторую девушку. В следующий танец ему снова не повезло, и в последовавшие за ним тоже. Для приличия он протанцевал с разными партнершами еще пару танцев, после чего ретировался.

Он встал возле столика с закусками, но в действительности ни аппетитные канапе, ни дорогие деликатесы не пробудили в нем аппетита. А вот от бокала вина, любезно предложенного проходившим мимо официантом, он не отказался. Вино было приятным на вкус, и Драко, возможно, оценил бы букет, если бы все его мысли не были заняты тем, что в очереди из желающих танцевать с Асторией ему места почему-то не нашлось. И правда, одна мелодия сменялась другой, а девушка ни минуты не отдыхала и танцевала с очередным кавалером так легко, словно усталости для нее вовсе не существовало.

Она кружилась, и улыбка не сходила с ее лица. Драко наблюдал за ней неотрывно и ловил себя на том, что, будь его воля, ни один мужчина в зале не приблизился бы к Астории. Разве что мистер Гринграсс захотел бы станцевать с дочерью какой-нибудь старинный чопорный танец. Он не находил ее красивой, но она была определенно мила, статна и танцевала божественно.

А потом объявили белый танец, и Драко едва не поперхнулся остатками вина, когда, оставив очередного кавалера, Астория подошла к нему и пригласила на вальс. После он не мог вспомнить, о чем именно они говорили. Помнил только, что было ему легко и весело и что улыбка у нее мягкая, голос приятный, а глаза яблочно-зеленые с золотыми искрами.

По просьбе матери в тот день он остался ночевать в Малфой-мэноре. Перед сном Нарцисса зашла к нему в его старую спальню, и они немного поговорили. Сначала обсуждали какие-то пустяки, а потом она просто, без обиняков, спросила, нравится ли ему Астория. Вопрос застал Драко врасплох. Да, девушка ему, безусловно, понравилась, но ведь он совсем не знал ее.

Пока он лихорадочно думал, что ответить матери, Нарцисса снова заговорила. Оказалось, что когда-то они с отцом и мистером и миссис Гринграсс всерьез обсуждали возможность брака одной из их дочерей с Драко. Тогда они сошлись на том, что дети сами разберутся, но если пара сложится, то все будут только рады.

Однако с тех пор прошло довольно много времени, семейство Гринграсс ни в каких скандалах замешано не было, а кроме того, всегда было довольно амбициозным. Взять хоть Дафну, вышедшую замуж не за кого-нибудь, а за сына главы компании, производившей лучшие метлы во всей Великобритании.

– Тебе будет непросто, Драко, очень непросто. Астория славная девушка, но я просто обязана тебя предупредить – ее родители вряд ли будут рады принять тебя в семью, – сказала тогда Нарцисса.

Непросто… А когда собственно ему было легко? Он уже и не помнил этого времени. Немного помолчав, он посмотрел в глаза матери и ответил:

– Меня трудности не пугают.

Он и сам не знал, как так получилось, что это «меня» прозвучало особенно подчеркнуто. Нарцисса грустно улыбнулась и, совсем как в детстве, погладив его по голове, сказала:

– Драко, ты слишком строг к нему.

– А ты слишком добра.

– Не так уж это и плохо, быть доброй с теми, кого любишь.

– Мама, давай на этом остановимся. Мне не хотелось бы с тобой спорить.

Они снова помолчали.

– Значит, Астория тебе понравилась?

– Не знаю, я протанцевал с ней несколько танцев и немного поговорил, а ты задаешь такие вопросы.

Нарцисса улыбнулась в ответ:

– Я мать и хочу знать, что происходит с моим сыном.

– Да ничего пока не происходит, ни-че-го.

Но «ничего» продлилось недолго. В начале зимы они случайно столкнулись в министерстве. Драко шел обедать, и Астория попросила разрешения составить ему компанию. В министерском кафе было людно и довольно шумно, беседа толком не клеилась, но при этом, как ни странно, не была ему в тягость. Они договорились встретиться вечером в новом кафе, открывшемся в Хогсмиде. В итоге время пролетело незаметно и весело, и, прощаясь с Асторией, Драко предложил встретиться снова на следующий день. Неожиданно она отказалась, сославшись на то, что все вечера, оставшиеся до конца недели, у нее уже заняты, но она действительно была бы рада встретиться с ним снова. Тогда Драко, любезно улыбнувшись, предложил ей самой выбрать время и место встречи, и она пообещала прислать ему сову.

Но едва Астория аппарировала, всю его любезность как водой смыло. Он был разозлен и раздосадован. Значит, все вечера у нее заняты! Ничего себе… А мать еще пугала его трудностями с родителями. Да тут до трудностей с родителями еще дожить надо! А впрочем, что удивительного? Разве такая девушка может быть незамеченной? Разве сам он не готов занять все ее ближайшие вечера? Ну что ж, трудности его не пугают, так ведь? И он принял решение.

Но тогда это был вызов, своего рода стремление победить в гонке. И лишь спустя какое-то время он вдруг отчетливо понял, что готов проводить с Асторией каждый вечер всей своей последующей жизни. Потому что за милой внешностью, хорошим воспитанием и нежным обращением он почувствовал стальной стержень, волю и такую силу, которую раньше видел лишь в одной женщине. В матери.

***

И вот теперь он ждал рождества, чтобы сделать Астории предложение. Он хотел, чтобы это событие стало для них незабываемым, планировал, придумывал и даже копил деньги. Он продумывал, что скажет мистеру и миссис Гринграсс, чтобы убедить их не препятствовать их с Асторией браку. И тут такая новость…

Когда-то Драко Малфой с подачи родителей гордо считал, что очень немногие девушки могут претендовать на то, чтобы стать его женой. Теперь же он отчетливо понимал, что для того, чтобы сосчитать возможных невест из хороших семей ему хватит пальцев одной руки, если вообще эти самые пальцы понадобятся. А уж после известия о том, что Драко Малфой не может похвастать чистотой рода… Да ладно бы, если речь шла только о некоем деде-магле. В конце концов, он давно умер. Но родство с этими, как бишь их, Дурслями, казалось полной катастрофой. Будь они еще хотя бы значимыми среди маглов людьми, а так… Да еще этот тролль… Нет, конечно к плюсам можно было бы отнести родство с Поттером, но почему-то этот аргумент не вселял Драко на благосклонность Гринграссов никаких надежд.

С другой стороны, с надеждой подумал Драко, может быть ему и удастся избежать огласки. Ни он, ни Нарцисса, в этом не заинтересованы. Поттеру сообщать общественности об их родстве тоже никакой выгоды нет, во всяком случае, Драко на это надеялся. А то, что Дурсли не станут во все это встревать он и вовсе не сомневался. Не зря же они даже провожать его не приходили. Он было уже облегченно вздохнул, как вдруг подумал: Поттер всегда и всем делится с Уизли. Станет ли Уизли молчать? Драко не был в этом уверен.


P/S Дорогие все. Простите за столь долгое ожидание. И заранее говорю, что следующая глава будет не скоро. Простите молодую маму, совсем нет времени. Все ношу в голове.


Глава 6

Попрощавшись с Гарри, Дурсли, как и собирались, отправились в магазин, а потом на заправочную станцию, но даже спустя несколько часов, после того, как они покинули нотариальную контору о том, что произошло, не было сказано ни слова. Лишь подъезжая к дому, Дадли наконец-то спросил:

– Мам, что скажем папе?

Миссис Дурсль нахмурившись поджала губы и внимательно посмотрела на сына. Когда пришли извещения из нотариальной конторы, мистера Дурсля не было дома и она, повинуясь какому-то инстинктивному порыву, попросила Дадли ничего отцу не говорить. Она и сама не знала, почему так поступила, но теперь была крайне рада, что не стала тогда вмешивать мужа.

– Я разберусь с этим сама, Дадли, пожалуйста, не вмешивайся, – ответила она сыну.

Дадли согласно кивнул: что-что, а отношение отца к миру магов ему было хорошо известно. Пусть уж лучше мать сообщит о том, что у него объявились свояченица и племянник – ведьма и волшебник. А он, Дадли, понаблюдает со стороны. Даже интересно как отец это воспримет. Плюс ко всему, от наследства им только и перепало, что копии дедовых писем, да песочные часы (надо бы посмотреть, на какое время они рассчитаны – может, хоть для тренировок сгодятся).

К моменту, когда Дадли заезжал в гараж, его мысли уже ничто не омрачало, и он думал только о бое, предстоявшем ему в конце следующего месяца. Миссис Дурсль, напротив, стала совсем хмурой и ее губы превратились в едва заметную линию.

Занеся на кухню сумки с продуктами и прихватив коробочку с наследством и пару яблок, Дадли поднялся к себе в комнату и включил телевизор на спортивном обозрении. Тем временем, миссис Дурсль машинально разложила покупки по местам и приступила к приготовлению ужина, однако мысли ее были далеко – нужно было обдумать, что и как рассказать мужу. Кроме того, она отчетливо чувствовала обиду и не знала, как с ней справиться.

Она и Лили были поздними детьми. К тому моменту, когда она родилась, отцу было уже за пятьдесят, а матери сильно за сорок. Они прожили в браке почти двадцать лет, а мама все никак не могла забеременеть. Врачи только руками разводили, поскольку супруги были абсолютно здоровы, но что поделать, такие случаи бесплодия бывают. А потом, Бог услышал их молитвы и Эвансы все же стали родителями. Причем, как теперь выяснилось, отец стал им раньше матери.

Отец… Когда она познакомилась с Верноном и они только узнавали друг о друге, на вопросы о роде занятий родителей Петунья отвечала очень уклончиво. Еще бы! Мистер и миссис Эванс работали в цирке: мама была воздушной гимнасткой, а отец – фокусник. Вернону Петунья сказала, что у них свое дело, что, в общем-то, было правдой, поскольку отец был совладельцем цирка. Каким именно делом владел мистер Эванс, она, скрепя сердце, рассказала лишь накануне их помолвки. О том, что отец невесты фокусник, мистер Дурсль узнал и вовсе на свадьбе – новообретенный тесть устроил небольшое представление, развеселившее немногочисленных гостей. Однако сам Вернон был вовсе не рад: надо же так опозориться – фокусы на свадьбе!!!

Не рада была и Петьунья. Она никогда не была близка с родителями, да к тому же считала, что Лили они любят сильнее, чем ее. Когда Вернон сделал ей предложение, она была страшно рада, что наконец-то сможет зажить как все нормальные люди, что цирк, во всех смыслах этого слова, исчезнет из ее жизни навсегда, ибо трудно было себе представить человека более далекого от артистического мира, чем Дурсль. Выходка отца на свадьбе стала для нее полной неожиданностью и радость гостей ее нисколько не утешила, а вот перекошенное лицо золовки Мардж она запомнила надолго. (Хорошо еще хоть Лили с этим ее муженьком уже тогда скрывались от того самого лорда и не смогли приехать.)

Оказавшись с родителями наедине, она высказала отцу все, что о нем думает. Мистер Эванс был удивлен и расстроен, но извиняться не стал, а мать ее не поддержала. Словом, Петунья сильно на них обиделась и в дальнейшем общалась с родителями считанные разы, а после смерти матери, она видела отца лишь пару раз: спустя месяц после рождения Дадли и когда сообщала ему о гибели Лили. Да еще на его собственных похоронах в 1984 году.

После смерти отца, ей досталась не большая, но вполне приличная сумма на счету в банке, да заброшенный родительский дом, который они с Верноном довольно быстро и очень выгодно продали. А это новое наследство пока не сулило ничего приятного: новые родственники-волшебники и только. Ну, еще Дадли получил дедовы песочные часы, бестолковый сувенир с позолотой.

Шорох колес паркующегося автомобиля мужа отвлек миссис Дурсль от воспоминаний. Она расправила плечи и поспешила встретить его так же, как делала это каждый день на протяжении многих лет. За ужином и после него, когда она с мужем смотрела по телевизору вечерние новости, миссис Дурсль не сказала ему о завещании ни слова, а Дадли, как и обещал, хранил молчание и, казалось, вообще забыл обо всем, что случилось.

На разговор с мужем миссис Дурсль решилась лишь тогда, когда они оба легли в постель, и осталось только погасить свет ночника.

– Вернон, – сказала она мужу, потянувшемуся к выключателю, – я должна тебе кое-что рассказать.

Мистер Дурсль удивленно посмотрел на жену:

– А до утра это не может подождать? Я устал и хотел бы поспать.

– Не может, - решительно отрезала миссис Дурсль. – Вернон, мы с Дадли были сегодня в нотариальной конторе. Мой отец, как выяснилось, составил завещание из двух частей. Про дом и счет в банке ты все знаешь. Сегодня огласили вторую часть, и Дадли получил в наследство песочные часы.

Мистер Дурсль удивленно поморщился:

– Ты ради этой новости не даешь мне спать?

– Это еще не все. Кроме нас, наследство получила моя сестра…

– Петунья, но ведь она же умерла! – удивился мистер Дурсль.

– Не Лилли, Вернон, не она. Отец признал в завещании, что у него есть еще одна дочь. А у нее есть сын, еще один наш племянник. И он, и Гарри тоже получили наследство.

Мистер Дурсль непонимающе уставился на жену.

– То есть ты хочешь сказать, что твой отец завел интрижку на стороне и у него есть дочь от другой женщины, а заодно и внук?

– Да.

– Пффф, что еще ожидать от клоунов.

– Он был фокусником, – поправила мужа миссис Дурсль.

– А, – отмахнулся Мистер Дурсль, – ты отлично знаешь, что я имел в виду. Ну и что же они получили от твоего папаши?

– Ее сын получил какую-то здоровенную чашу, больше похожую на салатницу, Гарри – попугая, который давно уже издох, а мне и той женщине достались письма ее матери к нашему отцу. И брошка.

– Брошка? Тебе досталась брошка?

– Не мне, а ей. Брошка, якобы принадлежавшая ее матери.

– А что за брошка? – позевывая поинтересовался мистер Дурсль.

– Изумрудная, в форме папоротника, с бриллиантовыми крапинками. Возможно из белого золота, а может быть из платины.

Сон с мистера Дурсля как рукой сняло.

– Петунья, эта брошка… хммм… ты уверена, что женщина действительно твоя сестра и имеет на нее право?

– Я читала письма, да и в завещании все сказано однозначно.

– Но дорогая, твой отец был ненормальным, мало ли, что взбрело ему в голову! А письма, это и вовсе ерунда. Какая-то женщина сказала, что нагуляла от него дочь, и что?! Если б мужчины верили всему, что говорят женщины, безотцовщины вовсе не существовало бы. Изумрудная брошь… Она большая?

– С мизинец.

– С мизинец? С мизинец?!! Завещание надо оспорить!

– Нет, – решительно возразила миссис Дурсль.

– Тунья, ты не можешь вот так просто отказываться! Ведь эта брошь… она может стоить целое состояние!!!

– Ты высказал свое мнение, Вернон, а теперь скажу я. Я, конечно, могу пройти экспертизу, но ты не видел ее, а мне она сразу показалась знакомой – вылитый отец. Только глаза другие. И потом письма…

– Но Тунья!

– Я сказала, нет! – слишком уж жестко ответила миссис Дурсль, но, увидев опешившее лицо мужа, смягчилась и добавила. – Вернон, подумай сам. В том, что экспертиза признает ее моей сестрой, я не сомневаюсь. И если мы будем настаивать на том, что мой отец был не в своем уме, то это не мы, а она сможет оспорить завещание. Его первую часть. Дом и деньги Вернон. Мы будем вынуждены поделиться.

Доводы миссис Дурсль возымели должное действие, но мистер Дурсль уже окончательно расхотел спать и поинтересовался:

– Эти люди, они хотя бы приличные?

Миссис Дурсль глубоко вздохнула:

– Они такие же, как и Гарри, Вернон.

– Такие же… Нет, не может быть! – мистер Дурсль вытаращил глаза на жену и от удивления приоткрыл рот. – Ты хочешь сказать, что они во-… волшебники?!

– Боюсь, что так.

– Этого не хватало!!! – Воскликнул мистер Дурсль и его щеки буквально задрожали от негодования. Еще бы! Год, проведенный под защитой Министерства Магии, нисколько не смягчил его отношения к миру племянника. Напротив, тотальная опека за родными Гарри Поттера, и сам статус племянника в волшебном мире, вызывали в нем протест и негодование.

– Если тебя это сколько-нибудь утешит, то мне показалось, что они тоже не очень рады нашему родству, – сказала миссис Дурсль.

Мистер Дурсль озабоченно потер виски и молча посмотрел на жену, как всегда ожидая услышать от нее что-то, что привнесет в их жизнь покой и размеренность. Однако миссис Дурсль показалась ему такой расстроенной, что он молча обнял ее и ласково потрепал за плечо. Почувствовав молчаливую поддержку мужа, миссис Дурсль на минуту прикрыла глаза и, наконец-то, выплеснула то, о чем думала весь вечер:

– Ты знаешь, словно вся моя жизнь пролетела сегодня у меня перед глазами. Мама долго не могла забеременеть, а отец очень любил детей. В цирк их приходило множество, да и у цирковых артистов было немало детей, но он хотел собственных. Вот и завел, видно, интрижку с этой Друэллой. А тут и мама забеременела мною. Он ведь очень любил маму. А потом родилась Лили. Я была совсем маленькой, но отчетливо помню, как он радовался. То ни одного ребенка, то целых две дочки. Даже три, как теперь выясняется. И зовут нас всех, ты только подумай, прямо цветник: Петунья, Лили и Нарцисса.

– Дурацкое имя.

– Не лучше, чем Петунья, Вернон. Но такова была папина прихоть. В письме так и было написано: «… назвала дочь по твоей просьбе…». А он, наверное, гордился – две дочки ведьмы. Одна я только ко двору не пришлась, – с горечью сказала миссис Дурсль.

Она еще какое-то время придавалась воспоминаниям, пока мистер Дурсль не сказал:

– Брось, душечка. Что тебе до них? Они ненормальные, не то, что мы с тобой. Давай-ка лучше спать. Завтра мне рано вставать, да и тебе не помешало бы отдохнуть.

Они погасили свет, и вскоре послышался храп мистера Дурсля. Миссис Дурсль, напротив, довольно долго ворочалась, прежде чем сон, наконец-то сморил и ее.

Однако поспать им так и не удалось. Около полуночи в комнате Дадли, находившейся прямо над их спальней, что-то с жутким грохотом рухнуло на пол, до смерти перепугав обоих супругов.

***

Отпускать Джинни не хотелось. Они побыли наедине совсем недолго. Гости ушли около одиннадцати: Джордж – к себе в квартиру над магазином, Рон и Гермиона отправились в ее апартаменты на окраине Лондона, где они жили вместе с тех пор, как Гермиона закончила Высшую школу. Официально Джинни ушла вместе с ними, но распрощавшись с Гермионой и братьями, она вместо того, чтобы отправиться домой к родителям, вернулась к поджидавшему ее Гарри. И вот время близилось к полуночи, и теперь она действительно собиралась уходить.

О своих новообретенных родственниках Гарри решил пока друзьям не рассказывать, но Джинни другое дело. Ей он рассказал все как на духу. Ее тоже позабавила мысль о возможности посетить дядюшку Люциуса, но в целом, новость особого впечатления не произвела. Да и не так уж часто они оказывались наедине, чтобы уделять еще время такой ерунде.

– Может, все-таки останешься, а? – уже в который раз проканючил Гарри.

– Нет, – твердо ответила Джинни, поднимаясь с дивана и подходя к зеркалу, – я обещала родителям вернуться.

– Но послушай, ты еще ни разу не оставалась у меня. В конце концов, у меня день рождения и ты же не думаешь, что твои родители считают тебя недотрогой?

– День рождения у тебя был вчера, и уж конечно они не думают, что мы тут с тобой книжки читаем. Гарри, я миллион раз тебе говорила, что останусь у тебя только после того как мы поженимся. Не раньше, - ответила она собирая волосы в хвост.

– Да почему?!! Ну что за предрассудки!

– Такие уж у меня принципы. А для любви оставаться на ночь не обязательно. Чем собственно тебя не устраивает день? Вот поженимся и тогда…

– И когда, когда мы поженимся?!! – начал терять терпение Гарри. – Я давно готов, ты знаешь, согласие родителей мне получать не нужно, твои – согласны, и нам нет нужды ждать твоего совершеннолетия, но нет, ты упорно отказываешься!

– Я не отказываюсь. Я лишь считаю, что пока не время.

– И когда оно по-твоему наступит?

– Когда «Холихедские гарпии» выиграют чемпионат мира, то есть уже в будущем году.

– А если проиграете, то только в две тысячи шестом?!!

– Мы выиграем.

– Откуда такая уверенность?

– Теперь за них играю я.

От такого самоуверенного заявления Гарри оторопел:

– Скромно, однако…

– Ну, перестань ныть Гарри, ну, правда. – Джинни подошла к Гарри, все еще сидевшему на диване, и, глядя ему в глаза, мягко сказала: – Если мы сейчас поженимся, что у нас будет за семья? Я мотаюсь на игры в разные концы света, у меня тренировки ежедневно по полдня, ближе к чемпионату и вовсе будут чуть ли не сутками. Брак повяжет меня по рукам и ногам, а мне хотелось бы чего-то добиться в спорте.

– Все равно не понимаю, почему ты не хочешь остаться. Рон и Гермиона живут вместе, а мы…

Гарри поднялся с дивана и тяжело вздохнул.

– У Гермионы своя голова на плечах. И вообще, Гарри, давай уже закончим. Сколько можно обсуждать одно и то же? И не смотри на меня такими глазами – не поможет, – строго сказала Джинни. Они обнялись и Джинни, уткнувшись в рубашку Гарри быстро пробормотала: – Пожалуйста, не торопи меня, Гарри. Пойми же, для меня это очень важно.

Гарри снова грустно вздохнул:

– Ладно, чего уж…

И тут раздался звонок.
– Что это? – удивленно спросила Джинни.

– Мобильный… Я тебе говорил, что купил себе телефон. Интересно стало… – рассеянно ответил Гарри. Он лихорадочно пытался понять, откуда идет звук, так как не мог вспомнить, куда засунул трубку, а звонок звучал очень глухо.

– Интересно, кто это тебе названивает в такой час?

– Понятия не имею… Номер есть только у Дурслей, но они в это время уже десятый сон видят, и у Гермионы… Да где же это чертова трубка?!

– Акцио телефон! – решительно произнесла Джинни и трубка вылетела из под диванных подушек прямо ей в руку.

Она молча протянула ее Гарри, а тот, взглянув на монитор, быстро нажал на кнопку приема и сказал:

– Алло… Что? Что случилось, тетя? Хорошо, хорошо я скоро приеду. Постарайтесь успокоиться. – Закончив разговор, он нервно провел рукой по волосам и сказал: – Звонила тетя Петунья. Что-то стряслось с Дадли. Она просто в истерике и не смогла ничего объяснить. Я отправляюсь к ним.

– Моя помощь нужна?

– Думаю, нет. Если помощь понадобится, то я дам знать.

Они вышли из дома вместе и Джинни аппарировала прямо с порога, а Гарри перешел на другой конец площади, где была стоянка такси: аппарировать к Дурслям было себе дороже. Он добрался до Бирючиновой улицы достаточно быстро, так как пробок уже не было. В доме Дурслей во всех окнах горел свет. Гарри расплатился с таксистом, поднялся на крыльцо и позвонил.

Дверь открыла тетя Петунья, и Гарри сразу понял, что произошло что-то серьезное: бледная как мел, трясущаяся всем телом, она только и смогла произнести:

– Наконец-то!!! Дадли, Дадли!!! Они… Их… – и разрыдалась.

– Что с ним? – испуганно спросил Гарри, но тетя только и смогла, что показать на лестницу, ведущую на второй этаж, где находилась комната Дадли.

Гарри пулей влетел наверх и буквально налетел на дядю Вернона.

- Ты! Из-за тебя, таких, как ты!!! Это все ты!!! Дадли!!! – потрясая кулаками, завопил мистер Дурсль, но Гарри грубо оттолкнул дядю и вошел в комнату брата.

Он даже не сразу понял, что собственно увидел: на полу, с подбитым затекшим глазом, без сознания лежал Дадли.

Точно такой же Дадли, с подбитым глазом и без сознания, развалился на кровати.


Глава 7

Стоя на пороге комнаты брата, Гарри никак не мог собраться с мыслями. Он слышал короткую перепалку между тетей и дядей, в которой мистер Дурсль настаивал на том, что это его, Гарри, рук дело, и надо срочно звонить в полицию. Тетя Петунья же, неожиданно жестко и спокойно для женщины еще пять минут назад заливавшейся слезами, вытолкала мужа на первый этаж, заявив, что полиция их всех упечет в психушку, и если кто и может помочь, то только Гарри.

Доведя мужа до их супружеской спальни, миссис Дурсль решительно пресекла все его протесты и попросила не вмешиваться. Затем она сбегала на кухню, схватила стакан и бутылку минеральной воды; вернувшись в спальню, она быстро достала из ящика прикроватной тумбочки упаковку снотворного и, растворив в воде сразу три таблетки, заставила мужа выпить снадобье. После чего налила ему еще один стакан и, подтолкнув к кровати, велела ложиться и не мешать. Проследив за тем, чтобы мистер Дурсль лег и укрылся одеялом, она погасила свет, вышла из спальни, заперла ее на ключ и только потом поднялась наверх, где застала Гарри, все еще стоявшего в дверях.

Услышав шаги тети, Гарри вышел из оцепенения:

– Как это произошло? – спросил он, прикладывая два пальца к шее Дадли, лежавшему на полу.

Губы миссис Дурсль снова задрожали, но, взяв себя в руки, она тихо сказала:

– Не знаю. Мы с Верноном уже спали, когда раздался грохот. Мы поднялись сюда и вот… – Рыдания снова стали душить ее и она закусила палец, чтобы мистер Дурсль, чего доброго, не проснулся и не вздумал взломать дверь и прийти ей на помощь. – Ты можешь чем-то помочь?

Гарри немного растерялся. Понятно было, что тут замешана магия, но что именно было сделано, и почему жертвой стал Дадли? И почему ему еще и врезали? Гарри посмотрел на тетю, с надеждой не сводившей с него глаз:

– Я попробую.

Но легко было сказать, а вот что теперь делать? Он проверил пульс у второго Дадли и с облегчением констатировал, что оба они живы. Приободрившись, Гарри сунул руку в карман и наткнулся на мобильный. Недолго думая, он набрал номер Гермионы. На том конце отвечать явно не хотели, но, в конце концов, в трубке послышался недовольный голос Рона:

– Поттер, ты в своем уме? На часы посмотри!

– Рон, мне нужна помощь. Жду вас у Дурслей.

– Что случилось, Гарри? – пробурчала Гермиона, отобравшая у Рона трубку.

– Некогда объяснять. Срочно жду вас у Дурслей, – ответил Гарри и прервал связь.

Немного поколебавшись, он достал из кармана волшебную палочку, с опаской взглянул на тетю, которая, однако, не выказала какого-либо недовольства, и произнес:

– Экспекто патронум! – Олень не заставил себя ждать. – Немедленно отправляйся к мистеру Уизли и скажи, что по отношению к Дурслям применили магию и мне нужна помощь.

Величаво кивнув головой, патронус вихрем пронесся через комнату и вылетел сквозь стену. Гарри снова посмотрел на тетю. Миссис Дурсль стояла прислонившись к стене и, казалось, вот-вот упадет. Гарри никогда не видел ее такой: растрепанная, в наспех наброшенном на ночную рубашку халате, босая, да еще и смертельно бледная.

– Тетя Петунья, помощь скоро прибудет, надо только подождать. Может, хотите воды?

– Нет, но может мы… может нужно уложить Дадли и обработать рану? – неуверенно произнесла она.

– Боюсь, что пока лучше ничего не трогать. Магия оставляет следы, а я не хотел бы наломать дров.

В этот момент на улице раздался громкий хлопок и на лужайке перед домом появились Рон и Гермиона. Гарри быстро подвел тетю к креслу, стоявшему в комнате Дадли, и пулей вылетел встречать друзей.

– Что случилось, Гарри? – решительно спросила Гермиона.

– Сами сейчас все увидите. – Он провел друзей на второй этаж и молча показал им на обоих Дадли: – Мы не знаем, что произошло. Дядя и тетя проснулись от грохота, поднялись посмотреть, что случилось и вот…

Гермиона сосредоточенно переводила взгляд с одного Дадли на другого, а Рон, поежившись, словно от холода, растерянно произнес:

– Вот те раз… теперь их двое…

– Ты уже что-нибудь предпринял? – поинтересовалась Гермиона.

– Нет, я, честно говоря, просто не знаю, как поступить. Но я вызвал мистера Уизли…

– Боюсь, что папа не сможет быстро прийти. У них там какой-то новый законопроект в разработке и они сильно не поспевают к сроку. Он с коллегами собирался сегодня остаться в министерстве и за ночь доделать хотя бы черновик.

Словно в подтверждение слов Рона сквозь стену в комнату вплыл патронус-горностай и голосом мистера Уизли сказал:

– Гарри, будьте осторожны. Я вызвал Хмелкирка. Скоро прибудем.

– Кого он вызвал? – глядя как исчезает патронус, спросил Гарри.

– Хмелкирка. Кажется, он сейчас начальник Отдела по борьбе с незаконным применением магии, – ответил Рон.

– Там, помнится, работает Муффалда Хмелкирк. Она жена его что ли?

– Да какая разница, Гарри! – перебила их Гермиона. Она обошла лежавшего на полу Дадли, снова взглянула на Дадли на кровати и, сдвинув брови, словно что-то припоминая, сказала: – Послушай, Гарри, возможно, это нелепо, но, когда на втором курсе Макгонагалл вручала мне хроноворот, она предупреждала о чем-то подобном. Помнишь, мы еще сами от себя прятались, когда спасали Сириуса и Клювокрыла? Но откуда хроноворот у Дадли?..

Гарри посмотрел на Гермиону и буквально почувствовал, как у него округлились глаза:

– Хроноворот… Песочные часы!!! … Тетя Петунья, где песочные часы? – спросил Гарри.

Гермиона и Рон, не замечавшие миссис Дурсль, пока к ней не обратился Гарри, неловко поздоровались, а миссис Дурсль, рассеяно кивнула им и спросила:

– Какие песочные часы?

– Наследство, – нетерпеливо ответил Гарри.

– Не знаю… Он вроде бы забрал коробку к себе, значит, должна быть где-то здесь.

Гарри огляделся. Раскрытая коробка действительно лежала на тумбочке, стоявшей возле кровати Дадли, но часов в ней не было:

– Они должны быть где-то здесь, в комнате. Помогайте, их нужно найти, – он еще раз посмотрел на тумбочку и обнаружил, что там была только крышка. Сама коробка оказалась брошенной на письменный стол, стоявший напротив кровати у самой стены. Гарри метнулся к нему и спешно принялся разбирать валявшиеся на нем вещи.

– Как хоть они выглядели? – спросил Рон.

– Ты что, не знаешь, как выглядят песочные часы? – прошипела Гермиона. – Смею тебя заверить – не ошибешься.

Рон немного надулся, но отвечать не стал. Он достал свою палочку и произнес:

– Акцио, хроноворот.

Ничего не произошло.

– Рон, хроновороты – огромная редкость и еще большая ценность, к тому же небезопасны и их применение строго контролируется. На них стоят антиманящие чары, – терпеливо пояснила Гермиона, попутно разбирая одежду Дадли, в беспорядке брошенную на кресло возле кровати.

Рон понимающе кивнул, посмотрел на Гарри, все еще перебиравшего вещи на столе, и, присев на корточки, окинул взглядом пол. Под кроватью Дадли виднелось какое-то слабое свечение. Рон подобрался поближе и, отодвинув мешавшие ему ноги Дадли и край одеяла, заглянул под кровать:

– Они здесь. Только, похоже, они разбились, – сказал он.

Рон хотел уже было достать часы, как Гермиона резко одернула его:

– Погоди, не исключено, что поврежденный хроноворот может быть опасен. Пусть уж лучше этот Хмелкирк разбирается.

Гарри согласно кивнул и задумчиво произнес:

– Получается, что Дадли каким-то образом активировал хроноворот, увидел сам себя и…

– И они отправили друг друга в нокаут, – закончил Рон. – Гермиона, ты случайно нигде не читала, как поступать в таких случаях?

– К сожалению, нет.

– Тогда ждем Хмелкирка и папу.

Гарри, тем временем, подошел к тете и участливо спросил:

– Тетя Петунья, вам точно ничего не нужно?

Миссис Дурсль посмотрела на него словно в каком-то дурмане, но сжала волю в кулак, тряхнула растрепанной головой и твердо сказала:

– Мне надо одеться.

Она поднялась из кресла и решительно направилась в гардеробную комнату.

– Никогда не видел ее такой, – встревоженно сказал друзьям Гарри.

– Может мне стоило пойти с ней? – спросила Гермиона.

– Не думаю. У тети железный характер, видели бы вы, как она спровадила дядю Вернона – только что не пинками. Но Дадли, конечно, ее слабое место.

С улицы послышались хлопки аппарации, и Гарри пошел встречать мистера Уизли и его спутников, которых оказалось двое: совсем молоденький волшебник, почему-то одетый как довольно эксцентричный подросток-магл, и солидный мужчина с пышными бакенбардами, облаченный в коричневую мантию очень строгого покроя.

– Что случилось, Гарри? – встревоженно спросил мистер Уизли. Солидный волшебник тихонько кашлянул. – Ах, да! Мистер Сэмюель Хмелкирк – глава группы по борьбе с незаконным применением магии – К удивлению Гарри, мистер Уизли указал на молодого волшебника, весело приподнявшего в знак приветствия за козырек розовую бейсболку. – и мистер Чарльз Боммс – заместитель начальника Отдела магических происшествий и катастроф. – На сей раз солидный джентльмен чопорно кивнул. – Мистера Гарри Поттера, полагаю, представлять не нужно.

Они обменялись рукопожатиями.

– Что случилось, Гарри? – снова спросил мистер Уизли.

– Дадли применил хроноворот и теперь их двое.

– Не понял?! – удивленно сказал мистер Уизли.

– Долго объяснять, мистер Уизли, но если коротко, то мы с Дадли сегодня получили наследство от нашего деда Эванса. Дадли достались песочные часы, которые оказались хроноворотом, и, судя по всему, он его случайно активировал, увидел сам себя и отправил в нокаут.

– Ничего себе! – восторженно выдохнул мистер Хмелкирк.

– Нечем восторгаться, Сэмюель, – сурово отметил мистер Боммс.

– Да бросьте, Чарли, у Министерства не осталось ни одного хроноворота, и, по нашим данным, с тех пор как в 1965 году их повсеместно конфисковали, в частном владении их тоже не было. Над новым хроноворотом бьются уже не один год и все без толку, а тут такая удача!

– Боюсь, что нет, мистер Хмелкирк. Похоже, что хроноворот поврежден, – сказал Гарри.

– Вот незадача! – огорченно, но довольно комично, воскликнул мистер Хмелкирк.

Все вместе они поднялись в комнату Дадли, где их ждали Рон и Гермиона. Едва переступив порог комнаты, мистер Хмелкирк стал чрезвычайно серьезным. Приложив указательный левой руки к губам, правой рукой он вынул из кармана мешковатых штанов коротенькую волшебную палочку, но колдовать не стал, а положил ее за ухо, как карандаш. Затем он обернулся к мистеру Боммсу и сказал:

– Чарли, я думаю, нам понадобится сфера, но у меня в группе есть только одна и она сейчас занята. Может у тебя есть?

Мистер Боммс, недовольно поморщившись, ответил:

– У нас, разумеется, есть, но ты же знаешь, их не выдают просто так. Нужен запрос, обоснование…

– Ой, да ладно, неужели ты не можешь оформить бумажки задним числом?

– Это не положено, да и кладовщик не работает по ночам, – проворчал мистер Боммс.

– Брось, Чарли, ты отлично знаешь, что в такой ситуации никто возражать не станет. И потом, ты можешь сам метнуться в министерство, взять сферу, а уж когда мы принесем хроноворот, никто и не подумает делать тебе взыскания.

– Ладно уж, – нехотя буркнул мистер Боммс и немедленно аппарировал.

– Ох и зануда, – насмешливо сказал мистер Хмелкирк. – но по части знания законов и соблюдения формальностей ему просто нет равных.

– Это уж точно, – вздохнул мистер Уизли. – Что будем делать с мальчиком? То есть с мальчиками?

– А что тут делать… отправим пока в Мунго. Будь добр, Артур, направь к ним патронуса за каретой на двух пациентов.

Пока мистер Уизли давал распоряжение патронусу, мистер Хмелкирк обратился к Гарри:

– Где родители мальчика? Надо будет обработать им память.

– Наверное, в этом нет необходимости, мистер Хмелкирк, они мои дядя и тетя и в курсе того, что мы существуем, – ответил Гарри.

– Ну да, ну да. Полагаю, они захотят отправиться в больницу с сыном?

– Дядя Вернон точно не поедет, а вот тетя Петунья Дадли не оставит, да и я, с вашего позволения, хотел бы их сопровождать.

– Конечно-конечно, в карете хватит места для всех, – ответил мистер Хмелкирк.

Во дворе снова раздался хлопок аппарации, и через пару минут на пороге комнаты появился мистер Боммс, бережно прижимавший к себе нечто похожее на мыльный пузырь размером с крупный арбуз:

– Полагаю, эта сфера подойдет, – сказал он.

– Думаю, да. Собери, пожалуйста, хроноворот, но сначала, нам надо подготовить мальчиков к госпитализации. Ребят нужно вынести во двор, но так, чтобы соседи ненароком ничего не заметили.

– Мы могли бы навести чары, – взяв Рона за руку, сказала Гермиона.

– Очень хорошо, мисс Грейнджер и мистер Уизли, если не ошибаюсь, – улыбнулся им мистер Хмелкирк. – Не забудьте оставить доступ для кареты. – Гермиона кивнула в ответ и побежала с Роном во двор. – Мистер Поттер, предупредите, пожалуйста, тетю, ну а мы с Артуром вынесем мальчиков, – продолжал распоряжаться мистер Хмелкирк.

– Можно просто «Гарри», мистер Хмелкирк, – сказал Гарри и отправился за тетей.

Он застал ее запирающей дверь спальни. Гладко причесанная, одетая в легкий синий брючный костюм, миссис Дурсль выглядела бы очень буднично, если бы не припухшие глаза, но заметив Гарри, она вынула из висевшей на локте сумочки очки с дымчатыми стеклами и немедленно надела их.

– Тетя Петунья, Дадли нужно отправить в больницу. В нашу, в волшебную.

– Я знаю. Твоя подружка забежала меня предупредить. Я готова сопровождать Дадли, – миссис Дурсль говорила довольно ровным голосом, но отрывисто, и Гарри понял, как тяжело ей дается это мнимое спокойствие.

– Тетя Петунья, а как же дядя Вернон? Может оставить ему записку? – осторожно поинтересовался Гарри.

– Вернон проспит как минимум до полудня. Я дала ему лошадиную дозу снотворного. И записку тоже оставила.

– Вы его заперли, да?

– Да. И забрала мобильный, и отключила домашний телефон, чтобы он не наделал глупостей.

– Но ведь ему завтра на работу…

– Утром я позвоню в офис и придумаю что-нибудь. Когда прибудет карета?

– С минуты на минуту. Думаю, нам лучше подождать ее во дворе.

– Дадли… – миссис Дурсль на мгновение запнулась, сглотнула и все также отрывисто продолжила. – Они не приходили в себя?

– Пока нет. Мистер Уизли и мистер Хмелкирк готовят их к госпитализации.

– Они врачи?

– Нет, но поверьте, они не причинят Дадли вреда. – Миссис Дурсль коротко кивнула, и они отправились во двор.

Тем временем, Рон и Гермиона уже закончили наводить чары и молча сидели на небольшой скамеечке возле клумбы. Увидев Гарри и миссис Дурсль, Гермиона подбежала к ним и сказала:

– Когда вы уедете, мы останемся, чтобы снять чары. Если надо, то можем присмотреть за домом.

– Спасибо, но, думаю, это лишнее, – ответила миссис Дурсль.

В этот момент, из дверей дома головой вперед выплыло тело Дадли, а следом за ним, с поднятой волшебной палочкой вышел мистер Уизли. Миссис Дурсль тихонько охнула, и Гарри показалось, что сейчас она упадет. Он неловко попытался поддержать ее за локоть, но она решительно отстранила его и лишь закусила костяшку указательного пальца правой руки. Осторожно спустившись по лестнице крыльца, мистер Уизли подошел с парящим в воздухе Дадли к миссис Дурсль и радушно поздоровался. Она сдержано кивнула в ответ и тут увидела второго Дадли, также выплывающего из дверей. Она снова нервно сглотнула и на этот раз от поддержки, предложенной Гарри, не отказалась. Когда же в дверях появился мистер Хмелкирк, миссис Дурсль открыла от удивления рот и, позабыв о правилах приличия, указала на него пальцем и спросила:

– Кто это?

– Это мистер Хмелкирк, глава группы по борьбе с незаконным применением магии, – неловко пояснил Гарри. Даже ему было не по себе от того, что руководитель одного из самых серьезных подразделений Министерства магии выглядит как форменный оболтус, а уж тетя Петунья могла и вовсе испугаться.

– Глава группы… Вот значит как… – пробормотала миссис Дурсль.

– Поверьте, он профессионал высочайшего класса, – поспешил заверить ее мистер Уизли.

В этот момент воздух над домом завибрировал, и на лужайку приземлилась карета скорой помощи, больше похожая на огромный кабачок с круглыми окошками по всему периметру. Одно из окон посередине кареты плавно вытянулось и превратилось в дверь, из которой тут выпрыгнула совсем молодая, очень маленькая, кругленькая как мячик, ведьма в белой мантии колдомедика и забавной шапочке с эмблемой больницы.

– Сестра Гигиея Макропулос. Что случилось? – командно пробасила она и, не дожидаясь ответа, подошла к парящим над землей Дадли.

– Жертвы хроноворота, – коротко ответил ей мистер Хемлкирк.

– Этого не хватало! – воскликнула ведьма и, сурово посмотрев на мистера Хмелкирка, гаркнула: – Ну и что стоите как вкопанные? Вы подготовили их к госпитализации.

– Мы вынесли их наружу. Нужно было сделать что-то еще? – вежливо поинтересовался мистер Уизли.

– И на том спасибо, – не слишком любезно ответила сестра Макропулос. – Кто из родственников будет их сопровождать?

– Мы, – ответил Гарри, взяв тетю Петунью под руку.

– Кто «мы»? – сурово спросила сестра Макропулос.

– Родственники: я – двоюродный брат, а тетя Петунья его, то есть их, мама.

– Проходите в карету, дорогая, не переживайте, в нашей больнице работают целители высочайшего класса, – неожиданно ласковым голосом обратилась медсестра к миссис Дурсль. – Если желаете, в карете можно выпить успокоительного чаю, – продолжала она, беря миссис Дурсль за руку и подводя к дверце кареты. – А вы, молодой человек, что стоите? Живо в карету! – и Гарри, вздрогнувший от вновь изменившегося тона сестры Макропулос, поспешил за нею и тетей.

Карета изнутри выглядела как небольшая, но вполне уютная палата, вроде той, в которой лежал мистер Уизли, когда его покусала змея. Только кровати стояли не у стен, а в середине, и окна круглые, и возле каждого кресло с широкими подлокотниками и высокой спинкой. Как только миссис Дурсль заняла одно из кресел, сестра Макропулос в миг подала обещанный чай. Сделав несколько глотков, миссис Дурсль почувствовала бесконечное желание спать, а стоявшая рядом медсестра, словно только этого и ждала – она немедленно потянула какой-то рычажок в подлокотнике, и кресло разложилось горизонтально. Ласково погладив уже спящую миссис Дурсль по плечу, сестра Макропулос вышла из кареты.

Гарри, выбравший себе кресло рядом с тетей, подумал, что тоже не отказался бы от такого чая, но, видно сестра Макропулос сочла, что он обойдется. Устроившись поудобнее, Гарри посмотрел в окно и увидел, как на крыльцо вышел мистер Боммс, все также бережно державший сферу, в центре которой теперь плавал хроноворот и, судя по хаотичному мерцанию, высыпавшийся из него песок. Мистер Боммс о чем-то коротко переговорил с мистером Хмелкирком и аппарировал. В этот момент в карету заглянул мистер Уизли. Бросив взгляд на миссис Дурсль, он заговорил с Гарри шепотом:

– Гарри, с вами поедет Сэмюель, а мне надо вернуться на работу.

– Ну-ка, посторонитесь, – снова послышался командный голос сестры Макропулос.

Мистер Уизли немедленно удалился, и Гарри не успел ни поблагодарить его, ни попрощаться.

Тем временем, головами вперед в карету «вплыли» оба Дадли: они по-прежнему парили в воздухе, но теперь один над другим. Вслед за ними в карету вошла сестра Макропулос, удерживавшая их на весу с помощью тоненькой волшебной палочки. На фоне двух довольно крупных тел сестра Макропулос смотрелась как нарядный пухлый гномик с веточкой, и Гарри пришлось напрячь лицевые мышцы, чтобы не усмехнуться. Словно почувствовав так и не прозвучавший смешок, сестра Макропулос сердито шикнула:

– Нечего сидеть сложа руки! Подержи их, а я пока подготовлю койки.

Гарри послушно извлек волшебную палочку и заменил сестру Маркопулос, а та в мгновение ока расстелила постели и уже через две минуты оба Дадли были заботливо уложены и укрыты одеялами.

В карету зашел мистер Хмелкирк:

– Мисс Грейнджер и мистер Уизли наведут тут порядок и снимут чары, а мы можем стартовать, – заявил он, плюхнулся в ближайшее к Гарри кресло, блаженно потянулся и снял бейсболку.

Сестра Макропулос указала волшебной палочкой на дверь, обернулась вокруг себя и произнесла:

– Мунго.

Дверь снова стала окошком, а Гарри почувствовал, как карета плавно отрывается от земли и, немного покачиваясь, медленно поднимается вверх.

– Сестра Макропулос, если это возможно, нельзя ли добраться до больницы побыстрее? – осторожно поинтересовался мистер Хмелкирк.

– Нельзя. У меня два тяжелых пациента, а эти ваши игры со временем до добра не доводят, – отрезала она, усаживаясь в кресло, установленное у изголовий кроватей.

Мистер Хмелкирк смиренно кивнул и исподтишка подмигнул Гарри:

– Вздремнуть не желаешь?

– Нет, – не вполне честно ответил Гарри. Да, у него давно уже не было такого насыщенного событиями дня и он, конечно, устал; но гораздо сильнее, чем спать, Гарри хотел бы узнать, как так могло случиться, что такой молодой человек возглавляет группу по борьбе с незаконным применением магии. Не придумав ничего оригинальней, он просто спросил: – Мистер, Хмелкирк, простите за вопрос, но… сколько вам лет?

– Что, слишком молод для начальника, да? – Гарри неловко кивнул. – А на сколько я выгляжу?

– Лет на восемнадцать, – честно ответил Гарри.

Мистер Хмелкирк мягко улыбнулся в ответ:

– А между тем мне уже под сорок.

Гарри опешил:

– Как это?

– А вот такая у нас семейная особенность. Наша внешность меняется в зависимости от того насколько мы счастливы. Вот я почувствовал себя счастливым и вот оно мое физическое обличие в этот момент. Я и дальше могу быть вполне счастлив, но лицо и тело изменятся только тогда, когда счастье будет больше, чем в прошлый раз, когда изменилась внешность. А главное, и лицо и тело будут соответствовать возрасту. Мое нынешнее лицо я заполучил в девятнадцать, когда родился мой первенец. Поскольку мы с женой ждем пополнения, полагаю, скоро оно снова изменится, и я сразу стану выглядеть на свои тридцать девять.

– Ого. Наверно это довольно странно вот так.

– Ну, за столько лет привыкаешь. Лет до одиннадцати это вообще не заметно, так как дети, как правило, постоянно чем-то счастливы. – Гарри мог бы возразить, но не стал, а лишь улыбнулся в ответ. – Вот когда становишься подростком, взлеты счастья становятся реже. Было время, когда у меня целых два года не менялось лицо. Мои сверстники подросли, а я выглядел как румяное дитятко. Но это еще что. У меня есть двоюродная тетушка. К пятнадцати годам она стала просто прелестной. Некоторое время она не менялась, а в шестнадцать лет влюбилась, и парень ответил ей взаимностью. В день ее совершеннолетия он сделал ей предложение, и она снова переменилась и стала чудо как хороша. Они устроили помолвку, но свадьба так и не состоялась. Не знаю, что там произошло, но видно ей ох как не хотелось прощаться с обретенной красотой. Она расторгла помолвку и сейчас ей уже под восемьдесят, а выглядит она все на те же семнадцать. Только взгляд как у старухи. Это нашему семейному дару не подвластно. Она прожила очень унылую жизнь – все боялась стать счастливее, чем в семнадцать лет – и теперь превратилась в прелестную старую грымзу. Помню, однажды они повздорили с моей мамой – тетушка имела неосторожность намекнуть, что мама выглядит старше своего возраста, на что та ответила что-то вроде: «А ты, поди, так рада, что помрешь красавицей, что рискуешь на радостях постареть». – Гарри невольно улыбнулся, а мистер Хмелкирк продолжил: – Тетя была страшно уязвлена, но крыть было нечем. Вот с тех пор они не разговаривают, уже лет тридцать. – Он снова устало потянулся и выглянул в окно:

– Ого, мы почти прибыли.

Гарри тоже выглянул в окошко. Было уже довольно светло, и по очертаниям города он понял, что они действительно вот-вот прибудут в больницу. Гарри понимал, что мистер Хмелкирк порядком устал, но еще один вопрос не давал ему покоя.

– Мистер Хмелкирк, а что будет с хроноворотом?

– Боммс собрал его части в сферу, да ты и сам видел, и транспортировал в Министерство. Надеюсь, что пока мы тут уладим все формальности с твоими братьями, Чарльз потешит свою душу канцелярской волокитой, и к утру специалисты получат возможность преступить к изучению хроноворота: нужно установить, кому он принадлежал, да и попытаться починить. Ну и, можешь не сомневаться, что Боммс проверит законность владения.

– Дадли получил хроноворот в наследство от деда.

– А у деда он откуда взялся? Ведь этот твой дед по материнской линии, так ведь? Стало быть, магл?

– Ну да, но…

– Ты не переживай, Гарри. Боммс, конечно, зануда, но в рамках закона.

– Понятно. Можно еще вопрос?

– Спрашивай.

– А эта сфера – что это?

– Просто волшебный прибор. Собирает поломанные предметы, даже если они развалились в порошок. Все до крупицы и без посторонней примеси. Чрезвычайно полезная штука, особенно если есть шанс этот предмет отремонтировать.

– Понятно.

Мистер Хмелкрик снова устало потянулся и Гарри не стал больше ни о чем спрашивать. Он и сам порядком устал и вообще был бы не прочь вздремнуть, но нужно было помочь тете Петунье, да и, положа руку на сердце, ему было до смерти любопытно, что будет происходить дальше. Мысленно представив себе чашку крепкого кофе, Гарри встряхнул головой, разгоняя сонливость, и посмотрел на сестру Макропулос. Она сидела на своем стуле, преисполненная поистине королевским достоинством, и даже не достававшие до пола ножки не болтались, а были чинно скрещены.

Тут карету легонько тряхнуло, и Гарри понял, что они начали снижаться. Не прошло и минуты, как карету тряхнуло снова (на сей раз более основательно), последовал толчок, и движение явно остановилось. Сестра Макропулос шустро соскочила со стула и, сурово взглянув на мистера Хмелкирка, сказала:

– Приехали. Потрудитесь написать пояснительную для комиссии колдомедиков, а вы, молодой человек, – обратилась она к Гарри. – можете будить тетю.

P.S. Уважаемые все. Приношу извинения за возможные ошибки, особенно в пунктуации. Буду признательна, если укажете, что исправить.


Глава 8

Нарциссе не спалось.

Вечер прошел как обычно. Люциус вернулся домой и они спокойно поужинали, разговаривая о пустяках. Потом он ушел к себе в кабинет, а она дала домашним эльфам распоряжения на завтра, полистала «Ежедневный пророк», отдала должное ежевечернему уходу за собой и легла в постель. Люциус всегда ложился немного позже, и иной раз к этому моменту она уже крепко спала. Вот и сегодня он вошел в спальню, когда было уже далеко за полночь.

Нарциссе пришлось притвориться спящей. В другой день она была бы рада немного поговорить с мужем перед сном, да даже просто молча полежать у него на плече, но не теперь. Роем назойливых мух крутились в голове события прошедшего дня: обрывки из переписки матери с маглом, оказавшимся ее отцом, лицо той женщины, напоминавшее ее собственное, глаза Драко во время их прощания… Она чувствовала себя потерянной и почему-то никак не могла согреться.

Люциус довольно быстро уснул, а она все думала, думала… В конце-концов, Нарцисса решила, что ей нужно перечитать письма матери. Она поднялась, тихонько вышла из спальни и отправилась в свою комнату.

Ее сумочка, не тронутая с момента возвращения домой, так и лежала на изящном столике у самых дверей. Нарцисса лишь отметила, что Гуфер, по-видимому, воспользовался наводящими лоск чарами, и сумочка выглядела как только что из магазина. Она вынула из нее письма и их копии, прошла вглубь комнаты к обитому атласом канапе, приманила плед, устроилась поудобнее и принялась за чтение.

Письма не имели каких-либо отметок, позволявших судить о времени их написания, но копии были пронумерованы. Собственно, первые два письма больше походили на записки, и только третье действительно было письмом.

***

Здравствуй, Фрэнк. Прости, что я так внезапно исчезла из твоей жизни, но мне просто необходимо было опомниться, а рядом с тобой это было бы невозможно.
Фрэнк, я беременна. Сигнус потирает руки в надежде, что на сей раз будет мальчик, но боюсь, что он будет снова разочарован. Я жду девочку. От тебя. Я могла бы избавиться от ребенка, но не хочу. Пожалуйста, не беспокой Моргана, не ищи со мной встреч. Обещаю, что мы поговорим, как только я найду подходящий момент.

Друэлла.


***


Здравствуй, Фрэнк. Сигнус повел Беллу и Андромеду посмотреть какой-то квиддичный матч, и я могу чиркнуть тебе пару строк. У нас девочка. Прелестная копия тебя и только глаза мои, такие же голубые. Я назвала ее Нарциссой, как ты и просил.
Она совсем не доставляет мне хлопот, и я впервые по-настоящему наслаждаюсь материнством. Может быть, ты захочешь увидеть ее? Мы могли бы ненадолго встретиться с тобой в детском магазинчике в Косом переулке. Если да, то поговори с Морганом – он проведет тебя. Но умоляю, встреча должна выглядеть как случайная и постарайся не выказать никаких отцовских чувств.

Друэлла.


***


Здравствуй, Фрэнк. Это мое последнее письмо. Я бесконечно благодарна тебе за проведенное вместе время (кто знает, может быть это были лучшие моменты моей жизни), но поверь, так будет лучше для всех.
Сигнус ни о чем не догадывается, и я позаботилась о том, чтобы так было и впредь. Я хочу сохранить семью, Фрэнк, поэтому прошу тебя больше не писать мне и не искать встреч ни со мной, ни, тем более, с Цисси.
Это письмо и мой прощальный подарок тебе передаст Морган. Пожалуйста, не проси его связаться со мной снова – он поклялся, и ничто не заставит его уступить.
Я должна тебе признаться, Фрэнк. В день, когда мы с тобой познакомились, я была страшно зла на Сигнуса. Мы крепко повздорили, и он очередной раз указал на то, что у него нет сына. Как будто это от меня зависит! Он аппарировал прямо из дома, страшно перепугав девочек, и вернулся только на следующий день, настолько пьяный, что мне стало противно.
Эльфы с трудом его утихомирили и уложили проспаться на диванчике в холле. Я попробовала прикоснуться к его сознанию – бесполезно. Даже мертвецки пьяный, его мозг был закрыт от меня. Никаких доказательств у меня не было и нет, но почему-то я была уверена, что ночь он провел с женщиной. Сейчас я понимаю, что в таком состоянии он вряд ли мог на что-то сподобиться, но тогда во мне говорила обида.
Я оставила девочек на эльфов-нянек, а сама отправилась хоть немного развеяться. Дальше ты знаешь: я забрела в магловское кафе, где и встретила тебя с Морганом.
Ты был таким обаятельным, веселым… Ты смотрел на меня с интересом, и обида сыграла со мной злую шутку. Ты показался мне тогда очень привлекательным, особенно на фоне пьяного мужа, – чем не вариант для мести?!
Я пустила в ход очень мощные любовные чары, но тщетно – на тебе стоит печать союза по любви. Ты – магл, но даже вы способны на такую магию.
А вот мой брак был результатом договора родителей. Справедливости ради должна сказать, что со временем я привязалась к Сигнусу, можно сказать, полюбила его. И все-таки это не вполне то, о чем мне когда-то мечталось. Вот у вас была и есть та самая любовь, и даже самые мощные любовные чары тут бессильны.
Но тогда во мне уже разыгрался азарт, и я решила пойти на хитрость. Легкое волшебство, чтобы вызвать влечение, не более. Это сработало. Но разве я знала тебя тогда? Я думала, что это будет просто интрижка, шпилька мужу. Я позволила себе расслабиться рядом с тобой, рассказать о себе, открыться, как это возможно только с незнакомцем, которого никогда больше не увидишь. Чары-то развеялись, а ты успел прочно войти в мою жизнь.
Ты хороший человек, Фрэнк, по-настоящему хороший, и я потянулась к тебе. Мне пришлось подключить всю свою изворотливость, чтобы мои отлучки остались незамеченными. Я помирилась с мужем и буквально из кожи вон лезла, чтобы все мои домочадцы были счастливы. Я все предусмотрела, но видно сама судьба вмешалась, а может, твое желание стать отцом было слишком сильно…
Ребенок в мои планы не входил, и когда я поняла, что беременна – растерялась. Мне надо было решить, как жить дальше, а для этого необходимо было хоть немного абстрагироваться, и я не придумала ничего лучше, чем отправиться навестить одну свою дальнюю родственницу – она всегда понимала меня без слов и никогда не задавала лишних вопросов.
Признаюсь, первым моим желанием было избавиться от ребенка. Есть немало способов, но это очень злая магия и многие волшебники считают, что прибегнувшая к ней женщина будет проклята. Я в этом не уверена, ибо знаю ведьм, которые этим не брезгуют и чувствуют себя неплохо. Однако едва задумавшись об этом, я почувствовала, что лично мне неприятна сама возможность подобного вмешательства.
Но дело даже не в этом. Я вдруг совершенно отчетливо поняла, что на самом деле хочу этого ребенка. Хочу так сильно, что готова жить во лжи всю свою оставшуюся жизнь.
Ты, наверное, решишь, что это неправильно, но подумай сам: у меня есть семья, дети, да и к мужу я привязана, а кроме того, я, положа руку на сердце, не хочу ничего менять в своей жизни. Да и ты, Фрэнк, ты тоже не свободен и свою жену уж точно не бросишь. Боюсь, ты даже не понимаешь, насколько сильно ее любишь. Не кори себя за измену – это все чары, и ты тут не виноват, а я ни о чем не жалею. Единственное о чем я, пожалуй, должна бы сожалеть, так это о том, что сказала правду тебе, что показала тебе дочку. Наверное, это было жестоко, но… что сделано, то сделано.
Я прощаюсь с тобой навсегда, но никогда тебя не забуду. Не печалься, вы с женой еще будете очень счастливы.

Друэлла.


***

Нарцисса бросила дочитанные письма на пол и закуталась в плед поплотнее. «Мама, мама, как же ты могла?! С каким-то маглом… Как же ты могла… А ведь папа любил тебя, я точно помню. Вы же были счастливы! Все мы были счастливы, разве нет?»

Пытаясь найти ответ на этот вопрос, Нарцисса погрузилась в воспоминания о детстве.

«Пожалуй, я всегда была маминой дочкой, что правда, то правда. А Белла, напротив, была любимицей отца. По сути, он растил из нее мальчишку, которого так и не смог заполучить. Андромеда же, получается, стала для отца и мамы лишь еще одной неудачной попыткой. Теперь-то понятно, почему сестренка поспешила выйти за этого Тонкса: она просто сбежала, как только почувствовала, что кто-то ее любит».

И все же, отец любил их всех – в этом Нарцисса не сомневалась. Может быть Беллу чуть больше, но лично она никогда не испытывала в отцовской любви недостатка.

На память пришел один зимний вечер, когда отец позвал их в зал, стену которого украшал красочный, шитым золотом, гобелен с фамильным древом. Ей было тогда лет пять, и подробности родословной Блэков не слишком ее интересовали, но отец был неплохим рассказчиком, к тому же за окном шел снег, а дома было уютно и тепло.

Белла слышала эти семейные истории и раньше, Андромеда, наверное, тоже, но и они увлеченно слушали отца, с завистью поглядывая на нее, Нарциссу, сидевшую у него на коленях. Она помнила его запах и как это было здорово – прижаться к папе, ощущать его тепло и слышать густой низкий голос. И совсем не имело значения, что он там рассказывал; главное, что на колени она успела залезть первой.

Отец говорил долго и важно, она даже задремала, но тут завопила Белла: «Папа, а Цисси дрыхнет и не слушает!» «Беллатрикс, незачем так орать. Она еще маленькая и успеет осознать, к какому роду принадлежит и как важно блюсти фамильную честь».

«Прахом пошла твоя фамильная честь, Нарцисса – настоящий твой отец магл, а сама ты полукровка». Мало того, выходит, что она появилась на свет совершенно случайно и даже не по большой любви. «Мама, мама, как же ты могла…»

Однако бесконечно придаваться печалям и грустить о том, что нельзя исправить было не в правилах Нарциссы. Она сбросила плед с плеч, провела обеими руками по волосам, на мгновение приложила ладони к щекам, решительно встала и подошла к старинному трюмо. Присев перед зеркалами на пуф, она внимательно посмотрела на свое отражение. Нет, так дело не пойдет. Эта опечаленная женщина не имела с Нарциссой Малфой ничего общего. Она расправила плечи, тряхнула головой, взяла гребень и провела им несколько раз по волосам.

«Ну что ж, стало быть, я незаконнорожденная полукровка. Чем мне это грозит?» С минуту подумав, Нарцисса положила гребень и снова внимательно посмотрела на свое отражение. Так-то лучше. Она приподняла подбородок и изобразила тень улыбки, как если бы фотографировалась для светской хроники «Ежедневного пророка». «Ничем, ничем мне это не грозит. Наследственные дела Андромеда оспаривать не будет, в этом я уверена. А Люциус… Ему, все эти «чистокровные дела» стали совершенно не интересны. Драко…» Подумав о сыне, Нарцисса на мгновение похолодела – весть о небезупречной родословной Драко могла перечеркнуть его планы на женитьбу.

По правде сказать, Драко не говорил ей, что хочет жениться на Астории, но Нарцисса видела, что это не просто увлечение. Да она и сама не пожелала бы сыну лучшей жены – Астория была во всех смыслах подходящей партией, а кроме того, все указывало на то, что девушка его действительно любит. «Значит, Драко придется бороться за свое счастье, только и всего». Отражение искренне улыбнулось в ответ: «Ничего, Нарцисса, все у тебя в порядке».

Она снова подошла к сумочке, достала коробочку и извлекла из нее брошь. Там, в конторе, Нарцисса была настолько ошарашена, что даже толком не рассмотрела ее. Теперь же она могла ее как следует рассмотреть. «Надо полагать, эта брошь и была тем самым прощальным подарком. Точно, наверное, знает этот Морган. Знать бы еще кто это».

Нарцисса подняла с пола письма и очень внимательно просмотрела все упоминания о загадочном Моргане, но ничто не указало ей на то, кто бы это мог быть. Одно было очевидно – это какой-то общий знакомый ее матери и Фрэнка Эванса. Ну ладно, в конце концов, не так уж и важно, была ли брошь тем самым прощальным подарком или же это было нечто иное.

Нарцисса снова принялась рассматривать брошь. Не слишком изящная, на ее вкус, но наверняка чрезвычайно дорогая вещь, возможно, и даже скорее всего, гоблинской работы. Разумеется, помнить ее на матери она не могла, но ей смутно припомнилось, что что-то такое она видела ее то ли на каком-то из семейных портретов, то ли на колдографиях.

Портреты Блэков-предков хранились в галерее их родительского дома, того самого, который теперь принадлежал внуку Андромеды, а вот альбом с колдографиями был здесь, в Малфой-мэноре.

– Гуфер!

В ту же секунду перед ней предстал перепуганный эльф. Спутанные космы и вообще довольно помятый вид свидетельствовали, что зов хозяйки поднял его с постели. Но кому до этого дело?

– Гуфер, принеси мне альбом с колдографиями Блэков.

– Сию секунду, хозяйка. – И действительно, через мгновение эльф вернулся с фолиантом, превышающим его рост на несколько дюймов. – Куда положить?

– На столик возле канапе. И можешь идти.

Исполнив приказ, эльф незаметно удалился.

Нарцисса положила брошь на столик, снова присела на канапе и принялась перелистывать страницы с колдографиями родственников: прабабки, прадеды, бабушки и дедушки, дядюшки-тетушки, друзья семьи… а вот и колдографии отца и матери. На одной из карточек, занимавшей целую страницу, Друэлла Блэк была заснята по пояс. Вот оно! К лацкану черного бархатного жакета была приколота та самая брошь. Нарцисса внимательно рассмотрела брошь на колдографии, а затем снова взглянула на оригинал. Сомнений быть не могло – на изумрудной веточке папоротника, лежавшей на столике, не хватало двух бриллиантов.


Глава 9

Давно, очень давно не было у Гарри такой беспокойной ночи.

Жертв хроноворота в больнице никогда не было, и дежурный целитель никак не мог определиться, куда именно следует положить Дадли. Собственно вариантов было немного – либо в Отделение травм от рукотворных предметов, либо в Отделение для жертв заклятий – однако сам случай был совершенно нестандартным, и дежурный в соответствии с регламентом больницы принял решение созвать совет из двенадцати ведущих целителей.

Миссис Дурсль отказалась отлучиться от Дадли, и обязанности его (или их?) представителя принял на себя Гарри. Его, сестру Макропулос, а также мистера Хмелкирка препроводили в конференц-зал, являвший собой большую комнату, в середине которой был установлен стол в форме кольца. Вокруг стола были расставлены двенадцать обитых алым бархатом кресел на изогнутых ножках, а в центре кольца на постаменте была установлена неглубокая чаша, напомнившая Гарри омут памяти, стоявший в кабинете Дамблдора. Правда, этот был диаметром не меньше шести футов*. По периметру конференц-зала было расставлено множество стульев с высокими спинками, а непосредственно у стен – диваны.

Сестра Макропулос, ни секунды не колеблясь, села на один из стульев, стоявших близко к столу, извлекла из небольшого карманчика на мантии увесистый том с золотыми иероглифами на обложке и углубилась в чтение. Мистер Хмелкирк выбрал стул по ее правую руку, а Гарри предпочел держаться от суровой медсестры подальше, и мистер Хмелкирк оказался между ними, что, судя по всему, его ни мало не смутило и не помешало практически сразу задремать.

Для того, чтобы совет наконец собрался в полном составе, понадобилось больше часа. За это время сестра Макропулос не проронила ни слова, мистер Хмелкирк тихонько сопел, уронив голову на грудь, а Гарри развлекался тем, что пересчитал стулья, кресла и диваны и по внешнему виду, прибывавших целителей гадал, где и в какой момент их застал вызов в больницу.

Последним прибыл очень старенький волшебник в темно-синем домашнем халате, расшитом крупными золотыми звездами, и пушистых белых тапочках в форме зайчиков (Гарри смутно припомнил, что видел подобные в супермаркете). Ночная рубашка, видневшаяся из-под полы халата, и седые всклоченные космы свидетельствовали о том, что старик, скорее всего, только что оторвал голову от подушки. Между тем, невозможно было не заметить, что, не смотря на затрапезный вид припозднившегося целителя, прочие волшебники, прибывшие на совет, смотрели на него с благоговением, а сестра Макропулос даже вскочила со стула. Не удержавшись, Гарри тихонько спросил:

– А это кто?

Осуждение во взгляде сестры Макропулос заставило Гарри поежиться, и ему поспешил ответить проснувшийся мистер Хмелкирк:

– Это Мерлин. Ну, то есть Меркуриус Лин, верховный целитель больницы, – поспешил уточнить мистер Хмелкирк в ответ на яростный взгляд сестры Макропулос. – А за глаза – Мерлин, – тихонько шепнул он Гарри на ухо.

Поприветствовав присутствующих бодрым кивком, старик занял последнее свободное кресло, хлопнув в ладоши, потер руку об руку, и, задорно произнеся: «Ну-с, приступим!», вынул из-за пазухи подвешенную на шнурок слуховую трубку и приложил к уху.

Дежурный целитель, на которого были возложены функции секретаря совета, доложил, что в больницу поступила жертва хроноворота – магл Дадли Дурсль и его двойник. В ту же секунду над чашей возникло объемное изображение обоих Дадли. Пациенты находятся в бессознательном состоянии, продолжил свой доклад дежурный, и есть основания считать, что у обоих сотрясение мозга. На повестку выносился вопрос о размещении пациентов, назначении лечащего целителя, а также тактике лечения.

Далее Гарри был подробно опрошен о происшествии, а также об общем состоянии здоровья его брата. На последний вопрос, правда, он только и смог ответить, что Дадли здоров, как бык, и увлекается боксом. Следующим опросили мистера Хмелкирка, из ответов которого Гарри узнал, что проведенные в доме Дурслей следственные действия не выявили каких-либо еще следов магии, кроме собственно факта применения хроноворота. Последней опросили сестру Макропулос. Она коротко доложила о состоянии пациентов на момент ее прибытия, во время перевозки и на момент поступления в больницу, но Гарри почему-то показалось, что ей было еще, что сказать.

Вопрос о том, куда следует положить Дадли, решался довольно долго и большей частью потому, что руководители обоих предполагаемых отделений, явно не хотели брать на себя ответственность за столь редкого пациента, да еще и магла. В итоге совет постановил: несмотря на то, что хроноворот, безусловно, является рукотворным предметом, появление двойника вряд ли можно считать травмой. Руководитель Отделения для жертв заклятий обреченно вздохнул и предложил обсудить, как именно разместить пациентов: в общей палате или в отдельной, вместе или порознь? Последнее было особенно важно, так как, придя в себя, пациенты могли поубивать друг друга. В итоге решили выделить две отдельных палаты, но непременно расположенных поблизости, чтобы не разрываться между больными.

Вопрос о назначении лечащего врача решился сравнительно быстро. Специалистов такого профиля не только в Отделении для жертв заклятий, но и во всей больнице попросту не было. На предложение заняться пациентами непосредственно руководителю Отделения, тот лишь замахал руками и сказал, что у него и так забот полон рот, игры со временем совсем не его стихия, да и сам он не отличается пунктуальностью, где уж жертв хроноворота лечить.

Но вдруг, молчавший до этого момента Меркуриус Лин, ткнул узловатым длинным пальцем в сторону сестры Макропулос и сказал:

– Деточка, ты ведь правнучка Асклепия Макропулоса, правда? И если мне не изменяет память, в качестве дипломной работы ты хотела писать что-то о последствиях игр со временем?
Оказавшись в центре всеобщего внимания, сестра Макропулос покрылась багровым румянцем, вскочила со стула, сорвала с головы сестринскую шапочку и немного дрожащим от волнения голосом ответила:

– Да, но мой научный руководитель не разрешил мне, сказал, что не допустит к защите работу без практической части…

– Вот и займись лечением этих бедолаг, а с твоим руководителем я договорюсь.

– Но профессор, – подал голос руководитель Отделения для жертв заклятий, – мисс Макропулос никак не может лечить пациентов! Она еще не целитель, и даже не стажер, у нее нет диплома и потом, она ведь всего лишь медсестра и к тому же не в моем отделении!

– Янус, ты предпочитаешь заняться пациентами сам?

– Нет, но…

– Значит, бери ее в свое отделение в качестве практикантки, под мою ответственность, а официальным лечащим целителем буду я, – немного раздраженно приказал профессор Лин и, заговорчески подмигнув сестре Макропулос, добавил: – Правнучка Асклепия по части жертв хроноворота нам тут всем сто очков форы даст.

Раскрасневшаяся от волнения сестра Макропулос горячо ответила:

– Спасибо, большое спасибо, профессор Лин, я не подведу.

– Ну, вот и славно. Теперь давайте предварительно обсудим тактику лечения. Деточка, тебе есть что сказать?

– Есть! – с нескрываемым волнением сказала сестра Макропулос. – Прадедушка рассказывал мне, что он дважды сталкивался с подобным раздвоением и есть способ собрать их воедино, но… – она судорожно вздохнула, – такие жертвы теряют память. Точнее не столько память, сколько ее эмоциональную составляющую. Например, если такому пациенту показать горячо любимых родителей, он их узнает, но ничего к ним не почувствует, а если не показать, то он о них и не вспомнит. Над решением этой проблемы прадедушка и работал в последние годы. Пока не пропал…

– То есть ты хочешь сказать, что сделать из двух парней одного несложно, но по части эмоций мы получим абсолютный кабачок? – уточнил профессор Лин.

– Да.

– Так-так… – задумчиво потирая подбородок, сказал профессор Лин. – А что нужно для объединения?

– Прадедушка изучал труды волшебников работавших с хроноворотами и на основе их опыта разработал свой ритуал. Ничего особенного не нужно: просто посадить или поставить их спиной друг к другу и произнести заклинание.

– Пациенты должны быть в сознании?

– Не обязательно.

– Тем лучше. Ты могла бы провести объединение уже сегодня?

– Думаю, да, но хотела бы попросить пару часов на подготовку, просто чтобы еще раз свериться с записями прадедушки.

– Превосходно, так и поступим, и вторая палата не понадобится. Теперь давайте обсудим дальнейшие действия. Мисс Макропулос, удалось ли Асклепию что-то придумать для возвращения эмоционального фона?

– Не знаю, но думаю, он что-то нащупал. К сожалению, утверждать не могу, так как после его исчезновения у нас в интересах следствия забрали все его дневники и пока не вернули.

– До сих пор? Но почему?

Сестра Макропулос явно замялась, но все-таки ответила:

– Прадедушка во время конфискации утаил один хроноворот. Его исследования были не вполне законны, но он всегда говорил, что в такой сфере опираться на чисто теоретические измышления – только время терять…

Профессор Лин усмехнулся:

– Ну да, Асклепий всегда не любил теоретиков. Ладно, кто занимался делом?

– Я лично с ним не общалась, но мама говорила, что это Буммс.

– Боммс, – поправил ее мистер Хмелкирк, – Чарли Боммс, заместитель начальника Отдела магических происшествий и катастроф, скорее всего, именно он. Поломанный хроноворот мистера Дурсля сейчас, кстати, в его отделе.

– Вы сможете посодействовать в предоставлении мисс Макропулос доступа к дневникам Асклепия?

– Боммс крайне строго относится ко всем процессуальным регламентам, но я постараюсь помочь. В крайнем случае, выбьем право ознакомиться с записями прямо у него в кабинете и под его же присмотром.

– Я со своей стороны попрошу министра поговорить с ним, – сказал профессор Лин.

– Было бы замечательно, Боммс не упустит случая поворчать и переложить ответственность на начальство, – усмехнулся мистер Хмелкирк.

– Вот и славно. На изучение дневников нам понадобится время, полагаю, парня можно будет оставить в сознании, но разместить все-таки лучше в отдельной палате. Деточка, – снова обратился профессор Лин к мисс Макропулос, – ты можешь идти готовиться к объединению. Как только будешь готова, дай мне знать. Господа целители, можете быть свободны. Янус, подготовь палату для размещения парня после объединения, а пока пусть полежат в приемном покое. Проследи только, чтобы не приходили в себя. Мистер Хмелкирк, займитесь, пожалуйста, доступом для сестры Макропулос, а я тотчас отправлю сову министру. Остальные могут быть свободны. Да, мистер Поттер, останьтесь, мне нужно переговорить с вами, как с родственником.

Пока целители расходились, профессор Лин быстро настрочил записку министру и велел дежурному целителю немедленно отправить ее с больничной совой. Как только дежурный ушел, старик поманил Гарри пальцем и пригласил занять кресло рядом с ним.

– Рад познакомиться с тобой, мальчик, – ласково улыбнулся он, – хотя и жаль, что при таких обстоятельствах.

– Я тоже рад, – ответил Гарри.

– Как я понял, с ребятами сейчас их, то есть его, мама?

– Да.

– Тебе придется взять на себя непростую миссию, сынок: рассказать матери, что ее сын, придя в себя, не станет прежним. Во всяком случае, пока. Я, разумеется, тоже поговорю с ней, но твоя поддержка совершенно необходима.

– Я понимаю, – ответил Гарри, хотя и не был уверен, что тете его поддержка чем-то поможет.

– Ну что ж, тогда пойдем к ней.

К удивлению Гарри, тетя Петунья и бровью не повела, увидев столь эксцентрично выглядящего верховного целителя, да и вообще весь разговор держалась на высоте и печальные известия приняла стойко. Она лишь попросила разрешить ей беспрепятственный доступ к сыну в любое время суток, и профессор Лин немедленно заверил ее, что это само собой разумеется. Благодарно кивнув, миссис Дурсль, уточнила, когда будет совершено объединение. Профессор Лин ответил, что объединение будет совершено уже через несколько часов, и что, если миссис Дурсль желает, она может вернуться на это время домой – он готов лично аппарировать ее прямо на порог. Но миссис Дурсль не хотела покидать Дадли, однако узнав, что все это время и его, и двойника, будут намеренно поддерживать в бессознательном состоянии, приглашение профессора Лина хотя бы перекусить в больничном кафе приняла.

Доведя миссис Дурсль и Гарри до кафе, профессор Лин, не принимая никаких возражений, распорядился записать заказ на его счет, а затем, извинившись, покинул их, так как должен был проследить за подготовкой к ритуалу объединения.

Гарри заказал себе и тете Петунье по яичнице с беконом, большие порции кофе и сдобные булочки. Но если сам он в считанные минуты проглотил этот ранний завтрак, то миссис Дурсль едва притронулась к яичнице, а кофе с булочкой ела словно в полузабытьи. Гарри почувствовал острую жалость:

– Тетя Петунья, мне очень жаль, я сделаю все, что смогу… я…

– Спасибо, Гарри, – не дала ему договорить тетя, – спасибо, – и снова погрузилась в свои мысли. Она еще пару раз глотнула кофе, устало вздохнула, посмотрела Гарри прямо в глаза и сказала: – Я возвращаюсь к Дадли. Если хочешь, можешь идти домой. Еще раз спасибо.

– Нет, я вас не оставлю.

Тетя согласно кивнула, и они отправились обратно в приемный покой. Там их уже поджидал профессор Лин.

– Сестра Макропулос готовит мальчиков к объединению. По ее мнению, очень желательно, чтобы к моменту, когда мальчик очнется, рядом оказался хоть кто-то из родных. Лучше, если это будете вы, миссис Дурсль.

– Я готова.

– Я тоже, – не замедлил присоединиться Гарри.

– Прекрасно. Тогда не будем терять времени, – сказал профессор Лин и пригласил их следовать за собой.

Они поднялись в Отделение для жертв заклятий. Палата была небольшая и никакой мебели в ней не оказалось.

– Это на время ритуала. Как только мы закончим, тут же установим кровать и все что необходимо, – пояснил профессор Лин.

В этот момент в дверях показалась сестра Макропулос.

– Просьба всем подойти к стене. Центр палаты должен быть свободен.

Миссис Дурсль, Гарри и профессор Лин послушно отступили. Сестра Макропулос взмахнула волшебной палочкой и в палату один над другим головами вперед вплыли оба Дадли. Каждый из них по самые уши был прикрыт простыней, но было очевидно, что никакой одежды на них не было.

Сестра Макропулос буркнула какое-то заклинание, взмахнула волшебной палочкой и оба тела мягко приземлились на пол.

– Помогите мне усадить их, – не обращаясь ни к кому конкретно, бросила она.

Гарри тут же подлетел к ней. Вдвоем они не без труда усадили обоих Дадли спиной к спине, так чтобы они подпирали друг-друга. Простыни сползли и теперь укрывали им только ноги.

– Забери простыни, – приказала Гарри сестра Макропулос.

Затем она достала из кармана мелок, что-то пробормотала, и он стал рисовать вокруг обоих Дадли круг. Однако присмотревшись, Гарри понял, что это змея, пожирающая свой хвост. «Уроборос», – отметил он про себя. Как только мел закончил рисовать, сестра Макропулос обернулась к профессору Лину:

– Все готово.

– Приступай, девочка, – ласково ответил профессор Лин. – У тебя все получится.

Сестра Макропулос попросила полной тишины, шумно выдохнула и нараспев произнесла:

– Куаэ ад ремпубликам**.

Говоря заклинание, она одновременно дважды очертила волшебной палочкой «восьмерку» бесконечности. Тут же оба Дадли приподнялись над полом приблизительно на десять дюймов и с бешенной скоростью закружились против часовой стрелки. Вращение продлилось не больше пяти секунд, и на пол рухнул уже только один Дадли. Он пошевелился, приподнялся на локтях, поднял голову и, медленно переводя взгляд, посмотрел на всех стоявших в палате. Затем повернув голову к матери произнес:

– Мам, пить хочу.



* То есть около двух метров.

** Quae ad rempublicam (лат.) – соединить воедино. Если интересно, в переводчике Гугла можно услышать как это правильно произносится.


P.S. Автор, как всегда, будет очень признателен за выловленные ошибки. 


Глава 10

Драко сидел на своем рабочем месте и никак не мог сосредоточиться. Он не выспался, а точнее почти не спал и все думал, каким боком ему может выйти перемена в родословной: надо ли самому все рассказать Гринграссам или же принять меры к тому, чтобы правда не всплыла. Мысли ходили по кругу, и он это прекрасно понимал, но не думать не мог. В конце концов, уже под утро, он извлек из недр домашней аптечки флакончик с сонным зельем и, убедившись, что срок его годности еще позволяет надеяться на нужный эффект, принял минимальную дозу и погрузился в беспокойный сон.

Проснулся Драко в обычное время и, конечно же, чувствовал себя совершенно разбитым. Он с радостью подремал бы еще, но зачарованная Асторией кровать срабатывала лучше всякого будильника – пролежи Драко в ней хоть пять минут после времени, установленного на подъем, кровать безжалостно сбросила бы его на пол. Однажды так и произошло, но тогда Драко приболел и забыл отменить чары, а сегодня ему нужно было идти на работу, и уважительных причин для опоздания не было: он и так вчера отпросился, для того чтобы сходить с матерью в нотариальную контору, а потраченное на личные дела рабочее время еще надо было отработать.

Уже направляясь к дверям, Драко наткнулся на коробку с чашей, так и стоявшую со вчерашнего дня в прихожей. И без того не утихавшее беспокойство всколыхнулось в нем с новой силой, и он в сердцах пнул коробку. Потом, немного подумав, применил уменьшающие чары и отправился на работу с небольшой коробочкой под мышкой.

В Министерстве все было как обычно. Драко появился в своем кабинете минута в минуту к началу рабочего дня, получил задание от Перси Уизли, и принялся за работу. Ему необходимо было до вечера перевести довольно пространный отчет о недавно проведенном в Париже симпозиуме, посвященном новейшим открытиям в области зельеварения. Но дело не клеилось – приближалось время обеда, а он не дошел и до середины текста.

По четвергам Драко обедал вместе с Асторией, и единственное о чем он был теперь в состоянии думать, так это рассказать ей о деде-магле или нет. Так и не приняв решение, в положенный час он отправился в министерское кафе.

Астория уже поджидала его. Нежная улыбка и ласковый взгляд сотворили маленькое чудо, и Драко впервые за день улыбнулся, прикоснувшись губами к подставленной щеке. Министерские эльфы в мгновение ока поднесли им заказанный обед и, глядя на скромное, в общем-то, меню, Драко осознал, что почти сутки ничего не ел и, если бы не воспитание и привитые с малолетсва манеры, он, наверное, буквально набросился бы на еду. На деле же он просто шустрее, чем обычно, работал вилкой и ножом, попутно слушая рассказ Астории о том, как прошло ее утро. Ничего особенного, если не считать того, что к ним приехала погостить Дафна с мужем. Откровенно говоря, Драко чувствовал себя настолько голодным, что слушал вполуха, но на последних словах Астории, он напрягся:

– И главная новость: Дафна беременна!!! Я скоро стану тетей! Так рада, что и передать не могу!

– Здорово, поздравляю, – промямлил Драко.

Астория мгновенно почувствовала неладное, и, мягко взяв его за руку, спросила:

– Что-то не так? Ты сегодня какой-то бледный, усталый.

Драко скрепя сердце заглянул ей в глаза и, не успев толком подумать, сказал:

– У меня тоже новость: я только вчера узнал, что мой дедушка – магл.

– Дедушка? Абраксас Малфой?

– Нет. Отец мамы.

– Он же Блэк! «Чистота крови навек», сам знаешь.

– В том-то и дело, что он не ее отец. Ее настоящий отец какой-то магл…

– Как это?

– Вчера открыли его завещание. Он признал мою маму своей дочерью.

– Погоди, он умер, но перед смертью признал отцовство?

– Да.

– Ну, мало ли что придет в голову умирающему маглу.

– Он оставил доказательства, и мама их приняла.

Драко внимательно следил за реакцией Астории: непонимающий взгляд очень быстро сменился сосредоточенным, но не прошло и минуты, как она улыбнулась, пожала плечами и сказала:

– Ну, магл и магл.

– Хочешь сказать, что для тебя это не имеет значения?

– Нет, конечно. Я ведь не с твоей родословной сейчас обедаю.

Драко мысленно выдохнул.

– А твои родители, если они узнают, они позволят тебе и дальше встречаться со мной.

– Драко, ну перестань! Неужели ты думаешь, что я их спрашивала, когда начала с тобой встречаться? Мне для этого их разрешение вовсе не нужно. Нет, мама возможно и поворчит, но только для вида, а папа вообще из всего способен извлечь выгоду. Да и полукровки, можно сказать, в моде. Взять хоть Поттера.

На последних словах Астории повеселевший было Драко снова нахмурился.

– Н-да уж… Кстати, еще одна новость: у моего новоявленного деда есть еще два внука. Один из них как раз Поттер.

Вот тут Астория и впрямь удивилась:

– Да ладно!

– Так и есть.

– Вот это да! Ну, тогда тебе и вовсе не о чем волноваться – папа будет в восторге: его дочь встречается с кузеном Поттера! Да он об этом всем и каждому сообщит.

– Ага, всю жизнь мечтал прославиться, как кузен Поттера – хороша перспектива, ничего не скажешь…

– А кто второй внук? Только не говори, что Уизли!

– Нет, конечно. Это кузен Поттера – магл, сильно смахивающий на тролля. Это тебе тоже без разницы?

– Да брось, Драко, конечно происхождение для мамы и папы имеет определенное значение, но, можешь мне поверить, за мной пытались ухаживать молодые люди с родословными покруче, чем у тебя, и родители никогда не оказывали на меня ни малейшего давления. Нас с Дафной учили различать людей по их поступкам, а не предкам. А что до Поттера и его кузена… Ну и что с того? Чем это плохо?

– Не знаю. Если для тебя это не важно, то и мне без разницы. Только не говори пока никому, хорошо?

– Конечно, сам скажешь, когда сочтешь нужным. Ладно, твой обед заканчивается, да и мне надо поторапливаться. Дафна хочет устроить вечеринку, и ей нужна помощь – у меня целый список покупок, – Астория встала из-за стола, ласково чмокнула Драко в щеку и отправилась по магазинам.

Проводив ее взглядом, Драко посмотрел на часы, быстро прикончил остатки обеда и поспешил на свое рабочее место. На сердце стало гораздо легче. Астория... Только таких девушек и стоит любить. И брать в жены.

Уже сидя в кабинете, Драко припомнил весь их с Асторией разговор и пришел к выводу, что ничего не скажет ее родителям, пока не поговорит с матерью. И вот тут ему снова стало не по себе. Мама хотела поговорить с ним, а он умчался от нее, не сказав и слова поддержки. Плохо, очень плохо, но это он исправит позже, а сегодня нужно еще поработать и разобраться с чашей.

После обеда дела пошли куда как быстрее, и перевод был закончен вовремя. Передав бумаги секретарю Перси, Драко привел рабочий стол в порядок и, прихватив коробочку с чашей, покинул кабинет в ту же секунду, как рабочий день был окончен.

Выйдя на улицу, Драко, как и многие другие волшебники, работавшие в Министерстве магии, свернул в ближайший переулок, на который были наложены чары, заглушающие аппарационные хлопки и наводящие на заплутавших маглов иллюзию допотопной детской площадки с поломанными качелями. Переступив границу защитного купола, Драко мгновенно аппарировал в Лютный переулок. Сначала, он, правда, хотел наведаться в антикварный магазинчик в Косом переулке, но в итоге передумал: поскольку чаша ему досталась от деда-магла, и распространяться об этом он не имел ни малейшего желания, нужен был проверенный человек, который уж точно не станет болтать. Стало быть, «Горбин и Бэрк».

Несмотря на то, что Драко не бывал в лавке с тех пор как организовал нападение на Хогвартс, Мистер Горбин встретил его так любезно, словно более постоянных клиентов у него не было. Ответив на отпущенные любезности вежливо, но довольно сухо, Драко не стал вилять, вернул коробке исходный размер, извлек чашу и попросил мистера Горбина выразить свое мнение. Мистер Горбин недоуменно посмотрел на Драко и спросил:

– Вы принесли мне чашу на экспертизу?

– Да.

– Разве ваш батюшка в отъезде?

– Какое это имеет значение?

Мистер Горбин еще более удивленно уставился на Драко:

– Но как же?! Ведь с тех пор как скончался мой партнер Бэрк, занимавшийся антикварной экспертизой, мы обращаемся за помощью к мистеру Малфою.

Драко несколько опешил. Нет, они ничего не знал, но с другой-то стороны, дела отца его не слишком интересовали. Впрочем, мистеру Горбину об этом знать было незачем, и Драко ответил:

– Чаша принадлежит не мне, я лишь уполномочен навести о ней справки и получить экспертное заключение от уважаемой компании. В частном порядке отец мне такого заключения дать не сможет, да и я не хочу, чтобы он узнал, что я иногда выступаю как посредник.

Если объяснение и показалось мистеру Горбину не слишком убедительным, то он ничем этого не выказал, а лишь оформил необходимые документы, выписал счет, все так же любезно поблагодарил Драко за визит и пообещал, что пришлет заключение, как только оно будет составлено.

Драко вышел из магазина и, только отойдя на некоторое расстояние, взглянул на счет. Сумма была немалая. Ну что ж, ему не впервой и затягивать пояс, и искать дополнительный заработок.


P/S Уважаемые все. Продолжение будет, но, боюсь, что не очень скоро. И простите великодушно за ошибки :)


Глава 11

Записка от Меркуриуса Лина, сообщавшая, что сестре Макропулос дали доступ к дневникам прадеда непосредственно в Министерстве, застала Гарри в Аврорате перед обедом. Пятница выдалась спокойной и никаких дел, требующих выезда авроров на место происшествия, не было, поэтому Гарри решил заглянуть в Отдел магических происшествий и катастроф: засвидетельствовать свое почтение сестре Макропулос и пригласить ее на обед.

Едва выйдя из лифта, Гарри наткнулся на мистера Боммса. Отметив про себя, что даже рукопожатие у мистера Боммса официально-формальное, Гарри поинтересовался, не знает ли он, где сестра Макропулос изучает документы.

– Конечно-конечно, мистер Поттер, я лично провожу вас, но прежде формальности, – важно проворковал мистер Боммс. – Кабинет, выделенный сестре Макропулос, находится в хранилище вещественных доказательств, более того, она работает с документами, необходимыми для расследования исчезновения ее прадеда. Вы же понимаете, хранение улик, да и вообще любых документов, требует неукоснительного соблюдения установленных мер безопасности. Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы, мистер Поттер, не затеяли ничего противозаконного, но, поверьте, процедура не займет много времени.

Помещения, отведенные под хранилище вещественных доказательств, размещалось в глубине третьего уровня. У самого входа в хранилище за полукруглым столом сидел и клевал носом дежурный хранитель. Завидев начальника, он встрепенулся, вскочил и неловко поздоровался. Ответив на приветствие кивком, мистер Боммс попросил дать ему Книгу учета посетителей и открыть комнату досмотра. Из ящика своего стола дежурный хранитель извлек приличных размеров фолиант в кожаном переплете, а за ним ничем не примечательный ключик и побежал открывать ближайшую по коридору дверь. Мистер Боммс взял фолиант и любезным жестом предложил Гарри проследовать вслед за охранником.

В комнате досмотра никакой мебели не было – только арка, напомнившая Гарри рамки, стоящие на входе в магловских учреждениях, наклонный квадратный столик на высокой ножке, чтобы можно было писать стоя, да еще самого обычного вида вешалка.

Бережно положив Книгу учета посетителей на столик, мистер Боммс надавил на рычажок на краю столешницы, и в ее правом верхнем углу появилась чернильница с пером. Мистер Боммс записал в Книге полное имя Гарри и цель его визита, а затем попросил Гарри пройти через арку, которая, как оказалось, выявляла наличие у посетителей магических предметов. Рамка мелодично просигналила, но ничего, кроме палочки у Гарри при себе не было. По просьбе мистера Боммса Гарри передал ему волшебную палочку и прошел через арку еще раз. На этот раз она осталась беззвучной. Мистер Боммс удовлетворенно кивнул, извлек из кармана мантии большую лупу, самым тщательным образом осмотрел палочку, уточнил у Гарри ее параметры и старательно записал сведения в Книгу учета посетителей. Но это было не все. Направив на палочку Гарри свою собственную, мистер Боммс пафосно произнес:

– Приори Инкантатем!

Проверка показала, что последними Гарри применял защитные чары. На вопросительный взгляд мистера Боммса Гарри, пожав плечами, ответил:

– По пятницам я тренирую стажеров.

Эта информация также была занесена в Книгу, после чего мистер Боммс попросил Гарри предъявить содержимое карманов. Ничего, кроме старого фантика, судя по всему, прошедшего стирку, обнаружить не удалось и досмотр, к радости проголодавшегося и уже начинавшего терять терпение Гарри, закончился.

Напоследок мистер Боммс предупредил Гарри, что из хранилища ничего выносить нельзя, да и не получится, и что, несмотря на это, на выходе его снова осмотрит дежурный хранитель. Затем мистер Боммс попросил Гарри завизировать в Книге учета посетителей, что все записано верно и инструктаж проведен. Гарри поставил свой автограф в указанном месте, и они наконец-то покинули комнату досмотра.

Передав Книгу учета посетителей дежурному хранителю, мистер Боммс, жестом указав Гарри на нужный коридор, сказал:

– Кабинет в самом конце коридора.

Поблагодарив мистера Боммса, Гарри обменялся с ним еще одним официально-формальным рукопожатием и направился в указанном направлении.

Постучавшись и услышав строгое «Войдите», Гарри открыл дверь и убедился, что кабинет – это очень громко сказано, скорее комнатушка, едва вмещавшая в себя небольшой стол, стоявший прямо напротив двери. Сестра Макропулос, едва заметная за стопками довольно пухлых тетрадей, была явно расстроена.

– Добрый день, мистер Поттер, – грустно поприветствовала она Гарри.

– Добрый день. Профессор Лин сообщил мне, что вы здесь, и я решил заглянуть, пригласить вас на обед и узнать, не нужна ли какая-нибудь помощь.

Сестра Макропулос понуро вздохнула, и ответила:

– С удовольствием пообедаю с вами. Здесь неподалеку отличное кафе.

Гарри хотел было уже ей ответить, что в Министерстве есть собственное кафе, но выразительный взгляд сестры Макропулос буквально заставил его замолчать. Сестра Макропулос дернула шнур подвешенного к потолку колокольчика, и меньше чем через минуту в кабинет вошел дежурный хранитель с Книгой учета посетителей. Он проверил соответствие выданных и возвращаемых документов, сделал отметку в Книге и пригласил Гарри и сестру Макропулос в комнату досмотра. Гарри возмутился:

– Меня же только что досматривали!

– Мистер Поттер, у меня инструкции, которые я обязан выполнять. Я досмотрел бы вас, даже если бы вы вышли из комнаты досмотра и тут же вернулись бы.

Убедившись, что спорить бесполезно, а заодно мысленно смирившись, что обедать придется второпях, Гарри покорно прошел через арку, предъявил карманы и передал палочку для очередного «Приори Инкантатем». Ту же процедуру прошла сестра Макропулос, после чего их наконец-то отпустили.

Войдя в лифт, Гарри тут же спросил:

– Что-то нашли?

Но сестра Макропулос, сердито зыркнув на него снизу вверх, сквозь зубы процедила:

– Поговорим за обедом.

Кафе, о котором говорила сестра Макропулос, оказалось действительно недалеко, и, к удивлению Гарри, это было магловское кафе. Они заняли свободный столик и Гарри, бегло изучив лежавшее на столике меню, заказал себе салат, тушеную с овощами баранину и чайник жасминового чая. Сестра Макропулос, напротив, читала меню, как показалось Гарри, куда как более внимательно, но заказала лишь чашечку эспрессо. Гарри догадался, что у нее, скорее всего, нет достаточного количества магловских денег, и он был вовсе не против оплатить ее кофе и даже полный обед, но гордый вид медсестры заставил его проглотить предложение вместе с салатом.

Храня молчание, сестра Макропулос пила кофе медленно, маленькими глоточками. Гарри, помня о суровом нраве медсестры, вопросов не задавал, а лишь ел очень быстро, чтобы успеть и насытиться и поговорить. Допив кофе, сестра Макропулос, наконец-то нарушила молчание:

– Мистер Поттер, боюсь у меня не слишком хорошие новости. Как видите, дневников много, но это еще полбеды. Они зашифрованы, и расшифровка потребует времени. Заклинание-дешифратор – наша фамильная тайна, его надо применять постранично, а значит, приведение текста в читабельный вид отнимет два-три дня, даже если я буду сидеть в Министерстве круглосуточно. Но дело даже не в этом: записи на греческом, точнее на древнегреческом. – Сестра Макропулос виновато посмотрела на Гарри и продолжила: – Я не слишком хорошо владею современным греческим языком, а тут, скорее всего, еще и какой-то диалект. Прадедушка имел способность к языкам и гордился своими корнями. Меня же готовили к учебе в Китае и греческому практически не учили. Нам понадобится переводчик, а сколько времени займет перевод не известно, так как мы не знаем в каком из дневников нужная нам информация. Да и вообще есть ли она… Ну и перевод – это затраты, которые, боюсь, я не потяну.

– Переводчика я найду, и работу его оплачу сам, за это не переживайте. Есть еще какие-то затруднения?

– Видите ли, для непосвященного, эти дневники содержат бесконечные околонаучные размышления и прочую дребедень и лишь немного действительно важной информации, правда, не относящейся к изучению времени. Причем на английском. Однако дешифровка первых же страниц выявила, как я уже сказала, греческий текст. Надо полагать, сотрудники Министерства в интересах следствия прочли дневники, но никаких зацепок, позволяющих выйти на след прадедушки, не обнаружили и, скорее всего, догадываются, что это шифровка, иначе дневники давно вернули бы нам, родственникам. За помощью с расшифровкой к нам тоже не обращались, хотя логично предположить, что мы можем владеть соответствующим заклинанием. Из чего я делаю вывод, что в Министерстве подозревают или знают о возможных незаконных действиях моего прадедушки и уверены, что мы его выдавать не станем. Вы понимаете? Переводчик тоже должен держать язык за зубами.

– Это не трудно – мы возьмем с него магическую клятву неразглашения.

– Это еще не все. Надеюсь, вы понимаете, что Министерству не должно быть известно, о том, что перевод вообще имеет место?

– Понимаю, – почесав затылок, ответил Гарри, хотя, по правде сказать, он об этом не подумал.

– А я не понимаю, как передать переводчику греческий текст и при этом утаить его от Министерства. Меня обыскивают при входе и выходе, я ведь с уликами работаю. Да вы и сами видели процедуру. При этом меня сразу предупредили, что я не смогу вынести дневники даже в коридор – на них какие-то сигнальные чары…

– Надо полагать, как на книгах из запретной секции в хогвартской библиотеке, – пробормотал Гарри, припомнив свой неудачный поход на первом курсе.

– Вы знаете, как их снять?

– Нет, но догадываюсь, что это не так-то просто. – Гарри задумчиво провел рукой по волосам, поправил очки и спросил: – А как вы смогли произвести дешифровку? Ведь на досмотре палочка показала, что последние ваши заклинания относились к работе в больнице.

Сестра Гигиея немного замялась, но все же ответила:

– Мистер Поттер, как я уже сказала, этот шифр – наш фамильный секрет. Скажу только, что для дешифровки не нужна палочка, а нужен хотя бы один представитель нашего рода. Кровный представитель, то есть моя мать дешифровать текст не сможет, не сможет и мой будущий муж, а вот наши дети – вполне.

– Понятно. Сестра Гигиея, я обязательно что-нибудь придумаю, спасибо вам, что не отказываетесь помочь.

– Лечить – мой долг, – без всякого пафоса ответила сестра Макропулос. – Если позволите, на сегодня я закончу. Все равно ничего нового уже не узнать. Пожалуйста, немедленно известите меня, как только что-то придумаете.

– Конечно, – ответил Гарри и, наблюдая, как сестра Макропулос достает из похожей на маленький баскетбольный мяч сумочки кошелек, спросил: – Сестра Гигиея, а почему вы предложили поговорить здесь, а не в министерском кафе. Думаете, за нами следят, подслушивают?

– Откровенно говоря, думаю, что нет. Но кто знает… не хотелось бы навредить прадедушке.

Заплатив по счету, Гарри вернулся к себе в Аврорат, а сестра Гигиея – в больницу.

***

После обеда время словно замедлило свой ход: никаких происшествий не было, рутинной работы тоже. Гарри уже хотел придумать какой-нибудь предлог и уйти пораньше, в конце концов, в экстренном случае его из-под земли достанут, как в дверь постучали:

– Привет, Гарри.

– Гермиона!

Они дружески обнялись, и Гарри предложил ей присесть.

– Зашла спросить как твои дела, как Дадли.

Гарри коротко рассказал ей про объединение Дадли и про то, что с ним стало после.

– Хуже всего, что единственный, кто, возможно, знает, как ему помочь, – без вести пропал. И самое смешное, что это прадед той самой медсестры, что приехала за Дадли.

– Должно быть это ужасно, когда твой брат вот так…

– Да уж, приятного мало, но это еще не все. – Наведя на всякий случай над собой и Гермионой купол, заглушающий звук, Гарри рассказал ей про дневники и пересказал свой разговор с сестрой Макропулос. – Вот теперь ломаю голову, как добыть текст для переводчика.

– Гарри, это как раз вовсе не сложно. Надо просто воспользоваться обычной, не волшебной, техникой: взять камеру, сфотографировать текст, распечатать и вуаля.

– А как прикажешь пронести камеру? Там ведь обыскивают.

Гермиона усмехнулась:

– Считай, что тебе повезло. Мамина лучшая подруга совладелица детективного агентства, а у них много всяческих штучек на вооружении. Она мне кое-чем обязана, так что, думаю, секретную камеру я тебе достану.

– Как быстро ты сможешь это сделать?

Гермиона снова усмехнулась:

– Гарри, твоя везучесть всегда меня удивляла. Завтра мы приглашены на крестины их младшенького, там и поговорю с ней.

– Наверное, это не очень удобно.

Гермиона прыснула:

– Как сказать… Видишь ли, ее муж в какой-то момент начал храпеть, да так, что спать рядом с ним даже под сильным снотворным она была не в состоянии. К кому они только не обращались – ничего не помогало. Они не то что не спали вместе, они спали на разных этажах. Мне ее стало жалко, ну, и я полистала один магический справочник по домашним снадобьям, сварила зелье и вручила ей, как народное средство. Около года назад. А теперь у них еще один ребенок, ну ты понимаешь. В общем, если бы не зелье, может, крестин бы и не было, а они ведь очень хотели еще одного ребенка.

– А ей не покажется странной такая просьба?

– Гарри, я тебя умоляю! Придумаю что-нибудь, в первый раз что ли.

– Спасибо тебе.

– Да, ерунда. А что до переводчика, – Гермиона немного замялась, но продолжила, – ты ведь еще не обращался к Перси?

– Нет, текста же пока нет. А что?

– Боюсь, что я знаю, кого он может тебе порекомендовать. Даже не знаю, как ты к этому отнесешься…

– Что? Только не говори мне, что это Боммс! Это совершенно исключено – его к дневникам близко подпускать нельзя.

– Нет, Гарри, это Драко.

Гарри прямо почувствовал, как глаза его округлились.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, ведь мы учились в Высшей школе на одном курсе, а я была старостой, видела все аттестаты – я знаю, какие предметы он изучал. У него аттестат мага высшей категории, по всем предметам не меньше «превосходно», а по большинству «волшебно», так что и древнегреческим он владеет на уровне носителя, но вот согласится ли он?

Гарри задумчиво покачал головой.

– Чем дальше, тем интересней. – Он хотел уже рассказать Гермионе о завещании, о том, что Драко оказался его двоюродным братом, но слова почему-то не шли с языка и Гарри всего лишь добавил: – Ладно, в конце концов, мне без разницы, кто это будет переводить. И потом, работа будет оплачена, почему бы ему не согласиться? А откажется – ну не единственный же он специалист!

– Это уж точно.

***

Звонок мобильного неприятно дразнил непроснувшееся сознание. Гарри с трудом оторвал голову от подушки, приманил телефон, сонно щурясь прочитал имя звонившего, и ответил:

– Привет, Гермиона.

– Привет, Гарри. Не разбудила?

Гарри бросил взгляд на монитор телефона – восемь утра, воскресенье… Что Гермиона знает об отдыхе? У нее, наверное, и на выходные есть и расписание, и планы, и графики.

– Нет, что ты: давно позавтракал, спас мир и теперь скучаю, – зевая ответил Гарри.

– Разбудила, значит, – извиняющимся тоном сказала Гермиона. – Ты извини, просто камера уже у меня, и я подумала, что ты захочешь ее получить как можно быстрее, к тому же завтра я отправляюсь в командировку и у меня еще масса дел. Я сейчас неподалеку, можно к тебе заглянуть?

– Конечно! Жду.

Гарри вскочил с кровати, натянул на себя вчерашнюю майку и шорты и пулей пробежался по квартире, заметая следы холостяцкого беспорядка. Как он и предполагал, не прошло и пяти минут, как в дверь постучали.

Едва переступив порог, Гермиона сказала:

– Я буквально на пять минут. Вот, – она протянула Гарри небольшую плоскую коробку.

В коробке, под небольшой брошюркой с инструкцией по применению, лежало колье в виде фантазийного крупного цветка, укрепленного на замысловато сплетенных разноцветных шнурах.

– Я подумала, что камера, спрятанная в украшение, будет лучшим вариантом. Она вмонтирована в сердцевину цветка, управляется с помощью лепестков. Со стороны будет выглядеть так, словно сестра Макропулос в задумчивости теребит их. Ну, в общем, прочти инструкцию. Там все подробно. В проявке пленок и печати снимков мамина подруга тоже обещала помочь в кратчайший срок.

– Ее не удивила твоя просьба?

– Не знаю, но виду она не подала, а лишь попросила быть осторожней. Может, решила, что я охочусь за каким-нибудь негодяем. Видишь ли, она ведь не знает, что я волшебница, а мои родители всем говорят, что я работаю в социальной службе и занимаюсь детьми из неблагополучных семей. В каком-то смысле, это даже правда, – усмехнулась Гермиона, – домовые эльфы в чем-то совсем дети, а семьи, где с ними плохо обращаются, вполне можно назвать неблагополучными. Ну ладно, Гарри, мне пора.

– Спасибо тебе, – с чувством ответил Гарри.

– Да не за что, – просто ответила Гермиона и аппарировала прямо с порога.



P/S Тапы на ляпы принимаются в неограниченном количестве и с большими благодарностями.


Глава 12

Драко купил в цветочной лавке два скромных, но очень элегантных букета для Астории и Дафны, и отправился в дом к Гринграссам на вечеринку. Вечер воскресенья обещал быть приятным, и настроение у Драко было приподнятым, но не успел он сделать и пяти шагов, как услышал за спиной:

– Малфой!

Он узнал голос (еще бы не узнать!) и нехотя обернулся.

– Поттер. Здравствуй, извини, но я очень спешу.

– У меня к тебе дело. Срочное дело.

– Послушай, Поттер, я не люблю опаздывать, сможешь уложиться в десять минут?

– Постараюсь.

Они стояли посреди улицы в непосредственной близости от кафе, когда-то принадлежавшего Флорену Фортескью. Гарри жестом пригласил Драко войти, и он нехотя открыл дверь.

От внимания Драко не ускользнуло, что Поттер явно был завсегдатаем кафе, так как тот уверенно прошел через зал к одной из расположенных по углам уютных кабинок, предназначенных, по-видимому, для романтически настроенных парочек.

– Здесь нас никто не услышит, – сказал он Драко и опустился на пуф, расшитый сердечками всевозможных цветов.

Драко присел на второй такой же пуф и спросил:

– Мы можем говорить, не сделав заказа?

– Пусть это тебя не беспокоит.

Драко молча кивнул и выжидающе постучал пальцами по столику.

– У тебя мало времени, – напомнил он.

– Мне нужен переводчик с древнегреческого. Я знаю, что ты один из лучших, и поэтому обратился к тебе.

Драко едва заметно повел плечами и ответил:

– Что нужно перевести, в каком объеме и насколько срочно?

– На эти вопросы я отвечу не раньше, чем ты дашь согласие и клятву о неразглашении.

– То есть ты хочешь, чтобы я согласился, не зная, с чем придется работать? Да еще и дал магическую клятву?

– Именно так.

Драко фыркнул.

– Я не могу дать согласия, не обговорив цену. Ты можешь уточнить хотя бы объем?

– Семьсот-восемьсот страниц рукописного текста. Может быть, больше, а может быть и меньше. Точно сказать пока не могу.

– Однако… Во что ты хочешь меня впутать?

– Ты отказываешься?

Драко пренебрежительно сощурился:

– Должен предупредить, что мои услуги дорого стоят, а кроме того…

– Сколько?

Когда Поттер не моргнув глазом согласился выложить за услуги озвученную сумму, Драко удивился, но виду не подал. Откровенно говоря, даже сверхсрочные переводы стоили не так дорого. Драко готовился к торгу, собирался уже давить на то, что от него требуется согласие и магическая клятва неразглашения, и это при том, что ему даже в двух словах не намекнули, что именно надо перевести. Но… Поттер просто кивнул.

Ну что ж, ему, Драко, не раз приходилось давать такую клятву, а деньги… деньги сейчас очень нужны. Гонорар за поттеров перевод с лихвой покрывал затраты на экспертизу и давал возможность «разгуляться» – было бы совсем неплохо порадовать Асторию не только ухаживаниями. И все же он не был бы Малфоем, если бы дал окончательное согласие сразу.

– Даже не знаю, Поттер. Предложение, конечно, заманчивое, но мне хватает работы в Министерстве.

– Стопроцентный аванс тебя устроит?

Драко скептически скривил губы:

– Видимо перевод этот действительно дорогого стоит, даже интересно стало. Ну что ж, я, пожалуй, возьмусь. Клятву давать прямо сейчас?

– Да.

– Оплата будет наличными или чеком?

– Чеком.

– Выписывай чек, – сказал Драко и, взмахнув палочкой, произнес хорошо ему известный текст клятвы.

– Вижу, ты давал ее и раньше.

– Приходилось, – коротко ответил Драко, принимая чек.

– Перевести нужно несколько дневников одного мага. Мне бы хотелось, чтобы ты передавал мне перевод ежедневно, по мере готовности. Текст, скорее всего научный, но возможно не только. Дневников семь или восемь, примерно по сто страниц в каждом, но, как я уже сказал, это не точно. Текст я буду передавать в копиях, частями. Первую часть я сам получу не раньше вторника. Передавать их на территории Министерства мне бы не хотелось. Где мы могли бы увидеться?

– Где скажешь. Ты – заказчик.

– Хорошо. Тогда во вторник в восемь вечера здесь же. Я договорюсь, чтобы этот столик никто не занимал.

Драко согласно кивнул.

– Я могу идти?

– Да.

Они сухо распрощались, и Драко поспешил на вечеринку.

***

Едва пролистав первую полученную стопку копий, Драко понял, что не просто не продешевил, а практически занялся грабежом – дневники наполовину состояли из различных анатомических зарисовок, а они, соответственно, не требовали перевода. Собственно текст составлял чуть больше половины от общего объема и содержал довольно пространные размышления о разуме и памяти различных живых существ, в том числе и человека. Почерк был не слишком мелким, разборчивым и Драко готов был поспорить, что автор не моложе его прадедушки – тот тоже учился писать во времена, когда каллиграфии предавали большое значение. Иначе говоря, затруднений с прочтением, а это случалось довольно часто, на сей раз у него не было.

Драко не без удовольствия отметил, что Поттер был приятно удивлен, когда вечером в среду, передавая вторую часть текста, получил перевод почти трети первой части. Впрочем, Драко нередко видел подобную реакцию у своих заказчиков – он действительно был одним из лучших переводчиков, но не считал это поводом для особой гордости. Да, его труд неплохо оплачивался, но Драко считал, что для Малфоя подобный приработок не престижен, хотя и позволяет сводить концы с концами, жить самостоятельно.

Он не брался за любые переводы, вовсе нет. Решающими были два фактора: платежеспособность заказчика, точнее, его способность заплатить дорого, и нерядовой текст – отчетов, докладов и прочей ерунды ему хватало на службе. В данном случае все было в порядке: Поттер, не торгуясь, заплатил чуть ли не втридорога, да еще и вперед, а дневники, судя по всему, были какой-то нелегальщиной, да еще и научной. Словом, Драко нисколько не пожалел, что взялся за работу.

***

С тех пор как Дадли поместили в больницу, прошла уже неделя. Миссис Дурсль приходила в больницу до того, как Дадли просыпался, а уходила не раньше, чем он ложился спать. Гарри тоже каждый день старался выкроить хоть полчаса и навестить брата. А вот мистер Дурсль наведался в больницу лишь однажды, пробыл там всего ничего и больше не появлялся. Гарри при этом не присутствовал, а тетя Петунья только и сказала, что «Вернон заглянул на минутку», но и так можно было догадаться, что в волшебную больницу его заставили заглянуть крайние обстоятельства. Буде Дадли хотя бы «в себе», мистер Дурсль, наверное, рвал и метал бы, требовал бы перевести сына в «нормальную» больницу, но… Дадли был никаким.

Как и предсказала сестра Макропулос, он узнал и мать, и отца, и брата, но и только. Впрочем, это нельзя было называть узнаванием – принял как данность, нисколько не усомнившись. О доме, о приятелях, вообще о своей прошлой жизни он не вспоминал.

Жизнь Дадли стала очень физиологичной – поспал, поел, удовлетворил другие потребности организма. Если было что-то нужно – просил. А еще Дадли стал вежлив. Очень вежлив для Дадли: здоровался, прощался, благодарил. И был равнодушен ко всему.

Миссис Дурсль ежедневно что-то рассказывала сыну о его детстве, об учебе, о школьных товарищах, но он реагировал только на вопросы – память помогала ему ответить, но никаких эмоций ни в связи с грустными, ни в связи с радостными воспоминаниями он не испытывал. Однако и ответ на вопрос было получить не так-то просто. Например, на простой вопрос Гарри: «Какой твой любимый торт?» Дадли ничего не ответил. На помощь пришла миссис Дурсль: «Дадли, ты предпочел бы лимонный пирог или клубничный чизкейк?» ответ был получен мгновенно: «Чизкейк». И ни тени улыбки, никаких эмоций. «Он не помнит ни что любил, ни кого любил. Но он делает тот же выбор, что сделал бы и раньше».

По совету сестры Макропулос и при содействии профессора Лина в больничном гимнастическом зале подвесили самую обычную боксерскую грушу. Целители считали, что привычная физическая нагрузка будет не лишней. Что считал Дадли, было неизвестно, но с тех пор как ему показали грушу, он нередко ходил в зал ее поколачивать. Поначалу миссис Дурсль посчитала это добрым знаком, но однажды она пошла вместе с сыном посмотреть на тренировку, и стало понятно, что занимается с грушей Дадли по инерции, просто потому, что и раньше делал это каждый день. Занятия не напрягали его и удовольствия тоже не приносили.

Но миссис Дурсль не сдавалась. Она снова и снова что-то рассказывала ему, приносила фотографии; придя поздно вечером домой находила силы приготовить какое-нибудь любимое блюдо для сына и рано утром появлялась на пороге палаты аккуратная и улыбающаяся с очередным лакомством. Гарри поймал себя на том, что невольно гордится тетей. Она ни на что не жаловалась, была неизменно любезна и с благодарностью принимала любую помощь и поддержку от окружавших ее волшебников. Но Гарри видел, как она страдает. Уж он-то знал, как много для нее значит Дадли.

Тем временем, перевод дневников продвигался быстрее, чем Гарри ожидал – Малфой действительно работал на совесть – но нужной информации все не было.
На встречу в пятницу вечером Гарри опоздал и уже ожидал ехидного, и, надо признать, справедливого, комментария, но Драко ничего не сказал. Словно и не заметил. Передавая очередной текст и принимая готовый перевод, Гарри отметил, что Драко выглядит уставшим и удрученным. Зная, с какой скоростью и качеством продвигается перевод, Гарри предположил, что Драко занимается им не только в свободное от работы время, но и в ущерб сну. Он хотел уже было сказать, что Драко стоит немного отдохнуть, но вспомнив сумму, в которую ему обошелся перевод, передумал.

– Завтра – суббота. Встречаемся вечером, как всегда? – уточнил он.

Драко лишь несколько раз как-то туманно кивнул, посмотрел на Гарри и ответил:

– Да.

Когда Драко поднялся, Гарри с удивлением отметил, что в руках у него та самая коробка, которую он видел в нотариальной конторе. Подмышкой Драко удерживал еще одну коробку цилиндрической формы. Заметив, что Гарри смотрит на коробку из нотариальной конторы, Драко достал волшебную палочку, произнес уменьшающее заклинание, прихватил стопку текстов для перевода и, сухо попрощавшись, очень быстро удалился.

***

Уже дома Драко, бросив коробки и тексты на письменный стол, прошел в спальню и не раздеваясь рухнул на кровать. Он просто лежал, глядя в потолок, а в голове молотом по наковальне звучали последние слова мистера Горбина:

– Позвольте отеческий совет. Передайте заключение вашему доверителю и больше не имейте с ним дел. Мы живем не в те времена…

P/S Как всегда, пинки за ляпы принимаются с благодарностью.


Глава 13

Нарцисса внимательно вглядывалась в лицо мужа листавшего свежий выпуск «Магического вестника». Нет, ничего не изменилось. Вечер пятницы, они поужинали, немного поговорили, точнее она говорила, стараясь создать непринужденную атмосферу, а Люциус слушал. Или делал вид, что слушает. Еще пару дней назад ей стало казаться, что Люциус немного оживился. Он над чем-то работал, и Нарцисса видела, что работа эта ему интересна, но сегодня взгляд его снова был потухшим.

В другой день она, наверное, в очередной раз попыталась бы как-то пробить эту завесу, но сегодня, сегодня у нее самой душа была не на месте.

***

После того, как она заметила, что на броши не хватает бриллиантов, желание поговорить с матерью не давало ей покоя. Но Друэлла Блэк вот уже десять лет как умерла, и задавать вопрос было некому. Впрочем, оставался ведь ее портрет, перешедший вместе с домом Блэков к Белле, а теперь, стало быть, принадлежавший внуку Андромеды. Можно было бы попробовать поговорить с ним, но это означало связаться с Андромедой, что было затруднительно – последний раз они встречались в формальной обстановке, когда Нарцисса передавала ее внуку наследство Беллы, а до этого много лет не общались вовсе.

В итоге, в прошедший понедельник Нарцисса просто написала сестре записку с просьбой о встрече. «Ответная» сова прилетела довольно быстро: Андромеда выразила сухое согласие и предлагала встретиться в четверг в пять часов у себя дома.

Нарцисса задумалась. Говорить сестре о тайне своего рождения она не собиралась. Но вот так, ни с того ни с сего, после долгих лет отчуждения, попросить разрешения пообщаться с материнским портретом, было как-то неловко. К тому же, дом Блэков давно пустовал – имущество внутри было в беспорядке и наспех укрыто чехлами. Где теперь хранился портрет, Нарцисса не знала, да и сохранился ли он вообще… Словом, ее желание поговорить с матерью могло доставить Андромеде хлопот, а хлопотать просто так, ради чужого, по сути, человека, было не в традиции Блэков. Нет, надо найти какой-то подход к Андромеде, как-то смягчить ее сердце.

Сердце молодой бабушки, ну конечно!

***

Детских магазинов в Косом переулке было достаточно, но выбрать подарок ребенку, которого ни разу не видела и об увлечениях которого ничего не знаешь, – задача не из легких. Мальчику три года или около того, Нарцисса не была уверена. Что же ему подарить? А что любил Драко в его возрасте? Ответ напрашивался. Нарцисса уверенным шагом направилась в магазин, торгующий метлами.

Детская тренировочная метла не поднимается выше, чем на полтора-два метра, чтобы взрослый, если понадобится, мог до нее просто дотянуться. Она зачарована от самых разных опасностей, что, разумеется, снижает ее маневренность, но малышне и этого хватает, чтобы буквально визжать от восторга.

Нарцисса с улыбкой вспомнила, день, когда она и Люциус подарили Драко на день рождения его первую тренировочную метлу. От накатившего счастья у него случился такой мощный всплеск неконтролируемой магии, что все окна Малфой-Мэнора радостно зазвенели. Ему исполнилось всего-то три года, а в его комнате был уже целый арсенал детских «низколеток». Но чего они стоят рядом с настоящей, пусть и адаптированной, тренировочной метлой?! Едва оседлав метлу, Драко так лихо на максимальной скорости промчался между причудливо рассаженными в саду мэнора декоративными кустарниками, что Нарцисса поймала себя на желании немедленно отобрать подарок и подчистить ребенку память.

Уже в магазине Нарцисса засомневалась – довольно дорогой подарок такая метла, да и у ребенка не день рождения. Впрочем, ее задача растопить лед, а счастливый внук ни одну нормальную бабушку не оставит равнодушной.

Народу в магазине было немало – в витрине выставили очередную модель «Молнии» и вокруг вертелась куча детворы и подростков, да и родителей тоже хватало, однако приход Нарциссы не остался незамеченным.

– Добрый день, мадам, чем могу быть полезен?

– Мне нужна детская тренировочная метла для трех-четырехлетнего ребенка.

– В нашем магазине самые лучшие детские метлы, мадам, их безопасности мы уделяем первейшее внимание. Вот, извольте взглянуть – «Стрелка», детская линия от производителя легендарных «Молний».

– Стало быть, и цена у нее, такая же.

– Все лучшее детям, мадам, и они того стоят.

Нарцисса скептически улыбнулась в ответ:

– Я хотела бы посмотреть «Чистомётики».

– Прекрасный выбор мадам, производитель занимается детскими метлами вот уже не один десяток лет и его репутация безупречна. Буквально на днях к нам поступила новинка «Чистометик-17», малыш будет просто в восторге!

***

В среду вечером, ровно без пяти пять, Нарцисса аппарировала возле дома Андромеды. Оглядевшись, она встретилась взглядом с взъерошенным темноглазым малышом.

– Добрый вечер. Ты ведь Тедди? – ласково спросила Нарцисса.

– Да.

– А я твоя тетя, Нарцисса. Будь добр, Тедди, позови бабушку.

– Ба, тут какая-то тетя Ниса, – крикнул малыш, не отрывая жадных от любопытства глаз от свертка в руках гостьи.

– Нарцисса, Тедди, Нарцисса, – послышалось со стороны увитой белым вьюном веранды. – Поднимайтесь сюда, будем по старинке пить чай.

Малыш ухватился за сверток и, потянув Нарциссу на веранду, спросил:

– А это что?

Нарцисса невольно засмеялась:

– Потерпи, скоро узнаешь.

Андромеда выглядела умиротворенной, иначе и не скажешь. За столом неловкости не было, потому что тон разговору задавал Тедди, рассказывавший незнакомой тете о своих важнейших делах и открытиях. Нарцисса поймала себя на том, что любуется мальчиком, а заметив его очередной, брошенный украдкой на таинственный сверток взгляд, засмеялась и сказала:

– Надеюсь, ты хорошо ведешь себя, Тедди, потому что это тебе. Можешь развернуть.

Тедди подскочил как на пружинках и немедленно бросился к подарку, а Андромеда тихо, с улыбкой, сказала:

– Смотри, Цисси, попадешь под обаяние этого бесенка, и в Косом переулке не останется детского магазина, в котором ты не побываешь.

Тем временем Тедди извлек метлу и буквально на глазах из темноволосого кареглазого малыша превратился в златовласого и синеглазого. Однако вихры сложившиеся на подобие рожек не оставляли сомнений – это вовсе не ангелочек. Бесенок! Как и предостерегла его бабушка.

Первый полет состоялся немедленно и закончился благополучным приземлением прямо перед тетей «Нисой».

– Что надо сказать, Тедди? – с улыбкой спросила его бабушка.

– Здорово!

Андромеда и Нарцисса рассмеялись.

– Катайся в свое удовольствие Тедди, но все же будь осторожен, – ответила ему Нарцисса.

Но Тедди уже не слушал. Какое-то время сестры молча наблюдали за его полетом, пока Андромеда, не отрывая взгляд от внука, не сказала:

– Тренировочная метла, Цисси? Скажи прямо, чего ты хочешь, и не будем морочить друг другу голову.

Нарцисса на мгновение опустила глаза – ну что же, Андромеда всегда была прямой и острой, как игла, а впрочем, так даже проще.

– Мне надо поговорить с мамой, с ее портретом. Я толком не читала опись имущества Беллы, и честно говоря, не уверена, что он сохранился, но если да, то Андромеда, – голос Нарциссы немного дрогнул, – Медди, мне очень нужно с ней поговорить.

Тэдди приземлился в саду и теперь в подробностях рассматривал свою метлу. Андромеда убедившись, что внуку ничего не грозит, обернулась к сестре и изучающе посмотрела на нее. Нарцисса ответила таким же прямым взглядом: «Она постарела, но все так же похожа на Беллу, только взгляд стал мягче», –подумалось ей. Они молча смотрели друг на друга с минуту, пока Андромеда не кивнула:

– Портрет был в описи, но где он, я понятия не имею. Пришли эльфа, Цисси, пусть поищет.

Нарцисса облегченно вздохнула:

– Спасибо, Медди, я прикажу ему прибраться.

– Это не обязательно, но отказываться я не стану.

***

Придя домой, Нарцисса немедленно призвала Гуфера:

– Завтра тебе нужно будет навести порядок в доме Беллы. Отправляйся сейчас туда и определись, сколько эльфов тебе понадобится.

– Хозяйка говорит про старый дом Блэков? – почтительно уточнил Гуфер.

– Да. Кроме того, мне нужно, чтобы вы нашли портрет моей матери. Как только он будет найден, немедленно сообщи мне.

***

Всю пятницу Нарцисса с нетерпением ждала вестей, но Гуфер появился только перед ужином.

– Мы почти закончили уборку и нашли портрет, но он нуждается в починке. К утру все будет сделано.

– Хорошо, Гуфер.

Эльф мгновенно исчез, а Нарцисса закусила губу. Все эти дни она только и думала о том, что сказала бы матери, а теперь, когда это стало возможным, что-то внутри робко сжалось.

Однако рефлексировать было некогда – Люциус уже был дома, и пора было садиться за стол. И вот теперь, после ужина, ей не терпелось остаться в одиночестве и еще раз подумать, что сказать матери, о чем ее спросить.

***

Острое чувство голода заставило Драко подняться с кровати. Взглянув на карманные часы, он обнаружил, что провалялся вот так, глядя в потолок, почти час. Есть хотелось все сильнее, и он уже направился на кухню, но вспомнил, что собирался после работы в продуктовую лавку, да так и не зашел. Можно было рвануть в какое-нибудь кафе, пусть даже магловское, только выходить из дома совсем не хотелось. Дойдя все же до кухни, Драко проинспектировал шкафчики и обнаружил коробку печенья и бутылку тыквенного сока. Сгодится.

Наскоро перекусив, Драко вернулся в комнату и, посмотрев на брошенные коробки, решительно тряхнул головой, словно сбрасывая с себя непрошенные мысли, сел за стол и взял полученный от Поттера конверт.

Стопка копий на этот раз была значительно тяжелей. Наскоро осмотрев тексты, он убедился, что рисунков теперь было совсем мало. Первые же страницы показали, что на сей раз размышления мага будут не о памяти, а о времени. Больше всего ему хотелось бы сейчас просто принять душ и отправиться на боковую, но тогда он выбился бы из намеченного графика, к тому же работа ведь была оплачена вперед и выбора просто не было. Собрав волю в кулак, Драко принялся за перевод.

Насколько он мог судить, мысли и идеи, изложенные в дневнике, были если не безумными, то, как минимум, революционными. К тому же стало ясно, почему перевод дневников совершается втайне – старый маг утаил от Министерства магии хроноворот и регулярно нелегально перемещался во времени.

Постепенно становилось очевидно, что старого мага больше интересовали не столько сами перемещения и наблюдаемые события, сколько морально-этическая сторона вмешательства в прошлое и будущее, а также возможные последствия подобного вмешательства. Но описания путешествий все же захватывали, и Драко позабыл обо всем.

Старинные напольные часы пробили пять раз, когда усталый Драко оторопело уставившись на копии, вдруг понял, что за наследство он получил.


Глава 14

Несмотря на принятое снотворное зелье, Нарцисса не выспалась совершенно. Проснулась она чуть свет и чувствовала себя такой уставшей, словно и не ложилась. Взглянув на крепко спавшего рядом Люциуса, она украдкой прикоснулась губами к его щеке, тихонько поднялась и вышла из спальни.

Как ни странно, очень хотелось есть, хотя обычно в период волнения у нее пропадал аппетит. Нарцисса направилась в свою комнату и хотела уже позвать Гуфера, но припомнила, что тот обещал закончить к утру, а значит, скорее всего, он сейчас все еще в доме Блэков. Кого из эльфов Гуфер оставил на хозяйство, она не знала, и поэтому пришлось идти на кухню самой.

Домовуху Джей Нарцисса застала за работой. Она была совсем крошечной, но управлялась очень ловко и буквально порхала по кухне, словно птичка, в честь которой ее нарекли*.

– Джей, – Домовуха испуганно вздрогнула, но удержала стопку тарелок, и почтительно пискнув поклонилась. – мистер Малфой еще спит, и я буду завтракать одна у себя в комнате.

Домовуха снова почтительно пискнула и метнулась в сторону кладовки. Когда Нарцисса зашла к себе, поднос с горячим завтраком уже стоял на столике. Позавтракав, Нарцисса привела себя в порядок, оделась, заглянула на мгновение в спальню, чтобы убедиться, что Люциус еще спит, и тихонько вышла из дома.

К бодрящему утреннему кофе добавилась свежесть прохладного утра и Нарцисса оживилась. Немного полюбовавшись утренним пейзажем, она аппарировала на порог дома, в котором выросла.

Нарцисса позвала Гуфера и приказала провести ее к портрету матери. Проходя по знакомым с детства коридорам, Нарцисса не могла не отметить, что эльфы постарались на славу и навели в доме безупречный порядок; было даже жаль снова все зачехлять, но Андромеда ясно дала понять, что в ближайшие годы в доме никто жить не будет.

Тем временем, семенящий рядом Гуфер, жалобно пролепетал:

– Хозяйка, мы отреставрировали портрет, восстановили раму и отнесли его в зал, но узнав, что вы должны прийти, миссис Блэк удалилась. Она прячется от нас по другим портретам и возвращаться не хочет.

Нарцисса только усмехнулась:

– Я разберусь с ней сама. Если вы все закончили, отправляйтесь в мэнор и можете до вечера отдохнуть.

Раскрыв перед хозяйкой двери гостиной, Гуфер почтительно поклонился и тут же исчез. Портрет, точнее холст в раме стоял прямо напротив входа, в том месте, где обычно стояли музыканты, игравшие на балах, которые когда-то любила устраивать Друэлла Блэк. Самой ее, как и сказал Гуфер, не было.

Оглядевшись, Нарцисса с помощью волшебства поставила прямо перед картиной элегантное кресло, из тех, что стояли по периметру гостиной, и, устроившись в нем, довольно строго сказала:

– Мама, я жду.

В ответ послышалось до боли знакомое «пффф» и только.

– Мама, нам надо поговорить.

Никакого эффекта.

– Мама!

– С чего вдруг такая настойчивость, Цисси? – Недовольная Друэлла Блэк появилась и надменно уставилась на дочь. – Сначала забросила, а теперь что-то понадобилось, и ты тут как тут? И пыль протерла, и полотно починила. Смотрите, какая у меня заботливая доченька!

– Это все, что ты мне хочешь сказать?

– Я хотела бы тебе многое сказать, уж поверь, за столько лет накопилось и накипело, но что толку сотрясать воздух! Что тебя привело ко мне, Цисси, что заставило тебя вспомнить о матери?

– Я получила наследство, мама, узнаешь? – говоря это, Нарцисса извлекла из кармана коробочку, вынула брошь, и, положив на ладонь, протянула руку к портрету.

Друэлла Блэк гордо поджала губы и, немного помолчав, совершенно ровным голосом констатировала:

– Стало быть, ты теперь все знаешь. От меня чего хочешь?

– Объяснений.

– Каких объяснений ты ждешь, раз уж ты уже все знаешь?

– Я знаю лишь то, что написано в трех твоих письмах. Но они не дают ответа на вопрос, как тебе удалось все скрыть? Как вышло, что ни один родословный гобелен не выдал тайны? Как ты могла обманывать отца?

– Он тебе не отец, – едко бросила Друэлла Блэк.

– Был им, и очень хорошим. Это он растил меня, а не Эванс, он учил меня, вытирал мне слезы…

– Рассказывал родословные сказки…

Нарцисса вскочила с кресла, но уловив во взгляде матери помесь торжества с горечью, снова села и тихо ответила:

– И их тоже. Как ты могла, мама? Как же ты могла?

Тихий горестный вопрос дочери достиг цели.

– Если ты читала письма, то знаешь, как все вышло, Цисси. Знаешь, что твой отец был достойный человек, хоть и магл, знаешь, что я хотела тебя, что жила во лжи, лишь бы у тебя было все, и никто ни о чем не узнал.

– Но теперь я узнала, мама, и не только я. Ты знаешь, что у Эванса были еще дети и есть внуки?

– Знаю.

– Ты знаешь, кто они?

Друэлла Блэк раздраженно взглянула на дочь:

– Цисси, я волшебный потрет, и я знаю все, что знала твоя мать при жизни, и кое-что из того, что случилось после ее смерти.

Нарцисса смешалась. Когда она думала об этом разговоре, ей казалось, что мама должна бы повиниться, ну или что-то в этом роде, но мать говорила с ней так, словно это она, Нарцисса, виновата и должна оправдываться.

– Как тебе удалось все скрыть? – глухо спросила она.

– Просто очень захотела.

– Мама!

– Хочешь – верь, хочешь не верь, но это чистая правда.

Воцарилась тишина. Мать и дочь молча смотрели друг на друга. Нарцисса заговорила первой:

– Я заглянула в альбом с колдографиями, мама, и нашла твой портрет с этой брошкой. Почему на ней не хватает бриллиантов?

– Ты знаешь легенду о цветущем папоротнике, Цисси?

– Знаю. Хочешь сказать, что брошь волшебная?

– Да. В старых каталогах ее иногда называли «Брошь Мерлина», но на самом деле она сделана позднее, хотя ей все равно уже не одна сотня лет. Имя мастера не сохранилось, но волшебные свойства известны: она исполняет заветное желание хозяина. Одно единственное за всю его жизнь. Как только желание исполняется, один из бриллиантов исчезает.

– Тогда почему, если ей не одна сотня лет, не хватает всего двух?

– Не хватает больше, чем двух, но сколько точно – сказать не могу. Все дело в том, что брошь сама выбирает, какое желание исполнить. По преданию, мастер ее сотворивший, был человеком чрезвычайно добрым и великодушным. Брошь не выполняет злых пожеланий, какими бы сильными они ни были. Возможно, среди наших с тобой предков, Цисси, было не слишком много доброжелателей, – саркастически предположила Друэлла Блэк. – Впрочем, однажды моя мама обмолвилась, что по легенде брошей было изначально две, и стоило исчезнуть бриллианту на одной, как он появлялся на другой, но, как она говорила, за последние двести лет на нашей броши пополнений точно не наблюдалось. Либо это просто легенда, либо вторая брошь потеряна. Ну, или ее владельцы на протяжении веков такие злодеи, что… – портрет замолчал.

– Ты попросила брошь, чтобы папа ничего не узнал?

– Да.

– Но ты говорила, что только одно желание за всю жизнь, а не хватает двух бриллиантов.

– Фрэнк стал отцом, Цисси. Я не говорила ему о свойствах броши, но я знала, как сильно он этого хочет, и была уверена, что брошь исполнит его желание.

– Понятно.

Они снова замолчали. В конце концов, Нарцисса снова нарушила молчание первой:

– Мне нужно идти, мама, нужно подумать, – на мгновение Нарцисса запнулась, но продолжила, – я все еще сержусь на тебя.

– Я не стану оправдываться.

– Я этого и не жду, – устало ответила Нарцисса, поднимаясь с кресла.

Уже в дверях зала она услышала едва различимое: «Прости меня, доченька», – но сил обернуться и что-то сказать у нее не было.


P/S: Я знаю, глава маленькая, но… пусть будет такая, ладно?
Жду тапы на ляпы.


Глава 15

В состоянии Дадли по-прежнему никаких изменений не было и, откровенно говоря, это Гарри не слишком беспокоило – в конце концов, физически Дадли был совершенно здоров и душевных мук не испытывал, да и работа над переводом продвигалась ударными темпами, давая надежду на то, что рецепт исцеления вскоре будет найден. А вот тетя Петунья, невзирая на все принимаемые меры выглядеть хорошо, начинала сдавать.

В субботу, очередной раз навещая Дадли, Гарри не мог не заметить, что тетя совсем осунулась. Поэтому, когда в соответствии с больничным расписанием Дадли погрузился в послеобеденный сон, Гарри предложил ей выйти из палаты и поговорить.

Освещение больничного коридора было приглушенным, от чего лицо тети показалось ему совсем уж бледным. Взгляд, всегда такой проницательный, замечавший все вокруг, был потухшим, глаза запавшими, а круги под ними были теперь настолько темны, что никакие косметические ухищрения их уже не скрывали. Сначала Гарри списал это на обычную усталость и предложил тете хоть день не появляться в больнице, – Дадли от этого не пострадает, к тому же завтра воскресенье, и дежурство он мог бы взять на себя – но тетя Петунья глядя в пол тихо сказала:

– Думаешь, Вернон даст мне отдохнуть? Стоит мне вернуться, как он заводит одну и ту же песню, Гарри: что вы не помогаете, а гробите Дадли, что всех вас надо уничтожить, что я совсем свихнулась, раз вам доверяю. И это я еще недоговариваю. Он достал меня так, что иногда я жалею, что не могу превратить его в чурбан и спалить в камине. Нет, Гарри, дома мне нет покоя. Мое место здесь, рядом с Дадли. От греха подальше…

Гарри был озадачен. Не столько самим ответом (дядя Вернон и святого достал бы), сколько откровенностью тети. Не зная, как реагировать, он осторожно и как можно более мягко ответил:

– Но вам надо отдохнуть. Если хотите, я отведу вас к себе.

Тетя Петунья подняла голову и горько усмехнулась:

– Должно быть, тебе не слишком приятно приглашать меня.

Гарри ответил не сразу.

– Я солгу, если скажу, что был бы рад, но вам действительно нужен отдых и я не имею ничего против, если вы немного поживете у меня.

***

Необходимые вещи тетя Петунья собрала буквально за пятнадцать минут. Гарри ждал ее за калиткой и не мог слышать, что происходило в доме, но едва взглянув на тетю, понял, что пришлось ей несладко: бледная, губы плотно сжаты в тонкую линию, да и вся она словно натянутая струна. Он не стал ничего спрашивать, не стал говорить слов ободрения, просто забрал чемодан и, взяв тетю под локоть, повел к ближайшей стоянке такси.

На пороге их встретил заранее предупрежденный Кричер. Низко поклонившись, он немедленно подхватил чемодан и отправил его в комнату, в которой когда-то жили Гермиона и Джинни.

– Обед в столовой, хозяин. Кричер приготовил все, как вы приказали. Комната для госпожи тоже готова.

– Спасибо, Кричер. Мы сейчас пообедаем, а потом я снова уйду, а тетя ляжет отдохнуть. Позаботься, чтобы ее ничто не тревожило, но если понадобится, исполняй ее просьбы, как мои.

– Кричер все сделает, хозяин.

После обеда, Гарри заглянул в свою домашнюю аптечку, достал оттуда запылившийся фиал с зельем для снов без сновидений и, отмерив двойную порцию, понес тете.

Он застал ее в комнате, стоявшей в раздумье у раскрытого чемодана.

– Я принес вам зелье, вроде того, что вам давала в карете сестра Макропулос. Выпейте и скорее ложитесь. Я пока вернусь в больницу, потом у меня пара встреч, так что вернусь ближе к восьми. Не думаю, что вы к тому времени проснетесь, но если что, можете положиться на Кричера, да и номер моего мобильного у вас есть.

– Спасибо, Гарри, – тихо ответила тетя Петунья.

– Не стоит.

Гарри вышел и направился уже к выходу, как вдруг перед ним появился Кричер:

– Хозяин, сова принесла только что, – сказал он и протянул Гарри маленький аккуратный, схваченный бечевкой свиток.

Поблагодарив Кричера, Гарри немедленно развернул записку.



«Мистер Поттер, я договорилась, и сегодня утром мне разрешили поработать с дневниками. Если у вас есть возможность, то я хотела бы как можно скорее увидеться с вами. После трех часов пополудни я заступаю на суточное дежурство в больнице.

Гигиея Макропулос».



***

Когда Гарри появился в больнице, Дадли уже проснулся и отправился дубасить грушу. Решив, что его присутствие в зале совершенно бесполезно, Гарри отправился на пост сестры Макропулос.

Он застал ее сосредоточенно раскладывающей по подносикам порционные зелья и коробочки с пилюлями. Гарри поздоровался. На секунду оторвавшись от свитка с назначениями, в соответствии с которым производилась раскладка, сестра Макропулос сказала:

– Я уже заканчиваю, – и продолжила свою работу.

Гарри присел на банкетку для посетителей, но даже оглядеться не успел, как снова услышал суровый голос:

– Разнеси по палатам, и проследи, чтобы мистер Локхард принял все в нужной последовательности, а не залпом, как в прошлый раз.

Ответный писк подсказал Гарри, что распоряжение было отдано эльфу, а он и не подозревал, что они работают и в больнице тоже. Однако еще больше его удивила до боли знакомая фамилия.

Когда сестра Макропулос подошла к нему и наконец-то поздоровалась, Гарри не удержался и спросил:

– Этот Локхард – Гилдерой Локхард? Бывший преподаватель Хогвартса по защите от темных искусств и автор нескольких книжонок о собственных подвигах?

– Да.

– А я и забыл про него. Он когда-то был моим преподавателем, да только довольно никудышным. Сам себя вот памяти лишил.

– И лишил с блеском, – довольно сухо отозвалась сестра Макропулос. – Простите, мистер Поттер, но кодекс колдомедика не позволяет мне обсуждать пациентов с кем-либо, кроме его родных и близких.

– Конечно-конечно, я просто удивился, что он все еще здесь. Так о чем вы хотели поговорить?

– Мне удалось договориться, и сегодня я сняла копии с последнего дневника. – Сестра Макропулос протянула Гарри коробку с колье-камерой. – Прибор там и последние снимки я даже не извлекала.

Гарри взял коробку и внимательно посмотрел на медсестру:

– Что-то не так?

Сестра Макропулос на мгновение замялась, но потом, решительно выдохнув, посмотрела Гарри в глаза и ответила:

– В этом дневнике, скорее всего, нет, того, что мы ищем. Это просто дневник с датами и событиями жизни прадедушки, без научных изысканий, и мне неловко просить перевести и его, но… – сестра Мкропулос запнулась, и теперь ее голос звучал почти умоляюще, – мистер Поттер, может быть, эти записи прольют свет на его исчезновение! – она осеклась и с надеждой глядя на Гарри замолчала.

Гарри улыбнулся:

– Пусть вас это не тревожит. Работа оплачена и переведено будет все.

– Спасибо.

– Я сегодня снова встречаюсь с переводчиком. Будем надеяться, что в этот раз нам повезет.

Сестра Макропулос просто кивнула в ответ.

***

После того как в пять утра Драко обнаружил информацию о своем наследстве, остановиться уже было невозможно, и он перевел все имевшиеся у него копии. Он совсем не спал, и, чтобы не поддаться искушению рухнуть на кровать и заснуть, отправился в кафе пораньше. Чашка кофе с бодрящим эликсиром взбодрила его. Желая закрепить результат, Драко заказал еще одну, а к моменту, когда Поттер появился в дверях кафе, уже допивал третью.

Они поздоровались. Драко дождался, пока Поттер закажет себе кофе и только после этого выложил на стол сначала стопку копий, а затем стопку с переводами.

– Я перевел все, что ты мне передал. Много еще осталось?

Гарри передал ему копии последнего дневника.

– Только вот это.

Драко кивнул и прищурившись сказал:

– Могу я спросить?

Гарри состроил нарочито удивленную гримасу:

– Я за спрос денег не беру.

Драко уловил иронию и поморщился.

– А я не работаю бесплатно.

– Что ты хочешь узнать?

– Ты сам-то читаешь это? – указав взглядом на стопку с переводом, спросил Драко.

– Читаю, а что?

– Этот маг, – Драко запнулся подбирая слова, – нам случайно не родственник?

Гарри поперхнулся последним глотком кофе:

– Что?

– Он тоже наш родственник?

– Нет! Нет!!! С чего ты взял?

– С того, что увидел там описание своего наследства.

– Какого наследства?

– Наследства от твоего деда, Поттер, – зло ответил Драко. – Помнишь завещание? Мне еще досталась эта несчастная чаша, тебе пустая клетка, а твоему братцу песочные часы? Я ведь экспертизу заказал, да только ее назначение определить толком не смогли – неизвестная модификация омута памяти, вот и все. И тут бац! – зря потратился. Мог получить информацию совершенно бесплатно, вернее ты мне за это еще и заплатил.

Драко замолчал, нервно постукивая пальцами по столику, не без удовольствия наблюдая, как Поттер пытается осознать услышанное.

– Хочешь сказать, что и твое наследство волшебное? – пробормотал Гарри и тут же запоздало прикусил язык.

– Хочешь сказать, что и ваше тоже?

– Это тебя не касается.

– Меня касается то, что эта чаша краденая.

Наблюдать как Поттер, словно рыба, открывает и закрывает рот, наверное, было бы забавно, если бы Драко не злился. В памяти услужливо всплыл разговор в «Горбин и Бэрк».


Мистер Горбин встретил Драко также любезно, как и всегда. Забрав коробку с чашей и заключение, Драко хотел было ретироваться, как мистер Горбин сказал:

– Мистер Малфой, как вы понимаете, я ознакомился с текстом: все-таки это официальное заключение с моей визой и печатью лавки.

– Что-то не так?

Мистер Горбин изучающе посмотрел на Драко:

– Видите ли, это совершенно обычная магловская чаша для приготовления пунша, а может быть и салатница или что-то в этом роде. Вещь без конкретного назначения; по нашим меркам, да и меркам маглов, довольно безвкусная, хотя в хозяйстве вполне могла быть полезной для самых разных целей. Она действительно серебряная, однако, серебро не самого лучшего качества. В магловском мире она особой ценности не имеет. Разве что, как предмет старины, поскольку сделана на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков. Но вот в магическом мире… – мистер Горбин замешкался.

– Вещь имеет какую-то ценность?

– Над чашей поработал маг, мистер Малфой. Это омут памяти, но какой-то неизвестной модификации. Ваш батюшка не смог определить какой именно, однако кое-что он все-таки выяснил. – Мистер Горбин на мгновение замолчал, а потом, глядя Драко прямо в глаза произнес: – Мистер Малфой, эта чаша была украдена в 1980 году у одного очень старого мага.

Драко не сразу пришел в себя – мало ему того, что дед его магл, так еще и наследство краденое!

– Причем украдена она была в тот момент, когда ее хозяин, Василиос Василиадис, был при смерти, – тем временем продолжал мистер Горбин. – Была ли кража последней каплей или нет – не известно, однако в тот же день маг скончался, а его наследники заявили о пропаже.

– Вы должны сообщить о том, что чаша нашлась? – уточнил Драко.

Мистер Горбин поморщился:

– Нет, мистер Малфой. Ни закон, ни мораль эксперта не обязывают меня обращаться в органы правопорядка, но если бы и обязывали, в вашем случае я бы просто не выдал заключение.

Наверное, Драко должен был бы облегченно выдохнуть, но почему-то после этих слов легче ему не стало.

– Я вам очень благодарен, мистер Горбин, – только и сумел произнести он.

– Позвольте, отеческий совет, мистер Малфой.

– Я вас слушаю.

– Передайте заключение вашему доверителю и больше не имейте с ним дел. Мы живем не в те времена…



– Ошибки быть не может? – нарушил молчание Поттер.

– Люди, к которым я обращался за экспертизой, дорожат своей репутацией.

Они снова замолчали. В конце концов, Поттер, потирая переносицу сказал:

– Я не знаю, что и сказать.

– Кто бы мог подумать!

– Я готов буду снова обсудить с тобой это, Малфой, когда ты будешь в состоянии говорить без ехидства, и не раньше, чем прочту перевод.

Бросив на стол несколько монет за кофе, Поттер поднялся из-за стола и не прощаясь вышел из кафе.


P/S: Тапули на ляпули принимаются с радостью.


Глава 16

Весь вечер и полночи Гарри потратил на чтение перевода, но… «Впустую, все впустую…» Рецепт для Дадли был найден, вот только с таким же успехом можно было написать, что для лечения головной боли необходимо раздобыть искры с хвоста кометы. Всего-то и надо: омут воспоминаний, который теперь был у Драко, да воспоминания о Дадли от тех, кого он любит. Ах да, слезы феникса, по количеству тех, кого любит Дадли! Совсем немного: две, слезинки за родителей, и, может быть, одну за самого Гарри… Осталось только попросить феникса поплакать. Поймать и попросить. Только и всего…

Расстроенный Гарри отправился спать, но выспаться все равно не вышло: в восемь утра его разбудила тетя Петунья.

– Гарри, извини, пожалуйста, что побеспокоила, но мне бы хотелось приготовить для Дадли его любимый пудинг, а твой домовик не пускает меня на кухню и требует, чтобы я просто сказала, что мне нужно. Он никак не может согласиться, что я должна все сделать самостоятельно.

Почтя за благо не оставлять тетю наедине с Кричером, завтракал Гарри на кухне под не прекращаемые «мысли вслух» недовольного домовика. Глядя на хлопочущую тетю, Гарри не мог решиться сказать ей, что хоть рецепт и найден, воплотить его в жизнь не получится – достать слезы феникса было практически невыполнимой задачей.

Еще ночью, Гарри изучил в энциклопедии Ньюта Скамантера соответствующий раздел. Купить слезы было невозможно, по той простой причине, что они теряли свои свойства при хранении, иначе говоря, «свежие» слезы можно было взять только у самого феникса. Энциклопедия вышла в свет в двухтысячном году, и в ней ясно было написано, что приручить феникса удается крайне редко и единственный известный в двадцатом столетии ручной феникс – Фоукс – после смерти последнего хозяина, профессора Дамблдора, исчез и никакой информации о нем не имеется. Других ручных фениксов на момент выхода книги не было.

От грустных раздумий Гарри отвлек настойчивый стук в окно. Кричер довольно проворно для своего возраста запрыгнул на подоконник, раскрыл окно, впустил сову и уже хотел забрать у нее свиток, но та сердито щелкнула клювом и недвусмысленно протянула лапку Гарри. Как только свиток было отвязан, сова, напоследок снова щелкнув в сторону Кричера, улетела.

К своему удивлению Гарри обнаружил, что письмо прибыло из нотариальной конторы Перишер & Хэг.


«Мистер Поттер!

Мне необходимо сообщить вам некоторые подробности о вашем наследстве. Жду Вас сегодня к десяти часам.

Нотариус М. Хэг»


***

Нотариус был очень стар, худ, сутул и белоснежно сед; только глаза, остро глядевшие из под густых бровей, были невозможно голубые и полны кипучей жизни, а улыбка – светла, словно у ребенка. Пожимая старчески костлявую руку, Гарри понял, что улыбается в ответ.

– Входите-входите, мистер Поттер, я сегодня здесь и за себя, и за секретаршу. Позвольте представиться – Морган Хэг, нотариус, к вашим услугам.

Кабинет мистера Хэга был обставлен скромно: большой т-образный стол и несколько стульев; вдоль одной стены от пола до потолка были установлены шкафы, у другой стены стояли два мягких кожаных кресла с высокими спинками и небольшой столик, на котором стояло несколько бутылочек с безалкогольными напитками, два стакана и большая ваза печенья.

Указав Гарри на одно из кресел, мистер Хэг уселся в другое и, заговорщески потерев руки, сказал:

– Варить кофе в этих магловских кофеварках я не умею, а волшебный состряпать и вовсе не могу, так что не обессудьте: магловские лимонады и печенье.

Гарри опешил:

– Вы знаете о нас?

– Конечно, знаю. Я – потомственный сквиб, – улыбнулся мистер Хэг, – что не мешает мне принадлежать к довольно древнему чистокровному роду. Настолько чистокровному, что волшебная сила в нас стала вырождаться еще триста лет назад. Мой пра-не помню сколько раз-дед был первым сквибом в нашем роду и очень не хотел быть изгоем. Родительское богатство заставило волшебников с ним считаться, а чтобы авторитет держался не только на основе его состояния, он и занялся нотариатом. Дело оказалось прибыльным, и потому не только его состояние, но и авторитет преумножались год от года. Он женился на ведьме, но его сын все равно родился сквибом. Тот тоже женился на ведьме, но оба их сына волшебниками все равно не стали. И так по сей день – одни мальчики и все сквибы, женятся на ведьмах и все равно плодят сквибов. Включая и меня самого. Впрочем, у нас наконец-то родилась девочка, моя правнучка, и вот она через десять лет поедет в Хогвартс. А мой правнук, как только закончит учебу в университете, унаследует контору.

Не зная, что и сказать, Гарри поинтересовался:

– А мистер Перишер?

– О, он чистокровный! Чистокровный магл! Собственно, у меня всегда был на подхвате какой-нибудь магл, владеющий магловским правом. Перишер пришел в контору двадцать лет назад, поскольку ни мой отпрыск, ни его сын юриспруденцией не интересовались, а мне опять нужен был помощник. Я обратился в агентство по найму, и они мне подобрали этого зануду из зануд*, впрочем, право он действительно знает блестяще, что есть, то есть, да и делопроизводство в его руках наладилось, как никогда. Упустить такого коллегу было бы глупостью, и я взял его в долю.

– Он тоже в курсе?

– В общих чертах, но предпочитает отгораживаться, так что дела с волшебным миром – это моя компетенция. Он занимается маглами, и иногда я привлекаю его, когда задействованы обе стороны. Но вашим делом занимался я лично, только вот с оглашением получилась незадача. Увы, аккурат в день вашего рождения, мистер Поттер, я оглашал завещание одного очень старого господина, отписавшего все свое имущество нашей больнице. Его молодая жена была крайне разочарована и в сердцах прокляла меня. Вплоть до вчерашнего дня я был как раз в Мунго под бдительным оком старика Мерлина, но теперь совершенно здоров и льщу себя надеждой, что старая карга** еще переживет молодую.

Гарри прыснул – старик нравился ему, окончательно и бесповоротно. Между тем, мистер Хэг посерьезнел и продолжил:

– Гарри, позволь мне тебя так называть, мой мальчик, я позвал тебя, чтобы рассказать о Фрэнке.

– О ком?

– Фрэнке Эвансе, твоем деде.

– Вы были знакомы?

– Я составлял завещание, но знал его задолго до этого. Фрэнк выкупал цирк у прежнего владельца, и они обратились в первую попавшуюся контору – мою. Так и познакомились, пожалуй, можно сказать, что мы были приятелями. Он был прекрасным собеседником, веселым и жизнерадостным парнем, по уши влюбленным в жену и цирковое дело. Ты ведь знаешь, что он был фокусником?

– Я почти ничего о нем не знаю, мистер Хэг, моя тетя не любила говорить о родителях.

– Оно и понятно, Фрэнк говорил мне, что она тяжело пережила зачисление твоей мамы в Хогвартс, с этого все и началось. Ну да ладно, так вот о твоем деде. Ты ведь уже знаешь, что Цисси Блэк твоя тетушка. А познакомил Фрэнка с ее матерью, Друэллой, – я, случайно. Она, росла буквально на моих глазах, поскольку наши семьи были дружны. Я был Друэлле вроде старшего брата и ее нередко оставляли под мою ответственность. В тот день я встречался с Фрэнком в одном магловском кафе и тут, совершенно неожиданно появилась она. Я видел, что она в смятении, но расспрашивать не стал. К тому же со мной был Фрэнк, а он был способен поднять настроение кому угодно, что собственно и произошло – не прошло и получаса, как Друэлла повеселела. Я не стал бы называть их отношения романом, но и простой интрижкой это назвать было бы не правильно. Друэлла однажды призналась мне, что связалась с Фрэнком в отместку мужу, применила чары соблазнения, поскольку любовные не сработали. Да только не рассчитала, что он славный парень и привязалась к нему. Поэтому и не стала ничего делать с беременностью, родила Цисси и души в ней не чаяла. Весть о беременности была для Фрэнка тяжким испытанием: он всегда мечтал о детях, но у них с Виолеттой никак не получалось, и тут такой оборот… Он очень любил жену и считал, что завести ребенка на стороне – подлость, но не радоваться дочери, Фрэнк тоже не мог. Когда Друэлла запретила ему искать встречи с Цисси, он сам не свой был, просил меня повлиять на нее, но… Друэлла взяла с меня клятву, и я ничем не мог ему помочь. Впрочем, скоро Виолетта забеременела, и он примирился с мыслью, что старшая девочка будет звать отцом другого человека.

Мистер Хэг прервался, чтобы налить себе воды и Гарри спросил:

– Мистер Хэг, вы знаете, что песочные часы, доставшиеся Дадли – хроноворот?

Мистре Хэг удивленно посмотрел на Гарри.

– Хроноворот? Хмм… Нет, я этого не знал, хотя и подозревал, что предмет волшебный. Видишь ли, и часы, и чашу, и твою птицу Фрэнк получил при довольно странных обстоятельствах. Собственно для того я тебя сюда и позвал. Фрэнк был с цирком на гастролях за границей, признаться, уже и не помню где. На представлении был один старик. Когда публика разошлась, он остался сидеть на месте – как оказалось, умер прямо на представлении, со счастливой улыбкой на лице. Они сообщили в полицию, давали объявления в газетах, но старика так никто и не опознал и личность его установить не смогли. В камере хранения цирка остались его вещи: те самые песочные часы, чаша, да клетка.

– А попугай?

– Попугай? – мистер Хэг усмехнулся, – Гарри, это ведь был вовсе не попугай. Это был самый что ни на есть настоящий феникс.

Гарри почувствовал, что во рту у него пересохло:

– Феникс? Вы уверены? – сипло спросил он.

– Конечно, уверен! Я хоть и не волшебник, но все-таки рос в магическом мире!

– И дедушка знал, что это феникс?

– Узнал, но не сразу. Видишь ли, по правилам, вещи старика надо было бы сдать в полицию, но Фрэнк был просто очарован птицей, фениксы это умеют, как никто, вот он и не сообщил, ни о ней, ни о других вещах. К тому же издох цирковой попугай – здоровенный красный ара – и Фрэнку пришла мысль выдать одну птицу за другую. Вот так и провезли феникса, как цирковое животное – таможенники проверявшие документы, то ли просто не поняли, что это не ара, то ли феникс на них как-то повлиял, но обман не раскрылся. Вернувшись, Фрэнк заглянул ко мне с вопросом об оформлении документов на нового попугая, порода-то другая, ну я и открыл ему глаза. Он потом еще в течение года честно публиковал в той стране объявления об умершем, на случай, если найдутся наследники, но все безрезультатно. Уже, будучи при смерти, он решил вещи старика завещать внукам. В завещании тоже пришлось описать его как попугая, на случай, если я или кто-то из моей родни не смогут провести оглашение. А передать тебе птицу сразу было бы опрометчиво – ты жил тогда уже у Петуньи, шарахающейся от всего волшебного, и я предложил часть завещания отсрочить до момента, когда по магловским законам вы все станете совершеннолетними и сможете сами решать судьбу наследства. Фрэнк не сомневался, что вы сумеете всем этим распорядиться, хотя и знал, что сын Петунии обычный магл. Строго говоря, Фрэнк завладел вещами незаконно, и, теоретически, ваше наследство может быть оспорено, но, полагаю, что это маловероятно, а меня, как нотариуса, такие детали вовсе не касаются – я правомерность владения подобными предметами проверять не обязан.

Гарри сглотнул:

– Мистер Хэг, но ведь фениксы не умирают, а мистер Перишер сказал, что…

Старик фыркнул:

– Это все секретарша наша. Феникса держали здесь, в конторе, не в хранилище же: он никому не мешал; выбирался из клетки, не раньше, чем уходили клиенты; не пытался улететь, да ты и сам, наверное, знаешь, что ему, чтобы переместиться, летать не обязательно. Словом, клетку, и даже окна, без необходимости никогда не запирали. Ну и так уж получилось, что он исчез, когда в конторе никого, кроме секретарши, уже не было. Она увидела раскрытое окно, а вместо птицы кучку мусора в открытой клетке и не придумала ничего лучше, чем прибраться. Перишер немедленно принял решение оформить гибель птицы, а я, само собой, не мог возразить, иначе пришлось бы рассказать о фениксе. Птица не издохла, Гарри, она либо переместилась, либо возродилась, но сюда уже не вернулась.

Гарри вздохнул.

– А фотографий не сохранилось? – зачем-то поинтересовался он.

– Есть одна. – Мистер Хэг подошел к своему столу, порылся в одном из ящиков и вернулся к Гарри уже с небольшой фотографией. – Вот. – Он протянул ему фотографию, с которой на него смотрел улыбающийся мужчина с большой малиново-красной птицей на плече.

– Это же Фоукс! – выдохнул Гарри.

– Фоукс?

– Феникс Дамблдора… Во всяком случае, очень похоже… – Гарри задумался. – Если я не ошибся, то он точно жив, но после похорон Дамблдора он снова пропал…

Мистер Хэг лишь развел руками в ответ:

– Увы, мой мальчик, тут я ничем помочь больше не могу.

***

Нотариальную контору Гарри покинул около полудня. Не имея каких-либо планов на воскресенье, он просто шел, размышляя о том, что услышал, а больше всего о фениксе. На одной из улиц его внимание привлек огромный рекламный плакат с неизвестным ему спортсменом. Разглядывая гигантскую фигуру в полный рост, Гарри подумал о Хагриде, и тут его осенило, – если кто и знает что-то о Фоуксе, то только он. Недолго думая, Гарри поискал тихий закоулок и аппарировал в Хогсмид, откуда направился прямиком в Хогвартс, к Хагриду.

Уже в нескольких шагах от его дома, Гарри с сожалением подумал, что не общался с Хагридом уже очень давно и даже на поздравление с днем рождения не ответил, а теперь идет в гости без приглашения и с пустыми руками. Он хотел было вернуться в Хогсмид и купить хотя бы упаковку чая, как дверь дома распахнулась и выскочивший на порог Хагрид пробасил:

– Гарри! А я-то думал, ты обиделся, что я не смог прийти на праздник и отделался подарком!

Объятия были крепкими и на душе у Гарри потеплело.

– Хагрид, ну что ты! Это ты должен обижаться, что я и не поблагодарил тебя. Пирог с улитками был великолепен! – ответил он, хотя, по правде сказать, совы, доставившие пирог, видимо не раз роняли по дороге тяжелую ношу, и есть то, что осталось от хагридова творения, никто не решился.

– А я тут обедать сажусь. Завертелся сегодня, вот и припозднился. Будешь со мной?

Помятуя о способностях Хагрида к кулинарии, Гарри поспешно соврал:

– Я уже пообедал, – но чтобы не обидеть друга добавил, – а вот от чая не откажусь.

Уже за столом, отхлебывая странного цвета чай из огромной кружки, Гарри сказал:

– Хагрид, а я ведь к тебе с вопросом. Тут столько всего случилось…

И Гарри рассказал старому другу все: и про наследство, и про новых родственников, и про то, что стало с Дадли. Узнав о Нарциссе Хагрид неожиданно для Гарри сказал:

– Ты, Гарри не смотри, что она вся такая из себя надменная. Я ее еще ученицей помню, она была очень даже славная, хоть и слизеринка, и первая красавица на курсе. Их когда прежний учитель по уходу за магическими существами к единорогам повел, так они к ней первой подошли. Я тогда бросился ее спасать, а они вкруг стали и головы тянут, чтобы приласкала. Единороги, Гарри, черную душу за версту чуют. Эти конечно молодые еще были, но с другими-то барышнями они так не якшались. Только с нею. Так что не самая плохая тебе тетка досталась. А Драко… ты его лучше меня знаешь, скажу только, что Дамблдор не считал его безнадежным, и тебе не советую. Да ты и сам все понимаешь.

Хагрид снова принялся за еду, а Гарри стал рассказывать про своего деда – все то, что узнал от мистера Хэга. Когда дело дошло до феникса, Хагрид перестал есть и весь превратился вслух.

– Так вот, если я не ошибся, то Фоукс раньше принадлежал моему деду, а до него какому-то старику, видимо волшебнику, личность которого не известна. А теперь, чтобы вылечить Дадли, мне нужны слезы, но как их добыть не понятно – у Скамантера четко сказано: других ручных фениксов нет. Официально я хозяин Фоукса, а на деле – только его клетки. Хагрид, может, есть какой-то способ найти его?

Хагрид задумчиво почесал подбородок:

– Попробовать можно. Фоукс-то не все в кабинете директора сидел. Исчезал иной раз надолго, да только Дамблдор говорил, что чуть он нужен – стоит только позвать и он тут как тут.

– Позвать? Что просто крикнуть «Фоукс», как домовику?

– Нет. Я пару раз видел, как это делал Дамблдор – выходил на воздух, руку вытягивал, насвистывал что-то, а там хлопок и Фоукс уже на ней сидит.

– А что насвистывал?

Хагрид вскинул голову и немного поморщившись сказал:

– Ну, я, конечно, тот еще певец, но что-то вроде: па-пара-па-пам пам-па-ра-ра-рам, – напевно пробасил Хагрид, а затем вытянул губы в трубочку и просвистел то же самое.

Сказать, что Гарри удивился – ничего не сказать:

– Ты уверен, Хагрид?

– Ну, могу фальшивить, конечно, но да, как-то так…

Гарри невольно засмеялся:

– Хагрид, а ведь это The Beatles.

– Жуки?

– Да не, группа такая, магловская. Ты насвистел припев их песни «All you need is love».

– Кхе, вполне возможно, Дамблдор всегда говорил, что обожает музыку.

Гарри на минуту задумался, а потом сказал:

– Пойдем, Хагрид, попробуем. Вдруг повезет.

Они вышли во двор, и Гарри, вытянув руку, крикнул:

– Фоукс, ты нам очень нужен, появись, пожалуйста, – а затем с замирающим сердцем тихонько насвистел припев.

И Фоукс появился.



* perisher - зануда
** Hag – карга, ведьма


P.S. И как всегда жду тапочки.


Глава 17

После встречи с Поттером Драко собирался отоспаться, но теперь об этом не могло быть и речи – бегущий по венам бодрящий эликсир требовал активной деятельности. Проклиная собственную неосмотрительность, Драко принялся за перевод последнего дневника.

На этот раз не было никаких научных изысканий – только даты и события. Однако и тут его ждал сюрприз – среди записей обнаружилось, что омут воспоминаний, возможно, никто не крал. Впрочем, началось все вовсе не с чаши – среди вереницы жизненных событий старого мага, описанных в дневнике, перед Драко предстала история, неожиданно захватившая его.

***

01 января 2000 года

Сегодня ровно шестьдесят лет. Шестьдесят лет, как несчастный мальчик решил заглянуть ко мне. Шестьдесят лет потрачено на то, чтобы исправить мою неосторожность, стоившую парню большей части его жизни. Честное слово, не знаю, что хуже: убить человека или вот так, лишить его возможности прожить лучшие годы.

И все же, я начинаю этот дневник с надеждой на то, что новое тысячелетие позволит завершить мою игру со временем, жертвой которой стал Джонни.

…

10 февраля 2000 года

Сегодня наведался к Джонни. Надо отдать должное пансиону – полученные деньги маглы отрабатывают добросовестно. Все эти годы за парнем следят как надо: он отлично выглядит и физически чувствует себя прекрасно. Будь у парня родня, может статься, было бы и лучше, и память уже восстановилась бы, но парень сирота, и даже приют его, к тому моменту, как он попал ко мне, был уже закрыт.
Я стар, кто знает, сколько еще мне осталось… На всякий случай заключил с пансионом договор о пожизненном содержании. Спасибо Моргану – обо всем позаботился. Если со мной что случится, парня не вышвырнут, так и доживет свой век в полном душевном вакууме, но хотя бы в комфорте.
Подумалось: ему ведь скоро восемьдесят три, а я так и зову его парнем…
И вот еще странность. Вчера старушка-смотрительница обмолвилась, что о парне вот уже много лет справляется какая-то женщина, скрывающая лицо под вуалью. Она приходит всегда в один и тот же день, в одно и то же время, около часа проводит с Джонни, а затем немного говорит о его состоянии с дежурной смотрительницей, делает довольно солидное пожертвование и исчезает на год. Самое странное то, что эта женщина не является родственницей Джонни, во всяком случае, никаких документов тому она не представила, что и не удивительно, поскольку мне доподлинно известно, что Джонни рос в приюте. Загадка в том, что посторонним информацию о пациентах передавать нельзя. Но, как сказала смотрительница, этой даме просто язык не поворачивается отказать. В прямом смысле. И так со всеми, кому довелось с нею общаться. Старушка сказала, что дама появляется всякий раз ровно в день рождения парня. Попробую с нею поговорить.

…

13 февраля 2000 года

Я шокирован, обескуражен и взволнован одновременно.
Кто бы мог подумать, что Джонни был влюблен в Эмму Хемлкирк?
Я поджидал таинственную посетительницу Джонни с самого утра, но, едва заметив меня, она попыталась скрыться. По счастью, я смог догнать ее. Сначала она пыталась сделать вид, что просто ошиблась комнатой, но, в конце концов, перестала отпираться и предложила выйти в сад, поговорить с глазу на глаз.
На улице было холодно, и я сказал, что мне надо вернуться за пальто, на что вдруг услышал: «А мантии, мистер Макропулос, вы больше не носите?»

Сказав это, она подняла вуаль, и я с удивлением узнал Эмму, дочку соседей моих покойных родителей. Я не видел ее лет пятьдесят, но никакой ошибки быть не могло – она до сих пор выглядит как в шестнадцать лет, а ведь ей должно быть уже за семьдесят. Впрочем, не это поразило меня – дар Хмелкирков известен. Я спросил, что привело ее сюда, и она поведала мне свою историю. Я и раньше слышал, что она должна была выйти за какого-то однокурсника, но в последний момент расторгла помолвку, и вот теперь узнал почему.
Она познакомилась с Джонни! Влюбилась без памяти, и стало не важно, что магл, сирота и ни гроша за душой. Сердечнее парня она не встречала. Он сделал ей предложение, и дело было лишь за согласием ее родителей, а она никак не могла собраться с духом рассказать им, что собирается замуж за магла. Даже разрывая помолвку, не решилась сказать правду и до сих пор корит себя за это. А потом Джонни исчез. Просто исчез и все. Она искала его несколько лет, но он магл, была война, и что-то выяснить получилось лишь в сорок седьмом году. С тех пор она посещает в день его рождения пансион и под легким Империо выведывает у смотрительниц информацию. Но в прошлом году, когда она накладывала очередной раз заклинание на смотрительницу, ей помешали, и, видимо, поэтому я в итоге узнал о ней.
А потом уже мне пришлось ей объяснять что здесь делаю я: рассказать, про сломанный Джонни экспериментальный хроноворот, про липовый фонд, оплачивающий его пребывание в пансионе, про Моргана, помогавшего мне во всем так, что она не смогла выйти на меня, и про то, что я так и не в состоянии вернуть парню эмоциональную память. Она все еще любит его, все еще любит… Она должна была бы проклинать меня, но Эмма лишь сказала, что за столько лет смирилась и только рада, что теперь может хоть с кем-то поговорить о Джонни.

…

26 марта 2000 года

Вот уже неделю я в Микенах гощу у Платона. Вчера и маги, и маглы праздновали День независимости. Я немного перебрал и потерял своих из виду. Искать не стал, домой тоже еще не хотел, словом, забрел в первую попавшуюся таверну в магической деревеньке. Народу было полно, но мне повезло, и я занял последний столик. Один сидел недолго – зашедший следом за мной мужчина попросился составить компанию, так как только я сидел в одиночестве, а он был голоден. Я не стал возражать и он, в знак благодарности, заказал узо*, которое, по его словам, варит хозяин таверны. Отменное узо, должен признать!
Мы разговорились, он спросил, чем я занимаюсь, и на мое привычное «изучаю время и память человеческую» скривившись отметил, что его прадед тоже памятью занимался. Я спросил, как его звали, все-таки нашего брата в мире по пальцам сосчитать можно, а он ответил, что прадед не был ученым и его имя мне вряд ли что-то скажет – Василиос Василиадис… Действительно, ни о чем мне это имя не сказало, а мужчина продолжил. Оказывается, прабабку этого парня на старости лет вдарили мощнейшим Обливиэйтом. Старик Василиадис потратил все, что было накоплено за жизнь, на лечение жены, а ведь жили они совсем небогато. Он даже дом заложил, влез в долги, но… Деньги на лечение были потрачены впустую. Ничего не помогло. И все же старик Василиадис не опустил руки: сумел создать некую модификацию омута памяти и вылечил жену. Омут этот обещал стать открытием, на котором можно было изрядно обогатиться и жить безбедно, но прадед не хотел ни славы, ни денег. Ему было достаточно и того, что его Эвредика все вспомнила, что она снова узнает его и нежно целует по утрам.
Зато вот его сыновья только и ждали часа, когда смогут пожинать плоды…
А потом омут украли. Как это произошло, так выяснить и не удалось. Прадед на следующий день после кражи скончался, оставив прабабке солидное содержание с условием, что после ее смерти нерадивым детям ни гроша не достанется, а все пойдет в фонд местной магической больницы.
По словам моего нового приятеля, кража была совершена в 1980 году в ночь середины лета** – вся родня занималась праздником, и прадед остался на некоторое время совершенно один.
Мы еще какое-то время говорили на самые разные темы, и я всеми правдам и неправдами постарался выведать у парня, где жил его прадед. Оказалось, что старик Василиадис жил не в Греции, а в Албании, что несколько осложняет мне дело. Впрочем, я сумел-таки втереться к Ставросу в доверие: завтра он придет к нам в гости, а мы уж с Платоном устроим ему такое застолье, что от встречного приглашения он просто не сможет отказаться. Кто знает, может быть, открытие старика Василиадиса все-таки не пропало бесследно, может быть, у Джонни появилась надежда, которую я так и не смог ему дать.

…

10 апреля 2000 года

Я был у них дома. Дома у Василиадисов. Надо признать, семья Ставроса приняла меня, как родного. Даже неловко, что мой интерес небескорыстен. К сожалению, никаких записей, старик Василиос не оставил и как он создал свой омут неизвестно. Собственно, Ставрос об этом говорил, но я все же хотел окончательно убедиться. Однако просто нутром чую, что это все не просто так, что надежда есть…
Пока гостил у них, я в мельчайших подробностях изучил и местонахождение дома, и его устройство. Они показывали мне колдографии, а я изучал перемены, они рассказывали о семье, а я самым тщательным образом запоминал все, что касалось старика Василиадиса, и особенно подробности его последних дней.
Признаться, я не вижу другого варианта, как вернуться в прошлое, в тот самый день, когда омут пропал, но… Расстояние в двадцать лет! Мой хроноворот никогда не использовался дальше, чем на пару-тройку дней, да и то в итоге пострадал Джонни. Самый «долгоиграющий» прибор, о котором мне известно, хранится в Министерстве, но, насколько я знаю, и он не предназначен для настолько длительного путешествия.
Но даже если и был бы такой хроноворот… На сегодняшний день существует лишь один способ возвращения в будущее – прожить этот период заново, изловчившись не натворить бед. Двадцать лет – это очень долго, я могу и не дотянуть… А возвращать память Джонни в восьмидесятом году я не рискну – кто знает к каким изменениям в будущем это может привести?
И все же я чувствую, чувствую, что есть какая-то возможность. Я что-то упустил.

…

1 июня 2000 года

Старый я дурень… Сегодня ходил с Морганом и его правнуком в цирк-шапито. Самый обычный, магловский. Я настолько истерзался с этой историей старика Василиадиса, что с радостью принял предложение развеяться. Я не ожидал от мероприятия ничего особенного, но тут меня снова ждал сюрприз – старый красный ара, сидевший на плече билетера и принимавший клювом билеты. Едва взглянув на него, я вспомнил о Фоуксе!
Как, ну как я мог не подумать о нем?! Вернувшись домой, я схватил свежее издание Скамантера. Да, это всего лишь теория, но однажды и Дамблдор говорил мне, что для фениксов нет ни пространства, ни времени. Фоукс – моя единственная надежда, надежда на возврат в прошлое!
Однажды Дамблдор позвал его при мне. Я попробовал повторить, и теперь птица у меня!
Сегодня уже поздно, но завтра же я займусь приготовлениями! Надо позаботиться обо всех делах, на случай, если что-то пойдет не так, о деньгах, да мало ли о чем еще…

…

22 июня 2000 года

Я отправляюсь к старику Василиадису завтра.
Фоукс действительно способен путешествовать во времени: и туда и обратно. В этом я уже убедился.
Я позаботился обо всем и никому ничего не сказал. Даже Морган только и знает, что я затеваю опасный эксперимент и в случае, если мне не удастся вернуться в течение трех дней, он исполнит все мои указания.
Я уповаю на то, что достаточно изучил и дом, и всю историю старика Василиадиса, что прибуду вовремя и смогу его убедить продать мне чашу, а сыновьям соврать, что ее украли. Насколько я смог изучить его характер и отношения в семье – он с радостью согласится насолить алчным наследникам, особенно, если при этом сможет наварить и обеспечить после своей смерти жене безбедное существование.



P.S.
Упреки в адрес моих грамматических и смысловых провалов как всегда принимаются с радостью и благодарностью.

Всех с наступающими! До конца этого года и повествования, рискующего стать макси, осталось совсем немного.


* https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A3%D0%B7%D0%BE
** 23 июня в Греции отмечается очень таинственный праздник «Ночь середины лета», наполненный магией и языческими обрядами. В ночь с 23 на 24 июня сжигаются цветы, сорванные в мае. Этот обряд отпугивает злые силы и ведьмовские наговоры и дарит счастье на целый год.