For the Greater Good. История вторая

Глава 1

/* Год неизвестен. Где-то в междумирье…*/

Способность Северуса непрерывно кричать в течение нескольких часов без устали, причем ни разу не повторившись в обвинениях, поистине удивляет. Я, конечно, подозревал, что он идеалист, но чтобы настолько…

Дернул же кто-то за язык этого полоумного старика, а рассказывать пришлось мне. И о путешествии, и о «моем» вмешательстве, и про спасение Гарри. Северус не проронил ни слова во время рассказа. Я уж было подумал, что все обойдется, но стоило замолчать, и на нас с Эльфи обрушилась лавина гнева.

А как он забегал: щеки раскраснелись, волосы растрепались, взгляд яростный – кошмар! Ну и характер! И разве Северус на меня похож?

Пожалуй, напрасно я так разоткровенничался, теперь вот расплачиваюсь: приходится изображать внимательного слушателя, иначе этот крик не закончится никогда.

– Северус, успокойся.

– Успокойся?! Вы издеваетесь, да?!

– Разумеется, – поддакивает Эльфи, – как же иначе.

– Заткнитесь! Вас вообще не спрашивали!

– Получил? – моя очередь язвить. – А нечего вмешиваться в семейные раздоры!

– Семейные раздоры?! Я вас ненавижу! Я вас обоих ненавижу! – разоряется Северус.

– Альби, он мне надоел.

– Сам виноват, – улыбаюсь я в ответ. – Мог и промолчать…

– Промолчать?! Как вы могли? Нет, ну как вы могли? Вы меня использовали!

– Начинается… – произносит Эльфи, растягивая гласные.

– Вам просто повезло, что мы тут застряли, а то я бы… я бы… – Северус осекается на полуслове и ловит ртом воздух.

– А то что бы? – спрашиваю я без малейшей заинтересованности в голосе.

– Убил бы вас обоих!

– Северус, пощади свои нервы… да и наши тоже. Кстати, мы не застряли, а ты сам сделал выбор.

– Ненавижу, – шепчет он.

А сейчас начнутся взгляды в мою сторону, осуждающие и свирепые. Потом несколько дней будет дуться, пару раз поскандалит для порядка и успокоится.

Да уж, сделал я себе подарочек на день рождения. А как все хорошо начиналось…

***

/* 1955 год, конец августа*/

За окном промозглая сырость и лужи, а рама натужно скрипит под порывами ветра. Что тут скажешь – не повезло мне с погодой.

Зато с друзьями повезло. Собственно говоря, скорее им со мной посчастливилось, но зачем огорчать людей понапрасну. Порой неведение лучше горькой правды.

Каждый год, с завидным постоянством, ровно за неделю до моего дня рождения, друзья присылают говорящее письмо, которое сообщает, что сие знаменательное событие не за горами. И если я каким-либо образом умудрюсь забыть об этом, мне обязательно напомнят, но уже в менее вежливой форме. Ради интереса, возможно, стоило бы раз запамятовать, но, зная Эльфиаса Дожа и Николаса Фламеля… В общем, я так и не решился.

Каждый год, на мой день рождения, Ники, то есть Николас Фламель, любезно предоставляет мне свое поместье. И дело даже не в том, что я категорически отказываюсь праздновать у себя; а у Эльфи, то есть Эльфиаса Дожа, в доме только мыши летучие могут нормально существовать да пауки. Дело в том, что это традиция, которая существует лет тридцать, и вряд ли кто-то из нас помнит, как она появилась.

И на мое семидесятичетырехлетие мы снова собрались вместе, дабы скрасить пасмурный вечер употреблением спиртных напитков. Все-таки не каждый день тебе исполняется семьдесят четыре года, а при моей неспокойной жизни даже удивительно, что я сподобился дожить до столь преклонного возраста.

Эльфи в обычном для него отвратительном настроении что-то бурчал, я вполуха слушал, из вежливости пытаясь уловить суть его недовольства, а Ники, по обыкновению, курил трубку, флегматично выпуская колечки дыма.

– Скучно как-то, – заметил Эльфи, когда его претензии к вселенской несправедливости наконец иссякли.

– Партию в кегли? – Ники лениво потянулся, явно не желая заниматься чем-либо еще, кроме созерцания колец из дыма.

– Точно, а еще голыми на метлах полетать. Ты на улицу вообще выглядывал?

– Голым ни за что на метлу не сяду! – заявил я.

Многолетний опыт подсказывал: лучше заранее не согласиться. Даже если Эльфи и шутит.

– Ты в прошлый раз тоже так говорил, а потом понравилось.

– Так это когда было! У меня и борода тогда не росла. Еще чего вспомни.

– Напьемся, что ли, как всегда, или есть другие предложения? – спросил Ники.

– Давай, – махнул рукой Эльфи, – неси свое вино. Может, хоть оно вас расшевелит.

– Возможно, – безучастно согласился Николас и вышел.

И тут напускную скуку Эльфиаса как ветром сдуло – он пристально уставился на меня.

– Ты уже третью неделю так странно на меня смотришь, что я, право, пугаюсь.

– Все никак не пойму, каким образом Геллерт до такой степени изменил твое отношение к смерти. Тогда я принял твои слова за шутку, а теперь вижу, что ошибся.

– А тебе не кажется, что сейчас немного неуместно говорить о смерти? Тем более о моей.

– Не увиливай.

– Это было так давно… И я обещал сохранить содержание той беседы в секрете.

– Поражаюсь, он умудряется злить меня даже оттуда!

– Он здесь ни при чем, всему виной твое неудовлетворенное любопытство, – не удержался я от улыбки.

– Смейся, смейся, – нахмурился Эльфи, – но я по-прежнему не понимаю. То ты тратишь все свободное время на поиски бессмертия, то вдруг спокойно рассуждаешь о смерти как об интересном приключении. Я бы не удивился, услышав подобное от Ники или от твоего Гриндевальда, но от тебя… по меньшей мере странно.

– Помнится, однажды ты клятвенно заверял, что не будешь удивляться моим, как ты тогда сказал, выходкам.

– Я бы и рад, но ты умеешь вытворить что-нибудь эдакое, что глаза лезут на лоб от удивления. Я, может быть, и живу лишь потому, что очень хочу узнать, чем все это закончится.

– Что именно?

– Твоя деятельность по улучшению мира. У меня есть, конечно, несколько предположений, но ты такой оригинал… мало ли, вдруг у тебя получится, – ухмыльнулся он.

– Памятуя о твоем циничном отношении к жизни, я лучше промолчу.

– Вот и молчи, нечего трогать мое мировоззрение своими грязными ручонками.

– Стоило мне выйти, а вы опять за свое, – появился в дверях Ники, в руках у него был поднос с бутылкой и бокалами.

– Альби тут секреты разводит, – наигранно пожаловался Эльфи.

– И что? Пусть лучше секреты, чем пауков. А то завел моду таскать ко мне всякую живность. Ладно я – ко всему привыкший, но Перренелль, бедная, по ночам не спит, все боится, что твой террариум расползется.

– Это, между прочим, мой научный эксперимент, – огрызнулся Эльфи.

– Твой прошлый эксперимент разнес мне половину второго этажа.

Эльфи пробормотал нечто невнятное о всяких самоучках, совершенно не понимающих его тонкую натуру, и приложился к бутылке.

– Как там ваш хроноворот? – сменил Ники тему.

– Не хроноворот, – я попытался предупредить его, скосив глаза в сторону Эльфи; к счастью, тот был полностью поглощен исследованием содержимого бутылки и пропустил оговорку мимо ушей, – мы пока не придумали название.

– Раз с его помощью можно совершать путешествия во времени, стало быть, хроноворот, – настаивал Ники, явно не заметив мой взгляд.

– Хроноворот настроен на прошлое, а этот прибор – на будущее.

– Портативный прорицатель?

– Не совсем, – на редкость мирно отреагировал Эльфиас, – принцип работы почти такой же, как и у хроноворота, но вместо прошлого ты попадаешь в будущее.

– Как интересно! – оживился Ники. – Можно назвать его псевдохроноворотом или хроноворотом обратного действия. А вы его проверяли уже?

– Я бы рискнул, но Эльфи против. Говорит, что можно безвозвратно увязнуть во временном пространстве.

– Подумаешь… Прибор который год у тебя на полке пылится, почему не испытать?

– Не стоит… – поморщился Эльфи. – С этой штуковиной еще неизвестно, что можно делать, а что нельзя.

– А зачем тогда мы столько времени на него извели? Заглянем на пару минут в будущее и назад. Ничего трогать не будем, просто посмотрим, – выпалил я неожиданно для самого себя.

– Нет, – твердо ответил Эльфи. – Предмет неизученный. Вы там застрянете, а я виноват буду.

– Ну знаешь… День рождения у меня, так что сделай мне приятное – помолчи.

Не знаю, что на него подействовало, наши ли с Ники доводы или алкоголь, но Эльфиас все же согласился. Распив для храбрости пару бутылок, мы с Ники направились в Хогвардс. После небольшого разгрома, учиненного поисками, псевдохроноворот наконец нашелся, а в камине появился Эльфи. Он, оценив масштаб разрушений, назвал нас фантастическими болванами. Мы немного поспорили по этому поводу и в конце концов доказали, что он не прав. Причем в процессе спора псевдохроноворот опять куда-то запропастился. И ничего бы не случилось, если бы я, порядком уставший и пьяный, не сел бы в кресло, конечно же, прямо на искомый предмет, о чем все узнали, услышав мой истошный вопль.

В результате находку разместили на столике, и мы, переглядываясь, окружили его.

– Стоп! – Эльфи хлопнул себя по лбу ладонью, – Альби, возьми обычный хроноворот. И измеритель не забудь.

– Смешные часики, – радостно отреагировал Ники на мой измеритель. – Как много стрелок! И что именно они показывают?

– Всякое… – я не стал вдаваться в подробности. В тот момент меня больше интересовала собственная устойчивость – ноги то и дело заплетались.

– Итак, еще раз предупреждаю, – сказал Эльфи с чрезвычайно серьезным видом, – слишком велика вероятность, что гравитационное притяжение нас не отпустит, и мы затеряемся навсегда. Поэтому берем с собой хроноворот для возвращения и измеритель – на всякий случай. Ох, только бы ничего лишнего не попало в гравитационный радиус.

– Давай, – подтолкнул его Ники, – мы так напились, что нам все равно. Только ты сам все сделай, а то я Альбусу не доверяю.

Эльфи деловито переставил псевдохроноворот – устройство, состоящее из подставки, на которой вращались два шара, большой и маленький, и механической ручки – в центр стола.

– В какой год желаете?

– Ставь на пять лет вперед, – предложил Ники.

– Мало, лучше на сто, – возразил я.

– Почему?

– Ники, я поражаюсь твоей недогадливости. Неужели не ясно, что Альби хочет узнать, удастся ли Министерству уломать его на должность министра? – фыркнул Эльфи, затем дернул прибор за ручку и закрутил ее по часовой. После ста оборотов мы замерли в ожидании.

– И?

– И не работает, – сообщил он, деловито почесав затылок.

– Ты его трогал? – спросил я. – С тех пор как я его здесь оставил?

– Трогал, – насупился Эльфи, – заряд проверял. А что?

Удивительное дело, желание ощутить неизведанное побороло обычную осторожность. Не в силах что-либо произнести от хохота, я ударил по псевдохроновороту кулаком. Подкинуло нас неплохо. Ослепленный вспышкой света, я погрузился в темноту, столь материальную, что, казалось, протяни руку и почувствуешь ее. Затем меня подхватил вихрь и поднял в невесомости. Но насладиться полетом в полной мере не удалось – вскоре я, со всей этой высоты, чувствительно приложился пятой точкой о землю. Сверху на меня свалился довольный Ники, где-то рядом закряхтел Эльфи – судя по всему, нас, хоть и порядком потрепало, но не расщепило.

– Господа, это изумительно! – восхищенно забормотал Ники мне в бороду. – Так я еще не летал!

– Ники, прости, что перебиваю, но мне нечем дышать. Вот если бы ты соизволил подняться, я бы тебя с удовольствием выслушал.

– Надо же, а я как-то не подумал, – крякнул он и откатился в сторону.

Обрадовавшись вновь обретенной возможности дышать, я не сразу сообразил, что мы переместились из Хогвардса в его окрестности. Чтобы убедиться в правильности догадки, обернулся, ожидая увидеть замок на привычном месте. Но… школы не было, она будто испарилась.

– И где мы? – спросил Ники, когда его первоначальный восторг поутих.

Эльфи в ответ пожал плечами, ковыряя палочкой в псевдохроновороте. Похоже, прибор волновал его больше, чем наше местонахождение.

– Я вижу два варианта, – мне пришлось брать инициативу в свои руки, потому что от этих двоих, как всегда, было мало толку, – либо мы все еще в нашем времени, а это значит, что мы аннигилировали Хогвардс, либо попали в будущее, но замка там нет. Второй мне нравится больше.

– Почему?

– Если сейчас действительно будущее, значит, не мы приложили руку к уничтожению школы, что лично меня несказанно радует.

– А ведь наше перемещение могло аннигилировать замок, – промолвил Эльфи.

– Вполне, но я предпочитаю менее трагичные концовки.

– Измеритель… Альбус, доставай.

Я вынул измеритель и попытался его настроить, а друзья, тем временем, упражнялись в остроумии, сопровождая комментариями мои действия. Стрелки дергались, планеты расплывались перед глазами, но мне, тем не менее, удалось добиться результата. И он почему-то не удивил.

– Шестьдесят лет, – объявил я. – Не знаю, что ты там крутил и сколько раз, но мы переместились всего на шестьдесят лет вперед.

– Хорошо еще, что вперед, а не назад… – довольно громко пробормотал Ники. – Нужно вернуться, пока не поздно.

Мысль о возвращении не грела душу. Ведь если Хогвардса больше не существует – значит, кто-то что-то с ним сделал, и мне захотелось узнать подробности. А если мы вернемся – я так и останусь в неведении.

– Разве вам не любопытно взглянуть на будущее? – спросил я осторожно.

– Альбус, если тебе интересно, что стало с Хогвардсом, так и скажи, – заметил Эльфи.

Однако, они поддались на мои уговоры, и мы решили пройтись. Запустение и уныние царили вокруг: вместо здания школы – пустырь, поросший бурьяном, вместо квиддичного поля – топь, и ни души, кроме нас. После долгих часов бесцельного блуждания кому-то пришла в голову поистине гениальная мысль – аппарировать в Лондон, что мы и сделали, дружно взявшись за руки. К счастью, город находился на том месте, где ему и положено находиться. Несказанно обрадовавшись, мы решили зайти в какой-нибудь кабачок, пусть даже магловский, и заодно осмотреться на местности. Но нашим планам не суждено было сбыться. Оказалось, этот Лондон почему-то совсем не похож на тот… на тот Лондон в нашем времени…


Глава 2

– Я допускаю, что мы аннигилировали Хогвардс со всеми учениками. Но не могли же мы в придачу аннигилировать всех лондонцев… Или могли? – растерянно спросил Эльфи.

И действительно – огромный город будто вымер. Куда подевались шумные толпы людей? Где вечно снующие машины? Почему перед нами безлюдные неубранные улицы? Отчего многие окна на нижних этажах заколочены?

Мы прошлись по улицам Вестминстера мимо Гайд-парка, вышли через Бонд-стрит к Пикадили, побывали в Сити и Ламбете: везде одно и то же – мертвая тишина. Совершенно отчаявшись, аппарировали в Кэмден на вокзал Кинг-Кросс, где нас встретили потемневшие стены, заброшенные поезда и наглухо закрытые магазины.

Между платформами девять и десять Эльфи чуть не выбил себе плечо – стена-переход оказалась заблокированной. По-видимому, она больше не являлась волшебной границей, отделяющей магловскую часть вокзала от магической.

– Смотрите, – произнес Ники, указав на конец платформы.

Там, среди всеобщего запустения, приютился одинокий газетный лоток. Вид беспорядочно разбросанных магловских изданий вызвал у меня облегчение: ведь если есть газеты, значит, где-то должны быть и люди.

– 5 декабря 2015 года, – прочел он вслух, вытянув первую попавшуюся газету, затем некоторое время молча шевелил губами и, наконец, с непроницаемым лицом промолвил: – Не интересно. На передовице осуждают парламент за несвоевременные меры, принятые против какой-то болезни.

– А что в новостной колонке? – поинтересовался я.

– Да почти ничего. К примеру, сообщают, что с двенадцати до двух на Оксфорд-стрит магам разрешен переход с одной стороны улицы на другую, и это главная новость. Странно, не правда ли?

Необычность статьи была совсем не в осуждении парламента. Я нетерпеливо выхватил у него газетный лист, строчки замелькали перед глазами, и мои опасения подтвердились.

– Это магловская газета!

– Да ну? – холодно отозвался Эльфи. – А мы-то думали…

– Ты не понял, тут написано о магах, причем в новостной колонке!

– Не вижу в этом ничего удивительного, – задумчиво произнес Ники, – может быть, маги перестали скрываться и живут теперь в мире и согласии с маглами.

– По твоей версии утопия какая-то получается, – возразил я.

– К которой, прошу заметить, ты и стремишься, – засмеялся он в ответ.

И тут… наш разговор прервал жуткий вой, который, казалось, исходил отовсюду. Высокие и пронзительные звуки словно железными молоточками били по барабанным перепонкам. От этого кровь прилила к голове, в глазах потемнело и застучало в висках.

– Еще пару секунд – и я сойду с ума! – прокричал Ники, зажимая уши руками.

Я прислонился к стене и закрыл глаза, чтобы не смотреть на ускользающую реальность, но стало еще хуже. В конце концов я бы оглох, если бы вой не прекратился так же внезапно, как и начался. В тот момент я все-таки отважился открыть глаза: бледный Ники придерживал покачивающегося Эльфи под руку.

– Давайте убираться отсюда… – проговорил он, заикаясь.

Однако нам не суждено было услышать эту светлую мысль полностью, потому что позади лотка с отвратительным скрипом отворилась неприметная дверь, и оттуда вышел человек. На вид ему перевалило далеко за сотню, редкие седые волосы обнажали лысину, короткая, неровно стриженая борода привносила долю оригинальности в его внешность. На руках – вязаные перчатки с обрезанными пальцами. Его одежда настолько износилась, что определить, чем она была изначально – мантией или магловским пальто – не представлялось возможным. Обыкновенный бродяга, типичный для того, привычного для нас, Лондона. Старик, что-то напевая под нос, уселся на складной стул, который вынес с собой, и принялся разматывать ворох тряпок, намотанных на левую ногу. При этом он рассматривал каждую ветошь внимательнейшим образом и складывал подле себя.

Ники, брезгливо поморщившись, подошел поближе и громко спросил:

– Уважаемый, вы случайно не знаете, что это был за звук?

Старик с любопытством взглянул на Фламеля и весело хохотнул.

– Сумасшедший, – заключил Эльфи.

– Если человек радуется своим мыслям, разве он безумен? – полувопросительно заметил бродяга, перестав смеяться.

– И какие же мысли вызвал у вас мой вопрос? – поинтересовался Ники.

– Смешные, – сухо ответил старик и принялся сосредоточенно грызть ноготь на указательном пальце. – Газетку брали? Брали. Читали? А теперь деньги положите. А то ходят тут всякие…

– Как есть сумасшедший, – недовольно отреагировал Эльфи, – и вряд ли мы от него чего-либо добьемся.

– Это зависит от того, что именно вы хотите, – сказал бродяга, оторвавшись на секунду от своего интересного занятия. – И от того, сколько заплатите.

Был один вопрос, волнующий меня гораздо больше, чем все остальное, поэтому, нашарив в кармане одинокий галлеон, я кинул его вымогателю и спросил напрямую:

– Что вам известно о магах?

Может, он и не в себе, но, как продавец газет, вполне мог дать ответ. По крайней мере, я очень на это надеялся. Однако его реакция была на удивление странной – он сжался и, прикрыв голову руками, словно в ожидании удара, закричал:

– Я ничего не делал! Я не маг! Не бейте меня!

Он вопил, раскачиваясь из стороны в сторону, да так громко и надрывно, что я не выдержал и, коснувшись его плеча, произнес:

– Успокойтесь, никто не собирается причинять вам какие-либо неудобства. Мы заблудились… и нуждаемся в помощи.

Но бродяга едва ли понял смысл сказанного: он оттолкнул меня с удивительной для его возраста и комплекции силой.

– Альби, оставь его, – осторожно заметил Эльфи, – давайте лучше аппарируем в Хогсмид и, если твой брат жив, зайдем к нему на огонек. Во всяком случае, от Аберфорта будет больше толка, чем от этого…

И тут бродяга рывком вцепился в рукав моей мантии. Мне пришлось наклониться, чтобы она не порвалась.

– Вы сказали аппарировать? – едва слышно спросил он.

– Да, – ответил я тоже отчего-то шепотом.

– Хогсмид? – произнес он с вопросительно-мечтательной интонацией, будто пробуя это слово на вкус. – Давненько я не слышал… Аппарировать…

– Альби, – настойчиво позвал Эльфи.

– Вас зовут Альби? – поинтересовался бродяга.

Его вопли слишком быстро прекратились, и я стал подозревать, что он разыгрывает перед нами спектакль.

– А что?

– Ну должен я вас как-то называть… – резонно заметил он, разведя руками.

– Так меня зовут только они, – кивнул я в сторону друзей. – А вообще – Альбус Дамблдор, если кратко.

– Дамблдор? – бродяга зажмурил глаза и отпустил мою мантию. – Тот самый Дамблдор?!

– Не знаю, что вы подразумеваете под «тем самым Дамблдором».

Он, с нездоровым блеском в глазах, в ответ сверлит меня оценивающим, точнее даже злобным взглядом, а затем энергично вскакивает на ноги.

– Не может быть! Да разве ты Дамблдор?! Он, дай Мерлин памяти, лет десять как мертв. Правда, кажется, ты похож на него… А это Фламель? – указывает он пальцем на Ники.

– Да.

– Помню, у меня было тринадцать карточек с его портретом и только пять с твоим. Теперь такое не делают. Карается смертью… – угрюмое выражение на его лице сменяется довольной улыбкой. – Хогсмид? Нет вашего Хогсмида. Карантинная зона, никого не пускают.

– А Хогвардс? Что с ним стало? – я задаю еще один волнующий вопрос.

– Хогвардс, Хогвардс, – повторяет старик, все так же лучезарно улыбаясь, – не помню. Погодите, погодите… Даже и не знаю, сохранилась где-нибудь хоть одна школа или все уничтожили, – он достает большой, просто громадный, платок и оглушительно сморкается в него, долго возит по лицу этой тряпкой, а я из вежливости молчу, хотя очень хочется узнать подробности. Наконец он засовывает платок в карман, а затем с удивлением заново обнаруживает наше присутствие.

– А вы кто?

– Дамблдор он, – не выдерживает Эльфи.

– Дамблдор? – напряженно вспоминает старик. – Ах да, у меня пять карточек с вашим изображением.

– Да-да, и тринадцать с Фламелем, – раздраженно перебивает его Эльфи.

– Точно. А вы откуда знаете? А вы вообще кто такие?!

– Неважно, – приходит конец моему терпению. – Вы что-то хотели рассказать нам о Хогвардсе.

– Я? Когда? А что такое Хогвардс? – полное непонимание и взгляд как у невинной овечки.

Очень сомнительный провал в памяти, особенно после того, как он узнал мое имя. Хотя его цель неясна, но я тоже люблю спектакли, поэтому решаю подыграть.

– Мне жаль, но я больше не вижу причин здесь задерживаться. Прощайте, – произношу я подчеркнуто равнодушно и стараюсь уследить за выражением его лица. Разумеется, можно было применить легилименцию, но… раз он первый начал игру, зачем его разочаровывать. Тем не менее, если он будет продолжать упорствовать дальше, придется сменить выжидательную позицию на наступательную.

Старик тяжело вздыхает. Испытывающий взгляд лазурных глаз – видимо, проверяет, не шучу ли я.

– Ах да, вспомнил, школа для маленьких волшебников! – как ни в чем не бывало восклицает он. – А вы что, не знаете? Уничтожена министром, цитирую, «как рассадник вредных идей и бунтарских настроений».

– Возможно, для вас это прозвучит странно, но мы прибыли из прошлого. Из мира, каким он был шестьдесят лет назад. Скажите, кому могло понадобиться уничтожать Хогвардс?

– Тому, кто тебя убил, – замечает старик бесцветным голосом, затем мечтательно смотрит в небо. – Шестьдесят лет назад… вот это было времечко. Помню, помню, как же. Тогда это все объясняет, а я-то думал. А вы точно не из комитета?

– Понятия не имею, что это такое.

– Почему-то вам хочется верить. Хотя у вас наверняка есть волшебные палочки…

Я достал волшебную палочку и хотел было произнести заклинание Lumos[1], но старик замахал руками и зашикал:

– С ума сошел? Как только ты это сделаешь, у нас будет пятнадцать секунд, чтобы сбежать.

– И почему у меня ощущение, как будто мы в Святом Мунго, в палате для умалишенных? – спросил Эльфи. – Альбус, оставь его. Нам нужно возвращаться.

– Подождите! – вскрикивает бродяга. – Я вам верю. Только не надо волшебства, я жить хочу. Поймите меня, я старый и больной, мне тяжело бегать, а в комитете работают молодые ребята.

– Мерлин с ним, с комитетом, лучше скажите, кто меня убил?

– Да ты глухой никак? – в его голосе сквозит раздражение. – Я ж говорю – министр наш.

– Министр Магии? С какой целью?

– Нет, вы полюбуйтесь, он еще и спрашивает! Сволочь! – он демонстративно плюет мне под ноги.

– Эльфи, что мне будет, если я к нему в воспоминания залезу?

– Он про какой-то комитет болтал, но я думаю – ничего. Ты попробуй без палочки, чтобы следов не оставлять. И аккуратнее, он и так сумасшедший.

– Не надо! – старик и впрямь не хочет, чтобы мы использовали магию, так сильно его запугали. – Понимаете, эпидемия у нас тут. С нее все и началось. Только сперва она распространялась среди магов, а потом каким-то образом переключилась на маглов. А Дамблдор сунулся им помогать, будто непонятно было, кто за этим стоит. Из-за него-то маглы и узнали о существовании магического мира. Ну ты все-таки и сволочь, – он злобно косится в мою сторону. – Кому эти маглы были нужны, поди не вымерли бы. А теперь у нас комендантский час и полный запрет на магию.

– А вам известно, кто за этим стоял? – спросил я, пропуская мимо ушей его обвинения.

– Лорд Волдеморт… И Поттер, его ученик, наш нынешний министр. Вот Поттер-то тебя и убил.

– Что-то я не помню никаких лордов Волдемортов, – засомневался Ники. – Вы уверены?

– Волдеморт… Том Риддл… Да неужели вы его не знаете? Тот, который победил смерть.

– Да ну? – восхитился Эльфи. – А вы уверены, что его звали Том Риддл, а не Альбус Дамблдор?

– Ну, Дамблдор там тоже был, – с сомнением добавил старик, – вроде бы… Только убили его. Ах да, я, кажется, говорил. Память, знаете ли, ни к черту.

Я и раньше подозревал, что моя эпопея с Томом вряд ли закончится чем-то хорошим. Слишком велико в нем желание власти. Судя по всему, Риддл и через шестьдесят лет не утратил юношеский максимализм. И главное, ненавидит меня за то, что я когда-то сделал доброе дело безо всяких видимых причин. Но в то же время эта ненависть толкает его к поиску знаний. И опять, получается, я оказываю ему услугу.

– Странно, – заметил Ники, – мы сюда аппарировали минут двадцать назад, а ваш комитет так и не появился.

– Да? – глаза старика округлились. – Не понимаю… Но если вы из прошлого, если вы действительно из прошлого… И комитет вас не поймал… Получается… У меня есть шанс все исправить. Заманчиво, как же, Мерлин побери, заманчиво! В любом случае, хуже не будет.

Только я успел задуматься над тем, куда вдруг подевался его ужасный акцент и где я уже видел эти глаза, полные отчаянной решимости, как старик, заметив мою задумчивость, взмахнул рукой, чтобы привлечь внимание. Я невольно задержал взгляд на его кисти. Какие у него длинные изящные пальцы…

– Теперь я точно уверен, что вы из другого времени. Можете спокойно колдовать, на вас наши законы не распространяются, – заявляет старик. – Память моя не так крепка, как хотелось бы, да и рассказывать долго. А время ждать не будет. Поэтому разрешаю тебе, – он указывает пальцем в мою сторону, – использовать легилименцию. Я постараюсь быстро все показать.

Меня не пришлось долго уговаривать: взмах палочки – и старик пошатнулся, прислонившись к стене.

– Legilimens[2]!

Вот он – загадочный внутренний мир сумасшедшего. Хотя старик не такой уж и безумный, каким хочет выглядеть, по крайней мере, я вижу только то, что он сам показывает. Его воспоминания настолько отрывочны и спутанны, что я некоторое время в замешательстве смотрю на все это без единой мысли.

Мимо проплывает газетная вырезка, с трудом удается разглядеть заголовки – «Директор школы Хогвардс умер! Кто займет место Армандо Диппета?», «Альбус Дамблдор отказывается от должности. Эдгар Боунс, новый директор школы Хогвардс, дает интервью».

«Великобритания поражена эпидемией. Лорд Волдеморт обещает найти лекарство». На колдографии – Том. Окруженный людьми, он произносит заклинания над чьим-то телом.

Лондон, атриум Министерства, я вижу в толпе охваченные ужасом лица. Возле меня невысокий человек в страхе шепчет другому, закутанному в шарф по самый нос: «Слышал, она поражает только грязнокровных. У меня в роду три поколения подряд чистокровные маги. Как ты думаешь, я в безопасности?» Тот, испуганно оглядываясь, отвечает: «А я слышал, что те, у кого магическая составляющая в крови преобладает над магловской, выживут, а вот остальные – умрут».

Снова заголовки: «Хогсмид объявлен антиаппарационной карантинной зоной», «Причина эпидемии не найдена. Колдомедики бессильны против напасти», «Грозит ли маглорожденным волшебникам вымирание?». И колдография – толпа обезумевших людей пытается прорваться сквозь заграждения, но под действием охранной магии их отбрасывает обратно.

«Вакцина от болезни найдена! Лорд Волдеморт спасает магический мир», «Займет ли лорд Волдеморт пост Министра Магии?», «Альбус Дамблдор выдвигает обвинения против лорда Волдеморта. Что скрывает спаситель магического мира?»

«Ужасная смерть Эдгара Боунса. Проклятье или случайность?»

Пышные похороны, горестные лица. Кто-то шепчет мне на ухо: «Глазом не успеем моргнуть, как у нас новый министр – лорд Волдеморт. Точно тебе говорю, кто придумал вакцину, тот и распространил болезнь. И как вовремя умер Эдгар!». Я пытаюсь разглядеть говорящего – его лицо скрыто за белой дымкой, но голос мне знаком.

«Министр прибыл с визитом в Хогвардс», колдография – неизвестный мне пожилой человек пожимает руку Тому, «Назначен новый директор школы Хогвардс. Лорд Волдеморт дает интервью».

Знакомый паб на Диагонн-аллее. Официант подает кофе и газету. На весь разворот огромная колдография: молодой темноволосый человек приветливо машет рукой и улыбается. «Эй, официант». – «Да, сэр?» – «Кто это?» – «Это министр Поттер, сэр». Мне удается разглядеть кусок статьи: «…Министр Поттер обучался в школе Хогвардс на факультете Слизерин. Директор школы Хогвардс, лорд Волдеморт, присутствующий на инаугурации, признался, что министр был его лучшим учеником и по сей день они поддерживают дружеские отношения…».

Я не успеваю удивиться словам «директор Волдеморт», как меня выкидывает из воспоминания, и дальнейшее проносится с такой скоростью, что начинает кружиться голова.

«Министр Поттер проводит реформы. Аврорат распущен за ненадобностью!», «Эпидемия возвращается, стоит ли бояться?», «Сенсация: болезнь поражает не только маглорожденных магов, но и маглов! Колдомедицина бессильна», «Гарри Поттер против Альбуса Дамблдора: «Мы не можем помочь маглам, не рассекретив наше существование. Этого нельзя допустить», «Магический мир рассекречен! Что дальше?», «Дамблдор – предатель или спаситель?», «Магловский министр выражает благодарность Альбусу Дамблдору за своевременное вмешательство», «За любые сведения о местонахождении Альбуса Дамблдора объявлена награда».

У меня темнеет в глазах, и я теряю контроль. Зрение через несколько секунд возвращается, а вот бродяге нехорошо: он без сил привалился к стене, закрыв лицо руками.

– Послушайте, – я помогаю ему сесть, – и что дальше? Что дальше произошло?

Он отводит руки и смотрит на меня с жалостью.

– Не повезло тебе. Тяжело жить, зная, что по твоей вине пролилось столько крови. Дальше была война между маглами и магами.

– Альбус, о чем он? – настороженно осведомляется Эльфи.

Я отмахиваюсь от него и переспрашиваю:

– А в чем моя вина?

– Это ты предложил маглам вакцину, от тебя они узнали о существовании магии. Сначала их благодарность не имела границ, а потом маглы вспомнили, откуда к ним явилась эпидемия. И вот тогда началось, они стали как-то фиксировать магию, скорее всего, их кто-то этому научил. Кто-то, кому это выгодно. Они большими группами отлавливали волшебников поодиночке и жестоко расправлялись с ними. Маги тоже в долгу не остались…

– Я не поверю, что маги спасовали перед маглами! Obliviate[3] применили бы и все, – возмутился Эльфи, так и не вникнув в суть разговора.

– Массовый Obliviate? – поджал губы старик. – Ну-ну, из-за таких, как вы… Да вы понимаете, что все это было тщательно спланировано с самого начала! И эпидемия, и война! А потом у маглов поменялся министр, и он с министром Поттером заключил союз на таких ужасных условиях… Нам запретили пользоваться магией, а в больших городах ввели комендантский час: в определенное время по улицам разрешили передвигаться только магам, а в остальное – маглам. Тот вой, что вы слышали, это сирена-оповещатель. После подписания договора был создан комитет по наблюдению за использованием магии, во главе – лорд Волдеморт. Только им сейчас разрешено колдовать, остальные живут как сквибы.

– Неужели не было недовольных?

– Были, чуть министра не свергли, пока тот не обвинил во всех бедах Дамблдора, начиная от распространения эпидемии и заканчивая, цитирую, «разжиганием вражды между магловским и магическим миром». Любой, будь то маг или магл, убив Дамблдора, был бы оправдан.

– А Дамблдор? Что он делал? – спросил Эльфи.

Старик замялся, отводя взгляд в сторону, и нерешительно пробормотал:

– Он собрал сторонников и попытался захватить Министерство. Но бунт провалился, министр Поттер убил Дамблдора – всё, больше желающих не было.

– Но Хогвардс?! – мне никак не давал покоя этот вопрос. – Что случилось со школой?

– А зачем нужны школы, если магия под запретом? Стоит сотворить заклинание, и у меня есть только пятнадцать секунд, чтобы сбежать. Аппарировать не удастся – отследят по остаткам магии. Я даже не знаю, где моя палочка! Как десять лет назад тут застрял, так и живу без нее… от сигнала до сигнала…

– Альби, я ничего не понял, – устало произнес Эльфи.

– Потом расскажу. По вашим воспоминаниям получается, что эпидемия – дело рук Тома. Но болезнь… нужна целая лаборатория, исследования, ученые.

– А как ты думаешь, он стал директором? Сначала он был хогвардским преподавателем с большим количеством знакомых среди ученых. Полагаю, в таком случае организовать исследовательскую лабораторию – дело нетрудное.

Мой следующий вопрос так и повис в воздухе, потому что снова зазвучала та ужасная сирена.

– Все началось с Певереллов. Найди причину. И тогда я… мы искупим вину, – прошептал он и заметался, подбирая полы одежды, затем в спешке вскочил и резво исчез за дверью. – Убирайтесь! Время магов прошло! – расслышали мы напоследок его крик.

Прим. автора:
1. Lumos – создает небольшой источник света на кончике волшебной палочки.
2. Legilimens – чтение чужих мыслей.
3. Obliviate – стирает память.


Глава 3

Когда мы остались одни на вокзале и шум закончился, Эльфи спросил:

– Да на тебе лица нет! Что он такого показал?

– Забавно, вне всяких сомнений, будущее представлялось мне иным, – пробормотал я, все еще находясь под впечатлением от последних слов продавца газет.

– Судя по твоему виду, в нем мало забавного. Странный бродяга, кого-то он мне напомнил…

– И тебе тоже? В его лице определенно есть что-то знакомое.

– Да и на бродягу он не похож, умеет управлять разговором, неплохой актер. Кто-то из наших общих знакомых, наверное. Ты точно его не знаешь?

– Понятия не имею, – ответил я.

После моих слов Ники загадочно улыбнулся в сторону, и я, возможно, докопался бы до истины, если бы не угнетенное состояние духа.

– Ладно, нам пора убираться, – заметил Эльфи. – Альби, давай хроноворот.

– А разве он не у тебя?

– Альбус! Только не говори, что ты его забыл!

Видимо, вид у меня в тот момент стал очень уж растерянный, раз Эльфи обреченно вздохнул и сел на край платформы, свесив ноги.

– Замечательно, возвращайтесь теперь как хотите. Наш гений мало того, что не задумался, прежде чем применять силу к чувствительному прибору, так еще где-то оставил хроноворот.

– Мне не пришлось бы применять силу, если бы ты его не трогал, ведь после твоих проверок, все только так и работает. Если бы кое-кто не совал свой длинный нос…

– Это у меня-то длинный нос? Нет, Ники, ты это слышал? У меня длинный нос. Ты на себя посмотри!

– У меня прекрасный нос, он гармонирует с моей внешностью, а у тебя выпирает как лишняя деталь.

– Тихо! – прикрикнул Ники. – Как вы умудряетесь переругиваться после такого?! Да и в чем проблема-то? Неужели без хроноворота никак?

– Ники, – пустился я в разъяснения, – представь наше временное пространство в виде туннеля. А теперь вообрази, что таких туннелей существует неисчислимое количество, и некоторые из них пересекаются. Когда мы отправлялись в будущее из нашего измерения и времени, начальная точка отсчета была устойчива относительно нас. Затем мы переместились по прямой линии вперед, соответственно, сейчас, чтобы вернуться, нужно на то же количество лет переместиться по ней назад. Хроноворот явно пригодился бы, поскольку он работает в пределах только одного туннеля, и мы вернулись бы туда же, откуда пришли, ничего не нарушая. А с псевдохроноворотом подобного эффекта не добиться. Его действие основано на сверхвысоком гравитационном притяжении, и вероятность, что нас притянет именно к нужному туннелю, небольшая. Кто знает, сколько еще временных пространств пересекаются в той самой точке…

– Мало того, Альбус, похоже, что-то повредил, потому что скорость перемещения замедлилась. Я заводил на сто лет, а получилось шестьдесят, – тихо пробурчал Эльфи.

– Я так понимаю, что мы не вернемся? Прекрасно, дождусь очередной сирены и спрошу того бродягу, не нужен ли ему сосед, – подозрительно спокойно произнес Ники. – Мне почему-то кажется, что мы с ним найдем общий язык.

– По правде говоря, вернуться – дело не хитрое, необходим предмет из нашего времени, который до сих пор существует здесь. Тогда мы получим устойчивую величину, от которой можно будет вести отсчет в обратном направлении нашего туннеля, – заметил я.

– Предмет? – Эльфи живо вскочил на ноги. – Верно, нужна точка отсчета, существующая и в настоящем, и в будущем! Тогда нас переместит по нужной линии. Но это только в том случае, если теорему о разрешении коллизий во временном пространстве принять за аксиому.

– Кинг-Кросс! – воскликнул Ники. – А почему бы и нет?

– Во-первых, предмет мы должны были захватить с собой, как, например, псевдохроноворот. Во-вторых, мы теперь должны его забрать, чтобы не создавать временных коллизий. Представь, что будет, если весь Кинг-Кросс затянет в черную дыру – он раздавит нас своей массой, а потом возникнет посреди Хогвардса.

– Псевдохроноворот?

– А ты уверен, что именно этот псевдохроноворот еще существует?

– Ну не знаю, – замялся Ники, – это нереально. Лучше я уж к старику пойду жить. Хотя… – он посмотрел на меня и хитро прищурился. – Эльфи, слушай, а в качестве устойчивой величины человек подойдет?

– Теоретически – да, а что, ты видел кого-либо из нас в этом времени?

– Ага, – кивнул тот, – он стоит перед нами.

– Ники, ку-ку, – Эльфи покрутил пальцем у виска, – продавец газет сказал, что Дамблдора убили десять лет назад. Альби не подойдет.

– Друг мой, – Ники явно с трудом сдержал смех, – ты сам говорил, что бродяга тебе кого-то напоминает. Так и не понял кого? Сам ведь сказал, что он хороший актер, владеет разговором. Синие глаза, нос тот же, правда, полысел немного, но при его деятельной натуре это объяснимо. Помнишь, как он замялся, когда заговорил об убийстве Дамблдора?

– Тот сумасшедший – наш Альби? – Эльфиас удивился не меньше моего. – Я-то думаю, кого он мне напоминает! А почему ты промолчал, когда я спрашивал?

– Ты бы начал издеваться, а Альбус бы обиделся, потом вы бы поругались – лишняя трата времени.

– Альби? А ты что молчишь?

Я хотел было заявить, что их предположения вопиюще нелогичны, но фраза «мы искупим вину» неожиданно обрела смысл. Я пока не понимал, для чего он упомянул братьев Певереллов, однако если тот одинокий и несчастный бродяга и есть Альбус Дамблдор в будущем, значит, я, безусловно, должен во всем разобраться.

– Меняй полярность, будем возвращаться, – ответил я, думая о том, что продавать газеты на пустом вокзале – не самое интересное занятие.

– Ох, искривим пространство, кто потом выравнивать будет… – пробубнил он и, поменяв шарики в псевдохроновороте, принялся крутить ручку.

Но я вовремя остановил его: для начала следовало все же вернуться в окрестности Хогвардса, именно на то место, куда мы переместились из прошлого.

Возвращение домой было куда менее приятным, чем путешествие сюда, хуже, чем перемещение по каминной сети, и гораздо хуже аппарации. И закончилось все снова падением. Я, судя по ощущениям, вполне удачно приземлился на мягкий ковер, но открыть глаза помешала боязнь обнаружить Ники, или Эльфи, или, что еще сквернее, себя, расщепленным на мелкие кусочки. Так и остался лежать не двигаясь.

Тягуче медленно, никуда не торопясь, мимо проползла мысль, что все в этой жизни относительно, и лучше умереть от расщепления, чем дожить до увиденного нами будущего. Тем более что я, кажется, принял непосредственное участие в его создании. И не я один. Не вмешайся Том Риддл, кто знает, может, итог был бы не так плох. И его ученик… как там… Поттер вроде… Я из будущего был прав: не видать мне душевного спокойствия и равновесия в ближайшие шестьдесят лет, хотя, если приглядеться, определенно есть положительные моменты. Раз все началось в наше время, значит, можно повлиять на исход событий – простое и незамысловатое решение, но в то же время, без ложной скромности, невероятно гениальное. Я не просто могу – я должен.

– Альбус, ты живой?

– Да, – услышав знакомый голос, я все-таки отважился открыть глаза и обнаружил подле себя Ники, Эльфи полулежал в кресле, повернув голову в мою сторону.

– Скажи на милость, что там было у него… то есть у тебя в воспоминаниях? – спросил Ники, помогая мне переместиться на диван.

Рассказывая об увиденных воспоминаниях, я умолчал о заголовке «За любые сведения о местонахождении Альбуса Дамблдора объявлена награда» – зачем давать Эльфи лишний повод для издевок. Правда, о Томе Риддле умолчать не удалось.

– Допрыгались, – изрек Эльфи.

Так как он не изъявлял желания продолжить мысль, а меня очень заинтересовало, кто именно «допрыгался», пришлось спросить:

– Кого ты имеешь в виду?

– Нас… – он очертил пальцем в воздухе круг, – мы все допрыгались.

– Этого следовало ожидать, – заметил Ники, откинувшись на спинку дивана.

– И почему-то удобнее делать вид, что ничего не происходит. А к этому не один год шло. Что характерно, мы оказались совершенно не готовы к эпидемии. Спрашивается, зачем же нужна магия?

– Ты говоришь с точки зрения колдомедика, – заметил я. – Во многих случаях магия бессильна.

– Да дело не только в магии, – вмешался Ники. – Возьми ваш выпуск и выпуск, например, этого года. Где блестящие умы? Где гениальные открытия? Отбери у них палочку – неужели они будут способны на что-нибудь?

– А ты говоришь как человек из Средневековья. Дети прекрасно обучены и владеют основами…

– И больше им ничего не надо, – перебил Ники. – Ты в их годы уже получил столько наград, что… – он махнул рукой, – да ты и сам понимаешь. Мы деградируем, еще лет сто и все – магия останется на каком-нибудь бытовом уровне: посуду помыть или детей подстричь.

– Судя по тому, что мы услышали, ей даже бытовой уровень не светит, – заметил Эльфи.

– Я никак не возьму в толк, как такое могло случиться. Уровень образования в Хогвардсе высокий, каждый год выпускается все больше и больше детей…

– Альбус, а я могу сказать тебе, в чем дело, – произнес Ники раздражаясь. – В мое время многие волшебники прекрасно владели беспалочковой магией. Да, бывало, кое-кто носил посох или палочку, но беспалочковая магия не считалась каким-то особенным умением. А сейчас? По пальцам пересчитать можно, да и вряд ли кто сознается, ибо как же… беспалочковая магия… очень уж подозрительно. Возьмем анимагию… Раньше никаких регистраций не требовалось, никто за тобой не следил. У Парацельса было три анимагических формы. Три! Сейчас и с одной-то трудно найти. Да и алхимия… Бэкон, Луллий, Сен-Жермен… Как по мне, с введением Устава о секретности стало хуже. Я уверен: началом конца стали запреты и ограничения. Взять хотя бы законы Гампа в элементарной трансфигурации – большей глупости я еще не слышал, один дурак сказал, и теперь это, видите ли, аксиома. В мое время вон тоже не верили, что можно жить вечно. А смешение крови…

– Но…

– Я знаю твое отношение к маглорожденным, и не об этом сейчас речь. Все-таки, если покопаться, у любого маглорожденного найдется в роду маг или сквиб. Магические способности не появляются из ниоткуда. Ты же не будешь отрицать, что смешанные браки приводят к нарушению баланса, отсюда и сквибы.

– А чистокровные браки ведут к вырождению!

– Не без этого. Всегда есть оборотная сторона. Вот вы в Хогвардсе даете детям определенный набор заклинаний, говоря, что изобретать новые опасно. В итоге – старые со временем забываются и новые не создаются. А разве вы говорите с ними о природе магии?

– Но без определенных ограничений все равно не обойтись, иначе мы придем к хаосу. Представь, если каждый будет делать то, что ему захочется.

– Ты утрируешь… Ты, к примеру, всегда делаешь то, что тебе хочется.

– Нисколько! – вскричал я. – Ты считаешь, что если убрать все ограничения, то станет лучше? Вообрази, что каждый год Хогвардс будет выпускать сотню темных магов.

– Знаешь, наличие контроля не спасло нас от твоего Гриндевальда.

– Он не из Хогвардса! И он не мой!

– Не важно. Будет надзор или нет, они все равно появятся, чтобы поддерживать тот самый, упомянутый тобой, баланс. Скажи лучше, что ты просто боишься ситуаций, которые не можешь контролировать.

– Устами алхимика глаголет истина, – хмыкнул Эльфи.

– В сущности, не так уж важно, как мы дошли до этого. На прошлое повлиять мы уже не можем, – сказал я, не обращая внимания на их рассуждения. Они переглянулись, и я краем глаза заметил, что Эльфи делает какие-то знаки Ники, при этом отчаянно гримасничая.

– Галлеон? – спрашивает Ники.

– Галлеон, – кивает Эльфиас.

– Быть может, вы посвятите меня в подробности вашей весьма интеллектуальной беседы?

– Не обращай внимания, мы так… о своем, – хохочет Ники, а Эльфи, довольно улыбаясь, закрывает глаза.

– Ладно, – я махнул рукой и, ухватившись за спинку дивана, смог сесть. – Хорошо еще, что я в будущем сохранил свои выдающиеся умственные способности и смог предупредить об опасности. Теперь мы можем действовать.

– О Мерлин, – сонно пробормотал Эльфи, – Ники, скажи, что Альби мне снится.

– Нет, к сожалению. Только глаза не открывай, у него сейчас такой деятельный вид, боюсь, как бы тебе плохо не стало.

– Деятельный вид – это скверно, – согласился Эльфи. – Скажи мне, а он все еще лежит?

– Нет, уже сидит.

– Все еще хуже, чем я думал, – он открыл глаза и выпрямился в кресле. – Альби, прежде чем поразить нас очередной идеей, подумай, нужно ли… Хоть раз подумай.

– А чем я, по-вашему, занимаюсь?

– Лучше бы ты поспал, – хмуро посоветовал Ники.

– Успею. Я размышлял над нашей проблемой…

– Альби, – вздохнул Эльфи, – нет у нас никакой проблемы. Нет ее! Понимаешь?

– Положим, ты тут не прав, – произнес Ники, – проблема есть, но это еще не значит, что над ней надо размышлять.

– Действительно, лучше делать вид, что ничего не знаешь, и продолжать жить дальше, как ни в чем не бывало! – возмутился я. – Спрячем головы в песок подобно страусам.

– Чем плохо?

– Нет уж. И я примерно представляю с чего начать…

– Я знал, что этим все и закончится – перебил меня Эльфи. – Вот, пожалуйста, как результат нелюбви к неконтролируемым ситуациям – неконтролируемая тяга к действиям. Ники, с тебя галлеон.

– Он еще ничего не сказал.

– Можешь его заавадить, если успеешь, тогда деньги останутся при тебе.

– Так! – я прервал их милую беседу. – Раз ты знал, что этим все закончится, к чему споры? Я действительно хочу контролировать ситуацию, особенно, если она касается меня, и не вижу в этом ничего плохого. Если у вас обоих недостаточно смелости поддержать меня, что ж, дело ваше.

– Хорошо, предположим, чисто теоретически, мы тебя поддерживаем. Что дальше?

– Хоть эволюцию временного пространства и нельзя предсказать, но в нашем случае известны и начальные данные, и результат. Следовательно, нужно изменить начальные данные, исходя из того, что будущее, грубо говоря, – результат моей деятельности, а также Тома Риддла и некоего Поттера. Например, мы знаем, что Том был преподавателем, а затем стал директором. Если этого не допустить, то, возможно, что-то переменится.

– Еще неизвестно, – с сомнением заметил Эльфи. – Тут не угадаешь, с чего все началось. Это то же самое, что тыкать пальцем в небо.

– Кто мы в сущности такие, чтобы менять ход истории? – покачал головой Ники. – Пусть все идет своим чередом.

– А если наше путешествие было предопределено, чтобы мы могли спасти магический мир от саморазрушения? Вот скажи на милость, почему вместо ста лет нас перенесло на шестьдесят? И не смотри на меня так, при возвращении псевдохроноворот сработал правильно. Даже если не учитывать внешние факторы, какова вероятность при перемещении в будущее встретить себя самого? Мы могли не догадаться аппарировать на Кинг-Кросс, нас могло не отпустить гравитационное поле. Да, в конце концов, какова была вероятность того, что Ники спросит о псевдохроновороте на моем дне рождения?

– Пожалуй, на вопрос о шестидесяти годах вместо ста я могу тебе ответить, – промолвил Эльфи. – Вблизи от значительных масс время протекает заметно медленней, чем в удалении от них, а Хогвардс имеет внушительные размеры, и, кроме того, сильный магический объект. Поскольку мы сдуру запустили псевдохроноворот в замке, отсюда и результат.

– По правде говоря, идея не лишена смысла, – задумался я. – А что если Хогвардс повлиял не только на время, но и на содержание нашего путешествия? Вспомните, в будущем Том разрушит замок. Что если Хогвардс таким образом попытался предотвратить свою гибель?

– Скажешь тоже, – ухмыльнулся Эльфи. – Теория разумности замка не имеет доказательств.

– А ты попробуй доказать обратное – возможности Хогвардса до конца не исследованы, пределы его силы неизвестны. Я все больше утверждаюсь в мысли, что наше путешествие не было случайным.

– В основе твоих рассуждений сплошные случайности, – заявил Ники. – Предположим, Риддл не стал директором. И что? Болезни не будет? Войны не будет? Откуда ты знаешь, что произойдет?

– Можно каждый раз пользоваться псевдохроноворотом…

– Альби, – Эльфи так посмотрел на меня, что желание продолжить мысль пропало. – Если ты еще раз воспользуешься этим предметом, я обещаю, что лично тебя убью. И рука не дрогнет. Твори в настоящем, на здоровье, но в будущее больше ни ногой. Надеюсь, ты понимаешь, что я не шучу.

– То есть, ты мне поможешь? – оживился я.

– Вероятно. В этой идее что-то есть, а если учесть твое сказочное везение… Но лучше еще раз подумай, прежде чем лезть.

– Ты слишком деятелен для своего возраста. Хотя bis pueri sense[1]. Мне кажется, что ты сейчас допускаешь ошибку, – заметил Ники, – и я думаю, что вы оба еще пожалеете. Как бы хуже не стало.

– Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть, – возразил я.

– Пусть, – Эльфи махнул рукой. – Ты видишь способ его остановить? Тогда поделись со мной. И вообще у Альбуса вроде день рождения. Хватит о грустном. Ники, неси вино.

Отправился я в постель в разбитом состоянии, когда уже светало. Но прежде чем упасть в кровать и забыться сном, написал Геллерту. Мне почему-то отчаянно нужен был его совет. Вероятно, если бы я не был так пьян, то никогда не отправил бы то письмо.

Сны мои в ту ночь настолько сумбурны и сбивчивы, что, когда прилетает сова с ответом, я просыпаюсь с криком. Запутавшись в собственных видениях, я еще долго сижу, возвращаясь в реальность. Прижимаю прохладную ладонь ко лбу и пытаюсь вспомнить подробности. Но сон делится на рассыпающиеся фрагменты, и у меня ничего не получается. Вскрываю конверт и рассматриваю буквы, которые не желают соединяться в слова. В конце концов, после некоторых усилий, они становятся на свои места, и письмо обретает смысл.

~~~~~~
«Ты просишь у меня совета, хотя вроде раньше говорил, что я совсем не тот человек, с которым стоило бы советоваться. Что изменилось?
Делай, что хочешь. Ради высшего блага можно не прислушиваться к мнению остальных.

P.S. Не стану возражать, если ты заглянешь ко мне в гости».
~~~~~~

Неожиданный приступ веселья овладевает мной. Безудержный смех рвется наружу, и я беззвучно трясусь, опускаясь на подушки.

Прим. автора:
1. Bis pueri sense: Старики – дважды дети.


Глава 4

– Я советовался с Геллертом.

– И?

– Можно сказать, что он против.

Эльфи скептически поморщился и заявил:

– Можно подумать, его мнение кому-то интересно.

Вот так Эльфи окончательно перешел на мою сторону, но его согласие ограничивалось тем, что Тома нельзя пускать в Хогвардс. Дальше начиналось сплошное упрямство.

Слова о братьях Певереллах не шли из головы. В то, что они были произнесены случайно, не верилось. Несомненно, существовал некий скрытый смысл, знание которого могло бы облегчить задачу. Поиск его настолько поглотил меня, что я почти забросил школьные обязанности, проводя дни, а порой и ночи, напролет за книгами. В попытках сопоставить «Сказку о трех братьях» барда Бидля и реальные исторические факты, я набрел на весьма любопытное упоминание о Воскрешающем Камне в книге Эльфи «Разоблаченный оккультизм» со ссылкой на Салазара Слизерина.

«Трудность при воскрешении мертвого человека заключается в невозможности сохранения единства души и тела умершего. Прибегнув к помощи темной магии, так называемой некромантии, можно воскресить лишь тело. Оккультисты способны вызвать дух умершего, но не могут восстановить физическую оболочку. Тем не менее, в литературе часто описываются случаи воскрешения, достоверность которых сомнительна. К примеру, по свидетельству очевидцев Тэрций Сиббеллиус воскресил сына своего друга при помощи ритуалов, которые он в дальнейшем описал в «Тайнах червя», но воскрешенный не прожил и дня. В связи со случаями чудесных воскрешений не раз упоминается Франциск Ассизский, чьи невероятные способности связывают с неким волшебным камнем. На первый взгляд, волшебный воскрешающий камень – легенда, придуманная бардом Биддлем и распространившаяся по всему миру в виде «правдивых» историй, однако подробное его описание приводится в работе Патриция Гонта, где оный заявляет, что является владельцем данного артефакта. По словам Гонта, камень можно отличить по высеченному на нем символу Даров Смерти».

Еще неразумным мальчишкой я каждый вечер просил маму рассказать именно эту сказку, хоть и помнил наизусть каждое слово. Мне нравилось, как хитро Смерть расправилась со всеми братьями: один попался в силки тщеславия, второй погиб от мнимого могущества, а третий сдался сам. Правда, в шестилетнем возрасте я еще не находил слов, чтобы озвучить свои мысли подобным образом, и самое главное – совсем не понимал, что такое смерть. Помню, однажды я упал в колодец, пытаясь достать лягушку для Аберфорта. Колодец был далеко от дома, в магловской части поселения, и когда я, барахтаясь и захлебываясь, почти сдался, мимо проходил какой-то магл, услышал плач моего младшего братца и спас меня. Если бы не брат и не тот магл, я бы утонул. В тот день, обложенный разными компрессами, лежа в кровати, я ненароком услышал разговор родителей. Мама, сдерживая рыдания, жаловалась отцу, что я, со своей тягой к приключениям, точно найду смерть. И эта фраза убила мое безоблачное представление о жизни. Я тогда только осознал, что у меня нет никаких шансов против Смерти, раз уж она смогла справиться с такими, казалось бы, умными взрослыми магами. Когда мама вошла в комнату, я спросил:

– Мам, а смерть – это навсегда?

Она, расплакавшись, выбежала из спальни, и по ее реакции я понял, что ответ утвердительный. И, помню, настолько меня это напугало, что ночью так и не сомкнул глаз, прокручивая в голове возможные варианты встречи со Смертью.

И до знакомства с Геллертом «Сказка о трех братьях» вызывала у меня иррациональный страх, напоминая о том, что смерть – это навсегда. Более того, подозреваю, что первые годы в Хогвардсе я усердно учился именно потому, что хотел применить полученные знания при встрече с ней.

Вместе с Геллертом я не раз пробовал отыскать Дары Смерти, и именно Воскрешающий Камень оставался самым таинственным артефактом. Я ведь несколько раз перечитывал книгу и видел эту запись, но только сейчас до меня дошло, о каком камне идет речь. Да и фамилия Гонт показалась очень знакомой.

Эльфи, когда я его расспрашивал по поводу Даров Смерти, насторожился, но ничего путного вспомнить не смог. Я лишь узнал, что Патриций Гонт связан дальними родственными узами с Салазаром Слизерином, отсюда и информация о Камне. Своими расспросами я раздразнил любопытство Эльфи. Ему не давал покоя тот факт, что мне принадлежит Бузинная Палочка, которая, если, разумеется, верить сказке, ранее принадлежала старшему брату. И он с пугающим энтузиазмом принялся помогать: заперся с Ники в доме, закрыл камин и неделю жил там в полном затворничестве. Когда наконец оба они появились в моем кабинете – взъерошенный Ники с бумагами в руках и спокойный Эльфи с любимым креслом в обнимку – я, по правде говоря, слегка заволновался.

– Альбус, что ты знаешь о братьях Певереллах и Дарах Смерти? – с ходу спросил Ники.

– Эльфи, что он имеет в виду? – мое беспокойство усилилось в несколько раз.

– А что бы ты хотел, чтобы он имел в виду? – спросил Эльфи, откровенно ухмыляясь.

– В чем собственно дело?!

– Тебе короткую или длинную версию?

Глядя, как Эльфи устраивается в кресле, которое он не поленился протащить через каминную сеть, как Ники раскладывает свои бумаги на столе, я обнаружил, что совершенно не помню, куда подевал сердечное ментоловое зелье.

– Покажи ему древо, – скомандовал Эльфи. – Альби, да не дергайся ты так. Мы порылись в твоем генеалогическом древе и нашли кое-что интересное.

Ники молча сунул мне в руки свиток, и я, понемногу приходя в себя, развернул его. По ветвям древа пробежала золотая линия.

– Посмотри вниз… Роберт Эндрю Дамблдор, твой прапра… там много пра… Видишь, кто его жена? Долли Данн. Фамилия, конечно, тебе ничего не говорит. Но Ники вспомнил, что где-то уже видел эту фамилию. Оказалось, Долли Данн упоминается в книге Артура Эскью, исследователя сказок барда Бидля. Ни за что не догадаешься, кто она такая.

– Более того, я и об Артуре Эскью первый раз слышу.

– Ты меня удивляешь, такой скандально известный автор, хоть почему-то считается сумасшедшим. Может, поэтому его мало кто читает. Так вот, в его книге говорится, что Долли Данн – дочь Антиоха Певерелла.

– Как мне помнится, по легенде Антиох Певерелл был убит в таверне и детей не оставил.

– Он не мог оставить законнорожденных детей, потому что, как известно, не был женат. Но Эскью утверждает, что незадолго до смерти старший из Певереллов обрюхатил в той самой таверне девицу из прислуги, Эллис Данн. Эскью приводит в свидетельство регистрационную книгу, где Долли Данн сначала была записана ее матерью как Долли Певерелл. А после смерти Эллис, девочку отправили в монастырь Святой Бригитты, где, как незаконнорожденную, ее записали под именем Долли Данн, взяв фамилию матери. Дальше Эскью не смог отследить ее дальнейшую судьбу, поскольку Долли сбежала из монастыря, и следы ее затерялись. И вот, мы с Ники смотрим на твое древо и отыскиваем малышку Данн среди твоих предков. Каково?

– Скажи на милость, зачем вам вообще понадобились мои родственники?

– Да так, идейку одну проверяли, – замялся Эльфи. – Это не важно по сравнению с тем, что мы нашли. Получается, если верить Эскью и предположить, что у Антиоха не было больше детей, кроме Долли, значит, судя по этому древу, на тебе и Аберфорте обрывается линия того самого старшего брата, владельца Палочки Судьбы или Старшей Палочки. Той, которая сейчас у тебя в кармане. И, видимо, поэтому она так хорошо прижилась у тебя.

– Подожди, подожди, я потомок Антиоха Певерелла?

– Забавно, да? – хмыкнул он. – А кстати, помнишь, ты спрашивал у меня про Гонтов и Воскрешающий Камень? Мало того, что эти Гонты находятся в родстве с Салазаром Слизерином, так они еще прямые потомки Кадмуса Певерелла, среднего брата. Вот откуда у Патриция Гонта Камень.

– Может быть, ты и мантию-невидимку нашел? – спросил я.

– Любишь ты все испортить, – насупился Эльфи. – Где находится третий артефакт, мы так и не узнали. Видишь ли, Игнотус Певерелл любил женщин и был настолько плодовит, что следы мантии затерялись среди его многочисленных потомков.

– Предположим, легенда основана на реальных фактах, хотя мы с Геллертом так и не нашли тому подтверждений, кроме могилы Игнотуса. Допустим, я сейчас владею той самой Старшей Палочкой и Антиох Певерелл – мой далекий предок, хотя твоя теория, по правде сказать, основана на очень хлипких доказательствах. И что это дает? «Все началось с Певереллов. Найди причину». Что началось? Причину чего?

– Полагаю, причину того, что мы видели, – заметил Ники.

– Но что мы видели? Что мы знаем? Что Том, возможно, вызвал эпидемию, запретил магию и безраздельно властвует над магами и маглами? Что ему помогает некий Поттер? Что я нарушил Устав о секретности? Причем тут Певереллы?

– Очевидно, что имеются в виду артефакты.

– А если нет? Если речь о потомках братьев? Единственное, в чем я уверен и что я могу пока сделать – не пустить Тома в Хогвардс, а дальнейшее довольно туманно.

– Альбус, – Эльфи наклонил голову, – не забывай, что тот старик из будущего и есть ты, только старше. Тот же склад мышления, те же мысли, та же логика. У тебя в руках Старшая Палочка, Антиох Певерелл твой предок – ты был прав, все это не случайно. Тем более тебя всегда волновала тема Даров Смерти.

– Прекрати напоминать о моих ошибках! Я ведь не вспоминаю о твоих женах, а мог бы.

– И не стоит, – Эльфи предупреждающе поднял руку.

– Всегда хотел услышать историю о Эльфи и его женах, – произнес Ники, посмеиваясь. – Так же, как историю о Альби и его ошибках.

– Альби в юном возрасте собирался вместе с Гриндевальдом найти Дары Смерти, с их помощью захватить власть и установить контроль над маглами, – выпалил Эльфи.

Я вполне удачно справился с эмоциями и, как мне кажется, даже взглядом не выдал свое волнение, но Ники все равно не сдержался:

– Альбус собирался захватить власть? Ты точно о нашем Альбусе говоришь?

– А ты у него спроси, – отмахнулся Эльфи.

– По правде говоря, не ваше дело, – я попытался уклониться, но под вопросительным взглядом Ники сдался. – Что было, то было.

– Ушам своим не верю. А как же твое маглолюбие, старый лицемер? Я-то думал, оно у тебя врожденное.

– У меня было бурное прошлое… – уклончиво ответил я.

– Но все-таки… Ты никогда мне не говорил.

– Не находилось подходящего случая, да и к чему лишний раз ворошить минувшее. Мы искали способ защититься от маглов. Вернее, искал я, а Геллерт преимущественно возмущался по поводу Устава о секретности. Его сильно задевал тот факт, что мы, обладая невероятной силой, почему-то вынуждены прятаться.

– Прячемся мы или нет, маглы все равно верят в наше существование. Взять хотя бы их сказки… – заметил Ники.

– Но до Устава о секретности магов методично уничтожали.

– Средневековье, – поморщился Ники. – Ужас какой.

– Да и не только тогда. Видишь ли, проблема в том, что маглов как недооценивали, так и продолжают недооценивать. Помнишь, Эльфи про Obliviate возмущался, а вроде умный человек.

– Но-но… – возмутился Эльфи. – Маглы беспомощны. А Устав о секретности – боязнь войны, только и всего.

– Действительно, война такая мелочь, – отозвался я. – Между прочим, маглы не так глупы, как ты думаешь.

– Докажи! – с вызовом бросил Эльфи.

– Какие тебе еще нужны доказательства после многовекового уничтожения ведьм? Вспомни «Молот ведьм». Кстати, одно время меня очень интересовал вопрос – почему такой направленный удар именно по женщинам…

– Логично, – перебивает Эльфи, – есть женщины – есть продолжение рода.

– Я сначала тоже так думал, но в семье мага и маглы тоже в основном рождаются маги. Так что дело не только в этом. Я пришел к выводу, что любая колдунья есть источник стихийной, первобытной магии. Почему-то именно женщины сохраняют эту иррациональную, не поддающуюся описанию, разновидность волшебства. Если на протяжении нескольких поколений маги будут жениться исключительно на магловских девушках, боюсь, магия, если можно так выразиться, истончится без стихийной составляющей. Выходит, маглы из страха перед высшей силой боролись так не только с магами, но и с самой магией, причем довольно осознанно.

– Да что они могут противопоставить Avada Kedavra?!

– Эльфи, от взрыва водородной бомбы небольшой мощности в радиусе действия за какие-то секунды умирает все живое! Знаешь ли ты хоть одно заклинание с подобным эффектом, действующее на несколько сотен миль? Отказавшись от магловского мира, мы утратили связь с их технологиями. А против болезней мы так же бессильны, как и они, кстати говоря.

– Ты меня поражаешь своими познаниями о мире маглов, – усмехнулся Ники.

– Сам себе удивляюсь. И я предупреждал о бурном прошлом, – я улыбнулся в ответ.

– Ты упомянул их средства, но мы-то все равно умнее, – не унимался Эльфи. – Взять тот же Устав о секретности – маглы теперь даже не знают, где нас искать.

– Эльфи, Устав о секретности позволяет нам думать, что волшебники разумнее и хитрее маглов. Но о какой секретности можно говорить, если при поступлении в школу маглорожденного волшебника к его родителям посылается специальный человек для разъяснения?

– Ладно, оставим секретность. Скажи лучше, что заставило тебя отказаться от ваших планов? Как я понял, ты до сих пор придерживаешься тех же идей, – спросил Ники.

– Ники, ты действительно думаешь, что с помощью Старшей Палочки, Воскрешающего Камня и мантии-невидимки можно контролировать маглов? Я вот сообразил, а Геллерт заигрался и не успел понять, что грубая сила, тем более война и борьба за власть, счастья не принесет. С маглами нужно мирно сосуществовать до тех пор, пока это будет возможно, ни в коем случае не допуская войны. Любовь, дорогой мой Ники, спасет нас всех.

– Удивительно, как это ты с такой жизненной позицией там, в будущем, нарушил Устав о секретности.

– Видимо, были на то свои причины, – разговор начинал меня утомлять. – Бессмысленно рассуждать на эту тему, меня больше волнуют братья Певереллы. Либо мы найдем связь, либо я буду торговать газетами на вокзале Кинг-Кросс.

– Раз ты так уверен, что Том Риддл – причина причин, почему бы нам от него не избавиться? – предложил Эльфи.

– Зачем же так безжалостно?!

– Убьем его сейчас – потом спасем тысячи, если не миллионы.

– А кто его будет убивать? Ты? Я? Может быть, Ники? Не будет этого Тома, найдется другой Том… Геллерт, Питер, Джон… Причина скорее не в личности, стремящейся захватить власть, а в самом существовании такой возможности.

– Ну ты загнул, – присвистнул Эльфи. – Возможность всегда была и будет. Как и желание. Разве что уничтожить общество в целом, но тогда и власть ни к чему.

– Я имею в виду, что, прежде всего, нужно разобраться. Видишь ли, даже Геллерт, человек большого ума, со Старшей Палочкой в руках не смог осуществить задуманное. А Том другой… Не мне решать, чьи жизни ценнее, Тома Риддла или тех спасенных тысяч людей, о которых ты говоришь. Да и может ли быть одна жизнь важнее другой?

– Глупо. Но спорить не буду, останусь пока при своем мнении. А Геллерт твой - дурак. Был бы умнее, отказался бы от дуэли.

– И Том дурак? – спросил я, едва сдерживая усмешку.

– Возможно. Ты ведь как магнит для дураков.

– Полагаю, себя ты к их числу не относишь?

– Я? Да ты без меня тотчас куда-нибудь вляпаешься, вот и приходится присматривать.

– Альбус, – позвал Ники, – а каким образом ты не пустишь Риддла в школу? Тебе для этого, как минимум, нужно директором стать.

– Что ж, если в этом будет надобность, придется согласиться.

– А как же твои принципы? Как же «прямая власть мне вредит»?

– Изменить принципы не трудно, было бы желание, – ответил я.

Они переглянулись и почему-то захохотали, а я задумался. Прежде мысль о директорстве вызывала во мне отвращение: нести ответственность – тяжкий труд. И если с Гриффиндором я справлялся (как-никак бывший гриффиндорец), то управление всей школой казалось сложным делом, в котором я вряд ли достиг бы успеха.

Теперь же размышления о должности директора, в свете возникших проблем, не только не раздражали, но даже отчего-то грели душу. Если с Геллертом справился, то уж с четырьмя факультетами как-нибудь совладаю.

~~~~~~
«Альбус, я надеюсь, ты не собираешься лично убивать Риддла? Это было бы так глупо с твоей стороны.

Геллерт».

~~~~~~
«Не мерь других по себе. У тебя плохо получается.

Альбус Дамблдор».

~~~~~~



Глава 5

/*1956 год, зима.*/

В конце ноября нагрянул страшный мороз – ни согревающие заклинания, ни горячий чай, ни теплый плед не спасали от этого леденящего холода. А в начале декабря умер Армандо. Тело нашли рядом с директорским кабинетом, и я, может, поверил бы, что его сердце остановилось от старости, если бы не искаженное ужасом лицо. Что-то… или скорее кто-то смертельно напугал Армандо Диппета.

Однако попечительскому совету было гораздо удобнее считать, что смерть директора связана с его преклонным возрастом, чем заводить расследование и искать подлинную причину. А иначе как объяснить спешное совещание и не менее спешное назначение Альбуса Дамблдора, то есть меня, на эту должность. Правда, сначала (то ли по привычке, то ли что-то перепутали) предложили должность министра, но я, как обычно, вежливо отказался.

Новая должность обязывала к получению более солидных апартаментов. Директору – директорово, поэтому переезд был неизбежен и занял почти весь день. Поздним вечером, когда я, порядком уставший, полулежа в кресле, получал наслаждение от проделанной работы, из камина вылез Эльфи. Он огляделся и, хмыкнув, изрек:

– Да уж, сбылась мечта идиота.

По правде говоря, свыкнуться с его критикой нетрудно – достаточно просто не обращать внимания. Но порой его занудство способно разозлить даже меня. Он вполне мирно фыркал, рассматривая кабинет. Приступ красноречия случился в спальне, когда он, глядя на бордовое одеяло, замер, сложил руки на груди и наклонил голову.

– Это что? – недоуменно спросил он некоторое время спустя.

– Одеяло.

– Ты уверен? – вполне серьезно переспросил он. – Нет, ты правда считаешь, что это нормальный цвет?

– По-моему, замечательный цвет, удачно сочетается с общей обстановкой.

– С чем-чем сочетается? Уж не с бирюзовым ли кальяном? Или вот с этими желтым креслом? Ах нет… понял, с этими чудесными ядовито-зелеными шторами. Альбус, а тебе не приходило в голову, что у тебя явные проблемы с цветовым совмещением?!

– А у тебя с цветовым восприятием, – оскорбился я. – И вообще, тебя не звали, так что – до свиданья.

– Если бы я каждый раз ждал приглашения, мы бы виделись два раза в год, – пробурчал он.

– Два? Почему два?

– На твой день рождения и мой. Когда хочу, тогда и прихожу!

– Твоя самоуверенность прекрасна в своей наивности. Раз сюда можно попасть только через камин, значит, я запросто могу его заблокировать его – и все.

– Да я любое твое блокирующее заклинание сниму за неделю, если не меньше!

Я прекрасно понимал, что он прав: любые обычные чары лишь временная мера. Однако, если добавить какую-нибудь постоянную составляющую, которую он не смог бы повторить без моего ведома, задача усложняется.

– Заключим пари? – предложил я. – Если ты за неделю не снимешь защиту, то больше никогда не посмеешь критиковать мой вкус.

– А если сниму?

– Тогда я признаю свою несостоятельность и в дальнейшем буду опираться только на твое мнение.

– Идет. И не вздумай жульничать.

Я улыбнулся, предвкушая победу, призвал нож для бумаги и подошел к камину.

– Альбус, зарезаться ножом для бумаги это пошло, – заметил он с поучительной интонацией в голосе. – И не заляпай кровью ковер, единственная достойная вещь среди твоего аляповатого безобразия.

Я закрываю глаза и, стараясь не дышать, делаю надрез на левой ладони. Наугад протягиваю руку вперед и касаюсь кованой решетки.

– Inclavare[1].

Отвожу руку за спину и открываю глаза – кровь на решетке шипит, испаряясь под действием заклинания.

– Episkey[2], – произносит Эльфи, и я уже могу посмотреть на свою ладонь. Но, на всякий случай, все равно продолжаю держать руку за спиной.

– Там уже ничего нет, – замечает он. – Умно. Не ожидал. Однако ты не учел, что от кровных родственников ты его теперь не закроешь.

– Кроме Аберфорта, у меня никого нет. А от него и закрывать не надо. Даже представить не могу причину, по которой он мог бы меня навестить. Разве что в случае моей смерти, и то вряд ли.

– Зато я могу попросить у него пару капель крови…

– И будет чистой воды жульничество. Изволь играть честно.

Эльфи замолк, и ушел не попрощавшись. А это означало только одно – он понятия не имел, как сломать защиту. Столько лет меня знает, а так и не уяснил, что со мной пари заключать бесполезно. Зато я получил неделю полной тишины и покоя и тут же, памятуя о теории разумности Хогвардса, принялся изучать замок с позиции его хозяина.

До процедуры инициации меня предупредили, что весь обряд должен оставаться в тайне, чтобы у других не возникало желания управлять замком, а после инициации вручили толстый книжный том – руководство по управлению замком, дополняемое каждым директором. В первой половине описывались защитные заклинания, во второй были рукописные наблюдения и общие замечания о замке. В тот же вечер я пролистал последние страницы и сразу узнал круглый, аккуратный почерк Армандо.

«Во время полнолуния замечена странность в поведении замка. Охранные заклинания усиливаются пропорционально лунной активности».

«Под зданием школы точно есть подземный ход. И, возможно, не один».

«Магическая энергия распространяется в замке неравномерно. Максимального значения она достигает где-то в районе директорского кабинета, что еще раз подтверждает мою теорию о конгломерате».

На этом его записи, к сожалению, обрывались, то ли Армандо не успел дописать, то ли в действительности не хотел распространяться о своей теории. Но я видимых изменений в своих ощущениях после переезда не заметил. Подумав о том, что было бы неплохо пройтись по Хогвардсу с измерителем в руках, я с чистой совестью отправился в постель, благо время было уже позднее.

Я редко вижу сны. По мнению Эльфи, это оттого, что моя фантазия, перетрудившись за день, ночью предпочитает спать. Почему Хогвардс захотел общаться со мной именно таким образом, осталось для меня тайной. Скорее всего, из-за того, что я, владея окклюменцией, в сознательном состоянии был для него недоступен.

В ту ночь мой сон был осознанным. Снилось мне, что я стою в Астрономической башне на парапете, опираясь рукой на колонну, и смотрю на замок.

– Прыгать собираетесь? – послышался чей-то голос позади.

Я от неожиданности вздрогнул и оступился. Пока падал, задумался о том, что Эльфи меня убьет. Даже примерно представил, что он скажет – «Совсем свихнулся? В твоем возрасте прыгать с башен совершенно противопоказано». Потом вспомнил, что сплю, и спокойно приземлился на обе ноги.

– Понравилось?

Как в мой сон попал Кровавый барон, ума не приложу. Он плавал в воздухе и любезно улыбался, хотя подобная приветливость не вязалась с его привычным поведением.

– Забавно, – я поднялся и отряхнулся.

– Я рад. Вернее, он рад, мне-то все равно.

Вежливость не позволила мне поинтересоваться, кто именно рад, но спросить очень хотелось.

– Я имел в виду Хогвардс, – произнес Барон, словно читая мои мысли. – Главное – ничему не удивляйтесь. Итак, как вы думаете, что происходит?

– Возьму на себя смелость предположить, что я сплю. И не в моих привычках делать преждевременные выводы, – заметил я.

– Хорошо, – одобрил он. – Поднимайтесь, – и с этими словами он полетел вверх. Я последовал за ним и отметил, что такой способ полета нравится мне несомненно больше, чем остальные.

– Подойдите сюда, – Кровавый Барон поманил меня рукой. – Прекрасный вид, не правда ли? Так вот, самое защищенное место в замке – это Астрономическая башня, сердце замка.

– Я полагал, что сердце замка – это директорский кабинет.

– Можете считать его вторым сердцем, – ухмыльнулся Барон, – как вам угодно. Защита Астрономической башни уникальна, к ее строительству приложила руку Ровена Равенкло, а она-то знала толк в защите. Здесь не работают заклинания невидимости и подслушивания. В башне директор лучше всего чувствует замок.

– Чувствует? – переспросил я.

– Да-да, именно так. Хогвардс общается со своим владельцем. Вы поймете и привыкнете со временем. Теперь заглянем в директорский кабинет.

С этими словами Кровавый Барон исчез. Я было направился к лестнице, а потом сообразил, что во сне мои способности безграничны, и переместился в нужном направлении, используя только силу фантазии.

– Кабинет директора. Второе сердце Хогвардса, как я уже говорил. Как вам известно, аппарировать в замок или из него нельзя. Но именно здесь можно пользоваться порт-ключами, считайте это привилегией. Порт-ключ, сделанный вами, работает в оба конца.

– Погодите, неужели замок разумен? А что имел в виду Армандо, когда писал о конгломерате?

– Вы сомневались? – снова ухмыльнулся Барон. – Поверьте мне, Хогвардс разумнее всех его жителей. Воспринимайте его не как здание, а как живой организм со своими потребностями и памятью. Он живет, меняется и даже дышит, правда вы, люди, этого не видите. Замок почти неуязвим, пока у него есть директор. Отныне вы тесно связаны друг с другом, видимо, это и подразумевал профессор Диппет, говоря о конгломерате. Находясь вне Хогвардса, вы обязательно почувствуете, когда ему будет грозить опасность. А если угрожать будут вам, замок сделает все возможное, чтобы вас защитить. Учтите, при жизни основателей замок был разделен на четыре части, и каждая подчинялась только своему владельцу, затем, когда директорскую должность стал занимать один человек, Хогвардс стал единым целым. Но по старой памяти части продолжают соревноваться между собой, поэтому ни в коем случае нельзя перемещать спальни факультетов. Также недопустимо, чтобы ученики одного факультета долго находились в помещениях другого факультета – ведь не просто так основатели ввели парольную систему – могут быть весьма опасные последствия.

– Как же тогда Хогвардс позволил Армандо умереть? – задал я резонный вопрос.

– Я же сказал, сделает все возможное, тем более что профессор Диппет был на тот момент в коридоре, а не в кабинете или башне, да и умер-то он естественной смертью, а не насильственной. Случалось, что хогвардские директора умирали от чьей-либо руки… Но очень редко и в основном по собственной глупости.

– И каждому директору Хогвардс посылал подобный сон?

– Как когда. Вам еще предстоит узнать о многих тайнах замка, но это произойдет постепенно.

– Да, вы правы, когда все сразу – это неинтересно, – согласился я.

Барон кивнул головой на прощание. Вероятно, я произвел на него благоприятное впечатление.

Утром я все-таки прошелся по Хогвардсу с измерителем. На Астрономической башне он зашкалил, и стрелки начали вращаться в обратную сторону – по-видимому, действие измерителя она тоже глушила. Во второй раз я захватил хроноворот и порт-ключ, но ни одно из устройств не сработало. Когда Эльфи узнал о свойствах башни, он провел там целый день и вернулся только вечером. Он только подтвердил слова Кровавого Барона – защита уникальна в своем роде. Эльфи весьма заинтересовал вопрос, что будет, если попробовать кого-нибудь заавадить в Астрономической башне. Мне и Ники с большим трудом удалось отговорить его от этой затеи, мотивируя тем, что добровольцев для испытания ему не найти.

После всех изысканий я открыл руководство и гордо вывел: «Доказано: Хогвардс разумен». С тех пор я ни разу не усомнился в правильности своего решения принять директорскую должность.

~~~~~~
«Друг мой, до меня дошли новости. Поздравляю тебя с новой должностью. Представляю, как ты, должно быть, рад. Непременно нужно отметить. И если тебя не затруднит, пришли мне, пожалуйста, ежевичного варенья – очень я по нему соскучился.

Геллерт».

~~~~~~
«Мистер Гриндевальд, премного благодарен Вам за поздравления.

С уважением, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, директор школы колдовства и магических искусств.
P.S. У меня аллергия на ежевику. Посылаю лимонное желе. Ешь спокойно, оно не отравлено».

~~~~~~

***

– Альбус, посмотри на меня, – уже в который раз за этот день просит Эльфи.

Я с неохотой отрываюсь от бумаг, гляжу на него и опять-таки не нахожу ничего интересного. Шесть дней он держался, а седьмой стал последней каплей – с самого раннего утра он ставит эксперименты, ужасно огорчается и мешает мне работать, причем все это происходит одновременно.

– Ну что? Я еще в спальне или меня уже здесь нет? Ты меня видишь?

– Глаза бы мои тебя не видели… – отвечаю я как можно дружелюбнее.

– Да как же так! Ну не может твоя защита быть настолько хорошей!

– Вряд ли у тебя что-нибудь получится, если ты будешь сомневаться в моих способностях.

– Ой, тоже мне способный…

Обидевшись, он стянул у меня пергамент и стал что-то чертить на обратной его стороне, от старательности высунув кончик языка. А я вернулся к изучению руководства по управлению Хогвардсом.

– Если инвертировать… И тут плюс… Масса… Масса… Направленный удар может помочь… – бормотал он, перемежая свои мысли короткими вскриками и многозначительным мычанием. – Закоротить и инвертировать… Может, Avada Kedavra…

– Закоротить? – переспросил я. – И где же ты возьмешь бесконечно малое сопротивление, чтобы ее закоротить?

– Чтоб я знал, – он задумчиво почесал затылок.

– Avada Kedavra разрушит камин, но никоим образом не решит твою проблему.

– Альби, раз ты такой умный, может, поможешь? – сухо спросил он.

– Помочь и тем самым проиграть пари? Ни за что.

– Я так и думал.

Эльфи с умным видом прошелся несколько раз мимо камина. Затем остановился точно напротив и заложил руки за спину.

– Измерить бы уровень защиты, а потом бабахнуть открывающим заклинанием более высокого уровня… Если повезет, будет пробой магического поля.

– Как тебе будет угодно, измеритель на полке.

Эльфи натужно покряхтел и полез за прибором.

– Ох, ну ты и постарался! Даже Avada Kedavra, скорее всего, не подойдет.

– Друг мой, непростительное заклинание не сочетается с закрывающим. Тут нужно заклинание Alohomora[3], причем усиленное в несколько раз.

– И как? Как мне его усилить?

– Engorgio[4]?

– Оно только для предметов!

– Что ты так кричишь? Я ведь только предлагаю. Если ты направишь Alohomora на мое защитное поле, ничего не произойдет. Но если в место их соприкосновения послать Engorgio, теоретически, очень даже может быть пробой.

– А в этом есть смысл, – он одобрительно покачал головой. – Ты мне поможешь с Engorgio?

В тот момент я про пари даже не вспомнил – согласился сразу, ведь не каждый день выпадает возможность сломать собственную защиту. Мало того, я забыл, что камин, как средство перемещения, имеет собственное магическое поле, помимо моей защиты. И моя забывчивость в дальнейшем привела к довольно неприятным последствиям.

Эльфи подсветил для меня точку на камине, куда собирался послать свое заклинание.

– Alohomora.

– Engorgio.

Нас ослепило, но как только сияние от заклинаний рассеялось, мы увидели голову Аберфорта. Конечно, он не вышел из камина, да и вообще удивительно, как он снизошел до общения со мной.

– Ал?

Я подал Эльфи знак, чтобы тот помолчал, и произнес в ответ:

– Я слушаю тебя, мой дорогой брат.

– Тут у меня Волдеморт с компанией. Может быть, тебе это интересно?

– О да, очень!

Он замолчал, но почему-то не спешил уходить.

– Что-то еще? – спросил я.

В камине грохнуло так, что бедный Фоукс, спокойно дремавший на ручке кресла, взвился под потолок – Аберфорт соизволил наконец удалиться. Эльфи тут же молча попытался пройти через камин. Вздохнули мы синхронно, он – разочарованно, я – с облегчением: защита осталась на месте.

– Эльфи, тебе лучше уйти.

– Я хочу увидеть из-за чего весь сыр-бор, – заупрямился он после неудачного опыта. – Я тут посижу тихонько, пока вы в кабинете поговорите.

– Поверь мне, там не на что смотреть. Кстати, пари ты все-таки проиграл, – улыбнулся я.

После напоминания про пари Эльфи быстренько ретировался, и на одну проблему стало меньше. А вот то, что Том собирается нанести мне «официальный» визит, слегка беспокоило. Не должность же он придет просить, в самом-то деле?

Явился он почему-то не через камин, а предпочел прогуляться по Хогвардсу. Держался вполне достойно, пока я не сообщил ему о том, что знаю о «пожирателях» и догадываюсь о его истинных мотивах. Вот тогда он показал свое подлинное лицо: выкрикивал обвинения, метался по кабинету, несколько раз хлопал дверью. Неужели действительно ожидал, что я предоставлю ему должность преподавателя?

– Возмутительно! – сообщил Том, опираясь на стол и нависая надо мной. – У вас нет никакого права отказывать мне! Я хочу эту должность!

– Не могу ничем помочь. Кажется, я достаточно ясно объяснил свою позицию.

Он резко выпрямился и сел в кресло.

– Я понял. Вы боитесь, что я сильнее вас. И все об этом узнают.

– Как тебе будет угодно, но мы-то знаем правду.

– Я достиг таких высот, что вам и не снилось! И горящего шкафа, будет вам известно, я тогда не испугался.

– Ну, положим, тебе и не снилось то, что снилось мне. А насчет шкафа не беспокойся, никто не узнает, что это твой боггарт.

– Был! – взревел Том. – Нет у меня больше боггарта!

– Не скрою, мне печально это слышать. Но я-то чем могу помочь?

– Сыграем? – он протянул руку, и на столе появилась шахматная доска, по которой уже разбегались фигурки.

Внезапное предложение Тома сыграть с ним в шахматы, может, даже меня и позабавило бы, если бы не тот факт, что я категорически не переношу эту игру еще с тех самых пор, как Геллерт пытался меня научить. По моему мнению, очень ограниченная игра. Почему вот эта фигура, ладья кажется, может ходить только по прямой, а конь прыгает какими-то непонятными зигзагами? Почему пешке, чтобы стать королевой, нужно шаг за шагом пройти все шесть клеток, подвергая себя опасности? Да и смысл-то всей игры в чем – в том, чтобы загнать короля в угол и не дать ему возможности сделать ход. Я постоянно проигрывал Геллерту именно потому, что никак не мог взять в толк, зачем нужны эти ограничения.

– Да вы, наверное, не умеете, – в голосе Тома сквознула усмешка.

– Отчего бы не сыграть, – я решительно повернул доску белыми фигурами к себе, Том в ответ ухмыльнулся.

Моих знаний хватило на то, чтобы сдвинуть пешку с С2 на С4, и время, пока Том делал ход, я впустую истратил на размышления о превратностях судьбы, вместо того, чтобы попытаться продумать стратегию. Когда же его пешка перебежала с D7 на D5, я приуныл. Похоже, любой первокурсник разбирается в этой игре больше меня. То ли от грусти, то ли от неумения, дальше я откровенно сглупил, вместо того, чтобы, как мне потом объяснил Эльфи, побить черную пешку, я сделал шаг конем с В1 на А3. Том сильно удивился, хоть и попытался это скрыть, затем крепко задумался.

После двадцати ходов Том больше не скрывал изумления: по мере того как поднимались его брови, росла кучка осколков от белых фигур возле доски. Однако и на мою долю приходилась одна убитая черная пешка, чему я безмерно радовался. Все-таки он играл хуже, чем Геллерт, а это означало, что у меня, возможно, есть шанс. Но к тридцатому ходу надежда умерла – Том объявил шах королю. Мой король нервно расхаживал вдоль клетки, хмыкая и что-то бурча себе нос, но что именно, знал один лишь Мерлин, поскольку я, где-то на десятом ходу, применил к нему Silencio[5].

Когда моего коня разбил черный офицер, белый король обреченно закрыл лицо руками и сел. В какой-то момент мне показалось, что партия закончится самоубийством белого короля.

– Сдавайтесь, профессор Дамблдор, – бесцеремонно предложил Том.

В любом случае, сдаться – это хуже, чем проиграть, поэтому я сделал вид, что не понимаю его прямых намеков, и прикрыл короля ладьей.

Несмотря на все мои усилия, Том через два хода объявил мат, и я как-то не сильно расстроился.

– Что, в принципе, и следовало доказать, – заметил он, даже не скрывая радости. – Вы бессильны против меня.

– И на это ты потратил столько лет и ради этого испортил внешность? А не мелковата ли цель?

Он почему-то обиделся и вскочил на ноги.

– Уже уходишь? – осведомился я со всем радушием, на которое был способен. – Как жаль. А я как раз хотел предложить тебе чашку чая.

– Засуньте себе свой чай, знаете куда…

– Нет, не знаю. Не подскажешь?

И в очередной раз дверь захлопывается с такой силой, что звенят стекла в окне. Какой нервный молодой человек, все-таки хорошо, что его не будет среди преподавателей, каждый день наблюдать подобного скандалиста я бы не выдержал.

***

/*1959 год, апрель.*/

– Rennervate[6]! Rennervate! Альбус, да что с тобой такое?!

К великому сожалению, я не только не знаю, что со мной, но вдобавок забыл, где провел весь день, начиная с самого утра. Почему я сейчас прихожу в себя, лежа на полу собственного кабинета, мне неизвестно. Надо мной кто-то склоняется и выкрикивает заклинания. После небольшого логического анализа я начинаю более или менее соображать и узнаю Эльфи. Он дрожащими руками, кажется, пытается порвать на мне мантию.

– Эльфи, прекрати. Ты меня задушишь.

– Слава Мерлину! – вырывается у него, и он опускается на пол рядом. – Я уж думал, что ты умер.

– Вот была бы жалость. А что происходит? – я пытаюсь подняться, но ладонью натыкаюсь на что-то острое – осколки чайной чашки – неровный край тут же впивается в кожу.

– Еще и порезался… – комментирует Эльфи. – Я прихожу, а ты тут валяешься в обмороке на полу, чашку разбил. Что-нибудь болит?

– Вот, – произношу я и протягиваю руку. Эльфи, все еще что-то ворча, переворачивает ее ладонью вверх, и я, помимо своей воли, взглядом натыкаюсь на эту красную… медленно капающую… жидкость… «Кровь, – мелькает в голове, – и, кажется, моя».

– Только не отключайся! – он быстро накрывает порез рукавом мантии.

– Что это было? – спрашиваю я, борясь с накатившей дурнотой.

– Ничего, тебе показалось, – он помогает мне сесть, я боком прислоняюсь к ножке стола, а перед глазами все еще красный туман, хотя после заклинания стало спокойнее. – Выпей.

В стакане оказывается вино, причем я понимаю это только после третьего глотка.

– Почти ничего не помню, - жалуюсь я. – Минерва, миссис Снейп, а дальше пусто. Проверь меня на Obliviate, может быть, Том заходил.

Эльфи долго всматривается в мои глаза, для чего-то просит высунуть язык. Затем убежденно произносит:

– Не было Obliviate. Может быть, вы с Минервой выпили?

– А я когда-нибудь падал в обморок от спиртного?

– Ну да, логично. Встать можешь?

– Конечно, – заявляю я, только что-то не слышу в своем голосе бодрости и желания вставать.

Эльфи скептически морщится, и я сдаюсь: не самый подходящий момент демонстрировать упрямство. Цепляясь за его плечи, поднимаюсь – в пояснице хруст – и тут же падаю в кресло.

– Такое ощущение, что ты весь день играл в квиддич, – замечает Эльфи.

– Очень даже может быть, – пассивно соглашаюсь я.

– Но утро ты же помнишь?

– Помню… – задумался я. – Сначала Минерва с жалобами на слизеринский факультет. Потом миссис Снейп с… Ох, Мерлин. Зачем же она приходила? Чай пили вроде…

Цель ее визита совершенно вылетела у меня из головы. Потерю сознания я списываю на возраст и усталость. Эльфи соглашается, но скорее для того, чтобы меня успокоить.

Версия с Томом продолжает меня волновать, неужели мой обморок – результат встречи с ним… И я решаю спросить напрямую.

~~~~~~
«Том, хотелось бы уточнить, не заходил ли ты ко мне на днях?

С уважением, Альбус Дамблдор».

~~~~~~

Он молчал неделю, а затем от него пришло письмо, полагаю, для пущей эффектности написанное на черном пергаменте.

~~~~~~
«Мне известно прекрасное средство от склероза – Avada Kedavra. Могу устроить пару сеансов.

Без уважения, Лорд Волдеморт».

~~~~~~

Прим. автора:
1. Inclavare – дословно: держать на замке, придумано Дамблдором.
2. Episkey – излечивает относительно небольшие раны, например, останавливает кровотечение.
3. Alohomora – открывает замки.
4. Engorgio – заставляет объект увеличиваться.
5. Silencio – заставляет замолкнуть, заклинание немоты.
6. Rennervate – выводит человека из бессознательного состояния.


Глава 6

/*1970 год.*/

Столько удивительных изменений произошло за эти годы… Я научился слушать Хогвардс, понял его характер до мельчайших подробностей. Когда замку становилось скучно, он менялся. Когда мне случалось долго отсутствовать, в замке обязательно что-нибудь ломалось. Однажды все лестницы застряли посреди этажей, а в гриффиндорской башне осыпалась часть черепицы. Хогвардс любил пошутить, хотя, может быть, он так подстраивался под мой характер.

К тому же я стал замечать то, что раньше было скрыто от моих глаз. К примеру, в полнолуние замок вел себя довольно странно: за день его настроение могло поменяться несколько раз, что влияло не только на людей, но и на призраков.

Я потратил около двух лет на изучение замысловатого языка местных подводных обитателей, но это стоило того. Мы, бывало, весьма мило болтали, обсуждая проблемы вселенского масштаба. Нередко они вытаскивали пьяного Эльфи из озера, пробующего утопиться от горя.

Со дня нашей последней встречи с Томом прошло четырнадцать лет. Он упорно делал вид, что меня не существует, я отвечал примерно тем же. Иногда он все-таки напоминал о своем существовании, подсылая убийц. Их тщетные попытки только развлекали меня: Хогвардс отменно выполнял свои функции, каждый раз своевременно предупреждая о покушении. Не думаю, что Том действительно верил в удачный исход, скорее всего, проверял мое терпение.

Не пустив Тома в Хогвардс, я наивно полагал, что этого достаточно. Живущие в замке находились под его и моей защитой, и Том опасался нападать в открытую, предпочитая пока разбираться с Министерством. А Министерство занималось тем, чем ему и положено заниматься – скрывало информацию. Но, к своему стыду, примерно представляя магический уровень Тома Риддла, я недооценил личностные качества, а именно, врожденную способность нравиться людям. Я слышал, что количество его союзников растет, однако, зная цену слухам, не придавал им особого значения. Поэтому нападение пожирателей смерти на мирных граждан, во время празднования четырехсотлетия со дня победы во Второй Гоблинской войне, стало для меня неприятным сюрпризом. Памятуя о путешествии и о том, что мое вмешательство привело к катастрофе, я принял решение сохранить нейтралитет.

И вполне успешно игнорировал начинающуюся войну до того момента, пока ко мне не явился Аластор Моуди. Увидев, что с ним стало, я поразился до глубины души. Это я отсиживаюсь в Хогвардсе и твердо уверен, что ни Том, ни его последователи сюда не сунутся, а за стенами замка идет настоящая война, и доказательство тому шрамы на лице моего старого друга.

– Вот как-то так… – произнес он грустным, даже извиняющимся тоном и посмотрел на свою искалеченную ногу.

– Кто тебя?

Аластор грязно выругался.

– Долохов, чтоб ему пусто было. Скотина еще та.

– Пожиратель?

– А ты как думаешь? – Аластор исподлобья бросил хмурый взгляд. – Альбус, сдается мне, что ты тут засиделся за своими бумажками. Может, тряхнешь стариной, вспомнишь былые подвиги?

– Да какие мои подвиги, о чем ты говоришь, – отмахнулся я.

– Мы оба знаем, что аврор из тебя бы получился никакой. Но в такое время любая помощь хороша, – пожал он плечами.

– Что ты от меня хочешь? Я в вашей войне не участвую.

– Альбус, много лет назад ты это уже говорил. «Германия далеко, Гриндевальд не решится трогать Великобританию». В итоге, промедление привело к ужасным последствиям. Хочешь, чтобы все повторилось? Хочешь отсидеться в Хогвардсе и остаться чистеньким? – и он снова чрезвычайно неприлично выругался.

– Тогда все было иначе. Да и на мне не было столько ответственности. Я директор, и мой долг – защищать детей, которых мне доверили. И в очередной раз тебя прошу, оставляй аврорский сленг за дверями Хогвардса.

– Сколько пафоса, – покачал он головой, – а ведь четверть из них – дети тех, кто присоединился к Волдеморту.

– Чьи бы ни были дети, учти, я не допущу в Хогвардс ни аврорат, ни Тома Риддла!

– Молодец! – воскликнул Аластор. – Вот что нужно! Альбус, ты должен возглавить сопротивление.

– Должен? – хмыкнул я. – Положим, тебе я ничего не должен, скорее даже наоборот.

– Я помню о своих долгах, – сухо заметил он. – Да и причем тут я, ты вообще видел, что происходит? Если мы уступим, школа тоже падет. Что ты будешь делать, когда сюда явится Волдеморт с толпой пожирателей? Выставишь учеников на стены замка? Будешь сражаться один против тысячи? Самому не смешно?

– Смешно ли мне? – переспросил я. – Да, пожалуй, твои потуги сбросить всю ответственность на меня забавны. Однако присоединюсь ли я к так называемому сопротивлению или нет, на исход это мало повлияет.

– В любом случае организация уже есть. Нужен лидер, а ты самый светлый маг современности, победитель Гриндевальда… дальше не буду перечислять. Тебя уважают во всем мире, лучшей кандидатуры и не сыскать.

– Оставим грубую лесть на потом. Под организацией ты имел в виду аврорат? – спросил я без тени энтузиазма.

– Какой, к черту, аврорат? В Министерстве остались продажные твари, а нормальным пришлось уйти. Нас много, Альбус, и мы будем сражаться. Организация тайная, ни Министерство, ни Волдеморт пока о нас ничего не знают.

– Предположим, я соглашусь. Но Министерству вряд ли будет приятно иметь под боком тайную организацию, пусть и сражающуюся против Риддла. В любом случае я ставлю Хогвардс под удар.

– Ты сейчас как наседка с цыплятами. Ну, распустят школу на время, подумаешь. Детям от этого только лучше.

– Действительно, пусть их убьют вместе с родителями!

– Альбус, да никогда Министерство не пойдет в открытую против тебя, какие бы ты организации не возглавлял! Сделав это, министр тут же подпишет себе приговор.

А Ники еще удивлялся, как я мог нарушить Устав о секретности в будущем. Наверное, тогда меня тоже Аластор уговаривал.

– Послушай, – он понижает голос до шепота. – Что ты хочешь взамен? Пост министра?

– Три раза предлагали, даже неинтересно, – отвечаю я, стараясь не выдать голосом свое любопытство. Министерство меня совершенно не занимало, зато возможность лишний раз позлить Тома, а заодно и быть в курсе его дел, очень прельщала.

– Ну конечно, запамятовал. А знаешь, возможно, ты прав. Ведь иначе ты бы начал защищать щенков пожирателей, а так я спокойно пришлю сюда своих ребят, и они быстро наведут порядок.

– Ничего лучшего, кроме как угрожать мне, ты придумать не мог? – спрашиваю я, усмехаясь.

– Раз уговоры не действуют… – он отвел взгляд.

– Угрозы тем более, – замечаю я. – Хорошо, раз организация не подчиняется Министерству, я согласен. Но есть два условия. Меня не устраивает твое отношение к детям из Слизерина. Никакой дискриминации, никакого вмешательства во внутренние дела Хогвардса.

– Но они же дети пожирателей.

– Я не допущу предвзятого отношения в стенах этой школы к кому бы то ни было! Министерство и так посылает сюда проверки, – я ткнул пальцем в документы. – Если еще с твоей стороны…

– Ладно, – прервал меня Аластор, – знай, я хоть и согласился, но все равно считаю, что ты не прав.

– Дело твое.

– А второе условие?

– Я сам придумаю название, – улыбнулся я.

***

/*1971 год*/

В самые трудные минуты я напоминал себе, что ввязался в борьбу за власть, не желая обладать ею, и эта мысль меня утешала. В страну пришел политический кризис, вуалируемый частой сменой министров (не удивлюсь, если Том проклял не только должность преподавателя по защите от темных сил, но и министерский пост: шесть министров за год – давно такого не случалось, со времен последнего восстания гигантов, кажется). Министерство оставалось официальной властью, хотя в действительности все было гораздо запутаннее. Настолько запутаннее, что в истинной расстановке политических сил порой терялся даже я. Казалось, что тут понимать: Министерство и наш орден Феникса против пожирателей смерти. Но там, где есть деньги и власть, стоит копать глубже. Общая ситуация была крайне сложна. Еще больше усугубляли ее слухи и сплетни, а также угодное правительству молчание газет. Всюду создавались и распадались союзы. С одной стороны, министр вроде поддерживал орден, по крайней мере, не мешал его существованию (часть аврората и часть Визингамота присоединились к ордену). Но с другой стороны, Министерство всячески ограничивало нашу деятельность. Во-первых, чиновники удачно подкупались Томом, во-вторых, находились и такие, кто видел в ордене угрозу. По правде говоря, орден Феникса существовал тайно, полулегально и не имел особых полномочий, поэтому приходилось действовать через аврорат. Что опять же имело последствия: маги, находящиеся в оппозиции к Министерству – в основном чистокровные семейства, – отказывались вступать в орден. Так вот и получилось, что в составе находились главным образом маглорожденные. А у Тома было большое преимущество: он мог пообещать все что угодно, играя на людских пороках. И с таким союзником, как Абракас Малфой, он позволял себе любые финансовые траты.

Весь этот фарс, называемый войной, Том, как я полагал, развел, дабы потешить свое самолюбие. Ситуация сложилась так, что именно в начале семидесятых тихого переворота было бы вполне достаточно. На тот момент соотношение орденцев к выявленным пожирателям смерти, судя по подсчетам Аластора, – один к двадцати. Орден делал все возможное, пытался по крайней мере, но при таком раскладе мы терпели одну неудачу за другой. Однако после того как глава аврората погиб и его место занял Руфус Скримджер, у нас появился шанс. Хоть туда и затесались люди Тома, но аврорат держался лучше остальных департаментов, нанося ощутимый ущерб по силам пожирателей.

Вскоре среди орденцев появился шпион, и я начал терять давних друзей. Первой жертвой стал Эдгар Боунс, великого ума человек, член попечительского совета Хогвардса. Всю его семью, жену, брата и троих детей, жестоко растерзали и убили, причем я был тем, кто их обнаружил. Следующим стал Бенджи Фенвик, а дальше я перестал считать – слишком тяжелая ноша выпала на мою долю.

Хогвардс оставался единственным надежным прибежищем, которого еще не коснулись политические интриги. Для всех, но не для меня. По мнению Руфуса, в школе нужно было провести чистку – что он подразумевал под «чисткой», я предпочел не знать. Попечительский совет же возмущался количеством маглорожденных учеников. Аластор после неудачи с должностью главы аврората, забыв о своем обещании, рвался с проверками в школу, чтобы опередить своей инициативностью Руфуса. И каждый новый министр норовил дать мне ценные указания по управлению Хогвардсом.

Я разрывался между политикой, войной и школой. Стараясь предотвратить кровопролитие, я только усиливал его, подогревая интерес Тома. А он, по-видимому, чувствовал себя прекрасно, проверяя на практике теорию превосходства чистокровных. Думаю, как раз именно тогда я начал замечать, что все это однообразие политических интриг слишком затянулось. Каждый делал вид, что тянет одеяло на себя. Вроде и тянули, но не сильно, опасаясь, кабы чего похуже не вышло, и оно, вместо того, чтобы наконец порваться, вяло трепыхалось.

Гораздо позднее я понял, почему Том тянул с переворотом, с окончательным ударом. В таком случае, он стал бы захватчиком, жестоким завоевателем, силой отобравшим власть у ее законных носителей. А подобная позиция, скорее всего, противоречила его планам. Том хотел въехать на белом коне как освободитель, как спаситель лежащей в руинах и раздираемой противоречиями страны. Для этого-то ему и понадобилась апатичная гражданская война. Чтобы сделать желаемое действительным.

Кроме выше перечисленных неприятностей, существовали многие другие. Вальбурга Блэк, например, заменившая Боунса в совете, любила поскандалить у меня в кабинете. После небольшой тренировки я научился отключаться во время ее крика и думать о других проблемах, чего никак не мог позволить в присутствии Абракаса Малфоя, с которым у меня сложились странные отношения. Абракас Малфой искренне и порой где-то наивно верил в превосходство чистой крови. И этим сочетанием наивности и умелой расчетливости он невероятно меня развлекал при каждой нашей встрече. А его изворотливостью я в какой-то мере даже восхищался. Все прекрасно знали, кто он такой, но в то же время поймать его на чем-то недозволенном еще никому не удавалось, хотя желающих было предостаточно.

Новый школьный год я встретил в состоянии крайнего морального истощения. И распределение учеников не смогло отвлечь меня от мысленного самоистязания, хотя бы только потому, что некоторые распределившиеся уже сейчас сулили множество проблем в будущем. В первую очередь, Поттер… слава Мерлину, не Гарри, а Джеймс. Его фамилия сразу вызывала стойкие ассоциации с газетным лотком на вокзале Кинг-Кросс. Вдобавок мальчик-оборотень Ремус Люпин, отцу которого я пообещал хранить секрет сына как свой собственный, и над чьей проблемой пришлось поломать голову.

– Нужно что-то делать, но если бы я только знал, что именно, – не раз жаловался я Эльфи.

На что он ядовито усмехался и отвечал:

– Радуйся, что, по крайней мере, эпидемии нет.

– Зато мы ничегошеньки не знаем о Гарри Поттере. И вот это меня пугает.

– Пугает? Тебя? Не смеши. Ничего страшного в этом нет, просто он еще не родился или не родится совсем, – резонно замечал он.

– Ты прав, ты как всегда прав… Проблемы следует решать по мере их поступления. Но почему у меня такое плохое предчувствие?

Он равнодушно пожимал плечами. Его вообще мало волновала война до того печального дня, когда больница Святого Мунго подверглась нападению пожирателей. Колдомедиков они правда не тронули, сразу направившись в палаты с раненными аврорами. Это был акт мести за последнюю удачную аврорскую операцию, когда чуть не попался Абракас Малфой.

– Да как они посмели! – Эльфи разъяренно вышагивал по моему кабинету. – Напасть на моих больных! Невероятная дерзость!

– Действительно, ведь прежде, чем нападать, нужно спросить у тебя разрешения, не так ли?

Он со злобным видом рухнул в кресло и многообещающе произнес:

– Ну, мы еще посмотрим…

Тогда я не уделил должного внимания его обещанию, а он не вспоминал об этом несколько лет.

По мере возможностей я старался наблюдать за Джеймсом Поттером, что, с учетом моей занятости, стало бы достаточно трудной задачей. Этот мальчик вел активную общественную жизнь, порой слишком активную. Чтобы узнать, как прошел его день, мне достаточно было каждое утро выслушать жалобы Минервы. Я даже пару раз, не без удовольствия, вспомнил собственную молодость. Но чем взрослее он становился, тем длиннее делались жалобы, и не только от гриффиндорского декана. Отработки не помогали, вернее они бы помогали, если бы не поддержка Сириуса Блэка, Ремуса Люпина и Питера Питтегрю. А исключить Джеймса я не мог, ведь в таком случае он исчез бы из поля зрения, чего никак нельзя было допустить.

Я промаялся в нерешительности пять лет, надеясь, что Джеймс с возрастом остепенится и возьмется за ум. Моя неуверенность вышла мне боком.

***

/*1975 год*/

Осенью того года студент Сириус Блэк отвел слизеринца Северуса Снейпа в ход под Дракучей Ивой. И моему терпению пришел конец.

Я понимал – если попечительский совет узнает об оборотне, если они обнаружат, что я имею к этому непосредственное отношение, у Абракаса Малфоя появится весомый аргумент. И ни минуты не сомневался, что он непременно им воспользуется. Вряд ли еще представится такой шанс, чтобы от меня избавиться. А мне нельзя было покидать Хогвардс, да и Ремус попал бы в неприятнейшую ситуацию. Поэтому решение пришло в голову незамедлительно, как только я взглянул на взъерошенного, разъяренного мальчика.

– Профессор Дамблдор, знаете ли вы, что среди учеников есть оборотень?

– Да.

– Вы знаете, кто это?

– Да.

– Вы знали, когда принимали его в школу?

– Да.

Прежде чем использовать Obliviate, я все-таки сначала собирался договориться, но Северус и слышать ничего не хотел. Я попробовал воззвать к его состраданию рассказом об истинном положении Ремуса, о бедах их семьи, но тщетно… Мальчик настаивал на своем, угрожая выдать оборотня попечительскому совету, и его упрямство вынуждало действовать. Тем более что предстоял еще тяжелый разговор с Ремусом и Сириусом.

Я безусловно знал, что неправильное употребление Obliviate приводит к потери памяти и даже безумию. В свое время мы с Эльфи пытались постигнуть этот феномен и наблюдали пару случаев неверного применения в больнице Святого Мунго, благодаря этому мне не понаслышке было известно об опасности. Но в своих силах я, тем не менее, был уверен.

Когда Северус, закатив глаза, стал заваливаться на бок, у меня неприятно засосало под ложечкой.

Когда он перестал дышать, я осознал, что убил ученика, пытаясь стереть неугодные мне воспоминания.

И эта мысль заставила меня действовать. Судьба благоволила ко мне: под рукой оказалось восстанавливающее зелье, и как-то очень кстати вспомнилось то самое заклинание, с помощью которого можно поделиться своими силами. Эльфи просил им не злоупотреблять, но ведь для дела можно.

Как же тогда я обрадовался бьющейся жилке на его худой шее! Каково же было мое облегчение, когда он открыл глаза! Выглядел Северус неважно, но главное – он остался жив. И мне удалось убедить его хранить мою тайну. Не совсем, конечно, мою, но именно я принял оборотня в школу, значит, его секрет распространялся и на меня.

Впоследствии я не раз возвращался в мыслях к тому происшествию и пришел к утешительному выводу: обморок тогда спас его от смерти, а меня – от самоуничтожения. Слава Мерлину, что Северус оказался таким впечатлительным, секундой позже – и я бы его убил. Кто же знал, что он мало того, что окклюмент, так еще и с такой наследственностью.

На следующий день я пригласил Сириуса и Ремуса по отдельности, убедившись для начала, что Северус все-таки сдержал обещание.

Ремус выглядел нездоровым, явно раскаивающимся, тем более что его непосредственной вины в случившемся я не находил. Сириус держался достойно, утверждая, что они просто пошалили, а тот факт, что Северус чуть не погиб, он считал досадной случайностью. Безо всяких споров я назначил ему отработки на полгода. Случайно или нарочно, а исключить кого-либо из них все равно было нельзя.


Глава 7

ЛОРД ВОЛДЕМОРТ ПОСЛЕ ДОЛГИХ ПЕРЕГОВОРОВ ДАЕТ ИНТЕРВЬЮ КОРРЕСПОНДЕНТУ «ПРОРОКА»

К: – Итак, первый вопрос. Нашим уважаемым читателям не терпится узнать ваше мнение по поводу последних событий в больнице Святого Мунго.

ЛВ: *хмурится* – Я тоже хотел бы знать, чьих рук это дело. Возмутительно, когда происходит подобное.

К: – Ходят слухи… Вы имеете к этому отношение…

ЛВ: – У меня много врагов. Не удивлюсь, если именно они совершили нападение на больницу, чтобы меня дискредитировать.

К: – Вам известно, что мистер Скримджер называет вас, простите, главной проблемой Британии со времен Гриндевальда?

ЛВ: – Да, я слышал что-то подобное. Мистер Скримджер мне льстит, забывая о коррупции, бюрократии, повышенном уровне преступности и нападениях маглов.

К: – Нападениях маглов? Аврорат сообщал о случаях нападений так называемых пожирателей смерти на маглов, однако о нападениях маглов, думаю, читателям, как и мне, ничего не известно.

ЛВ: – Аврорат предпочитает интерпретировать события на свой лад, а порой и замалчивать. Пожиратели смерти – единственная организация на данный момент, способная защитить магическое общество от угрозы магловского мира.

К: – А существует угроза?

ЛВ: – Несомненно.

К: – Почему пожиратели смерти? Почему именно такое название?

ЛВ: – В действительности тайны здесь нет. Мы хотим сократить смертность среди магов. Вдобавок мы отстаиваем интересы чистокровных.

К: – Каким образом?

ЛВ: – Как я уже говорил, защищаем магический мир от маглов, также в наших лабораториях лучшие ученые работают над созданием новых лекарств.

К: – Если у вас такие мирные цели, почему у вашей организации тогда, мягко говоря, не самая лучшая репутация? Если вы хотите сократить смертность, почему с вашим появлением она лишь увеличилась?

ЛВ: – Это большая проблема нашего общества. К сожалению, нынешнему правительству наплевать на проблемы чистокровных магов. В то время как организациям маглорожденных оказывается поддержка, пожирателей смерти всячески очерняют. Нам приходится защищаться.

К: – Организации маглорожденных?

ЛВ: – Да, так называемый орден Феникса, который поддерживается авроратом и всячески препятствует нашей деятельности. Хотя чем мы хуже? Они – за права маглорожденных, мы за права чистокровных, однако общий смысл схож. Почему же тогда против нас ведется травля, а орденцы остаются безнаказанными? Двойственная мораль Министерства и дискриминация чистокровных – главные проблемы Британии.

К: – Дамблдор…

ЛВ: – И плюс Дамблдор, который своими лживыми, как и все британское правительство, речами вводит в заблуждение добропорядочных граждан. Послушать его, так всех чистокровных нужно собрать на одном корабле и утопить.

К: – Зачем же так категорично…

ЛВ: – А это вы у Дамблдора спросите. Он вам расскажет о магии любви и о превосходстве маглов.

К: – Стоит ли понимать, что вы тем самым обвиняете Дамблдора в сговоре с Министерством?

ЛВ: – А разве это не очевидно? Судя по его заявлениям, старик совсем выжил из ума и впал в маразм. Как можно воспринимать его всерьез?!




Умно, даже, право, обидно от того, как неожиданно умно. Деньги Абракаса Малфоя потрачены не зря: Том получился национальным героем, жертвой, а виноваты во всем Министерство и Дамблдор. От реплики об очевидном сговоре вообще попахивает явным оскорблением. Пусть называет маразматиком и сумасшедшим, но обвинять в договоренности с Министерством – явный перебор. Да как он посмел?!

Я кладу газету на одеяло и поднимаю глаза – меньше всего я ожидал обнаружить Тома Риддла в кресле подле кровати. Обнаружить именно такого Тома, спокойного и, можно сказать, отстраненного.

– Уже читали?

– Здравствуй, Том. Как твои дела?

Приветствие вырывается само по себе, когда я припоминаю, что в Хогвардс нельзя аппарировать. Вежливость меня точно погубит, а если не погубит, то бед наделает немало.

– Просто прекрасно.

Положительный ответ настолько контрастирует с его мрачным видом, что я не выдерживаю и улыбаюсь со всей благожелательностью, на которую способен. А благожелательность моя, надо заметить, бесконечна.

– Хорошо выглядишь.

– Обмен любезностями закончен? – спрашивает он весьма резко. – Можно переходить к делу?

– Раз дело, что же ты молчишь? Желание гостя, даже если он незваный, – закон.

– О, я польщен. Кстати, если вы все же захотите узнать, как я сюда попал… – он выдерживает эффектную паузу, но, видя отсутствие малейшего интереса с моей стороны, продолжает: – В защите Хогвардса брешь. Очень неразумно с вашей стороны оставить эту лазейку. Хотя вы так заняты борьбой со мной, где тут за всем усмотреть.

– Подобными пустяками я занимаюсь ровно один час в неделю перед воскресным ужином, на голодный желудок. А защиту непременно поправлю, как-нибудь попозже, – отвечаю я, хотя насчет того, как ему удалось ее пробить, у меня даже предположений нет, да и не до них.

– Что-то я сомневаюсь.

– На исправление этого маленького недоразумения твое сомнение никак не повлияет.

Он разочарованно кривится и меняет тему:

– Вы чувствуете, что временное пространство изменяется?

– Что ты имеешь в виду?

– Кое-кто воздействует на время, что порождает колебания в магическом поле, едва уловимые, но я их чувствую, а в последнее время особенно сильно. И как-то так получилось, что вы первый на подозрении, – его взгляд тяжелеет.

Неужели он явился убедиться еще раз, что его легилименция совершенно бессильна против моей? И это взаимно. Я с некоторой ностальгией припомнил старые времена, когда Том не знал, что так силен в легилименции: он, на своем последнем курсе, под придуманным предлогом попытался устроить мне сеанс мыслекопания. Повеселился я тогда от души. Как, впрочем, и сейчас.

– Быть может, это ты своими экспериментами нарушаешь равновесие? – спросил я.

– Я точно знаю, что вы вмешиваетесь, но не могу понять для чего. Лучше вам остановиться, пока не поздно.

– Уверяю тебя, это не я. Но довольно странно слышать подобное от человека, непрерывно играющего со смертью.

– Со своей собственной смертью, – он делает ударение на слове «своей». – А вы экспериментируете с временным пространством, в котором мы все живем!

– Что ты от меня хочешь?

– Хочу знать, что происходит.

– Без понятия, – развел я руками. – Ты явно пришел не по адресу.

– До меня дошли слухи о ваших опытах, о сдвиге временной оси, например.

– Ах, какая досада! Ведь оси-то я двигать не умею, тем более временные. Мой тебе совет, проверь надежность своего осведомителя.

– Я в нем уверен, как и в том, что вы замыслили массовую аннигиляцию.

– Что ты, и в мыслях не было! Да и зачем?

– Знал бы – не спрашивал, – едва слышно замечает он, затем, скривившись то ли от боли, то ли от удивления, касается виска и восклицает: – Ничего без меня не могут сделать! Учтите, разговор не окончен.

И с этими словами растворяется в воздухе! В Хогвардсе, в моем кабинете! Расплывается темным облаком, которое светлеет до полного исчезновения. А как же сверхнадежная защита замка? Как же «замок сделает все возможное, чтобы вас защитить»?

Едва он исчез, я, теряя по дороге самообладание, тут же бросился к камину и вызвал Эльфи. Он явился заспанный и в помятой мантии.

– Чего надо?

– Не здесь, – прошептал я. – В Астрономическую башню, и быстрее.

Пройдя камин, я почти бегом устремился в коридор. По дороге пытался определить присутствие Тома, но после того, как в темноте довольно ощутимо несколько раз наткнулся на стены, попытки прекратил. Эльфи, не говоря ни слова, старался за мной угнаться, но на первых ступеньках лестницы все-таки не выдержал и спросил:

– Так в чем же дело?

И тут меня осенило. Дело-то как раз было совсем не в том, что Риддл неведомым образом проник в Хогвардс, и не в его угрозах, которые мне относительно безразличны. А в том, что лорда Волдеморта можно обвести вокруг пальца, словно малое неразумное дитя. Он, кажется, только что променял настоящую конфету на пустую обертку, причем обмен этот устроил именно я. Ну и Эльфи тоже приложил к этому руку.

А началось все с того, что главный колдомедик больницы Святого Мунго, он же Эльфиас Дож, как-то раз находился в прескверном состоянии духа. По правде говоря, это его обычное состояние, но в тот вечер оно выдалось особенно отвратительным. Сосредоточенно выстукивая костяшками пальцев по окну печальный мотивчик, он выдал:

– Нам надо изменить угол наклона временной оси. Небольшой скачок, чтобы переместить время на несколько секунд вперед.

Все его самые удачные идеи почему-то начинались словами «нам надо». Означали они примерно следующее: «Я тут замыслил нечто совершенно невыполнимое, но ты, Альбус, такой гений, и тебе не составит труда реализовать это». Однако на этот раз он явно перешел все границы.

– Мы безвозвратно уничтожим пространство и самих себя, – возразил я. – Не очень приятная перспектива, тебе не кажется?

– Да, мне кажется! Именно это нам и нужно!

– О, так вот как он приходит…

– Кто?

– Маразм.

– Я тут дело толкую, а он глумиться изволит, – обиделся Эльфи. – Идея такая: мы, то есть ты и я, делаем вид, что собираемся сдвинуть временную ось. Требуются реальные расчеты, затраты и уши.

– Чьи уши?

– Шпионские конечно! Уши того человека, который расскажет Риддлу о нашем шикарном плане. Больше не пей чай, ты от него, кажется, глупеешь. Аннигиляция пространства точно, хотя бы на время, привлечет его внимание к тебе и отвлечет от политических интриг. А там дальше посмотрим.

– Какие сложности, – засомневался я. – Ведь расчеты требуются до такой степени реальные, чтобы Том безоговорочно поверил. А если он испугается? Еще глупостей наделает, а мне потом разбирайся.

– Да ну, какие там расчеты, – отмахнулся Эльфи. – Что смыслит твой Том в отклонении временных осей?

– Предполагаю, ровно столько, сколько и ты. То есть ничего.

– Альбус, а мы сделаем так, что поверит. Тем более у нас в ордене точно есть шпион. Осталось всего лишь умело распространить ложный слух.

С одной стороны, глупее идеи и быть не могло. Слишком, видимо, высокое мнение сложилось тогда у меня об умственных способностях Тома Риддла. Но, с другой стороны, среди орденцев действительно затесался предатель, которого очень хотелось придушить собственноручно.

– Присаживайся, друг мой, будем фантазировать реальность, – согласился я.

То, что в итоге получилось, превзошло все мои ожидания. По логике сдвинуть временную ось с помощью псевдохроноворота не представлялось возможным. По крайней мере, это бы противоречило законам физики и магии. А по нашим вычислениям получалось запросто.

– Удивительно, как мы вообще выжили, – Эльфи устало откинулся на спинку кресла. – Вот тут, – он указал пальцем на уравнение, – получается, уничтожение неизбежно. Не понимаю.

Я не стал высказывать свои мысли вслух, дабы лишний раз не навлекать на себя гнев. Все-таки в разумность Хогвардса он до сих пор не верил и всякий раз, стоило мне заикнуться об этом, выходил из себя. Вполне вероятно, что Хогвардс своей огромной массой стабилизировал процесс перемещения во времени. Однако подтвердить догадку мне все равно не удалось бы, ведь действительная масса замка до сих пор неизвестна.

На пергамент с расчетами и заметками мы установили сигнальные чары: если кто-то возьмет документ – об этом сразу же станет известно. Вот я, будто бы случайно, и оставил его у Аластора в кабинете. Чары сработали несколько недель назад, и так как Том никак не среагировал, я уж было забыл обо всем. Теперь же сложившаяся ситуация требовала немедленных действий. Я поневоле задумался о более глобальных проблемах, пока мы поднимались по лестнице.

– Эльфи, боюсь, теперь предсказать дальнейшее развитие событий просто невозможно, – подвел я итог своих размышлений.

– Отчего ж так пессимистично? – поинтересовался он. – Кстати, если ты собрался использовать псевдохроноворот, напоминаю – ты мне пообещал.

– Да я не о том. Эпидемии не было, я вроде жив… Возможно, мы предотвратили то, что тогда увидели, и не стоит больше беспокоиться по этому поводу.

– Гарри Поттер уже родился? Нет? Есть еще вопросы?

– А вдруг не родится?

– Альбус, ты меня поражаешь. А чего ради я, спрашивается, потратил столько времени, рассчитывая астрологическую карту для Джеймса Поттера? Теперь ты снова ноешь. Потерпи. Будет у него сын, и до его рождения не так уж много лет осталось.

– Эльфи, ты понимаешь, что я сомневаюсь? Даже если родится… не станет же он меня сразу убивать…

– А вдруг?

– Ты даже месяц его рождения точно сказать не можешь! То ли май, то ли июль. И еще неизвестно, будет ли у Джеймса Поттера именно сын Гарри. Мы не можем знать…

– Мы не могли так сильно повлиять на ход событий. Это должен быть он.

– Кстати, Том приходил, – вспомнил я. – Ему интересно, чем мы тут занимаемся.

– Оно тебе надо? – спросил Эльфи без тени удивления и не совсем в тему, однако я понял, о чем он. Теперь будет изображать праведный гнев, точно не сам предложил идею с аннигиляцией.

– Я не могу остаться безучастным.

– Действительно, как ты можешь пройти мимо такого.

– Эльфи!

– Да молчу я, молчу уже. Я просто боюсь, что ты мог что-нибудь упустить.

– Не мог, – ответил я, убежденный в своей правоте. – По крайне мере, он поверил. Ты лучше еще раз взгляни, сколько у нас есть времени?

– Я тебе и без звезд могу сказать. Пока все спокойно.

Его слова не внушали особого доверия, но астрология – не мой профиль, а он действительно составлял гороскоп Джеймса Поттера, ему виднее.

– Альби, мы тут не одни, – как-то слишком равнодушно заметил он.

Я быстро развернулся и направил палочку в темноту. Если бы там оказался Том, не избежать бы мне сердечного приступа. Но это был не он. В углу, на полу, лежал какой-то студент в грязной мокрой мантии.

– Мерлин…

Вот только мертвых детей мне для полного счастья и не хватало!

– Неужто сам Мерлин? – не к месту съязвил Эльфи.

– И это главный колдомедик, – осадил я его, – помоги мне лучше.

Он присел рядом с подростком и несколько раз провел ладонью по его лбу.

– Жив, как ни странно, – хмуро произнес он наконец. – Куда его?

– Давай к тебе в Мунго.

– А причина? – Эльфи выпрямился. – Как ты объяснишь, скажи на милость? Ко мне Волдеморт приходил, мы побеседовали. Дальше я зачем-то поднимаюсь на башню посреди ночи, вместе с главным колдомедиком, а тут мальчик едва живой.

– Эльфи, ну давай его к нам в больничное крыло.

– Прости, так же эффектно прошлую фразу я не повторю. Прежде, чем его нести куда-нибудь, где тебя спросят насчет обстоятельств, нужно узнать, что с ним случилось. Применишь легилименцию, а дальше посмотрим.

– Тогда в кабинет. Левитируй сам, – и я, пытаясь не впасть в раздражение, пошел вперед, освещая ему дорогу Lumos.

В тот вечер нам неимоверно повезло: ни на Филча, ни на школьный патруль мы не наткнулись.

– Положи его пока на диван, – сказал я уже в кабинете.

– Альбус… – укоризненно заметил он и, подхватив мальчика, прошел через камин в мою спальню.

Эльфи уложил ребенка на кровать, а я, приглядевшись, узнал в нем пятикурсника Северуса Снейпа. Легилименция стопроцентно отменялась. Однажды я работал с его сознанием, и повторять печальный опыт не хотелось.

– Очень плохо, – пробормотал Эльфиас. – Очень и очень плохо.

– Хуже некуда, – и только я собрался отойти, чтобы не мешать, как, повернувшись, понял – в спальне мы не одни. – Том, не очень-то невежливо врываться к пожилому человеку посреди ночи без приглашения. Я мог быть и не одет. Надеюсь, ты пришел сюда в последний раз.

– Дожились, сам с собой разговаривает, – произнес Эльфи, но, заметив Тома, он изменился в лице и трусливо попятился. – Надо же…

– А это что? – поинтересовался Том, подходя к мальчику.

– Разве не твоих рук дело? – осведомился я как можно любезнее.

– Ты что с ним сделал?! – зачем-то вдруг сорвался Эльфи.

– Я-то тут причем? Подождите, подождите… – насторожился Том. – Судя по форме, слизеринец… ночью в постели директора… видно, под одурманивающим зельем, и вас двое. А я подозревал, что вы, Дамблдор, какой-то не такой.

Мне его тон совсем не понравился, как, впрочем, и оскорбительные намеки.

– Какая гнусность! – возмутился мой друг.

– Что же скажет попечительский совет, если узнает о ваших наклонностях? – скривился Том. – Такие уважаемые люди и мальчиками балуетесь.

– Альбус, слушай, а он, часом, не вампир ли? – Эльфи задумчиво поскреб подбородок.

– Вот где, скажи на милость, у него бледность лица и клыки?

– Эх, жалость, был бы вампир, мы бы ему сейчас за такие намеки осиновым колом в сердце.

– Трансфигурированная осина не подходит, – заметил я. – А настоящая в наших краях не водится. И вряд ли у него есть сердце.

– Тогда чеснок. Чеснок любой подойдет.

– Да какой я вампир! – вскрикнул Том.

– Обычный. Vampirus vulgaris[1], так сказать, – сосредоточенно проговорил Эльфи. – Relashio[2]!

Из его палочки вылетает синяя молния, но не достигает цели. Кажется, это становится последней каплей, потому что в следующую секунду мы с Эльфи висим в воздухе, наши руки связаны невидимыми путами, а Том с угрюмым видом крутит палочку в руках – он всегда был силен в невербальных.

– Том, что тебе надо? Все твои претензии по поводу должности мы уже давно обсудили, ты ее не получишь, – я пытаюсь загладить ошибку Эльфи: не стоит кидаться боевыми заклинаниями, пока в комнате ни в чем неповинный подросток.

– Да я потомок самого Салазара Слизерина! Я обладаю великой силой, ваша должность мне больше не нужна.

– Но магию любви ты так и не познал.

– Ее не существует! Вы ее придумали!

– Ты льстишь мне, полагая, что магия любви – мое творение, – спокойно отвечаю я.

– Я не нашел ничего, доказывающего ее существование… – растерянно произносит он.

– И поэтому ты отрицаешь? Только потому, что не можешь объяснить?

– Магии любви не су-щест-ву-ет! – по слогам выкрикивает Том.

– Как тебе будет угодно, – я освобождаюсь от его заклинания и мягко приземляюсь на пол. – Следующий раз, прежде чем заявиться в столь поздний час, если тебя не затруднит, спроси разрешения. Я понимаю, в приюте таким вещам не учат, да и в Хогвардсе, к сожалению, отсутствуют уроки этикета, но все же следовало бы соблюдать приличия.

– Значит, несовершеннолетних учеников к себе в спальню приводить – это прилично, а дружеский визит выходит за рамки, так? И кто же это у вас тут? – Том, подходит на опасно близкое расстояние к кровати. Северус стонет и открывает глаза, я издалека чувствую волны жара. Хоть Эльфи и высушил его одежду, но, кажется, это мало помогло.

– Не приближайся, – предупреждаю я. – Cave Inimicum[3].

– Ревнуете, профессор? Не хотите делиться. А он ничего… бледноват правда. Почти в моем вкусе.

Риддл, поигрывая палочкой, делает еще один шаг и нависает над Северусом. Тот выглядит таким хрупким и беззащитным, что я не выдерживаю:

– Только тронь…

– Да сдался он мне. Скажите лучше, зачем двигать временную ось собрались? – спрашивает Том.

– А не твое дело! – шипит до сих пор молчавший Эльфи.

– Том, тебе не кажется, что ты немного здесь задержался?

– Я уйду, когда захочу!

– Ты уйдешь, когда я тебя отпущу! – терпение мое не бесконечно, да и мальчику срочно необходима медицинская помощь: он снова впал в бессознательное состояние.

– Неужели… – елейным голосом произносит Том. – Дамблдор, почему вы постоянно становитесь на моем пути? Почему бы вам не заняться непосредственно управлением школой вместо того, чтобы преследовать меня? Какую-то аннигиляцию придумали… Вы же отказались от поста министра, почему тогда мешаете другим?

– А ты зачем должность проклял? Никто на ней больше года не продержался.

– Положим, доказательств этого у вас нет. А вот подтверждение ваших опасных опытов имеется. Неужели, чтобы избавиться от меня, вы готовы уничтожить весь мир и, в том числе, себя?

Ситуация настолько комична, что я начинаю смеяться. Выглядит, наверное, уморительно. Том даже передергивается, то ли от ужаса, то ли от недоумения.

– Вы страшный человек, – шепчет он. – Как же ошибаются те, кто считает вас добрым старичком.

– Видел бы ты себя, – я давлюсь от смеха.

– Определенно нужны меры… – бормочет он и добавляет: – Дамблдор, учтите, с сегодняшнего дня в моем лице вы приобрели непримиримого врага. Я сделаю так, чтобы все узнали о вашей гнилой сущности, а затем уничтожу вас.

И Том, не попрощавшись, нахально растворяется в воздухе, отойдя к камину. Кажется, манерам он так и не научился. И вряд ли научится.

– Какой-то он нервный, – подает голос Эльфи, как только я его освобождаю. – Подумаешь, потомок Слизерина… Кстати, что ты там нес о магии любви? Вернее, зачем?

– Не смог отказать себе в удовольствии. Он так забавно злится, когда я об этом говорю.

Эльфи ухмыляется и бросает взгляд на мальчика.

– Теперь его точно нельзя никуда отправлять.

Северус, забившись в самый угол кровати, мечется в подушках. Он бредит, его худые плечи бьет дрожь. Пока Эльфи колдует над ним, я пытаюсь что-либо разобрать из горячечного потока слов. Услышанное вызывает противоречивые чувства: с одной стороны, мне жаль Северуса, но, с другой стороны, тайна Ремуса Люпина снова под угрозой раскрытия.

Прим. автора:
1. Vampirus vulgaris – вампир обыкновенный.
2. Relashio – заклинание, поражающее противника молнией.
3. Cave Inimicum – употребляется, чтобы оградиться от врага.

Глава 8

Северус долго не приходил в себя, так что времени подумать имелось предостаточно. А подумать было о чем.

Главный вопрос оставался прежним: как остановить его от опрометчивого шага? Obliviate бесполезен – по крайней мере, повторять печальный опыт не хотелось. Напоминать о случае с гриффиндорской девочкой неуместно: вряд ли Снейп снова испугается. Вдобавок он видел Тома Риддла рядом со мной. Сомнительно, конечно, что он будет об этом помнить, когда придет в себя, но вдруг… Как говорит Аластор: «Бдительность – прежде всего».

Следовало любым способом прекратить конфликт между Снейпом и Поттером. Наказывать их отработками – бесполезная трата времени. Судя по услышанному, они не поделили какую-то девочку, а неразделенная любовь в сочетании с юношеским максимализмом – взрывная смесь. Я бы не пожалел все свои запасы сладостей и кальян в придачу хотя бы за намек на решение этой задачи.

Хорошо еще, что Том, похоже, отвлечется от своих политических интриг, хотя бы временно. Тем не менее его способ появления в Хогвардсе неимоверно пугал. Вдруг ему вздумается заглянуть на огонек, а я как раз буду спать – лишних сюрпризов мне не надо. Однако факт оставался фактом: в замке существует аппарационная лазейка. Как ее чинить – неизвестно. Где и кем создана – один Мерлин ведает.

От такого числа незаурядных проблем голова шла кругом. Пришлось лгать Горацию и Минерве по поводу отсутствия Северуса Снейпа. Минерва обиделась. Виду, конечно, не подала, но я почувствовал – не любит она, когда студенты прогуливают ее экзамен, хоть и по уважительной причине.

В одном я не сомневался: Том Риддл, бесспорно, мастерски овладел темной магией. Но чтобы аппарировать в Хогвардс, нужно, по меньшей мере, снять защиту, что даже мне, тут живущему, не под силу. С горя, посреди ночи, я отправился в гости навестить библиотеку Ники. Мой сонный друг, так и не уяснив цель моего визита, зевнул в ответ на объяснения и вяло махнул рукой.

Цели своей в библиотеке я так и не достиг. Упоминания об модифицированных методах аппарации в книгах встречались, но всё не то. Случаи с летальными исходами или многовековыми тренировками отметались, и в итоге ничего подходящего не нашлось. Ко всему прочему зеркало у входа, завидев мои синяки под глазами, громко ойкнуло и отказалось меня отражать.

Фламель, видимо сжалившись, утром принес кофе и молоко. Лучше и быть не могло – он, наверное, сам не понял, насколько сильно мне помог. Когда я вылил молоко в кофе и начал размешивать его ложечкой, когда увидел, как смешивается белое и черное, вот тогда-то и понял, как Том попал в Хогвардс. Даже ошпарился от изумления.

Аппарация, с точки зрения магии, процесс достаточно простой. Представляешь местность, в которой хочешь оказаться, взмахиваешь палочкой и – вуаля. Однако, если взглянуть со стороны магловской науки, все не так просто. Многие, я бы сказал большинство, и не задумываются, как именно происходит столь стремительное перемещение. Я бы разделил аппарацию на три стадии: растворение, движение, кристаллизация. Причем все они происходят моментально. На первой стадии тело, если можно так выразиться, растворяется в воздухе, расщепляясь на мелкие частицы. При этом выделяется огромное количество магической энергии, за счет которой происходит передвижение этих частиц в нужном направлении. Затем они собираются, и маг сначала чувствует себя не очень хорошо, поскольку в это время каждый элемент возвращается на свое место.

Аппарировать в Хогвардс нельзя из-за специального защитного поля, которое замок излучает сам, безо всяких поддерживающих заклинаний. Именно о нем я совершенно забыл в тот день, когда мы с Эльфи, пытаясь взломать мое заклинание на камине, случайно пробили защитное поле Хогвардса. Вот и получилась небольшая лазейка, в которую можно переместиться извне. Но, по логике, ее объемы невелики, поэтому аппарировать следует не спеша, иначе, если вдруг на область с защитой придется какая-нибудь часть тела, ее тут же оторвет, в лучшем случае. Зато та часть, которая окажется в месте пробоя, останется целой.

Поэтому-то Риддл так медленно исчезал, перемещаясь по частям. И появлялся он, по-видимому, так же медленно. Эдакая неторопливая кристаллизация Тома Риддла из воздуха.

Все сходилось, кроме одного: до такого сочетания магии и магловской науки мог додуматься человек, знакомый и с тем, и с другим не понаслышке. Вдобавок ему должно быть известно о нарушенной защите школы, а также примерные координаты места аппарации. Под эти требования точно подходили двое: я и Эльфи.

Не попрощавшись с Николасом, я вернулся в Хогвардс с неясным ощущением тревоги в душе и обнаружил Эльфи у себя в спальне. Он вальяжно раскинулся в кресле подле кровати с книгой в одной руке и с шоколадным пончиком в другой. При ближайшем рассмотрении книга оказалась редчайшим изданием трудов Парацельса. Я содрогнулся, представив шоколадные пятна на средневековых страницах.

– Тсс, – прошептал он, увидев, что я собираюсь сделать ему выговор, и указал пальцем на спящего мальчика. Дабы не тревожить сон Северуса пришлось перейти в кабинет.

– Надо же! – воскликнул Эльфи после моей лекции о взломе защитных заклинаний. – Но, Альби, для замедления нужен ингибитор. Ты знаешь, что именно он использовал?

– Мелочи какие, – отмахнулся я. – Меня больше волнует, что Риддл, как минимум, должен разбираться в физике, и я уж молчу про химию. А ты о каком-то ингибиторе. Только подумай: Том и магловская наука.

– Предположим, ему кто-то помог. Надеюсь, ты не исключаешь такой вариант?

– И кто у нас такой умный? – спросил я напрямую – уж очень сильно было подозрение.

– Альби, паранойя не лечится, – насупился Эльфи. – Ты бы лучше занялся поисками ингибитора, да и лазейку залатать не мешало бы, вместо того чтобы единственного друга обвинять невесть в чем.

– Обвинения не беспочвенны. О том случае знали двое – ты и я. Себя подозревать глупо, согласись.

– И ты никому-никому не проговорился? Не поверю, что ты упустил возможность рассказать о свой победе в споре.

– В принципе, никому. Как там Северус?

– Альбус? – он до невозможности растянул гласные. – Что значит «в принципе»?! Чего я не знаю?

– Возможно, Геллерт слегка осведомлен о твоем проигрыше, – я зажмурился, представляя, как он сейчас рассердится. – Но вряд ли он помог Тому, они ведь не знакомы, – я действительно совсем забыл, что написал Геллерту о нашем небольшом споре.

– Чудесно! То есть я мог, а Гриндевальд – не мог. Знаешь, если бы не твой студент, я бы уже с тобой распрощался.

Он, демонстративно уронив кресло на пол, покинул кабинет. Очевидно я сильно сглупил: нельзя было говорить о Геллерте. Любое упоминание о нем, приводит Эльфи в необъяснимое бешенство.

Продолжать разговор не хотелось: пока Эльфиас сердится, толку от него мало. Чинить защиту было откровенно лень, как, впрочем, заниматься поисками ингибитора. И я решил заняться спасением тайны Ремуса Люпина. По крайней мере, самое время, пока Северус еще не пришел в себя.

Как показал опыт, на Джеймса Поттера и его друзей школьные наказания и словесные нравоучения не производили должного эффекта. Выхода было два: либо исхитриться и найти более действенный подход, либо отчислить их всех. Поскольку второе исключалось, я решил снова провести беседу. И в этот раз на правильные темы.

***

– Джеймс, я могу быть с тобой откровенным?

Поттер, кажется, ожидал, кучу отработок прямо с порога. Чай с конфетами и задушевный разговор в его планы явно не входили. Иначе отчего бы он так растерялся?

– Скажи, каким ты видишь свое будущее? Чем собираешься заниматься после школы?

Он поерзал на стуле, осматриваясь по сторонам. Затем несмело взял чашку и торопливо произнес:

– Я видел у профессора Макгонагалл проспекты с предложениями после экзамена. Мне ничего не понравилось.

– Совсем-совсем ничего?

– Среди брошюр – да. Мы с Сириусом хотим быть аврорами. Мне кажется, из меня получился бы хороший аврор. Только туда нужна протекция, – замялся он. – Мои родители никогда не согласятся, а у Сириуса вообще проблемы с семьей.

– Отчего же? Вполне достойная работа…

– Отец хочет, чтобы я занялся банковским делом.

– Протекция – дело несложное: нужен человек, пользующийся авторитетом в аврорате. К примеру, ты всегда можешь обратиться ко мне.

– Спасибо, сэр, – Джеймс благодарно кивнул.

– У одного твоего друга существует небольшая проблема, и я не раз напоминал – о ней никто не должен узнать. Однако ты всячески пренебрегаешь правилами и моими советами.

– Но, профессор Дамблдор, о Ремусе никто не знает.

– А Северус Снейп? Вы же снова что-то не поделили.

– Он первый начал, – сдался Джеймс, – а мы играли.

– Любопытно. И как называлась игра? «Доведи до воспаления легких»?

Он нервно поерзал в кресле, отводя взгляд в сторону.

– Джеймс, если Северус пожалуется в совет, тебя и Сириуса исключат. По правде говоря, я должен отчислить вас прямо сейчас. Тогда об аврорате, разумеется, можно будет забыть, как, впрочем, и о банковском деле.

– Но, профессор Дамблдор…

– Мистер Снейп сейчас в очень плохом состоянии. Будем надеяться, он выздоровеет, и я попробую поговорить с ним. Ничего не обещаю, но попытаюсь. Все совершают ошибки, но не каждому выпадает шанс исправить ситуацию. Полагаю, ты понимаешь, о чем я?

– Не совсем.

– Джеймс, у тебя высокие баллы по многим предметам, и ты силен в квиддиче, через два года я рекомендую тебя мистеру Скримджеру, и, поверь, он не сможет мне отказать. Взамен я прошу лишь хорошего поведения. Больше никаких нападений на студентов, никаких прогулок по ночам, никаких выходок и баловства, никаких жалоб от мистера Снейпа.

– Но он всегда жалуется на нас.

– Джеймс, я сейчас говорю не о вас, а о тебе лично. Школьная дружба – это хорошо, но неизвестно как повернется жизнь через два года. Сейчас ты отвечаешь только за себя. Тебе решать, либо аврорат, либо, в лучшем случае, исключение из школы.

– А Сириус…

– У мистера Блэка в попечительском совете мощная поддержка, – он хотел возразить, но я продолжил, – и хотя ты упоминал о его проблемах в семье, но, думаю, Сириуса не исключат. Ремус и так знает, что его положение шатко, а до мистера Петтигрю вообще вряд ли дело дойдет.

– То есть первым пострадаю я, – задумался он, прикусив нижнюю губу.

Наконец его мысли обратились в правильную сторону. Я даже подустал.

– Мне кажется, мы друг друга поняли, не так ли?

– Да, сэр. Могу я идти?

– Конечно. И я не думаю, что стоит передавать наш разговор твоим друзьям в подробностях.

***
~~~~~~

«Геллерт, друг мой, а не говорил ли ты случайно с Томом Риддлом на днях о моем маленьком эксперименте?»

~~~~~~

«Альбус, дружище, сдается мне, ты суешь нос не в свое дело».

~~~~~~

«Насколько я понимаю, вы уже успели познакомиться. Догадываюсь, кто был инициатором. И как он тебе? Никого не напоминает?

P.S. О замедлении я догадался. Но что ты взял в качестве ингибитора?»

~~~~~~

«Альбус, мне здесь скучно, а Том – мальчик общительный и презабавный. Такая тяга к знаниям достойна уважения, не находишь?

P.S. Я, между прочим, из-за тебя спор проиграл. Имею полное моральное право, в качестве компенсации, скрыть ингибитор».

~~~~~~

***

– Он пришел в себя, – холодно сообщил Эльфи.

– Поздравляю. И что дальше?

– Ты сухарь!

– Съешь меня за чаем, – пошутил я.

– Твой студент только что очнулся в неизвестном ему месте. Тебе не кажется, что ему сейчас нужна поддержка хотя бы директора этой дурацкой школы?

– Он увидел тебя?

– Я еще растворился, как Том, – с довольным видом заметил он. – Пока ты тут лясы точил, я испробовал его методы. И сигнальные чары установил на то место, на всякий случай.

– Так ты нашел ингибитор?! И что же это?

– Ага, я прямо так тебе и сказал! Обойдешься.

– Как только разберусь с насущными проблемами, сразу займусь поисками. Тогда ты и Геллерт – оба пожалеете, что посмели утаить ингибитор.

– Можно подумать… – Эльфи замолкает и усмехается. – Лучше бы ты починкой защиты занялся. Иди уже к мальчишке, а то он от испуга мало ли что натворит.

Северус очень зол, и я, выйдя из камина, сразу чувствую его гнев. Мне почему-то тяжело начать разговор. Стоило бы начать с объяснений, а у меня их нет. Я бы мог обрадовать его новостью о наказании Сириуса Блэка, но после этого придется рассказать, откуда я все узнал. Пусть лучше думает, что я ведать ничего не ведаю – так будет легче и мне, и ему.

– Профессор Дамблдор, где я? – все же он первым начинает разговор.

– В Хогвардсе, в моей спальне.

– А почему не в больничной палате?

– Колдомедик уволилась, я еще не нашел ей замену. Ты был в таком состоянии, что не выдержал бы аппарацию в Мунго, – ответ на этот вопрос приготовлен заранее, и ложь лишь наполовину. Мисс Олдридж, прежняя колдоведьма, действительно подала заявление об уходе, правда, уходить она собиралась в конце лета.

– Сколько я здесь?

– Три дня.

– А экзамен?

– У тебя было воспаление легких. Организм крайне истощен, а ты думаешь о каком-то экзамене! Тебе нужно лучше питаться и больше спать, – удивительно, если бы я попал в подобную ситуацию, то экзамен точно интересовал бы меня в последнюю очередь.

Жаль, я не могу узнать, какие мысли сейчас терзают его голову. Почему Северус меняется в лице и начинает хохотать? Разве я сказал что-то смешное? Мне хочется встряхнуть его за плечи, чтобы он успокоился – этот смех ненормален.

– Отойди, не смей меня трогать, ненавижу, ненавижу! – он надрывается от кашля, крепко вцепившись в одеяло, а хохот переходит в плач.

Впадает в истерику он, надо сказать, весьма не вовремя. Больные легкие живо отзываются на раздражитель, и Северус, хватаясь за горло, задыхается от сухого грубого кашля. Худое тело сотрясается при каждом рыдании. Я наклоняюсь помочь, но он вырывается, осыпая меня ударами. Ослабевший после болезни мальчишка изо всех сил лупит меня кулаками, так, что к нему не подступиться.

– Северус, успокойся, – я ухитряюсь и крепко прижимаю его руки к кровати – слава Мерлину, сил для сопротивления у него уже нет. Слова заклинания вспоминаются сами собой, когда я слышу его надсадный хрип. Через несколько мгновений он с всхлипом втягивает воздух и прижимается ко мне. Реакция столь неожиданная с его стороны, что я нерешительно замираю. То ли у него снова начинается жар, то ли это последствия шока, но он плачет, уткнувшись в мое плечо. Видимо, чувство реальности покидает нас обоих, потому что я в ответ обнимаю его и до тех пор, пока он не уснет, все повторяю шепотом:

– Северус, мальчик мой, все будет хорошо.



Глава 9

/*1975 год, лето*/

– Друг мой, если пытаться контролировать абсолютно всё, то проблемы назло полезут оттуда, откуда их совсем не ждешь, – сказал Эльфи. И точно накаркал.

Я совершенно потерял связь с внешним миром и узнавал обо всем в последнюю очередь. То ли Хогвардс специально ограждал меня от неприятностей, то ли была иная причина… В любом случае, я витал в облаках, не замечая, как потом оказалось, очевидные факты, а за невнимательность пришлось расплачиваться – ситуация в итоге обросла неприятными последствиями.

Возможно, виной всему был постоянный недосып: я вскакивал ночью от малейшего шороха, ведь починить защиту не получалось, а Том вполне мог вернуться. После того разговора он отчего-то решил, что мне больше нечем заняться, кроме как массовым уничтожением. В сущности, этого я и добивался, но результат получился, мягко говоря, странный. Да, его увлечение тонкой политикой осталось позади – он стал прибегать к более грубым методам. Но теперь, прикрываясь идеей о чистокровности, Том активно занялся устранением моих, как он, по-видимому, считал, сторонников.

Ко всему прочему, меня перестали беспокоить проверками из попечительского совета. Обо мне будто бы вообще забыли!

И я решил отвлечься, обратившись к науке, потому что дело явно шло к нервному срыву. Когда-то, давным-давно, меня сильно волновал один вопрос: можно ли заставить магическую энергию взаимодействовать с другой энергией? Например, световой. На эту мысль меня натолкнул тот факт, что многие заклинания сопровождает вспышка света. Почему бы не обратить эту последовательность, почему бы не использовать свет для усиления магии?

Я с головой ушел в магловские книги. Но недостаточное знание физики дало о себе знать: с каждым днем я запутывался все больше и больше в фотонах и волнах. В трудах по магии о таком даже не упоминали, а свет рассматривали как явление, которым можно управлять с помощью магии. И никому, никому кроме меня, еще не приходило в голову объединить оба подхода.

Надо сказать, маги весьма скептически воспринимают магловскую науку. Даже Эльфи, человек, казалось бы, широких взглядов, с недоверием отнесся к моему рассказу о новинках в магловской медицине, а именно об одноразовых шприцах. По этому поводу у нас даже возникли небольшие разногласия: я полагал, что шприцы вполне можно использовать в колдомедицине, он же возражал, мотивируя своей теорией о магическом иммунитете.

По его словам выходило, что у каждого волшебника есть магический иммунитет, то есть магия способна защищаться от воздействия внешних факторов с помощью определенных механизмов. Мол, в детском возрасте, в моменты опасности, происходят стихийные выбросы – вот это и есть работа врожденного магического иммунитета. А при контакте с другими магами, в организме развивается специфический иммунитет. И если бы его не было, мы бы без труда читали мысли друг друга, даже не владея легилименцией. Благодаря иммунитету убивающих именно магическим путем заклинаний не так много – всего одно. Да, можно погибнуть от огня, вызванного заклинанием, от молнии или от потери крови, но это воздействие не на магию человека, а на тело. Avada Kedavra действует именно на магию, поэтому от нее нельзя закрыться магическим щитом.

Шприц же нарушает целостность кожного покрова, что, по мнению Эльфи, может быть воспринято магией как вторжение и опасность. «Что используется маглами, не годится для магов», – заметил он тогда с долей иронии.

Да, в его теории определенно была логика, но и множество недостатков тоже присутствовало, в основном потому, что Эльфи ленился дальше развивать ее. Даже когда я пообещал ему полное содействие со своей стороны, Эльфиас отмахнулся от меня как от надоедливой мухи. После того случая, когда сообщество ученых высмеяло его идеи лечения драконьей оспы, Эльфи не особо стремился что-либо доказывать перед «этим комитетом ученых обезьян».

В теории свою идею я прекрасно представлял: световое излучение из источников нужно было в чем-то концентрировать с помощью заклинаний, а затем выпустить, за счет чего получить мощный выброс энергии. И его уже использовать для усиления магии. Для основы я взял заклинания Nox и Lumos, в качестве контейнера – обычную зажигалку. Модифицировать Nox получилось почти сразу, а вот с Lumos пришлось повозиться. Я щелкал прибором, собирая свет из источников, но вернуть его обратно не получалось.

Одним прекрасным днем, как раз посреди очень важного эксперимента, в кабинет заявился Абракас Малфой. Он показался мне странным, и я никак не мог понять почему, пока он не заговорил: этот высокомерный тон совершенно не вязался с грустным и даже понурым видом. Видимо, надменностью он попытался замаскировать свою растерянность.

– Господин директор, полагаю, у вас есть уважительная причина. Иначе вы бы отослали сову с отчетом еще вчера, не так ли?

– Отчет был отправлен сегодня утром, – ответил я, подстраиваясь под его интонацию.

– Вы задержали его и нарушили свои обязанности.

– Если бы попечительский совет выделил средства для должности секретаря…

– Прекратите, Дамблдор. Всё только жалуетесь, а толку от вас никакого, – Малфой прищурил левый глаз и уставился на мою экспериментальную зажигалку. – На это времени хватает, а на отчет… А, впрочем, делайте, что хотите, – он махнул рукой. – Меня это уже почти не касается.

Я попробовал представить причины его безразличия. Получалось, либо меня уволили, либо Малфой ушел из совета – и ни то, ни другое категорически не нравилось. Еще не факт, что на место Малфоя придет кто-то… более приятный.

– Отчего же? – я все же решился спросить.

– Ощущения у меня нехорошие, господин директор, – Малфой понизил голос до шепота. – То в боку колет, то голова кружится.

Первым делом я подумал, что у меня в кабинете кто угодно, только не Абракас Малфой.

– На днях сердце прихватило в Министерстве, – и тут он, как мне показалось, сильно побледнел, словно собрался умереть прямо здесь. – Лабиринт, знаете ли, такое дело… не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Голову посетила мысль – Малфой пьян. Но я отмел ее как недостойную. Пьяным ко мне даже Эльфи боялся прийти, кроме того дня рождения, конечно.

– И хрипы в груди по утрам бывают, – Малфой, словно в подтверждение своих слов, закашлялся. – Вот… Говорю же.

– Не бережете вы себя, – выдавил я. – Но чем я могу помочь?

– Не льстите себе, Дамблдор. Это я пришел вам помочь, а не вы мне.

После этих слов я совсем растерялся. Чем мне мог помочь Абракас Малфой, кроме как материально, я даже представить не мог. А вообразить, как он помогает ордену Феникса материально… Фантазии не хватало.

– Хотите замок? – заговорщицки спросил он. – Настоящий, с лабиринтом в подвале. На берегу озера.

– Хочу, – сознался я. – По крайней мере, не отказался бы.

– И я, – заметил Малфой и грустно замолчал.

Я живо представил себе личный замок на берегу озера. Да еще и с лабиринтом. Туда можно будет отправить Ники и Эльфи – пусть поломают голову.

– Так что с вашим предложением? – переспросил я.

– Никак не могу решить одну дилемму. Что ни выбери, как ни поступи – результат все равно плохой.

– Дилемму про замок?

– Вы, видимо, аллегорий совсем не понимаете, – сухо произнес Малфой. – Дело не в замке, а в последствиях. Знал бы, что все так обернется, – не женился бы.

Он забарабанил по столу пальцами, а затем с тоскливым видом подвинул зажигалку-контейнер. Пауза определенно затягивалась.

– Дамблдор, учтите, – спохватился Малфой, – вы мне должны услугу. Нерушимый обет, что ли, теперь с вас взять…

– Не дам, – выпалил я, – еще чего не хватало. Да по какому праву, в конце концов?!

– Вот и спасай их после этого… Я уже жалею, что избавил вас от неприятностей. На прошлой неделе попечительский совет преимущественным количеством голосов вынес решение о вашем увольнении. Миссис Блэк также настояла на подаче официальной жалобы в Визингамот по поводу вашего халатного отношения к обязанностям.

Я попытался возразить, но Малфой раздраженно поджал губы и продолжил:

– На выходных днях никто вашим вопросом не занимался. Вчера, ранним утром, я распустил весь совет – имею право как председатель – а бумаги, конечно же, никто оформить не успел. Пока уляжется шум, пока Министерство предоставит мне новые кандидатуры, пока я выберу новый совет… или кто-нибудь другой. В общем, у вас примерно неделя относительно безопасной жизни, в отличие от меня. Мне же остался обходной путь, но, кажется, он не поможет.

– Что я должен взамен? – ситуация начинала проясняться.

– Пока ничего, – снисходительно пожал плечами Малфой. – Видите ли, до тех пор, пока Люциус здесь, в Хогвардсе, вы мне ничего не должны. Однако, если вдруг что-нибудь случится… что-нибудь не очень хорошее. Если он ввяжется в какую-нибудь неприятность, из которой не сможет выбраться сам… Очень маловероятно: Люциус умный мальчик – весь в отца, – самодовольно произнес Абракас и тут же нахмурился, – но мало ли. Вот тогда-то вы вспомните о нашем разговоре и любой ценой, не имеет значения какой, поможете ему выбраться.

– И откуда я узнаю, что у него неприятности, с которыми он не может справиться своими силами?

– Дамблдор не прикидывайтесь, – недовольно воскликнул он. – Всё вы прекрасно соображаете. И даже не пытайтесь пререкаться. Мне жить осталось, может быть, пару часов, а вы торгуетесь…

– Вы не оставляете мне выбора.

– Уже да, – согласился он. – Итак, договор. Чем скрепим, кровью или Нерушимым обетом?

Малфой, не дожидаясь ответа, достал из кармана пергамент и развернул его.

– Подпись кровью меня вполне устроит, – добавил он.

По нескольким позициям договора у меня были сомнения. Выходило, если младший Малфой вляпается в неприятность, я тут же обязан его вытащить. Но степень неприятности ведь не оговаривалась, да и «вытащить» – понятие растяжимое. Я подписался своей кровью и затем сильно расстроился: не терять же, право слово, сознание на глазах у Абракаса Малфоя. Но, слава Мерлину, он сделал вид, что ничего не заметил, и произнес заклинание Episkey.

Уже у самой двери Абракас Малфой развернулся и еще раз бросил взгляд на мою экспериментальную зажигалку. Затем так странно посмотрел на меня и скучающим тоном добавил: – У вас выпускной клапан заблокирован. Прощайте, Дамблдор.

Я до самого ужина не мог разобраться в своих мыслях. То, что произошло с Малфоем – совершенно выбило меня из колеи. То ли сын был ему дороже жизни, то ли просто готовил себе отступление на всякий случай. А за ужином, глядя на закупоренную бутылку с вином, я вдруг вспомнил его фразу о выпускном клапане. И, озаренный идеей, почти бегом бросился в свой кабинет, чуть не сбив на выходе Минерву.

Ума не приложу, как это заметил Абракас Малфой, но я действительно зачем-то заблокировал выпускной клапан в зажигалке. Поэтому свет лишь собирался. Я быстро все поправил и нажал на переключатель. Результат еще раз убедил в правдивости поговорки «поспешишь – людей насмешишь»[1]. Прибор запульсировал в руке, затем выпустил все излучение, скопленное за предыдущие опыты. Свет вернулся, а меня мощной волной отнесло к стене.

Оглушенный и ослепленный, я лежал среди обломков и смеялся над своей глупостью. Острой болью отзывалась поясница, грозя обездвижить радикулитом на несколько дней, неприятно саднили расцарапанные ладони, а мне всё было нипочем. У меня получилось!

– Альбус! – голова Эльфи как нельзя кстати появилась в камине. – Ты где?!

Наверное, он заметил устроенный мной беспорядок, потому что уж слишком поспешно вылез из камина.

– Ох, что за… – далее последовал набор непечатных слов в мой адрес, в адрес моих родителей и Мерлина. – Ты на стену, что ли, нападал?! Совсем уже?

– Это был опыт. Я могу управлять светом, – я попытался приосаниться, несмотря на боль в спине, и тут, видимо из-за пыли, чихнул совершенно не к месту.

– Я вижу, – скептически заметил он, а затем воскликнул: – Да у тебя кровь из ушей!

– Пожалуй, требуется небольшая доработка, но какой эффект.

– Так, изобретатель чертов, дай-ка я тебя осмотрю.

Он протянул руку, и я с его помощью поднялся. Эльфи водил волшебной палочкой перед моей лицом, нашептывая заклинания, а в голове все еще немного гудело – небольшая расплата за полученное удовольствие.

– Реакции в норме, жить пока будешь, – он спрятал палочку в карман мантии, и тут же его лицо приобрело гневное выражение. – Альбус, ты едва не погиб!

– Зато какая изумительная вещица получилась. Я уж и название придумал – деллюминатор.

– Ладно, – Эльфи поморщился. – Тут такое дело – Абракас Малфой умер.

– Как умер? Он же… А почему мне никто не сказал? – пришлось присесть: в положении стоя информация не воспринималась.

– Совсем умер. От драконьей оспы.

Если бы Малфой болел ей, я бы точно заметил. Драконью оспу не скроешь и не замаскируешь. Да и такое скоропалительное течение ей не свойственно. Склонялся я к варианту, что Малфою помогли умереть. По всей вероятности, Тому Риддлу было легче лишиться своих денег, чем отказаться от идеи поведать всему миру о моей «гнилой сущности».

Нового главу попечительского совета, устав от многочисленных споров, назначила лично министр Багнолд. Совет возглавила Эмелина Вэнс, молодая и, как сказал Эльфи, «грудастая дамочка». Хорошо, что состав ордена Феникса держался под секретом все это время. Еще не известно, произошло бы это назначение, если бы Багнолд знала, что Вэнс уже два года как в ордене.

***

/*1975 год, осень*/

На День всех святых пожиратели смерти подожгли в Лондоне здание международного архива – безвозвратно сгорели редчайшие экземпляры книг и договоров. А на следующий день Руфус на всякий случай прислал в Хогвардс авроров для защиты под видом вымышленной проверки от попечительского совета. Они преимущественно молчали, ничего не ели и обладали способностью появляться из ниоткуда, чем невероятно меня изумляли.

Над руинами архива теперь красовалась метка. Аврорам удалось замаскировать ее от маглов, но убрать совсем – не получилось. Так она провисела до рождества, как напоминание о смерти, пугая неотвратимостью, пока наконец сама не растаяла, а место это, да и вся улица, еще долгое время не пользовались популярностью.

Сразу после пожара мне пришел вызов из Международной Конфедерации Волшебников. Письмо свалилось как снег на голову, хотя, по идее, сообщать о следующем собрании должен был я, как председатель. Причем тон письма был весьма резким, что мне совсем не понравилось. Конфедерация требовала моего немедленного отчета о политической ситуации в Британии.

Извещать было не о чем. Про поджог и так все знали, о жестоком убийстве главы отдела международного магического сотрудничества не писал только ленивый… Не говорить же, право слово, что ситуация странная и мы сами в ней не очень-то разбираемся. В общем, я сразу заподозрил неладное и, к счастью своему, решил зайти в зал собраний не через главную дверь, а через боковую. Как оказалось, время в письме было указано неправильно: когда я вошел, на трибуне уже кто-то выступал, а меня, словно специально поджидая, тут же под локоть перехватил Скримджер и отвел в сторону, в тень колонны. Выглядел он не то чтобы обеспокоенным, скорее сердитым.

– Ты почему опоздал? – зашипел он, брызгая слюной. – На целый час! Тут такое происходит… Видишь, кто выступает? Знаешь его? Новый любимчик Багнолд – Барти Крауч. Она сама его сразу после пожара назначила на должность начальника Департамента обеспечения магического правопорядка.

– Предположим, – я попытался из-за колонны разглядеть выступающего. – Но почему собрание началось раньше?

– Да не собрание раньше началось, а ты опоздал! – Руфус заговорщицки огляделся и понизил голос. – Твое выступление вообще сняли. Я пытался разузнать, но Багнолд молчит – видимо, мне больше не доверяет.

– Как сняли?!

– Да тише, – фыркнул Руфус. – Тебя ждали полчаса, потом вон тот пузатый…

– Деккер?

– Не знаю, может быть, и Деккер… стал возмущаться, и понеслось. Решили начать без тебя. Багнолд послала Крауча толкать речь. И он пока, как видишь, не устал.

– Значит, в письме указали неправильное время, – предположил я. И тут же подметил реакцию Руфуса – он едва заметно улыбнулся, почти одними глазами. Мне бы задуматься над этим, тут же, немедленно, но я, как последний глупец, отмел подозрения.

– Плохо, Альбус, – Скримджер покачал головой. – Тебя подставили.

Даже если он и играл, то весьма удачно. По крайней мере, угнетенность вышла у него очень натуральная.

Факт подставы был очевиден и без слов Руфуса, а Крауч тем временем выступал очень бойко, призывая иностранных делегатов не волноваться. Ведь Волдеморт – угроза местного характера, и потом мы, то есть британские маги, оказывается, почти с ним справились. Принятые меры неизвестного характера позволили установить личности пожирателей, и теперь лишь дело времени – их всех поймают.

Руфус насмешливо хмыкал после каждой фразы. И не знаю, что меня больше раздражало – это его хмыкание или самодовольное выражение лица Крауча. Когда он наконец замолчал, я даже обрадовался. Выходить я не спешил – в тени колонны было удобно наблюдать. До того самого момента, когда Деккер, громко хлопнув рукой по столу, не заявил:

– Как заместитель председателя я хочу поднять вопрос о вотуме недоверия председателю Конфедерации, а именно Альбусу Персивалю Вулфрику Брайану Дамблдору!

– И на каком же основании?! – выкрикнул в ответ итальянский посланник Галло. – Деккер, сядьте уже, вам слова не давали.

– Поддерживаю мистера Деккера, – подняла руку министр Багнолд. – Мистер Дамблдор ведет себя в высшей степени безответственно.

– Благодарю вас, фрау Багнолд. Есть ли у кого-нибудь из присутствующих возражения?

– А не много ли вы на себя берете? Не вашей ли стране в свое время помог Дамблдор? – с насмешкой заметил Галло.

– Я прошу прекратить выкрики с места, – желчно отозвался Деккер. – Прошлые заслуги мистера Дамблдора никто не отрицает. Но на данный момент он нарушил свои прямые обязанности!

– Что творят, – шепнул Руфус, увлеченно выглядывая из-за колонны. – Нет ты только посмотри, что творят.

– Руфус, пусти, – я уже хотел было высказать всё, что об этом думаю, но Скримджер остановил меня, обняв за плечи.

– Ты видишь, что происходит. Тебе и слова не дадут сказать. Растерзают на месте.

– И что прикажешь делать? Слушать все это?

– Стоит им тебя увидеть, и они набросятся с расспросами. Оправдывающийся всегда в проигрыше. И в конце концов у тебя еще есть орден.

Выходить уже действительно было поздно. Мое внезапное появление вызвало бы еще больший резонанс, чем заявление Деккера. В зале и так развернулась острая полемика по поводу того, имеет ли право Деккер выражать вотум недоверия в отсутствии председателя или нет.

Багнолд, произнеся Sonorus[2], оглушила и одновременно огорошила меня своим заявлением.

– Председатель проигнорировал собрание, не оповестил совет об опасности – в общем, нарушил свои прямые обязанности. А по законам собрания Конфедерации любой его член может высказать вотум недоверия. Ваши претензии, мистер Галло, беспочвенны.

По тем же законам министры не имели права вмешиваться в работу Конфедерации. Разве что только высказывать вотум недоверия ее председателю. И меня должны были, как минимум, предупредить о голосовании. Но с легкой руки министра Багнолд голосование провели досрочно и по его результатам отстранили меня от председательства на неопределенный срок; временно исполняющим обязанности стал Деккер, а заместителем – Крауч. Я же под шумок выскользнул из зала в сопровождении Скримджера.

Руфус, все так же не убирая руки с моей спины, повел меня к себе в кабинет, а я просто глупо позволил себя увести, почти без сопротивления. Пока он пытался мне что-то втолковать, в голове вертелось – «я сделаю так, чтобы все узнали о вашей гнилой сущности, а затем уничтожу вас». Видимо, «уничтожать» меня Том собирался в международном масштабе. Наверное, напрасно я сомневался в его способностях.

В кабинете Руфус, налив мне стакан виски, продолжил внушать какую-то свою идею. Честно говоря, я почти его не слушал и, наверное, совсем невпопад кивал головой. Меня больше занимал вопрос: почему именно Деккер? Неужели Том настолько силен, чтобы подкупить немецкую делегацию? И почему именно немецкую, а не британскую, например?

***
~~~~~~

"Геллерт, очень тебя прошу, прекрати играть с огнем. Твой почерк виден за милю. Мое терпение не безгранично. Я ведь могу и обидеться.

С уважением, Альбус".

~~~~~~

"Ты себе даже не представляешь, насколько вы мне оба безразличны.

Геллерт Гриндевальд.

P.S. Больше не пиши мне. Я устал".

~~~~~~

Прим. автора:
1. Haste makes waste – английский вариант «поспешишь – людей насмешишь».
2. Sonorus – заклинание усиления голоса.

Глава 10

/*1978 год, май*/

«Профессор Дамблдор,

Если Вы читаете это письмо, значит, меня уже нет в живых. Я сомневалась, прежде чем его написать, но все же Вы должны узнать правду. Я бы никогда так не поступила, будь у меня выбор. Но моя семья его мне не оставила. Вы, конечно, вольны распорядиться полученной информацией как Вам угодно. Уверяю, кроме меня, а теперь и Вас, о секрете никто не знает.

Дело в том, что у Вас есть сын, вернее, у нас есть сын – Северус Снейп. Помните, Вы пытались помочь мне с фамильным проклятием? Я сказала, что нашла решение и больше не нуждаюсь в Вашей помощи. В тот день муж пригрозил мне разводом, и, отчаявшись, я решилась на крайние меры. Для того чтобы проклятие не коснулось моего ребенка, нужен был всего лишь другой биологический отец. И я выбрала Вас. Признаюсь, мною двигали корыстные цели. Тем не менее, я верю, что Вы хороший человек и присмотрите за Северусом. По крайней мере, я на это надеюсь.

Тогда я подлила Вам в чай специальное зелье и воспользовалась Вашей беспомощностью. Простите меня, если сможете.

С уважением, Эйлин Снейп».

Утром Минерва передала письма из больницы Святого Мунго. Два из них предназначались Северусу Снейпу, третье – мне. Из-за праздничной суматохи я вспомнил о них уже поздним вечером, когда в кабинет заявился сам господин главный колдомедик в мантии ужасного болотного цвета. Я попытался закрыться бумагами, чтобы скрыть улыбку, и обнаружил письмо. Пока Эльфи меланхолично покачивался, заложив руки за спину, я, не веря глазам, перечитал письмо несколько раз. Его смысл был ясен – непонятными оставались последствия.

– Что пишут?

– Да вот… пишут, что сын у меня есть.

– Не скажу, что удивлен, – произнес Эльфи, явно скучая. – При твоей беспорядочной жизни что только не появится.

– Я серьезно.

– Дай сюда, – с этими словами он бесцеремонно вырвал у меня из рук письмо. – Ты уверен, что это правда?

Я счел его вопрос вполне уместным, и поэтому дальше, в течение получаса, мы в обнимку с думосбросом изучали тот самый день, когда Эльфи нашел меня на полу в бессознательном состоянии. Ничего внятного выудить не удалось. Воспоминания были замутнены, следов Obliviate не обнаружилось, зато версия с зельем вполне подходила.

– Я не вижу ничего подозрительного, – сдался Эльфи.

– А с физиологической точки зрения это возможно?

– Зачать ребенка во сне? Знаешь, как-то не пробовал. Удивительно, что у нее это вообще получилось, ты ведь уже дедуля в возрасте.

– Но-но! – возмутился я. – Скажи, что завидуешь.

– Я не завидую – я думаю. Теоретически зелье могло повлиять на твою память, и тебе теперь кажется, что ты спал, хотя, на самом деле, ты не спал, – он вдруг запнулся и странно на меня посмотрел. – А давай-ка сделаем вид, что письма ты не получал, а еще лучше – сожжем. И мальчику ничего не говори. Я понимаю, что ты еще не знаешь, радоваться или нет невесть откуда появившемуся сыну. Но пока не решил, лучше откажись.

Сыну? Едва Эльфи произнес это слово, у меня возникло странное ощущение. Что-то среднее между разочарованием и облегчением. Будто бы я пытался удержать на весу очень тяжелый хрустальный графин, но он выскользнул и разбился. Я никогда не считал продолжение рода чем-то важным. И даже мысли о собственных детях не возникало. А тут… Прав был Эльфи: проблемы пришли оттуда, откуда их совершенно не ждали. Он всё говорил, говорил, а я смотрел на него и думал: «Ведь у тебя было две жены, но ты так и не сподобился обзавестись детьми». Он сильно нервничал, и меня это настораживало, почти пугало.

– Альби! Ты меня слушаешь?

Он спросил, слушаю ли, а не слышу ли – разница небольшая, но для меня очевидная. Эльфи точно паниковал.

– Ты боишься, что мы с тобой окончательно рассоримся, если я не откажусь?

С вопросом я угадал – Эльфи сильно изменился в лице, хоть и попытался сдержаться.

– Да, Альбус, представь себе, боюсь, но совсем не того. Если Том узнает об этом мальчике, у него появится шанс – прекрасный шанс, надо сказать – заставить тебя сделать то, что он захочет. И ты, друг мой, сделаешь – я тебя хорошо знаю. Скажи Снейпу, что его мать умерла, и всё – у него будет своя жизнь, без тебя. Для него это, может, и лучше, а для тебя – единственно допустимый вариант. И может, напомнить тебе про будущее, про того самого Гарри Поттера, наконец? – Эльфи нервно закусил губу.

– Не надо, я прекрасно помню. И Том не узнает, а даже если узнает – не посмеет. Он меня опасается.

– Тебя – да, мальчишку – нет! Ты же смерти не боишься, а вот за Снейпа за этого испугаешься. И побежишь, никуда не денешься, выполнять указания мистера Риддла. Вот это-то и все осложняет.

Мне нужно было время осмыслить произошедшее, и тогда я бы точно принял правильное решение, но Эльфи как раз осознавал, что этого нельзя допустить. Поэтому-то он так напирал, не жалея сил. Но получил обратный результат: под его нажимом я поддался эмоциям.

– Эльфи, если я ему сейчас не скажу, то возможно больше никогда его не увижу. Да и откуда Том может узнать о Снейпе?

– Тьма способов есть. Захочет – узнает. А даже если не узнает… Напомнить тебе известных отцеубийц или сам вспомнишь? – он, увидев, как я отрицательно покачал головой, повысил голос почти до крика. – Тебе нужен этот Снейп? Тебе нужна такая ответственность? А если вы не сойдетесь характерами?! А если он тебя не примет? И еще неизвестно, твой ли он вообще. А ты уж и рад – заделался отцом на старости лет.

– Не надо повышать на меня голос. То, что ты говоришь, – правильно и разумно. Настолько разумно, что я согласен с каждым твоим словом. Но… Эльфи, ты понимаешь, что логика тут не работает. Я сердцем чувствую, что нужен этому ребенку. И ничего не поделаешь, все уже изменилось – я не смогу о нем забыть.

– Восемнадцать лет не был нужен, а теперь вдруг понадобился. У него уже есть один отец-убийца, зачем ему второй?! – Эльфи взволнованно зашагал по комнате. – Да ничего же не изменилось! Том все еще хочет тебя убить, Поттер не родился… Тебе однажды уже доверили ребенка, может, хватит? Надеюсь, ты не забыл, что произошло с Арианой?

– Перестань, – взмолился я.

– Тогда можно было списать на молодость, на горячность и так далее. Но если ты сейчас где-нибудь промахнешься, ты себе этого никогда не простишь.

– Довольно! Я тоже могу напомнить тебе о твоих ошибках, которых, вообще говоря, предостаточно. В любом случае, я все равно сделаю так, как захочу, как бы ты не старался.

Эльфи фыркнул и сбежал. Конечно, не стоило отпускать его в таком нервном состоянии, но он мне мешал: тянул время и, скорее всего, делал это нарочно. А я уже решил рассказать мальчику о содержимом письма.

Но уверенность в правильности решения улетучилась, едва я увидел Снейпа. Неуклюжий подросток с ворохом комплексов, недетским уставшим взглядом и уже сформировавшимся мировоззрением. Куда я, спрашивается, сунусь со своей правдой? Нужна ли она ему?

Да и потом: я-то думал, что вдруг проснутся отцовские чувства или что-то вроде этого. Но ничего подобного не возникло – лишь только жалость к нему и легкое раздражение на себя самого.

Пока он читал извещение о смерти матери, я размышлял, как правильнее поступить. Рассказать или подождать немного? Я уже почти осмелился – не хватило нескольких секунд, – когда заметил, что у Снейпа сильно дрожит подбородок. И все – нужный момент был утерян: Снейп вскочил, отвернулся к Фоуксу. Я решил, что он плачет, поэтому подошел к нему. Между нами было не больше фута, но это расстояние почему-то казалось непреодолимым.

– Знаешь… иногда, чтобы стало легче, нужно поплакать. Слезы – это облегчение нашей боли.

– Не хочу! – выкрикнул он. – Я не хочу, не хочу! Они все умрут, слышите? Даже вы им не сможете помочь. И мне не нужно облегчение! Нельзя вылечить душу!

Кажется, в его возрасте я тоже считал, что от душевной боли можно умереть. Давненько это было. Но не стоило мне подливать масла в огонь, Северус ведь просто хотел контролировать свою слабость. Не получилось. Его самообладанию, как, впрочем, и моему, пришел конец. Он зарыдал в голос и тут же зажал рот рукой – не хотел, чтобы я его услышал. Наверное, он любил отца. Не мог же я сказать: знаешь, Северус, тот человек, убивший твою маму, на самом деле тебе не отец. Легче бы ему все равно не стало.

Не знаю, чего мне тогда больше хотелось: выйти из кабинета и оставить его наедине с самим собой или же проявить сочувствие, попробовать поговорить. Решающую роль, по иронии судьбы, сыграла капля крови на его руке. Пытаясь физической болью заглушить боль душевную, Северус впился в ладонь зубами и сильно прокусил кожу. И у меня внутри всё сжалось, да так, что дыхание перехватило. Безрассудно поддавшись эмоциям, я крепко обнял Северуса. В конце концов, пусть думает, что старый директор сошел с ума – так даже будет лучше. Удивительно, что Северус не оттолкнул меня, а замер на мгновение и прижался щекой к моей руке. Потом перестал рыдать и лишь иногда судорожно вздрагивал.

– Профессор Дамблдор, я знаю, что вы сейчас чувствуете. Я почти читаю ваши мысли, – вдруг изумленно воскликнул он.

Вот так я узнал, что Северус Снейп – легилимент. И получил еще одно подтверждение о нашем родстве. Раз он удивился возможности читать мысли, значит не обучался легилименции ранее. Следовательно, она передалась ему по наследству. Однажды я уже пытался проникнуть к Снейпу в голову и чуть было не убил его. На этот раз действовал аккуратнее: позволил просмотреть отрывки моих воспоминаний об Эйлин Принц. Северус ошеломленно пошатнулся, и я едва успел его подхватить. Наверное, всё же не стоило проверять способности эмоционально опустошенного ребенка в легилименции.

– Что это было? – спросил Северус, едва очнувшись. Хотя сам, бледный, полулежал в кресле, явно еще не в силах даже сесть.

Неразрешимой загадкой оставался тот факт, что каждый раз, стоило мне только попробовать заглянуть к Снейпу в разум, он впадал в обморочное состояние. Да, долгое Legilimens выматывает и легилиментора, и жертву, но чтобы вот так, до потери сознания… Редкий и непонятный случай.

– Ты легилимент.

Совершенно не подумав, я рассказал ему про наследственные способности, и мои слова вызвали слишком много опасных вопросов. Как оказалось, у Северуса очень хорошо развито логическое мышление. Тоже, видимо, семейная черта.

– Получается, что я унаследовал способности к легилименции? Но разве моя мама могла читать мысли?

Выкрутиться мне, конечно, удалось, но чтобы уклониться от дальнейших расспросов пришлось поспешно отправить его домой. Я твердо решил, не выдавая своего интереса, следить за ним на расстоянии и не вмешиваться. Кроме как от меня, ему неоткуда узнать о своем происхождении.

***

День похорон Эйлин Снейп прошел отвратительно. С самого утра я маялся вопросом: идти или нет. С одной стороны, приглашения мне никто не прислал, но, с другой стороны, уж очень хотелось сходить. И я опоздал, потому что понятия не имел, что сказать при встрече Северусу.

Я пытался расспросить у кладбищенского сторожа, где похоронили Эйлин Снейп, но он весьма неопределенно махнул рукой и неодобрительно покачал головой. От него сильно пахло джином, пришлось довериться своему чутью и пойти по дорожке вдоль забора.

После долгих блужданий я все-таки нашел ее могилу – вокруг не было не души. Такая промозглая тишина, только дождь моросил. Домик сторожа остался далеко позади. И я поддался панике. Что если вдруг со мной что-нибудь произойдет? Никто ведь тогда не поможет, и найдут меня не скоро. Плечи пробрала дрожь, земля закачалась, и в нос ударил удушливый запах земли. Я был уверен: смерть где-то рядом. Наверняка Эйлин злится и поэтому хочет утянуть меня к себе в могилу.

– Немного странный способ решения проблемы, не правда ли? – я хотел уговорить ее, отвлечь, чтобы она оставила меня в покое. – Нет, я не жалуюсь, ни в коем случае, но очень хочется узнать, почему ты выбрала именно меня. Несправедливо получилось. Понимаешь, я уже однажды потерял доверие. И Эльфи прав: слишком опасно привязываться к мальчику. В сущности, он всегда прав. Удивительно, когда человек все время прав.

Воспоминание об Эльфи вызвало злость, и я постепенно осознал, что разговаривал сам с собой. Что никакой смерти рядом не было, и мне всё почудилось. Поддался, наверное, кладбищенскому мороку. Но от ощущения несправедливости все равно никак не мог избавиться – уж очень мне не понравилось то, что произошло.

Я аппарировал в Хогсмид и зачем-то направился в «Кабанью Голову» – ноги сами повели. Здравый смысл я беззаботно оставил за дверью, а враждебность и угрюмость бармена воспринял с болезненным восторгом. Хотя причин для радости не было. Зато у брата были все основания меня ненавидеть: чтобы я ни говорил, как бы ни оправдывался – для него я трус, распоследний несчастный трус

Я промок до нитки. Стоило мне или Аберфорту произнести заклинание, как мантия высохла бы. Но он сделал вид, что не заметил луж на полу, натекших с одежды, а мне было безразлично. Настолько безразлично, что я попытался утопиться в алкоголе, совершенно иррационально, безо всякой логики. Под мрачным взглядом Аберфорта я отправлял на дно стакана свою совесть или то, что от нее осталось. А он, скорее всего, терпеливо ждал, когда же я наконец соизволю уйти.

И я помню пульсирующую боль в виске. Кто-то наклонился ко мне. Сквозь туман размышлений лицо казалось таким знакомым.

– Аберфорт? – спросил я, несмотря на то, что больше никого в баре и не было.

– Может, тебе хватит? – он отобрал стакан. – Иди.

Как мне хотелось рассказать ему обо всем, но я произнес совсем не то, что нужно.

– Ты не проводишь меня?

– Могу запихнуть в камин, – пожал он плечами.

Я пошел за ним, каким-то чудом держась на ногах, а перед глазами зеленые круги отплясывали развеселый танец. И мне очень хотелось сплясать с ними, но останавливала мысль, что директору Хогвардса не пристало якшаться с кругами сомнительного происхождения. Да еще и с зелеными.

Каминная сеть приняла меня в объятия и, основательно потрепав, выплюнула в неизвестном направлении. Я сильно ударился коленом обо что-то твердое и кубарем вылетел в, как потом оказалось, свой собственный кабинет. Аберфорт, видимо, знал, что меньше всего мне хотелось оказаться именно там.

– Лежишь? – как назло Эльфи меня поджидал. Зря я ему сказал, что пойду на похороны. – И не делай вид, что спишь, все равно не поверю.

Его голос резонировал в ушах, отражаясь болью в голове.

– Фу, ты что, пил? Заболеешь же, – фыркнул он.

Через четверть часа я лежал у себя в спальне, закутанный в одеяло по самый нос. Безумно болела голова, несмотря на зелья и заклинания Эльфи. Сам он сидел в моем любимом кресле, пил чай с ложечки и ругался на чем свет стоит. Когда он начал повторяться, пришлось его прервать. Я, изображая страдальческие нотки в голосе, произнес:

– Прекрати, голова болит.

– Меньше пить надо, – было сказано сердитым, но удовлетворенным тоном.

– И колено тоже.

– Еще бы, ты же умудрился наткнуться на каминную решетку, – он все еще злился, однако гроза уже проходила.

– И кисть болит.

– Не ври, зелье должно было подействовать.

– И сердце ноет.

– Может, проще перечислить то, что у тебя не болит? – спросил он, уже беззлобно улыбаясь.

– Когда я умру, над кем ты будешь издеваться?

– От похмелья не умирают, по крайней мере, не в твоем случае, – но он все равно подошел и коснулся моего лба рукой. – Не выдумывай, у тебя даже жара нет. Хочешь снотворного?

– Совести нет, жара нет. Что тогда есть?

– Всего лишь очередной приступ самоедства. Пей, – он поднес к моему рту ложку с чем-то невероятно невкусным.

Я заснул под его мерное ворчание. Нет, определенно не стоило так напиваться.