Глава 1…И заря воспылает
Часть первая. «Змееныш цыпленком не станет».
Если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг – а так,
Если сразу не разберёшь,
Плох он или хорош, -
Парня в горы тяни – рискни!
Не бросай одного его,
Пусть он в связке одной с тобой –
Там поймёшь, кто такой.
Глава 1.
Вообще, забавно - ты притворяешься тем героем из американского детектива про плохих парней, который вроде как верит, что всему виной прокисшее пиво - неужели автор всерьёз думает, что люди так себя ведут? Неужели люди всерьёз себя так ведут? Ты говоришь себе, что кишки у тебя скручивает из-за прокисшего пива - но вот незадача, ты же не пил. И эта штука у тебя внутри - это тоска, наверное. Или ещё чего-нибудь, вроде несбывшихся надежд. Слова - куча ненужного барахла, которую ты тащишь на своём горбе. Что дальше делать с этим бесценным знанием - непонятно. Жизнь надо давать с мануалом, а не с неизлечимыми генетическими заболеваниями. Окей???
Я помню женщину, которая была рядом – я хотел её не потому что любил, а потому что она была женщиной, и этого было достаточно. Мы целовались на заднем сидении моей тачки – вообще-то, тачки Франка, но тогда я в очередной раз сбежал из дома и окрестил эту груду железа своей передвижной резиденцией. Всё равно ведь рухлядь прогнившая – Франк даже не трудился надрать мне уши, когда я брал её без спросу. Наверное, втайне мечтал, чтоб в этот раз я свалился с утёса вместе с железным монстром.
Мне было шестнадцать – паршивый возраст, скажу я вам. Не так хреново, как в пятнадцать, но всё равно не сахар. Мне всегда было невдомёк, почему люди говорят о своей юности с такой нежностью. С памятью, что ли, проблемы? Лично я чертовски рад, что оттуда вырос. Никогда не видел счастливого подростка. Взрослых – да, детей – да, а вот прыщавые физиономии тинейджеров всегда угрюмы – если ребят не распирает пьяненький смех, конечно. Алкоголь, вернее, сложные пути его получения и восхитительное ощущение победы, когда заветная бутылка с жуткой бурдой наконец в твоим липких ладонях – вот это кайф. Кураж, который наступает после пары глотков – вот это музыка небес. Потом… Ну, потом имеет противное свойство наступать на пятки.
В девятнадцать я уже умел по пьяни не блевать, а в шестнадцать как-то не выходил у меня этот фокус. Поэтому перед свиданием с красивой девушкой я решил много не пить. Пару глотков для храбрости, не больше.
И не меньше тоже.
Алисон была послушненькой отличницей, родители талдычили ей про колледж лет с девяти: ты должны получить хорошее образование, Алисон, ты должна поступить в колледж, ты должна хорошо учиться, чтобы поступить в колледж, ты же не хочешь закончить как твоя мать, Алисон, - и всё в таком духе. Я уже упоминал, что Алисон «повезло» жить в доме с мачехой-занудой и отцом-трудоголиком? Мать Алисон спилась и ушла из семьи, а может, наоборот, я не очень-то вслушивался, её отец женился во второй раз – тоже не очень удачно, на скучной любительнице пилатеса и претендующих на интеллектуальность романов, да ещё и с сынком-олигофреном. Алисон мне жутко завидовала: во-первых, потому что мой отец был мёртв, а мать вечно на работе, и у них не было шанса отравить мне жизнь. А во-вторых, хоть у меня и был Франк, вполне себе трешевое воплощение «вселенского зла», меня это нисколько не беспокоило – я мог ему грубить, я мог шататься где захочется и не появляться дома неделями. Франк потом на меня орал, насчёт оценок и вообще, я орал на него, после чего шёл на кухню и жарил стейки, он приходил за пивом и опять говорил, что я неблагодарное чмо, я молча брал тарелку и уходил к себе, Франк съедал мою стряпню и бухался с пивом перед телеком – так и жили. Почему-то Алисон считала этот цирк приёмной Будды – ещё чуть-чуть, и наступит нирвана и просветление. А я, ублюдок эдакий, никак не желал видеть своего счастья.
Как мы оказались вместе в почти интимной обстановке? Да я сам не понял: возвращались с какой-то дурацкой вечеринки – я предложил её подвезти, она такая что-то про чудесную ночь, я – у меня ещё есть пиво и вискарь, она – давай своё пиво, я – тогда поехали к пляжу, что ли, там красиво, все дела, она – ну поехали. Тут я понял, что мне сегодня обломится и поскорее глотнул виски.
Мне с ней было хорошо. Она была мягкая и пахла ванильной помадой. Это было куда приятнее, чем в туалете с журналом. Она шевелилась подо мной и что-то стонала неожиданно низко, бархатным грудным голосом. Гладила меня всего, я пытался перехватить её руки, но она не давалась. Телесная радость. Она вела себя как бывалая шлюха – а может, просто хотела казаться увереннее, взрослее, но выходило грубовато. Я мог представить на её месте кого угодно, но глаза закрывать не хотелось. Моя кровь кипела, и этого было достаточно.
Потом мы курили, завернувшись в плед. Для Алисон это было как революция. Она опустила голову мне на плечо, как будто готовилась подставить её под лезвие гильотины. Я вдруг понял, что был у неё первым. И что уже завтра она будет рыдать в подушку, а лет через десять – винить меня в своей неудавшейся жизни.
Я опять её захотел и свалил на песок, подмяв под себя. Она пьяно захихикала и пожаловалась, что у неё там всё болит. Я посмотрел ей в глаза и сказал, что люблю её.
Она уложила меня и стало неумело сосать, через пару минут я схватил её за подбородок и притянул к себе, мы опять начали целоваться, пара резких движений рукой – и всё было кончено.
– Давай я отвезу тебя.
Она не ответила. Я потянул её к машине, пустые бутылки и плед остались на песке.
Когда мы остановились около её дома, она повернулась ко мне, и я вынудил себя сыто ухмыльнуться. Она попрощалась; я знал, что она не перезвонит. Что это была не революция, а слабое дёрганье прибитой к доске бабочки. Осталось только водрузить сверху стекло – и посмертный портрет готов. Я знал, что она поступит в колледж, выйдет замуж и родит нелюбимого ребёнка или даже двух. Может быть, ей хватит силёнок когда-нибудь надраться как следует и свалить – куда самой захочется. И сдохнуть где-нибудь в канаве.
Она поцеловала меня в последний раз, моя хорошо воспитанная девочка, и я провожал её глазами до двери. Ночь и вправду была чудесная. Я говорил себе, что этого достаточно.
*
Планета называлась Семнадцать Минут До Весны (никто её так не называл, конечно, все предпочитали говорить В-17), а город – Розовый Розарий (РоР). По иронии судьбы, именно это сладкое местечко стало притоном контрабандистов всех мастей, нелегалов, отщепенцев, беглых преступников, работорговцев и прочей грязи. Учитывая известную свободу нравов, шальные деньги и диковинные товары, В-17 превратилась в запретный плод и для зажравшихся туристов. Их не шмонали по тёмным углам, как можно было бы подумать, а, наоборот, опекали местные банды, которым в силу обстоятельств приходилось называться тур-фирмами. Бесконечный карнавал и адская бездна в одном флаконе, не удивительно, что я обожал это местечко, хоть и был тут всего однажды. Ну, дважды, - если брать в расчёт нынешнюю миссию.
За пару часов до выхода на орбиту планеты мне позвонил Спок – нет, не мой первый офицер, зачем бы ему звонить, когда мы видимся каждый день? – мне позвонил другой Спок, мистер-я-сейчас-рассыплюсь-от-старости-Спок.
- Привет, Старик, - сказал я, - чего надо?
- Сразу к делу, Джим? – чуть улыбнулся мой собеседник.
- А чего мелочиться? – я не любил этих коровьих разговоров: ммм, как дела, ммм, чем занимаешься, ммм, я тут спросить хотел, мммммммммм.
- Ты на В-17? – посерьёзнел Спок.
- Мы подлетаем к орбите. А что?
- С какой целью «Энтерпрайз» будет находиться на этой планете?
- Слушай, это вроде как конфиденциальная информация…
- Иными словами, ты не знаешь.
- Нет, - сдался я. – Мне нужно связаться с человеком, который предоставит мне необходимые сведенья. Очень таинственно и загадочно, правда?
- Джим?
- Спок?
- Будь настороже.
- Ты что-то знаешь? Колись.
Он ушёл от ответа:
- Как поживает твой первый помощник?
- Сам у него спросить не хочешь? – огрызнулся я.
- Вы поладили? – Старик не обратил внимания на мою нарочитую грубость.
- Нет. Всё такая же замороженная селёдка, угодившая в бочку с радиоактивным желе. Я вообще не понимаю, почему он пришёл ко мне. До этого он отклонил пять моих запросов, ты знал?
- Я встречался с ним. После нашего разговора он, вероятно, решил, что пятилетняя миссия «Энтерпрайза» под твоей командой стоит его времени, - мне кажется, или в его голосе слышатся нотки стариковского самодовольства?
- Что ты ему сказал?
- Что ваша дружба определит вас обоих, - торжественно ответил Спок.
- Эээ… супер, - неуверенно сказал я. - Он поэтому передумал, да?
Мы ещё немного потрепались о том, о сём, после чего сердечно распрощались. Я выключил комм и высказал чёрному экрану всё, что об этом думал:
- Из-за дружбы, значит? Из-за неверного призрака маловероятной дружбы?
Угу.
Я бы ещё чего-нибудь ввернул, красочное сравнение или убойную гиперболу, благо экран был нем и благорасположен выслушать все мои догадки, но не тут-то было: задорный голос Чехова сообщил, что мы снижаем скорость и через двадцать минут будем на орбите планеты. Все желающие могут спуститься вниз и провести пару часов, вкушая заслуженный отдых в компании местных ловцов снов.
- Капитан – мостику. Ловцов чего?
- Эээ… Ловцов снов, капитан.
- И что сие означает, мичман?
- Это была ирония, сэр, - смущённо признался Чехов.
- Да кто такие эти твои «ловцы снов», скажи толком! – приказал я.
- Это… вроде как… на Земле до начала эры освоения космоса они назывались бы «гейшами». Местная достопримечательность, в рекламных буклетах сказано, что они способны воплотить в реальность самые сладкие ваши сны. Сэр.
- Отставить проведение рекламных компаний сомнительного товара на моём корабле! – рявкнул я. – Мичман, перечитайте должностные инструкции, потом подробно объясните мне, почему не стоит поощрять экипаж на нарушение норм социальной этики и прочие действия, последствия которых лечить придётся доктору Маккою. А мне потом – выслушивать его нытьё.
- Да, сэр, - понурно согласился Чехов.
- Через пятнадцать минут буду, отбой.
Я стянул с себя золотую рубашку, ослепительно улыбнулся своему отражению в зеркале и решил, что надо будет заскочить к этим самым ловцам – есть тут у меня парочка фантазий… Впрочем, возможно, не стоит с этим спешить. Я же теперь капитан флагмана Звёздного Флота. Надо блюсти честь мундира, да? Хотя, гм, я же не в мундире.
- Компьютер, адрес ближайшей резиденции ловцов снов, живо!
*
- Смею поинтересоваться, куда вы направляетесь, Капитан?
Я сделал большие удивлённые глаза:
- Конечно, Спок!
Интересуйся, сколько влезет!
Вулканца на мякине не проведёшь, он не стал тратить время на выжидательное молчание и задал следующий вопрос:
- Куда вы направляетесь, капитан?
- Разумеется, в бордель, - бодро сообщил я. - Мы же на В-17, дружище! Такой шанс выпадает однажды… ну, хорошо, дважды в жизни. Составишь мне компанию?
В глазах Спока мелькнула тень тщательно скрываемого отвращения:
- Я воздержусь, капитан.
Он сам дал мне нож и обвёл цель жирной чертой, у меня просто не оставалось выбора:
- А Ухура не против?
- Прошу прощения?
- То-то она такая злобная всё время.
- Я не вполне понимаю, к чему вы обращаетесь.
- К воздержанию, конечно, а ты о чём подумал? Уверен, что партнёрша поддерживает твою инициативу? Эээ… Безынициативность? Чёрт, никогда не был силён в семантике.
Зато у меня здорово получается доводить людей. И инопланетян. На уровне пятого класса средней школы, но надо же с чего-то начинать!
Неискренне улыбнувшись нахохлившемуся Споку, я порысил в транспортаторную.
- Начальник, выбрось-ка меня на углу вот этой штуки.
(Что? Я входил в роль.)
Я дал парню PADD с адресом и фоткой поистине чудовищного строения, достойного отпрыска современной архитектуры, чтоб её.
- Есть, сэр. Ввожу координаты.
- Врубай, - милостиво кивнул я – и испарился.
Оказавшись на земле и вдохнув полной грудью запах горелых яблок, трёхдневного пота, горячих камней и засохших ромашек, я решил не глазеть по сторонам – потом как-нибудь нагляжусь! – и сразу нырнул в прохладные врата царства греха и порока. Приветливая гран-маман поднялась мне навстречу, но я широким жестом отказался от орионских рабынь и групповухи с козой:
- Я хочу Бри.
- Но…
- Мне рекомендовали Бри, - нажал я. – Она чудесная. Хочу только её.
У неё не было причин мне отказывать, и меня провели в полутёмный будуар, решённый в вишнёвом и лиловом цветах. На огромной кровати в обольстительной позе возлежала девушка с накладными клыками, изображая что-то среднее между вампиром и доминатрикс.
- Будешь мне рабом, - плеть ожгла моё бедро. Опаньки.
- Право повелевать ещё надо заслужить, - ухмыльнулся я, уворачиваясь от следующего удара. И от следующего. Оказавшись в опасной близости от кровати, я получил пяткой живот, но хоть плётку удалось вырвать из цепких лапок «повелительницы» и закинуть куда-то в угол. Утверждая своё господство, оную пятку я принялся щекотать. Поняв, что инициатива уплывает у неё из рук, Бри потянула меня на себя, и следующие полчаса прошли в сладком тумане предрассветного сновидения. Наконец, запыхавшиеся и потные, мы сдались в мягкий плен перин и подушек. Бри положила голову мне на плечо.
- Над всей Испанией безоблачное небо, - прошептал я метеорологический секрет в её бархатное ушко.
- На всём полуострове полная спокойствие, - не осталась в долгу мой информатор. – О, чёрт. Знаешь, можно было обойтись и без этого жаркого бессмысленного траха.
- Да обойтись вообще можно краюхой хлеба и глоточком воды, вот только я не вижу толп аскетов на улицах, - заметил я.
- Аскетов? Здесь? Не смеши меня.
- Вот-вот. Так что у тебя есть, детка? Или я должен говорить «Госпожа»?
- Они и впрямь дали тебе звание капитана? – хмыкнула Бри.
- Странно, правда?
- Нет… для психиатрической больницы это в порядке вещей. А если говорить о серьезном деле… Надеюсь, у тебя нет иллюзий по поводу своей офигительности.
- Если и были, то очень недолго, - ухмыльнулся я. – Ближе давай к своему серьезному делу. Мне сказали, что ты должна стать моим напарником. Над чем мы работаем?
- Ты на планете контрабандистов, маленький невольник. Догадайся с трёх раз.
- Значит, контрабанда… чего? Наркотиков? Оружия?
- Разумеется, станет Звёздный Флот заниматься наркотой, - фыркнула Бри. – Твои адмиралы имеют долю с каждой сделки, а часть выручки идёт на строительство детских домов. Правда, мило?
- Ладно, я понял. Так ты говорила…
- Оружие, - кивнула она.
- Какое оружие?
- А ты не знаешь?
- Отвечаешь вопросом на вопрос? Информатор из тебя как из тапочек ботфорты.
- Что?
Я вылез из кровати и начал натягивать штаны.
- Мне нужно больше.
- Я знаю, где произойдёт сделка.
- И где же?
- В баре «Трилистник» сегодня в полночь.
Я наставил на неё фазер.
- Серьёзно? Нет, серьёзно? Из тебя получилась хреновая шпионка. Худший сорт. Во-первых, через пять минут после первого пароля я должен был сказать «В Сантьяго идёт дождь», а я не сказал. И раз так, ты должна была прикончить меня на месте, а ты не прикончила. И второе, не стоило так полагаться на данные вашей разведки, оставлять мне оружие и давать возможность узнать место встречи контрабандистов и их клиентов. Теперь мне придётся ошеломить тебя и вызывать парней из службы безопасности, а это так утомительно…
Я нажал на курок – и ничего не произошло.
- Избавлю тебя от страданий, - сказала не-Бри, поднимаясь с постели. – Твой фазер подменили ещё на лестнице – не стоило так глазеть по сторонам. А с паролем действительно вышел прокол.
Внезапно стены будуара раздвинулись, и из получившегося проёма выскочила троица крепких парней.
- Я же сказала: избавься от иллюзий по поводу своей офигительности. Будешь и дальше вести себя, как главный мачо на нашей улице, и мамочка выплакает все глаза на твоих похоронах.
- Это вряд ли, - философски отозвался, поднимая руки, и любуясь торжествующей усмешкой Бри.
Я позволил быкам увести себя в тёмный зев тайного прохода – а что мне ещё оставалось?
*
Дела шли не совсем так, как я ожидал (совсем не так, как я ожидал? Ни один гениальный план не выдерживает столкновения со стервозной действительностью), но пока не пахли керосином – скорее сточными водами. Городская канализация? Меня вели по подземному проходу чёрт знает куда, и я на чем свет стоит клял свою скрытность: ни одна живая душа не знала, что я тут якшаюсь с контрабандистами, и у неё, живой души, следовательно не было шанса поспособствовать моему спасению… в смысле, разрешению моих мелких трудностей. Мелких трудностей, да. Или нет. С чего я вообще взял, что это контрабандисты, - и с кем я, собственно, тогда якшаюсь?
- Ребята, загадочное молчание не придаёт вам шарма. Куда мы идём?
Когда они не ответили, я не особенно удивился.
- Если вы откроете мне место нашего назначения, я дам вам денег. Много.
Очередная попытка коммуникации сделала меня счастливым обладателем синяка под глазом.
- Ладно, ладно, - пробормотал я, кряхтя поднимаясь на ноги и отплёвываясь чем-то мокрым. Надеюсь, просто водой. И чистой, желательно. – Слушайте, я понимаю, что вы не расположены к беседе… - Не успев договорить, я полетел кубарем. Подножка? Серьёзно???
- Насилие – не ответ, - выдал я фразу, которую нам постоянно повторяла наша учительница, когда мы лупили друг друга в школе, - и это вместо того, чтобы окатить драчунов водой или я не знаю, ещё чего-нибудь действенного, что охладило бы юный пыл. Впрочем, не стоит сейчас про воду.
Один из парней, тот, что помоложе, схватил меня за грудки, водрузил на ноги, после чего широко распахнул свой рот и чуть ли не засунул туда фонарик. У него не было языка. У меня сразу тоже как-то пропал дар речи.
Ненадолго.
- Окей, вы знаете азбуку Морзе?
Очередную затрещину я посчитал за отрицательный ответ.
*
Решив, что вот прямо сейчас исправить ситуацию и всех победить не удастся, я бодро принялся анализировать известные мне факты. Во-первых, командование Звёздного Флота направило меня на В-17 встречаться с загадочным информатором и отказалось давать дальнейшие комментарии, что выглядело чертовски странно даже для такого зелёного новичка, как я. Во-вторых, искомый информатор, скорее всего, мёртв, а подставное лицо само не очень в курсе, что происходит. Мне сообщили про какое-то таинственное оружие, которое будет продано вот прямо сегодня и, наверное, тому, кого Федерация предпочтёт видеть не с опасным оружием в руках, а в гробу и в белых тапочках. Третье, не-Бри. Она, скорее всего, не является ни продавцом, ни покупателем оружия – иначе бы не стала затевать весь этот цирк, просто убрала бы информатора по-тихому (галочка) и убралась бы сама (крестик). То есть, это какая-то третья сторона, заинтересованная в приобретении оружия… или в чём-то ещё? И четвёртое, удобно, что я ничего не знаю – значит, и разболтать ничего не смогу… Чертовски удобно, да.
Ах, и ещё, конечно, пятое: Спок. Единый в двух лицах? Двуличный в одном лице? Надо понять, какого чёрта Сердитый-Малыш-Спок забыл на моём корабле после пяти (!!! Нет, я не забыл.) отказов – и едва ли Старику удастся убедить меня в чистоте его (их?) намерений, прикрываясь красивыми обещаниями эпической дружбы. Староват я для сказок-то…
Теперь выводы. Ну, тут всё просто – ушами не хлопать, действовать по ситуации, остаться в живых. Всё как обычно.
Пока я вырабатывал план действий, мы куда-то притопали. В какой-то подвал. Нет… В винный погреб?
Один из охранников показал мне знаками, мол, молчи и слушай. И красноречиво провёл ребром ладони по горлу. Я вытаращил глаза и яростно замотал головой: кто, я? Да я ангел во плоти, не надо меня убивать, спасибо за внимание.
Парень подпихнул меня к щели, и я заглянул внутрь… Опаньки.
В стилизованном под обычный земной бар помещении было шумно и хлопотно – до того, как туда вошли клингоны, вооружённые как… ну, клингоны. Отвязные головорезы, которые таскали на спине по торпедной установке и могли запросто ею воспользоваться: неудивительно, что разнородная публика сразу же вспомнила, что не сняла с плиты молоко, не выключила утюг и прочие милые оправдания для быстрого тактического отступления.
В баре остался только один человек, чьё лицо было скрыто капюшоном.
- Нам нужна красная материя, - сказал ему клингон.
- Она исчезла вместе с «Нарада», - был ответ.
- Чёрта с два! Человек вынес образец с собой! Не думайте, что мы ничего не знаем.
Да? Дааа?
- А вы уверены, что вы знаете всё? Джеймс Кирк передал его командованию Звёздного Флота, которое, в свою очередь, отдало образец вулканским учёным.
- У которых он был украден! Я не знаю, кто вы и как это провернули, мне просто нужен этот образец! – продолжил бушевать клингон.
- Как вы на меня вышли?
- Я выиграл в конкурсе.
Конкурсе?
- Это правда. К слову, вам известно выражение «Пиррова победа»?
Я почуял неладное, клингон – тоже.
- Взять его!
Неизвестный был не согласен и полез в драку. Лихо у него выходило раскидывать клингонов по углам, но пятеро на одного – даже на одного вулканца – многовато будет. Как я понял, что это вулканец? С него содрали капюшон, и признаки были на лицо: заострённые уши, зеленоватая кожа, эти человеческие глаза… Спок.
- Мы должны ему помочь, - безапелляционно заявил я своим охранникам. – А потом я сам его убью!
Как ни странно, они послушались и побежали рвать и крушить. Это было неожиданно приятным развитием событий.
Эх, раззудись, плечо, размахнись, рука… Я вспомнил свою бурную молодость, растраченную на барные ссоры и секс с незнакомками, и решил, что менять ничего не хочу, наоборот – хорошенько пронастольгировать это дело – вот что мне надо! Секс с незнакомкой у меня сегодня уже был, теперь самое время для добротного мочилова…
С помощью трёх угрюмых молчунов и под моим чутким руководством, Спок уложил клингонов штабелями.
- Их нельзя здесь оставлять.
- Конечно, мистер Спок, но тащить их через полгорода мне тоже не улыбается… - пробормотал я. – Так, стоп. У меня есть план транспортировки клингонов. Дорогой ты, - я ткнул пальцем в того молодого парня, который совсем недавно так здорово со мной пообщался, - тот туннель, по которому мы сюда добрались, в нём ведь разветвлений нет? Туда-обратно, от бара до будуара, и никаких тебе лабиринтов с кровожадными минотаврами, правда? – дождавшись утвердительно мычания, я принялся раздавать указания: - Так, перенесите клингонов в погреб, живо. После этого нужно запаять снаружи дверь и завалить её чем-нибудь очень тяжёлым, чтобы любое желание её открыть сошло на нет через пять минут бесплодных усилий – и со стороны клингонов, и со стороны каких-нибудь любопытных зевак – вообще с любой стороны! Когда клингоны очухаются и немного побушуют, то обнаружат, что идти можно только по туннелю, прямо в лапки гостеприимной Бри. Не-Бри. Вашей суровой предводительницы, короче. Вопросы? Нет? Как приятно иметь дело с такими молчаливыми ребятами, вот все бы так…
Рано я радовался: тот немой, что постарше, вдруг зачем-то начал размахивать руками, отчаянно глядя на Спока. Я тоже на него посмотрел: Спок как Спок, ничего особенного.
- Капитан, он интересуется, что произойдёт в случае, если клингоны решат остаться и залить горе вином, которое хранится в подвале, - с каменной миной перевёл жестикуляцию парня объект моих исследований.
- Тогда они дойдут небыстро! - рявкнул я. – В любом случае, они нейтрализованы, если что, потом их заберём. Вы знаете язык жестов, мистер Спок?
- Да, капитан.
- Отлично, тогда будете нашим толмачом. И, раз уж вы взяли на себя сию почётную обязанность, растолкуйте-ка мне тоже: какого чёрта вы проворачиваете тёмные делишки с красной материей за спиной своего любимого капитана, а? – я старался смотреть на ситуацию с юмором, но. Но – чёрт возьми, если бы здесь была речка, я бы с радостью бросил туда этого конспиратора.
Очень холодная речка, с почти ледяными подводными течениями…
А ещё лучше – Стикс, семь бед, один ответ.
- Я всё могу объяснить, капитан. Однако, позвольте мне это сделать в другом месте, здесь слишком… шумно.
Вокруг нас вовсю кипела бурная деятельность: мои ребята таскали клингонов, столы и стулья, не очень аккуратно, кстати, - клингоны проснутся с совершенно новым набором синяков в самых неожиданных местах.
- «Я всё могу объяснить, капитан», - передразнил я. – Так-то лучше – прямо музыка в моих ушах. Ну что же, хорошо… Эй, парни, вы закончили? Тогда отваливаем: у меня тут ещё рандеву с вашей прекрасной начальницей, и надо бы поспешить, пока она не эмигрировала в другой сектор галактики… Да и клингонов кроме нас никто не перехватит, такие вот мы незаменимые… И слава всем богам Олимпа, никаких больше отвратительных канализаций на моём пути, пойдём, как цивилизованные люди…
Я слегка преувеличивал: наша разношерстная компания, большая часть которой вполне ощутимо воняла сточными водами, на цивилизованных туристов, совершающих вечерний моцион, никак не смахивала.
- Так, - сказал я, - кто-нибудь помнит адрес, по которому находится резиденция ловцов снов? И, если уж на то пошло, кто-нибудь знает, где, собственно говоря, находимся мы?
- Сюда, капитан, - сумрачно произнёс Спок и устремился вниз по улице. Если бы я не знал его чуточку лучше, то решил бы, что где-то там, в глубинах споковой души, ведётся трагический монолог в лучших традициях Шекспира, монолог, обращённый к небу и начинающийся словами: и на кой ты послало мне этого идиота в качестве командира, а?
Я ухмыльнулся, спокова ощутимо спина напряглась под моим пристальным взглядом. Нет, со взаимопониманием у нас всё точно на уровне, а вот желание придушить друг друга теперь стало взаимным и прямо-таки мучительно страстным.
*
В борделе нас уже ждали: гран-маман на входе приветливо сообщила, что «Бри» вся прямо-таки извелась от нетерпения, и лучше бы нам с нею увидеться – немедленно! Желание дамы, особенно дамы с фазером (с моим фазером, кстати – вот ушлая леди!), для меня закон, и я счёл за лучшее подчиниться.
- Наконец-то, Джеймс!
- И тебе салют, - хмуро сказал я. – Теперь будь добра объясни мне, что тут, в конце концов, происходит?!
- Ты присутствовал при сделке?
- Про сделку мне объяснит другой парень, - я выразительно посмотрел на Спока, после чего вновь обратил своё внимание на девушку. – А ты… Как тебя зовут-то?
- Джена. Я сестра Бри. Была. Мы боремся… Боролись за общее дело.
- Общее дело?
Джена затараторила:
- Бри действительно подрабатывала на Звёздный Флот, потому что ваше начальство кормило её обещаниями, что скоро всё изменится. Пустыми, смею заметить, обещаниями: ничего не менялось. На нашей планете по-прежнему правит преступный синдикат, а местные жители играют роль обслуживающего персонала, аниматоров и проституток – почти рабов… Знаешь, нам это не нравится!
- Представляю, - сдержанно кивнул я. – Продолжай.
- Бри с шестнадцати лет здесь. В постели языки развязываются, а пара капель «нонсенса» в вино только помогает делу. – Запрещённый наркотик, как же, знаю, старая добрая земная разработка, которая действует на большинство гуманоидов. – От клиентов она узнавала нужную информацию и сливала её вам. Какие-то крохи, но даже они имели значение. Что-то про экономические преступления. Её постоянный клиент Дуглас – помощник сенатора. И есть ещё один, журналист.
- Как она умерла?
- В последний раз она была с одним парнем, настоящим болтуном. Он под кайфом постоянно твердил про выигранный грант на какое-то оружие, про то, как им повезло, про встречу, которая состоится тогда-то и тогда-то… Когда он ушёл, Бри связалась с Флотом, но ничего конкретного не сказала – следует соблюдать осторожность даже на закрытых линиях передачи, такие правила. Потом… Мы должны были встретиться в кафе, но я опоздала. Когда я пришла, она уже сидела там и показывала знаками, чтобы я к ней не приближалась. Свой собственный язык знаков мы придумали ещё в детстве, и он часто выручал нас на контрольных, и позже, с парнями, с родителями… Короче говоря, я села за столик в углу, и Бри показала мне: «Я люблю тебя. Прости». Выглядело это так, как будто она просто причёсывается пальцами или ещё что-то с волосами делает для красоты. Она спокойно выпила то, что было у неё в чашке. Уже потом я поняла, что в её кофе добавили яд, что за нами наблюдали, что она обеспечила всем нам идеальное прикрытие… Она упала, я к ней не подошла. Я… - она глубоко, со всхлипом, вздохнула. - Я поехала сразу домой и сутки просидела на кровати, обернувшись простынёй и глядя на дверь. Утром следующего дня на мой комм пришло сообщение, оно начиналось словами: «Если ты читаешь это, значит, я умерла». Она спешила и не успела сказать всё, её прервали как раз тогда, когда она рассказывала про пароль. Бри только сказала, что за ней следят, и прервала сообщение.
- Как она поняла, что напиток отравлен?
- У неё было кольцо – фамильная драгоценность. Сделано лет сто назад бетазоидами. Опустишь его в чашку с чем-то ядовитым – краснеет.
- Что ещё она говорила?
- Немного. Я уже рассказала всё, что знала: про оружие, про встречу… Мне нужно было выяснить, какую роль в её смерти играет Звёздный Флот. Я решила притвориться Бри, Мадам мне в этом помогла.
Какую роль во всём этом играет Звёздный Флот? Джена наверняка решила, что передача привлекла ненужное внимание, и некое заинтересованное лицо предпочло убрать нежелательного свидетеля. Они не могли знать, что Бри имела в виду именно продажу оружия, и риск был слишком велик. И это означает… что-то очень нехорошее. Очень.
- Та сутенёрша? – продолжил расспрашивать я.
- Мадам. Не суди её, она делает что может и как может, - категорично сказала Джена.
- А это кто? – я кивнул на трёх парней.
- Мои братья, они работают на Синдикат. Там простое правило: не болтай. И нарушить его ещё никому не удавалось.
Чёткие ребята, чего уж тут скажешь.
- Почему ты мне раньше всего это не сказала, с самого начала? Почему эти твои братья меня по дороге чуть не утопили, а?
Я не жалуюсь, нет. Просто помои невкусные.
- У нас не было времени, ты пришёл позже, чем мы ожидали. Мои братья должны были доставить тебя к месту встречи – любой ценой и как можно быстрее. А потом – подчиняться твоим приказам.
- Чудненько! – решил я. – Мистер Спок, ваша очередь. Что вы делали на этой сходке?
- Проводил психологическое исследование, капитан.
- Начните сначала, мистер Спок, и ничего не упустите, - мрачно посоветовал я.
- Да, сэр. Всё началось с того момента, когда вам в руки попал опытный образец красной материи.
- Та хорошо запаянная маленькая коробочка? Да, я вырвал её из мёртвых рук одного парня в форме учёного.
- Вы передали её адмиралу Пайку, от которого она попала к командованию Звёздного Флота.
- Мне всё это известно, Спок…
- Общим голосованием было принято решение передать образец вулканским учёным как наиболее компетентным во всей Федерации.
- Отставить дифирамбы, ближе к делу.
- Полагаю, были несогласные.
- Среди вулканских учёных?
- Среди адмиралов Звёздного Флота.
- Значит, вы солидарны с Дженой и тоже считаете, что в наши стройные ряды затесался противный вонючий предатель?
- Факты не исключают такую возможность, капитан.
- Дальше, мистер Спок.
- Материя оказалась у вулканских учёных, но во время переброса оставшихся ресурсов на Возрождённый Вулкан, она исчезла.
- Исчезла?
- Исчезла.
- Что, вот так взяла и пропала, когда с неё глаз не сводили?
- Именно.
- Фигня, - фыркнул я. - Вулканцы в этом тоже замешаны, это ж очевидно.
- Я согласен, что вероятность такого развития события является… значительной. Звёздный Флот не уведомили о пропаже образца. Единственное, что они знают, - при транспортировке была потеряна некая ценная вещь.
- Ух ты.
- Круг вулканцев, осведомлённых об этой… прискорбной ситуации, также ограничен. В него входят мой отец, мой двойник и… ещё несколько наших учёных. До того, как материя пропала, Вулканский Совет совместно со Звёздным Флотом разработал план операции, целью которой было упредить действия противника. После известных событий, связанных с «Нарада», Федерация оказалась в крайне уязвимом положении, чем не могли не воспользоваться наши враги. Было решено провести конкурс – от лица третьих лиц, разумеется, - в котором разыгрывалась бы между желающими красная материя, оружие, способное уничтожить целые планеты – бесследно. Участникам было сообщено, что некие воры похитили материю у вулканцев и теперь намереваются продать тому, кто предложит большую цену. В конкурсе приняли участие клингонские и ромуланские лидеры, представители преступных организаций, орионцы – все, кто имеет хоть сколько-нибудь значимые амбиции. Они все выиграли.
- Что?
- Всем принимавшим участие в конкурсе, или, вернее, в аукционе было сообщено, что они одержали победу. Мест якобы обмена красной материи на деньги несколько, и все они располагаются на разных планетах. Сейчас во всей Федерации происходит операции по ликвидации верхушки враждебных нам партий. Лидеров.
Лидеров?
- Это было одним из условий конкурса: за такое серьёзное оружие соперничать могли только лучшие из лучших.
- Лихо. То есть ты хочешь сказать, что сейчас в погребе того бара сидят…
- Наследный клингонский принц с товарищами, да. Он неоднократно заявлял, что его отец слишком стар, чтобы править достойно. Целеустремлённый молодой человек, но, увы, глуповат. Именно такие были нашей целью. Теперь он заложник Федерации, и скоро начнутся переговоры с Империей клингонов по условиям обмена наследника на нескольких наших пленных резидентов.
- А разве они не могут возмутиться и заявить, что мы нечестным путём захватили их принца?
- Тем самым признавшись, что официальное лицо нарушило одно из условий мирного договора с Федерацией? Капитан, они на это не пойдут. По условиям того же мирного договора, на них будут вынуждены напасть все наши так называемые «союзники», даже ромуланцы.
- А если ромуланцы благополучно забьют на это дело?
- Начнётся война, которая сейчас никому не нужна. Они не решатся. Федерация просто укрепляет свои позиции, и все это понимают.
- То есть, у нас всё круто. За исключением того, что красная материя ДЕЙСТВИТЕЛЬНО похищена неизвестно кем, и этот неизвестно кто может в любой момент взорвать любую приглянувшуюся ему планету, - с издёвкой резюмировал я.
- В общем и целом, это адекватная оценка событий, - Спок всё ещё разыгрывал из себя стоика и на провокации упорно не вёлся.
Впрочем, я не особенно старался…
- Окей. Последний вопрос. Почему я узнаю об этом только СЕЙЧАС?
- Это закрытая информация, капитан, у вас нет нужного уровня допуска. Я рассказываю вам подробности операции лишь потому, что вы оказались в центре событий, и ваше незнание вкупе с вашим упорством могли бы принести куда больше вреда, нежели ваша осведомлённость.
- Ладно, ещё кое-что. Почему ты принял своё назначение? Только чтобы присутствовать при захвате клингонов на В-17?
- Вы сказали, что предыдущий вопрос был последним…
- Я соврал. Ты-то знаешь, как это бывает. Так да или нет?
- Да.
- А все эти россказни посла Спока о великой дружбе – я должен был на них повестись и не задавать вопросов?
- Да.
Всё-таки он зелёный урод, правда? Ничего личного, просто голые факты.
- «Энтерпрайз» сюда послали потому, что мы были самым близким кораблём к данному сектору.
Это не было вопросом, но Спок сказал своё «да» и в третий раз. Я решил расставить все точки над i.
- Тем не менее, с тайным умыслом или нет, ты мой первый офицер и подчиняешься МНЕ. Советую об этом помнить.
- И каковы ваши приказы, капитан? – с едва скрываемым высокомерием в голосе поинтересовался зеленоухий нахал.
- Вызывай команду безопасности и буксируй клингонов на «Энтерпрайз». Потом доложишь. Если будут проблемы – не предпринимай самостоятельных решений, сначала свяжись со мной.
Я повернулся к Джене, внимательно нас слушавшей.
- Мы найдём его, я обещаю. Найдём того человека, который отдал приказ отравить Бри, и накажем. Очень накажем.
- Я хочу, чтобы он умер, - прошептала она.
- Всегда можно организовать несчастный случай в тюрьме, - кивнул я.
- Бри боролась за независимость. Всё, чего она хотела, - счастья и свободы. Разве это так много? Разве за них нужно умирать? Убивать? Миллионы людей не знают о наших проблемах, никогда не узнают…
- Миллионы людей – ленивые увальни и болваны, которые вообще не знают, что такое счастье и свобода. И никогда не узнают. А Бри была и свободна, и счастлива, как и все, кто смело идёт вперёд, несмотря на предубеждения и страх.
Могу поспорить, что и того, и другого в её жизни было полно.
- Она была проституткой. Она умерла проституткой! – сердито сказала Джена.
Ну вот – что и требовалось доказать.
- Она умерла свободным человеком. Имеет значение только то, что у тебя внутри, раб и скот ты внутри или человек, - жёстко сказал я.
Мои слова отдавали трибунным пафосом, но других, лучших слов я не знал.
- Она умерла из-за вашей проклятой Федерации, которая ничего не дала ей взамен, ничего!
- Самый первый урок, который преподают будущим капитанам: ты не можешь спасти всех, - я повернулся и пошёл к двери. – А самый второй урок: ты всегда должен пытаться. Какого чёрта вы там застряли, коммандер, я что, так невнятно говорю, что вы не расслышали приказа?
Спока как сорвало с места.
Не оборачиваясь, я прошептал:
- Я попытаюсь.
Драматизм момента прервала компания вдрызг пьяных клингонов, решивших ворваться в комнату именно сейчас. Я схватился за комм:
- Спок, ко мне. Клингоны здесь. Они, эээ… поют срамные частушки?
Нет, серьёзно?..
Вулканец не успел далеко убежать, зато команду безопасности уже вызвал, и клингонов быстренько подняли на «Энтерпрайз». Я и Спок отправились следом, но перед этим я заглянул к Мадам за фазером. За пропажу табельного оружия мне… ничего не будет, но осадочек останется.
*
- …Значит, вы прикрывали мистера Спока в том баре?
- Да, сэр.
За исключением того, что Спок забыл мне сообщить, что его вообще нужно было прикрывать, и в баре я оказался по воле случая.
- А наш информатор?
- Мертва. Была мертва ещё до того, как мы вышли на орбиту.
- Понятно. Возвращайтесь на базу. Отбой.
Изображение адмирала Арчера исчезло с экрана.
Я повернулся к Споку:
- Прикрывал, значит?
- Перед тем, как вы транспортировались на планету, я собирался обсудить с вами этот вопрос, - скрепя сердце признал Спок, - но услышав место вашего предполагаемого назначения…
- То есть, когда я сказал, что иду в бордель, вы подумали, что я иду… в бордель? – удивился я.
В самую же душу плюнул!
- Я знал о вашей встрече с информатором. Я не знал, какой именно информацией располагает информатор. Бри специализировалась исключительно на экономических преступлениях. Тот факт, что она узнала об оружии, всего лишь… совпадение. Ваша встреча с ней изначально была удобным поводом, не более. У меня был приказ ввести вас в курс дела и, в случае необходимости, воспользоваться вашей помощью.
Но ты побрезговал. Мило.
- Я должен был вам сказать, - признал я. – Однако вы взяли на себя ненужный риск, отправившись в одиночку.
- Я… соглашаюсь.
- Мы должны больше доверять друг другу, - сказал я, не глядя на него.
- Вы правы, - уверенно кивнул Спок.
Мы были такими хорошими маленькими ответственными старшими офицерами – разговоры по душам, взаимные расшаркивания и всё такое. Оставалось только достать карандаши и запечатлеть этот восхитительный момент сопричастности, не жалея ярко-розового цвета.
…Или нет. По правде сказать, это всё игра ради игры. Я скорее позволю фанатику-экстремисту выпустить мне кишки авторучкой и разложить звездой Давида, чем стану доверять этому ублюдку.
Глава 2у меня нет даже времени, чтобы выложить этот текст по главам
i'm so so so very sorry
Глава 2.
- Дневник капитана, звёздная дата… да хрен бы с ней. Из достоверных источников нам известно... А что нам известно-то? У нас есть косвенные доказательства того, что в штабе завёлся предатель. И этих доказательств много. Первое: история с Бри, информатором. Предатель знал, что она что-то раскопала, и не мог рисковать разоблачением, поэтому убрал её. Хотя что-то тут не вяжется… Зачем убирать Бри, о чём и, главное, кому она могла рассказать?
Устранить Бри – и все взгляды сразу обратятся к командованию Звёздного Флота. Все подозрения. Мои, по крайней мере.
Масла в огонь подливает пропажа красной материи, это второе. Что бы там я Споку не втирал из патриотических чувств, но вряд ли её станут красть вулканцы… А вот версию о предателе-из-штаба это очень даже вписывается.
Короче говоря, «Энтерпрайз» летит на базу в Сан-Франциско, где я собираюсь провести независимое расследование и изобличить мерзавца. Если этот предатель вообще существует, и нас не просто водит за нос чья-то уверенная рука. Конец записи.
*
В городе царила жара. Дышать приходилось не воздухом, а какой-то штукой, имеющей не только объём, но и плотность. Значительную плотность. Солнце жарило так, что в аду бы позавидовали нашему полному климатическому пиздецу.
Я тащился в штаб – вроде как докладывать. Но вообще-то идея была другая: поделиться с Крисом своими подозрениями. Если уж я чьему мнению и доверял безоговорочно, так это – его. К тому же тут, на месте, ему наверняка виднее.
Крис встретил меня радушно:
- Решил наконец навестить старшего товарища?
- Что, ты так соскучился? - привычно съязвил я.
- Безумно, - неожиданно серьёзно ответил Крис. И тут же усмехнулся: – Извини, что не скачу от радости…
Инвалиды и их дурацкие шуточки! Даже лучшие из нас не идеальны.
- Как сам? Давно тебя не видел.
- Целую неделю, да? – съязвил я. – У меня всё хорошо. А вот у других…
- Что-то с матерью?
- Нет, у неё всё в порядке, - замотал головой я.
- А Сэм и Аврелиан? Как поживает малыш Питер?
- Питер?
- Я просто хотел спросить, как у них дела, - обезоруживающе улыбнулся Крис.
- Их сына зовут Тайлер, помнишь? А дела отлично, как обычно.
- Тогда… Что тебя ко мне привело, Джим?
Ближе к делу, значит? Мой любимый подход.
Я глубоко вздохнул и начал рассказывать. Особенно упирал на момент со странным убийством Бри. Внимательно выслушав меня, Пайк спросил:
- А какие у неё были клиенты… кроме того человека? И что именно это за человек, если уж на то пошло?
- Я не знаю. Это важно?
- Нам нужно с чем-то работать, Джим. Нам нужно больше информации.
- Я спрошу у Джены. Похититель не объявился?
- Нет, после пропажи образца он никак не давал о себе знать. Никаких требований и угроз, как будто затаился. Как будто ждёт чего-то. – Взглянув на моё угрюмое лицо, Крис ободряюще улыбнулся: - Не волнуйся, Джим, мы его найдём. Смерть Бри не останется безнаказанной.
- Я её даже не знал.
- Как и всякий нормальный человек, ты испытываешь гнев и боль, когда страдают невинные. Это хорошо, Джим, это и делает тебя человеком.
- Спасибо, Крис. – Здорово, что он у меня есть.
Хотя разговор с Пайком меня немного успокоил, на душе всё равно скребли кошки. Что-то было не так… Что-то ускользнуло от моего внимания, что-то важное…
Я вернулся к себе в квартиру и позвонил Джене.
- Клиенты Бри? Сейчас спрошу Мадам, она их всех заносит в список.
- Имена скорее всего вымышленные, да?
- Ты удивишься, но ничего подобного. Это же ловцы снов. Отдыхать здесь – престижно. К тому же, здесь не принято болтать; ты, дорогой мой, исключение… Так, слушай: Сальватор, Руни, Таннер, Каленул, Загребельски, Ким, Колониале, Макбельски, Комак, Цицеро, Альбани…
- Кто-кто? – перебил я.
- Альбани?
- Нет! Комак? Серьёзно?
- Тут так написано. Ты его знаешь?
- Возможно. Спасибо, Джена, я свяжусь с тобой позже.
Я сразу же перезвонил Крису:
- Комак был на В-17?
- Он неделю был в отпуске, - пожал плечами Крис, - я не знаю, где точно.
- Ну так проверь. Он должен был оставить свои координаты на случай непредвиденной ситуации.
- Ладно, подожди минутку, - Крис включил другой терминал и начал просматривать какие-то документы, - он был на Цестусе. А что?
- Фигня полнейшая, отчёт неправильный, компьютер взломан. Он был клиентом Бри!
- Вот как?
- Да. Мадам описала его восхитительную внешность вплоть до обгрызенных ногтей на руках и – это – он! Он – тот парень, который был с Бри! Какова вероятность того, что он, не зная о её профессиональной деятельности, сказал ей что-нибудь… что-нибудь, что могло навести её на след, а?
- Это же Комак. Язык без костей, самодовольства – как у индюка, - фыркнул Крис.
- Вот и я о том же, - я вскочил и начал шагать по комнате.
- Джим… - в голосе Пайка слышались нотки неуверенности. - Я не хочу, чтобы мы предвзято подошли к ситуации, но…
- Что? – я опять рухнул на стул и пристально уставился на экран комма. – Что, Крис?
- Комак был одним из немногих и самым яростным противником того, чтобы красную материю отдали вулканцам.
*
- Дневник капитана, звёздная дата… Да пофиг. Самое главное – это он! Конечно, это он. Но как нам его раскусить? Он должен сделать ошибку, и тогда…
Я прервал запись и уставился в окно. На кой Комаку сдалась красная материя? Куда он её спрятал? Кто его сообщники? Пайк сказал не дёргаться, и я не дёргался. Вот уже целых полчаса. Терпение моё стремительно истощалось.
На самом деле, Пайк ведь знает, с кем имеет дело, да?
Не может же он ожидать, что я действительно буду сидеть сложа руки и ждать, пока всё полетит к чёрту? Чем больше мы выжидаем, тем больше шансов, что коварный план Комака, каким бы он ни был, будет воплощён в жизнь. Пайк просто перестраховывается, пытается нарыть больше доказательств для дисциплинарного слушания, но – крутые времена требуют крутых решений. А формальности оставим на менее крутые времена, чтобы хоть как-то оправдать ленивое копошение чернорабочих власти судебной.
Я натянул на лицо самую ослепительную из своей обширной коллекции солнечных улыбок и отправился в офис к Комаку. С конкретно этой человеческой особью класса адмирал раздела клинический идиот подраздела идиот самодовольный, отношения у нас были, но не очень. Мы старательно недолюбливали друг друга из-за угла, он – потому как считал меня выскочкой, которого в Академию взяли по блату, я – потому что, вы знаете, для лизоблюдства бог создал собак, и раз так, то не фиг лишать работы честных животных.
…Ладно, блат, вроде как, был. На уровне доброжелательного отношения, иногда излишне доброжелательного – ах, Джим, знавал я твоего отца, ой, Джимми, как поживает мама, да, Кирк, Крис мне о вас говорил… Нормальное положение вещей для человеческого социума, где система опознания «свой» - «чужой» зиждется среди прочих и на критерии разделения личной истории. Целая куча народа свято верит, что разделяет мою.
В свою очередь, заявлю откровенно: адмирал Комак – не самый плохой парень в нашем дворе, не воплощение вселенского зла, не всадник апокалипсиса и не демон калиюги. Однако самим фактом своего существования он отрицает возможность разумного, доброго и вечного, не говоря уж о прекрасном и возвышенном, - а это, согласитесь, ни в какие ворота.
В общем, если скажу, что полетел к нему на крыльях возмездия, то, считай, почти и не преувеличу.
Комак протирал штаны у себя в офисе – делал вид, что работает работу, более доверчивые бы повелись, ещё бы, но мне-то лучше знать!
- Капитан? – я прямо зарычал от этой его возмутительной улыбочки. Ладно, не зарычал, конечно же, - сдержался. Ай да я.
Ай маладца.
- Адмирал, - я оскалился в приветливой ухмылке, - боюсь, мне придётся занять пару минут вашего драгоценного времени…
- А это не может подождать до лучших времён – я, видите ли, страшно занят. А как вы прошли внутрь, кстати? Мой секретарь…
- …Чуть штаны не намочила, когда я наставил на неё фазер, - приветливо объяснил я. – И сразу решила пойти на сотрудничество. Какие только чудеса не творит грамотный подход к людям – и двери открывает, - я достал вышеупомянутый фазер, - и языки развязывает…
- Вы что творите? – ошарашено проговорил адмирал. И тут же решил, что я у нас получаюсь если не террорист, то преступник, а правила вежливости писаны не для них. – Ты на кого ствол направил, паршивец?!
- Тссс, - я прижал палец к губам, - тихо, тихо. Раскричались, расшумелись, а зачем? Вопли вам не помогут, адмирал, вам теперь вообще ничего не поможет, за исключением азотной кислоты внутривенно. Я всё знаю.
Сделав это интригующее заявление, я выжидательно уставился на адмирала.
- Знаешь? – эхом откликнулся он.
- Угу, про все ваши проделки знаю. И про то, зачем вы мотались на В-17, тоже наслышан.
- В-17?
- Вы были клиентом Бри, и не отпирайтесь. Это вы её убили. Ну, или ваши люди.
Всё, я его раскусил.
- Что ты, что ты, - ответил адмирал. – Ты продолжай.
Он почему-то смотрел на меня как на опасного психа, выбравшегося из сумасшедшего дома по недосмотру раззяв-охранников.
- Вы приказали её убить, потому что… Эмм, вообще-то, я не знаю, почему, может, вы мне и скажете?
- Конечно. Конечно, я всё скажу, ты только не нервничай… - его голос заглушил топот нескольких пар тяжёлых форменных ботинок.
- Что это? – подозрительно прищурился я – и вдруг понял, что.
Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт, у него ж наверняка под столом тревожная кнопка!
Дверь распахнулась, и через секунду меня уже вжимали мордой в адмиральский стол.
- Не того хватаете, уроды, - шипел я, корчась от боли – руку заломили.
- Что у вас там, мать вашу, происходит?! – гремел по комму голос Арчера.
- Кирк пришёл, - как сплюнул мою фамилию Комак, - размахивал пушкой, обвинял меня в хрен знает чем…
- Вы оба – быстро ко мне!
- Ты не понял, Арч? – неподдельно изумился Комак. - Я что, неясно выразился? Он пришёл ко мне с фазером в режиме убийства, быстро ему сейчас надо в больничку, в отделение для буйнопомешанных!
- У тебя там люди из службы безопасности? Кто старший по званию?
- Лейтенант Крайтон, сэр, - тут же назвался бравый офицер.
- Лейтенант, капитана Кирка и адмирала Комака ко мне в офис, живо! В наручниках, если откажутся идти добровольно, в поводке с намордником, мать вашу! Отбой.
Под конвоем нас сопроводили к Арчеру. По дороге Комак всё на меня косился, и я наконец не выдержал:
- Хорошо пялиться, а не то укушу! – и зарычал ещё для полноты картины.
У Комака глаза на лоб полезли, и он отвернулся. Восхитительное получилось разоблачение гнусного предателя, чего уж тут. Но я решил не унывать: первый блин всегда комом.
Или Комаком.
*
В офисе Арчера последовало предложение объясниться, и я с удовольствием это сделал. Комак пытался перебивать – зря пытался. Речь моя была яростна и обличительна, факты непреложны, обвинения – неоспоримы.
- Вам есть, что возразить, адмирал? – прохладно поинтересовался у Комака Арчер.
- Возразить? Да всё это – гнусная ложь! Провокация и подстрекательство! Срать я на вашу красную материю хотел! Сраааааать!
- Увидите, - брезгливо поморщился Арчер, и захлёбывающегося в собственной слюне Комака утащили за дверь – до нас ещё долго доносилось протяжное «…рать!..»
- Что это было? – удивился Пайк, лихо заруливая в кабинет. – Комак наконец обнаружил своё истинное призвание и решил податься в клоуны, а вы двое радостно не мешали?
- Если бы! – фыркнул Арчер. – Крис, твой мальчик мне тут рассказал, что они нарыли на В-17. А Комак присутствовал.
- Рановато, - поморщился Пайк.
- Мы рассмотрим ваше обвинение, капитан Кирк, - сказал мне Арчер. – Вы должны понимать всю серьёзность ситуации – предатель в наших рядах, да ещё в такое тревожное время – большая проблема. Возможно, слишком большая.
- Мы справимся, адмирал. История не выйдет за стены этого здания, - уверил его я.
(Я чертовски ошибался.)
- Мы должны будем доставить сюда эту Бри…
- Не Бри, а Джену, - поправил я. – И Мадам.
- И Мадам, - согласился Арчер. – Это займёт несколько дней. Тем временем, переговоры с халканами придётся перенести или вовсе отменить – опять несвоевременная потеря, чтоб её.
- Неприятности всегда случаются не вовремя, адмирал, - легкомысленно заметил я. - А что с халканами?
- С ними как раз Комак и работал. Завтра должен был вылететь на планету и не возвращаться без окончательного договора на продажу дилития. С оптовыми скидками!
- Что, сам? – недоверчиво переспросил я.
- А чего ты хочешь, Кирк, по нынешним временам у нас каждый человек на счету. Можешь управлять космическим кораблём – значит обязан! – в разговоре со мной Арчер постоянно перескакивал с формального «вы», припасённого для головомоек и официальных разборок, на панибратское «ты», разве что «сынок» не добавлял – и на том спасибо.
- Я бы мог…
- И не мечтай, ты главный свидетель обвинения, - перебил меня Арчер.
- Но нам нужен этот дилитий, и…
- Так уж и быть, я полечу, - нас сей раз не дал мне договорить уже Пайк.
- Крис? – даже не знаю, кто из нас это сказал. Наверное, оба – дружным хором.
- Чего вы смотрите на меня так удивлённо? Из кресла капитанского я не вывалюсь, дипломатии обучен и, - тут Пайк по-мальчишески ясно улыбнулся, - засиделся я чего-то, - он демонстративно хлопнул по ручке инвалидной коляски.
- Ты и твои дурацкие шуточки, - хмуро буркнул Арчер. – А знаешь что? А и вали! Сыт я ими – и тобою тоже – по горло. И чтоб через неделю вернулся в целости и сохранности, понял?
- Будет сделано, - усмехнулся Пайк. – А ты, - тут он строго повернулся ко мне, - не дури, слышишь? Больше никаких феерических появлений с фазером наизготовку. Отдыхай, расслабляйся, жди суда.
- Класс, - проворчал я. – А Комака кто колоть будет?
- Когда докажем его вину, тут-то и подключатся вулканцы, просканируют ему мозги и выцедят всю нужную информацию, делов-то.
- Придётся попотеть, конечно, - добавил Пайк, - наши логичные вулканские друзья свято относятся к правам личности, работать готовы только с преступником, вина которого не подлежит сомнению, и настаивают на соблюдении всех формальностей.
- Это дело будущего, - резюмировал Арчер и формально объявил: – всё, капитан, вы свободны до следующего вызова.
- Есть, сэр, - вяло отсалютовал я.
- Удачи, Джим, - дружелюбно улыбнулся мне Пайк.
*
Посла Спока я встретил дня через два после памятного «допроса» Комака. Старик пробегал мимо, но решил остановиться и поболтать. И знаете что? Иногда стариковское любопытство спасает мир.
- Давно не виделись, старый друг.
И такое тепло было в его глазах, такая радость – даже странно, что одно разумное существо может испытывать такие чувства по отношению к другому разумному существу…
- Да, - я махнул рукой, - все мельтешат, шебуршатся, решают великие свои проблемы – не остаётся времени даже кофе выпить, я уж не говорю про долгую обстоятельную беседу со старым другом из параллельной вселенной.
Спок чуть улыбнулся в своём неповторимом стиле – только глаза засверкали ярче.
- Куда ты идёшь? – спросил я.
- К Кристоферу. Хочу обсудить…
- Пайка нет, - перебил я. – Он сейчас разбирается с халканами.
- Вот как? Любопытно.
- Любопытно? Шутишь? Что может быть скучнее торговых переговоров с этими занудами? – фыркнул я.
- Не скажи, Джим. Миссия на Халкане была одним из самых поразительных переживаний как в моей жизни, так и в жизни моего капитана.
- Расскажи! – загорелся я. – Расскажи, а я куплю тебе кофе.
- Как пожелаешь. И не кофе, а чай, - строго сказал посол.
- Хоть кисель, - клятвенно заверил я.
*
Сказать, что после спокова рассказа восхитительная способность производить осмысленные звуки покинула меня, значит преуменьшить реальное положение вещей раз эдак в сто миллионов. Я просто ошарашено пялился на него, пытаясь понять, на каком я свете.
- Джим? – обеспокоенно спросил Спок. – Всё хорошо?
- Я бы не сказал… Я просто только что понял кое-что. Извини, Спок, мне надо идти.
Я вскочил и пулей полетел к терминалу.
- Компьютер, определить местонахождение командера Спока!
Мне нужны были ответы – немедленно!
*
- Капитан? – прохладный голос был просто бальзамом на душу.
- Спок! – я открыл ближайшую дверь – по счастью, это оказалась безлюдная полупустая комната – и пихнул его внутрь. - Спок, мы должны пробраться в камеру к Комаку, и там тебе придётся прочесть его мысли. Я знаю про моральные запреты и всё такое, но это – необходимое зло.
Вы думаете, он сказал «Есть, сэр!» и побежал исполнять? Угу, а я китайский сталевар.
- С какой стати? – сдержанно поинтересовался Спок.
- Дело в том, что он, скорее всего, невиновен, а виновен… другой человек, - путано объяснил я.
- Нет, с какой стати вы столь долгое время игнорируете мои попытки коммуникации и теперь требуете моей помощи?
- Ээ… у меня комм был в беззвучном режиме? И я не требую, я вроде как прошу. Официально. Официальная капитанская… просьба.
- Вам придётся ввести меня в курс происшедших событий, - бескомпромиссно заявил Спок. К этому времени даже я понял, что он не намерен вот так сразу мне помогать – по крайней мере, не без предварительного выгула своего бедного капитана по всем кругам ада с непременным чтением лекций про то, что на звонки надо отвечать, а первых помощников всегда-всегда обо всём информировать…
- Это, кажется, становится моим хобби, - проворчал я. – В общем, пришёл я тут давеча к Комаку… То есть, сначала, я, конечно, пришёл к Пайку…
Когда я закончил, Спок невыразительно на меня посмотрел:
- Ну и что?
- Помнишь, в самом начале своего рассказа я упомянул, что Пайк справился о здоровье моего брата, его жены и их сына?
- Ваш рассказ изобиловал ненужными подробностями, да.
- Ты так считаешь, правда? – проворчал я. – Так вот, к твоему сведенью, моего племянника зовут Тайлер – потому что на этом имени настояла мать Аврелиан. Произошёл настоящий итальянский скандал с пощёчинами и битьём посуды, женщины попеременно хватались за сердце, Сэм с завидной регулярностью сбегал в ночь за пивом, а на утро звонил от друзей. В конце концов он убедил Аврелиан уступить, и ребёнка назвали Тайлером, в честь дедушки по материнской линии. А знаешь, как его хотели назвать изначально? – не дождавшись ответа, я триумфально закончил: - Питером! И никто об этом не знал, просто смысла не было рассказывать. Не знает об этом твой двойник из параллельной реальности – там ребёнок остался Питером. И не знает об этом Пайк.
Спок продолжал молча меня разглядывать.
- Подумай сам, Спок. К кому я радостно притащился с красной материей? У кого хватило влияния и возможностей похитить её и потом спихнуть всё на невиновного, да ещё так филигранно всё обыграть? Кому мы доверяем безоговорочно и даже мысли не допустим о том, что герой может быть нечист на руку? Кто…
Он не дал мне договорить – неожиданно я обнаружил себя пришпиленным к стене; его рука почти раздавила мою трахею.
- Архх, - возмущённо прохрипел я.
- Как вы смеете говорить об адмирале в подобной манере? Ваши обвинения смехотворны, - прошипел Спок, и его ладонь сжалась чуть сильнее. Я увидел перед собою совершенно потрясающую темноту, которая переливалась яркими красками…
Внезапно рука куда-то исчезла, и я мешком рухнул на пол.
- Его логика безупречна, - раздался голос Спока – моего Старика. – Адмирал Пайк и адмирал Комак пятнадцать дней назад вернулись с Халкана.
- То есть Пайк уже был на Халкане? – откашлявшись, переспросил я и наконец разлепил слезящиеся глаза.
Старик стоял надо мной, сжав предплечье Спока в железной хватке. Спок старательно передразнивал ониксовую статую Будды – вот только лёгкая улыбка на его устах не играла. И неудивительно.
- Именно, - Старик выпустил Спока и протянул мне руку. Я сразу же за неё схватился, и он помог мне встать. Глаза Спока распахнулись чуть сильнее, и Старик выразительно поднял бровь, насмешливо взглянув на своего двойника. Руки моей он не выпускал.
Мне почудилось, или я что-то пропустил?
- Как ты себя чувствуешь, Джим?
- Хорошо, Спок, всё хорошо. Я ожидал чего-то подобного, вот только не…
Гм, не физической демонстрации его гнева – настолько физической.
- Так ты всё слышал? – поинтересовался я.
- Я отправился за тобой, да, - кивнул Старик.
- Стоял за дверью и подслушивал? – умел мой двойник выбирать друзей, чего уж тут.
- Ты казался крайне обеспокоенным.
Старик наконец выпустил мою лапу – его рука была сухой, тяжёлой и тёплой, как пустая грёза душистой летней ночью. Обман…
Я посмотрел на своего собственного Спока – его глаза тлели искрами недавней ярости.
- Командер, - чётко, по слогам выговорил я, - приказ вашего капитана: за мной. Сейчас на карту поставлено благополучие Федерации и уцелевших вулканцев, поэтому подберите нюни и думайте, мать вашу, логически. Если выкинете ещё какой-нибудь опасный фокус, расстреляю на хрен по законам военного времени.
Я развернулся и вышел, оба Спока молча отправились следом.
*
Полезно, когда от вас не ожидают неприятностей – охранный кордон мы миновали легко и приятно: я заговаривал парня, а один из Споков его вырубал – и так раз за разом.
- Он в 294, - сказал Старик, считав информацию с сознания последнего тюремщика.
- Так чего мы стоим?
Адмиральская камера скорее напоминала номер люкс на приличном четырёхзвёздном курорте. Услышав звук открывающейся двери и увидев за нею мой ласковый оскал, Комак вскочил:
- Какого чёрта, Кирк?..
- Прошу вас, коммандер, - я галантно потеснился, и своё законное место в левом углу арены занял Спок. В правом адмирал содрогнулся.
Можно было, конечно, ограничиться помощью Старика – но мне тут, судя по всему, к халканам вылетать через полчаса. И лучше это делать в компании Спока, чем без оной. Он, конечно, представляет собой взрывоопасное сочетание зануды и берсеркера, но на него, как я уже успел убедиться, можно рассчитывать.
Спок молча подскочил к Комаку и положил ладонь тому на лицо.
*
- Он действительно был с Кристофером Пайком на Халкане. Пайк полетел туда, потому что, судя по его собственным словам, «хотел развеяться», для чего сказался больным перед руководством Звёздного Флота, а сам упросил Комака не афишировать присутствие постороннего на борту. В этом не было ничего удивительного, учитывая факт, что инцидент «Нарада» имел место всего за неделю до этих событий.
- И Крис решил смотаться в отпуск… Ну да, его идея весёлых каникул – это нечто!
- Адмирал Комак подсыпал Кристоферу Пайку снотворное, но не рассчитал дозу – и Пайк проснулся раньше, чем должен был. Когда он спускался на планету, ионный шторм был в самом разгаре. Однако адмирал Пайк отдал приказ излучить его вниз. После этого он вёл себя несколько странно, но вскоре…
- Освоился, - жизнерадостно влез я. Было бы чему радоваться, в самом деле! Впрочем, когда подтверждаются самые безумные твои гипотезы, начинаешь испытывать законное чувство гордости.
- Именно. Несмотря на то, что адмирал Пайк присутствовал при переговорах, он, казалось бы, не обращал больше внимания на интерьер и одежду местных обитателей, нежели на предмет беседы. После заключения предварительного торгового соглашения, десант поднялся на борт. Адмирал Комак стремился добраться до базы и запросить разрешение на короткий отпуск. Данное разрешение он получил и полетел на Цестус, как и было запланировано изначально… Вот только по дороге корабль попал в зону астероидов и был вынужден остановиться на В-17 для ремонта. Замечу, что рулевой и навигатор Комака неоднократно предупреждали последнего об опасности путешествия по выбранному адмиралом маршруту, но он проигнорировал их предложения сменить курс. На В-17 Комак посетил местный бордель, который всячески нахваливал ему Пайк двумя днями ранее, и провёл время с Пайком же рекомендованной леди. Более того: именно Пайк предложил этот план Комаку.
Сделав это интригующее заявление, Спок заткнулся секунд на двадцать: размешивал чай, пробовал, морщился, чуть слышно вздыхал, с упрёком глядел на посла. Он не пытался довести меня до белого каления, вовсе нет, просто вот именно в этот момент у него горло пересохло. Ничего личного. У посла Спока предательски дрожали уголки губ. Я откуда-то знал, что мне ПОЗВОЛЕНО это видеть. Был бы на моём месте кто другой, его терзали бы подозрения, что перед ним не живой вулканец, а бронзовая статуя. Я молчал с мученическим видом, но, наконец, не выдержал:
- То есть как? Почему? Не томи!
- Пайк пришёл к Комаку и потребовал долю в деле. Он, оказывается, знал, что Комак нечист на руку, и предложил тому стать партнёрство. Пайк же и посоветовал ему покупателя. Дело в том, что пока «Энтерпрайз» строился в доке, Кристофер Пайк налаживал сложную сеть информаторов, двойных агентов и просто людей, которым не помешали бы деньги. Под видом рекрутского набора он посещал планеты и колонии Федерации. В штабе об этой деятельности было известно, и Комак рад был заполучить такого партнёра. Как я уже говорил ранее, Пайк фактически приказал Комаку встретиться с Бри и рассказать ей про оружие. По его словам, это было нужно для того, чтобы у командования был повод послать один из кораблей на В-17. Пайк также настаивал на полной секретности: по его мнению, в штабе завёлся предатель. Комак пообещал никому не рассказывать про свой визит к информатору. После этого визита он встретился в ресторане с представителем преступной организации, называющей себя «Красные лбы», и предложил ему приобрести большую партию дилития по цене чуть ниже рыночной.
- Комак втихую приторговывает топливом? Топливом, которое нам будут поставлять халканы? Собирался поиграться с количеством нулей на разных копиях договора, да? Зараза, - восхищённо прокомментировал я.
- Сделка была заключена, и Комак вернулся в Сан-Франциско, где в самом разгаре были прения относительно красной материи. Комак искренне не хотел отдавать её вулканцам, будь его воля, он вообще не имел бы с ними никаких дел. Судя по эмоциональной окраске его воспоминаний, в глубине души адмирал таит сильное недоверие по отношению ко всем не-людям, чем и воспользовался адмирал Пайк.
- Значит, он расист, сотрудничает с контрабандистами, и вообще мудак каких поискать, но красную материю не крал, - резюмировал я.
- Ваше заявление про В-17 и Бри напугало его, капитан; разумеется, он всё отрицает, - продолжил свой рассказ Спок. – Предпочитает отмалчиваться, подозревает Пайка в какой-то сложной игре за власть. Однако, учитывая эти новые факты, ваши версия кажется всё более правдоподобной.
- Ну спасибо, Спок, - растроганно произнёс я. – Это просто преуменьшение века, ну да ладно. Слушай, свяжись со командой, пусть бросают все дела и дуют на корабль, «Энтерпрайз» покинет орбиту в ближайшее время.
- Как вы собираетесь урегулировать это с командованием?
- А посол Спок на что? – я повернулся к Старику. - Вы ведь не откажетесь мне помочь, посол, а то у нас каждая минута на счету?
- Я посвящу адмиралов в новые перипетии нашего расследования, Джим.
- Ладно, тогда все давайте поспешим. Может, мы ещё успеем его нагнать. Знать бы, чего ему понадобилось на Халкане…
- Переместиться в свою галактику с самым мощным оружием из всех известных, капитан, - с готовностью подсказал Спок. Угу, сам бы я не догадался…
- Я имею в виду: против кого он собрался его использовать? Не отвечай, я знаю: мало фактов. Интересно ещё, где наш Пайк?
- Если в качестве отправной точки взять рассказ посла, то вероятнее всего – в той вселенной, откуда пришёл самозванец.
- Значит, нам нужно его оттуда вызволить, - заключил я.
*
Мы улепётывали под отчаянные вопли диспетчеров: «Энтерпрайз»! Мать вашу, «Энтерпрайз», отвечайте!» По громкой связи я кратко посвятил команду в курс дела: объяснил, что времени на согласование наших действий с командованием нет, но если мы будем сидеть сложа руки, то похищенный у вулканских учёных образец красной материи попадёт в загребущие лапы врага, а адмирал Пайк погибнет у чёрта на куличках, где ему даже цветы на могилку не возложишь. По-моему, окончательно убедил их остаться и следовать моим приказам именно последний довод. Прежнего капитана знали и любили все, а идею вызволить его из странной ловушки и вовсе считали само собой разумеющейся.
- Сколько времени понадобится адмиралу Пайку, чтобы добраться до Халкана?
- 3.38889 дня, капитан, - чинно отозвался Спок.
- А нам?
- При нынешней скорости – чуть больше семи дней.
- А если мы полетим с шестым искривлением?
- 5.18 дня.
- С седьмым?
- 4.23 дня.
- С восьмым?
- Тогда мы не долетим вовсе, капитан, - подключился к обсуждению Скотти, - ласточка ещё не готова к таким перегрузкам после «Нарады», мы не успели довести ремонт до конца. Она может летать и выделывать коленца, но не на таких скоростях.
- Значит, сутки. У него фора в сутки.
- Что может случиться за сутки? – спросила от своей станции Ухура.
- За сутки можно уничтожить одну планету и попытаться уничтожить другую, - с чуть безумной улыбочкой отозвался я – сказывалось напряжение последних часов с их ошеломительными открытиями. Спок, стоящий рядом, заметно напрягся. – Эй, я хочу этого меньше вашего, поверьте.
- Зачем вы вынесли образец с «Нарада»? – ровным голосом поинтересовался Спок
- А вы бы не вынесли? Если бы у вас была такая возможность?
Он промолчал.
- Не перекладывайте с больной головы на здоровую, - потребовал я. – Откуда мне было знать, что Пайк потащится на каникулы к халканам и ухитрится потеряться в другой вселенной? У меня нет хрустального шара, вообще-то, а третий глаз трагически меня покинул аж в шесть лет, когда я выменял его на пистолет и три теннисных мячика. Эй, не смотрите на меня так, Спок, неужели вы никогда не пытались продать свою бессмертную душу знакомому идиоту-сатанисту по сходной цене?
- Прошу прощения?
- Да забейте, Спок. Вы уже придумали, как нам переместиться в другую вселенную?
- Мой двойник послал мне информацию об их миссии на Халкане. У меня уже есть решение, но я не гарантирую его успеха.
- Тогда идите и перепроверьте всё ещё разок или десять – не хочу, чтобы мои беспризорные атомы болтались на стыке двух вселенных или вроде того.
*
За тридцать часов до прилёта Спок постучался в мою каюту.
- Что? – мрачно приветствовал его я, зверски зевая с риском вывихнуть челюсть.
- Мы не успеваем, капитан. Адмирал Пайк прилетит на Халкан в разгар ионной бури, которая будет длиться около пятнадцати часов. После этого бурь не будет ещё 1.061 месяца.
- Целый месяц! Ни за что! Скажи Скотти, пусть летят на восьмом искривлении. Пусть хоть скотчем «Энтерпрайз» обматывает, лишь бы она добралась туда вовремя.
- Капитан, я не думаю, что потеря корабля каким-либо образом улучшит нашу ситуацию…
- О, так ты иронизировать вздумал? Молодец, нашёл время.
- Я не отдам этого приказа, - категорично ответил Спок.
- Что? – нахмурился я.
- На этом корабле четыреста тридцать разумных существ. Я не прикажу лейтенанту Скотту лететь на восьмом искривлении. Наши шансы добраться до места назначения – 1:12.
Ты сам напросился.
- Спок, ты свою планету давно видел? – я встал прямо перед ним, глаза в глаза. – Нет? Вот и я тоже, а знаешь, почему? Потому что какой-то бритый парень из параллельной вселенной РАЗРУШИЛ её. Кто-то вот просто взял и убил миллиарды. Тебе понравилось это, Спок? Как тебе это понравилось, расскажи мне, давай, каково это было – услышать в своей голове их последний вопль, их всех?
Он был чуть выше меня – но сейчас я над ним нависал.
- Разве ты не видишь это каждую ночь? Каждую чёртову НОЧЬ?!
- Вулканцы не видят снов, - сквозь зубы процедил Спок.
- Правда? – я сделал шаг вперёд.
- Отойдите, капитан.
- Правда не видят? Значит, ты не видишь, как планета взрывается?
- Вы меня провоцируете.
- Никогда-никогда?
- Я сказал…
- И ты ни разу не видел, как умирает твоя мать? Всё снова и снова, каждую ночь?
Спок заревел – и я ожидаемо полетел спиной в стену.
- Мы можем это предотвратить. Не допустить, чтобы ещё чьи-нибудь матери умерли, - сказал я, пытаясь не заорать – в спину как железный прут воткнули.
Спок сделал три шага и оказался прямо передо мной.
- Я рекомендую вам в дальнейшем воздержаться от провокаций, обоснованных или нет.
- А я хочу, - с кряхтением мне удалось распрямиться, - чтобы ты выполнял мои приказы. Сделаешь это для меня?
- Вам нужно посетить изолятор, - его голос чуть заметно дрогнул.
- Я знаю, где твои кнопочки, твои болевые точки. Знаю, что нужно делать, чтобы ты почувствовал боль, вину или гнев. Сейчас, например, ты злишься на себя, что опять не сдержался. Скажи мне, Спок, как ты планируешь победить, если даже с собою не в силах поладить? Какой мир может быть в душе, одна половина которой пытается удавить другую?
Как из этого ходячего внутреннего конфликта вырос мой дорогой гармоничный посол, я даже представить не стану пытаться. Наверняка это был долгий и мучительный процесс. Долгий для него и мучительный для окружающих. На что я подписался, а? Ещё пара таких «бесед» - и инвалидность на всю жизнь мне обеспечена…
Спок безмолвствовал.
- Искривление восемь! – рявкнул я. – А мне, пожалуй, надо к Боунсу. И передай Скотти, если начнёт ныть – а он начнёт, – что я лично видел, как этот шотландский парень ловко обходит законы физики, так что не надо мне рассказывать сказки про великую силу сохранения энергии – пусть лучше подумает, как сделать так, чтоб сила действия не была равна силе противодействия!
Всё так же, не проронив ни звука, лишь с едва заметным кивком, Спок вышел, прямой, как шомпол. Я был… я был слишком резок? Мне нужна его лояльность, не его расположение или дружба. Мне нужно, чтобы он подчинялся приказам, и если мне приходится задевать его чувства, чтобы напомнить ему его место, - что ж, пусть засунет их, эти свои чувства, куда подальше, как и полагается нормальному вулканцу!
*
Я пошёл к Боунсу. Я бы и так к нему сходил, но тут мне нужен был совет – после этого очередного нашего со Споком столкновения у меня на сердце лежал здоровенный камень
- Что с твоей спиной? – недоверчиво фыркнул мой друг, изучив показания медицинского сканера.
- Опять поцапался со Споком, - буркнул я.
- И что на этот раз?
- Мм, - этот момент я как-то не продумал, - он отказался следовать моим приказам?
- Что, он доверился здравому смыслу?
- Не делай так бровями – ты прямо как он.
- Джим, что ты ему сказал?
- Чтобы мы летели на искривлении восемь. Так нужно, Боунс.
- Нужно? Ты с ума сошёл?! Зачем?
Мало-помалу док вытянул из меня всю историю.
- Ты действительно посещал этот курс дипломатии, да?
- Слушай, я должен поддерживать порядок. Я солдат, и он тоже. Сейчас не время размазывать розовые сопли по одухотворённым лицам, - раздражённо отбивался я.
- Дело не в этом, - рассудительно сказал Боунс. – Я понимаю, что ситуация у нас сложная, но…От меня ты чего хочешь? Чтобы я сказал: молодец, Джим, требуй от людей невозможного, так держать. Чтобы я сказал: молодец, Джим, давай и дальше дрессируй своего личного вулканца?
- Ты о чём? – удивлённо спросил я.
- Он идёт за тобой. Ты снова и снова смешиваешь его с грязью, а он идёт за тобой как привязанный. Он ведётся, хотя не должен – чёрт, никто из нас не должен здесь находиться, и, по хорошему, мне бы влить в тебя пару галлонов успокоительного, а Споку – отдать приказ развернуть корабль. Со мной-то всё ясно, а вот с эльфом… Что ещё я должен сказать?
- Его вынуждают обстоятельства. Будь его воля, между нами была бы сотня парсеков, - отмахнулся я.
- Может быть. Может быть, когда вы в очередной спасёте вселенную, Спока тоже сделают капитаном, и вы будете пересекаться раз в пять лет. Оно и к лучшему, - задумчиво сказал док.
- Или нас заключат в тюрьму лет на двести – за угон корабля и всякое такое. Или мы вообще не долетим, и не о чем будет говорить. А почему «к лучшему»?
- Помнишь, ты сказал тогда, перед тем как вас обоих транспортировали на «Нарада», что вы «начинаете понимать друг друга»? Ну так, ты действительно понимаешь зелёного гоблина, что и доказываешь раз за разом.
- Это проблема?
- Это аномалия. Предрассудок.
- Ну, тебя я тоже понимаю. И ты меня.
- Это другое. Мы просто иногда вместе выпиваем и молчим, а это чертовски сближает. Всё остальное время мы треплемся о бабах и твоих планах захвата мира. А с гоблином вы не разговоры разговариваете, гоблин причиняет тебе физические увечья.
- Но я не получаю от этого извращённого кайфа или что ты там имеешь в виду! – возмутился я. - В первый раз я должен был его эмоционально скомпрометировать, чтобы он сложил с себя полномочия капитана, потом – заставить его прочесть мысли Комака, и для этого нужно было ткнуть его носом в нелицеприятную правду насчёт Пайка, а теперь – мне просто пришлось вынудить его следовать моим приказам! Я их не с потолка взял, в конце концов – мы делаем это в силу крайней необходимости! Ты думаешь, я не понимаю, что означает один к двенадцати?
- Один к двенадцати чего?
- Неважно. Просто – я взвесил, отмерил и решил. Всё.
- И ты не видишь здесь проблемы? Мой тебе совет, Джим, измени форму вашего общения, иначе кто-то из вас обязательно перегнёт палку, и в результате получится либо труп, либо судебное разбирательство, а может и оба. Тебе не обязательно всякий раз напоминать ему о мёртвой матери, когда тебе требуется его сотрудничество, – он же логичное существо, вот и используй логику! Он же не на вопли твои ведётся всякий раз, а на стоящие за ними логические доводы, да? И ты это понимаешь. Почему же тебе так нужно, чтобы он реагировал?
Да мне не нужно, просто…
Ч-чёрт.
- Ты прав. Хорошо, что я с тобой поговорил. И, Боунс, не волнуйся за меня, я уже большой мальчик. Да и вообще, почему мы битых полчаса обсуждаем Спока?
- Он не идёт у тебя из головы, очевидно, - хмыкнул док.
- Спока нет в моей голове, - отрезал я. – Нет, не было и не будет. Хватит с меня сего несказанного кайфа. И раз уж мы заговорили о том, что занимает мой ум, - ты видел моего йомена?
- Эту блондиночку? – нахмурился Боунс. - Симпатичное личико…
- Да что там личико, ты видел её НОГИ? За возможность полизать эти пяточки душу дьяволу продать можно. Нужно!
- Так, стоп, а когда ты успел разглядеть её пятки?..
- А это, друг мой, целая история…
*
- Инженерная – капитану. Повторяю: инженерный отсек – капитану.
- Да, Скотти, что у вас?
- Мы нашли способ поддерживать восьмое искривление, но для этого нам придётся разъединить некоторые цепи системы жизнеобеспечения и оставить корабль почти без питания, капитан. И без защиты – энергию щитов тоже придётся использовать. Единственное, что мы не тронем, - систему подачи кислорода. О просмотре голопорномультиков под скопированную текилу экипажу придётся забыть.
- Но она долетит?
- Она долетит.
- Тогда выполняйте. Кирк – Споку.
- Капитан?
- Скотти доставит нас на место к сроку, а дальше – вам черёд. Вы уже знаете, что делать?
- Ионный шторм – природный катализатор сингулярности, капитан. Энергия транспортаторов расщепляет физические тела на триллионы атомов, и в этом состоянии они способны перемещаться через «кротовые норы» или «червоточины». Это своеобразные туннели в пространстве, которые в условиях ионного шторма позволяют путешествовать и между мирами. Настоящий факт до недавнего времени был только гипотезой, которую не могла подтвердить или опровергнуть современная нам наука.
- Это всё чудесно, Спок, но меня скорее интересует механика самого путешествия.
- Транспортатор в данном случае работает как генератор «кротовой норы». Иначе говоря, она возникнет там, где будет находиться действующий транспортатор. Даже в состоянии покоя транспортатор излучает электромагнитную энергию, которой будет достаточно для того, чтобы вывести физическое тело из червоточины. Адмирал Пайк опередит нас, самое большее, на 10.12 минут, а значит, его корабль не успеет выйти за пределы воздействия ионного шторма. Физический объект Х, излученный с платформы нашего транспортатора, расщепится на положительно или отрицательно заряженные частицы и попадёт в червоточину, то есть в точку пространства-времени, в которой его кривизна становится бесконечной. Таким образом объект Х получит доступ к бесконечному множеству миров, по сути, он будет бесконечно пересекать бесконечность по изнаночной стороне ткани Вселенной подобно нити или струне. Однако электромагнитные колебания, испускаемые другим транспортатором, смогут поколебать воцарившееся равновесие и «вытянут» его в какой-то определённый мир.
- В мир Пайка-самозванца!
- Именно.
- А другой Спок вроде говорил, что им приходилось излучать физические объекты одновременно из обоих миров…
- Чтобы поменять местами членов экипажа, да. Их ситуация диктовала это – безупречно логическое – решение, исключавшее погрешность на 97.479. Однако перед нами не стоит задача обмена эквивалентных объектов, капитан. Нам придётся излучить десант без координат прибытия. Иначе говоря – в никуда.
- Хорошо, Спок, пусть так. Ты в этом лучше меня соображаешь, так что технические вопросы на тебе. Ты уже закончил?
- Да.
- Тогда скажи старшему офицерскому составу, чтобы собрались в переговорной. И, Спок…
- Да, капитан?
- Если твоя гипотеза неточна, и десант не окажется в параллельной вселенной… То где он тогда окажется?
- Он будет распылён в пространстве и времени, - просто ответил Спок.
- Умеешь ты утешить в трудную минуту, - хмыкнул я. - Отбой.
*
- На задание отправимся мы со Споком вдвоём, - объявил я, когда все расселись по своим местам и угомонились.
Тут же поднялся шум, люди стали говорить, что это опасно, глупо…
- Мы не можем позволить себе неоправданный риск. Другая вселенная – это ДРУГАЯ вселенная. Наше вмешательство в её дела должно быть минимальным. Отряд тоже должен быть минимальным. Мы с мистером Споком обладаем всей полной информации, мы обученные офицеры, способные в критической ситуации принять правильное решение и верно оценить свои силы.
Я сделал паузу и глубоко вздохнул. Мне нужно было, чтобы они поняли. Мне нужна была их поддержка. По потолку побежала трещина. Я не видел её, но этот звук мы уже слышали раньше, и ни с чем его не перепутаешь.
- Кирк – инженерной. Скотти, что там у вас?
- Летим, капитан. Справляемся.
- Постарайтесь, Скотти. Постарайтесь.
Света не было, и я не мог толком разглядеть их лица. Аварийное освещение выхватывало из темноты лишь неверные силуэты, неясные контуры…
- Также, мы оба – жертвы вмешательства в нашу собственную вселенную. Мы потеряли близких людей из-за инцидента «Нарада». Мы знаем, к чему могут привести наши действия. Мы знаем об этом не понаслышке.
Я чувствовал натужную вибрацию двигателей, по моему лицу плясали алые блики, а губы опять пересохли.
- И вы тоже – вы хорошо знакомы с этой болью. Все мы недавно потеряли наших друзей, родных, однокашников – они ушли до срока. Этого не должно было произойти, но это произошло.
Стакан с водой упал на пол и разбился – теперь дрожал весь корабль, будто бы охваченный лихорадкой.
Я заговорил громче.
- Да, мы пережили страшную катастрофу, но мы выжили. Выжили! Мы доказали, что сильнее наших врагов, сильнее наших предрассудков, сильнее самой смерти – пока способны смеяться ей в лицо.
Сидеть было невозможно – и я встал. Вскочил. Мне чудилось, что мой корабль кричит раненым зверем. Пол трескался, стены скрипели. Эта дрожь могла быть последней судорогой агонии – и мы даже не успеем этого понять.
- Теперь вас ждёт новое сражение. Я не знаю, как руководство Звёздного Флота отнесётся к нашей эскападе. Я не знаю, что принесёт нам завтрашний день. Но я знаю одно: через один месяц и один день кто-то из вас должен обязательно быть здесь и включить транспортатор. И когда мы со Споком и адмиралом Пайком сойдём с платформы, и в руках у нас будет потерянный образец красной материи, вы будете знать, что мы победили. Все мы! Что мы победили – снова, и мы будем побеждать – всегда!
Их голоса слились в восторженный хор.
*
- Какая воодушевляющая речь, Джим, - Боунс перехватил меня по дороге в транспортаторную. – Я прямо прослезился.
Я усмехнулся.
- Увидимся через месяц, дружище.
- Один месяц и один день. Я помню.
- Да. Ты уж, пожалуйста, не забывай.
Он крепко обнял меня.
- Удачи.
- Она нам понадобится, - согласился я.
Глава 3.
Нас ждали.
Стоило нам сойти с платформы, как двое крепких парней приникли к нам как к источнику с живой водой – и вот мы уже без ножей и фазеров, связанные, как скоты перед живодёрней.
Вообще, моей голове стоит перестать генерировать столь красочные сравнения.
Спок было дёрнулся, но я помотал головой: не надо. Не до драк сейчас. Нужно разобраться в происходящем.
Судя по всему, нас вели в капитанскую каюту. Я с любопытством вертел головой, разглядывая чужое судно. Старенькая дохленькая мебель, стены из титана и совершенно ошеломительные технологические штучки вроде услужливых роботов, воркующих друг с другом на странном птичьем языке, и голокартин в коридорах, имитирующих безлюдные пейзажи Марса и оживлённые базары Цестуса, разноцветные кольца Сатурна и прозрачный смех дождей Ригеля-5. Судя по всему, мы попали в нечто среднее между будущим и барахолкой.
- Джеймс Кирк!
Дверь перед нами распахнулась, и Пайк поднялся из-за стола нам на встречу, кивком отпуская охрану.
- …И мистер Спок! Ну конечно, куда же Призраку без его Тени! Проходите, джентльмены, присаживайтесь.
- Какие странные клички, - прокомментировал я, проходя в комнату и бухаясь в уютное выцветшее кресло.
- Здесь вы известны под этими именами, - пожал плечами Пайк. – Я бы сказал: привыкайте, - ведь вы задержитесь в этом мире как минимум на два месяца. Ионная буря только что закончилась.
- Отдайте нам нашего Криса и похищенный вами образец красной материи, и мы отчалим, - предложил я. – Отсидимся где-нибудь, пощёлкаем виды.
- Боюсь, всё не так просто, - ожидаемо вздохнул Пайк.
- Сделайте это простым, - зарычал я, устав от беготни, от слов – от всего. – Для начала объясните, какого чёрта вы всё это затеяли, а там посмотрим.
- У меня нет времени, - мягко сказал Пайк. – Моё двухмесячное отсутствие вызвало ожидаемые сложности. Однако вы можете пойти со мной и увидеть всё своими собственными глазами. Пойдёте?
- Что за игры? – недовольно спросил я. – Как будто у нас есть выбор. Ты ведь всё равно протащишь нас по всем кругам своего ада, Вергилий?
- Я не устаю поражаться твоей интуиции, - гладко стелил Пайк по пути в транспортаторную. – И начитанности, конечно. Аналогия с «Комедией» превосходна.
- Хватит, - попросил я. – Я понял, чем ты отличаешься от моего Криса. Ты слишком сахарный.
- Привычка, - пожал плечами Пайк. – Там, откуда я родом, это в порядке вещей.
Он кивнул на транспортатор, и мы подчинились безмолвному приказу.
- Ну что? Оставь надежду, всяк сюда входящий?
Наши тела исчезли в облаке сверкающих искр – только неверные абрисы маячили ещё пару секунд перед глазами восхищённых зрителей.
*
…Мы стояли на холме, а перед нами раскинулся Город. Город Грёз, Город Мечты. Слепок с Брюгге, оставшегося на старушке-Земле, расцвеченный радужными красками, расписанный сумасшедшим художником-постмодернистом, которому вздумалось добавить стекло и золото, стены из дождя, сквозь которые проходила радуга, и лёгкие облака – точные копии фантастических животных, удивительных деревьев и узнаваемых местными жителями персон.
- Пойдёмте, - просто сказал Пайк.
Мы спустились по едва заметной извилистой тропинке, утопающей в отчаянно зелёной, сверкающей на солнце изумрудными бликами траве. Прошли по мосту из резного дерева, украшенного изразцами в виде маленьких озорных драконов – вероятно, местных морских духов. Ступили на разноцветную мостовую Города, вдоль которой струился прохладный голубоватый туман. Каждый порыв благоухающего лимоном и корицей ветра заставлял вертеться волчком блестящие флюгеры, и скрытые в них механизмы производили чуть слышную, восхитительно прекрасную музыку, которая обнимала весь Город. Стены домов были покрашены прозрачной краской с вкраплением разноцветных блёсток и весело сверкали в полуденном мареве.
Вокруг нас сияла и пела Красота, созданная людьми и для людей, совместно с Природой и, наверное, Богом, который тихо нашёптывал слова бессмертных песен дремлющим мастерам. Вода в фонтанах звенела как смех, дети запускали в небо воздушных змеев, взрослые сидели за столиками уличных кафе и весело обсуждали что-то своё, прихлёбывая латте и вино, дайкири и марсианский эль, гаптаунскую иггу и старый добрый квас.
- Это просто рай на земле какой-то, - неверяще пробормотал я. – Филиал Эдема.
- Эдем дас сейн, - спокойно ответил Пайк. «Каждому своё». Эта фраза из учебника истории казалась жутко несоответствующей прямо сейчас – привет из мира боли и порока, ненужное напоминание о том, чему здесь места нет, - и лучше бы о нём забыть, не отравлять Тьмою Красоту.
- Ты ещё музеев здешних не видел. Микеланджело бы плакал, Рафаэль – убился подсвечником, - чуточку даже хвастливо объявил Пайк. – Пойдёмте, сейчас покажу вам неблагополучные кварталы.
«Неблагополучные кварталы» от благополучных отличались только тем, что там всё было расписано: мостовая, пешеходные дорожки из самочистящегося пластика, стены домов, маленькие декоративные заборчики, крыши, флюгеры, словом, всё. Всё покрывала бесконечная китайская вязь, в орнаментальные узоры органично вписывались фигуры живых существ, светил и древних земных памятников. У меня было чувство, что я угодил не в Параллельную Реальность, а в Ковровую.
- Здесь живут умники и исправившиеся зэки, - сообщил Пайк. – Рисование – трудотерапия. По желанию, конечно. Но настоятельно рекомендуется – в этой форме или какой другой: некоторые, например, любят делать замки из спичек. Если хочешь рисовать, но совсем не умеешь, дают лекала – знай себе раскрашивай, получается просто загляденье. Раз в месяц всё это фотографируется, потом чистится, и – в студии живописи снова начинаются занятия. В конце года огромные стенды с голофотографиями вывешиваются по всему городу, и начинается десятидневный Карнавал и Праздник Цветов. На него сюда слетается полгалактики.
Мы шагали по длиннющей дорожке, на которой неизвестный мастер изобразил улыбающегося удава. Затем Пайк резко свернул на одну из боковых тропинок, которая привела нас к пряничному домику, на фасаде которого счастливые пчёлы делились мёдом с медвежатами. Градус умиротворённости зашкаливал.
Пайк постучал; дверь открыл высокий, уже начинающий седеть мужчина.
- Давно не виделись, Мэнни.
- Чего тебе, Крис? – хозяин дома, по-видимому, не спешил кидаться в объятья старому знакомому.
- Просто хочу поговорить.
- Извини, я занят: разучиваем с детьми «Солнце пляшет с Тучкой».
- Хорошая песня – повезло детишкам, - посмеиваясь, сказал Пайк.
Эта невинная фраза страшно рассердила Мэнни.
- Кто-то же должен этим заниматься!
- Нет. В этом нет необходимости. У меня есть то, что подорвёт их власть.
- Ты уже один раз подорвал, помнишь, во что нам это стало?
- Вот поэтому ты пессимист, а я нет. Но я правду говорю. У меня есть образец абсолютного оружия, способного уничтожить целую планету. Но мне нужно больше.
Тут уж я вмешался:
- Чёрта с два у тебя есть, а не образец!
Пайк странно на меня посмотрел:
- А ты проходи, Джим, чего на пороге-то топтаться. С детьми вон познакомишься.
Мысленно пожав плечами, я вошёл в дом. И остолбенел. На дюжине маленьких красных стульев сидела дюжина маленьких изуродованных детей.
*
- Они проводят на них опыты.
- Кто? – глухо спросил я.
- Бетаканарианцы. Наши славные хозяева. То, что ты видишь, - отработанный материал. Попытка вывести особь, обладающую более развитыми психодинамическими качествами, нежели в среднем по планете. Ещё на эмбриональной стадии их пичкают гормонами, отрезают мозжечок, искусственно стимулируют болевые центры, пытаясь вызвать нужную защитную реакцию, и всё такое прочее. С некоторыми такие штуки проделывают уже после рождения – это разработки Новой школы, которая считает, что психодинамизм – явление не врождённое, а приобретаемое. Несмышлёнышей заставляют проходить тесты на выживание, страдать от голода, жажды и физической боли, справляться с коробкой Скиннера и бегать по лабиринтам. Результат – одна пригодная особь из десяти. Потом пригодные особи скрещивают и получают – в пятидесяти процентах случаев – псиактивное потомство. Есть ещё, конечно, Новейшая школа, работающая с четырнадцатилетками и применяющая разнообразные пытки. Подопытного медленно и откровенно сводят с ума. Вроде как от расстройства психики восприимчивость обостряется, и задействуются скрытые мозговые ресурсы. У этой школы большое будущее. Проблема в том, что человека можно сломать, только если есть что ломать – если есть относительно устойчивое видение мира. Но не застывшее, как у взрослых; мягкое, как пластилин, - тогда с этим материалом возможна дальнейшая работа.
- Кто позволяет это? – потрясённо спросил я. – Почему… почему родители не вмешаются? Как они могут сидеть ТАМ, когда ЗДЕСЬ…
У кого-то из детей не было ни одной из четырёх конечностей, у кого-то их было все шесть, у кого-то – слишком большая голова, кто-то был слеп, кто-то имел жуткие волдыри по всему телу, кто-то постоянно слизывал кровь и пену с губ…
Меня начинало тошнить.
- Родители не возражают, - сухо сказал Мэнни. – У нас договорённость с бетаканарианцами.
- Что за договорённость?
- Исторически сложившаяся, - объяснил Пайк. – Сначала Канариан был просто ещё одной планетой, на которую случайно наткнулся в своём исследовании корабль Звёздного Флота. Канарианцы пожелали стать членами Федерации, были столь любезны, что подарили нам свои технологии… Потихоньку они просачивались в нашу жизнь, подобно жидкому бетону, застывали и скрепляли нас – навечно. Их медицина стала нашей, их энергия заменила дилитиевые кристаллы, их политика всеобщего довольства и чистой радости нашла много поклонников. Они подчинили людей постепенно и безболезненно. Мы шли в эту ловушку весело и легко. Вулканцы вовремя поняли, что происходит, но их протесты не слушали. Вулкан вышел из Федерации и не пожелал иметь с нами дел. Они презирают нас, как человек чести презирает падшую женщину, охотно ложащуюся под любого, кто предложит ей хоть какую еду и ночлег. Или мягкую постель и сытный ужин, как в нашем случае. Человечеству не нужна свобода, ему бы день отработать, не убить, не украсть, а потом, гордому и красивому, в кроватку и на бочок. Бетакранианцы – наше Правительство и наша Церковь, высшая, добрая каста. Всё происходит согласно взаимной договорённости. Они питаются нашими мозгами и экспериментируют на наших детях – с полного нашего, мать его, одобрения.
- Как такое может быть?
- Многие люди тоже с ними заодно. Чинуши на местах, хоть сколько-нибудь власть держащие. Художникам всё равно, они творят Искусство. Бетакранианцы обожают искусство, оно придаёт нашим мыслям пикантности. Поэтому здесь всё так красиво и позитивно. Деликатес.
- Неужели никто не возражает?
- С матерями проводят психологически сеансы, кормят наркотиками. Время от времени кто-то пытается проникнуть в резиденцию к Сенатору, но это попросту смехотворно – там такая охрана, что мышь не проскочит. Преступников после этого с помпой отправляют на каторгу, сбегается пресса, журналисты начинают перетирать Инцидент, напоминают зрителям, что это их общий выбор, говорят об Истории: рабстве, инквизиции, мировых войнах. Ничего этого сейчас нет. Полтора процента населения вынуждены пострадать для благоденствия остальных – нашего и бетаканарианского народов. Раньше потери составляли тридцать, а то и сорок процентов. Раньше царствовали голод и нищета, боль, зависть, принуждение и унижение. И, хоть люди раньше жили дольше, это только видимость. Большинство умирало из-за насилия и плохих медицинских услуг, войн и несчастных случаев ещё до сорока. Теперь все – все! – доживают до пятидесяти. Это подаётся под специальным соусом, как величайшее достижение.
- Почему? В моём мире люди живут сто двадцать лет.
- Здесь они сгорают. Из-за бетаканарианцев и их чёртовых технологий, которым подавай сильную фоновую активность наших мозгов. Люди носят такие маленькие приборчики – сборщики энергии. Из-за них и умирают. Однако в ходе последних экспериментов удалось вывести такой ген, который повышает эту активность, - и опытная группа дожила до пятидесяти пяти. Все ликовали.
- Из-за экспериментов над детьми?
- Да. Родители были счастливы, что их дети послужили благой цели. Это открывает огромные перспективы. Люди могли бы жить дольше, бетаканарианцам не пришлось бы беспокоится частой сменой их батареек.
- Родители? – переспросил я. - Они разве к тому времени были ещё живы?
- Искусственное старение, конечно, - словно само собою разумеющееся сообщил Пайк. – Они же не могут экспериментировать столетиями и поэтому в лабораторных условиях ускоряют у подопытных все процессы, происходящие в организме. Новый ген уже вживают всем зародышам.
- Чёрт бы вас всех, - пробормотал я.
- Так чего ты хочешь сделать, Пайк? – спросил его Мэнни.
Пайк повернулся к своему приятелю, сверкнул глазами:
- Взорвать Халкан к чертям собачьим. Это здорово ослабит ублюдков, и можно будет прорваться к Бетаканариану, нынешней, - он взглянул на меня, - столице.
- Все люди погибнут. Все четыре миллиарда, - задумчиво сказал Мэнни.
- Хорошо, - улыбнулся Пайк.
*
Мне казалось, что я попал в какой-то странный сон, где всё перевернулось вверх тормашками и наотрез отказывалось занять привычное, диктуемое природой и разумом положение, когда крыша сверху, а точка опоры снизу, и можно вертеть головой, не опасаясь, что волна головокружения срубит тебя как ураган – столетнюю сосну, крыша протечёт, и вообще.
- Это бесчеловечно.
- Спорно, - возразил Пайк. – Подобными терминами можно оперировать, только если допустить, что они люди, а не человекоподобные мутанты, добровольно продавшиеся в рабство за харчи.
- Это бесчеловечно с ТВОЕЙ стороны. Убийство разумных существ…
- Сострадание делает тебя слабым.
- Оно делает меня человеком!
- Да; и слабым. Кого ты собрался спасать? Нерождённых детей, которых их мамаши отдадут инопланетянам на опыты? Несчастных этих матерей, полжизни сидящих на наркотиках? Отцов и братьев, которых интересует только пиво и футбол? Кого?
- Есть другой путь. Наверняка ведь есть.
- Да, верно, мы тут тупые как пробки, но великий гений Джеймса Кирка нас спасёт. Вот только, дорогой Джеймс, одна крошечная деталь. Ты даже не додумался допросить Мадам насчёт клиентов Бри. Если бы ты это сделал, то подозревал бы Комака ПРЕЖДЕ, чем прийти ко мне, и мне бы не пришлось разбрасывать дополнительные подсказки тут и там, надеясь, что ты соблаговолишь их заметить. Мне даже пришлось предложить тебе не спешить, чтобы хоть как-то поторопить. Поэтому не строй особенных иллюзий по поводу своего могучего интеллекта, лучше займись уменьшением удельного веса своего эго.
- Мне это уже говорили, - огрызнулся я.
- Но ты плохо слушал?
- Нет, я не поверил.
*
Пока Пайк и Мэнни дожидались, когда за детьми придёт подружка этого самого Мэнни, мы со Споком вышли подышать.
- Ну, что думаешь?
- Мы должны придерживать оригинального плана, капитан.
- Я знаю, но… Это всё так странно. Ты не думаешь, что это странно?
- Я полагаю, что я не в состоянии дать адекватную оценку происходящему.
- Да неужели? А может, у тебя просто сбой программы?
- Прошу прощения?
- То, что делают бетаканарианцы, это ведь, в принципе, логично. Все эти цифры, вся эта красота… Но ты понимаешь, что это неправильно. Коэффициенты – это ещё не всё. Сытое будущее не есть мечта. Эта дилемма мучит тебя. Она и меня мучит. Я вроде как… согласен с Пайком. Но я не уверен, что делать, я… я не… не уверен.
- Мы должны минимизировать своё вмешательство в дела другой вселенной.
- То есть выкрасть у Пайка образец?
- Именно.
- Они тогда проиграют.
- Это не наше дело, - жёстко ответил Спок.
- Другие вулканцы тоже так считают. Ты прямо образцовый представитель своего вида. Доволен?
Я опять срывался на Споке. Наверное, я настоящий мудак и дурак к тому же. У какого-нибудь умника уже был бы наготове гениальный план, как всех спасти и срубить чаевых.
- Ладно, это глупо. Ты прав. Мы не можем пожертвовать четырьмя миллиардами невинных жизней – ни при каких обстоятельствах. Никогда. Что бы там не лежало на другой чаше весов. Ничего не может быть дороже жизни.
А свобода?
Я не знал.
Скоро я узнал – когда Пайк сдал нас местным властям.
*
- Где мой Крис?
Мы уходили от дома Мэнни, стараясь выглядеть максимально незаметными. У Спока получалось отлично, его «Меня-здесь-нет-вам-показалось-займитесь-лучше-чем-нибудь-полезным» выражение лица – да что там, весь его облик! – заставлял прохожих скользить по нему равнодушными взглядами и бежать дальше по своим важным делам. Мэнни, весь в пятнах от краски, с бессмысленной улыбочкой и пустыми глазами, легко сходил за городского психа – здесь такие встречались. Крис объяснил, что этот его приятель – самый крутой физик-ядерщик из ныне живущих, но, глядя на Мэнни, в это трудновато было поверить. Сам Крис вышагивал как на курорте, и только я несколько выбивался из этой славной компании рваными движениями и цветом лица, соревнующимся за пальму первенства с изумрудной травой.
- Я не знаю.
- Как ты можешь не знать? – заорал я, по горло сытый его отговорками. Нас одарили недоумёнными взглядами как свои, так и мимо пробегающие.
- Он сбежал.
- Ты совсем ОХРЕНЕЛ?! – я схватил ублюдка за грудки. – Он КАЛЕКА, на инвалидном кресле, он НЕ МОГ СБЕЖАТЬ!!
Я слышал вокруг опасливые шепотки, люди старались держаться от нас подальше, но не терять из поля зрения – наклёвывалась потеха.
- Сбежал или попал в плен, или сидит взаперти в каюте, а может, он давно мёртв? Я не знаю – сам выбери.
- Какого чёрта? – я ещё раз встряхнул его и отпустил. Это ведь был Пайк. Он смотрел на меня глазами Криса, улыбался его улыбкой.
- Скажи мне, где мой Крис, пожалуйста. Не мог же он просто пропасть.
- Тебе не понравится.
- Да плевать, - я, в общем, уже предполагал ответ.
- Его казнили вместо меня.
- Что? – почему-то, когда люди слышат неприятные новости, они всегда переспрашивают – надеются, что ли, что мир опомнится и перестанет? Что случится чудо, и В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ НОВОСТИ БУДУТ ДРУГИМИ? Без логических объяснений и причинно-следственных связей, просто, мать их, ДРУГИМИ!!
- Бетаканарианцы нашли его и подвергли высшей мере наказания – казни.
(КРИС!)
- За что? – беспомощно спросил я. – Что он мог натворить?
- Ты забыл? Он – это я, - мягко ответил Пайк. Я понял, что ненавижу его – живого, здорового, самодовольного мудака, который смеет жить и радоваться жизни, дышать всем этим разнотравьем, чувствовать сладковатый привкус ветра на языке – тогда как мой Крис, Крис-герой, Крис-Человечище – он мёртв, ни за что, его казнили, какие-то ублюдки схватили его и просто уничтожили, чинно, спокойно, с хирургической точностью и согласно протоколу, как если бы он ни жил, страдал и мечтал, как если бы ничего этого не было…
- А ты что натворил? – факты. Я мог цепляться за них.
Я
должен был за что-то цепляться.
- Я опасный террорист, мальчик.
Мне хочется курить. Мне хочется… быть ещё где-нибудь. Никогда не умел, сцепив зубы, звонко отсчитывать удары кнута, которыми потчуют меня моя судьба-мотовка. Всегда пытался лягнуть в ответ.
- Где его тело?
- В тюрьме, на луне Халкана.
- В тюрьме? Почему же – в тюрьме?
- Он работает со смертельно ядовитым газом и протянет ещё, самое большее, месяц.
- Но он ещё жив? – не веря своим ушам, переспросил я. В хорошие новости ещё сложнее поверить, чем в плохие.
- Да. Но лучше бы он умер, - с подкупающей искренностью ответил Пайк.
*
Не могу сказать, что прошёлся колесом по мягкой травке, услыхав, что у Криса ещё есть шанс. Этой бы сцене да музыкальное сопровождение из Mission Imposible (в следующем году как раз выходит часть 34): положение наше с каждой минутой, проведённой в этом мире, становилось всё более зыбким, баланс – неустойчивым, а перспективы – эфемерными. Мой внутренний паникёр уже было посоветовал мне собирать манатки и валить куда глаза глядят – авось не догонят! – но я быстро пресёк упаднические настроение в наших нестройных рядах. «Так, - приказал я себе, - отставить панику! Ничего страшного пока ещё не произошло, просто квест чуточку усложнился. Вот если бы местные гидрометеостанции к вечеру пообещали бы конец света, я бы сам отправил наш с тобой рассудок в пьяный отпуск, милый мой, а так – пусть служит правому делу. Желательно прямо вот с этого момента».
- Ситуация усложняется, - прошептал я Споку, зная, что его острые уши улавливают звуки в более широком диапазоне частот, нежели округлые человеческие, да и привычные значения шкалы децибел в его случае надо умножать раза в три. – И план теперь такой: поднимаемся на корабль, берём Пайка в заложники, требуем образец. Далее – импровизируем.
Спок поднял бровь. Он всегда с подозрением относился к слову «импровизация».
- Это всё, что вам удалось придумать?
- Я с удовольствием выслушаю встречные предложения, - огрызнулся я.
Таковых не последовало, и дальнейший путь мы проделали в хмуром молчании. Наши спутники, напротив, веселились вовсю: купили себе мороженого (нам тоже предложили, но я помотал головой, а Спок вежливо отказался), какие-то водные пистолеты, стреляющие разноцветными пузырями, и с удовольствием принялись оттачивать снайперское искусство на невинных прохожих. А те и не возражали: пузыри не пачкали одежду и вообще до неё не долетали каких-то пару миллиметров – они были сделаны из какого-то газа, который рассеивался под воздействием тепла человеческого тела.
Настрелявшись и насмеявшись, Пайк наконец вспомнил и о моём присутствии:
- Так что ты решил, Джим?
- Думаю, я помогу тебе, - соврал я, стараясь выглядеть как можно более убедительным.
- Да?
- Да. Этот пир во время чумы нравится мне не больше твоего. Но взамен ты должен помочь мне спасти Криса.
- Конечно, Джим. Я в любом случае собирался.
Мэнни совсем разошёлся и принялся окунать прохожих в фонтан.
- Вы привлекаете к себе ненужное внимание, - обратился к нему Спок.
- Верно, - согласился Пайк. – Наверное, уже стоит прекратить. Тем более, вон и патрульная служба спешит навести порядок.
Я вгляделся в небо и действительно увидел четырёх здоровенных, почти прозрачных стрекоз, на спинах у которых удобно устроились некие пурпурные гуманоидные существа.
- Что это?
- Иглуки – любимые питомцы бетаканарианцев. Совмещают в себе качества скаковой лошади, речного дракона и дрессированной овчарки. Понадобятся нам для набега на лаборатории за оборудованием. Полицейский патруль состоит из четырёх бет и четырёх иглуков.
Гигантские стрекозы неотвратимо приближались, и я успел понять, что это не совсем стрекозы – у них действительно были прозрачных крылья, но тело покрывала короткая белая шерсть, а чешуйчатая морда щерилась зубастым оскалом. Их пурпурные всадники оказались такими же шерстяными ящерицами, только одетыми во что-то вроде лёгких пластинчатых доспехов. Ящерицы верхом на ящерицах. Чудненько.
Иглуки тем временем шли на посадку – на мгновенье прелестные создания застыли в воздухе, после чего камнем рухнули вниз, издавая такой рёв, что им позавидовала бы и десятитысячная толпа африканских болельщиков с вувузелами; сильный взмах крыльев перед самой землёй, и шерстяные птицы уже мирно жуют фетровую шляпу какого-то красавца, иронией судьбы оказавшегося на посадочном поле.
- Назовитесь, граждане! – свирепо пророкотала самая здоровенная ящерица, скатываясь со своего иглука.
- Наши имена тебе без надобности, - сообщил Пайк и беззастенчиво выстрелил в грудь бете из какой-то маленькой штуковины – а по результату будто баллистическую ракету выпустил: ящерица отлетела метров на десять и врезалась в стену дома. Жилище вздрогнуло и рассталось со штукатуркой, покрывшись взамен кровью и потрохами развороченной ящерицы.
- Концептуальненько, - одобрительно сказал я. – Кристофер Пайк, художник-депрессионист.
Пайк и Мэнни не обратили внимания на мои слова и продолжали увлечённо расправляться с опешившими ящерами. Эта парочка произвела на меня сильное впечатление: двинутые каммандос, весёлые камикадзе, целеустремлённые синоби! Мэнни выстрелил во вторую ящерицу, а третью и четвёртую они ещё пару минут увлечённо гоняли по кавролину газона, пропахивая зубастыми мордами длинные борозды. Однако потеха длилась недолго, и скоро эти двое, пнув напоследок бездыханные бет, оседлали углуков. Я сделал шаг к свободному углуку – только, чтобы оказаться под прицелом неведомой модификации фазера:
- Не так быстро, мальчик!
- Какие-то проблемы? – с вежливой улыбкой осведомился я.
- У тебя в кармане жучок, - пояснил Пайк. – Ты всё-таки проверяй такие вещи. Разумеется, я слышал каждое ваше слово и знаю, что помогать вы нам вовсе не собираетесь.
Крыть было нечем, но я попытался:
- Ты убедил меня, Крис. Мне было чертовски тяжело сделать выбор, но ты склонил меня на свою сторону. Как офицер и капитан корабля я не должен, но как человек – полностью солидарен…
- Хватит, Джим, - поморщился Пайк. – Ты совершенно не умеешь врать.
- Вот именно! – следовательно, я говорю правду и…
- Мне очень жаль, что твои принципы не позволяют тебе присоединиться к этой – поистине священной! – борьбе с тиранией и людским уродством, - перебил меня Пайк.
- Мои принципы? Если тебе не нравятся эти, и у меня есть другие, - озвучил я старый анекдот, но никто не улыбнулся. – Ладно, у меня никогда не удавались романы с фанатиками. Крестовые походы – слегка не моя область безумия.
Пайк резко вскинул руку и выстрелил два раза – пернатый отряд лишился половины бойцов.
- Теперь что? – всё-таки эти животные были красивы. Скорбная гримаса смерти совершенно не сочеталась с умильными мордами.
- Своё обещание я сдержу. Теперь придут улыбчивые дяди и отправят вас в «Предрассветный сон». А мы с Мэнни полетим спасать мир, - разъяснил специально для самых умных Пайк.
- Куда отправят? – скептически переспросил я.
- В «Предрассветный сон». Тюрьма такая. Там твоего разлюбезного Криса и держат.
- Самая крутая тюрьма в галактике, да? Легенда? Ею, небось, и детей пугают? – с ухмылкой поинтересовался я.
- А то ж, - хмыкнул Крис.
- Слушай, Кристофер… А за тобой кто-нибудь когда-нибудь в аид спускался? Ну, или на худой конец, в жуткую федеральную тюрьму? – доверительно полюбопытствовал я.
- Нет, - отрезал Пайк.
- А за ним спускались. И будут спускаться, - подчеркнул я. – И кто из вас двоих счастливчик? Кто смеётся последним?
- Тот, у кого дантист лучше, - огрызнулся Пайк и пришпорил свою птичку.
Углуки взлетели с уже почти привычным душераздирающим рёвом.
- Я становлюсь приверженцем теории социоцентризма, - объявил я.
- Человека определяет его социальная среда? – задумчиво уточнил Спок. – Я бы не стал спешить с выводами.
- Они – один и тот же человек в разных обстоятельствах. И на выходе получается что? Разные люди!
- Вы так полагаете, капитан?
- А ты не согласен?
- Их выборы были разными.
- Выборы?
- И система ценностей. Но я не могу согласиться, что они разные люди. Когда в одном мире происходит какое-то событие, оно автоматически зачёркивает тысячи возможных, но не сбывшихся вероятностей. А в других мирах эти вероятности сбываются. Иными словами, хоть это вас и шокирует, Кристофер Пайк может быть и таким.
- Расчётливым ублюдком?
- Манипулятором и фанатиком, да. От этого он не становится менее или более Кристофером Пайком. Он – абсолютная потенция как и всякий человек. Реализации этой потенции с трудом поддаются логическому анализу.
- Люди непредсказуемы, да? Мы ведь ещё и от погоды зависим, не говоря уж о социокультурном детерминизме, - задумчиво покивал я.
- Ваш вид – постоянный источник беспокойства и разлада в наших логических теориях, верно.
Я мог бы поклясться, что в глубине его глаз притаилась улыбка!
- Вы и сами такие, просто в жизни не признаетесь, - я хлопнул его по плечу. Когда я не пытался анализировать свои чувства и побуждения по отношению к зеленоухому, а он не смотрел свысока на меня как на «постоянный источник беспокойства», теперь наше общение можно было охарактеризовать как не угрожающее покою мирных граждан. Прогресс, ничего не скажешь…
Но недолго музыка играла – неожиданно раздался оглушительный рёв, прервавший нашу поучительную беседу. Я оглянулся и чуть не завопил: на меня со всех ног нёсся… тираннозавр?!
- Я думаю, это местный аналог конной полиции, - поделился со мной Спок.
- И как ты только догадался-то! – выдохнул я. – Предложения?
- Рекомендую тактическое продвижение к близлежащим архитектурным строениям и их использование в качестве альтернативной площадки для отступления.
- По крышам уходим, ладненько, - кивнул я: благо дома местных жителей стояли друг другу впритык, а между теми, что не стояли, висели какие-то бесконечные гирлянды, растяжки и агитки, что-то вроде: «Эстет, метко выбирай цвет!» и «Музыкант, не зевай, пуанты над i расставляй!»
- Point – это точка по-французски, - сообщил я Споку, взбираясь по водосточной трубе и отчаянно соскальзывая.
- Я уверен, что эта ценная информация поможет нам в нашей текущей задаче, - степенно кивнул Спок, затаскивая меня на крышу, атлет, чтоб его.
- Это был сарказм! - уличил я его, выбивая чечётку по наклонной поверхности и прибавляя работёнки местным кровельщикам.
- Я ещё даже не начинал, - уверил меня Спок, лихо скользя по скатам будто альбатрос в восходящих потоках воздуха.
Для Спока это было… внушительно. Как будто он встал со стула и громким ясным голосом объявил: «Привет, меня зовут Спок, и я подвержен эмоциям. Я зависим от эмоций. Я делаю всякие разные штуки из-за своих эмоций, например, сейчас я убегаю от тираннозавров, и моё сердце больно колотится где-то в моей печёнке, и чтобы скрыть сей постыдный факт, я решил притвориться, что у меня есть чувство юмора. Спасибо». И хор: «Привет, Спок, добро пожаловать в реальный мир».
Впрочем, я бы предпочёл, чтобы Кризис Личности у него случился в более спокойной обстановке, желательно, под присмотром квалифицированных психиатров и молчаливых вулканских знахарей, неподалёку от медицинского ларька, куда накануне завезли тонну новокаина. Но, видать, не судьба.
Мы недолго, конечно, побегали, примерив на себя шкуры испуганной дичи (не самое приятное, надо сказать, ощущение!), но – не слишком долго. Обложили нас очень профессионально, ровным кордоном со всех сторон, подключив иглуков и постепенно сужая круг. Что характерно, палить не палили. Эх, если бы у нас были фазеры (я ведь даже не заикаюсь о плазменной винтовке – не могу нарадоваться своему смирению)…
Я попытался отбиться от пикирующего иглука какой-то палкой, подвернул ногу и сорвался с крыши, уронив ящера-полицая с его тираннозавра. В здравом уме я бы на подобный фокус не решился, но тут подфартило, и я, нащупав ногами стремена, гордо выпрямился, сдавив ногами бока животного. Ти-рекс (версия 2.0, уменьшенная и дополненная двумя наборами акульих зубов и весёленькими разноцветными сёдлами по вкусу клиента, в данном случае – небесно-голубым) флегматично предпочёл не заметить смены власти.
- Ха! Мы ещё побегаем!
Спок сиганул мне за спину – вернее, попытался. Ублюдочный иглук на крейсерской скорости врезался ему в грудь и с победным рёвом взмыл в воздух, а мой старший помощник отлетел метров на пять и упал. С высоты двух этажей. Ой.
К нему уже спешили бетаканарианцы верхом на тираннозаврах (позже я узнал, что эти твари называются руди и совершенно безобидны – требуется чудовищное количество времени и усилий, чтобы сделать из них порядочных хищников). Как назло, в этот же момент я углядел за своей спиной чудесный тёмный переулочек, обрывающийся, казалось бы, тупиком, но на самом деле – тайным проходом. Какой-то парень аккуратно извлёк из стены кусок величиной с мою руку и призывно мне махал. Я посмотрел на Спока. На проход. Снова на Спока. Меня заклинило?
- Беги, - одними губами шепнул недвижный Спок, и это всё решило. Я слез со своего ящера только чтобы получить дубинкой по морде. Полицейские в любой мире предсказуемы как фазы луны. Со смешным облегчением я скользнул в беспамятство.
*
- Капитан? Капитан? Капитан?
Я решил не реагировать.
- Капитан? Капитан? Капитан?
Нет, серьёзно. Я в отключке, там не слышно.
- Капитан? Капитан? Капитан?
- Что?! – завопил я.
- Вы проснулись, - поделился новостями Спок.
- Ты меня для этого разбудил?
- Нет, я хотел получить консультацию относительно некоторых особенностей человеческой психологии.
Моя голова пульсировала, рот пересох. Мне хотелось умереть, но это было бы глупо и самонадеянно: я знал, что этот любитель непознанного достанет меня и в аду.
- О каких именно? – со вздохом осведомился я.
- Почему вы поставили под угрозу успех миссии ради сомнительного благополучия одного и только одного индивида?
- Почему я тебя не оставил? – перевёл я со споковского на нормальный.
- Я именно это и сказал.
- Ну да, ну да… Ладно, это просто: друзей в беде не бросают.
Спок не впечатлился.
- Мы команда, - попробовал я снова. – Пока мы едины, мы непобедимы.
Возможно, в своих убеждениях мне не стоило использовать лозунг Кубинской революции…
- Логично было бы хотя бы одному из нас оказаться в безопасном месте среди недовольных существующим режимом (насколько я понимаю, один из них любезно приглашал вас к ним присоединиться), что обеспечило бы возможность активного вмешательства в текущие события. Вместо этого нас обоих отправляют в колонию строгого режима «Предрассветный сон».
- За что?
- Как беглых преступников.
- Беглых?
- Из разговора охранников я заключил, что мы с вами – единственные за всю историю этой тюрьмы заключённые, совершившие успешный побег.
Я преисполнился за нас гордости, надул щёки и сделал торжественное лицо.
- Другие мы такие молодцы! Молодцы же, Спок?
- Я не уверен, что это положительным образом отразилось на нашем реноме, - возразил мой первый офицер.
Я сразу посерьёзнел.
- Думаешь, бить будут?
- Определённо.
Мы угрюмо замолчали. Камера представляла собой скучное зрелище: 3х3, голые стены… Я помотал головой, пытаясь прогнать сонную одурь, и встрепенулся:
- Так, стоп! Подожди-ка, подожди… А ты бы меня, значит, бросил?
Спок одарил меня невинным взором пятимесячного младенца:
- Конечно. Личные симпатии или антипатии не должны сказываться на работе.
Я не знал, обижаться мне или чувствовать себя польщённым (он ведь сказал слово «симпатии»), или гордо уйти спать (слово «антипатии» он тоже сказал), поэтому решил не делать ни того, ни другого, ни третьего, предпочтя сосредоточиться на текущей ситуации.
- Статус?
- Мы на пути в колонию, находимся на полицейском крейсере. Нас сопровождают как минимум двадцать бетаканарианцев. Побег не представляется возможным, - доложил Спок.
- Ты неправильно оцениваешь ситуацию, Спок. На самом деле, всё идёт по плану. Мы летим в «Предзакатный сон» спасать Пайка…
- «Предрассветный».
- …Мы летим в «Предрассветный стон» спасать Пайка, - уточнил я. – Как и собирались изначально. А господа полицаи любезно согласились нас подвезти, чтобы мы не тратили время и силы на поиски попутки.
- Это самообман, - безапелляционно сказал Спок.
- Это позитивный настрой, - возразил я. – Ничего, лет через двадцать ты тоже так научишься.
Чем шире я улыбался, тем хуже были мои дела – проверенный симптом. Ситуация представлялась проигрышной: мир чужой, тюрьма страшная, урки в ней наверняка суровые, а Пайк так вообще в камере смертников – что они там, интересно, делают со смертниками? Вряд ли кормят шоколадом.
В то же самое время я не имел права на нормальную человеческую истерику. Мои руки начинали дрожать, а потом не только руки – но я мысленно прикрикнул на свой взбесившийся организм как на нашкодившего щенка, и это почему-то сработало. Звание делает с людьми странные вещи. Я знал, что капитанам не положено расклеиваться, и этого знания оказалось достаточно.
Я знал, что рядом со мной Спок переживает нечто подобное – тоже молча. Иногда мир слишком сильно давит на плечи, и можно расслышать хруст костей. Я вежливо этого не замечаю, как воспитанный гость не заметил бы, что его соседка уронила ложку в соус карри, и на скатерти, приборах и щеках сидящих рядом гостей расплываются жирные красные пятна. Спок вежливо не обращает внимания на мои отчаянно сжатые кулаки с побелевшими костяшками. На любом светском рауте нас приняли бы с распростёртыми объятьями – у них там ценится привычка игнорировать неловкие ситуации, даже если неловкая ситуация приставила тебе пистолет к виску. Особенно в этом случае.
Всему виной – ожидание. Если бы было, чем занять руки… Но в этой камере только мы, и нам не о чем разговаривать.
*
Уединение – верный путь к депрессии, по крайней мере, для меня. Спок сидит в позе лотоса уже восемнадцать часов, его ничего не колышит. Часов пять назад я готов был лезть на стены, теперь – просто ГОТОВ, в том смысле, в каком использует это слово спецназ. Наклониться, проверить пульс, не ощутить абсолютно ничего под кончиками пальцев, – этот готов.
Мне было скучно и страшно, и странно, и ещё чего-нибудь на букву «с». Я не умел медитировать. Наверное, это неплохо – чуть что, бухнуться на циновку, уставиться на свой пупок и замычать как корова. После чего решить, что всё суета сует и не стоит моего внимания. Ням.
Ни хрена не стоит моего внимания. Интересно, а что его стоит? Если не жизнь, то смерть. Что я почувствую в последнюю секунду? Всё наконец-то обретёт смысл? Жизнь – это процесс, жизнь – путь. Мой образ жизни называют беспутным – но это слово изначально не подразумевало неразборчивые сексуальные связи. Это значит – идёшь куда глаза глядят и никуда не приходишь. Ни во дворец, ни в болото. Никуда.
На самом деле, метафоры – зло. Углубляешься в красочные описания и теряешь суть.
Я никогда не знал, чего хочу от этой жизни. Потом узнал. Думал, что узнал. Но теперь опять не уверен.
Интересно, Спок испытывает схожие проблемы? Нет, он-то всегда знал, что ему нужно делать. Его путь – последовательность правильных выборов, мой – случайных озарений и дурацкого упрямства, которое гарантировало мне и неприятности, и выход из них. И всё-таки мы оба оказались в одной точке. Мы оба здесь, и это раздражает меня безмерно, я предпочёл бы оказаться взаперти с кем угодно, но не с ним; с другой стороны, я понимаю, что шансов на успех вместе с ним у меня больше, чем с любым другим.
И он за это заплатит.
Я провоцирую его, потому что я могу, - так, если вам двенадцать, и у вас в руках вдруг ненароком оказалась зажигалка, вы поджигаете какие-нибудь бумажки или выжигаете на парте своё имя, а потом ветер врывается в окошко – и вот, пожар. Я не двенадцатилетний, я хуже. Гораздо хуже. Я зол. Тихо сам с собою, я могу признаться, что идея эпической дружбы не вызывает у меня рвотных позывов. Но это иллюзия, пустые россказни в духе тех, которыми кормят нас авторы популярных романов. Я сам с собою временами не дружу. Эпически. Объект моих невинных притязаний меня презирает – я много для этого сделал. С такой личной историей мы и насчёт заказа в Макдональдсе не договоримся – переругаемся к чертям и разнесём дурацкую эту забегаловку.
Я смотрю на Спока. Какого чёрта?.. Я почти ненавижу его – не сидел бы он тут, мне было бы легче. Я, впрочем, не совсем понимаю, почему мне тяжело. Возможно, пресловутый стресс наложил на меня свои тяжёлые лапы.
Я встаю, подхожу к Споку и хочу… сделать что-нибудь. Тишина сводит меня с ума. Возможно, я уже сбрендил, потому что в моей голове возникает чудная картинка: вот я целую его в щёку, он охреневает, а я гордо удаляюсь в свой угол камеры и с антропологическим интересом наблюдаю за его дальнейшими действиями, которые он обязательно предпримет, когда справится со смущением…
Вместо этого я его пинаю. Когда секунд через пятнадцать он наконец открывает глаза, я лежу, свернувшись калачиком и усиленно делаю вид, что сплю. Посиди-ка ты теперь наедине с тишиной. Почувствуй, каково это, когда она душит тебя чуткими пальцами, глотает биение сердца и обращает в ничто.
Я так усиленно притворялся, что и правда уснул.
*
То, что было вчера, остаётся во вчера - такой у меня девиз. Поэтому, проснувшись, я пожелал Споку доброго утра, после чего выбросил из головы факт его существования и отдался физическим упражнениям – весь. Теперь-то я понимаю, как нелегко пришлось бедняге Споку, пока его капитан, потный и полуголый, вцепившись в косяк, со стонами удовольствия и почти подвываниями выполнял подъёмы ног, демонстрируя миру, смею заметить, довольно развитые косые мышцы живота и рельефный пресс… Я здорово отомстил ему за восемнадцатичасовую медитацию!.. То есть, тогда я не знал, что это была именно месть. Чёрт, я забегаю вперёд.
В разгар моей тренировки пришёл охранник, окинул меня масляным взглядом и приказал:
- Вы двое, на выход!
Я, в общем, был неплохо осведомлён о тюремных нравах – из многочисленных киношек про копов, преступников, ограбления банков, кровавые мордобои… Короче, ни хрена я в этих нравах не сёк.
- Лижешь задницу мудилам-бетам, лицемер? – со сладкой улыбочкой поинтересовался я, выходя в коридор. В жизни всегда есть место импровизации.
- Поговори мне ещё тут, мокрушник, - огрызнулся тот. Я намотал новые сведенья на ус.
- Мокрушник? Пусть. Предатель рода человеческого? Едва ли, - гордо ответил я, за что получил дубинкой в живот и рухнул зубами в пол.
- Капитан, зачем вы это делаете? – прошипел мне Спок, когда мы, сопровождаемые потоком ругательств, топали на выход под пристальным взглядом охранника.
- Это стратегия, Спок. Я прощупываю почву.
- Своим лицом?
- Это такое выражение, - возмущённо начал объяснять я…
- Я понял, - прервал меня Спок.
Серьёзно?..
- Серьёзно?! А до этого, значит…
- Разговорчики, вы там! Или морду начистить, грязная больно?
«Ну, Спок, ну сукин сын», - твердил я про себя, раз уж твердить вслух означало лишиться целостности кожного покрова и парочки зубов – в лучшем случае.
По дороге охранник заходил в другие камеры и выводил оттуда наших будущих тюремных корешей. Один из них обратил на меня своё внимание:
- Чё пялишься, собака бледная? Грязи давно не жрал? Деревянный костюмчик тебе подобрать?
- Деревянный костюм? – заинтересовался мой дотошный вулканец. – Сэр, насколько мне известно, в прошлом одежду делали из организмов, отличающихся автотрофным питанием, основанном на фотосинтезе, предварительно обработанных ручным или фабричным способом, однако я абсолютно уверен, что периферическая, лежащая снаружи от камбия часть стеблей и корней растений, известная также как «кора», не имела к этому никакого отношения.
- Спок, заткнись! – отчаянно зашипел я. – Он имеет в виду гроб! Это метафора!
- Он всегда такой бойкий? – спросил у меня другой заключённый.
- Нет, это он решил снизойти…
Тем временем нахал, вздумавший меня задирать, внимательно выслушал спокову тираду, переработал, почесал и затылок и наконец выдал:
- Чё?
- Мой друг говорит, - принялся разъяснять я, - что выколет тебе зенки твоими же большими пальцами ног, предварительно оторвав тебе ступни, потом вобьёт тебе в жопу литр скипидара и посмотрит, как ты будешь бегать по потолку без нижних конечностей, дебил!
- Капитан, вы ошибаетесь, я ничего такого не…
- Спок! – и нахалу: - А он вулканец, понял? Разорвёт тебя на субатомные частицы, на такие маленькие-маленькие кусочки подленького дерьма, И У НЕГО ДАЖЕ ДЫХАНИЕ НЕ СОБЬЁТСЯ!
Ко мне повернулись все, кроме охранника. Охранник был занят трёпом с другим охранником и на нас внимания не обращал.
- А… Ну сразу бы и сказал по-нормальному, я чего, я ж ничего… - забормотала груда мускулов и отвалила к стеночке.
- Всё под контролем, приятель, будь спок! – триумфально объявил я, хлопнув вулканца по плечу.
- Я и так Спок, - сообщил мне тот. – И не понимаю, какова причина очевидного…
- О боже мой, ну это выражение такое, сокращение от слова «спокоен», - я верно сделал что-то ужасное в прошлой жизни. ЧТО-ТО УЖАСНОЕ. Возможно, я был брахманом и предал свою веру?..
- Слово «спокоен» не настолько длинное и в сокращениях не нуждается, - отчитал меня зеленоухий зануда.
- Слушай, я просто хотел пошутить, знаешь, вроде как игра слов… - оправдывался я.
- И часто с вами такое происходит? – опять поинтересовался парень, который со мной уже говорил.
- Что, шутки? От случая к случаю, - проворчал я.
- Вам не кажется, что лучше сократить количество случаев? Я тоже не понял, где скрыто зерно иронии в этой так называемой игре слов.
Почему этот чёртов охранник прохлаждается, вместо того, чтобы заткнуть рот этим умникам?!
- Данная аудитория не соответствует моим стандартам, - объявил я, стараясь не дуться.
- Не обижайтесь, не у всех получаются славные шутки. Меня зовут Говард.
- Бывает.
- Парень, которого вы поставили на место, - это Чак, - продолжал мой новы й знакомый.
- Вы знаете друг друга?
– Мы вместе грабили космические корабли. А вы?
- Я Джим, это – Спок. Мы…
- Конечно, я знаю, кто вы, - перебил меня Говард.
- Знаете, значит?
- Разумеется. Единственные заключённые «Предрассветного кошмара», которым удалось сбежать. Но ненадолго, да? – он хихикнул.
- Нам пришлось вернуться… - неопределённо сказал я.
- Простите?
- Нам ПРИШЛОСЬ вернуться. А когда мы разделаемся со своими делами там, мы УЙДЁМ, - сообщил я, делая интонационные ударения в важных местах.
- Уйдёте, значит? – озадаченно переспросил мой собеседник.
- Раз вы знаете меня, значит, осведомлены и о моей репутации, - жестко сказал я.
Говард понизил голос:
- Да. Вы наёмный убийца.
Йоперный крот, вот только этого мне не хватало!
- И я хорош? – скромно предположил я.
- Один из лучших.
- А мама никогда не говорила вам не обсуждать скользкие темы с незнакомыми киллерами?
- Я могу вам помочь. Если вы… если вы возьмёте меня с собой. Где два, там и три, верно?
- Кто знает, дорогой Ватсон, кто знает… - пробормотал я.
Я должен был вцепиться в этого парня и вытянуть из него всё – но нежно и ненавязчиво.
- Опять ваши несмешные шутки, да? – спросил Говард.
- Они смешные. Я не виноват, что вы не знаете контекста. Вот на Земле конца двадцатого века меня бы приняли на ура!
- Капитан, мы не на Земле конца двадцатого века, - вмешался Спок.
- Спасибо, капитан Очевидность, - огрызнулся я, предвкушая лекцию о титуле о рангах.
- Пожалуйста, лейтенант Сарказм, - невозмутимо ответил Спок.
Я выпучил глаза в полнейшем изумлении.
- Я осведомлён относительно надлежащего ответа на поданную вами реплику, капитан. Мы проходили данную социальную ситуацию в школе.
- Почему он всё время называет вас капитаном? – поинтересовался Говард.
- Это его заводит.
Пустите меня уже в тюрьму, а?
Глава 4.
Репутация всегда мнилась мне платьем голого короля. Нестабильное объединение вымыслов, домыслов, фантазий и слухов, на поддержание которой затрачивается слишком много сил, а на разрушение – две секунды. Овчинка выделки не стоит, короче.
Впрочем, иногда репутация здорово облегчает жизнь – как защитная маска или, может быть, как длинная острая рапира. На нас со Споком смотрели искоса, но не задирали – не смели. С другими парнями обходились без пиетета – пользовали в хвост и в гриву, как чертей. Впрочем, тех же чертей здесь почему-то называли гномами. Своя специфика, чего уж.
Только Говарда не трогали – откуда-то все знали, что он – с нами. (Да, мы и сами были удивлены.)
В целом, ситуация была забавной: никаких ящериц, на руководящих постах – только люди. Люди. Они были безумно горды оказанным доверием.
Проблема (погибель? Благословение?) в том, что люди приспосабливаются. И люди могут договориться. Ящерицы, узнай они о том, какой чудесный курорт здешние старожилы смастерили из их тщательно продуманного ада, разозлились бы, наверное. И поэтому они так никогда и не узнали.
Серьёзно, общество, которое отдало на съедение чудищу красавицу-принцессу? И на них не нашлось ни одного толкового Персея? Они не ценили покой и волю, они ценили комфортные условия жизни. Новичкам приходилось несладко, но так они верней учились мимикрировать. Как ящерицы. Действительно, с кем поведёшься…
Мы работали, конечно. Терраформирование, обычное. Скучный лошадиный труд.
Никаких ожидаемых ужасов вроде охранников с кнутами, калёным железом и электрошоком – зачем? Всё основано исключительно на позитивном подкреплении. Выживание – достаточно позитивное подкрепление. Ради восхитительной возможности встретить ещё один пыльный рассвет любой сделает всё, что в его силах, а потом догонит и ещё раз сделает.
В целом, это была самая дружная колония из всех, что я видел.
*
- Так, ребята, сегодня до обеда расчищаем этот замечательный северный склон от этих противных плотоядных папоротников… или что они там. Новички идут позади и глядят в оба. Будете орошать землю этой штукой. Кто не понял, поясню, что под «этой штукой» я имею в виду кислоту. Идиоты с химическими ожогами останутся без десерта и сразу после второго блюда отправятся на растерзание к медикам. Мне надо напоминать, как наши медики обращаются с идиотами, которым, не дай бог, удалось заполучить химический ожог?! Молодцы, киваете. И ещё одно. Кто идёт первым, тоже глядит в оба. Я понимаю, что вам уже чёрт не брат, и на такое количество шрамов женщины слетаются как мухи на дерьмо, но ХВАТИТ УЖЕ ЗАБИВАТЬСЯ НА ТО, КТО ИХ ВАС БЫСТРЕЕ РАЗОРВЁТ ПТИЦУ ЯКУБА ГОЛЫМИ РУКАМИ, ЗАВАЛИТ САБЛЕЗУБОГО ГАЭТА ГУСИНЫМ ПЁРЫШКОМ И ВСЁ ПРОЧЕЕ В ТАКОМ РОДЕ!!! Хирургам надоело вас сшивать по кусочкам, как лоскутное одеяло, они уже тоже начали спорить, кто из них проведёт успешную операцию после поллитры без закуски и с визжащей чихуахуа в операционной! Если так пойдёт и дальше, я запру всех вас в кинотеатре и врублю фильмов по технике безопасности на тридцать шесть часов! И в туалет ни-ни, ясно?!. И, раз уж речь зашла о кино, имейте в виду, что сегодня вечером будем крутить фильм, а какой – решайте сами. Только давайте на сей раз без романтических комедий, на полтора часа ржания я не подписывался. От себя рекомендую нового «Бонда», там актёр похож на Крейга. Что?.. «Кто такой Крейг»?? Брысь с глаз моих, неуч! Всё, парни, за работу!
*
- И всё же, кто такой Крейг?
- Это актёр, который играл роль Джеймса Бонда давным-давно, Спок. Олд-скулл, классика! Знаешь, мог бы и сам догадаться! …Боже, у меня дежавю. Этот лагерь точь-в-точь напоминает мне мою жизнь на Тарсусе IV, даже начальник тюрьмы похож на нашего вожатого, Микки. Ох и зануда был… Не разрешал нам купаться в океане после захода солнца и всё такое. Ну не урод?
- Но вы, конечно же, купались.
- Конечно же! Я – я, или кто?!
- Должно быть, после общения с вами он потерял веру в своё призвание.
- Да, биржевой маклер из него получился получше, чем вожатый… Эй, а с чего ты взял, что он уволился?
- Ни с чего, капитан. Абсолютно ни с чего… Я ни с чего ничего не брал.
- Мм. Сарказм. Растёшь, камрад. Есть идеи, как выбраться отсюда?
- Есть. Можем позволить себе это… Хоть сейчас. А смысл? Вы были снаружи.
- Да уж, был. Здешняя среда похожа на… И сравнения-то не подобрать подходящего. Гигантский серпентарий, осложнённый катастрофой на АЭС до паноптикума всех видов Мирового Зла?
- Лучшая ограда – нежелание заключенного бежать. Страх – самая высокая стена, - важно согласился Спок.
Меня, впрочем, никак не устраивала перспектива скоротать жизнь, молодость и даже единственный лишний день в этих декорациях к старому доброму фильму «Хищник».
- Космическое сообщение с другими планетами?
- Два раза в месяц. Ближайшее состоится через 12.3 дня: привезут провизию и новых заключённых.
- Дождёмся и выясним, как происходит сие захватывающее событие. Попкорном не хочешь запастись?
- Только если вы настаиваете, что жареная кукуруза – неотъемлемая составляющая разведывательных операций.
- О боже, дааа. И крендельки.
*
Событие оказалось менее захватывающим, чем я надеялся, - менее чем захватывающим. Прилетели, разгрузились, улетели. Ну, отбились от каких-то дебилов в процессе. Дебилы были чумазые, оборванные и с оружием – им это не помогло. Пока я удивлённо пырился на сей спектакль, ко мне неслышными шагами подошёл Говард.
- Эти парни сбежали в прошлом месяце.
- Да, здешние заросли мало подходят для пикничка, - сдержанно прокомментировал я, мысленно вычёркивая план «А», как не соответствующий минимальным стандартам комфортной полевой жизни. Партизанить не будем, хренушки. Я всегда был такой гедонист – ценил восхитительную возможность провести два часа подряд без холодящей кровь опасности, лупающей глазами из-под всех кустов сразу. – И что с ними дальше будет?
- Беглецов отправляют на нижний уровень.
- Нижний уровень?
- В шахты, заполненные ядовитым газом. А в углах там какой-то радиационный хлам – не курорт, в общем. Век этих счастливцев короток.
- И всё-то ты про всех знаешь, о Говард Осведомлённый, - насмешливо похвалил я этого нелепого ушлого паренька. - Сделаешь кое-что для меня?
- Уточни.
- Опасаешься кота в мешке? Правильно… Собственно, дело простое: надо выяснить, нет ли на нижнем уровне некоего Кристофера Пайка.
- Я-то выясню… А выгода мне какая?
В принципе, именно этих слов я дожидался – и дождался наконец. Теперь осталось только сделать подсечку, уронить Говарда на колени и засунуть пальцы ему в ноздри – кровь полилась рекой!
- Я доступно выражаюсь?
Говард яростно закивал.
- Свободен.
- Общаетесь, капитан? – оставив свой наблюдательный пост в канаве, мой старший офицер соизволил избавить меня от необходимости одиноко молчать после того, как Говард, поскуливая, отступил в тень.
- Общаюсь, Спок. Уже почти изучил варварское наречие.
Я не стал уточнять, что нормальные люди изучают доступный язык кулаков ещё в средней школе. Иные этим типом коммуникации и ограничиваются.
- Спорим, у тебя есть гениальный план по захвату корабля?
Спок и глазом не моргнул.
- У меня его нет.
Обломщик.
- Я послал Говарда узнать, где Пайк. Если он на нижнем уровне…
- Конечно, он там. Где ещё ему быть?
- …Если он там, я пойду к нему. Сбегу и… вернусь. Меня отправят вниз, и мы в шоколаде.
- В вашем медицинском файле не упоминается о том, что вы склонны к самоубийству.
- Там крошечная сноска, ты её не заметил.
- Надо ли говорить, что данный курс действий представляется мне опасным, безответственным и бессмысленным?
- Опасным – да. Безответственным – конечно. Бессмысленным? Я тебя умоляю! Ты нас вытащишь раньше, чем я успею наглотаться ядовитого газа.
- И следствием какой логической цепи рассуждений является этот безосновательный довод?
- Той, в которой я главный, а ты подчиняешься приказам.
Глаза Спока гневно вспыхнули. Он отрицал бы это до хрипоты, но я-то не слепой!
- Ты когда-нибудь слышал про позитивное подкрепление? – миролюбиво поинтересовался я. - Это работает: я сам видел! Например, вручаешь парню кольцо и пинком под зад посылаешь на уроки художественного ныряния в вулкан, утверждая, что только так можно спасти мир…
- Я должен пойти, - Спок безжалостно оборвал мою попытку пересказать ему одну из величайших книг прошлого.
- Что?
- Это должен быть я, а не вы, - почти сердито сказал Спок. - Хотя бы потому, что ваша способность транспортировки тяжёлых грузов оставляет желать лучшего.
- Это… логично, конечно. Мы должны всё продумать. Сыграть этот концерт как по нотам, так сыграть, чтобы Бах, Моцарт и Рахманинов, обнявшись, рыдали в уголочке от страшной зависти.
Иногда я думаю, на что бы походила моя жизнь, если бы я позволил матери превратить себя в послушного голема, мечту родителей, которые склонны мистическим образом трансформироваться в рабовладельцев, стоит им только услышать первый отчаянный вопль новорожденного существа. Я наверняка стал бы счастливым обладателем диплома какого-нибудь задрипанного колледжа, устроился работать по профессии – юриспруденция, бухгалтерия или, не дай бог, топ-менеджмент, - встречался бы с хорошенькой девочкой, которая нечаянно забеременела бы после пары лет беготни по кофейням и кинотеатрам, потом – о причинно-следственные связи, нет предела вашему коварству! - родила, ребёнка бы назвали Марк. Она бы шлёпала его по попе, если бы он не ел кашку и всё такое. А в свой двадцать пятый день рожденья я бы проснулся утром, поцеловал жену в лобик и пошёл бы делать себе клизму с кислотой, потому что так лучше, чем смерть от цирроза печени в тридцать.
…В общем, офигительно, в сущности, моя жизнь сложилась.
Ни жены, ни менеджмента, ни профилактических клизм для очистки кармы – просто красота. С детства боялся стать таким, как все – насмотрелся я на этих «всех», особенно когда их сгоняли на могилу к моему отцу. Каждый год. Они говорили «сто лет, сто зим», смеялись, сплетничали, равнодушно или с опаской смотрели на меня – и в такие моменты было чертовски сложно забыть, что я человек. Да; иногда я забывал, что я человек, и мог творить немыслимое: например, отбиться от школьной экскурсии и «заблудиться» в Гималаях с рюкзачком, в котором был только комикс и три банки сгущёнки, на целую неделю. Или простоять на голове три часа кряду, а потом встать и побежать прыгать с тарзанки как ни в чём не бывало. Когда я случайно проговорился об этом своему врачу, он застращал меня всякими ужасами типа перспективы кровоизлияния в мозг, и стоять на голове я не мог уже никогда. В черепе стучала кровь, и мне казалось, что она вот-вот польётся из ушей. После того случая я понял: никого нельзя слушать. Не из гордости или по причине тяжёлого характера, а просто – небезопасно это. Мой нехитрый список правил умещался в пару строк: нельзя рвать полевые цветы, бить ногами беременных женщин и слушать то, что тебе говорят, – а то мало ли, вдруг будут говорить настолько убедительно, что ты поверишь? Поверишь в боль, тоску, смерть, скуку, барбекю по уикендам и что Майкл Джексон – хороший певец, а Матисс и иже с ним – художники.
Я ни с кем не откровенничал по поводу своих гениальных прозрений: существовала серьёзная опасность вновь увязнуть в бесконечных переговорах подрядчиков строительства Вавилонской башни, отчаянно пытающихся объясниться с товарищами – и проваливающих попытки раз за разом. Я уже был счастливцем – знал кое-что, чего не знали другие. Кое-что важное. Не понимал, даже не пытался сам с собой об этом разговаривать, просто чуял. Как гончая собачка. Оно – там, и в какой-то момент этого было достаточно.
С моим миром всё было нормально. Не идеально, но терпимо (чего ещё желать?). То есть: ситуация хуже некуда, но мы приложим все усилия до достижения абсолютного пиздеца, перспективы сомнительные, отдача нулевая, и танцующей походкой пройтись по этому дерьму и не запачкаться смог бы только псих одержимый, святая невинность, ну или мы со Споком. Потому что в какой-то момент это стало «мы со Споком» - наверное, из-за того, что я провожу в его компании слишком много времени. Или?..
Уцепившись за эту мысль, я понял, что другого кандидата на коллективное самоубийство рядом с собой представить не могу. Уж точно не Боунса, уж точно – никого! Проще всего мне было вообразить себя в гордом одиночестве, в окружении своры однодневных приятелей, таких, как Говард. Но однодневные приятели, несмотря на низкие затраты и неприхотливость в уходе, не самый оптимальный вариант: они не будут штурмовать со мной плечом к плечу все бойницы ада. И у них хреновое чувство юмора.
В этом смысле, решил я, общество Спока куда как приятнее: он хоть понимает мои шутки – пусть и через одну – и шутит в ответ. Притворяется, конечно, что понятия не имеет, о чём речь, но глаза его выдают, да и речь – тоже. Мы оба знаем, что когда над шуткой смеются не один человек, а двое, то и шутка вдвое смешнее.
Я ещё в детстве понял, когда дразнил цепных псов и додразнился, пришлось даже на дерево лезть, - что по-настоящему понять чувство эйфории, разделить восторг и ликование может только тот, кто был рядом,
постоял вместе с тобою на краю и удержался, – но рядом никого не было. Мой дружбан Саймон как раз переехал в другой район, а все остальные были скучными болванами, с ними собак не подразнишь. И вот, я на дереве, перевожу дыхание, восхищённо ржу, но – не то. Я притворялся. Некому было сказать «ух ты!» и «еле успели», подмигнуть, восторженно заулюлюкать. Когда собак загнали в вольер, я слез и пошёл домой хвастаться маме, но она только накричала на меня и отправила спать. И правильно сделала, если разобраться, по
её понятиям – правильно. Подозреваю, что это нормальная человеческая реакция, и раз так, то я, конечно, молодец, что связался с инопланетянином. Спок может набить мне морду за всё хорошее, но кричать не станет и спать не отправит, и это много лучше того, на что я смел надеяться.
Впрочем, пересматривать свою жизнь с поправкой на новые обстоятельства я пока не собирался. Ясно же, что месяц – это почти вечность, это очень-очень-очень долго, но потом её сменит какая-нибудь другая вечность, ещё длиннее, и потому нет смысла привыкать к этой и раскатывать губу.
*
Кристофера Пайка, по словам Говарда, действительно держали на нижнем уровне.
- И что он там делает?
- Камни ворочает.
- Как? Он же – не ходит!..
Говард посмотрел на меня как на идиота:
- Кому нужна безногая скотина? У бет медицина – как божие чудо, лечат всё за милую душу. Твой парень не просто ходит – он зайцем бегает.
Одной проблемой меньше…
- Хорош трепаться! – заорал командир группы (разговор наш происходил в разгар рабочего дня). – Или хотите попасть на зуб вот тому паучине?!
Обмерев, я медленно обернулся – и увидел восьмиглазого монстра шириной в две ладони в метре от себя.
- А он ядовитый? – с дрожью в голосе поинтересовался Говард.
- Парализует часов на пять, - отозвался наш спаситель, ловко срезая паука прицельным огнём из фазера. – Валяешься что твой труп, десять раз сожрать успеют.
Вот оно, одно из недостающих звеньев!.. – осенило меня. Самый простой и безотказный, прямо-таки
классический способ сбежать из тюрьмы: не бежать из неё, а дождаться, пока тебя самого оттуда не выкинут.
План побега выкристаллизовывался из мягких тенет подсознания.
*
- А куда трупы девают?
- Сжигают. А нижних – в мешок и в джунгли. На радость местным оголодавшим хищникам.
- Чего это их так?
- Мотивация. Чтоб поменьше народу грешили. Никому не охота неупокоенным духом вечность по здешним лесам болтаться. В огне мы выращиваем крылья и аки фениксы воспаряем к богу, а в клети из плоти гниём на земле. А когда оказываемся в желудках у хищников, то окончательно теряем целостность и утрачиваем всякий шанс на перерождение.
Выслушав краткий вводный курс в местные загробные поверья, я отправился искать вулканца, и найдя, торжествующе объявил:
- У меня есть план! С пылу с жару, славный и румяный, красота!
Не дожидаясь ответной реплики на тему моего сомнительного душевного здравия, я поспешил посвятить вулканца в детали этого самого плана.
Конечно, Спок вот так сразу не мог позволить поступить мне разумно и правильно.
- «Разумно и правильно»? Вы, вероятно, позабыли значения этих слов, капитан. Рекомендую воспользоваться словарём и восполнить эту печальную прореху в вашем образовании.
Мы не знаем, как радиация подействует на полукровку. Реакция может быть любой, вплоть до фатальной. Причудливое сочетание человеческого и вулканского геномов может в очередной раз неприятно удивить своего носителя. Что касается меня – я точно знаю, какой эффект радиация имеет на человеческую тушку. А газ на людей вообще не имеет длительного эффекта. Если выберусь оттуда, скажем, за неделю – считай, повезло. Буду вспоминать эту историю в глубокой старости, здоровый, как бык, назло врагам и особенно бедным правнукам.
- Лучше знакомое зло, чем полная неизвестность, Спок.
Это логика – в первосортных своих проявлениях. Казалось бы, вулканцы должны ценить такие штуки.
- Я полагал, что подобное заявление противоречит вашей жизненной философии, капитан.
«Ты ничего не знаешь о моей жизненной философии. Ничегошеньки», - неожиданно тоскливо подумал я.
*
Всё прошло как по маслу – даже удивительно. Днём я отбился от отряда и немножко пошатался по джунглям, потом развёл костерок, насыпав туда адскую смесь трав, удобрений и какой-то неведомой дряни, которой полагалось отбивать нюх и любое желание со мной связываться у большинства местных хищников (в народе – «коктейль Колотова»), кое-как перекантовался ночь, а наутро пошёл сдаваться. Сказал, что заблудился. Мне поверили (?!), пришлось мимоходом оскорбить жену начальника тюрьмы и сообщить, что в гробу я видал ваших бет. «Ну, у него выдалась тяжёлая ночь», - с сомнением сказал один из охранников. «А разве это не тот самый, который отсюда уже как-то раз удрал? – спросил другой (ни заключённые, ни охранники в этой тюрьме долго не задерживались – текучка была страшная). – Чего его сразу-то в нижний не кинули?» «Да он вроде с бетами сотрудничал и как-то там им помог, сказали не трогать». «Вообще не трогать?» «Сказали: обращаться как с обычным заключённым». («Да вы чё, - подумал я, - ну надо же».) Тут я саданул одного из них по морде, и у охраны сразу пропало желание видеть меня при свете дневном – и по длиннющей «кишке», проходящей по подземному тоннелю, меня препроводили туда, где солнце не светит.
*
- Крис!
Старина Пайк оторвался от восхищённого созерцания сталактитов и соизволил поднять на меня ясные свои глаза. Взгляд его сделался незабываем.
- Джим?.. Джим!
Часа два ушло на объятья и обстоятельный рассказ о том, как я очутился в столь незавидной ситуации. Крис держался молодцом, но периодически разражался приступами надсадного кашля.
- Зачем? Зачем ты сюда полез? – был следующий вопрос Криса.
- Тебя спасать! Ты вообще-то как? Милая стрижка, кстати. Лысина тебе даже идёт.
Пайк не ответил.
- Через сколько здешняя обстановка начинает убивать? Я имею в виду, минимальный срок. Для самых-самых слабачков? Чтоб подозрительно не выглядело? Только-только появились симптомы, а потом – ах, отряд не заметил потери бойца?
Пайк пожал плечами.
- Неделя? Дней пять? У всех по-разному. Большинство держится пару месяцев, но есть и те, которые сгорают моментально. Тут не угадаешь. И старайся находиться подальше от боковых туннелей. Там датчики радиации зашкаливают. Раньше, на заре освоения космоса, сюда металлолом закапывали.
Торчать в этой адовой бездне целых пять дней жутко не хотелось – но что тут попишешь? Изобразить драку со смертельным исходом? Боюсь, не хватит актёрского таланта – да и «смертельные» раны толком сыграть не удастся. Смерть от причудливой болезни? Не пойдёт: на входе всех придирчиво проверяли на сканере, залечивали гаймориты, гепатиты, диабеты и прочую дрянь. Мы были абсолютно здоровыми смертниками.
Оставался самый простой, вероятный и не вызывающий особых подозрений вариант – смерть от ядовитого газа, которым, по слухам, полнилась здешняя преисподняя. Его пары постепенно накапливались в организме и изрядно сокращали время до встречи с всевышним. А радиация только усугубит дело. Интересно, как это вообще происходит? В Федерации радиация – анахронизм, как чума для двадцатого века. Нужно будет уточнить у Спока… или нет. Пусть последствия отравления окажутся для меня сюрпризом – меньше нервов потрачу в ожидании того чудного момента, когда моё безрассудство наконец-то меня догонит. А то в жизни всегда так: боишься болезни – непременно заболеешь. А не боишься или даже не знаешь о её существовании – и авось минует тебя сия зараза, наплевав на все причинно-следственные связи и бинарную логику заодно.
Работа в шахте была тяжёлая. Трудоёмкий процесс выворачивания зелёных кристаллов из породы выжимал из нас все соки. Четверть нижних свихнулась, остальные поджидали смерть, а засыпая, гадали: проснутся ли?.. Говорили друг с другом мало, потому что любое слово могло оказаться последним, а тут – обзовёшь товарища «дундуком» и с этим прозвищем на устах и издохнешь. Курам на смех. Это были самые длинные пять дней моей жизни, и сказанного, пожалуй, будет достаточно. Я и со Споком-то обсуждал этот вопрос один-единственный раз, после недели кошмаров об этом самом месте, нахлеставшись вдрызг ромуланским пивом.
Наконец настал день, когда я почувствовал нешуточную боль в груди и такую тошноту, что побоялся завтракать. Это был шестой день нашего заточения на нижнем уровне колонии «Предрассветный сон». Я достал из-за щеки и тихонько вручил Пайку маленькую ампулу, в которую Спок предварительно закачал паучий яд.
- Раскуси, если нарушить целостность оболочки, она растворится.
Вторую я сожрал сам.
- Ты где её взял? – с любопытством спросил Пайк, разглядывая свой влажный ключ к спасению.
Я собирался ответить, что в жопе, но не успел – и благополучно исчез из этого мира. Хоть бы не насовсем.
*
Очнулся я в полной темноте. Она облекала, сковывала движения, сдавливала рот. Я отчаянно рванулся, но кромешный мрак порвать не сумел. Сердце колотилось где-то в пятках, ладони были влажными, воздуха не хватало…
Потом я догадался разжать зубы и выплюнуть изо рта кусок холщовой ткани. Понятия не имею, зачем мне вообще вздумалось кусать мешок. Может, какой-нибудь кусательный инстинкт сработал.
Теперь нужно было понять, как жить дальше. Спок сбежал раньше и ждал нас с Крисом в живописном местечке у двух здоровенных деревьев, чуть выше того места, где находилась тюрьма. Я ему живо описал этот райский уголок, на который наткнулся, когда в одиночку гулял по джунглям, - найдёт как-нибудь. Так меньше подозрений: он сам по себе, мы сами по себе. Он беглец, мы трупы. Дотошно выискивать связь между нами не будут.
Крису я тоже рассказал куда идти. Теперь, собственно, полагалось начать путь, но с этим вышла проблема. Мешок оказался на редкость крепкий.
Я вздохнул. Нет такой веревки или ткани, которую невозможно было бы перегрызть – хоть по волоконцу. Опять придётся жевать чёртов мешок.
Побеги – это так утомительно!..
*
Расправился я с мешком только часа через три – солнце уже висело низко над землёй. Если не доберусь до Спока до заката или хотя бы не сооружу жильё, то ночь не переживу, это я хорошо понимал.
Несколько минут ушло на попытки сориентироваться по сторонам света. Солнц в этом чудном месте было два, и они игнорировали земную траекторию восток-запад, более или менее. Надо мной сейчас висел Селезень, дававший холодный голубоватый свет. Его приятель Асгард уже скрылся за горизонтом. Насколько я помнил, Селезень двигался с северо-запада на юго-восток, а значит север у нас там, где мшистый камень.
Пока я изголялся, пытаясь так и эдак применить свой великий географический багаж, джунгли выплюнули здоровенного зверя, явно принадлежавшего к семейству кошачьих. Он всё это время сидел в засаде и теперь совершил прыжок. Хорошо, что я в этот момент нагнулся за палочкой, решив изобразить на земле ось север-юг, траекторию движения Селезня и Асгарда, реку, краешек которой серебрился неподалёку, и своё предполагаемое место расположения.
- Т-твою мать! – не знаю, как уж я очутился на дереве, но факт: очутился. Кошачий монстр обиженно завыл и полез следом. Я запустил в него ярко-красным плодом – они обильно усыпали ветви. – Без тебя, конечно, никак, дружище.
Зелёная кошка. Ужас.
Зато разом решились все мои топографические проблемы. Я взобрался ещё выше и огляделся: вон там тюрьма, ага, значит место встречи – ещё вверх и на восток… Ну хоть восток определил верно. А толку-то…
Зверь стремился воссоединиться со слишком прыткой добычей и упорно лез вверх, только кора разлеталась. Я порадовал его очередной порцией фруктов, и тварь послушно сорвалась вниз, не выдержав встречи с одним из моих снарядов. Мой новый приятель пристроился у корней и с досадой заворчал.
- Дружок, у тебя клыки больше моей ладони. Вместе нам не быть, - решительно сообщил ему я.
Саблезубый гаэт (я наконец-то вспомнил его название) убийственно на меня посмотрел. В его взгляде читалось: «Кончай базар, лучше помоги натурой».
- На тебя ж вроде с голыми руками ходят? – всплыло в памяти. – Так что ты не можешь быть таким страшным, каким хочешь казаться, котёнок.
«Слезь и проверь», - взвизгнула кошка.
Вот только за зверя говорить и не хватало… Я с сомнением посмотрел на лежащий в руке плод. Жрать незнакомое – удел дураков и помирающих с голодухи, которым уже всё равно. Не след мудрому мне им уподобляться…
- Как думаешь, эта штука съедобна?
Зеленый гаэт почти слился с травой, я еле различал его в обрушившихся на джунгли сумерках.
- Эй, ты там?
Гаэт поджал уши.
- Давай трезво взглянем на ситуацию. Я упрямый, а ты голодный. Ты жаждешь мясца, а я тут за жизнь, между прочим, борюсь! Отчаянно. Моя причина весомее, так что ты должен отступить.
Совесть в гаэте не просыпалась. Возможно, она в нём и не ночевала.
- Я щас кааак возьму дрын и отхожу кого-то по хвосту! – пригрозил я.
- РРРРРРРрррррррррррАААААААААгвх, - ответил гаэт.
- От такого слышу.
Ночь не застала себя ждать и застала нас с гаэтом в том же патовым положении. Рыпаться куда-то больше не имело смысла, ночью по джунглям я далеко бы не ушёл. Я бы вообще никуда не ушёл, судя по грозному треску в ближайших кустах – там явно кого-то доедали, и гаэт уже битый час туда косился и нервно бродил около ствола облюбованного мною дерева, стараясь держаться подветренной стороны.
Я со вздохом растянулся на ветке, пытаясь устроиться поудобнее. В бок противно впивался сучок, мошкара маревом дрожала в воздухе, но в целом – вполне терпимо. Веки налились тяжестью, и я даже задремал. Мне приснилось, что во мраке ночи ко мне лезет влюблённый гаэт, петь – я это точно знал – серенады. Вот уже, уже почти, ещё чуточку – и раздадутся первые рулады. Вдруг тишину вспорол чей-то визгливый вопль – я чуть с дерева не свалился от неожиданности. Моментально проснувшись, я обнаружил, что ко мне действительно лезет гаэт – уже почти долез и сверкает яркими жёлтыми глазами в полуметре от меня. Извернувшись, я саданул ему сапогом по лбу и с удовлетворением выслушал громкий плач обиженной кошечки, донёсшийся до меня – хвала всем богам! – сильно снизу.
Неизвестное существо завопило опять – на сей раз торжествующе. Я вспомнил, что земные обезьяны именно так предупреждают товарок о возможной опасности, и решил, что это из той же оперы. Спасибо, незнакомый камрад. Больше сомкнуть глаз я не решился и до утра с волнением вглядывался в темноту, визжащую, хихикающую и стонущую прямо мне в лицо.
*
Гаэт убрался с рассветом, напоследок одарив меня презрительным взглядом. Я сделал ему ручкой, осторожно слез с дерева – спуск занял куда больше времени и усилий, нежели подъём – и с наслаждением потянулся, стараясь восстановить нормальное кровообращение в ноющих мышцах. Жизнь была прекрасна вплоть до того момента, пока коварный гаэт не выскочил из засады.
Я как укушенный (тьфу-тьфу-тьфу) рванул не разбирая дороги, гаэт помчался следом. Ветки впивались в одежду и шерсть, на них повисали клочья тюремной робы и зелёный мех. Петляя подобно пьяному зайцу, я неуклонно придерживался восточного направления, пробиваясь с боем сквозь густой кустарник и хватаясь за лианы в попытке удержать равновесие – неожиданно одна из лиан зашипела змеёй, и я отшвырнул её в настойчивую кошку. Гаэт заверещал, но погони не прекратил, и мы продолжали свой странный марафон, финишная черта которого проходила по чьей-то жизни.
Я начал выбиваться из сил, чем и воспользовалась саблезубая дрянь, поднажав и с триумфальным мявом схватив меня за ногу. Я заорал, но зеленому монстру достался только невкусный сапог.
- Капитан! – не менее зелёный вулканец, выскочивший вдруг из-за дерева, отпихнул меня в сторону – и я обречённо покатился по склону, цепляясь за траву и загребая ногтями землю. Вверху кто-то кого-то мочалил, и мне было жутко интересно, кто и кого. Под задницей наконец оказалось что-то ровное, и падение моё остановилось. Ловя губами воздух, я ждал развязки.
- И долго вы собираетесь там находиться? – раздался сверху знакомый голос.
Я облегчённо застонал и закрыл глаза. Спок. Конечно, Спок. Спок круче любого гаэта. Спок – чемпион!
Ненавижу гаэтов…
*
Как выяснилось впоследствии, Крис проделал те же манипуляции, что и я, разве что без участия восторженной аудитории, которая спала и видела его своим обедом. Он выбрался из мешка, залез на дерево, осмотрелся, наметил дорогу и без проблем дотопал до Спока. Стоял ещё белый день, парни заварили цветочного чая и стали дожидаться меня. Когда солнце начало клониться к вечеру, они здорово забеспокоились, а уж ночью их опасения достигли предела (впрочем, это не помешало им мирно проспать половину ночи – сначала один дежурил, потом другой, в результате оба неплохо отдохнули. Мои друзья – практичные зверушки!). К утру они и не надеялись меня увидеть. Но я опять всех здорово удивил.
- Что ж, первый пункт плана выполнен: мы все на свободе, живы, здоровы, кое-кто даже выспался, - подвёл итоги я, выслушав последние новости, выпив две чашки чая и вообще – расслабившись.
- А каков второй пункт плана? – поинтересовался Крис.
- По ситуации.
- По ситуации?
- Ну да, по ситуации. Сообразно, так сказать, обстоятельствам. Отталкиваясь от нынешних условиях. Находя выгоду в конкретных реалиях. По… ситуации, в общем.
Спок поднял бровь.
- Он всегда недооценивает выгоды импровизации, - пояснил я Пайку. – И совершенно зря. Когда я сидел на дереве и думал о вечном, мне в голову невзначай пришло совершенно изумительное…
Договорить мне не дали. Невежливые свиньи.
«Невежливые свиньи» - один из поисковых отрядов, которые периодически прочёсывают местность на предмет раскаявшихся беглецов – сами очень удивились, вырулив на полянку и лоб в лоб столкнувшись с поражёнными нами.
- Держи их! – очухавшись, потребовал самый бойкий.
Ненавижу. Побеги.
*
Лезть в реку добровольно будет только идиот – или только если очень надо. Слишком велик риск простудиться, распороть ногу об корягу и заработать заражение крови, наткнуться на стаю каких-нибудь местных пираний… Куда разумнее идти вниз по течению и выискивать следы цивилизации. Если уж выбора нет – надо как минимум соорудить небольшой плотик, да хоть бревно взять и водрузить на импровизированное плавсредство провизию и заранее снятую одежду, чтоб не промокла. Бревно, конечно, тоже можно потерять – и надо подстраховаться, обмотать его веревкой и закрепить второй конец у себя на поясе. Всё это знает любой здравомыслящий человек, однако здравомыслие – плохое подспорье и совсем никчёмное оружие, когда за тобою гонится дюжина разгневанных преследователей. В этом случае в дело вступают инстинкты – и тебе уже чхать на коряги, пираний и сухие носки. Даже двадцатиметровому гулко ревущему водопаду радуешься будто дому родному – и храбро сигаешь в его пенящийся зев, лишь в последнюю секунду успев вообразить себе синие скалы, влажно блестящие острыми краями в самом низу.
*
Вам любопытно, как я оказался с преследователями один на один? А в качестве пейзажа, в романтической традиции призванного символизировать душевное состояние героя, непролазная чаща и рокочущий водопад?
Я прикрывал – и увёл негодяев по ложному следу. Ненамеренно. Но в сущности, здорово вышло – пока я не оказался по горло в ледяной воде, пытаясь выплюнуть свои лёгкие. Течением меня вынесло на середину реки, и в следующие несколько минут мне пришлось нелегко: одновременно я боролся с яростным кашлем и старался лавировать среди острых камней, столкновения с которыми отнюдь не жаждал. Помню, на курсах выживания нам рассказывали про какое-то хитрое плаванье ногами вперёд, однако попытка освежить старые навыки привела лишь к тому, что я снова погрузился в поток по самую макушку и проглотил очередную порцию свежей живой воды, в которой наверняка обитали какие-нибудь кишечные бактерии.
Чем дольше я находился в реке, тем меньше мои шансы оттуда выбраться – это я понимал. Хвала местным гостеприимным божествам, которые сподобились позаботиться о моём благополучии, - метров через двести русло реки значительно сужалось, и меня вынесло к берегу, вдоль которого валялось множество камней и коряг. В одну из них я и вцепился одеревеневшими пальцами и по сантиметру, как обрюзгший морж, выполз на поверхность.
Несколько долгих минут я был абсолютно уверен, что органическая жизнь – это не моё. Спасибо, накушался. Вернее, наглотался – по самое не могу!
Органической жизни, впрочем, было абсолютно плевать, что там я о ней думаю. Никто не собирался советоваться со мною по вопросам мироустройства и тем более учитывать моё бесценное мнение. Небесная канцелярия почему-то не додумалась до полезной практики использования Книги Жалоб и Предложений. Ух я бы им написал!..
Развлекая себя кровожадными мыслями о бумагомарательстве в оплоте матёрых крючкотворов и великих сражениях в бюрократическом раю (именно так я представлял себе кущи небесные: сборище унылых фарисеев умилённо внимает чётким дорическим напевам и втихую строчит друг на друга доносы – старые привычки издыхают трудно), я принялся приводить себя в божеский вид: проморгался, успокоился, вспомнил о пользе позитивного мышления. Ну, например: я жив. Такой исход ещё пять минут представлялся мне маловероятным, а поди ж ты. Ещё б коньячку под такое дело – да не инопланетной дряни, а нормального, земного.
Тут меня продрала дрожь, и жить мне снова разонравилось. Дошло до того, что я с тоской вспомнил непыльную жизнь на родине, где в 2133 упало дерево, и об этом судачили до сих пор, видя в бесславной кончине несчастного растения зловещее предзнаменование. Кто-то заикнулся о конце света, но его не поддержали; конец света должен был произойти третьего августа 2340, ни днём раньше, ни днём позже, это всем известно, это старина Гдемыург предсказал аккурат за два дня до того, как подавился виноградной косточкой (недоброжелатели великого пророка пытались возразить, мол, Гдемыург скончался от цирроза печени, потому что за день выпивал столько, сколько положено за год, но всякий раз их нецивилизованно побивали каменьями во славу Толмача). Сошлись на том, что грядёт появление новой смертельной болезни, которая скосит семьдесят пять процентов населения.
Дом, милый дом…
Я нашёл заросли покустистее и залёг. Хорошо хоть, датчики тепла здесь не срабатывают из-за помех, и охотникам, и добыче приходится полагаться исключительно на остроту глаз и быстроту ног. Сидеть в этих джунглях можно хоть до посинения – преследователи могут гулять в двух метрах от затаившегося слона и мемотично его не замечать.
Ну вот как сейчас. Я хмуро следил за нехорошими парнями, как тсалусский партизан за клингонами в двадцать восьмом. Нехорошие парни рассредоточились по обоим берегам и пытались делать свою работу – тщетно. Как только они уйдут вперед, я смогу вернуться к месту стоянки и соорудить себе кипяточку. Я убил бы за чашку чая. Ещё немного – и я без неё сдохну.
Эх, а ведь я даже не люблю чай.
*
Кое-как я добрёл до места назначения – и опять полез в реку, в прошлый-то раз меня вынесло на противоположный берег! Вода эта осточертела мне до зубного скрежета, да что там, до потери человеческого облика! Долбанные холодные подводные течения, имя вам – мрази!
В этот раз я всё сделал правильно: разделся, водрузил чуть подсохшую одежду на бревно, аккуратно обвязался лианой, а второй конец крепко-накрепко прикрутил к сучку своего плавающего «чемодана». Напряг последние силы (в сущности, очень помог тот факт, что совершенно случайно я наткнулся на брод) и пересёк реку. Вылез, стуча зубами, принялся отжиматься…
- Джим?
- Здорово, Крис, - сдержанно отозвался я, выпрямляясь.
Парочка любимцев судьбы взирала на меня с откровенным любопытством. Ничуть не запыхавшиеся, свеженькие, румяные (в случае Спока это, разумеется, был ярко-зеленый румянец)… Я тут же возненавидел обоих.
- Ты такой… синий, - наконец сказал Пайк.
- Этот цвет – последний писк моды, - огрызнулся я.
- Чего ты так долго возился-то?
Тут я взревел как медведь после спячки и популярно, в простых, но ёмких и исполненных экспрессией выражениях разъяснил Крису, что он собой представляет и куда может себе это засунуть, и как впоследствии следует назвать полученный результат, каким образом охарактеризовать и куда применить.
- Капитан… - неосторожно напомнил о себе Спок, и я переключился уже на него, припомнив всё, в том числе и Дельта Вегу и в оконцовке заявив, что зеленокровный ублюдок спит и видит, как бы меня заморозить и продать ледяную скульптуру за хорошие деньги на ярмарке в Брат'''''ъя№;%:ене.
- Не желаете ли чаю, капитан? – с интонациями хорошо вышколенного дворецкого поинтересовался Спок, когда моя вдохновенная тирада иссякла.
Я подбоченился.
- Было бы неплохо, коммандер.
(…Спок потом (очень потом. Я бы даже сказал: годы спустя) по секрету признался Боунсу, что голый и на весь мир обиженный Джим Кирк, выкрикивающий угрозы посиневшими дрожащими губами – самое смешное и умилительное зрелище, которое ему когда-либо доводилось видеть. Учитывая адресата секрета, прежде всего трепло, а уж потом – доктора, эту историю мне припоминают до сих пор. )
*
В нашем маленьком отряде царило перемирие – наверное, потому, что я всё-таки охрип и ругаться теперь было несподручно. Спок и Крис, казалось, не возражали против возможности помолчать. Стоянку перенесли метров на триста на запад, и пешая прогулка высосала из меня все оставшиеся силы (целые 0,2. Лошадиных). Всем было холодно и неуютно, я так вообще продрог до костей и уныло пил кипяток, пытаясь сварить заживо притаившегося в глотке ёжика – купание в ледяной воде не прошло даром. Почувствовав ещё и настойчивое давление в области висков, грозившее вырасти в тупую головную боль, я счёл, что с меня хватит, и завалился спать поближе к костру.
Мне казалось, что я отрубился мгновенно – но, наверное, всё-таки нет, и сквозь полудрёму различал обрывки разговора, жар костра, очертания каких-то смутных теней, обступавших меня со всех сторон… Я пополз от них и уткнулся лбом во что-то мягкое и тёплое. Тени сгинули (испугались?), провалились в темноту – уютную и совсем не страшную, головная боль тоже начала отступать, теснимая этим новым теплом. Потом тепло стало везде, но я едва успел это отметить, всё глубже проваливаясь в сон.
*
Проснулся я под боком у Спока, укрытый споковой же курткой. Пайк дрых поблизости, на роскошном ложе из широких плотных листьев, и храпел так, что деревья дрожали. Угли костра едва тлели, и любопытная зубастая тварь, притащившаяся на подозрительные звуки, принюхивалась к струйкам едкого дыма, поднимавшимся от кострища. Я разразился серией оглушительных чихов, и тварь, испуганно поджав скорпионий хвост, убралась в кусты. Рядом со мной зашевелилась моя личная походная печка. Я его уже простил – ну, скажем так, почти. Настроение с утра было скверное: больной я – тот ещё подарочек!
- Каково ваше физическое состояние, капитан?
- Я умираю! – мой убеждённый ответ Спока не усовестил и даже от деловитых сборов, которые вулканец затеял сразу после пробуждения, не оторвал.
- Вероятность смерти от ОРЗ настолько мала, что я не буду называть её нулевой только из уважения к теоретическим изысканием учёных, изучающих бесконечно уменьшающиеся величины.
- Значит, я буду первым, - степенно ответствовал я, украдкой размазывая сопли по рукаву рубашки. Их во мне было десять миллионов тонн – минимум! – Первым, кто умрёт от ОРЗ и разрушит твою симпатичную статистику!
Вулканец молча вручил мне гигантский лопух, и я угрюмо затрубил уже в него.
Тем временем Пайк прекратил оглашать округу рокотаньем взбесившегося слона и радостно возвестил приход доброго утра.
- Чего ж в нём доброго? Мне в тюрьме и то больше нравилось… Там хоть медицинская помощь имеется, - со вкусом ныл я. О да, я был невыносим. Совершенно омерзителен. Чем больше вытягивались лица моих спутников (в случае Спока, конечно, следует использовать уточнение – «фигурально»), тем сильнее я наслаждался ситуацией.
Пока Спок аккуратно складывал угольки в лукошко из листьев – новый костёр жечь – полдня тратить, а угли в минуты разгорятся – а Пайк приматывал куском верёвки острый камень к крепкой палке, я обдумывал наши дальнейшие действия, перебирал варианты и – приходил к неутешительному выводу.
Надо было возвращаться.
Мой первый помощник пробормотал что-то про кончающиеся припасы, и тут до меня дошёл весь ужас ситуации. Как ушат холодной воды на голову! Мы с ним спали в обнимочку.
Мы! С ним! Спали! В обнимочку!!!
Как гордые духом мореплаватели в самые страшные минуты шторма, когда надежды нет, сил тоже, и остаётся лишь рассчитывать на милость Посейдона. Как бравые исследователи тундры, выживающие в нечеловеческих условиях среди снегов. Как Галилей и Коперник, если б они были знакомы и дружно на холодном чердаке скрывались от козней Инквизиции. Как… камрады, объединённые общей целью, короче.
Это было совершенно нормально. Кроме того, что я не чувствовал себя нормально. Я миллион раз спал в одной кровати с Боунсом, не задаваясь странными мыслями о внутренней подоплёке сего грандиозного события. А теперь… теперь что-то было иначе. Я понятия не имел – что. Но какая-то засада предполагалась по умолчанию. Что-то… неуловимое. Что всё меняло. И откуда-то я знал, что Спок тоже это чувствует. Но игнорирует. Ну раз он игнорирует, то мне сам бог велел.
Ничего ж не случилось. Чего ты тогда огород городишь, бедное смешное создание, вопросил я сам себя, и сам себе ответил: эмоции, дорогуша, штука иррациональная. И рад бы не городить, но так уж фигово я устроен. Заточен под городильню. Твой новый приятель, ехидно отозвался внутренний голос, наверняка рассказал бы, как держать себя в узде, а свои глупые эмоции – под контролем рационального начала. Нет ничего такого на земле и на небе, что рано или поздно не сдалось бы под гнётом чистого холодного разума. Точно нет? – удивился я – хотя да, если ты мозг в банке с формалином, то, наверное, нет. Но я ещё не настолько крут.
Ни тени не пробежало по безразличному лицу Спока за то время, пока я упражнялся в искусстве злословия. Слова мои были нацелены преимущественно на вулканца, но и Пайку доставалось за компанию. И – ничего. Вероятно, Спок по-прежнему испытывает ко мне неприязнь, но никогда в жизни этого не покажет; наоборот, постарается быть предельно любезным и корректным со мной – частично, чтобы уверить меня в том, что ни положительных, ни отрицательных – словом, никаких – эмоций я у него не вызываю, и частично, чтобы самому себе доказать: он обладает достаточным контролем. Совместный сон, пусть и по благовидной причине разделения тепла, наверняка был для него нелёгким испытанием, но он мужественно справился, молодец какой, бравый последователь Сурака.
Я не придумал ничего лучше, как нахохлиться сычом. Проблема заключилась в том, что я ХОТЕЛ вызывать в нём эмоции. И не личной выгоды ради, а равновесия для – ну не заслужила Вселенная иметь в собственных пределах совершенство, которое всё знает, всё умеет и способно контролировать себя лучше, чем «Майкрософт» своих роботов. И я не заслужил, чтобы на меня ОПЯТЬ смотрели как на пустое место.
Самый простой и действенный способ свести меня с ума – начать игнорировать.
*
Как ни странно, бегство с богомерзкой планетки с двумя солнцами прошло проще, много проще, чем виделось мне в самых многообещающих мечтах. Стоило нам только сунуться в лагерь – и всё начало получатся. Тюрьма на ушах стояла, все торопились по делам и не обращали на нас ни малейшего внимания. В таких условиях прокрасться в кабинет начальника колонии – раз плюнуть. Не успели мы, тщетно пытаясь сохранить серьёзное выражение лиц, наставить на него наши каменные копья, как он изумлённо всплеснул руками:
- Так вы не знаете?
Оказалось, что Кристофер Пайк перешёл в атаку и официально объявил войну бетаканарианцам от имени земной расы. Игра началась.
- И вы вот так просто изменили свои убеждениям? – не поверил я. - Отказались от лёгкой и сытной жизни в пользу битвы, шансы выжить в которой бесконечно малы? А как же проверенный веками способ «Объединяйся с победителем»?
- Мы победим, - твёрдо сказал начальник тюрьмы, - мы.
- Мой опыт подсказывает, что никто вот так просто на 180 градусов не меняет линию поведения – только если очень припечёт.
- Можно мириться с положением вещей, когда от тебя ничего не зависит. Но когда победа сама просится в руки – это преступно. Преступно глупо. Считаете, что я променяю хорошую жизнь на плохую, мистер Кирк? Отнюдь: я променяю её только на очень хорошую.
- Вы уверены в победе людей, - констатировал я.
- Это революция, мистер Кирк, это безумие. Это агитки, обещания лучшей жизни и Кристофер Пайк, восставший из мёртвых, прошедший через преисподнюю, чтобы спасти своих людей из лап Врага. Чаша терпения переполнена, огонь веры горит как никогда – их теперь не остановить…
Парень говорил как фанатик, сверкал глазами и отлично управлялся с интонацией: слова будто чеканил, громко и ясно, при упоминании «врага» его голос спал до шёпота, а имя Криса он произносил с нескрываемым уважением. Филиппики в честь бравого генерала наш доморощенный оратор был способен воспроизводить, казалось, бесконечно, не щадя лёгких своих и ушей моих…
Тут он перевёл взгляд на Пайка и слегка поумерил пыл.
- А вы его двойник, да? Очень разумно. Я должен отвезти вас в штаб Сопротивления, джентльмены?
- Нет, - сказал я в тот же момент, когда Пайк ответил «Да».
- Вы разберитесь, а мне ещё надо отдать кое-какие распоряжения, - с этими словами хозяин кабинета нас покинул.
- Время поджимает, Крис, - сказал я. – Надо возвращаться в свою реальность. Там ждут.
- Конечно…
В его глазах я углядел тень сомнения, но решил не придавать этому значения.
*
Судьба обошла меня на повороте.
На подлёте к Октопулюсу-7 мы получили известие о смерти лидера Сопротивления Кристофера Пайка. Через несколько минут на каналах крупнейших телестанций можно было увидеть страшные кадры хроники космического боя. В течение получаса после этого поступили сообщения о том, что сразу несколько колоний сдались пришельцам без боя.
- Я хочу выступить, - сказал Крис. – Вы можете транслировать сообщения на телестанции?
Бывший начальник тюрьмы – теперь гражданин Ларри – внимательно оглядел его с ног до головы и наконец почтительно произнёс:
- Конечно, сэр.
Я развернулся и пошёл с мостика, успев услышать только: «Друзья мои, братья и сёстры, я жив, я не оставил вас, я никогда не отступлю и буду бороться с вами плечом к плечу против врагов рода человеческого…»
*
Следующая свободная минутка выдалась у Криса только часа через три, да и то, потому что я ворвался к нему в каюту и закрыл дверь на ключ. В углу зачем-то обнаружился Спок, что-то увлечённо печатающий на компьютере. Моё появление он предпочёл не замечать, а я – я был не против.
- Ты не можешь остаться, - уверенно сообщил я.
- Напротив: могу и остаюсь, - серьёзно, как маленькому ребёнку, отвечал мне Крис.
- Я должен был спасти тебя, - с отчаянием сказал я.
- Ты меня спас. Теперь мы квиты.
- Квиты?..
- Ты ведь думаешь обо мне как о человеке, который вытащил тебя из темноты на свет, дал смысл, спас от того никчёмного прозябания, которое ты имел обыкновение звать своей жизнью, ведь так? А теперь у меня есть возможность воспользоваться тем же даром судьбы, и, уж будь уверен, я его не упущу.
- Ты должен вернуться домой, - твердил я, не сумев выдумать более весомого аргумента.
- Зачем? Каникулы в той тюрьме мне дорого обошлись. Джим, я болен и скончаюсь через месяц. Дома меня могут вылечить – это означает, что я выйду на пенсию по инвалидности и до конца своих дней буду делать себе инъекции наркотиков, постепенно теряя рассудок и волю. Или я могу остаться здесь и изменить мир. Что бы ты сделал на моём месте?
Что бы я сделал, действительно?..
- Ты ещё спрашиваешь? – я наконец нашёл в себе силы по-настоящему обрадоваться за него. Для этого мне понадобилось всего лишь двенадцать секунд – очень насыщенных секунд, не скрою. – Хороший человек хочет остаться и изменить мир, а я должен его отговаривать? Дудки! Всё у тебя получится, и они будут печатать твой гордый профиль на монетах, медалях, суповых мисках и других смешных поверхностях ещё долгие годы!
Моя показная весёлость была показной только наполовину: с одной стороны, я готов был повести себя недостойно настоящего мужика и захлюпать носом, заранее оплакивая человека, который заменил мне отца, а с другой – ясно понимал, что такой поворот событий для Криса – наверное, лучший из возможных подарков.
- Мы могли бы остаться и помочь?
- Джим, вас ждут. Они не будут ждать вечно.
- Ну и что… - пробормотал я.
- Вы должны уйти, Джим, я должен остаться, - твёрдо сказал Пайк. - Так бывает. Иногда наши желания не имеют никакого значения. Почти никакого. Знаешь эту старинную поговорку: судьба ведёт того, кто хочет, и влачит того, кто не хочет? Но даже здесь есть пространство для личного выбора. Пора бы тебе его сделать.
Самое смешное – я понимал, о чём он толкует.
- В таком случае… удачи, Крис, - тихо сказал я. Потом не выдержал, подскочил к нему и крепко обнял. Как жаль, что я не увижу их победу, его триумф.
Как жаль.
_____
«Жизнь – странная штука, - думал я, сходя с транспортатора в своей собственной реальности. – И чем дальше, тем страньше, верно подмечено».
- Джим! – Боунс выскочил из ниоткуда и вцепился в меня как клещ. – Живой, ну надо же!
- Капитан Кирк, вы НЕМЕДЛЕННО объяснитесь, - стальным голосом объявил невзрачный человечишко, затянутый в немаркий костюм, к которым питают столь нежную привязанность представители нашей службы безопасности.
- Где Кристофер?! – заорал прямо мне в ухо Арчер – сговорились они, что ли, являться из ниоткуда и донимать меня дурацкими вопросами?
- Я вам непременно всё расскажу, - отвечал я, - если вы дадите мне выдохнуть, и это, кстати говоря, к тебе относится, друг Боунс…
Я уже и так знал, что меня ждёт: два увлекательнейших дня, наполненных допросами, перекрёстными допросами, сыворотками правды и вулканским мелдингом. Дом, милый дом…
По приказу Арчера действо переместилось в переговорную. Я затребовал кофе и отказался говорить, пока ароматная жидкая смола не найдёт свой путь в мою глотку. Адмирал на это ответил, что я совсем охренел, я позволил себе не согласиться, и несколько минут мы страстно и со вкусом выясняли, кто тут Цезарь, а кто – бык.
Во всей этой суматохе никто и не обратил внимания на слова испуганного юного техника, просунувшего голову в дверной проём:
- Сэр… сэры, транспортатор сработал ещё раз!
- Кто-то проник на корабль?
- Нет, сэр… Компьютер не сообщает о посторонних…
- Тогда это обыкновенный сбой, - отмахнулся Арчер. – Потеряйся.
- Но он мог переместиться сразу на планету, сэр!
- Кто «он»?
- Ну… если бы он знал протоколы, то мог бы стереть свои следы…
- Протоколы знает только высший командный состав, а они все здесь! Мальчик, если не хочешь остаток жизни драить полы на гаупвахте, убирайся к своим железкам!
Задним числом я думаю: КАК? Как я мог не придать этому значения? Сразу после возвращения из параллельной реальности? КАК? С другой стороны, я был уставшим, эмоционально дохлым бобиком, страдающим от побочных эффектов умеренного излучения – при нынешнем развитии технологии несмертельных, но неприятных – и мечтал только о романтическом свидании с собственной подушкой. Но это счастье светило мне только через два долгих дня – и то, если небеса в кои-то веки смилостивятся.
- Спок!
В переговорную ворвалась Ухура и гибкой лианой повисла на моём первом офицере, который внезапно превратился из чурбана бесчувственного в смущённого, но довольного собой парнишку, и неловко обнял свою девушку. Сей простой жест произвёл во мне престраннейший эффект: я как будто осатанел, глаза заволокло дымкой, а сердце преисполнилось такой страшнейшей ненавистью к роду человеческому в целом и конкретному его представителю в частности, что даже говорить об этом неловко, да и нет таких слов, какие могли бы описать моё тогдашнее состояние. Сначала я сдуру решил, что всё ещё влюблён в Ухуру и пылаю яростью, достойной Яго, потом – что завидую их простому человеческому счастью. Объятья Боунса, при всём моём уважении, это всё-таки не то… Сейчас-то я понимаю, что эти версии, мягко говоря, не выдерживают критики, но в то время идея допустить, пусть даже в разговоре с самим собой, правду была для меня слишком революционной. Поэтому я просто сказал себе: у тебя так тоже когда-нибудь будет, дорогой мой. Ты встретишь славную девушку, которая тебя дождётся, и – всё будет хорошо. Всё будет хорошо, слышишь, болван?
- Джим, если ты снова с нами, будь добр, поведай, как ты дошёл до жизни такой и нас довёл? – раскуривая трубку, потребовал адмирал.
Кофе нам уже принесли, а моя интенсивная внутренняя жизнь всем была до одного места, и это, наверное, правильный подход, следует взять на вооружение. Я вздохнул, сделал первый глоток и приступил к непростому рассказу…
…Ранним солнечным утречком аккурат три дня спустя после нашего триумфального возвращения из другой вселенной я топал в гордом одиночестве по безлюдной парковой дорожке. Мне наконец представилась упоительная возможность остаться наедине со своими мыслями, и я не собирался её упускать. Бродил, нюхал цветочки, восхищённо пялился на безобразно безмятежное синее небо – словом, наслаждался спокойной жизнью. А в это время судьба смотрела на наручные часы, отсчитывая последние секунды до столкновения, которое изменит всё: три, два, один…
Пуск.
- В большинстве культур встреча с двойником сулит несчастье. А знаешь, какое?
Он просто вышел мне навстречу. Ярко-синие глаза, кривая улыбка, взлохмаченные волосы… Будто зеркальное отражение обросло плотью и кровью и
заговорило. Эффект был ошеломительный. Если бы рядом материализовался Санта-Клаус в обнимку с дьяволом, я бы и то удивился меньше – а сейчас и вовсе бы их не заметил.
- Какое? – настаивал… Он. – Знаешь?
- Нет, не знаю, - словно загипнотизированный, я не мог отвести взгляда от его лица.
- Ну как же? Это ведь так просто. Правильный ответ – смерть.
А дальше я уже ничего не видел, ничего чувствовал. Я вернулся обратно во тьму земного сна, и не стало ничего, кроме пустоты.
Впрочем, ненадолго.
Конец первой части
*
Часть вторая. «Жизнь и сновидения – страницы одной и той же книги… не правда ли?»
Если парень в горах – не ах,
Если сразу раскис и – вниз,
Шаг ступил на ледник и – сник,
Оступился – и в крик, -
Значит, рядом с тобой – чужой,
Ты его не брани – гони:
Вверх таких не берут, и тут
Про таких не поют.
Глава 1.
Дождь шёл уже пятый день. Но это так, незначительная подробность. Дождь и дождь. Бог с ним, с дождём. Я и заметил его только потому, что с утра Келли подняла на меня свои бездонные глаза и сообщила, вот мол, дождь, опять, приехали. Такое противное время года, непонятно даже зачем его выдумали. Ну как зачем, отвечал я. Ясное дело, чтобы волна самоубийств прошла по многомиллионному городу, и проблема перенаселения отодвинулась ещё на пару лет. Кому взбредёт в голову убивать себя на Канарских островах или, скажем, в Малибу, да в ясную погоду? А здесь – здесь сам бог велел. Холодрыга, что б её.
А ты когда-нибудь думал о самоубийстве, спросила Келли. Я не стал сообщать ей, что в последние дни сия тема оккупировала мой рассудок, почти захватила волю и скоро начнёт бомбить здравый смысл. Вместо этого я начал рассказывать ей про Регулус-7, где летом стабильно +25, а зимой – ты не поверишь, Келли - +19, и сады, какие там сады, а какие водопады, вода в них сладкая, как в сказках про кисельные реки, а по вечерам над водой висит золотое марево, я не знаю, как-то хитро преломляется свет или вроде того, но это очень красиво…
- Опять рассказываешь свои байки, Джим? – приветливо спросил санитар, проходя мимо нас с Келли.
Байки. Они называли мою жизнь выдумкой, а меня – безвредным психом с чересчур развитым воображением. Я вроде как помешался на этом дурацком сериале, как бишь его, «Стар трек», и вообразил себя капитаном Кирком. Меня действительно зовут Джим Кирк, но на этом сходство заканчивается, потому что… вы знаете, инопланетян не существует. Никто не летает в космос. На Марсе нет жизни. И золотых водопадов Регулуса-7 получается тоже нет, да?..
Вот уж дудки!
Я знал, что они пудрят мне мозги. Знал с того момента, как проснулся в больничной койке, весь утыканный иглами, как ёжик. Вторая попытка самоубийства, сказали они. Третья, если считать тот инцидент с автомобилем, который «случайно» рухнул с утёса.
Они пытались забрать мою жизнь. Осквернить всё, что было мне дорого. Убедить меня в том, что я больной сукин сын и просто выдумал всё это.
ВСЁ ЭТО.
Я не смог ответить на самый простой вопрос. «Какой сегодня год?» Я ответил неправильно.
2010. Обама; первые испытания климатического оружия, которое в тридцать третьем превратит небольшой конфликт между Вьетнамом и Таиландом в настоящую бойню, затронувшую весь земной шар. Гарри Поттер уже дописан, Бритни привела голову в порядок, в Большом Андронном Коллайдере отмыли всё, что только можно; норвежский вулкан с непроизносимым названием рванул и перестал. 2010. Скучный год. 2012 повеселее будет, если я хоть что-то помню из школьной программы.
Это всё промывка мозгов, говорил я себе. Или какой-то сложный наркотик, может быть, телепатическое воздействие. Мало ли адских машин на свете, которые способны порезать твоё серое вещество в лапшу и красиво развесить её на твоих кругленьких ушках. Или – ну, ромуланцы. Страшная ромуланская месть. Либо коварный план моего двойника – не зря же он фигурировал где-то там, в самом начале моих чудных видений. Да мало ли вариантов.
Это всё в твоей голове, дорогой мой человек, говорил я себе. Всё понарошку. Они хотят, чтобы ты потерял бдительность, хотят проронить в твою душу зерно сомнения – и чтобы оно проросло на благодатной почве твоих подозрений, окрепло, тянулось ввысь и тянуло из тебя жизненные соки и в конце концов оставило бы тебя, выжатого, жалкую оболочку, чьей жизни красная цена – полторы строчки в учебнике по психиатрии. Нет, абзац в «Новейшей истории Звёздного Флота». Чёрт.
Келли увели.
Дождь шёл уже пятый день, барабанил по стёклам. Какой-то парень в окне перебегал дорогу, ветер вырывал из его рук полуоткрытый зонтик. Бедолага, кажется, торопился сюда, и я нашёл сей факт крайне забавным. Никто не спешит в сию юдоль скорби – ни врачи, ни больные, ни родственники-друзья-коллеги, особенно в дождь. Здесь пахнет странно и неправильно, больницей и болью, здесь слишком тихо – там, где живут живые, не должно быть так тихо. В таких местах хочется найти ближайший угол и хорошенько в него забиться, чтоб ничего не торчало, не выдавало. Все живут надеждой и потому едва шевелятся – боятся её спугнуть. Тени, танцующие на потолке под дудку шальной луны, и то более вещественны, чем здешние пациенты, задавшиеся целью обратиться в Ничто.
Утром все послушно поднимутся в богомерзкую рань и поплетутся на процедуры. Будут глотать таблетки, делать тесты, вышёптывать подноготную о себе и товарищах – скорее о товарищах, конечно. Не дай бог кто-то нарушил режим, слишком громко засмеялся или сделал что-нибудь ненадлежащее – например, запрыгал на одной ноге или залез под кровать, - об этом сразу же сообщат приветливым медсёстрам бдительные товарищи. И будут последствия. Мозгоправство и всё такое.
Как ни странно, в этой прелестной ситуации я чувствовал себя как рыба в воде. Кодекс поведения был прост: формально оставаясь в рамках правил, дискредитируй их. В подрывной работе всегда есть смысл, как и в борьбе против тюремщиков. Это просто такой вселенский закон: свободу никто не может дать, свободу невозможно заслужить, за свободу нужно бороться, беспощадно, каждый божий день, ломать кости, рвать металл, в попытке выпростать из зыбкой топи неуклюжие свои члены подыхать и возрождаться следующим утром, готовым к странному и страшному труду. Награды никакой – ты счастлив только от того, что можешь, не сдался, жив. Это не причина, а следствие, это правило, одно-единственное – и на кой тогда все другие?
Какой-то парень на улице как будто задался целью привлечь моё внимание и оторвать от скорбных раздумий о мировом несовершенстве: чуть не шлёпнулся в лужу, увернулся от пролетающей мимо машины, разразился потоком брани, когда его обдало фонтаном грязных брызг, устало и одиноко махнул рукой в ответ на болтовню приветливой незнакомки. Она, кажется, предложила ему постоять под её зонтом, а он зачем-то отказался. Ветер взвыл дурным голосом заблудившегося в канализации щенка, во влажном месиве облаков белым росчерком плети вспыхнула нарождающаяся буря, и небо вздрогнуло от удара, сердито застонало.
Я сощурился. Похоже, моё погружение в Лету рефлексии откладывалось на неопределенный срок.
Любитель пеших прогулок в сомнительных климатических условиях наконец сложил зонтик, и я обомлел: Боунс.
Да нет.
Вряд ли.
Неправда.
Боунс?!.
*
Пятнадцать, двадцать минут – или, может быть, годы, миллениумы, циклы Сансары, дни Брахмы, всю калиюгу – я просидел рядом с дверью, ведущей в коридор, а потом – лестница, свобода, ветер и дождь на лице, Боунс!
Я ждал; за мной пришли.
Парень в белом халате ничуть не удивился, узрев меня в медитационной позе на половичке – только кивнул и сказал: «Пойдём».
Я встал и отправился за ним. Это был мой первый «выход в свет» за страшно подумать сколько дней; в больничной робе и тапках я чувствовал себя довольно нелепо, к тому же к этому смущению примешивалось волнение, даже страх – я не понимал, что происходит, не контролировал ситуацию, я и себя-то с трудом контролировал. Я был, как кипящий котёл с дюжиной несочетающихся ингредиентов, готов вот-вот рвануть – и тогда-то, тогда… Да чёрт его знает, что тогда; знал бы хвостатого лично – не преминул бы получить консультацию. А поверх всего этого бурлящего варева горестей и опасений, составляющих моё повседневное бытие, теперь тонким слоем колыхалась сладкая пенка надежды. Сегодня я был намерен получить ответы.
*
Трогательного воссоединения избежать удалось, по первости, потом-то я не выдержал, конечно. Но поначалу смотрел на Боунса, сидящего в компании какого-то незнакомого дядьки, волком и не рыпался произносить приветственные речи.
- Джим, ты меня узнаёшь? – не слишком скрывая тревогу, осведомился мой давний знакомец, мой давний друг, а теперь – а что теперь?
- Зависит от обстоятельств, - сквозь зубы ответствовал я.
- Каких обстоятельств?
- Наших с тобой обстоятельств.
- Значит, у нас с тобой были обстоятельства?
- Ты мой друг, доктор, - предложил я.
- И? – в его глазах мелькнула облегчение.
- Тебя зовут Леонард Маккой. Я называю тебя Боунсом, потому что при разводе твоя жена тебя живьём съела, отсудив всё, кроме скелета. У тебя есть любимая дочь Джоанна… и ты мой главный медик на «Энтерпрайзе».
- Интереснейший случай переплетения реальных фактов и выдумки! – напомнил о себе второй парень.
- А вы?.. – я повернулся к незнакомцу.
- Рольф. Я тут вроде как всем заправляю.
- Привет, Рольф. Теперь буду знать, кому обязан замечательным времяпрепровождением, - скривился я.
- Джим… когда я узнал… - перебил Боунс.
- О чём?
- О твоей попытке…
- Да не было никакой попытки! – взорвался я. – Это был мой двойник! Двойник, чёрт побери!
- О Джим… - я оказался в медвежьем объятии внезапно обезумившего Боунса. – Не было никакого двойника.
- Я не думаю, что у меня шизофрения, правда, - пробормотал я ему в плечо.
- О, у вас гораздо более интересный случай, - оживился Рольф.
- Так просветите меня, - я аккуратно отпихнул от себя Боунса, напоследок сжав его за плечи.
И Рольф просветил. Кое-что я уже знал, но он дополнил рассказ любопытными подробностями. Согласно его версии, я двинулся на почве любви к сериалу «Стар трек», вообразил себя капитаном Кирком, а своих приятелей – командой «Энтерпрайза». Подогнал некоторые имена: допустим, в сериале главного судового врача звали доктор Макконор, а в моей фантазии это был мой добрый друг, доктор Маккой. После гибели любимого моего учителя, Кристофера Пайка, безумие моё приобрело острую деструктивную форму – вот тогда-то и возник «двойник», злобный трикстер, который резвился, пока я спал. Он попытался убить меня… Но это всегда был только я. Я сам.
- Вам просто… захотелось сказки, мистер Кирк. Приключений, сражений, звёзд, свободы, бесконечности. У здешнего мира не было для вас ничего.
Он включил диктофон на воспроизведение. Я услышал свой собственный монотонный голос, рассказывающий о пустоте и скуке. Часто повторялись слова «бессмысленность» и «тоска», несколько раз упоминался старина Гераклит. «У вас никогда не было ощущения, что мир сожрал вас живьём, и всему нынешнему увлекательному приключению цена – яркое, но недолгое умирание, сопровождаемое причудливыми галлюцинациями от нехватки кислорода? А после наступит тьма, и единственное, что будет двигаться в этой тьме – ваши полупереваренные останки, путешествующие в толстом кишечнике сей вялой пародии на Мирового Змея… Это безумно и страшно, но всем пофиг. Понимаете? На самом деле всем всё равно, да и вам, в сущности, тоже».
Мой голос.
Мой.
Какой я, однако, романтичный молодой человек. А образ, а экспрессия!..
- Джим… - мягко сказал Боунс. – Нет Звёздного флота, нет инопланетян… Прости, но это всё выдумки. Прости.
- За что ты извиняешься? – едва выговаривая слова, пробормотал я.
- Я бы так хотел…
Он не договорил.
- Я тебе не верю.
- Ты был художником, но тебя выгнали с четвёртого курса за… Я не уверен, за что, вроде за мошенничество с курсовой, но там всё гораздо сложнее. Им не нравились твои идеи и тот факт, что ты заразил ими целую кучу народа. Ты какое-то время болтался без дела, потом поступил в мед, встретил меня, ребят… Всё было нормально. А потом Пайк погиб в автокатастрофе, Спок психанул и уехал…
- КТО уехал?!.
- Спок, - неуверенно повторил Боунс.
- Спок здесь? Я имею в виду – он существует?
- Он летит из Праги. Мы не сразу дали ему знать о твоей… ситуации. Хотели, чтобы ты немного пообвыкся.
- Он же вулканец, - невпопад сказал я.
- Кто?
- Инопланетянин. С планеты Вулкан. С разрушенной планеты…
Боунс передохнул секундочку и выдал:
- Он, конечно, высокомерный засранец с невероятно обширным лексическим запасом и тенденцией формулировать так, что разведки всех стран дали бы огромные деньги, чтобы сделать его своим шифровальщиком, но… Он человек, Джим. Двуногое без перьев с плоскими ногтями. Так уж вышло.
- И мягкой мочкой уха, - откликнулся я.
- Что?
- Я тоже ходил на философию, Боунс…
«Правда ходил? Правда?»
- …Ходил и помню про все эти формальные отличия… Интересно, а у вулканцев мягкая мочка уха? Почему я никогда не думал об этом?
- Джим?
Я не знаю, в какую игру вы все играете, ребята. Да мне и плевать. Не люблю, когда мне пудрят мозги. А когда вы проколетесь – вы обязательно проколетесь, НИЧТО не безупречно, НИКТО не безупречен, НИ ОДИН план не воплощается в реальность без сучка без задоринки – я буду готов.
*
На следующий день приехала мама. Она хорошо держалась. Ну, до определенного момента.
- Джимми!.. Как же так, господи, за что?..
- Ну мам…
Я неловко обнимал её и мечтал провалиться сквозь землю.
- Это моя вина…
- Нет! – удивился я.
- Джимми, не спорь! Я совершила много ошибок, - слабые всхлипывания мне в плечо. Действительно, господи, за что? Плачущих женщин нужно запретить законом.
- Все их совершают… - вяло возражал я.
- Да, но не одни и те же! Пожалуйста, давай… Давай попробуем заново? Я буду стараться, я обещаю… Пожалуйста?
О чём она вообще?
- Что попробуем, мам? Я в больнице, я псих, они говорят, что всё может вернуться, и я причиню себе или кому-то ещё боль… Сам я вообще не верю, что всё это реально. Тебе не кажется, что это чуть посерьёзнее сгоревшего завтрака, твоих парней и твоих истерик по поводу того, что я бисексуал?
- Ты помнишь?..
- Что?
- Они сказали, что память вернётся… Память о настоящем… Ты – помнишь?
- Я начинаю вспоминать…
И это пугает меня до чёртиков.
- Джимми, мы МОЖЕМ всё исправить…
Железная убеждённость. Нет, титановая. Всегдашняя вера, что всё можно исправить, что судьба даст третий, тридцать третий, триста тридцать третий шанс.
- Ты говорила то же самое после Франка…
Франк, да. Долбанный алкоголик. После бутылки становился буйным и лез драться. Сильный как чёрт, вонял так же – дешевыми сигаретами и миазмами ада. При маме не пил, поэтому с этой его стороной долгое время я имел удовольствие быть знакомым в одиночку.
- Но после Франка всё было нормально, Джим!
У меня – не было. Но я это перерос.
- Я помогу тебе. Пожалуйста.
Да какая разница?.. Это всё иллюзия, я теперь ещё сильнее был в этом убеждён: в реальном мире моя мать вела бы себя совсем иначе. Просто – иначе.
- Ну, помоги.
А на кой ещё нужны иллюзии? По крайней мере, от этой дряни, вызванной наркотическим бредом или ещё какой напастью, я хоть получу удовольствие.
*
Встреча со Споком прошла… неплохо. Он притащил нормальной еды, каких-то книг и почти весь вечер трепался о путях развития современной медицины, иногда перескакивая на текущие арт-события. Энтузиаст, как и всегда. Рассказывать у него получалось довольно увлекательно, и я только иногда отвлекался, разглядывая его круглые бледно-розовые уши. Мне чертовски повезло, что улыбаться здешний Спок не слишком любил и, по словам мамы и Боунса, вовсе был «угрюмым ботаником с печальным отсутствием вредных привычек». У Спока было две слабости: наука и я. «Впрочем, раз ты теперь – объект науки, у Спока просто нет шансов», - подытожил Боунс в одной из смс-ок. Он мне их весь вечер слал, на что Спок не мог не обратить внимания.
- Леонард Маккой не оставляет свои попытки сочинить нечто остроумное? Ему крайне повезло, что работодатели принимают свои решения о приёме соискателей не на основании чувства юмора или, скорее, его отсутствия.
Это был Спок. Это был странный черноволосый паренек в узких джинсах, но на каком-то основополагающем, базисном уровне это был мой Спок. В чём же, чёрт возьми, подвох?
В тот вечер мы не говорили о том, что действительно нас беспокоило. Когда ненужные слова были готовы вот-вот сорваться у меня с языка, я мужественно сглатывал их вместе с горькой слюной – неприятный бонус местной кухни. Я был не идиот – понял, что они подмешивают что-то в еду. Однако радикальная голодовка не входила в мои планы, поэтому приходилось импровизировать: что-то есть, но не глотать, а выплёвывать в салфетку и заталкивать под фикус; просить Боунса принести мне чипсов, мать – сока, выпрашивать у персонала конфеты… А, кстати!
- Яблочек мне завтра не принесёшь?
- …Что? – его удивление было понятно: пять секунд назад мы обсуждали венский акционизм.
- Если, конечно, ты захочешь меня навестить.
Спок ответил в своей всегдашней раздражающей манере:
- Я принесу тебе яблок.
Вот хочет он меня навещать? Не хочет? Считает своим долгом? Ну не удовольствием же – хорошенькое удовольствие!
Даже иллюзорный Спок обладал замечательным свойством доводить меня до крайней степени бешенства за долю секунды. Эй, карма, я почти готов поверить, что ты существуешь.
*
Я украл айпод.
А потом сбежал. Это было трудно… но не труднее, чем выбраться из тюрьмы.
Вместо того, чтобы продать игрушку барыге, а вырученные деньги потратить на что-нибудь полезное, вроде этилового спирта орально, я начал методично прочёсывать улицы на предмет незалоченных вай-фай сетей. Бесплатный интернет нашёлся около видавшей виды многоэтажки, у которой я и примостился на лавочке, в шумной компании орущих детей и их пожилых родственниц, занятых профилактическими вербальными процедурами – сегодня язык не почешешь, глядь, а завтра уже и зарос паутиной!
Нельзя такого допустить.
Впрочем, зацикливаться на старых сплетницах я не стал: меня ждало куда более интересное занятие.
Я начал искать баги. Любые неточности, пробелы, огрехи в системе.
Ни одна иллюзия, чем бы она не была вызвана, не совершенна. Обязательно будет какой-то недоработанный нюанс, допущение, глупейшая системная ошибка… Достаточно разок ткнуть в слабое место, чтобы всё «подвисло».
Кто ищет, тот всегда найдёт, - оптимистично рассуждал я.
Часа через два нашли уже меня – нашли и препроводили к Рольфу. Объясняться.
*
Разговор получился недолгим.
- И что ты делал?
Не было смысла скрывать правду. Всякий смысл окончательно издох минут сорок назад.
- Искал... несоответствия.
- Нашел?
- Нет.
Политика, экономика, история, сайты на корейском и суахили. Все выглядело таким... реальным.
- Ух ты, - неискренне посочувствовал мне Рольф. Он не прыгал от восторга, мягко говоря.
- Что случилось?
- Твои мне всю печенку проели. Откуда Спок знает парней из ЦРУ?
- Его папа был послом в Германии, потом в Англии и, может, еще где-то. Непростая семья.
- Я так и понял. Пожалуйста, перед тем как в следующий раз сбежать, ПРЕДУПРЕЖДАЙ.
- И какой тогда смысл в побеге? - риторически вопросил я.
Странный тип этот Рольф.
*
Через неделю Спок отвез меня в Брюссель, в столицу Евросоюза. Потом - в любимую свою Прагу. Он бы еще куда-нибудь меня свозил, хоть на Северный полюс, вырази я такое желание, но я уже понял, что дело - дрянь. Что бы там ни было, оно, скорее всего, в моей голове. Мой мозг обманут чем-то, и даже если он выдает мне тексты на суахили, то - ну, откуда мне знать, что это настоящий суахили? А обратиться к переводчикам нельзя: кругом враги. Этот целый мир - мое бредовое порождение. Но если я не могу доверять сам себе, то... То что же мне делать?
Вашу ж машу, я даже не смотрел на эту чертову Прагу, меня тошнило от ваших дурацких соборов и ваших дурацких людишек! Когда я раньше утверждал, что с реальностью мы не ладим, я, конечно, другое имел в виду. Скорее вежливое (иногда - не очень вежливое) неодобрение тех самых неисповедимых путей, нежели вот так, в лоб, некуртуазно. Мать моя женщина, вразуми!
*
К матери, впрочем, за советами я не пошел, а отправился к Боунсу.
- Если все это мне только кажется, то нужно просто перестать грезить наяву... Да?
- Я не собираюсь поддерживать тебя в твоем безумии, - отрезал Боунс.
- Безумие не считается безумием, если в нем присутствует логика, - вывернулся я.
- И чем же оно считается?
- Теоретическим построением. И я хочу, чтобы ты помог мне его доказать или опровергнуть.
Вы думаете, он с радостью согласился?
- Уже подскакиваю и бегу, - сообщил этот нехороший человек, томно растягиваясь в удобном кресле.
Пришлось вводить тяжелую артиллерию,
- Боунс, ну пожалуйста! Это сводит меня с ума. Я имею в виду, сводит с ума на качественно новом уровне. Мне нужны доказательства. Понимаешь, если все это - плод моего воображения, а на самом деле...
- Джим, нет никакого самого дела! Это реальный мир, просто смирись с этим! - расстроено возопил Боунс.
- Ты этого не знаешь, - желчно отозвался я.
- Реальность дана мне в ощущениях. Я ее вижу, слышу, обоняю, осязаю иии... Какое там пятое чувство? Неважно. Камни твёрдые, вода мокрая, небо сверху - и все это реально.
Я сказал всего одно слово.
- Кант.
- Чего?
Вот Спок бы сразу уловил ход моей мысли.
- Твои ощущения для тебя реальны, но это не доказывает реальности окружающего мира. Это вообще ничего не доказывает. Ты сейчас можешь лежать на операционном столе, и какой-нибудь клингон...
- Кто?
- ...Какой-нибудь пришелец воздействует на твои нервные окончания электрическим током, вызывая у тебя те или иные ощущения, которые твой одурманенный мозг преобразует... преобразует... в это.
Тут, видимо, Боунсу показалось, что он все понял.
- Так... тебя похищали инопланетяне, да?
- О, заткнись! – завопил я. - Это все, что ты услышал?
- Хорошо. Прекрасно. Ты галлюцинируешь. Доведи это до абсурда.
- Как?
- Сделай что-нибудь совершенно... нелепое. Такое, чтоб разрушило парадигму. Поставь все с ног на голову. Перехитри реальность!
*
Эх, люблю я теории! У тебя в голове они смотрятся сногсшибательно, на бумаге оставляют желать лучшего, а уж когда доходит до дела... С другой стороны, ничего, кроме дохленькой теории, у меня не было. Впрочем, у Робби Фицджеральда поначалу не было ничего, кроме двух пятицентовиков, а сейчас он мультимиллионер, там, дома. Счастливчик, да и я тоже: у меня есть все, что мне надо.
Осталось этим правильно воспользоваться.
- Джим?
От построения коварных планов меня оторвал приход Спока. И тут я меня осенило: Спок! В смысле, СПОК!
- В СМЫСЛЕ, СПОК!!!
Упс, а вот это, кажется, вышло вслух.
- Джим?..
- Йоу, Спок, - быстро исправился я. - Мне надоело тут торчать, и я подумал...
Прошвырнемся?
Тут надо сказать, что я не был обычным пациентом этой клиники: мог выходить в сопровождении заслуживающих доверия лиц, сидеть в интернете хоть до посинения, только что котят бездомных нельзя было притаскивать - негигиенично. Рольф считал, что я должен "акклиматизироваться" в этом мире, сообразить наконец, что не так уж он и плох. Или, может быть, это за Рольфа так "посчитали" (я всё ещё не забыл первые пять дней одиночного заключения – если не считать двухчасовых вечерних встреч с другими пациентами в комнате отдыха). Периодически я наблюдал, как Спок выходит из клиники после очередного вечера, проведенного за игрой в шахматы и вдумчивого пожирания пиццы, роллов и чизбургеров (ради этого изобилия дрянной еды я почти готов был остаться здесь навсегда. Почти), и садится в потрясный черный Порш, на заднее сидение. И вы знаете, что? Младшие научные сотрудники не ездят на поршах, в отличие от избалованных сыновей послов.
- Куда бы ты хотел пойти? – осведомился Спок.
- Просто, ну… - я махнул рукой. Роль слов переоценивают.
- Куда?
- На улицу.
Как только мы оказались снаружи, я объявил, что хочу есть.
- Мы можем пообедать тут же, за углом, - согласился Спок.
Ресторан оказался уютнейшим местечком: повсюду были разбросаны всякие милые штуковины вроде камней причудливой формы и деревянных игрушек, от светильников исходил мягкий приглушённый свет, откуда-то из подсобки слышалась музыка Кейджа.
- Ты нервничаешь. Что-то не так?
- Нет, всё нормально, - предсказуемо откликнулся я.
Нам принесли аперитив: кофе для меня и мохито для Спока.
- Почему родители назвали тебя Споком, кстати? – задал я давно мучавший меня вопрос.
- Как тебе известно, моя мать питает пристрастие к сериалу «Стар Трек». С тобой и твоей матерью она познакомилась на комикс-коне. Завязался разговор, и, слово за слово, моя мать предложила тебе «подсадить» её несговорчивого сына – меня – на этот сериал. Вы обменялись телефонами…
- Что-то такое припоминаю, да, - перебил я.
- Правда?
- …Не совсем. Так… мы друзья? С детства?
- Да, мы друзья.
- И всё? – с шуточным вызовом потребовал я.
- Джим?
- Я буду равиолли. И пиццу с ананасами. Одну на двоих?
Услышав про пиццу с ананасами, Спок вздрогнул и сообщил, что предпочитает взять крем-суп из шампиньонов, салат и порцию мидий. Представив себе целую гору чёрных склизких тварей на огромной тарелке, я скривился. Потом сообразил, что меня попросту дразнят.
- И этот поедатель мидий ещё что-то имеет против колбасы с ананасами? Немыслимо!
- Колбаса с ананасами, - серьёзно сказал Спок, - не представляется мне приемлемым сочетанием.
Я заржал.
Когда дошли до десерта, я заказал шоколадно-карамельное мороженое и минут пятнадцать слизывал это ледяное чудо с ложки (не забывая, разумеется, обновлять содержимое ложки, чтобы у Спока не возникло впечатления, что мороженое тут вообще не причём). Под мои экстатические стоны Спок доедал свой медовый коржик со стоическим выражением лица и потемневшими глазами. Когда с десертом наконец было покончено, у него в глазах промелькнуло такое облегчение, что я почти пожалел беднягу.
- Я устал, - уныло сообщил я, когда мы вышли на улицу.
- Я отведу тебя обратно, - предложил Спок.
Мы прошли эти сто тридцать метров от ресторана до моего временного пристанища в полнейшем молчании, которое, впрочем, не было неловким.
- Так… спасибо за обед, - наконец сказал я.
- Не стоит, - отозвался Спок.
- Ладно, забираю своё «спасибо», - из меня романтик, как из курицы киллер. Ближе к делу, как говорил Мопассан.
Я шагнул к нему и быстро поцеловал в щёку. В глазах Спока расцвело изумление.
- Пока, - с ужасом ощущая, что мои щёки вспыхнули как два костра, я развернулся и сбежал во внезапно ставшие такими родными казематы.
План был прост как табуретка: что никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за какие коврижки не произойдёт, потому что быть такого не может? Ответ: я и Спок. Вместе. Так что…
Гнусная реальность, бойся!
Я прижал холодные пальцы к пылающим щекам. К сожалению, у плана были свои издержки.
*
На следующий день Спок не появился. И на третий. Я был слишком занят, чтобы унывать по этому поводу: я весь отдался бессмысленному и беспощадному… шопингу!
- А как тебе эти?
- Решил одеться на Хэллоуин как проститутка, какой молодец, - от Боунса нельзя было добиться ничего, кроме саркастических замечаний, но на сей раз яд прямо-таки сочился у него по подбородку. Я решил считать это хорошим признаком.
- Ты же не собираешься в этом разгуливать на людях, правда?
Кожаные штаны, такие узкие, что дыхание представлялось проблематичным, и молния прямо на причинном месте, бросается в глаза. Футболка, которая истошно кричит: «Сорви меня!» Офигенская чёрная куртка – в пятнадцать лет за такую я отдал бы почку.
- Я сам себя хочу, - пробормотал я. – Это оно.
- Что «оно»?
- Устоять невозможно.
- Кому устоять?
- Споку, конечно!
- Конечно, - пробормотал добрый доктор. – Обычное дело. Ты вдруг решил приударить за лучшим другом. Со всяким бывает.
- Не просто «приударить», а с высокой целью, - гордо ответил я. – Познать истину и всё такое.
- А подробнее?
Я рассказал ему про план, выслушал, что он по этому поводу думает (ничего хорошего), логично возразил, что это вообще-то была его идея…
- Моя идея? Мучить гоблина?
- Почему же сразу – мучить? Уверяю тебя, секс со мной не находится в числе египетских казней.
Боунс посмотрел на меня как на душевнобольного. Впрочем, в последнее время все кому не лень на меня так смотрели, и я не впечатлился.
- Он не вулканец, Джим, чтобы ты там себе не думал. Он не следует всем этим вулканских путям и…
- Он – Спок! – уверенно отвечал я. – Почему – не знаю, но… Может быть, моё сознание зачем-то наделило его исключительно человеческими чертами? В любом случае, он Спок, я Джим, и когда произойдёт то, что произойдёт, я пойму, совсем пойму, что это – только сон, и тогда я смогу проснуться!
- Но почему этого не может произойти?
- Потому что
на самом деле он ненавидит меня, - убежденно отвечал я. Ну что тут непонятного?
- Джим, если бы ты дал себе труд открыть глаза и
трезво посмотреть на ситуацию… - Боунс отчаянно выруливал на второй круг этой утомительной беседы. Нет уж!
- А чего тут смотреть, тут надо действовать! – я встал в позу командира перед сражением, призванную выражать уверенность, неприступность и мощь. Ещё раз оглядел себя в зеркале… Хм, возможно, нет. Надо бы сбавить градус мощи и неприступности. Вдохновенный молодой человек с горящим взором, улыбнулся мне с той стороны стекла змеиной улыбкой, и меня внезапно прошило сильнейшее чувство дежа-вю.
«Встреча с двойником сулит смерть».
- Джим? Ты чего весь такой… застывший?
Я должен.
*
Когда Спок меня увидел, случилось невероятное: он утратил дар речи на целых пять секунд. Впору гордиться собой
вечно!
- Привет, приятель, давно не виделись, - поздоровался я, отставляя в сторону ноутбук, который до этого располагался на моих коленях. Восхитительная вещь эти ноутбуки – можно работать лёжа! Не пэды, конечно, но и не ЭВМ весом две тонны.
Взгляд Спока скользнул ниже… и внезапно меня ожгло взглядом чёрных как грех глаз. Ага, сработало. Расширившиеся зрачки – несомненный симптом вполне понятного интереса.
- Неожиданный выбор костюма.
Если бы Спок был монахом, все послушники
ненавидели бы его, злой, отчаянной, абсолютно нехристианской ненавистью. Потому что им приводили бы Спока в пример как образец сдержанности и здравомыслия ПОСТОЯННО. Изо дня в день. Всякий чёртов раз, когда молодой парень позволял себе хоть чуть-чуть отступить от строжайшего кодекса поведения настоящего церковника.
- Спасибо, - кротко поблагодарил я. – Рад, что ты оценил.
- Раньше ты был несклонен к подобному выбору одежды, - изволил удивиться Спок. Это был его аналог «Какого чёрта ты делаешь?»
- Всё меняется. Стиль, чаяния, отношения… Всё. Не правда ли?
Ты такой твердолобый, или это я тут в костюме мальчика по вызову
слишком тонко намекаю?
- Звёзды гаснут, вспыхивают новые…
Спок шагнул ко мне.
- Даже ледники тают. Огромные толстые глыбы льда тают, тают совсем…
- Джим, это не… своевременно…
- Записаться к тебе на приём? В графе намеренья указать «сексуальное домогательства»? А может…
Я собирался выдать ещё что-нибудь остроумное, но мой рот оказался запечатан самым надёжнейшим образом – этот парень впился в меня как клещ и целовал так, будто намеревался высосать через рот мою бессмертную душу. Я был не против – пусть делает со мной, что ему вздумается, лишь бы был рядом, растерявший остатки сдержанности, разгорячённый, как… как…
Я резко отпихнул его и скатился с кровати.
- Прости.
Ошеломлённо-неверящее выражение глаз. Боль. Какая разница, иллюзорная она или нет?
Это должно закончиться – немедленно.
*
Я колотил в дверь минут пятнадцать, пытаясь добудиться до своего неторопливого друга. После того, как я начал стучать по ней ботинком, с той стороны послышался слабый шорох – наконец! Сонный Боунс долго мучил ключ дверной в замке надёжном, и в конце концов она поддалась со слабым скрипом.
- Не сработало!
- Джим, ну пятый час…
- Ты сварливый старый дед, Боунс. Старый дед. Ты сморчок ворчливый в обеих вселенных, - весело сказал я.
- Опять ты про свои вселенные, - пробормотал Боунс. – Что случилось?
- Мой план провалился. Я целовался со Споком – и ничего не произошло.
- Я и вправду должен это слушать? – добрый доктор скорчил самую несчастную гримасу из своего обширного репертуара.
- Даже если бы мы переспали, ничего бы не изменилось. Это… странно. Но ничего. Мне просто нужно кое-что более… категорическое.
- Кое-что более… чего?
- Ну смотри… Где, кстати, у тебя кухня? Ага, вот, я сам нашёл, помню по прошлому визиту… Ого, какой у тебя тут здоровенный нож, прям всем ножам ножище! Мясо рубишь, что ли? Знаешь, а ведь это очень кстати… Так, на чём бишь я… Ах, да. План. Понимаешь, действие должно быть безвозвратным. Процесс – необратимым. В принципе, я допускаю существование такого варианта развития событий, которое привело бы нас с ним в постель, даже несмотря на то, что он вулканец, я человек, и между нами с первых минут не возникла взаимная неприязнь. Это просто секс, тем не менее. Ну, не то… А я тут думал… Чего бы я никогда не стал делать? Чего мне делать не резон, нет, не так, что для меня совершенно недопустимо? И тут, и тут – ты, дружище! Ты же знаешь, я за тебя бы жизнь отдал в любой момент, от всего отказался, пошёл бы на всё и даже дальше, до последнего вздоха, до последней капли крови я твой. И если бы я тебя убил… Этого не может быть, это неправильно. Нелогично. Это место не выдержит такого и испарится как предрассветный сон, понимаешь? Ты меня прости, пожалуйста, но я должен.
А ты – прости меня.
Пожалуйста.
*
Как-то так я это объяснял или, может, не так. Может быть, я и вовсе молчал, и мне только казалось, что мой речевой аппарат производит осмысленные звуки. Я как обезумил, идея, которая теплилась во мне всё это время, разгорелась костром и в один миг уничтожила всё, что не было ею самой – страх, любовь, боль, тоску и остатки меня самого.
Но что потом?
Под моими подошвами хлюпала кровь моего лучшего друга, а мир и не думал меняться.
Глава 2.
Рассвет занялся, и солнечные зайчики весёлой ватагой атаковали комнату. Истошно надрывался телефон. Пронзительный визг – динь-динь-динь, динь-динь-динь, ДИНЬДИНЬДИНЬДИНЬДИНЬДИНЬ – горячей нефтью заливался мне в уши прямо в череп, который и без того разрывала раскалённая до бела боль. Я прикрыл глаза, весь отдаваясь безумной пляске багровых пятен, которые жили своей тайной жизнью по ту сторону моих век. Они складывались в причудливые картины, достойные полотен авангардистов: перед моим внутренним взором вздымались моря, леденели пронзительной совершенной красотой точеные башни невиданных замков, блистали в отражении красных вод безмолвные горы… Как прекрасно было отдаться сну земному, свернуться так, чтобы почти ничего не осталось, не думать, не быть!..
…Кто-то звал меня по имени. Наверное, тот же человек, который отчаянно пытался взломать дверь. Где твои манеры, Спок, слишком рано для визитов…
- Джим?! – ему всё-таки удалось её выломать.
Я открыл глаза, мельком оглядел комнату, и меня вырвало прямо ему на ботинки.
*
- Вы не будете давать ему эту дрянь.
- Он
опасен. Он чуть не убил человека!
- Я СКАЗАЛ, вы не будете пичкать его ничем, кроме витаминов.
- Мистер Кирк психически нездоров. Он представляет серьёзную угрозу для окружающих. Что, если завтра он проснётся и решит зарезать кого-нибудь ещё? Вас, вашу мать, соседку, ребёнка?
- Он этого не сделает.
- Вы не знаете наверняка.
- Я знаю. У него была теория. Опытным путём он доказал ее несостоятельность. Больше не станет.
- Вы так спокойно об этом говорите…
- Я знаю, как работает его ум. Вы сейчас же унесете эту капельницу – и развяжите его, ради всего святого.
- Нет.
- Не развяжете?
- Я снимаю с себя всякую ответственность. Он больше не мой пациент.
- Понимаю. Что ж, возможно, это к лучшему. Городской воздух ему не на пользу.
- Куда вы его заберете?
- В отцовский загородный дом.
- Гм. Похоже на начало фильма ужасов: уединённое место, опасный сумасшедший с доступом ко всем кухонным ножам…
- Болезни, которые вы подразумеваете, проявляются на физиологическом уровне. Если бы это было какое-то серьёзное психическое нарушение, наши тесты выявили бы это – сразу.
- Да. И это ведёт нас к новой восхитительной теории: что если он не псих? Возможно, он обычный убийца, без выкрутасов? Ваш Маккой может подать в суд, если выживет…
- Доктор Маккой никогда не сделал бы этого.
- Но Кирк почти убил его!
- Даже в этом случае.
Я повернулся на другой бок и потребовал, чтобы эти назойливые голоса – кому бы они не принадлежали! – утихли, а их обладатели строем пошли нафиг, ибо мешают мне смотреть чудеснейшие сны. Как ни странно, меня послушались.
*
А потом моя маленькая, наполненная бездумным кайфом вечность закончилась, и я вернулся на грешную землю, вооружённый знаниями и печалями, да так, что хватило бы на армию какой-нибудь развивающейся страны третьего мира.
- Оно настоящее, - вот единственное, о чём я сообщил Споку, обнаружив его поблизости.
Поделившись с ним этим ценным наблюдением, я замолчал надолго.
Тем временем, жизнь моя сдвинулась в какую-то непонятную пока сторону. Обстановка менялась стремительно: из клиники мы переместились в машину, и я битых три часа с отсутствующим видом пялился в окно, в котором индустриальный пейзаж успел смениться отчаянно скучной сельской пасторалью. Денек был на удивление хорош и свеж, как будто на дворе воцарилась ранняя зима, а вовсе не осень, уверенно переваливающая за середину. Впрочем, я не испытывал по этому поводу никаких эмоций: меня не волновала текущая климатическая ситуация, предполагаемое место нашего пребывания или дальнейшая моя судьба. Моя жизнь разбилась на мелкие-мелкие кусочки и на то, чтобы склеить их обратно, сил жалкого существа, которым меня угораздило стать, определенно не хватило бы. От этого мне почему-то стало очень легко – больше не нужно было пытаться соответствовать своим и чужим представлениям о себе и пытаться что-то изменить – бесполезно! Моя единственная и неповторимая жизнь не так прекрасна, как хотелось бы, и, как теперь выяснилось, лучший и значительный ее кусок мне попросту приснился – впрочем, чем хуже, тем смешнее! Я никогда не буду так счастлив, как в том сне, возможно, я никогда и не был счастлив, да и я ли это был – это всё его, капитана Звёздного флота, а что остаётся на мою долю? Свою большую часть я оставил позади, а с моей меньшей частью мы дружно впали в оцепенение, чистое, чёрное, безоценочное. Впервые за очень долгое время мне не хотелось напиться до чёртиков или – ещё лучше! – достать хорошей дури и хоть ненадолго погрузиться вновь в сладостный мир до смешного ярких и детальных грёз. Раньше меня останавливала лишь чудовищная усталость, из-за которой я ощущал себя немощным стариком; теперь меня ничего не останавливало, но мне и ничего не хотелось. Я был счастлив – тем странным счастьем заключённого, которому вынесен приговор; я был счастлив неизбывным счастьем атеиста, который знает, что после смерти его съедят черви; моё ликование пришлось бы кстати на чумном пире, и это была какая-то совершенно иная свобода – свобода НЕ выбирать, быть или не быть, свобода НЕ ставить тот вопрос.
Спок молчал на переднем сидении. За это я был ему благодарен: мне хотелось, чтобы было тихо, тихо и темно. Тихо вот уже сейчас, а скоро наступит ночь – чего ещё можно желать?
Не помню, как я уснул, вернее, забылся – организм решил обойтись без сторонней помощи в виде сомнительных препаратов. Просто, в какой-то момент меня разбудили и куда-то повели – и я поплёлся как послушный щенок, не понимая – а как иначе? Воля, надежда, здравый смысл – все эти полезные в хозяйстве штуки давным-давно сделали ручкой, оставив меня разбираться самому. Где-то на периферии моего сознания яркой вспышкой мелькнула злость, но апатия оказалась сильнее. Меня едва хватило на то, чтобы подняться наверх, в отведённую мне комнату, стянуть с себя одежду и рухнуть в постель.
*
Спал я удивительно долго, часов четырнадцать, но встал неотдохнувшим. Эй, утро существует, чтобы особым образом воздействовать на жизнь, да? Делать мир хоть чуточку лучше – иначе зачем солнце, сладкий запах костра, вся эта зелень, которая чудом не облетела, не сдалась на милость природы с её несправедливейшей из привычек – обязательной сменой сезонов? Я сумрачным взглядом сверлил пейзаж за окном – как и всякий человек, поставленный в тупик, я вдруг принялся уделять неразделенное свое внимание обстановке.
На стук в дверь я внимания не обратил.
- Доброе утро, Джим.
Спок. Я был должен ему… наверное. И молчание – паршивый способ расплатиться.
- Привет.
- Ты выспался?
Я пожал плечами.
- Помнишь, что произошло?
- Кристально ясно.
- Я рад.
А вот это неожиданный поворот.
- Чему? Чему тут можно радоваться?
- Раньше у тебя тоже были периоды улучшения, но всегда происходила регрессия – после травмирующих событий. Рано или поздно ты снова начинал бредить о Звёздном флоте и инопланетянах… Теперь же – мне сложно представить для тебя более травмирующее событие, чем смерть твоего лучшего друга от твоих же рук, однако ты всё ещё с нами, вполне вменяем. Более того, я склонен полагать, что ты наконец-то здоров.
- Здоров?.. Нет, погоди… Смерть? Боунс что… - пролепетал я.
- Прости, я не совсем корректно выразился. Мы не можем утверждать наверняка, но прогноз благоприятный, - поспешил успокоить меня Спок.
- Благоприятный? - эхом откликнулся я.
- Я вовремя вас нашёл.
- Спасибо, - что ещё я мог сказать? – Но ты… уверен? Я не знаю, что ещё я могу выкинуть.
- В настоящий момент ты испытываешь желание «выкинуть» что-то? – хладнокровно спросил меня Спок.
- Нет, но… Возможно, ты должен был позволить этому парню запереть меня. Или накачать. Есть грань, Спок, тонкая, едва заметная линия между правильным и неправильным, и я её перешёл.
Мои возражения не имели никакого значения. Меня уведомили, что этот выбор не представляется приемлемым. Я равнодушно согласился: раз неприемлемый, значит, неприемлемый. Споку лучше знать.
*
Дни мои пролетали с поразительной скоростью. Я не слишком интересовался происходящим вокруг, послушно слушал мамину болтовню каждое воскресенье, участвовал в семейных обедах Грейсонов на уровне «Рагу совершенно отпадное, спасибо», а большую часть времени бездарно слонялся по округе, лелея идеи, достойные героя плохонького бульварного романа. Мои рассуждения о судьбе и смерти казались мне преисполненные глубокого смысла и потусторонней красоты – хорошо хоть, хватило ума ни с кем не делиться этими откровениями!
Водораздел пришёлся на ничем не примечательный декабрьский денек. Я стоял на заснеженном пригорке, пялился в мутное тяжёлое небо, и неожиданно понял, что это – всё. Отсюда – только в петлю. Я отказался выбирать, но это тоже был выбор, отказ от пути – тот же путь, но если ты не стоишь на своём, то ползёшь по чужой указке.
И тут заволновалась ты моя часть, благодаря которой я, в принципе, всё ещё стоял здесь (не на своём, но стоял!), а не гнил где-нибудь в канаве. То существо, которое брало на себя труд обеспечить наше совместное выживание, когда все остальные мои личины бились в истерике и умывали руки, та суть, из которой я черпал силу в самые чёрные времена, то, из-за чего даже по горло в грязи я высматривал звёзды в облачном небе – и всегда находил, - оно ни на шутку разозлилось и вступило в игру. Белая волна ярости поднялась из глубин моего существа и разорвала меня вместе с моей неизбывной тоской в мельчайшие клочья. На какое-то время всё исчезло, кроме неё, а она хохотала – чем хуже, тем лучше! Когда же наконец мне удалось собрать себя по кусочкам, я не досчитался того, что отвечал за мировую скорбь.
Но я не слишком расстроился этой потере.
Во мне вдруг заговорила тёмная сила человеческих инстинктов – она и привела меня к мольберту, как в юности, сбывшейся или нет, всё равно, и я забылся в калейдоскопе нездешних цветов. Стоять перед полотном по шестнадцать часов, без еды и сна, одержимым безудержной стихией, которая порабощает тебя, но взамен даёт истину и бессмертие – лучшая участь из всех и самая несчастливая. Однако лишь благодаря ей мне удалось сохранить рассудок и не потерять единственное своё сокровище – мои воспоминания. Бумага всё стерпит – и это правда.
*
С тех пор, как я начал рисовать, всё менялось, медленно, но постоянно. Очнулся Боунс – я его не навестил, но знал, что он поправляется. Спок нашёл мне покупателей – они оценили мои «космические» пейзажи и даже собирались их где-то выставлять. Сарек вдруг заинтересовался моим мнением не только относительно погоды, а Аманда предложила нам всем вместе, семьёй, слетать на выходные в Грецию. На слове «семья» меня заклинило, и, извинившись, я сбежал из-за стола, прихватив с собой и Спока.
- Что ты им сказал?
- Разве это не очевидно?
- Давай, ты это сделаешь по всем правилам, вербально, - предложил я, имея в виду своё желание получить некое разумное объяснение вроде: «Джим, ты мне как брат, а Аманде как сын, и поэтому мы стараемся не напоминать тебе, что ты мёртвым грузом сидишь у нас на горбу, и из жалости берем тебя, болезного, с собой, чтобы ты не чувствовал себя последним дерьмовым нахлебником, которым ты, в сущности и являешься».
Спок как обычно не потрудился соответствовать моим ожиданиям и вместо этого аккуратно встал на одно колено. После чего мне было предъявлено кольцо и сказана приличествующая случаю фраза.
От сердечного приступа или, как минимум, от затяжной умственной болезни, по сравнению с которой мои предыдущие хвори показались бы окружающим весёлым пикничком на пляже, меня спасло только то, что я вовремя оценил юмор ситуации и заржал как лошадь.
В целом, это объяснение в любви не соответствовало классическим канонам и наверняка провалилось бы в конкурсе «Предложение года». Но мне понравилось.
*
Никогда бы не подумал, что скажу это, но жизнь моя налаживалась. Оказалось, я был способен вполне приятно существовать и без того, что раньше считал совершенно необходимой и единственной гарантией своего выживания. Теперь, спустя годы, я могу сказать, что это был полезный опыт – неприятный, как прививка против оспы – но чертовски нужный. Я узнал о себе кое-что важное – о себе и заодно обо всё роде человеческом. Мы можем обойтись без всего или почти без всего, такая вот штука. Нам не нужна надежда, предсказанное будущее, обещание непременного счастья и процветания, мы справимся без смысла, войн, законов, мы такое можем пережить, что лучше б не переживали, мы вынуждены жить дальше, даже когда наш мир рушится. Особенно тогда.
…Впрочем, в какой-то момент я засомневался в своём новообретённом знании и честно уверовал в то, что безумие в конце концов настигло свою замечтавшуюся жертву. Это произошло аккурат тогда, когда я выходил из Старбакса со стаканом дымящегося латте в руке и с размаху врезался в остроухого вулканца.
- Капитан, - сухое приветствие, формальный кивок. Даже не поморщился, когда на него пролилась ароматная карамельная жижа.
- …Сп? Ооо… Но к-как? Спок?..
Я не успел толком сформулировать: мой рассудок наконец решил, что с него довольно, и меня покинула чудная способность воспринимать окружающий мир.
*
- Физически он в превосходном состоянии, Спок. Скоро проснётся. Нет поводов для волнения, - произнёс смутно знакомый голос прямо над моим ухом.
- Я не испытываю подобных чувств, доктор. Однако, мне хотелось бы удостовериться в умственном благополучии капитана.
- Его двойник сказал, что отправил его на курорт! Ты же видел, эта планета просто создана для отдыха. Подумать только, чего не бывает на свете!
- Я не склонен доверять этому опрометчивому молодому человеку, - возражал Спок… Спок?! Так, стоп, это ещё что за?...
Я открыл глаза и тут же их закрыл. Медотсек на «Энтерпрайзе»?
Да идите вы к чёрту.
- Джим?
Я застонал и сощурился сквозь прикрытые ресницы. Это сон… просто сон… кошмарное видение… О боже.
- Вот это он и есть – регресс, - печально возвестил я.
- Какой ещё регресс? – удивился Боунс.
- Не могу тебе ответить, - я был удручён.
- Почему это?
- Ты мой глюк. И он тоже, - я указал на Спока. – Мне говорили, что вы можете вернуться; это ничего. Но если я начну с вами разговаривать, значит, плохи мои дела.
- Твои дела уже плохи, как я погляжу, - буркнул Боунс. – Кто тебе такое сказал?
- Вы. Ну, технически, Спок. После того, как я тебя убил.
- Вы убили доктора Маккоя? – до невозможности знакомые глаза на чужом лице; зелёная кожа; сосредоточенность и обеспокоенность в каждой черте.
- До чего же убедительное наваждение, так похож на настоящего, - я сел и, протянув руку, прикоснулся к его щеке. Вулканец и глазом не моргнул. – Жаль, что ты исчезнешь, - едва слышно сказал я.
- Чёрт возьми, Джим!.. – взорвался Боунс, но Спок его прервал:
- Не сейчас, доктор. Капитан, вы не окажете мне…
- Я не капитан, - перебил я.
- Прошу прощения?
- Я думал, что был капитаном, когда болел. Но я выздоровел, понимаете? Значит, я не капитан.
- А кто же вы, если не капитан?
- Художник. Наверное…
- И вы не хотите быть капитаном? – мягко продолжил расспрашивать Спок.
- Хочу… Но когда я снова проснусь, и всё это окажется сном – что тогда? Если я расскажу, что мне снилось, ты расстроишься. Другой ты. Настоящий.
- Я расстроюсь? Почему?
- Потому что я всё это выдумал. А надо жить в реальном мире, с нормальными людьми, а не маяться дурью, - почти дословно воспроизвёл я пассаж из речи своей родительницы.
- Вот как, - сказал Спок.
Я сложил руки на коленях и уставился на свои ладони.
- А эти твои сны, - неуверенно начал Боунс, - когда ты был капитаном… Ты что-нибудь помнишь?
- Смутно, - правдиво ответил я. – Но когда я что-то вспоминаю, я это рисую.
- И что ты рисовал?
- Корабль… «Энтерпрайз». Ещё старого парня – Криса Пайка. Это не тот Крис, который погиб в автокатастрофе, этот – адмирал. Он где-то очень далеко. Ещё такой лысый мужик, весь в татуировках, и много людей в красной униформе. Ледяная планета, на которой водятся такие здоровенные ящерицы. И другая планета, где был голод, и самый главный приказал перебить половину колонии, чтобы другая половина выжила.
Я умолк. Мои иллюзии озабоченно переглядывались. Вдруг на столе у Боунса запищала какая-то машинка – что-то вроде принтера – и выплюнула листок бумаги.
- Пришли результаты биохимического анализа. Они ему что-то давали, - сообщил добрый доктор, - какую-то дрянь с химической формулой длиной отсюда и до Ромулуса.
- Мне никто ничего не давал, - возразил я. – Ну, может вначале, в психиатрической больнице, а потом – точно нет.
Маккой с вулканцем нахмурились ещё сильнее, хотя – куда уж сильнее.
- Джим, послушай меня, как можно внимательней, и постарайся понять. Целая планета – живое существо. Твой двойник убил её смотрителя и запрограммировал планету так, чтобы всё на ней убеждало тебя в том, что события из твоей предыдущей жизни не имеют никакого отношения к действительности. Вся планета преследовала одну-единственную цель, и все люди на ней – тоже. Ты сам, твоё сознание наделили их индивидуальностью, направляли в соответствии с твоими представлениями о допустимой реальности, но их главной задачей было убедить тебя довериться им. Ну и «сделать тебе хорошо» - настолько, насколько ты сам позволишь. Главное же – ты должен был поверить их россказням, не мог не поверить. Но этого никогда не произошло бы, если бы твой ум не играл на их стороне, а для этого его нужно было притупить. Ты ел не еду, а яд, дрянь, которая затуманивает рассудок. Для планеты это – как два пальца. Всё это было ложью, Джим. Ты понимаешь?
Единственное, что я смог ответить:
- Мне это недавно уже говорили.
- Планета решила обе задачи – вопрос твоего комфорта и пребывания твоего на ней – очень остроумно: окружила тебя, эээ, приятными людьми, скажем так, и позволила обрести новый смысл – для этого, учитывая твой художественный талант, тебе были внушены определенные воспоминания о занятиях живописью.
- Класс, - сказал я. – Прелестная планета. Просто умница.
- Живописью? – спокойно переспросил Спок.
- Алё, разумная планета? Но ты именно мои занятия живописью находишь поразительными, да? – стоп, Джим, не нужно срываться. По крайней мере, не на нём. - Я действительно рисовал в школе. А потом… забросил.
- Мы видели твои картины, - мягко сказал Боунс. – Только не поняли сразу, что они твои.
- Чёрт с ними, с картинами, - сказал я. – Мне нужно…
- Что?
- Я должен увидеть его.
*
- В чём смысл?
Ужасный вопрос, я знаю. Пожалел, как только его задал. Пришлось быстро уточнить:
- Чего ты добивался? З-зачем?
Эпохальный разговор происходил в бриге – или, если уж совсем начистоту, эпохальное моё и безответное блеяние. Мой двойник смотрел на меня жадными синими очами, которым только сонеты посвящать, - молчал и улыбался той своей улыбкой, которая вызывала во мне одновременно и дрожь, и странную зависть. Мне хотелось его ударить, но я сдерживался.
- Ты занял моё место. И как, понравилось?
Он смотрел печально и насмешливо – как будто я был особенно уродливым ребенком или вроде того.
Свернуть бы скотине челюсть – с остервенением взмолился я, самому себе взмолился и сам себя не услышал, что твой бог, глухой к дурацким истерикам.
- Захотелось пожить чужой жизнью? Неужели твоя собственная – такая
хуйня, что готов махнуться не глядя?
Зря я распинался – по силе выдержки парню бы со Споком померяться.
Невозмутимость. То, чего мне всегда не хватало, и что я был готов искоренять повсеместно. Невозмутимость пугала, потому что я никогда не знал, что за нею стоит. Я мог противостоять человеку из плоти – но не камню.
И не камень, а человек из плоти сейчас передо мной; я достал прихваченный по дороге фазер.
- Так что там сулит встреча с двойником, ты, больной ублюдок?
Он наконец разомкнул губы:
- Смерть. Но только по одной из трактовок.
- А есть другие?
Его явно заинтересовала эта тема.
- Полно. Мне импонирует та, где двойник – это тень, которая является орудием роста, - парню, похоже, не терпелось вылить на меня ушат информации – от былого безмолвия не осталось и следа! - Ты когда-нибудь задумывался о природе наших желаний? Самое сильное и неосознанное из них – то, что мы зовём завистью. Зависть – это непреодолимая тяга достичь чего-то, чем мы пренебрегли, отсутствие чего-то, что может быть восполнено. Вообще, зависть – это симптом.
Так-так-так… Всё равно непонятно.
- То есть ты… завидовал мне?
- Тебе? – мой двойник аж рассмеялся от неожиданности. – Вовсе нет. О боже, нет. Никогда в жизни.
- Почему? – обиделся я.
Он комично пожал плечами.
- В твоей голове такой бардак, дружище. Ты мог быть безумно счастлив на той планете. Вместо этого ты превратил моё маленькое обещание рая в свою личную преисподнюю. Из нас двоих больной ублюдок всё-таки ты.
Я не выдержал и вмазал ему фазером.
- А если и это – неправда? – заорал я. - Очередная моя фантазия, ты, всё это – ложь? Откуда мне знать, что я не проснусь ещё где-нибудь, в автобусе, в ромуланской боевой птице, не проснусь неведомой ёбаной хуйней с щупальцем вместо задницы в соленых водах Марса?
- Ниоткуда, - он сплюнул кровавую жижу. - Тебя уже терзают смутные сомнения, не так ли? Привыкай.
- Пошёл ты, - в свою очередь смачно сплюнул я, - в задницу!
Он улыбнулся.
- Я понимаю, что тебя крайне волнует эта тема, но, думаю, не лишним будет упомянуть, что на свете есть более интересные и неотложные проблемы, ожидающие твоего внимания.
Я чуть не зарычал, услышав этот невыносимо самодовольный тон того, кто привык считать всех грязью. Мир пошел алыми пятнами. Слишком легко ему удается вывести меня из себя – впрочем, с учетом всех обстоятельств, для того, чтобы довести меня до ручки, ему достаточно просто СУЩЕСТВОВАТЬ. И это никуда не годится – меня вот-вот хватит удар, а этот выродок выглядел так, будто только что вернулся с курорта, где хорошо питался, много спал и плавал и медитировал по восемь часов в сутки.
- И какие же? – на сей раз я решил сохранить хотя бы видимость спокойствия.
- Дай подумать… Один назойливый старик пролез тихой сапой в параллельную реальность и протащил туда красную материю – страшной силы оружие, которое может взрывать планеты. Оружие, которое здесь существовать не могло, но которое всё-таки сработало: прощай, Вулкан, остальное тебе известно. Реальность треснула, но стерпела. Потом ещё один старик – намного младше первого, но не менее назойливый! – пробрался сюда через чуточку истончившуюся ткань реальности и похитил оружие. Он его использовал, и вполне успешно, уже в своей реальности – нужно ли мне уточнять, что это был парадокс, ещё один парадокс? Далее произойдёт вот что: бетаканарианцы проигрывают войну и когда они её проиграют, то не преминут воспользоваться помощью деуса экс махина, который подскажет им путь к отступлению. Врата в иную реальность, где их никогда не существовало, откроются перед этими замечательными ящерами. Информация будет получена… послезавтра.
- Как?
Он заволновался, начал тереть лоб, подпрыгивать от нетерпения.
- Эмм… Гм… Я помню… Был способ… Ну же… Ах, да! Это я её им передал.
- Что?!
- Ещё один парадокс – и всё разлетится на куски. Мир не рухнет, нет. Но институт параллельных вселенных перестанет себя оправдывать, и на его месте возникнет нечто иное. Утратившая структуру, неупорядоченная бесконечность. Ты откроешь дверь в свою каюту, переступишь через порог и попадешь в Древнюю Византию. Ещё шаг – и пятьдесят первое столетие во всей его разнузданной прелести развернётся перед тобой чередой борделей и готовых на всё клонов. Шаг влево, шаг вправо – там дюжина твоих двойников пирует в кровавой бане, здесь проходят выборы в неназванную ещё властную структуру, которая попытается навариться на этом беспределе… На каждой стене вместо дурацкой мазни в стиле малых голландцев чёрные дыры, в которые можно нырять как в море, что ни дверь – то новая реальность; бесконечный, удивительный лабиринт.
- Зачем тебе это? – с ужасом пробормотал я.
- Чтоб ты спросил! – вновь расхохотался он.
- Зачем ты мне это сейчас рассказываешь? – потребовал я.
- Ты же попытаешься меня остановить? – с надеждой спросил он.
- Да!
- Ну вот и ладненько. Знаешь, это как играть в шахматы с самим собой, но при одном условии: ты в кои-то веки не знаешь мыслей противника. Смекаешь? Уникальная возможность! – ублюдок положительно ликовал.
Ликовал.
- Псих, - выругался я, резко поворачиваясь и делая шаг к выходу из комнаты.
- Эй, Джим?
- Что?
Я остановился, но от двери глаз не отрывал.
- Е2-Е4.
*
- ЗАЧЕМ ему это?
- Я не знаю.
- КАК ТЫ МОЖЕШЬ НЕ ЗНАТЬ??? ТЫ – ЭТО ОН!!! – надрывался Боунс.
- Я не он! – заорал в ответ я. И уже спокойнее добавил: - Но если сделать допущение… Если представить, что он говорит правду… Мы должны будем просто… остановить их.
Слишком много многозначительных пауз. Слишком много скотства за ними.
- Вычислить место, поставить ловушку, - продолжал я.
- Зачем ловушку? Просто закрыть эти «врата» к чертям собачьим!
- Невозможно, доктор, - подал голос Спок. – Ещё в начале двадцать третьего века наука отрицала возможность существования параллельных миров. Даже сейчас мы знаем об этих «прорехах» ничтожно мало и неспособны результативно воздействовать на них.
- Вы же сами мне рассказывали про умников из двадцатого века, которым удалось доказать существование параллельных вселенных!
- Верно; а в 2112 году Артур Гесперион выступил против этой теории, представив доказательства, которые тогдашний научный мир счёл неопровержимыми.
- Ну ладно, это люди. А вы что же?
- Исследования Геспериона были санкционированы Вулканской Академией Наук.
- И что теперь? Что ты предлагаешь, Джим? «Поставить ловушку» и – перебить их всех, что ли?
- Сюда они не пройдут, - ответил я. – Не позволю.
- Господа, - оживился Спок, - по всей видимости, мы отыскали объяснения вашим старым легендам о так называемых «ведьминых кругах». Это изолированное место, непредвиденная «прореха» между мирами, которая возникает, когда параллельные реальности начинают чересчур интенсивно взаимодействовать между собой. Порой через эту прореху проходят обитатели иного мира, возможно даже негуманоидного происхождения. Они – материал для ваших легенд о нежити, эльфах, драконах и других волшебных существах, живая плоть ваших сказок, и это чрезвычайно любопытный момент, учитывая…
- Всё это весьма интересно, мистер Спок, но не ко времени, - перебил я.
- Только вулканцы, - подчеркнул Боунс. – Только они, Джим.
- Если бы вы дали себе труд дослушать меня, господа, то узнали бы, что существует возможность закрытия «ведьминого круга».
- Какая?
- Неизвестно, - взглянув на наши вытянувшие лица, Спок добавил: - Однако все авторы сходятся на том, что она без всякого сомнения существует.
Спасибо, Спок, дружище! Теперь мы умрем не абы как, а отравленные надеждой.
*
…Какой-то бред. Ведьмины круги, бетаканарианы, двойники с амбициозными планами по уничтожению мира… Мне вдруг захотелось проснуться. Мне захотелось открыть глаза, и чтоб было утро, моя квартира, мои рисунки, мой Спок – человек, а не этот чересчур ретивый исследователь, радующийся любой возможности расширить горизонт познания. Мне захотелось… обратно.
Обратно?
Я с отвращением посмотрел на себя в зеркало. Я был жалок. Мой рай был жалок. Неужели вот об этом я и мечтал – чтобы мать приползла ко мне с извинениями, Спок растерял всего себя и превратился в парня из сопливого романа, чтоб меня все любили и давали деньги просто так, а я в это время самозабвенно страдал от избытка досуга?..
Сволочь. Какая же он сволочь!..
Я сжал пальцами виски до боли, проморгался и попробовал сосредоточиться на текущей проблеме – вполне реальной возможности уничтожения вселенной, как мы её знаем.
*
- Какова твоя цель?
- Эмм… мировое господство, я полагаю, - ответил мой двойник. – В конечном счёте. Следующим пунктом после женщин, цветов и победы в «Кто хочет стать миллионером?».
- Думаешь, я не рискну вытащить из тебя ответы силой? – да, я такой. Суровый гангстер.
- Ну так рискуй. Скучновато тут, - протянул он.
Хоть щипцами, хоть током – он будет биться и молчать, я знаю этот взгляд. Потом он будет кричать, но ничего не скажет. Если не захочет.
- Как ты передал бетаканарианцам эту твою… информацию?
- Три месяца я был сам по себе, малыш. За это время можно было мир с рельсов своротить, - легко ответил он.
Я решил воззвать к здравому смыслу. Ну а вдруг?..
- Мы их просто перебьем, понимаешь? Уничтожим; нога их не коснётся нашей земли.
- Уничтожите остатки бетаканариацев? Единственной такой расы на все вселенные? Валяйте, - великодушно махнул рукой этот плут.
- Что значит «единственной»?
Он оживился и затараторил.
- Бетаканарианцы произошли от интересного сочетания двух динозавров, отходов красной материи и человеческого генетического материала. Когда Крис Пайк взорвал один из штабов бетаканариацев, вместе с ним он взорвал и Врата Вечности, которые располагались на той же планете. Волей случая в шестьдесят тысяч восемнадцатом году до нашей эры (как раз в это время в тот момент вели Врата) появились все части мозаики, о котором я упоминал ранее – и сложив её, мы получили славных предков наших друзей бетаканарианцев. Забавно: то, что отнимало жизнь, в конечном счёте подарило её. Без красной материи бетаканарианцев не было – и с её помощью они были почти уничтожены. Па-ра-докс! Теперь вы можете довершить начатое.
- Что ещё за «Врата Вечности»? – бессильно сжимая ладони в кулаки, спросил я. Ублюдок водит меня за нос – а я, что ж, я вынужден подыгрывать.
- Не бери в голову; тебе ещё предстоит встреча с Вечностью и её Хранителем. Но, учитывая твой темп, нескоро.
«Учитывая мой темп»? Такой знаток, да? Я перевел тему:
- Ты можешь ответить на простой вопрос? Зачем ты поставил нас в такие условия?
Он задумчиво протянул:
- Я на них зол.
- На бетаканариацев?
Теперь он решил прикинуться скучающим философом.
- На них, родимых. И на вас, ребята, за то что втравили нас в эту бойню. А теперь у вас просто нет выбора, малыш Джимми. Вы можете хоть вечность страдать и терзаться, пытаться решить неразрешимые моральные вопросы и найти этически приемлемый выход из сложившейся скотской ситуации, но – вечность, что вам отведена, продлится лишь до утра. А утром ты получишь приказ в ответ на свой рапорт: уничтожить угрозу. Закон суров, но он – закон, и звучит так: выжить любой ценой. А ты служитель закона, верный раб упрямой дамы по имени Жизнь. И что за награда ждёт тебя в конце? Ты будешь жить дальше, и это будет той ещё пыткой.
И за
это он мне мстит? За то, что я вынес с корабля этот чёртов образец красной материи???
- Ты всё-таки псих.
- Ты даже представить себе не можешь.
*
- Объясни мне еще раз толком, в чем дело?
- Хорошо, давай по пунктам. Первое. Из-за множества парадоксов, которые происходят, когда одна реальность вмешивается в дела другой, границы этих реальностей истончаются, как бы стираются, и реальности в этом случае имеют тенденцию становится
единым пространством. Второе. Перепрыгнуть из одного мира в другой становится все легче и легче, "прорехи" между мирами - все шире и шире. В эти прорехи, в эти дыры в метафорических стенах, отделяющих одно от другого, начинают хаотично проникать чужеродные для данного мира элементы, и в какой-то момент хрупкая ткань реальности не выдерживает и рвется, но не где-то конкретно, А СРАЗУ ВЕЗДЕ - мы тут все-таки о
параллельных мирах говорим. Третье. Если это произойдет, то нам хана. И четвертое, мое любимое. Подобное уже случалось ранее, и отражение этих событий можно отыскать в мифологии любой расы. Эпос, волшебная сказка или даже конфессиональная история о чудесах, повествующие о том, как герой победил чудовище и закрыл дверь, или портал, или врата - в преисподнюю, в подземное царство, в иномирье, неважно, - это именно наш вариант. "Ведьмины круги", с которыми дружище Спок сравнивает дыры в ткани реальности, - те самые "врата", которые нам нужно затворить. А мы с тобой, дружок, Иванушки-дурачки.
- Почему же сразу "дурачки"? - возмутился Боунс.
- Потому что нас обдурили... - глубокомысленное подведение итогов - мой конек, определенно!
*
Эта история имеет отношение к нашей проблеме, поэтому ее я тоже расскажу. Ее стоит озаглавить так: "Сказ о том, как вулканец Спок обнаружил, что рядом с ним поддельный Джеймс Кирк, и почему он всегда зеленеет, когда настоящий Джеймс Кирк поднимает эту тему". До этого момента я излагал только те события, свидетелем которых был сам, однако теперь мне придется ненадолго изменить этой практике. Впрочем, обстоятельства моих отношений со Споком сложились так, что я стал не последним человеком в его жизни и даже получил доступ к святая святых вулканской философии тире религии, поэтому без ложных опасений скажу, что видел то, о чем собираюсь рассказать, как наяву...
Тем не менее, мне хотелось бы соблюсти хотя бы некое подобие хронологического порядка в излагаемых мною событиях, поэтому я буду описывать только факты, имеющие отношение к вероятному апокалипсису, и, буду рад еще раз это подчеркнуть, только ФАКТЫ. Эмоции участников данных событий, их мотивы и бла-бла-бла на тему, что в детстве их не докормили грудью, потому они и стали сучьими королями ада, я оставлю за скобками. Вполне вероятно, что я УЖЕ перегнул с экспрессией, пытаясь донести до вас непередаваемую атмосферу тех дней.
Что ж, я всегда был эмоциональным человеком и никогда не считал зазорным это демонстрировать. А теперь, на жалкой пародии смертного одра, которую вы столь заботливо мне предоставили, я еще и искренний человек. Не то чтобы, вы знаете, мне когда-нибудь СНОВА выпадет возможность быть искренним.
Я помню, помню, что время поджимает.
Так вот...
*
В то время как я предавался греху уныния в своем самодельном элизиуме, Кирк получил медаль на отворот парадной рубашки и новое задание - лететь туда не знаю куда и раздобыть делития, да побольше. Игра началась, но ее участники пока не были знакомы с правилами и действовали наобум. Насчет Кирка могу предположить только одно - он действительно завидовал, но не мне (которого искренне считал своей не очень удавшейся копией), а обстоятельствам моей жизни, вполне благоприятным, на его вкус. Более того, в ту пору он лелеял в голове идею Торжествующей Справедливости. Все мы рано или поздно попадаем в эту ловушку, и тут нужно знать одно: справедливость – несправедливая штука. Когда Каин вооружился хоругвью с именем справедливости, тогда-то и случилась вся эта неприятная история с убийством Авеля. Знавал я одну женщину, милую пожилую леди с совершенно, на взгляд окружающих, удавшейся жизнью: два успешных, счастливо женатых сына, розовощекие внуки, дом - полная чаша, признание со стороны ученых коллег - и вот эта чудесная старушка страшным матом покрывала государство, которое предоставляет умственно-отсталой женщине-инвалиду
такую же пенсию, как у нее, доктора наук. Ставит, понимаете ли, на одну доску человека, неспособного в туалет сходить самостоятельно, и профессора университета. Несправедливо же?
Короче, ну ее, эту справедливость. Забудьте. Лучше сто раз сказать слово "хуй" в присутствии беременных женщин и несовершеннолетних детей, чем хоть единожды помянуть справедливость всуе, на профанном уровне.
С мотивацией Спока дела обстоят несколько лучше - хотя бы в общих чертах я способен воспроизвести ход его мыслей. Помню, я обещал не вдаваться в интимные подробности внутренней жизни тех, о ком идет речь, но тогда мой рассказ выглядел бы примерно так:
"В 6.28 он вышел из каюты, прошел в рубку, где пробыл до полудня, после чего обсудил в неформальной обстановке ряд вопросов с главным инженером и в 12.28 счел возможным вернуться в лабораторию, где 6,8 часа пристально следил за развитием соцветий imbrentanzia lalalanzia..."
Ромуланцы! Ужасно!
Тем не менее, я не собираюсь пренебрегать правилом скромности, к которому так трепетно относится мой друг (можно подумать, что он англичанин!). И я совершенно точно не расскажу вам, что он в ту чудную пору находился в самых ни на есть расстроенных чувствах, пытаясь увязать пробивающиеся в его душе ростки постыдной страсти с тюремными догмами вулканского образа жизни, который вулканские патриархи, по всей вероятности, втайне заимствовали у каких-нибудь кальвинистов. (А что, это многое бы объяснило.) И я не буду, нет, совсем не буду рассказывать вам, чем он занимался по вечерам в своей темной каюте...
Да, я такой.
Впрочем, мне до сих пор не дает покоя мысль, что именно животное обаяние Кирка послужило катализатором последующих событий. Он мог бы сделать мне одолжение и быть чуточку менее неотразим, самоуверен и т.п. И еще - он мог бы НЕ приставать к моему йомену. И лейтенанту охраны. И Чехову. И, если уж на то пошло, еще к пятнадцати членам команды, включая Ухуру. Тогда бы Спок не ревновал. Тогда бы Спок не рвал и метал, неожиданно осознав, что ревнует ОБОИХ.
Тогда бы Спока не охватили
смутные сомнения.
Однако против естества, как говорится, не попрешь, и Кирк наслаждался жизнью, доводил до белого каления своего первого помощника и потихоньку претворял в жизнь злокозненные планы. Для этого ему пришлось постараться - чуть ли не два месяца прочесывать совершенного голый участок необъятного космоса (и при всей его необъятности, в нём вряд ли отыщется другое такое же
пустынное место) в надежде найти там очередной пространственно-временной туннель, о котором он сам имел весьма неопределенные воспоминания, относящиеся еще к поре голозадого детства. Адмиралы неодобрительно отзывались о подобной трате ресурсов, и Кирк раз за разом придумывал захватывающие оправдания и приводил те же доводы, что и авантюристы, мечтавшие отыскать Эльдорадо и с этой целью уламывающие своих могущественных покровителей на очередную дотацию.
Он обладал даром убеждения; ему верили.
Наконец поиски увенчались успехом, и
наискучнейшая космическая станция, располагавшаяся на унылом куске углерода, показалась Кирку раем земным. Он отправился «на разведку», загостился, и, запропав почти на сутки, чуточку потрепанным возник снова и прямо из транспортаторной затребовал резкой смены курса. Летели теперь в южный квадрант, где - аллилуйя - нашли тьму бесхозного делития. Из пересохших глоток вырвался вздох облегчения, коленки задрожали, а в мозгу началась элевсинская мистерия Больших Чисел, за которыми стояло Большое Бабло. Кирк скучал. Все шло без сучка без задоринки, и это отчего-то не радовало. Капитан превратился в на редкость раздражительного ублюдка и совсем перестал давать себе труд притворяться милым и отзывчивым "деятельным бездельником". Члены экипажа старались обходить его стороной, а адмиралы пили ромуланский эль за его здоровье, но часто не звонили, довольствовались рапортами. И Боунс, и Спок находили эту новоявленную манеру поведения Кирка странной и стремились докопаться до истины, но капитан был мастером в том, что называется "уход от допроса". Особенно когда допрос происходил в столовой – а только там он, в принципе, и происходил, во всех других случаях капитан отговаривался важными делами, угрюмо обступившими его со всех сторон и готовящимися на прорыв. В столовой же от участников священнодействия с репликаторами ожидалась исключительная сосредоточенность на процессе принятия пищи и более не на чём. И Боунс, и Спок знали, что на самом деле это допрос и вели себя как дотошные прокуроры, а Кирк вел себя так, как будто просто пришел пообедать, все чин чинарем, именно для этого столовые и были придуманы. Он и обедал, пока они пытались сформулировать внятные обвинения. Дальше "внезапного сволочизма" и "обострившегося паршивого чувства юмора" продвинуться было трудно, но они старались, землю ели. Впрочем, их внимание привлекала еще одна проблема, на первый взгляд с Кирком никак не связанная: люди начали пропадать, повсеместно. И так же повсеместно появляться - но то были уже какие-то другие люди. Первый звоночек, первый намек на неладное, первые ростки теории, которая в дальнейшем обретет смешное название "феномена ведьминых кругов" - так это было.
Все разрешилось крайне просто: Кирк обнаружил нечистого на руку члена экипажа, который вздумал распоряжаться найденным делитием отнюдь не в соответствии с распоряжениями командования Звездного Флота. Мрачный Кирк пообещал расправиться с ним без суда и следствия, и на следующий день Паоло (я не сказал, да? Несчастного воришку звали Паоло) нашли зверски убитым в запертой комнате, ключи от которой были только у начальника охраны и капитана. Все дружно подумали на Кирка, никому не пришло в голову вспомнить о такой необязательной мелочи, как МОТИВ. Оно и понятно - эта хищная ухмылочка, эти чуточку раскосые глаза безумного гения, это полное пренебрежение всем тем, что дорого пуристам, - если б на дворе был шестнадцатый век, они бы с радостью отправили его на костер по какому-нибудь идиотскому обвинению, вроде сговора с водяным с целью кражи одежды, которую при стирке упустила жительница деревни Нижние Дристалища, безумная старуха К.
Он был не отсюда, он был другой, и когда он забывал притворяться, их охватывало иррациональное желание убить его и сжечь его кости, а он часто забывал.
*
- Ты...
Спок не может закончить. На свете нет ни одного слова, которое можно вставить вместо троеточия. Ни одного слова, которое можно поставить между ним и Джимом - этим странным, пугающим Джимом.
Но Джимом все равно.
- Ублюдок? - капитан решает ему помочь. - Грязный убийца? Разочаровал тебя? Отравил твой мозг и растоптал эдельвейсы твоей нежной души?
Для него все это игра, очевидно. Для Спока - нет.
- Ты убил его, - это даже не обвинение, а так, полувопрос. В отличие от остальных, Спок помнит, что искать надо того, кому выгодно. А что тут может быть выгодного, кроме как "восхитительной возможности развеять скуку", - Спок помнит, Джим как-то упоминал, вскользь, с беззаботной улыбкой, что ему скучно настолько, что он мог бы убить.
Глядя на Джима сейчас, Спок не удивился бы подобному исходу.
- Думаешь, что это я? - вцепился в брошенную кость Джим. - Думаешь, что все так просто?
- Все свидетельствует против тебя, - рассудительно говорит Спок, и Джим говорит: - Вот именно,
- как будто это аргумент в его защиту, как будто многовековая практика построения обвинений с привлечением фактов и улик всего лишь младенческая забава.
- Я должен отстранить тебя от командования и поместить под арест.
- Тогда почему ты один, без парней из охраны, без, как бишь его? Без оружия, а? - весело спрашивает Джим: белые зубы - нет, белый оскал, в глазах ни капли жалости, но – понимание.
- Потому что...
И снова нет слов после троеточия, только пауза, липкая, темная, а в ней отзвук, эхо того, что он никогда не решится не то что сказать - даже думать об этом мучительно, невозможно.
- Ты глуп... Приходишь обвинить убийцу, а у самого горло едва прикрыто воротником форменной рубашки, нежная, беззащитная плоть, - произносит Джим, и в этот момент Спок абсолютно уверен, что рассвета цвета индиго на этой безымянной планете он уже не увидит - так почему же ему так легко дышится?
- Ты убьешь меня? - такое следует говорить едва сдерживая гнев или отчаяние, или... что-нибудь,
даже вулканцам, Сурак сказал бы, что причина достаточна, даже вулканцам, а уж тем более полулюдям, но ему нечего сдерживать, в нем ничего нет, он все отдал в тот миг, когда взял фазер - а после с шипением отбросил от себя, все отдал тому, который за гранью добра, зла, оценки и прощения.
- Ты шел сюда и думал об этом? Думал, что я тебя убью? - вместо того, чтобы покончить уже со всем, Джим приникает к нему, задевает пальцем жилку на шее, и внезапно Спок - огонь, Спок хочет его поглотить, как пламя пожирает сухой хворост, но Джим не хворост, Джим...
- Не все так просто, - бормочет Джим, и Спок дрожит, потому что Джим намерен разжечь огонь до самых небес, и в настойчивости ему равных нет.
Вместе они горят ярче солнца - ярче всех солнц, которые Спок когда-либо видел, и Джим смеется, как смеялся бы дьявол, и Спок ни о чем не жалеет.
- Никогда, - шипит Джим, как шипело бы масло на раскаленной сковородке, - никогда...
Поцелуи клеймом горят на коже, алые всполохи под закрытыми веками пляшут под барабанную дробь их сердец.
- Никогда…
Что - никогда, никогда - это неправильное слово, потому что всегда найдутся исключения, хочет сказать Спок, не нужно обобщать...
Но Спок - пепел, и не более того. Когда же дар речи вернется к нему, он спросит:
- А кто же тогда его убил?
И Джим скажет:
- Не знаю, - а после улыбнется безжалостной своей ухмылкой и добавит фразу на вулканском языке, языке, который он не учил, Спок в этом уверен...
И тогда Споку все станет ясно.
- Где он?
*
Переплавлять чужие воспоминания в неуклюжие фразы – то ещё занятие, я вам скажу!
Впрочем, сейчас только об одном хочу напомнить: так вышло, что ребята и до сенсационного признания моего двойника были осведомлены о существовании «ведьминых кругов» и даже знали, где находится их большая часть. Спок, как и я, помнил карту военных действий, которые велись в мире Кирка, и для нас обоих было очевидно, что ящериц – бетаканарианцев – отступление заведет в их собственный тыл, который, вот неожиданность, находится именно в облюбованном Кирком квадранте (не зря же он её облюбовал), в районе скучной космической станции, с обитателями которой ничего не происходило со дня их поселения.
И до завтра.
*
Если б нам удалось достать дневник Джека Потрошителя… Если б Джек Потрошитель соизволил заниматься подобными глупостями и вёл дневник, вместо того, чтобы, собственно, потрошить… И если бы он не пал жертвой теории психоанализа и не довольствовался записями своих фантазий об убийствах вместо убийств – а ведь мог бы… Словом, если бы все эти маловероятные допущения вдруг оказались истинными для определенной точки пространства в определенный момент времени, то копилка истории криминалистики пополнилась бы уникальным сочинением: откровениями злодея, который был уверен, что всё делал правильно. Наверняка, у него нашлись бы и мотивы, и разумные объяснения на сто с лишком страниц, и благая цель, и отсылки к Макиавелли (жаль, экзистенциализм тогда ещё не изобрели), и пространные рассуждения о природе добра и зла с неожиданным выводом, и что-то там тра-ля-ля-ля – все эти сказки, которые вы рассказываете себе, когда хотите заглушить писклявый голосок некстати проснувшейся совести.
Я не могу утверждать наверняка, я не был с ним знаком. Впрочем, эмпирический опыт подсказывает мне, что эта максима верна для большинства людей.
И когда Кирк устраивал всю эту свистопляску, он говорил себе, что так будет лучше.
И когда мы на восьмом варпе мчались к тому забытому богом астероиду, когда вооружали парней до зубов и давали приказ стрелять на поражение, мы убеждали себя, что иначе нельзя, что так – правильно.
И когда первые испуганные, растерявшие былой гонор бетаканарианцы ступали на каменную землю безымянного астероида, они тоже на что-то такое надеялись.
И когда Спок (Уже ЧЕТВЕРТЫЙ. Четвертый по счёту, чтоб его!) появился из ниоткуда в пижонском снопе искр – как раз в тот момент, когда выяснилось, что фазеры не стреляют, и ребята решили идти в штыковую – я бы ничуть не удивился, если бы он голосом Джа-Джа Бинкса выдал бы что-нибудь вроде: «Кина не будет!» или «Финита ля комедия!» Я бы тогда со спокойной душой грохнулся в обморок, и живите как хотите, дорогие глюки.
Однако Спок, надо отдать ему должное, прекрасно чувствовал момент и кривляться не стал. (И это тот редкий случай, когда отсутствие вкуса – скорее плюс.)
- Никто не умрёт сегодня.
Он и дальше продолжал в этом торжественном ключе, чеканя слова, декламируя велеречивые фразы будто на классицистской сцене. Что-то там про неизбывную ценность жизни, чудо, которое расцветает на наших глазах и наш беспросветный и где-то даже величественный идиотизм. На третьем пункте он почему-то в упор уставился на меня. Я крепко задумался, и тут меня осенило.
- Эй, тебе же не я нужен, а другой парень, это он всё затеял!
- Нет, мне нужен именно ты, - резко сказал Спок.
- Погодите минуточку, а как же вся эта болтовня про Армагеддон? - едко выкрикнул Боунс.
- Вот об этом я и хотел поговорить, - согласил Пижон (возможно, мне стоит давать им прозвища. Вот прямо сейчас и начну).
Смотрелся он шикарно. Как шиллеровский разбойник, вроде гоп-стоп, мы подошли из-за угла, но втайне он был, разумеется, прекрасный принц, который всех злодеев победит. А потом догонит и ещё раз победит. И эти мускулы…
Не отказался бы я побыть в этой истории злодеем.
- Что тебе нужно от капитана? - влез мой собственный Зануда: синяя рубашечка, ленточка в… Неважно. Как-то сам собою начал проводиться сравнительный анализ: Геркулес и ромашка. Курсистка из института благородных девиц, выскользнувшая в обедню из тесной темницы догматов, и… и… Я приказал своему внутреннему идиоту подобрать слюнки и сосредоточиться на конце света. Он – бог. Вот это слово. Несокрушимое божество войны. Яростное, прекрасное и неукротимое, как сама жизнь, когда она течет по венам вешним льдом обещанной весны.
Заткнись-заткнись-заткнись. Внутренний идиот – влюбчивый кретин! – тихонько подвывал от восторга.
Рядом вяло препирались два Спока, один пытал другого на предмет его прав и обязанностей, дескать, ты кто такой вообще, а второй отвечал в духе, мол, сам дурак.
- Кх-кхм, - откашлялся один из бетаканарианцев, по всей видимости, лидер. Я тоскливо подумал, что трагедия превращается в фарс: ну не даётся мне мелодраматический жанр! С комическим бы управиться…
- Это мы так встречаем высоких гостей, - мрачно сказал я. – С оружием. Незаряженным. Чтобы, вы знаете, продемонстрировать общую миролюбивость натуры и в то же самое время показать, что мы тоже не лыком шиты. И если вдруг что, то эти фазеры окажутся последним, что вы увидите перед встречей с Создателем. Доступно?
- Вполне, - устало согласился ящеролюдь. - Я Рук.
- Меня зовут Джеймс Тибериус Кирк. Давайте обсудим условия вашего нахождения на нашей территории…
Теперь процесс распада стал необратимым.
*
- Кирк, ты что творишь?!
- Адмирал, в свете непредвиденных обстоятельств…
- Кирк, ты играешь с огнем, ты это понимаешь?!
- Я всегда у него выигрываю! – заорал я и выключил передачу.
*
- Капитан Кирк, где нам размещать этих беженцев?
- Капитан, а чем их кормить?
- А вы уверены, что они безопасны?
- А вы уверены, что они привиты?
- Капитан, а нельзя их как-нибудь… ну… назад?
- А от кого они убегают?
- У них там половина кровью синей истекает! Как мне их лечить, Джим, ну что ты за человек, ты обо мне подумал?
- Капитан, они напились ромуланского эля и устроили дебош, один из двигателей поврежден и, говорят, ещё что-то; где нам здесь чиниться, успокойте их как-нибудь!
- Капитан, наши девушки отказываются к ним подходить, и я не знаю, как это назвать, это не харассмент, они просто, ну, пялятся…
- Капитан, они…
- Капитан…
- Кап…
*
- Кстати, пока мы не перешли ко второй бутылке. Насчет этой проблемы с ведьмиными кругами, параллельными Джимом и Споком и вообще…
- Да?
- Это я тебя спрашиваю, да или нет? Подвижки есть?
- Боунс, мы застряли на окраине галактики на сломанной консервной банке, - зашипел я, - с кучей потенциально опасных субъектов. Прошло полтора дня. Я делаю, что могу.
- Просто… Я слышал по радио. Там какие-то… проблемы.
- Какие?
- Ну… Член вулканского совета шёл к себе домой и оказался в здании Парижской оперы. Четыре пацана очутились в городе древних майя, объявили себя богами и объелись каких-то местных ягод, им сейчас делают промывание желудков. Клингон посетил Тайную Вечерь…
Я честно постарался не ржать. Ну, по крайней мере, не очень громко.
- Это смешно, я понимаю, но забавно не будет, когда какой-нибудь ребенок случайно угодит в Колизей и будет пожран тамошними львами, ясно?
- Кристально, - выдохнул я. – Боунс, я стараюсь, честно. Проблема с беженцами решается, несколько колоний уже согласны принимать их небольшими группами. Ремонт идёт по графику. Пижон знает, как закрыть ведьмины круги, и он пока не дал оснований подозревать его в недобрых умыслах. Все будет нормально, дружище.
- Пижон? – усмехнулся Боунс.
- Ну должны же мы их как-то различать. Громила и Пижон, под стать друг другу.
- А они, эмм…
- Ага, - подтвердил я. - Весь отсек слышал эхо их радостного… воссоединения.
- Я так понимаю, жутковатый Спок неслучайно тут появился.
- Он здесь давно, сам мне сказал. Пришел вслед за Кирком.
- А что ж хоронился? А потом раз и выскочил как чёртик из бутылки?
- Я думаю, у него страсть к драматическим эффектам, - проворчал я. – А вообще, Кирк на него, вроде, за что-то такое обиделся и свалил на все четыре, а тот дожидался правильного момента, но в конце концов вмешался, чтобы, цитирую, «не дать Кирку совершить величайшую глупость в его жизни».
- Разобрались бы вы уже в своих сложных и запутанных отношениях, а то в следующий раз Вселенная может и не выдержать! Я и насчёт этого-то не уверен…
- А я-то тут причём? Знаешь, Боунс, это было даже как-то обидно…
Добрый доктор возвёл очи горе. Я счёл за лучшее сменить тему.
- Помнишь загадочное убийство Паоло? Оказывается, это Спок постарался.
- Ему-то зачем? – изумился Боунс. – Мистеру-Не-Убий?
- У Паоло с собой была такая хитрая штучка – что-то вроде инъекции со смертельным ядом. Заходишь – а он хвать! И бежать… Ну Спок зашёл под видом моего Спока, и Паоло на него напал. Спок не успел сориентироваться, завязалась драка, и в процессе Паоло сам себя уколол.
- Это Спок тебе так сказал?
- Ему нужно было уточнить кое-что у Паоло насчёт грунта – парень всё-таки работал в научном отделе. Он мне показывал колбу и остатки яда – интересная химическая формула… И да, я ему верю. Понимаю, что для тебя это дико, но так уж вышло. И знаешь, что это значит, друг мой?
- Что Паоло не один такой умный и у него имеются сообщники?
- Умница, - умилился я. – Надо держать ухо востро, дружище…
- И раз уж речь зашла об ушах… Получается, что твой остроухий приятель-ганстер шлялся тут под видом нашего Спока
всё это время?
- По всей видимости, да. График дежурств Спока ему известен, они могли хоть целый год бродить по судну и не разу не пересечься, «Энтерпрайз» - большой корабль.
- То есть, были времена, когда я разговаривал с зеленокровным гоблином, но на самом деле это был остроухий… ну ты понял.
- Так оно и было, - пожал плечами я. – Но знаешь, что действительно интересно? Они ничуть не отличаются по сложению, поэтому самозванцу с лёгкостью удавалось вводить всех в заблуждение, но когда парень избавился от этой своей дурацкой формы и напялил неприхотливый костюмчик древнего викинга: все эти отрезы шерсти, цепи, кольчуга, куча кинжалов в разных местах, - он перестал быть похож на незабудку! В смысле, вообще. В смысле, ты видел эти мышцы? Это ощущение мощи, аура силы вокруг него… - я бы так и заливался соловьем, но Боунс всё испортил:
- Джимми, ужасно! Видел бы ты себя! Следующий шаг – раздобыть его фотку и разукрасить сердечками? Или фотку
другого его? Пора бы тебе уже и
определиться, а?
- Брысь отсюда! – заорал я, пытаясь врезать ему первым, что под руку подвернулось.
- Джим, положи флешку на место, а то я боюсь, - ржал этот невозможный тип, выскакивая за дверь.
Я всё-таки швырнул ему вслед флешку и зевнул. Вторая бутылка обождёт, Боунс прав, надо выспаться.
*
…Я себя чувствовал безынициативной монадой, стоящей в самом низу иерархической лестницы и вынужденной молча воспринимать то, что бог пошлёт.
Бог был скуп.
А позитив за что-то на нас обиделся. Фортуна отвернулась, злой Рок заступил на смену, лиловые скаты, кишащие в багровых реках зла, являлись незадачливым сновидцам, людей одолевали чёрные мысли, и безраздельное отчаяние поселилось в сердцах…
- Джим, ты всего лишь сломал ногу.
- В этой фразе отсутствует кое-что важное, - сообщил я. - Предполагается, что друзья проявляют его в соответствующих случаях, таких как этот. Начинается на СО, заканчивается ЧУВСТВИЕм.
- Всего лишь нога, Джим. При современном уровне развития медицины…
- Всего лишь?.. ВСЕГО ЛИШЬ?! Ты представляешь себе Бэтмена, который случайно – заметь, не в погоне за каким-нибудь злым гением или спасая мир – а просто так карта легла, очень скользкая карта, и наш старина Бэтмен оступился и
случайно шарахнулся с самого высокого небоскрёба Готэма прямо в бассейн с морскими котиками? Ну?..
- И к чему ты ведешь? – утомленно спросил док.
- Всё неправильно, - убежденно отвечал я. – Мы сейчас должны быть на передовой, на самом острие, на гребне волны, и своими славными подвигами завоевывать себе место в сердцах потомков, которым споют о наших свершениях хмельные менестрели.
- Джим, что за ахинею ты несешь, какие менестрели?
- Я же сказал: хмельные, - усмехнулся я.
- Тебе нужно отвлечься, - решил Боунс. – А то совсем свихнешься.
- На что отвлечься? У меня нога сломана. Я могу заниматься бумажной работой и… дай-ка подумать, ещё я могу кого-нибудь изводить. Принеси воды.
Боунс вздохнул и подчинился.
И тут я решил подкрепить слова делом.
- Слишком холодная! Унеси и налей нормальной! Слишком тёплая, меня сейчас от неё прямо в тапочки вывернет. Нет, я передумал, хочу воды со льдом. Газированной воды. Ты слишком газированную принес. Какой идиот вообще пьет содовую без виски? Что значит «не положено»? А я щас возьму и переложу!.. Боунс? Боунс, ты куда?.. Ты же ещё не знаешь самого главного, - сказал я закрывающейся двери. – Союзники уже летят разбирать ящериц по зоопаркам и запчасти нам заодно везут, раз уж на месте починиться не удалось.
Боунс одобрительно фыркнул из-за двери что-то невнятное. Я интерпретировал его слова по-своему.
- Сам знаю, что красавчик, умница и самый лучший капитан на свете!
- И очень скромный, Джим.
- А то! Спока мне пришли.
*
Слышали про закон достаточного основания? Мне ещё три дня сиднем сидеть, пока нога окончательно не заживет. Так почему бы тому, что может произойти где угодно и когда угодно, не произойти прямо здесь и сейчас? Я скучал и был настроен делать глупости – чем не достаточное основание?
Из-за какой-то дурацкой прихоти судьбы я был обречен на каждом жизненном повороте иметь дело с остроухим метрономом. И, наверное, глупо продолжать делать вид, что мне всё равно и вообще неинтересно, что из этого может выйти.
Потому что мне интересно.
Просто… бывают такие моменты, когда хочется пустить жизнь на скорой перемотке и остановиться где-нибудь в районе «долго и счастливо», когда уже ясно всё и волшебно хорошо, и не осточертело до одури – пока.
Впрочем… Не зря говорят: жизнь пройти – не поле перейти.
И я буду наслаждаться каждой чёртовой минутой – никуда не денусь.
*
- Почему все вулканцы стригутся под горшок?
Боже, серьезно, я не виноват. Это ТЫ сотворил меня идиотом.
- Капитан? – Спок явно не ожидал подобного приветствия.
Я откашлялся и приказал себе быть профессионалом.
- В смысле, полет нормальный, мистер Спок?
- Мы никуда не летим, - нахмурился мой первый офицер.
- Это точно, - сказал я, мечтая провалиться под землю. – Так… Гм.
- Вы себя хорошо чувствуете, сэр?
- Лучше не бывает, - слабо улыбаясь, ответил я.
- Я бы порекомендовал вам точнее выражать свои мысли. Очевидно, вы посылали не за мной, а за моим коллегой по несчастью.
Нет бы кого попроще найти. И я даже не хочу знать, что он имеет в виду под «несчастьем».
- Какое мне дело до вашего коллеги, мистер Спок? Я его неделю не видел, и меня вполне устраивает текущее положение вещей.
- Очевидно, он лучше осведомлен…
- Тебя я тоже не видел… долго, - перебил я.
Мне показалось, или в глазах Спока мелькнула печаль?
- Теперь вы меня видите.
- Да, я просто хотел… спросить…
- Что именно?
- Хотел спросить, - медленно повторил я, - как идут… дела… с ремонтом. Корабля.
- Ничего не изменилось, - чётко выговорил Спок. – Я могу быть свободен?
- Можете… коммандер.
Никогда бы не подумал, что моя дверь – столь занимательное зрелище. Она внезапно закрылась мне с совершенно новой стороны. И, согласен, игра слов оставляет желать лучшего.
И идея тоже.
Да что там – откровенно глупая была идея.
*
Вероятно, всё действительно к лучшему в этом лучшем из миров, потому что ошеломительный провал моей попытки ненавязчиво прощупать воду (и то, что никто о нем не знал, не делал его менее ошеломительным), заставил меня перейти от стадии «ну, в общем, было бы неплохо попробовать, м-да» к «всё будет по-моему или никак!», миновав несколько промежуточных ступеней. Возможно, это был такой специальный финт моего сознания – безошибочный вариант отвлечения от Конца Света. Или… нет.
- И каков план?
- Я не уверен. Обычно меня обольщают, а не наоборот, - честно признал я. – Плюс, эта его полувулканность слегка осложняет дело.
- Нет такого слова, Джим, - тоном академика сообщил нерадивому мне Боунс.
- Ты доктор, а не национал-лингвист, – напомнил я и запищал: – Помоги мне, Оби-Ван Кеноби, ты моя последняя надежда.
- Кто вообще смотрит эти фильмы? – проворчал упомянутый не национал-лингвист.
- Ты, раз признал цитату, - усмехнулся я. - Ботаник.
- Книжный червь, - не остался в долгу Боунс.
- Айболит.
- Гайморит.
А вот это было неспортивно!
- Ты обещал не упоминать об этом. Никогда, - я многозначительно нахмурился.
- Н-да?.. Что-то не припомню, - иронично отозвался Боунс.
Я собрался было продолжать в том же духе, но вдруг сообразил, что разговор идет не по намеченному сценарию.
- Слушай, а почему ты на меня не орешь?
- Ору, - с готовностью признал Боунс. – Вот, сейчас: Джим, ты идио…
- Нет, - отмахнулся я, - это просто твой особый стиль ведения беседы. Я имею в виду, я пришел к тебе и сказал, что Спок… Что я хочу… Ну ты понял. И вот…
- Бога ради, - перебил док, - Джим, я видел ваши свадебные фотографии.
Я почувствовал, как краска заливает щеки.
Что-то такое упоминалось в отчете – когда я бухнулся в обморок, ребята занервничали и начали методично прочесывать окрестности в поисках хоть каких-нибудь подсказок. Ну и то, что в моем мобильнике был записан телефон поместья, тоже помогло. Адрес нашли в телефонной книге и… И отчет писал Спок. Потому что он там был – вместе с Боунсом. И написал, зараза, так безлико и завуалировано, что я решил: они там были две минуты и не продвинулись дальше гостиной.
Чудненько.
- Но это было не по-настоящему, - нашелся я.
- В то время ты же так не думал, да?
- Он был всего лишь проекцией моего сознания, - возможно, если я буду повторять это снова, снова и СНОВА…
- Н-да?..
Я настолько забылся; я сам себя загнал себя в ловушку.
- И с чего бы твоему подсознанию вздумалось вас женить? – ехидно поинтересовался Боунс.
- А. Ты тоже заметил, - пробормотал я.
- Джим, даже Кинсер обратил внимание на эту незначительную деталь, а ты знаешь, как зеленые кактусы далеки от всего суетного и людского.
Что, и Кинсер тоже?..
- Интересно, что об этом думает Спок? – протянул я.
- Может быть, мне тебя придушить, а? – в свою очередь протянул Боунс. – Это, кажется, положительно влияет на твои умственные способности.
- Ты еще лоботомию предложи, - огрызнулся я. – Целитель хренов.
- Не стоит так злиться, - примирительно сказал док. – Я всего лишь хочу сказать, что Споку тоже приходится нелегко.
- А ему-то с чего? – ощерился я.
- Да абсолютно не с чего, особенно с учетом того, что вулканская культура накладывает табу на любые проявления эмоциональности. Де юре.
- Что «де юре»? – я непонимающе нахмурился.
- Де юре накладывает.
- А де факто?
- Насмотрелся я на вулканцев, Джим, - пока ты всласть наслаждался узами Гименея, - и скажу тебе, что в целом среднестатистические вулканцы куда более открыты, чем наш старина Спок. Наследники правящих домов и вовсе отличаются известной разнузданностью нравов – золотая молодежь везде одинакова. Конечно, на официальных церемониях все стоят как столбы и с такой же осмысленностью на физиономиях, но… Знаешь, это как по голотелевиденью говорят, что правительство борется с коррупцией, а на самом деле правительство ею живет, и вообще, коррупция уже стала не отклонением, а системой.
- И к чему ты клонишь?
- К тому, что Спок – парень, который смотрит телевизор и верит каждому слову. Или почти каждому. И пока ты сам для себя всё не решишь, он не станет…
- Но разве он не видит…
- Джим, а ты до вчерашнего дня разве не видел... Впрочем, о чём это я. Если когда-нибудь общегалактические соревнования по Самообману всё же состоятся, тебе гарантирован как минимум приз зрительских симпатий.
- Я польщён, - пробормотал я…
*
Сегодня я ковылял мимо Спока, увлеченно ковыряющегося в какой-то невообразимой штуковине, которая вообще перечёркивала все законы физики всех времен. Её наверняка занесло через очередную дыру, которые всё появлялись и появлялись, как грибы после дождя. Но заинтересовался я вовсе не невиданным чудом-юдом – нет, я как дурак всё разглядывал Спока, как будто в первый раз. В первый и последний, поэтому нельзя оторваться, невозможно наглядеться. Чья-то мягкая лапа осторожно трогала моё сердце, с детским любопытством время от времени выпуская когти – и их обагряло то, из чего сотканы мои сны и моя душа. Пронзительная нежность и светлая печаль завладели мной – я знал, что стоит когтям надавить чуть сильнее, и где тонко, там порвётся, и уже ничего нельзя будет изменить. Но мне не было страшно – и впервые в жизни я ни о чём не жалел.
*
- Перестань пялиться на него, ты выглядишь как полный идиот! – возмущенно заявила моя копия, плюхнувшись на соседнее место и по-свойски цапнув пирожок, который я с таким трудом раздобыл у репликатора. Я сосредоточенно перехватил его за локоть и начал выкручивать запястье, он дал мне под дых и выронил ароматный кусок теста с заправленным внутрь жидким блаженством – нектаром дерева ааргахи, что растет в Синей пустыне аж на Дельта-4 в Третьем секторе. Мы обменяли мрачные взгляды. С перспективой спокойно поужинать срочно пришлось распрощаться.
- Какого голимого клингона ты тут забыл? – нетолерантно осведомился я. – И вообще, ты разве не должен быть в заключении?
- А я, по-твоему, где?! Застрял на замшелой планетке в окружении бетаканарианцев… Слегка напоминает ночной кошмар, да, нет? И, возвращаясь к нашей проблеме, ты должен быть благодарен, что у тебя есть такой эксперт по Спокам, как я. Ты благодарен?
- Я каждое утро рыдаю от радости, - широко тараща глаза признался я.
- Молодец! – обрадовался он. – Теперь слушай: незачем смотреть на него, как будто ты моряк и только что сошёл на берег после ста миллионов лет плавания, а он – первая попавшаяся портовая шлюха. У тебя должен быть класс, понимаешь?
Процесс принятия пищи перестал казаться мне таким уж увлекательным и стоящим времяпрепровождением.
- Во-первых, - сказал я, тяжело поднимаясь со стула, - вовсе я не пялюсь. – Во-вторых, это не твоё собачье дело. И в-третьих, метафоры свои засунь себе в задницу! – уходить гордой походкой с недавно сломанной ногой было ой как непросто, но я справился.
- У меня на примете есть более интересные штуки, нежели метафоры, - приставучий непоседа отправился следом. – И это проблема, да? Ты ведь тоже наверняка не по метафорам сохнешь?
Я решил его игнорировать.
- Ты не должен топтаться на месте как пингвин, твоя судьба – летать, малыш! У какого пройдохи ты обменял кураж на синие яйца?
- У тебя такое хорошее настроение, да? – прорычал я. Следующая фраза по идее должна была быть: «Сейчас мы это исправим», - но я не успел.
- Я без вина пьяный, и это чертовски отличное чувство! – усмехнулся он. – Возможно, мне стоит заняться пропагандой секса с вулканцами как средства от всех бед…
- Возможно, тебе стоит заткнуться, - посоветовал я.
- Что тебя останавливает, в конце концов? Ты осознал, принял, смирился – пора уже получать удовольствие!
- Он стыдится своих эмоций, - попытался объяснить я.
- И тебя это бесит, - сказал мой двойник.
- Бесит, - согласился я. – Поэтому я всегда пытался ещё больше его раззадорить. И ты тоже хорош (тогда я ещё не знал, НАСКОЛЬКО хорош – и чем они со Споком занимались в моё отсутствие. Впрочем, недолго мне оставалось находиться в блаженном неведении). Всё запуталось, я не хочу вынуждать… Хочу всё сделать правильно. Хочу, чтоб он разучился стыдиться.
- Гм, кстати, раз уж мы об этом заговорили… Вряд ли он именно своих чувств стыдится – скорее того, что произошло маленькое недоразумение и…
- И что? – рявкнул я, подозревая недоброе.
- Я с ним переспал. Прости?..
Несмотря на то, что, технически, под нами не было земли, она всё равно каким-то образом ухитрилась уйти у меня из-под ног.
- Если он совершил ошибку, не зная, что это была ошибка, то совершенное не считается ошибкой, так что ты должен быть доволен, - бодро отрапортовал мой двойник. – Он думал, что это ты, он хочет тебя! Так иди и дай ему то, что он хочет! В конце концов, именно мы всегда инициировали действие, мы – Кирки, это наша карма, и нас это вполне устраивает, согласись?
У меня голова шла кругом от подобного развития событий. Но одно я уяснил твёрдо: Спок – не против. Спок – очень даже за!
…Вспышка ревности была острой как боль, но милосердно краткой. Её сменила кристальная ясность.
- Ты слишком много болтаешь, «малыш», - передразнил я. – И мне приходится слушать тебя, вместо того, чтобы быть на полпути в рай…
Он подмигнул и прокричал мне уже в спину:
- А я чертовски хорош в пропаганде!
*
Чувства иррациональны, объяснить их нельзя, зачастую нельзя даже проследить их рождение и осознать гибель – просто сначала с тобой что-то происходит, и только через пару лет ты наконец начинаешь отдавать себе отчёт в том,
что вообще случилось. Так вот, импульсом, который придал активности инертному мне, была вовсе не ревность. Несмотря на то, что могло бы почудиться стороннему наблюдателю, я вовсе не побежал объясняться со Споком, потому что другой я уже с ним переспал. Просто эта была последняя соломинка, переломившая спину моему внутреннему верблюду. Я уже не мог прятаться за взятыми с потолка отговорками и остервенело рассказывать себе сказки о том, как я не переношу своего первого офицера, а он меня презирает.
Судьба давала мне своеобразный карт-бланш… И я дурак буду, если им не воспользуюсь – немедленно!
*
- Мистер Спок, я хотел бы с вами поговорить. Нет, с тобой поговорить. Я уже устал путаться в обращениях… - скороговоркой выдал я, врываясь в его каюту.
Спок обернулся от своего стола и встретил мой взгляд.
Я не мог оторваться от его горящих глаз. Словно притягиваемый магнитом я сделал шаг, другой… Он медленно поднимался мне навстречу, хищно сощурившись. И когтистая лапа резанула по живому.
Я вцепился в его рубашку, притягивая к себе, он запустил ладонь в мои волосы, сжал пальцы, заставляя запрокинуть голову, и начал целовать в горло, постепенно поднимаясь выше, к подбородку, щеке и, наконец, губам, впиваясь, подчиняя…
- Лучше тебе не говорить, - пробормотал Спок в мой рот. Я окинул мысленным взором историю наших отношений и счел за лучшее не спорить.
Впрочем, это совершенно не означало, что я собирался следовать этой ценной рекомендации.
- Это настолько невероятно хорошо, что я почти готов поверить, будто угодил в очередное наваждение, - бодро сообщил в перерывах между поцелуями, не утруждая себя такими мелочами, как забота о дыхании. Когда перед глазами начали плясать удивительные фигуры, сотканные из сияющей темноты, Спок наконец оторвался от меня и ответил:
- Меня и самого несколько удивляет подобное развитие событий. И лучше бы тебе начать дышать должным образом, Джим, мне вовсе не улыбается перспектива тащить твоё бесчувственное тело до капитанской каюты.
- Можешь оставить моё бесчувственное тело валяться в твоей кровати, - великодушно разрешил я. – Где она, кстати?
Смешно, я был в его каюте в первый раз.
- Планировка помещения стандартная, - степенно сообщил Спок. – И я хотел бы… - он замолк, и на обычно непроницаемом лице отразилась тень сомнения.
- Да?
- Если это, следуя твоему недавнему предположению, только наваждение, я хотел бы не просто попробовать его на вкус, но растянуть настолько, насколько возможно.
- Это ты так пытаешься сказать мне, что не стоит торопиться?
- Если это согласуется с твоими планами, - пожал плечами Спок.
- Планами? – переспросил я. – Какие планы могут быть в наваждении? Мы просто… поживём и увидим, да?
Этот вопрос спровоцировал редкий и оттого ценный подарок – проказницу-улыбку, которая мелькнула в уголках глаз моего невозмутимого товарища по наваждению. Я ухмыльнулся и потянулся поцеловать его снова, но он зеленой рыбой выскользнул из моей хватки и умудрился провернуть злой фокус: выдворить меня из каюты, одновременно нежно целуя в лоб. Я не знал, возмущаться мне или смеяться, и наконец остановился на втором варианте.
Спок удовлетворенно кивнул:
- Спокойной ночи, Джим.
*
Нужные детали наконец подвезли, и всем нам стало ужасно некогда – на романтические глупости просто не хватало времени, мы и дух перевести не всегда успевали!
Давление со стороны адмиралтейства также не способствовало моему благодушному настрою. Я не мог сказать своим боссам ничего конкретного – кроме того, что мы на всех парусах несёмся к месту первого появления Нерона и самой большой черной дыре, потому что, дескать, «именно там всё и началось». Уточнять Спок (версия 3, брутальная) отказывался, отговариваясь тем, что сам знает не больше нашего. Понятно было, что беззастенчиво врал, но ничего поделать мы с этим не могли. «Жалко ему что ли, - сердито думал я, - тоже мне, тайное знание. Расхлебывать-то вместе будем». Однажды я поделился с ним этими ценными мыслями, и он ответил в том духе, что, мол, если не произойдет в ближайшее время чуда, то всем нам будет кирдык. Земля слухами полнится – вскоре об этом стало известно всем и каждому, и нежданно-негаданно мы превратились в корабль смертников.
Про «все паруса» - это тоже было лирическое преувеличение. «Энтерпрайз» всхрапывал и рвался в бой, но это было скорее похоже на агонию умирающего, нежели на священное безумие берсеркера. То и дело случались перебои с электричеством, свет в коридорах нахально подмигивал и гас – и приходилось передвигаться осторожно, держась за стены, подсвечивая себе фонариком. Как-то раз у меня под пальцами оказалось что-то маслянистое – надпись красным, удалось разобрать лишь отдельные слова, что-то про проклятие и время перемен. Я приказал ее стереть, чувствуя, что вбитая в подкорки военная дисциплина дает трещину, ржавая гниль жрет железные устои изнутри, и дальше будет только хуже, хлеще, безумнее. В темноте можно было представить все, что угодно, поверить во все, что угодно. «Ты видишь? Я тоже нет», - однако то, что мы
этого не видели, не значило, что
его там нет. То и дело доносился гулкий шепот, который отлично скрывало чихание двигателей. Когда и двигатели, и шепот замирали, казалось, что корабль падает; все остальное было только отсрочкой от того падения, вниз-вниз-вниз, туда, где будут лишь дымящиеся обломки и обугленная плоть. Моя и без того немаленькая копилка страшных историй обогатилась десятком-другим новых, и все о том, чего не принято упоминать на борту корабля. Моряки – суеверный народ, даже те, кому выпало бороздить просторы Космоса вместо синих и глубоких океанских; бездна у нас одна на всех: темная и пугающая. О ней не принято упоминать нигде, кроме порта, и только тогда, когда ты смертельно пьян и твои товарищи тоже, однако теперь все как с цепи сорвались и, невзирая на запреты и неписанные Законы, заговорили. Протяжный звук тянулся как звериная тропа, от одного смертельно испуганного живого существа к другому, и перебирая эти тропы, можно было отыскать любого из нас, перетрусившего до такой степени, когда попросту надоедает бояться. Скоро и искать никого не требовалось, мы научились чуять своих, так было проще. Наши страхи таскались за нами в темноте, шаркая ногами, жарко дыша в шею, потихоньку овеществляясь – их прогоняли по-разному: обкуривали всякой дрянью, вливали в себя ромуланский эль так, чтобы больше ни на что места не оставалось, пытались спугнуть хард-роком или приручить божественными мелодиями - у каждого они, конечно, были свои. Музыка теперь играла на борту корабля всегда, изредка сменяясь командными голосами: то Боунс призывал явиться какого-нибудь пройдоху на медосмотр, то Чехов предупреждал, что репликаторы работают с перебоями, и заказывать лучше что-нибудь самое простое, из категории «А», во избежание, то я толкал воодушевляющие речи – не узнавая своего голоса. Творящийся на полумертвом корабле бардак по-настоящему сплотил команду – стаю – которой был нужен не капитан, а вожак. Мы были со Звездным Флотом, а вроде бы – и сами по себе. Шепоток нес грозную мысль: что судьба Вселенной у нас в руках. Шепоток летел по коридорам, заглядывал в каюты, рассыпался стайками испуганных двадцатитрехлетних старлеток и сгущался в курилках, ложась на стены пятнами масляной краски, в которых угадывались драконы и фениксы, просьбы и ругань.
Первый раз свет мигнул на третий день после того, как мы покинули планету – на третий день после того, как мы со Споком решили растянуть «наваждение». Вскоре свет погас совсем, замолк один из двигателей, окончательно взбесились репликаторы, роботы-уборщики выметали из углов всякую нечисть, которая обильно лезла из попадавшихся на нашем пути прорех в пространстве. Неплохо было бы причалить к космопорту какой-нибудь развитой планеты и затеять ремонт года на два, иногда думал я, и трава не расти – но реальность, по прогнозам Чехова и Спока, не протянула бы и пяти месяцев. Поэтому приходилось лететь на черепашьей скорости в пять варпов, испуганно замирая всякий раз, когда фальшивая нота вкрадывалась в привычную какофонию звуков.
Однажды мне надоела прожорливая темнота, пожиравшая батарейки фонариков, как бугай семечки, и я врубил красную тревогу. На целых полчаса у нас случилась отличная дискотека, пока Спок не испортил веселье: ворвался в мою каюту, воспользовавшись допуском на случай экстренных ситуаций, и выключил светомузыку. Какое-то время я слушал звук нашего с ним дыхания, потом мне это надоело, и общее решение «не спешить» накрылось медным тазом. После пары недель тревоги и темноты, взглядов, стянутых пленкой страха так, что они стали похожи на птичьи, и выступающих под пальцами безмолвных криков на стенах, промедление казалось чем-то глупым и ненужным. Этой минуте, наверное, полагалось быть особенной, но я чувствовал себя так, как будто это происходило с нами миллион раз. В каком-то смысле так и было, и наши… периодические столкновения… стали для меня передышкой, мгновением, когда можно было забыть обо всем, кроме нас, и верить во взаимность – вдруг и оно, это грозное «всё» о нас позабыло?.. – своеобразным перекуром, если угодно, тайм-аутом. Я тогда был настолько далек от того себя, который крутился вокруг Спока, не решаясь сказать ни слова, настолько далек от того психа, который так и не стал художником, от того раздолбая, которого чудом не выгнали из Академии, того мальчика с фермы, который выстругивал лошадок из деревяшек… Настолько далек от всего этого, что временами мне почему-то становилось жутко смешно, и я давился собственным хохотом, как некоторые давятся слезами.
Я раскрасил свою каюту.
Я убил на это двое суток и весь перемазался краской. Мое упорное проведение в жизнь политики пира во время чумы оказалось заразным… Мы устроили карточный турнир – играли на батарейки. Однажды я подговорил ребят помладше пробраться в каюты спящим, предварительно накачав несчастных снотворным, и аккуратно заткнуть им уши берушами. Нет ничего страшнее, чем проснуться в полной тишине на сломанном корабле, летящем туда, где расползалась самая большая в нашей Вселенной Черная дыра. Эти несколько минут после пробуждения наверняка были наинтенсивнейшими в жизни доходяг, которых угораздило быть в тот день не на дежурстве. И, хотя меня никто не сдал, Боунс орал на меня чуть ли не до хрипа. «Это тебе что, летний лагерь для умственно отсталых детишек?!» Я попытался объяснить ему, что мы – громоотводы безумия. Чтобы не сойти с ума по-настоящему, нужно притвориться, что мы все немножко свихнулись. Что клин клином вышибают. Боунс, не смотря на то, что тоже что-то такое чувствовал, не хотел мне верить. Он сам по себе был ходячим громоотводом, идеальным якорем, иногда было достаточно просто увидеть его, чтобы вспомнить, где находишься – не в джунглях, не внутри горы, в подземном царстве, не во сне, не в пятом мире сверху, куда есть доступ лишь шаману. В мире Боунса сладкое пение сирен оборачивалось угрюмым молчанием рыб; не то, чтобы он не подозревал о существовании сирен – просто он обладал удивительным даром игнорировать все, что приходилось ему не по вкусу. Иногда я заглядывал в мир Боунса, в его изолятор, на священную территорию, где реальность, поджав хвост, вела себя так, как пожелает ворчливый хозяин в белом халате, мастер самообмана и мой лучший друг – заглядывал туда, чтобы вспомнить, что я не Иона в брюхе гигантского кита – только за этим.
Требовалось усилие, чтобы смотреть на мир под определенным углом. Не поддаваться отчаянию. Не поддаваться безумию. Просто – не поддаваться. Мешать коктейли: галлон жизнелюбия, два литра паршивого чувства юмора, бочка самоуверенности, кружка обаяния, пинта сомнения – я чувствовал себя алхимиком, вытворяющим фокусы с собственной душой. Преобразующим это капризное вещество во что-то, что вскоре может мне пригодиться. Я бродил по звериным тропам, регулярно выдавая что-то темное и таинственное. Квалифицированных психотерапевтов мы ссадили еще на планете, никто не мешал резвиться.
- Джим, что за разгул ты тут устроил? Ты же капитан, вот и дави авторитетом! Десяток человек посадить в бриг, остальных отправить драить коридоры зубными щетками…
- Зачем?
Меня бросало то в жар, то в холод – с термостатом тоже было не все ладно. В каюте раздевался до трусов, а на мостике за мной потерянными щенками таскались облачка пара. Сосульки в столовой, тропический рай в переговорной, Спок в мохнатых наушниках, Ухура в полушубке Санта-Клауса, Сулу в синих ковбойских сапогах. Я – в костюме вампира и накладных клыках – остались с прошлого Хэллоуина. Плащ действительно был теплым, а клыки я надел для красоты, они здорово подчеркивали мою нечеловеческую бледность. Когда Арчер связывался с нами, его приветствовал тот еще паноптикум. К моему величайшему разочарованию, адмирал все-таки не падал в обморок, даже в качестве адекватного ответа на мою клыкастую ухмылку. Не в том он был положении, чтобы в обмороках прохлаждаться!
*
Почему все всегда должно быть сложно? Неужели нельзя ограничиться совместном распеванием каких-нибудь гимнов дежурному божеству, а после подставлять тарелочку с голубой каемочкой под град высочайших милостей? Размышляя так, я набрел однажды на Спока, не моего, а из параллельной реальности. На мое счастье, тому как раз было охота поболтать.
Стиляга Спок поведал, что мы не можем «залатать» прореху; скоро сам мир превратиться в одну гигантскую прореху. Отправиться в прошлое и все быстренько исправить тоже было нельзя: «Рождение не всегда происходит традиционным путем, Джеймс. Однако, если что-то случилось, значит так было нужно. Каидит. Наша задача – защищать, поддерживать и преумножать жизнь вместо того, чтобы уничтожать ее». И еще что-то о неисповедимых путях Вселенной, я не особенно внимательно слушал. Суть сводилась к тому, что все это изначально затевалось из-за бетаканарианцев. Чтобы они жили.
- Отлично, здорово, я понял! А как насчет нас? Как сделать, чтобы мы тоже жили?
- Я был свидетелем, а иногда и участником невероятных событий, - задумчиво сказал Спок. – Я видел вещи, которые наука не может объяснить. Говорил с существами, которых быть не должно.
- Ну, в этом ты не одинок.
- Я задавался вопросом, кто построил Врата Вечности. Это, несомненно, дело рук разумных созданий – но я не в силах вообразить себе разум, способный на такое… на такое безумие. Экскурсии в прошлое и будущее, как будто это школьная поездка, а не опаснейшее мероприятие…
- С воображением у вас у всех дела всегда обстояли плоховато, да, - согласился я, имея в виду всех своих знакомых Споков.
- С их помощью кто угодно может изменить прошлое так, как ему заблагорассудится, - продолжил Спок.
- Довольно опрометчиво со стороны этих… кто они там? Кто их построил?
- Прошлое пластично так же, как и будущее; Врата – просто один из способов проведения… коррекции. Но есть и другие, - он меня как будто не слышал.
- Ты к чему ведешь-то? – перебил я.
Он вздрогнул и ответил:
- Сам все увидишь, Джим.
*
Иногда я думал, что «Энтерпрайз» летит силой нашего общего желания. Потому что четыремстам с лишним людям на борту очень нужно, чтобы он летел. Новые детали оказались никуда не годными. Почти вся энергия потреблялась уцелевшими двигателями. Пришлось отключить щиты и фазеры. Однако я знал, что «Энтерпрайз» доставит нас до места, чего бы ей это не стоило. В конце концов, она – хорошая девочка, когда это она нас подводила?.. Нужно было ей только немного помочь. Навигатор Чехов набрал себе шестерых помощников, которые сменяли один другого каждые четыре часа, самого Чехова Маккой прогонял с мостика, угрожая ему самым гигантским шприцом когда-либо мною виденным. С настоящей иголкой, хищно сверкавшей сталью.
Метеориты были самой популярной на корабле темой. Без щитов встреча с хотя бы одним из них, даже мелким, означала крах всей операции.
- Ты ведь понимаешь, что это чудовищный прессинг? Сломанный корабль, «ведьмины круги», родня, закатывающая истерики с экранов коммов, ожидание, страх и неизвестность, какие-никакие, а судьбы мира на плечах у ребят… Где ты был весь последний месяц, дружище? – объяснял я Боунсу, когда тому в очередной раз становилось невмоготу, и он опять выговаривал мне за творящийся вокруг «бесовский разгул».
Львиная доля обучения в Академии уходила на всякие хитрости, связанные с психологической разрядкой и поддержанием здорового психологического климата. Когда на борту четыреста человек, никакие тесты на совместимость не спасут коллектив от дрязг, поэтому их количество попросту старались свести к минимуму. О проблемах, начиная с дедовщины и кончая контрабандой, командный состав обычно не знал, даже когда само действо творилось чуть ли не под самым его носом. В Академии из уст в уста передавались истории о том, как какого-нибудь сержанта линчевали в зимнем саду, выдав казнь за обычное самоубийство. Самоубийства, между тем, были не таким уж неслыханным делом в Космосе, хоть и не рядовым событием. Абсолютно здоровые, вменяемые, нормальные по социальным нормам люди не стали бы связывать свою жизнь с космической разведкой на нынешней стадии развития технологий, это тоже нужно было учитывать.
Я, вооруженный бесценными практическими знаниями и полезным в быту законом Йеркса-Додсона, своеобразно интерпретировал одну из обязанностей командира, а именно, ту самую пресловутую заботу о здоровом психологическом климате. Уж климат я создавал на корабле – любо дорого. Под стать обстоятельствам.
На честном слове и другом слове, непечатном, мы все-таки долетели до места.
*
…Перед нашей давней знакомой, черной дырой, на почтительном расстоянии застыло все, что было способно находиться в открытом космосе и стрелять: ржавые, давно списанные посудины и новые, с иголочки, крейсеры, пассажирские лайнеры, на скорую руку оборудованные фазерами, ромуланские боевые «птицы», неповоротливые клингонские корабли-жуки, судна, предоставленные торговыми трестами и корпорациями, синдикатами и благотворительными фондами – краса и гордость наспех созданного Объединенного КосмоФлота!
Командиры кораблей вместе со своими старшими офицерами находились на нейтральной территории, которой по, кхм, случайности стал «Фаренгейт», круизный лайнер класса «А» со всеми удобствами, отличным баром и вышколенным персоналом. Перемирие далось нелегко, но СПА-процедуры после обеда и гольф по вечерам несколько смягчали необходимость делить хлеб с врагами и дегенератами в ожидании припозднившихся кораблей клингонов.
*
Ромуланцы были клёвыми. Я знал, что не совсем такие или даже совсем не такие мысли должны посещать офицера Звёздного флота перед лицом потенциального противника в момент мирового кризиса, но,
чёрт подери. Ромуланцыми были
клёвыми – с этими их отточенными движениями ассасинов, безжалостным выражением размалёванных лиц, обоюдоострыми мечами, с которыми они управлялись что твой папа Карло с Буратино – невозможное творили, короче говоря…
- Паша?
- Мм?
- Ты чего на них так уставился? – тихонько прошептал на ухо стоявшему рядом со мной Чехову Хикару Сулу.
- Изучаю потенциального врага в обычной среде обитания, - заученно сообщил Паша, пытаясь выглядеть незаинтересованно.
Ухура, Чапел и прочие представительницы прекрасного пола, включенные мною в десантный отряд, даже не пытались, откровенно раздевая хорохорящихся перед дамами ромуланских воинов.
- Лучше налей себе супа, твоя очередь уже подошла, - посоветовал ему Сулу.
- Естественная среда обитания ромуланцев – холерные бараки, - надменно бросил я. Предводитель ромуланцев и глазом не мигнул, тогда как его «славные парни» ощутимо напряглись; некоторое даже ощерились в сторону нахального человечишки, но, надо отдать им должное, рядов не разомкнули.
- Капитан! Они же вас
слышат.
- И правда, Джим, у этих остроухих ублюдков общие корни с вулканцами, и слух раз в шестнадцать тоньше, чем человеческий… - подключился к обсуждению добрый доктор.
- Я
в курсе.
Солнечно улыбнувшись своим и чужым, я развернулся и направился со своим подносом к Споку, методично уничтожавшим овощное рагу за дальним столиком.
- Доложите о состоянии наших дел, командующий.
- Оно удовлетворительно, - с каменным выражением лица сообщил Спок. – И будет таковым, если вы оставите попытки выявить эмоциональную реакцию со стороны наших ромуланских товарищей.
- Где-то я это уже слышал, - хищно усмехнулся я. – Ту часть. Про эмоциональные реакции. Я в этом асс, правда?
- Позволю себе напомнить, что несмотря на известное внешнее сходство, ромуланцы не вулканцы, и ваш провокационный курс действий может иметь успех,
капитан.
- Мы торчим здесь уже два дня,
мистер Спок. Я устал. Я хочу, чтобы что-нибудь произошло. По-моему, спровоцировать противника на действие – неплохая идея.
- У меня нет уверенности, что это мудрая идея, - неодобрительно отозвался Спок, - особенно учитывая тот факт, что ромуланцы – наши союзники.
На войне как на войне, личные дрязги совсем не в цене…
- Протестуя – предлагай, - ухмыльнулся я. – Есть у вас на примете рациональные предложения, мистер Спок?
Вулканец невозмутимо изучил пейзаж, убедился, что участники разожженного мною конфликта в драку не рвутся, хоть периодически и обмениваются нелестными отзывами друг о друге, в которых поминают родню противника до седьмого колена.
- Я убежден, что необходимо дождаться момента, когда сюда прибудут клингонские корабли, и начать боевые действия. Следуя первоначальному плану.
- И мы будем всем объединенным флотом расстреливать черную дыру, да? …Я уже говорил, что это бредовая затея?
- Восемнадцать раз, капитан.
- Ты считал, - ухмыльнулся я. – Напомни мне еще раз, зачем нам расстреливать черную дыру?
- Не расстреливать, капитан, а обеспечить необходимое поступление энергии.
- Послушай, я ничего не понимаю в этой вашей ядерной физике… И не стоит так демонстративно сверлить меня пламенным взором, то, что я ничего не понимаю, не значит, что я заткнусь!.. Так зачем нам накачивать черную дыру энергией?
- Очевидно, чтобы восстановить энергетический баланс внутри сети каналов или «кротовин». Дисбаланс энергии, вызванный известными событиями, привел к нынешней ситуации, и для того, чтобы вернуть Вселенной статус-кво…
- …Необходимо разбомбить черную дыру. Все равно звучит по-дурацки.
Спок не удостоил это заявление ответом. Прежде чем я смог поделиться с ним ещё каким-нибудь своим занятным соображением, все неожиданно затихли, а через мгновение тишину вспорол восторженный вопль:
- Клингоны!!!
*
Почти сотня кораблей, двадцать пять тысяч экипажа, расплывчатые прогнозы физиков – то ли мир взорвется, то ли она; всего лишь вселенная на кону, борьба жизни и всякой чертовщины.
- Это точно сработает?
- Я не знаю, капитан.
- Мог бы просто соврать. Я бы оценил.
-
…Фазеры на полную мощность…
- Это сработает.
- Ты так неубедительно врешь, Спок, сразу видно, давно не практиковался.
-
…Ракеты к бою…
- Я буду практиковаться чаще, если таково ваше желание, капитан.
- И если мы выживем, - оптимистично откликнулся я.
Спок сжал мою ладонь. На мостике «Фаренгейта», на глазах у всех. Вот это я оценил.
-
…Пли!..
*
Черное марево, лежащее перед нами, озарилось вспышками устремившихся к дыре ракет. Космос забурлил, заклокотал, пошел трещинами – я сморгнул, и оказалось, что мне все почудилось. Пространство вворачивалось в зев безразличной ко всему дыры, ракеты летели…
- Простите, но это вот, что вы тут затеяли зачем-то, это самоубийство, я не позволю.
Я изумленно обернулся. За нашими спинами стоял сухонький старикашка в строгом деловом костюме, укоризненно цокающий языком.
- Ракеты встали! – закричал в эту минуту Питт, один из немногих капитанов, с которыми я успел завязать знакомство.
- Конечно, встали! А вы, простите, хотели бы, чтобы они залетели прямо в дыру, и мир взорвался бы к чертовой матери? – сварливо поинтересовался у него старичок.
- А вы, простите, кто? – от растерянности я умудрился перенять его манеру выражаться.
- Прощаю, - кивнул старичок. – Я Жнец Седьмой. Жнец – это имя, а не род деятельности.
- Очень приятно, Джим, - мама всегда настаивала, чтобы в обществе я вел себя прилично. Если у тебя вместо башки кастрюля с фаршем, говорила мама, хорошие манеры – это единственное, что тебе остается, милый.
- Знаю я. Всех по именам знаю, так что можете не трудиться их называть.
- А… гм. Простите, а ракеты из-за вас остановились?
- Уж точно не из-за тебя, мальчик!
- А зачем, простите, вы это сделали? – продолжал пытаться внести ясность в эту запутанную историю я, раз уж все остальные молча и дружно делегировали мне обязанности переговорщика.
- А затем, что не стоило отдавать мир на откуп идиотам, вот затем! – взъярился старичок. – Твоему другу сердешному в голову втемяшилось меня увидеть; ну вот он я! Нравится?
- Споку?
- Кому ж ещё…
Я изумленно посмотрел на своего первого помощника, тот ответил мне мутным взором.
- Да не этот, другой! – раздраженно пояснил старик.
Стиляга Спок из параллельного мира сделал шаг вперед.
- Здравствуй, Жнец Седьмой.
- И тебе не хворать!.. Чего это ты тут устроил, мальчик?
- В прошлый раз мы не договорили…
- Все необходимое было сказано, мальчик, и совершенно необязательно было пытаться взорвать эту милую маленькую вселенную, не та эта цена за пару-тройку смешных моих секретов!
- Я так не считаю…
- Тогда попробуй считать в столбик, - выплюнул Жнец, и где-то там, далеко, ракеты взорвались, не долетев до цели.
- Извините, я немного туплю сегодня, вы не могли бы пояснить, что тут происходит? – невинно спросил я, воодушевленный тычком под ребра от моего любопытного первого помощника.
- Этот мальчик вас обманул, со Вселенной ничего не случилось бы – ну, перебесилась бы, переболела бы и успокоилась, перестал бы Калигула бродить по центральному нью-йорксому парку, перенесенному на Дельта-Вегу, одному знакомому тебе крокодильчику прямо под нос… А вот то, что вы систему лестниц и коридоров, образно выражаясь, решили взорвать, хулители, да в текущих обстоятельствах привело бы к тому, что погиб бы весь дом, понимаете вы меня? И кому тогда какое дело, что вы не ведали, что творите, не осталось бы никого просто… Впрочем, у вашего мальчика не было злого умысла: верил, мерзавец, что я успею, он в деле меня уже видел.
- В каком еще деле?
- Бетаканарианцы – это была лабораторная работа Жнеца Сто Тридцать Девятого. Манипуляция пространственного-временным континуумом и корректирование причинно-следственных связей с целью создания новой расы в уже существующем мире – это как экзамен для… да, вы можете называть нас демиургами. Жнец Сто Тридцать Девять экзамен свой сдал на троечку, да и то еле-еле, пришлось мне вмешаться, вот тогда-то мы с вашим мальчиком впервые-то и познакомились. Это я его попросил предотвратить истребление славных ящерок, что он и сделал, спасибо ему, конечно, но стоило бы на этом и остановиться, фаусту доморощенному.
Это было неожиданно, как торнадо у вас дома. У меня было три секунды на то, чтобы смириться с мыслью, что на свете существуют некие «демиурги», и площадкой для их игрищ служат целые миры, а мы, обитатели этих миров, выходит, не более чем лабораторные крыски, хлопочущие в коробке-лабиринте – вот уж действительно, нокаут самолюбию и хана чувству собственной важности.
Сейчас, я уже, конечно, попривык к подобным вещам, а тогда аж дар речи утратил.
- То есть… то есть…
- То есть можно успокоиться, все будет хорошо, у тебя все будет хорошо, мальчик, - неожиданно тепло улыбнулся мне старикан. – И со вселенной твоей тоже все будет в порядке, годик ещё потерпи только.
- А…
- А вашего любителя новых знаний и его услужливого t'hy'la, превратившего это безобразие в форменный бардак, - «демиург» бросил сердитый взгляд в сторону моего двойника, - я возьму с собой. В конце концов, подобные усилия не должны оставаться неоцененными.
- Но вы же с ними ничего плохого не сделаете, да? – забеспокоился я. Вроде старичок не выглядел головорезом, но черт его знает, этого тщедушного бога.
- Я покажу им все время и пространство, Начало Всего и Конец Всему, и то, что За, - ухмыльнулся демиург, медленно растворяясь в воздухе вместе с другими Кирком и Споком, которые между тем выглядели неприлично довольными собой и жизнью. – Не волнуйся, им понравится. Тебе самому понравилось бы, но твое время еще не пришло, мальчик!
- Доктор, блин, - растерянно проговорил я, вглядываясь в то место, где только что стоял шебутной старикан.
- Кто? – переспросил Спок.
- Вот именно! Слушай, дружище, нам придется как следует поработать с твоим знанием контекста популярной культуры планеты Земля, если ты хочешь понимать мою речь хотя бы процентов на восемьдесят…
Я замер в предвкушении, представив, как закоротит моего логичного вулканца, когда он увидит хотя бы пару сезонов Доктора Кто. Хотя бы несколько серий. Хотя бы одну. Хотя бы далеков!
- Я понятия не имею, как сообщить об этом командованию, - простонал Питт. – В процессе написания отчета я поседею, наверное!..
- Это что, какая-то шутка? – нахмурился ромуланский лидер. – Вы нас сюда позвали… пошутить?
- Это не шутка, это издевательство, - тут же подхватил клингон. – Федерация смеется над нами!
- Если смеется, значит, есть над чем! – высказался дипломатичный я. На счастье, ни у кого из нас не было оружия, и, хоть вспыхнувшая вслед за этим потасовка получилась ожесточенной и кровавой, в процессе «сдувания пара» бравые представители Федерации никого из иностранных шишек и их миньонов не распылили, не затоптали, не выкинули в открытый космос и не замочили в сортире, проявив удивительные дружелюбие, сдержанность и такт, что я и отметил в своем отчете. Некоторые подробности, конечно, пришлось опустить. В целом, успешно пережив один кризис, мы умудрился не влезть в другой и даже исподволь вкусить сладкой мести: Боунс дополнил свои знания в области анатомии, благо, в его распоряжении имелся самый разнообразный материл, имя Сулу после той драки стало нарицательны, им теперь пугают детей, сам я от души засадил клингонскому ублюдку, вбив ему его же нос прямо промеж поросячьих глазок, а Чехов… Чехов обрел друга по переписке. Когда какой-то наемник из синдиката попытался в прыжке свернуть моему навигатору челюсть, некий ромуланец схватил поганца за ногу и отшвырнул в стену, буквально вырвав у того коленную чашечку из паза. Чехов, парень не промах, тут же воспользовался поводом завязать разговор, сияя так, что даже мне, повидавшему виды цинику, на сердце стало тепло, и разговорчивый клингонец отделался лишь парой шишек и сотрясением. Я точно не знаю, о чем Чехов в этой свалке сумел договориться со своим спасителем, но теперь наш малыш исправно пишет этому громиле трижды в неделю страниц по пятнадцать.
Когда все особенно неприятные морды были набиты, я прилюдно покаялся в разжигании межрасовых конфликтов и сдался в самый благоустроенный на Энтерпрайзе карцер (меня не хотели туда брать, но я настоял), где отлично выспался, пока Спок, наш замечательный исполняющий обязанности капитана, корпел над документами. Он со мной после этого неделю не разговаривал, не обращая внимания на мои железные доводы. Хороший командир, доказывал ему я, обязан знать и пользоваться своими и чужими сильными и слабыми сторонами, а бумажная работа – это точно не мое, Спок, дружище, я бы месяц над ними мучился, писульками этими, исправлял, дополнял, вычеркивал… Да даже ту единственную бумажку, которую мне все-таки пришлось накатать, как очевидцу, ты раскритиковал в пух и прах, заявив, что описание моего роскошного хука справа на два абзаца не относится к делу, хотя Спок, истинно говорю тебе, все дело именно в этом хуке, я благодаря ему знаешь, из сколько драк победителем вышел?.. ну, скажем так, почти победителем…
Спок про мои подвиги слушать не желал, и я в первый раз совершил то, что позже вошло у меня в привычку, - схватил его за руку, поднес ладонь к своим губам и принялся легонько посасывать пальцы, а когда разомлевший вулканец все-таки вспомнил, что обладает даром речи и решил им воспользоваться, я впился поцелуем в его приоткрытый рот – наградой мне был тихий, но очень красноречивый стон. В нем столько всего было – и усталость, и раздражение, и нетерпение, но важнее всего – потребность, страсть; я Споку был нужен, и это было самое главное, я ему был нужен сейчас, здесь, весь, и это правильно, потому что я – его. Сложно негодовать и целоваться одновременно, по крайней мере, моему вулканцу сложно, долго у него это никогда не получается, он мне сразу все прощает, когда я предлагаю всего себя на блюдечке, бери, делай что хочешь. Он с ума сходит от такого безграничного доверия, да и я, наверное, свихнулся следом: каждый раз с мясом сдирать броню, подставляясь как идиота кусок, открываться, отдаваться, тело мое тебе, и разум тоже, располагай, что пожелаешь, то и твори, на все согласен. Жду твоей подачи, друг мой, брат мой, а какое третье значение у этого единственного мне известного вулканского слова, ты и сам в курсе. И там, где прежде жила боль, расцветало бесстрашие, а темная бездна, в которую так тянуло упасть, вдруг оказывалась своей собственной выцветшей фотографией – просто дурацкой фотографией невнятной какой-то дырки в земле, ничего особенного, спасибо, t'hy'la… Кстати, Спок мог сколько угодно смеяться над моим произношением, но когда я называл его t'hy'la, у сдержанного моего вулканца сносило крышу, чем я спешил коварно воспользоваться. Я имею в виду, хоть мы родственные души и все такое, это не дает ему права расслабляться!.. Ни в лаборатории. Ни в штабе. Ни в процессе дипломатических переговоров. Особенно в процессе дипломатических переговоров! И я помню, что обещал не транслировать ему в голову порнографические картинки, но граница между эротикой и порнографией там тонка и зыбка, это общеизвестно. Кому?.. Это общеизвестно
мне!»
Эпилог
Если ж он не скулил, не ныл,
Пусть он хмур был и зол, но - шел,
А когда ты упал со скал,
Он стонал, но - держал,
Если шел за тобой, как в бой,
На вершине стоял хмельной,-
Значит, как на себя самого,
Положись на него.
- …Такие вот дела, - подвел итог я. – Такой момент в славной истории Звездного Флота. А что было дальше, вы знаете лучше меня, ребята, с вашей же стороны была подача.
- Это футбольный термин? – уточнил один из ромуланских солдат, Скай. – Вы ошибаетесь, если думаете, что командование нам вот прямо все возьмет и выложит как на духу, капитан.
Совсем молодые парни и девчонки – конечно, никто перед ними докладываться не станет.
- Даже та история, которую вы нам сейчас рассказали, капитан Кирк… Поданным Императора, да будет ему вечная слава, сообщили совсем другую версию! – добавила ТиСол.
- Ну, если в двух словах, - я пожал плечами, - воспользовавшись царящей неразберихой, ваши захватили одну из планет Федерации, мы их оттуда вытурили, слово за слово, парочка сгоревших флагманов, биологическая атака, Уничтожитель Планет – и нежданно-негаданно мы оказались втянуты в ту самую войну против ромуланцев, которой всегда так опасались!.. А пленником вашим я сделался совершенно по чистой случайности. Дело в том, что мне пришла в голову очередная идея, которую я счел гениальной, а Спок и Боунз как назло в тот момент прохлаждались на другом конце галактики, и некому было влить в меня жидкость для прочистки мозгов (прерогатива доктора, у которого имелся весьма приличный выбор вин и… прочих напитков) и просклонять мой идиотизм так и эдак, чтоб проняло (за это, конечно, отвечал Спок). …Короче, я пошел на дело. Под прикрытием. Кто бы что ни говорил, а ромуланские уши мне очень идут.
- Разумеется, капитан Кирк! – поспешил подтвердить Скай.
- Это прозвучало бы куда убедительнее, парень, если бы ты сумел скрыть смущение, - проворчал я. – Чем краснее уши, тем выше градус вранья, запомни.
- Он просто старается быть почтительным, - вступилась за Ская Ли'ка.
Я чуть не заржал в голос, потому что, гм… эти детишки были моими палачами! Скай, Ли'ка, ТиСол и остальные были ромуланскими наследниками и наследницами правящих семей и, прежде чем обрести статус взрослых самостоятельных ромуланцев, они должны были доказать, что являются настоящими воинами. Для этого следовало обагрить свое оружие кровью врага, да не простого, а такого, чтоб с гордостью потом об этом всем рассказывать на званых ужинах. Я подходил идеально, вот только имелась небольшая проблема: я был один, такой опасный и героический, а ромуланских подростков из высшего общества было как цыплят нерезаных. Поэтому их папенькам пришлось хорошенько постараться, чтобы пристроить своих детишек в «расстрельную команду». Я слышал рассказы тюремщиков о баснословных взятках, лютых угрозах и жалобах Императору – и все ради великой чести, порешить меня, любимого! Впору возгордиться, честное слово.
Восемь ромуланских счастливчиков и ваш покорный слуга отправились в пустыню, где должен был свершиться приговор. Не знаю, в чем конкретно меня обвиняли, суд я проспал. И не потому, что нервы у меня как сталь (разве что ржавая), просто вымотался – слов нет!
Мы шли часа два, после чего Скай достал сигареты и поинтересовался, какое у меня последнее желание, и если покурить, то у него есть, он читал книжки и вообще готовился! Я посмотрел на эти сигареты, потом на Ская, снова на сигареты и сказал, что, увы, не курю. Парень завис. «И что теперь делать? – спросила Ли'Ка. – Мы должны исполнить его последнее желание, это закон чести!»
(«Закон чести» - странная ромуланская концепция, которой эти ребята оправдывают все свои бредовые поступки.)
Тут я их спас. Наплел что-то о том, что умерший мечтает жить в сердцах тех, кто остается ходить по этой грешной земле, поэтому есть такой обычай у меня на родине – рассказывать перед смертью Самую Главную Свою Историю. Ту, которая оправдывает твое появление на свет и все такое. Конечно, повезло, что в детстве мама читала мне сказки тысяча и одной ночи. Хитрюга Шахерезада похитила сердце того восьмилетнего малыша, которым я когда-то был, а взамен подарила мне бесценную истину: перед смертью не надышишься, но попробовать-то можно!..
По моим прикидкам, той истории с бетаканарианцами хватило бы часов на восемь, если с лирическими отступлениями, то и на десять. В процессе повествования я время от времени требовал воды, еды, навес от солнца, веер – короче, не так уж плохо провел время. Мальчики и девочки слушали меня, развесив уши, старались не перебивать и лишь изредка уточняли значение сленговых выражений. Убивать меня им совершенно не хотелось, это было ясно с самого начала. Ближе к его концу детишки были готовы возвести в мою честь капище и отправлять там обряды. Описывая романтическую сторону наших взаимоотношений со Споком, я старался не замечать, как стекленеет взгляд ТиСоли и как томно вздыхает Сиерра. Парни восторженно сверкали глазами и издавали боевые вопли, стоило мне только заговорить о драках. Просто урок литературы, обсуждение романа война и мир, чтоб его!
К сожалению, этот детский утренник не мог продолжаться вечно, и я прекратил дозволенные речи, ибо натруженный мой язык отказывался шевелиться вовсе, голос охрип, а речевые навыки пожелали испариться. Попытку Ская выиграть нам еще пару часов я, конечно, оценил, но не настолько, чтоб завести шарманку еще часика на два.
- Время кончилось. Нет нужды быть почтительным, Скай, - вздохнул я.
- Но… - Скай закусил губу. Остальные парни смотрели на нас с тревогой.
Я им даже немного сочувствовал. Трудно всадить нож в того, кто тебе по-настоящему нравится.
Повисла неловкая пауза. Горе-палачи испуганно переглядывались, я размышлял о том, уместно ли будет попытаться их воодушевить.
- Ладно, мужики, - наконец смирился я со своей участью, - вы мужики или кто?!
- Нет, - пискнула Сиерра.
- Извини, - смутился я. – Это я образно. Слушайте, нельзя больше тянуть. Иначе есть шанс, что вон тот дядя с большим фазером вас всех ошеломит и казнь вообще не состоится!
- Кто? – хором переспросили дети, после чего начали падать.
Я страдальчески закрыл глаза. Когда открыл, передо мной лежало восемь тел, а за спиной маячил Спок.
- Что ж так долго-то? – проворчал я, позволяя ему сорвать с себя кандалы.
- Не за что, - с восхитительным бесстрастием отозвался вулканец.
Я с наслаждением растер запястья и вздохнул.
- Надо как-то дать понять ромуланцам, что мы сбежали, пусть заберут отсюда своих детей…
- Эти «дети», как вы изволили выразиться, капитан, с рождения принадлежат к элитному ромуланскому легиону и стали бы отличным козырем в переговорах с… - тут же вскинулся мой коварный первый чиновник, но увы, не судьба ему была порезвиться.
- Спок, дружище, даже не думай! – перебил я. – Во-первых, я к ним успел привязаться, а ты и сам знаешь, что нынче с ромуланцами делают в тюрьмах, хоть с высшими, хоть с низшими. Во-вторых, если мы возьмем их детей, ромуланцы нам этого никогда не простят. Понимаешь, формально ребята не закончили обряд, моя кровь не обагрила их клинки, значит, они не воины, а дети, невинные души. Нельзя их в это втягивать, если мы хотим, чтобы эта война вообще закончилась. Закон чести! – весомо добавил я.
Спок вздохнул, но спорить не стал.
- Бери меня за руку, мы телепортируемся.
- А поцелуй? – возмутился я. – Нормальный, человеческий, в губы, как я люблю (и ты, кстати, тоже, хоть никогда и не признаешься).
- Какой поцелуй? – нахмурился Спок.
- В конце хороших историй герои всегда целуются на фоне заката над трупами поверженных врагов, - объяснил я. – Вон – закат, вот – враги, а где поцелуй?..
- Дома тебе будет поцелуй, - пообещал Спок, источая прямо-таки физически ощутимую угрозу. – И не только.
Он и так был злой как черт, ну, на мой идиотизм и вообще, а теперь мне, кажется, удалось довести его до белого каления. Я возликовал. Слова «и не только» отозвались в моих ушах пением ангелов. Хотя вряд ли ангелы будут петь об извращенном сексе…
- Джим!
Я послушно взял его протянутую руку, пробежался пальцами по костяшкам, чуть сжал, - Спок едва слышно выдохнул и мир вокруг распался, чтобы вновь собраться по кусочкам из ниоткуда, оглушить воплем Боунза, чуть не свалить с ног взмахом ресниц Ухуры, опуститься на плечо теплой ладонью Сулу…
- Дома, - счастливо повторил я. – Мы дома.
*
«Здравствуй, Паша!
Перейду сразу к делу. Я рад, что вулканец сумел спасти капитана Кирка. Твой капитан достойный воин и служит тому же делу, что и я, хоть и по иной причине. Ты писал, что Кирк желает, чтобы война остановилась, и обе стороны перестали нести огромные потери. Я уже говорил тебе, что война – благородное дело, и погибнуть в бою, несломленным, с оружием в руках – высочайшая часть. Мне известно, что ты не разделяешь моих взглядов, мой убежденный пацифист, потому не буду повторяться. Однако все сказанное мной ранее относится именно к благородной войне, а та, что ведется сейчас, - война лживая и нечистая. Император слаб и болен, за его спиной играют в страшные игры, вокруг творятся подлог и бесчестие. Под предлогом войны знатные семейства преследуют собственную выгоду. Это должно прекратиться. С этой целью и была создана оппозиция – мы призваны остановить это безумие, сами себя призвали и сами назначили, раз больше некому. Решение выслать вам координаты места, где должна была состояться казнь капитана Кирка, наше общее, однако, признаюсь откровенно, я сделал бы это даже вопреки воле Совета. У меня сердце разрывалось, когда я читал твое последнее письмо.
Надеюсь, друг мой, мои новости тебя обрадуют: в оппозицию вступили новые члены. Те, кто не прошел тогда обряд, и некоторые их родственники, вероятно, впечатленные рассказом молодежи. Чем больше сторонников среди правящих семейств мы приобретем, тем проще будет совершить переворот.
Наступит день, когда война закончится, и больше не нужно будет прятаться. Я молюсь ТаСтану, могущественнейшему из наших богов, чтобы мы с тобой застали зарю этого нового мира; нынешний плох тем, что я могу увидеть тебя лишь в прицеле фазера.
Твой Сонг.
9003 год от начала Ромулуса, 8409 день от правления Императора Сторра, 1204 день Войны-Против-Федерации».
Конец!
