Не доверяя небесам

Глава 1

Самолёт проплыл так низко, что, казалось, едва не шваркнул стальным брюхом по верхушкам сосен, окружавших маленькую полянку за домом.

– Это "Руслан", правильно? – Юлька перевернулась на живот и подпёрла подбородок кулачками, требовательно уставившись на тётушку. – Ксю-у-у!!! Ну Ксю же!!!

– Вообще не похож! – фыркнула Ксения, поглубже натягивая на лицо козырёк бейсболки. – Девяносто шестой ИЛ это был, если тебе интересно.

– Ей неинтересно, – поднял голову от книги Саша. – Она ещё во время парада сделала вывод, что если большой – значит непременно "Руслан". Сейчас собьёшь человеку всю систему координат со своими ИЛами…

Юлька удостоила брата лишь презрительным движением загорелого плечика.

– Я есть хочу, – произнесла она в пространство, обессиленно падая лицом в траву. – Кажется, даже в глазах темнеет…

– Иди в дом, разведи себе лапшу, – меланхолично откликнулась Ксения, привычная к выкрутасам племянницы. – Уже не маленькая.

– Сама иди! – неожиданно взорвалась Юлька, вскакивая на ноги, как будто подброшенная тугой пружиной. – Иди и купи нам нормальной еды! Мама бы никогда…

Она осеклась на полуслове – испуганная, виноватая, несчастная – и выскочила за калитку. Деревянные подошвы юлькиных сандалий простучали налево, значит, скорее всего, она побежала к плотине. Снова будет там сидеть попой на бетонных плитах, ожидая, что кто-то лично за ручку приведёт её домой.

Пока Ксения нашаривала в траве второй кроссовок, Саша уже отложил книгу и поднялся.

– Я схожу за ней. Ты не расстраивайся, ладно?

Он неловко приобнял тётушку, отчего её сердце ещё раз болезненно сжалось. Это она должна была быть опорой и утешением! Почему же день ото дня она чувствовала себя всё более и более беспомощной и абсолютно не готовой к свалившейся на неё ответственности?

– Саша, подожди! – он обернулся вопросительно. – Зайдите в магазин, в самом деле. Купите… – Ксения с надеждой заглянула в свой кошелёк, словно со вчерашнего дня там что-то могло измениться, – риса и лечо в стеклянной банке. И хлеба белого.

Давно пора было съездить в Москву, в какой-нибудь большой магазин эконом-класса и закупиться продуктами хотя бы на неделю. Но без машины это было огромной проблемой. А в местном магазинчике цены были совершенно неадекватны, только за последнюю неделю Ксения потратила сумму, на которую рассчитывала жить по крайней мере месяц. Почти весь её гонорар за последнюю статью. И всё равно в доме практически не было еды.

– Ладно. Мы скоро, не волнуйся.

Саша помахал ей рукой и скрылся за воротами. Ксения не сомневалась, что он легко разыщет сестру. И даже хорошо представляла тихий разговор над фырчащим по забетонированному руслу "водопадом".

"Юлька, зачем ты так? Она же старается. Она же не виновата…"

Ага, не виновата. Что к двадцати семи годам не нажила ни своего жилья, ни стабильной работы – ничего, что позволило бы нормально вырастить детей. Не виновата, что не одумалась даже тогда, когда очередное обследование показало, что операция Полине не помогла. Всё убаюкивала себя, уговаривала, что непременно будет результат от лечения. Что с ними не может, не имеет права случиться такое. А оно случилось. Случилось, сколько ни причитай теперь о несправедливости.

"Я ищу себя," – так она отвечала сестре давно, ещё в прошлой жизни, до болезни. И Полина не возражала. Чего в ней было бесконечно много, так это терпения. Она всегда позволяла детям принимать собственные решения, а сама только подстраховывала. Каждую секунду, в любое время дня и ночи была готова подсказать, помочь, утешить… А потом, когда их жизнь подчинилась графику уколов и процедур, вопрос о трудоустройстве Ксении и вовсе перестал всплывать на повестке семейных собраний. Она работала от случая к случаю – в основном писала статьи для автомобильных журналов, это позволяло ей вносить хоть какой-то вклад в общий бюджет и при этом неотлучно находиться рядом с сестрой. Как ничтожно мал был её собственный заработок, Ксения поняла лишь тогда, когда они "проели" все накопления Полины. Всё, что та отложила за десять лет работы в Москве. В мае, когда сестры не стало, остатков денег хватило лишь на организацию похорон и на то, чтобы снять на лето дачный домик, больше напоминавший сарай-развалюшку.

Юлька права, Полина никогда бы не позволила, чтобы её дети были вынуждены скрываться от органов опеки и голодать. Совсем не об этом она просила Ксению, когда стало совершенно ясно, что чуда не будет.

"Ксю, пожалуйста… Сделай, как я говорю. Это не потому, что я не верю в тебя. Просто я сама была неправа тогда. Нельзя было отнимать у детей ещё одного родного человека".

"Даже если он сам вас бросил?"

"Он бросил меня. Меня, а не их. Как знать, если бы я сказала… если бы я тогда сама знала, что беременна… Тогда всё было бы иначе. Я хочу это исправить".

Эта мысль не оставляла Полину с того самого момента, когда им на глаза попалась новость о возвращении Александра Скворцова из очередного гастрольного тура.

"Он скоро будет в России! И даже жить собирается в Москве. Разве это не судьба – после почти года за границей он приезжает именно теперь, когда…"

"Замолчи! – Ксении хотелось кричать и топать ногами, чтобы заглушить свой внутренний голос, который вслед за сестрой повторял, что теперь уже действительно осталось недолго. Но за стеной спали Юлька с Сашей, поэтому она лишь сипела отчаянным шёпотом, изо всех сил пытаясь подавить судорожные всхлипы: – Он нам не нужен! Не нужен!!! И тогда был не нужен, и сейчас тем более. Не смей даже думать, что… Мы справимся сами, ты только держись. Ведь последняя химия дала хороший результат, ведь ты почти полгода… Полька, ну пожалуйста…"

"Мне надо было давным-давно всё ему рассказать, – продолжала сестра, машинально гладя Ксению до прозрачности исхудавшей рукой. – Когда он вернулся из Австралии. Но у меня тогда был Витя, у нас всё было хорошо и без него. А сейчас я понимаю – нельзя было скрывать. Это было жестоко и неправильно, ради одной только гордости…"

Гордость. Значение этого слова Ксения категорически не понимала. С тех самых пор, как сестра ушла из дома. Из-за этого проклятого Саши с его дурацкой птичьей фамилией.

"У тебя вообще есть гордость? – орал отец держа в высоко поднятой руке Полькин паспорт. – Он хоть поступать едет, а ты-то куда увязалась? Нужна ты ему там?! Липучка – рубль штучка!"

А сестра, остервенело сцепив зубы, прыгала, пытаясь дотянуться, выхватить… Маленькая, самая низкая в их семье, даже ниже мамы, она не имела ни единого шанса. Но продолжала прыгать.

"Отдай! Отдай, не имеешь права!"

"Не отдам! Пока восемнадцать не стукнет, будешь жить с нами".

"Не отдашь – всё равно уеду, – зарычала Полька. – По трассе уеду, стопом. Пешком уйду… Хватит меня муштровать, без вас проживу прекрасно!"

"Ну и катись! – внезапно выкрикнул отец, швырнув паспорт сестре в лицо, да так, что острый уголок обложки оцарапал ей щёку. – Катись, катись к своему скрипачу! Но дома больше не появляйся, спущу с порога!"

"Не беспокойся, ноги моей здесь не будет!" – яростно пообещала Полька и на прощанье хлопнула дверью так, что сломала замок.

Отец до глубокой ночи ковырялся, врезая новый. У него, настоящего гения в том, что касалось любых механизмов, в тот вечер всё валилось из рук. Мама тихонько плакала над своими кастрюльками.

А тринадцатилетняя Ксю сидела в комнате, которую раньше делила с сестрой, и размышляла о гордости. Отец считал, что у Польки, которая с первого класса музыкалки бегала за Скворцовым, как собачка, гордости не было. Но в таком случае стала бы она так открыто отстаивать перед их непримиримым, несгибаемым отцом своё право следовать за тем, в кого столько лет была влюблена? Ведь можно было схитрить, убедить родителей, что едет в Екатеринбург ради учёбы – глядишь, и не было бы этого ужасного скандала, навсегда расколовшего их семью. А Полька не струсила, не стала придумывать никаких оправданий – разве это не гордость?

Получается, дело было совсем не в гордости или её отсутствии. Просто Польке попался не тот человек, что и доказали последующие события. А потом, спустя столько лет, она вдруг потребовала с сестры невозможное, невыполнимое – доверить этому "не тому" детей! Если бы Ксения знала, что всё так закончится, она бы взяла себя в руки гораздо раньше. Но теперь, даже найди она жильё и работу прямо завтра, ни за какие коврижки органы опеки не признают её более достойным кандидатом, чем предатель, сломавший Полине жизнь и плевать хотевший на своих детей, но зато обладающий собственным домом, штатом прислуги и звёздным статусом, который позволял зарабатывать на концертах и дисках какие-то совершенно неприличные деньги.

А ведь ещё неизвестно, согласится ли Скворцов взять на себя ответственность за двоих осиротевших подростков – или отправит их прямиком в детский дом. И тогда могут пройти месяцы, прежде чем Ксения отсудит у государства опеку над племянниками. По крайней мере в разделе онлайновых консультаций на каком-то родительском форуме ей посоветовали начинать копить на толкового юриста, а также на подмазывание шестерёнок огромного бюрократического механизма.

– Задала ты мне, Полька, задачку, – вздохнула Ксения, перетягивая потуже хвостик. – Почему я должна твои косяки исправлять?

Только на это она и была способна – критиковать решение сестры, пока никто не слышит. Спорить с ней, умирающей, не хватило духу. А после эти мысли и вовсе казались Ксю кощунственными, чтобы с кем-то ими делиться. Но временами она буквально кипела от возмущения. Ведь если уж Полина так хотела, чтобы детей после её смерти воспитывал их родной отец, она могла десять раз связаться с ним и уладить этот вопрос самостоятельно. На самом деле Ксения отлично понимала истинные мотивы, по которым та свалила груз окончательного решения на младшую сестру. Не меньше, чем заботой о детях, Полька руководствовалась соображениями мести. Она избегала встречи со Скворцовым, чтобы остаться в его памяти не жалким истерзанным телом, прикованным к постели, а юной и цветущей девушкой. Чтобы напомнить ему об идеальной первой любви, которую он навсегда потерял. Любви, которая подарила ему двух чудесных детей, но ах! – слишком поздно благодарить и просить прощения, остаётся лишь жить со своей виной и вечно сожалеть о несбывшемся.

И какое право имела Ксения отнять у сестры возможность нанести этот первый и последний удар тому, кто так ранил её когда-то? Наоборот, ей предстояло стать свидетелем полькиного посмертного триумфа, чтобы торжествовать вместо неё. А потом расчётливо добить Скворцова великодушным прощением, несмотря на то, что лично Ксю предпочла бы разводной ключ. Хотя бы потому, что не верила в эффективность всех этих психологических изысков по отношению к человеку, начисто лишённому даже зачатков совести. Способному бросить девушку, которая ради него ушла из семьи, одну в чужом городе – и ни разу с тех пор не поинтересоваться, где она и что с ней стало.

Ожидать от такого человека раскаяния было наивно. Отдавать ему детей – преступно. Отмахнуться от последней просьбы сестры – совершенно невозможно. Пора было делать выбор, а Ксения всё ещё не могла поверить, что её "хитроумный" план так и не дал результата.

Принимая решение снять именно эту дачу, она воображала утопающий в садах посёлок, в котором вечерами толпы скучающих кумушек по очереди ходят друг к другу чаёвничать и мыть кости соседям. Полученная из подобного источника информация о Скворцове наверняка была бы полнее и точнее, чем в интернете. Да вот незадача, в реальности посёлок представлял собой лабиринт из глухих кирпичных стен в два человеческих роста высотой. То там то сям посреди этого гимна частной собственности стыдливо теснились маленькие деревянные домики, на контрасте выглядевшие совсем уж убого. В скором времени их всех наверняка ждала одна и та же судьба – пойти под слом, освободив место очередному безвкусному "дворцу", поскольку земля здесь была бешено дорогая за счёт близости к Москве. Короче, ни самоваров в тенистых беседках, ни прилагающихся к ним словоохотливых кумушек в окрестностях обнаружено не было, поэтому Ксении ничего не оставалось, кроме как самолично начать шпионить за домом Скворцова. Но и тут её постигла неудача: за два с половиной месяца "объект" появился на своей вилле всего дважды. И оба раза отбывал раньше, чем Ксения успевала сообразить, что настало время действовать.

Впрочем, она всё равно понятия не имела, что делать дальше. Неотвратимо надвигавшийся сентябрь должен был положить конец всем метаниям, хоть монетку кидай в самом деле. Исполнить волю Полины и попытаться встретиться со Скворцовым, чтобы убедить его взять детей? Попробовать оформить опекунство на себя? Наоборот, бежать подальше, скрываться до совершеннолетия Юльки и Саши, когда никто уже не сможет распоряжаться их судьбой? А хорошо ли распоряжалась ею сама Ксения? Конечно, дети в один голос твердили, что хотят остаться с нею, что никакой отец им даром не нужен, но ведь так тоже нельзя. Им надо ходить в школу, надо жить в нормальных условиях – разве Ксения сейчас была в состоянии обеспечить им всё это?

– А если всё-таки твой Скворцов – совсем законченная сволочь? – Ксю подошла к домику и укоризненно уставилась на своё отражение в оконном стекле, пытаясь увидеть в нём черты Полины. Они были не слишком похожи, но иногда такой фокус удавался. – Ты же уже ошиблась в нём один раз, может не стоит рисковать?

Не получив никакого внятного ответа, Ксения направилась к калитке. Сомнения сомнениями, а наблюдение за виллой прекращать было рано. Ведь это был единственный шанс разузнать что-нибудь о Скворцове до того, как передавать ему племянников. Пока ещё не поздно дать задний ход, необходимо было убедиться, что он хотя бы не наркоман, не псих или извращенец, что нередко встречалось среди их артистической братии.

Ксения потянула на себя калитку, но не успела выйти на улицу, как её едва не сшиб с ног вихрь из острых коленок, шмыгающего носа и зарёванных глаз, блестящих из-под длинной спутанной чёлки.

– Ты куда, куда ты?! – заорала Юлька, вцепившись в тётушку, как утопающая. – Ксю, прости меня, не уходи, пожалуйста!!! Я больше не буду…

– Ты где Сашу потеряла, чудище? И сойди с моей ноги, если не трудно.

– Он в магазин пошёл, – Юлька махнула, показывая направление, но затем опять ухватилась за Ксению обеими руками, – а я сюда скорее. Ты же не собиралась нас бросить? Правда?

– Боже, ну что ты за дурочка…

– Это не я, это Сашка, – она капризно оттопырила губу. – "Ты пойми: она вообще могла бы жить своей жизнью, как жила до маминой болезни. Зачем ей всё это?"

Юлька очень похоже изобразила брата, но Ксении было не до смеха. Неужели всё действительно придёт к этому – она заживёт своей жизнью, оставив детей в чужом доме, на попечении неизвестно кого?

– Значит, дураки вы оба, – глухо ответила она наконец. – Нет у меня никакой своей жизни без вас. И никогда я вас не брошу, даже не надейся.

– Тогда ладно, – Юлька заискивающе потёрлась носом о щёку Ксении. – Я честно-честно больше не буду. Хочешь, приготовлю ужин сегодня?

– Конечно, хочу! – такие благородные предложения поступали от племянницы не каждый день, надо было пользоваться. – Сашка с продуктами вернётся – и вперёд.

– А ты?

– А я как обычно.

Обычно она проверяла участок Скворцова три раза в день, не считая всяких мимохождений "заодно". Сейчас как раз настало время вечернего обхода. Стена из светло-жёлтого кирпича в это время суток была окрашена розовым закатным отсветом с лиловыми полосками теней от посаженных вдоль дороги молодых берёзок. Отсюда не было видно сам дом, но при таком освещении воображение Ксении рисовало настоящий дворец, как с иллюстрации к сказкам Шарля Перро: башенки, стрельчатые арки, воздушные мостики…

– Эй, парень!

Ксения дёрнулась от неожиданности. Занятая пустыми мыслями о том, что там за стеной, она едва не упустила из вида то, ради чего, собственно, и совершала ежедневные променады вокруг скворцовской виллы. Створка ворот была приоткрыта.

А из-за створки на Ксению глядел пожилой дядечка в сером комбинезоне и кепарике. На мгновенье он так сильно напомнил её отца, что она была готова броситься ему на шею.

– Есть минутка? – спросил меж тем дядечка. – А то одному несподручно… – Ксения нерешительно двинулась к воротам. – Заходи-заходи! Это недолго.

Неудивительно, что не удавалось разглядеть дом из-за стены. Он стоял слишком далеко, практически по центру огромного участка, к тому же был не так высок, как представлялось Ксении. И нисколько не напоминал дворец. Это был небольшой двухэтажный особняк в колониальном стиле, густо обсаженный по периметру можжевельником.

"А вкус у него имеется", – невольно одобрила Скворцова Ксения. Не то чтобы её собственный вкус в области архитектуры и ландшафтного дизайна был каким-то особенно развитым, но на уровне "нравится – не нравится" простой и строгий дом посреди ухоженной лужайки немедленно снискал её симпатию.

О том, что её пригласили сюда не на экскурсию, напомнило слегка насмешливое покашливание дядечки в комбинезоне. Ксения уставилась на него вопросительно.

– Помоги фонари проверить, – дядечка кивнул на тёмно-синюю ауди, выдраенную до такого идеального блеска, что прямо хоть сейчас на рекламный плакат. – Готовлю к возвращению хозяина, а Петька, гад, опять слинял куда-то… Значит так, когда я нажму на тормоз, должны загореться вот эти, а когда сдам назад…

– Я знаю! – нетерпеливо перебила его Ксения.

Ей вдруг до зуда в кончиках пальцев захотелось опять сесть за руль, вдохнуть особенный, ни с чем не сравнимый запах автомобильного салона… Их "ласточка" сейчас пылилась на стоянке в Москве. Машина была оформлена на сестру, которая даже водить толком не умела. Ксения же ездила по доверенности, и теперь, после смерти Полины, нужно было сначала вступить в права наследования, прежде, чем можно будет снова пользоваться "ласточкой".

Дядечка забрался в ауди, повернул ключ… и ничего не произошло. Ещё раньше, чем он, кряхтя и чертыхаясь, вылез обратно, Ксения уже была у капота.

Может быть даже больше, чем по вождению, она скучала по этому особому ощущению, которое накатывало, когда склоняешься над горячим железным нутром совершенного, мощного механизма. Эту любовь привил ей отец. Правда, для него на первом месте всё-таки были самолёты, а вот Ксения навсегда отдала своё сердце автомобилям. Если бы она поняла это раньше, то возможно жизнь сложилась бы совершенно иначе. По крайней мере, не были бы потрачены впустую шесть лет. И сейчас она бы твёрдо стояла на ногах, а значит не пришлось бы…

– О чём задумался, парень? – окликнул её дядечка, вставая рядом.

– Да вроде всё на месте. И клеммы, кажется, не ржавые… Может, крысы?

Дядечка аж задохнулся от возмущения:

– Какие ещё крысы?! Да она только что ездила!

– Тогда предохранитель.

– Да только что же…! – у дядечки от огорчения даже кончики пышных усов поникли. – Подожди минутку, а?

Насчёт минутки дядечка, конечно, загнул, но Ксения не успела соскучиться, пока он проводил диагностику. Тем более, что о таком сканере она не могла и мечтать, даже до того, как все их сбережения стала пожирать полькина болезнь, и сейчас смотрела во все глаза на это маленькое чудо, способное заменить целый цех специалистов с дилерским оборудованием.

– Ах ты ж, ядрёна кочерыжка! – воскликнул дядечка, когда сканер наконец выдал ошибку. – Где ж я сейчас его найду?

– Неужели нет запасного? – удивилась Ксения. Иметь в распоряжении дорогущий прибор – и ни одного лишнего предохранителя?

– Переехали недавно совсем. Весь гараж вон коробками забит, – дядечка мотнул головой. – Может и есть они где, но пока найду… А ехать завтра уже. Эх, придётся в город на электричке…

– Стойте-ка! – Ксения торопливо начала прохлопывать один за другим многочисленные карманы брюк. – У меня кажется должен быть…

Дядечка только хмыкнул скептически и уже зашагал к гаражу, когда Ксения победно вскинула руку с зажатым в ней предохранителем. Чудо – или скорее обычное разгильдяйство, что за целое лето она так и не собралась выстирать брюки, в которых раньше всегда возилась с "ласточкой".

– Вот это да! – ахнул дядечка. – Неужели правда тот, что нужен?

– У нас "гольф", – пояснила Ксения, протягивая ему предохранитель. – Я всегда с собой таскаю запасной, мало ли что…

– Вот спасибо, выручил! – дядечка растроганно хлопнул Ксению по плечу и рысью кинулся к ауди. – Ну, иди смотреть, – позвал он спустя несколько минут, когда машина наконец завелась.

– Ага! – Ксения перебежала назад и отрапортовала: – Стопы в порядке! Задний – тоже!

– Фу-у-уф, ну и жарко же сегодня… – дядечка заглушил машину и встал рядом, вытирая лицо платком. – Прости, что задержал. Ты спешишь куда-то?

– Да нет, – неуверенно ответила Ксения, в голове которой в этот момент бешено вертелись десятки вариантов, как бы завязать разговор и разузнать что-нибудь о Скворцове.

– Слушай, парень… Тебе подработка до сентября не нужна? Напарник мой, чтоб его черти драли, загулял. А тут надо гараж в порядок привести, инструменты разобрать после переезда, ну и по мелочи, на подхвате… Одному неудобно. Ну как, хочешь? Будешь приходить на полдня, оплата почасовая… Рублей пятьсот в час, скажем, хватит? Интересуешься?

– Интересуюсь! – выкрикнула Ксения, всплеснув руками. – Только я… это… не парень…

Дядечка сперва даже немного попятился, потом, осторожно взяв за козырёк, сдёрнул с Ксении бейсболку таким резким движением, как будто ожидал, что под ней притаилась готовая к прыжку кобра. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, не моргая, а затем дядечка разразился гомерическим хохотом.

– Во даёшь! Зовут-то тебя как, чудо?

– Ксенией, – дядечка нравился ей всё больше и больше. – А вас?

– А меня Василием Иванычем, – и он гордо подкрутил седой с рыжеватым оттенком ус. – Согласна, значит, поработать?

Ксения отчаянно закивала, не зная, каких богов благодарить за сегодняшнее везение. Всё складывалось просто чудесно, вдобавок до конца лета она сможет баловать Юльку и Сашу, не ужимаясь больше из-за нехватки денег.

– Ну приходи завтра часам к десяти. До обеда поработаем, а потом мне в аэропорт надо, за Александром Семёновичем.

Радостное настроение Ксении погасло в один миг, как будто ей за шиворот плеснули ледяной воды. Уже завтра?

Глава 2

Прокрутившись четыре часа без сна, оставшиеся полночи Ксения проваливалась из одного кошмара в другой, пока наконец не поднялась по будильнику, совершенно разбитая и измотанная. Даже демонстративный энтузиазм племянников не мог поднять ей настроение. Если бы ей удалось найти подобную работу в любом другом доме, она бы первая прыгала до потолка. Ведь это было то самое живое, настоящее дело, по которому она так соскучилась, то, что она умела лучше всего. Эпизодическая писанина в журнал не вызывала и половины того восторга, что она испытала вчера, всего лишь заглянув под капот реального автомобиля. К тому же действительно хорошие деньги получали только постоянные сотрудники редакции – те, которые были согласны без лишних капризов отправляться в дальние командировки. Ксения же со своими узкоспециальными материалами зарабатывала в три-четыре раза меньше, чем на коленке кропающий бездарные обзоры новинок автомобильного рынка "коллега", всё преимущество которого заключалось в том, что он эти новинки пощупал руками на автосалоне в Париже. Раздражало невероятно.

Наконец-то найти место, где будут цениться её навыки и умения, а не наличие загранпаспорта и готовности летать по всему земному шару – это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Собственно, это и было неправдой. Она нашла вовсе не работу, а всего лишь возможность подобраться к неуловимому Скворцову, составить о нём собственное мнение прежде, чем передать ему детей. Ликовать в таких условиях не получалось совершенно, и из-за этого было немножко совестно перед Юлькой и Сашей, которые из кожи вон лезли, пытаясь подбодрить тётушку. Казалось, им только дай волю – с фанфарами и литаврами провожали бы Ксению до самых скворцовских ворот. Хотя в действительности детям тоже было не по себе, они по крайней мере считали необходимым это скрывать.

– Бутерброды забыла!!! – заполошно размахивающая бумажным пакетом Юлька догнала Ксению в конце их улочки. – Я ж тебе пять раз напомнила…

– А я пять раз сказала, что к обеду уже буду дома, – запротестовала Ксю, уже понимая, что битва проиграна. – Юльк…

– А?

"Мне страшно, так страшно сделать что-то не так и навсегда потерять вас с Сашкой…"

– Не сажайте кошку в холодильник, – вымученно улыбнулась Ксения.

Но даже их ритуальное семейное прощание, похоже, утратило свою силу. Почему то, что у Польки получалось совершенно естественно, теперь так сложно повторить, хотя бы в память о ней – чтобы сохранить кусочек их прежней жизни?

Юлькины губы дёрнулись – видимо, она тоже почувствовала фальшь. И этот краткий миг честности без примеси милосердия вдруг расставил всё по своим местам. Ксении никогда было не стать Полиной. Глупо было даже пытаться играть её роль. Глупо и неправильно. Как будто вообще один человек может заменить другого…

– Удачи тебе, – наконец ответила Юлька, отказавшись разыгрывать сцену "прощание с мамой".

– Спасибо.

Простое слово не могло передать, насколько Ксю была благодарна племяннице за то, что та осталась честной до конца. И за то, что не стала длить неловкость, а, торопливо пихнув тётушке в руки пакет с перекусом, поскакала обратно.

Дождавшись, пока Юлька скроется за калиткой, Ксения двинулась дальше – мимо глухого бетонного забора, за которым располагалось какое-то невнятное предприятие вроде бывшего совхоза, через небольшую речную запруду, где постоянно ошивалась стая местных ребятишек с удочками, и в горку, туда, где на краю поля снова начинались богатенькие дачки. Привычный маршрут этого лета.

Привычный настолько, что Ксения чуть было не проскочила мимо калитки, код от замка которой Василий Иванович сообщил ей вчера. Это был боковой вход, от которого до гаражей было топать гораздо дальше, чем от главных ворот, – по узкой тропинке, тянущейся вдоль забора. Но Ксения была не против прогуляться и ещё раз осмотреть участок. Что за человек может жить в таком месте? Такой же по-британски чопорный, как эта безупречная лужайка? В принципе, это было похоже на правду, судя по тому, каким Скворцов запомнился Ксении по тем нескольким разам, когда она издалека видела его рядом с сестрой – длинная сутулая фигура в неизменном тёмно-сером пальто. Вот и все впечатления, спасибо Польке, тщательно оберегавшей свою личную жизнь от вторжения родственников. Из-за чего, кстати, отец и был с самого начала так враждебно настроен.

"Почему бы твоему Скворцову хоть раз не придти к нам в дом и не представиться по-человечески?"

"А зачем ему это? – Полька легкомысленно пожимала плечами, изображая беспечность. – Он же не с тобой гулять собирается, а со мной".

"Вот и понятно, что ты ему даром не нужна. Нагуляется и бросит. У тебя вообще есть гордость?"

Полька лишь кривилась и терпела – отцовские язвительные комментарии и сочувственные вздохи мамы – и старалась как можно меньше времени проводить дома. А при случайных встречах на улице утаскивала Скворцова так стремительно, что Ксении ни разу не удалось толком его рассмотреть. Однажды, когда Полина уже несколько лет как покинула их город, шестнадцатилетняя Ксю заглянула в здание музыкалки и нашла на стенде "Ими гордится школа" скворцовскую фотографию. "Было б чем гордиться", – подумала тогда она, ещё ничего не зная ни о заграничном контракте фолк-группы "Таволга", ни о том, что её бывшая участница Полина Тарасенко где-то в заснеженном Екатеринбурге растит без отца двоих детей. Для Ксении Скворцов на многие годы остался всего лишь недоразумением, нелепым человеческим фактором, из-за которого произошло крушение их семьи. На этом роль его в истории была закончена, и незачем было разглядывать смазанный чёрно-белый снимок, с которого, вскинув смычок, смотрел куда-то вдаль патлатый скрипач. Пририсовав Скворцову-со-стенда на нос смачную бородавку и очки а ля кот Базилио, Ксю с чувством выполненного долга удалилась.

Когда однажды Полина упомянула вскользь, что Сашка довольно сильно напоминает своего отца, Ксения впервые почувствовала живой интерес к тому, каким же всё-таки человеком был Скворцов. Кроме того, что в итоге оказался сволочью и предателем. А теперь этот вопрос был как никогда актуален.

– Пришла? – поприветствовал её Василий Иванович, появляясь в воротах гаража с огромной картонной коробкой в руках.

Всё-таки, похоже, что ему было немного не по себе от того, что он так просто взял на работу девчонку, но отказываться от своих слов – ещё более неловко.

– Ага, здрасьте! – бодро ответила Ксения. – С чего мне начать?

– Надо перетаскать из гаража вещи, – он мотнул головой в направлении дома. – Устроили тут склад…

Вместительный гараж на два бокса действительно оказался забит чуть не под потолок. Расчёт Ксении между делом вытянуть из Василия Ивановича какую-нибудь информацию о его работодателе в очередной раз не оправдался. Потому что вместе они носили только совсем уж тяжёлые коробки, и в эти моменты было совершенно не до разговоров, а в остальное время возились каждый сам по себе: Ксения подносила вещи к крыльцу дома, а Василий Иванович затаскивал их внутрь. "Настоящее живое дело" оборачивалось нудным физическим трудом, и причина смущения Василия Ивановича, судя по всему, заключалась именно в этом. Но допускать к хозяйской машине случайного человека, пусть даже он успел доказать, что не совсем дилетант, действительно было бы безответственно, тем более, что ауди была отлажена ещё вчера. Ксения сразу должна была понять, какого рода работа её ожидает, и не строить на этот счёт иллюзий.

Но вместо естественного в такой ситуации разочарования она почему-то ощущала подъём. То ли потому, что утро выдалось солнечным и приветливым, то ли потому, что Василий Иванович так сильно напоминал ей отца… Точно так же они когда-то возились вдвоём на своём дворе, и именно ради этих моментов Ксю предпочитала проводить выходные дома, отказываясь от предложений одноклассников, изредка приглашавших её "проветриться". После ухода Полины из дома отцу была просто необходима поддержка младшей дочери, но общаться он умел одним-единственным способом – показывая и объясняя, как делать ту или иную работу. А Ксю была совсем не против, наоборот, её всегда интересовали занятия, традиционно считающиеся мужскими. Наверное, отец предпочёл бы делиться своими знаниями и опытом с сыном, но никогда – ни словом, ни тоном – он не давал Ксении повод считать себя "вторым сортом", не годным к какому-то ремеслу.

– Перекурим? – Василий Иванович вышел из дома с термосом и двумя большими кружками. – Да по чаю…

Он подмигнул Ксении, расставляя свою ношу на верстаке, пристроенном к глухой стене гаража, под навесом. Тут же обнаружилась пара берёзовых чурбаков, которые, судя по следам от топора, служили плахами для колки дров. Пододвинув один из них к импровизированному столу, Василий Иванович уселся сам и приглашающе махнул рукой, одновременно вытягивая из нагрудного кармана замусоленную папиросу.

– Давай сюда, дочка! Сейчас нам Милана пирогов притащит.

– Милана?

– Кухарка наша. Не боись, не отравит. По-русски почти не говорит, зато готовит – язык проглотить можно. Вот погоди, Александр Семёныч вернётся – она такой борщ смастерит… – он мечтательно закатил глаза, прихлёбывая горячий чай.

Ксения нерешительно открыла юлькин свёрток. Ни колбасы, ни сыра в доме не водилось давным-давно, поэтому ей было любопытно, с чем же племянница умудрилась соорудить бутерброды.

– О-о-о… – уважительно протянул Василий Иванович, покосившись на её завтрак: четыре внушительных ломтя чёрного хлеба, между которыми были щедрой рукой навалены стрелки зелёного лука и веточки укропа – единственное, что они догадались посадить на заброшенном огородике, когда только поселились на своей дачке. – Такую закуску грешно помимо… Эх, ехать сегодня! – досадливо перебил он сам себя.

– Угощайтесь, Василь Иваныч! – Ксения пододвинула к нему "бутерброды", радуясь возникшему наконец поводу для разговора. – Александра Семёновича встречать, да?

Он кивнул, с явным удовольствием принимая её угощение.

– Прилетает в пять часов, из Екатеринбурга. Вроде закончил там наконец все дела… Вещи-то давно уж перевезли, а он и не жил тут совсем, всё мотается. Переманили вот в Москву, а какая разница, если всё равно сплошные гастроли?

В этот момент появилась обещанная Милана со своими знаменитыми пирогами. Ксения почему-то ожидала увидеть классическую толстую и румяную повариху в белом колпаке, и на контрасте с этим воображаемым персонажем реальная женщина показалась ей чуть ли не ведьмой – болезненно-худая, слишком высокая, с узким тонкогубым лицом, обрамлённым двумя чёрными косами. Она бесшумно подошла, поставила на верстак блюдо с пирогами и, коротко кивнув, скрылась в доме.

Василий Иванович заметил, каким шокированным взглядом Ксения проводила кухарку и поспешил её успокоить:
– Она всегда такая. Не общается ни с кем, можно подумать, что дикая совсем. А ведь она там в своих европах даже университет закончила, за какие-то права боролась. Потом война эта, югославская, не то погиб у неё кто в бомбёжке, не то сама в албанском концлагере побывала… С тех пор вот…

– Грустно. А как же она здесь оказалась?

– Вот уж не знаю. Александр Семёнович её вроде уже в Москве нашёл, как раз когда этот дом достроили. Я тогда ещё в Екатеринбурге был. Но пироги-то каковы, а?!

– Правда, вкусные, – улыбнулась Ксения, внутри вся подобравшись для очередной разведки боем. – А вы, значит, тоже из Екатеринбурга?

– Ну да. Супруга моя, царствие ей небесное, там в консерватории преподавала. Сашка ей как родной сын был, любимый ученик… – он осёкся, попыхтел смущённо папиросой и наконец признался: – Это он по работе Александр Семёнович, а так внутри – как был для меня Сашкой, так и останется. Он же даже жил у нас одно время, когда у них в общаге посреди зимы трубы прорвало…

Ксения сосредоточенно вгрызлась в пирог, чтобы не ляпнуть что-нибудь. Хотя её так и подмывало спросить Василия Ивановича о подружке их разлюбезного Сашеньки. Ведь если он был так близок со своей преподавательницей, она могла быть знакома и с Полиной?

– …Во-о-от, а когда Елены Викторовны моей не стало, он меня позвал к себе. Это уже когда он из Австралии вернулся и сразу себе дом купил. Попроще, конечно, чем этот, да и поменьше. Обычный такой деревенский дом, на окраине. Говорит: не люблю эти махины бетонные, многоквартирные. Давит. Вот и когда о переезде в Москву речь зашла, первым делом подыскал себе место под дом, чтобы, значит, на просторе да к земле поближе…

"К земле поближе" – это Ксения отлично понимала. Правда, не все обладают такими возможностями, как у Скворцова, некоторым приходится всю жизнь мучиться в городских муравейниках. Смотреть на улицу с головокружительной высоты, преодолевать приступ паники каждый раз, когда не избежать поездки в лифте… Над Ксенией смеялся весь дом, наблюдая, как она доезжает до второго-третьего этажа, а затем выходит и остаток пути поднимается по лестнице. Но ощущение бездны под ногами было гораздо страшнее соседских насмешек.

"Акрофобия – иррациональный страх высоты, – с умным видом процитировал интернетную статью Саша. – Психологический атавизм, оставшийся тебе от доисторических предков".

"Скажи спасибо, что это, а не хвост какой-нибудь, к примеру, – поддержала беседу об атавизмах нетактичная Юлька. – Или шерсть по всему телу, бр-р-р…"

Да, в сравнении с этим Ксении действительно повезло. Она всего лишь потратила шесть лет, получая специальность, по которой никогда не сможет работать. Впрочем, валить это на фобию было несправедливо, не в ней одной было дело.

– Ну вот, а я за ним сюда перебрался, – продолжал меж тем Василий Иванович. – "Что вам, – говорит, – одному тут оставаться?" Подумал я и…

– Ясно, – автоматически кивнула Ксения, на самом деле думая о том, что может быть точно такими же словами когда-то уговорили и Польку. "Что тебе тут делать без меня?" Её так и подмывало сказать что-нибудь язвительное про благодетеля Скворцова, но не хотелось обижать Василия Ивановича, который, похоже, по-отечески любил беспризорного студента, которого они с женой когда-то пригрели, и искренне уважал своего босса, давшего ему теперь работу и крышу над головой. – Я поела, спасибо. Что дальше надо делать?


***


Когда сумерки сгустились до такой степени, что с полным правом могли называться ночной темнотой, Ксения поднялась с качелей и побрела домой. Напрасно она с замиранием сердца провожала взглядом каждый заходящий на посадку самолёт, прикидывая, не в нём ли сейчас находится Скворцов. Напрасно заранее заняла наблюдательный пункт на детской площадке, с которой хорошо просматривался перекрёсток, где сходились оба возможных подъезда с Минского шоссе. Синяя ауди, которую она только сегодня лично протирала напоследок замшевой тряпочкой, так и не появилась.

"Не прилетел? А вдруг его самолёт разбился? – она в очередной раз вытянула шею, как будто всерьёз рассчитывала заглянуть за стену леса, за которой находился внуковский аэропорт. Но ведь если бы что-то случилось при посадке, звук крушения был бы слышен и здесь. – А если не при посадке, а раньше?"

Мысленно дав себе подзатыльник за чёрные мысли, Ксения попыталась представить какую-нибудь другую причину.

"Авария на Минке? Ремонтные работы на железнодорожном переезде? Даже если бы они поехали по Киевскому шоссе, даже если с заездом на Красную площадь – всё равно уже были бы здесь…"

Она сама не знала, почему так расстроена. Ведь прошедший день нисколько не продвинул её в понимании, что же за человек этот Скворцов. После "перекура" они с Василием Ивановичем занимались куда более интересными вещами – разбирали авторемонтное оборудование и организовывали гаражное пространство. Ксения даже снискала похвалу за починку света в яме, хотя разобрать розетку и подогнуть разболтанные контакты заняло у неё не больше пяти минут, было бы о чём говорить. Потом Василий Иванович отправил её восвояси, а спустя два часа ауди, подняв облако пыли, промчалась в направлении шоссе, оставив Ксению томиться в ожидании.

Самое обидное, что сегодня она ощущала в себе решимость прямо поговорить со Скворцовым. Истории Миланы и самого Василия Ивановича показывали, что он всё-таки не чужд нормальных человеческих чувств. Неужели он бы отказался помочь опекунше собственных детей, просто поддержать немного, не беря на себя никаких обязательств и ответственности? Она бы справилась сама, нужна была лишь чуточка содействия. Вроде той, что дядя Витя когда-то оказал Полине. Хотя нет, этот пример был не слишком удачным. Во-первых, дядя Витя помог не такую уж и "чуточку", почти два года снимая для Польки и детей квартиру, пока она не смогла оплачивать её сама. И это не считая того, что работу сестре тоже нашёл он. Во-вторых, он делал это совсем не бескорыстно. Была ли там великая любовь, Ксения понятия не имела. В конце концов, дядя Витя так и не решился развестись. Но даже после того, как он вернулся в семью, оборвав с Полиной все личные контакты, они продолжали работать в одной фирме, и он никогда не пытался испортить ей карьеру, как это часто случается с бывшими любовницами. Как знать, если бы он не уехал в итоге не то в Швейцарию, не то в Швецию, может быть… Нет, на дядю Витю рассчитывать было нечего! А вот с Александра Семёновича бы не убыло проявить участие к осиротевшим детям. Но для этого он должен был по крайней мере узнать об их существовании.

А чтобы это произошло, Ксении, в свою очередь, предстояло собрать всю свою смелость и рискнуть. Она полдня готовилась к разговору со Скворцовым, а он просто не приехал!

Занятая этими невесёлыми мыслями, Ксения плелась по дороге, а в лицо ей тянуло осенней сыростью. И хотя головой она понимала, что это всего лишь ночной туман, поднимающийся от реки, но, вдыхая его, невозможно было отвязаться от мысли, что лето закончилось. А значит – закончилось время, отведённое на раздумья.


***


Прошло всего-то несколько дней, а Ксении казалось, что она уже целую вечность работает в этом гараже. Жизнь вошла в колею, и ей совсем не хотелось лишиться этого ощущения. Оказалось, что это такое приятное чувство – каждый день идти на работу в одно и то же место, а по окончании "смены" возвращаться домой, унося в кармане конвертик со скромной, но такой необходимой суммой. И неважно, что Скворцов не торопился появляться в собственном доме. Ксения сосредоточилась на зарабатывании денег, пока была такая возможность. Всё утро она проводила на скворцовской вилле, где пока что находилось что починить или отладить, а после обеда, как сумасшедшая, строчила очередную статью. Юлька и Саша добровольно взяли на себя ведение их нехитрого хозяйства и каждый вечер баловали тётушку каким-нибудь экзотическим блюдом. В общем, если бы Ксения могла остановить время, она без колебаний выбрала бы именно эту предпоследнюю неделю августа, когда её девизом стало "будь что будет".

В самом деле, предсказать, когда Скворцов надумает наконец вернуться домой, не мог даже Василий Иванович. Он и сам-то объявился далеко не сразу, когда Ксения уже почти успела потерять надежду.

"А кто его разберёт! – досадливо ответил он на её робкий вопрос, намерен ли Александр Семёнович вообще сюда приезжать. – Прямо с самолёта велел везти его в студию. Сроки у него, понимаешь ли. С сентября-то он ещё и за преподавание какое-то взялся, мало как будто было работы… Вот, видно, и пытается как можно больше успеть. Даже ночует там…"

Ксении показалось, что в конце речи Василий Иванович вполголоса произнёс в адрес своего работодателя какой-то нелестный эпитет, но переспрашивать не стала.

И всё-таки Скворцов сидел в своей студии не безвылазно, судя по тому, что периодически нуждался в услугах шофёра. Тогда Василий Иванович срывался в Москву, бросая хозяйство на Ксению. С тех пор, как она заполнила анкету с личными данными и предъявила паспорт, он стал часто доверять ей оставаться одной. А сегодня даже разрешил покопаться в своём личном москвиче, который они вместе ремонтировали уже два дня.

"Я на этом старичке ещё в Екатеринбурге бомбил, – сообщил он, любовно похлопывая машину по нагретому на солнце боку. – Ты уж позаботься о нём…"

"Старичку" и впрямь тяжело дался переезд в столицу, который он совершил на своих четырёх. Сегодня у Ксении наконец дошли руки до осмотра днища, и от увиденного ей захотелось плакать: пятна коррозии, пыльники ШРУСов сильно изношены, а глушитель вообще держится на честном слове. Очевидно, в последнее время Василий Иванович всё своё внимание уделял хозяйской ауди, совсем забросив собственную машину.

Едва Ксения попыталась снять глушак, как одна из резинок лопнула прямо у неё в руках. По счастью, этого добра у Василия Ивановича было запасено с избытком, Ксю даже хорошо помнила, куда сунула коробку с подобными расходниками. Обидно было только, что за ней теперь предстояло лезть в гараж.

Но не успела она выбраться из-под установленного на плашки москвича, как услышала чьи-то шаги. Неудобно вывернув голову, она увидела чьи-то ноги в пижонских мокасинах. Их обладатель обошёл машину кругом и присел рядом на корточки, так, что в поле зрения Ксении попала загорелая мужская рука, опирающаяся на обтянутое джинсой колено.

– Василь Иваныч, здрасьте… – не слишком уверенным тоном произнёс незнакомец.

Ксения замерла, как мышь под метлой. Неужели это… Знакомиться со Скворцовым в таких обстоятельствах ей не хотелось совершенно. Но разве Василий Иванович не должен был привезти его сам? И как ей теперь объяснять своё присутствие на чужом запертом участке?

– Я всё объясню, Василь Иваныч! – продолжал меж тем голос совсем рядом. Похоже, его обладатель пригнулся ещё ниже, пытаясь заглянуть под машину. – Это вообще не я! В смысле – они меня увезли совершенно… э-э-э… бесчувственным, я проснулся-то только под Курском! Честное слово! Потом три дня уговаривал их везти меня обратно, я ж без копья там оказался… Ни паспорта, ни телефона… Василь Иваны-ы-ыч, ну я правда не нарочно!

Оттолкнувшись ногами, Ксения выкатилась на своей доске с другой стороны и, глубоко вдохнув, выпрямилась во весь рост.

– Какого…? – у светловолосого вихрастого парня, стоявшего напротив неё, аж рот приоткрылся от удивления. – Ты кто такой вообще?

– Механик здешний, – буркнула Ксения неприветливо. Видимо, это и был тот самый загулявший напарник, возвращение которого означало конец её удачи.

– С каких это пор? – угрожающе сузив глаза, протянул парень.

Если он хотел войны, то у Ксении было самое подходящее для этого настроение.

– С тех самых, когда мой предшественник прислал своему начальнику загадочную телеграмму о том, что его похитили и насильно держат в Ялте. Как же его звали-то?… – она наморщила лоб, изображая глубокую задумчивость. – Стёпка? Ах нет, точно – Петька!

– Слышь, малявка… – не придумав достойного продолжения, он начал медленно обходить москвич, приближаясь к Ксении.

– От малявки слышу! – парировала она, так же медленно отступая.

Парню было от силы лет двадцать, да и ростом он был всего на полголовы выше, так что по каким критериям ни суди, не имел права обзываться. А вот попытаться побить Ксению за нахальство мог. Поэтому она поспешила погасить конфликт безотказным приёмом, освоенным ещё во время практики в ангаре. Она просто сняла бейсболку. Почему-то даже самые отъявленные задиры, считающие своим священным долгом указать новичку своё место, приходили в смущение, стоило им только понять, что они нагрубили девушке. Полина, слушая рассказы сестры об очередной стычке, окончившейся бесславным поражением противника, крайне не одобряла этот метод.

"Это вроде как лежачего не бьют, да? – спросила она однажды. – Сначала притворяешься парнем, провоцируешь на драку, а потом прикрываешься тем, что девчонка?"

"Неправда! – возмутилась тогда Ксения, всерьёз обиженная неприязнью в голосе сестры. – Никогда я нарочно не притворялась и уж тем более никого не провоцировала! Просто есть люди, у которых главная радость в жизни – всех построить по ранжиру. И когда для меня в их картине мира места не находится, они теряют дар речи и больше не лезут…"

"Ох, Ксю, доиграешься", – вздохнула тогда Полина, и больше они эту тему не поднимали.

Но сейчас Ксения угодила прямиком в ту самую ситуацию, которую предсказывала ей сестра. Парню оказалось совершенно плевать, кто перед ним – не в меру наглый подросток, как он, судя по всему, подумал поначалу, или взрослая женщина, лет на пять, как минимум, старше его самого.

"Побить, конечно, не побьёт, – мелькнуло у неё в голове, в то время как надвигающийся парень заставлял её шаг за шагом отступать к воротам. – С чего бы ему меня бить? Но вот на улицу выставит, к гадалке не ходи…"

И точно. Практически прижав растерявшуюся Ксению к калитке, парень набрал на замке код и, взяв за плечо, вытолкал её наружу.

– Проваливай, механик! – процедил он сквозь зубы и потянул калитку на себя.

Но столь бесславный конец "карьеры" Ксению не устраивал совершенно, поэтому она, вовремя выйдя из ступора, вставила ногу в проём, а потом для верности ещё и руками ухватилась за металлическую окантовку.

"Он же не ударит меня дверью по пальцам?" – понадеялась она, но внутренне съёжилась, стоило только поднять глаза и прочитать в лице конкурента прямо-таки звериную решимость.

– Отцепись! – зарычал парень, пытаясь отодрать её руки от калитки.

– Я должна дождаться Василия Иваныча! – запротестовала Ксения, усиливая хватку.

– Жди за забором!

– Ещё чего! Я не могу оставить во дворе неизвестно кого…

Тут она лукавила: было совершенно очевидно, что это и был тот самый легендарный Петька, про которого Василий Иванович уже успел ей порассказать. Однако с формальной точки зрения правда была на её стороне.

– Ну ты ушлая! – с оттенком восхищения воскликнул парень и, бесцеремонно ухватив Ксению за пояс, с новыми силами принялся оттаскивать её от калитки.

Ксения попыталась зацепиться в проёме на манер морской звезды, но очень скоро эта позиция была сдана. Всё, что ей оставалось – дурным голосом звать на помощь Милану и махать в воздухе ногами, чтобы хотя бы в отместку лягнуть этого придурка. Где-то на краешке сознания мелькнула здравая мысль прекратить балаган и спокойно вернуться на участок через запасной вход, а то и вовсе подождать возвращения Василия Ивановича снаружи, но азарт не позволял так просто сдаться.

Петька сгрузил Ксению на площадку за воротами и направился было обратно, но тут же в результате её ловкой подсечки рухнул на колени.

– Ах ты… А ну стоять! – он ухватил пытающуюся прошмыгнуть в калитку Ксению за штанину и дёрнул на себя так, что она тоже не удержалась на ногах и рухнула на него сверху.

В пылу сражения они даже не заметили бесшумно подкатившую к воротам машину, и продолжили бы дальше валять друг друга по брусчатке, если бы за спиной у них не прозвучал раздражённый голос:

– Что здесь происходит?

Глава 3

В детском саду Ксю постоянно дралась. И ничуть не смущалась, когда нянечка на пару с воспитательницей, оттаскивая её от оппонента силой, грозили нарушительнице спокойствия страшными карами и суровым возмездием. Всё равно она знала, что, сколько бы они ни ябедничали, отец всегда будет на её стороне.

Но свобода самовыражения в драках закончилась с поступлением в школу.

"Ты уже большая", – напутствовал Ксю отец первого сентября, отправляя её на праздничную линейку в полном одиночестве. Даже Полине было велено идти отдельно, хоть она и рвалась проводить сестру.

"Ты уже большая, будь молодцом!"

И ясное радостное утро померкло. Ксю плелась посреди пёстрой, шуршащей букетами толпы, а сама всё оглядывалась – может быть отец пошутил и на самом деле следит за ней из-за угла? Она стискивала губы и высоко поднимала голову с тяжёлым бантом на макушке, чтобы отец даже издалека видел, какая она молодец. А потом, когда они с Полькой вернулись из школы, оказалось, что он всё это время просидел дома.

"Я тебе доверяю, – сказал он тогда. – Ты – надёжный человек".

А ей так хотелось хоть ещё немного побыть малышкой! Но отец велел быть молодцом, быть самостоятельной и надёжной – и Ксю старалась изо всех сил. Уж по крайней мере не создавать неприятностей в школе она была вполне в состоянии. Так продолжалось до самого её отъезда из родного города. Оказавшись предоставлена самой себе, Ксения немедленно пожелала компенсировать годы примерного поведения, а Полина ей в этом не препятствовала. Только изредка мягко намекала, что компенсация компенсацией, а из уровня детского сада уже можно было бы вырасти.

И сейчас эта мудрая мысль звучала у Ксении в голове как набатный колокол.

"Просто замечательно придумано – сцепиться со скворцовским механиком, как с какой-нибудь Мариной Ворониной, отнявшей у тебя лошадку…"

Нет, Петька был совершенно не похож на Марину Воронину. Да и Скворцов, стоящий у открытой дверцы ауди, ничуть не напоминал воспитательницу. Равно как и нянечку, впрочем.

– Что здесь происходит?

Пожалуй, выражением лица он больше всего походил на их географа. В которого Полька тоже, кстати, когда-то была влюблена. В школьные годы она вообще влюблялась много и охотно, несмотря на неизменную увлеченность Скворцовым. Впрочем, все объекты её пылких, но скоротечных чувств имели во внешности что-то общее, что-то неуловимое, из-за чего их можно было принять за родных братьев. Может, эта сутулость и худоба, которую взрослый Скворцов не только сохранил, но, казалось, даже приумножил.

"Или правильнее сказать – приуменьшил? – фыркнула про себя Ксения, пряча взгляд под предлогом старательного отряхивания комбинезона от пыли. – Короче, совсем оголодал, бедняжка!"

"Бедняжка" меж тем ожидал ответа на свой исключительно дурацкий вопрос, в упор уставившись на Петьку. Как будто версия второго участника событий вообще не представляет никакого интереса.

Конкурент, так же преувеличенно-долго, как и сама Ксения, отряхивавший безнадёжно испачканные джинсы, в конце концов поднял голову и заговорил:

– Да вот, Алексан Семёныч… – по тону было понятно, что до него потихоньку начал доходить весь идиотизм собственного поведения. – Я вернулся, а тут какая-то… Мне откуда знать, по приглашению она или через забор залезла?

Ксения выразительно смерила взглядом возвышавшуюся над ними стену и хмыкнула вроде как себе под нос, но достаточно громко, чтобы Петькины уши начали розоветь. Скворцов тоже оценил глазами высоту своего забора и, похоже, остался доволен инспекцией.

– Нет, ну а что… – задумчиво протянула Ксения, которой в последнее время нечасто выдавалось так повеселиться. – Если с гимнастического мостика попробовать… Или с шестом…

– Или на ходулях, – перебил Скворцов, удостоив наконец Ксению взглядом. – Девушка, вы здесь что делаете?

– Александр Семёныч, это я пригласил! – вмешался Василий Иванович, высунувшись в окно с водительского места. – Гоните этого дармоеда в шею, я ему уже замену подыскал…

– Василь Иваныч! – жалобно воскликнул "дармоед", поворачиваясь к суровому начальнику. – Я ж говорил… – тут он, видимо, вспомнил, что его, без сомнения, тщательно отрепетированная защитная речь была произнесена впустую, и ещё раз злобно зыркнул на Ксению. – Ну в смысле – я объясню всё. И отработаю!

– Без тебя всю работу сделали, – Василий Иванович был неумолим. – Пока ты в Ялте пузо грел. Александр Семёныч, возьмите девочку – девочка хорошая, толковая. МАИ закончила…

– О, это очень кстати! – с искусственным оживлением отреагировал Скворцов. – Как только заведу себе авиапарк – непременно её кандидатуру рассмотрю вне очереди. А пока что небогаты мы самолётами… Не заскучает девочка твоя?

"Чтоб тебя… сноб проклятый!" – ругнулась про себя Ксения. А вслух сказала, криво улыбнувшись:
– Вы не волнуйтесь, я найду, чем заняться.

– Василий Иваныч! – вот теперь Петька забеспокоился всерьёз. – Ну вы чего?! Я правда больше не буду!

"Что не будешь? Квасить со своими дружками-подружками?"

Ксения подняла голову, провожая взглядом взлетающий самолёт. Внутри она ощущала ужасное разочарование. Хоть сам Петька этого и не понимал, но, судя по тому, как его сейчас распекал Василий Иванович, потеря работы ему не грозила. А значит Ксению просто использовали, чтобы припугнуть обнаглевшего мальчишку. Попугают-попугают и простят. Жалко, конечно, но она ведь и не собиралась тут работать. Скорее было обидно из-за того, что Василий Иванович тоже оказался предателем.

– Можно, я не буду сегодня никого увольнять? – неожиданно прервал перепалку своих механиков Скворцов.

Гораздо больше, чем раздражения, в его голосе было самой обычной усталости. В самом деле – отличную встречу ему тут приготовили. Ксении даже на мгновение стало стыдно. Человек приехал с работы, на которой практически жил последние пять дней, и прямо на пороге вынужден разбирать какой-то нелепый спор. А тут ещё она со своими попытками острить…

– Александр Семёнович! – окликнул его Василий Иванович. – Всё-таки как насчёт…

– Всё завтра, – отрезал тот и шагнул в калитку.

– Дочка… – неуверенно позвал Ксению Василий Иванович. – Ты это, завтра приходи. Разберёмся.

– Хорошо, я приду, – уныло пообещала она, коротко кивнула обиженно пыхтящему Петьке и направилась домой. И только дойдя до их дачки, вспомнила про разобранного "старичка" с оторванным глушаком, который остался валяться где-то там же, под машиной. Конечно, Василий Иванович и без неё разберётся, но сам факт, что "хорошая толковая девочка" оставила такое явное доказательство своей профнепригодности… Но что поделать – не вламываться же снова на скворцовскую виллу!

– Ксю вернулась! – звонким голосом провозгласила Юлька, втащив тётушку с улицы в сад и тем самым положив конец её колебаниям.


***


– Ну, – Юлька аж приплясывала от нетерпения, – а теперь рассказывай, какой он?

– Похож на Сашку, – ответила Ксения автоматически, не успев толком подумать. Но эта спонтанная реакция, если подумать, была самой правильной. Начни она анализировать скворцовскую внешность – сразу бы столкнулась со сложностями, которые испытывают люди, пытающиеся описать всего единожды виденного человека. Но когда её память получила зацепку, тут же оказалось очень легко представить мысленным взором каждую чёрточку узкого продолговатого лица. – Очень похож. Только нос с горбинкой и не курносый, а, я бы сказала, крючковатый даже немножко.

– Ага, – кивнула Юлька, – у нас с Сашкой носы мамины… А глаза какие?

– Серые. Или голубые. Не знаю, светлые какие-то вроде. Из-под чёлки не очень-то их разглядишь.

– Жалко, что интернета тут нет, – вздохнула Юлька. – Сейчас бы запросто нашли в сети, если уж он такой известный.

Интернета они лишились ещё весной, когда состояние Полины резко ухудшилось. Тогда как-то сразу стало ни до чего, и Ксения попросту забыла заплатить за очередной месяц. А вскоре стало ясно, что с квартиры вообще придётся съезжать. Телевизора у них тоже никогда не водилось, по принципиальному решению Полины. Может быть, она в своё время отказалась от него именно потому, что не хотела, чтобы дети увидели Скворцова. Но в таком случае это была совершенно лишняя предосторожность. Первые полтора месяца после смерти Полины они наоборот и слышать ничего не желали об отце. Любопытство пробудилось позже, когда они уже поселились на даче, без единой лишней копейки, чтобы позволить себе ездить в Москву и там расхаживать по музыкальным магазинам в поисках плаката или диска со скворцовским изображением.

– Может и не такой, – злорадно произнесла Ксения. – Вот ты можешь похвастаться, что не знаешь, как выглядит… ну, к примеру, Башмет? Во-о-от, а ведь, небось, никогда не искала его фотки в интернете? Как говорится, почувствуйте разницу: где Башмет, а где…

– Ну ладно! – перебила её Юлька. – А он высокий?

– Угу, – в памяти вновь возник скворцовский силуэт в белой, явно концертной, рубашке. – Выше меня на полторы головы примерно. Это получается…

– Метр девяносто – метр девяносто пять, – прикинул Саша. – Девушки, вы вообще о чём? Какая разница, с горбинкой у него нос или курносый? Расскажи лучше – он прямо вот так взял тебя и уволил?

– Нет ещё…

"Всё завтра…"

– Так ты пойдёшь туда опять? – спросила Юлька.

– Конечно, – Ксения решительно тряхнула головой. – Когда уволит, просто расскажу ему всё.

– Может не надо? – племянница послала ей свой самый жалобный взгляд. – Если он такая сволочь…

Ксении стало неуютно. Одно дело – самой ругать Скворцова последними словами, совсем другое – слышать эти слова от его родной дочери.

– На чём это твоё мнение основано? – поморщился Саша, которого тоже явно покоробило выступление сестры.

– Да уж, Юльк, думай, что несёшь, – поддержала его Ксения.

– Чего тут думать? Взять и уволить человека, даже не проверив, как он справляется…

– Работа всё равно была временная. Так, пока второй механик отсутствует…

– Я уверена, что ты в десять раз круче этого Петьки! – пылко воскликнула племянница. – Он хоть диплом твой посмотрел?

– А чем мой диплом такой замечательный? – пожала плечами Ксения. – У него же не самолёт, в самом деле…

– МАИ – это круто, – уверенно провозгласил Саша, а Юлька отчаянно закивала.

Вот и Ксения так думала когда-то. Что ещё могло больше порадовать отца, всю жизнь проработавшего механиком базировавшегося в их городочке авиаполка? Тогда Ксения искренне верила, что унаследовала его страсть к самолётам в полной мере. И только спустя много лет поняла, насколько они разные. Обоим доставляло огромное удовольствие разбираться в том, как что устроено, и прикладывать свою руку к тому, чтобы всё работало, как надо. Но если отец при этом восхищался самой идеей полёта, то Ксения от души её ненавидела.

Трудно сказать, когда это началось. Может быть, когда она – вчерашняя жительница маленького зауральского городка – попала в каменные джунгли столицы и впервые взглянула на мир с высоты многоэтажки? Когда поняла, что обливается холодным потом при одной только мысли о поездке на лифте и смертельно боится ступить на эскалатор? Или в те несколько месяцев, что она прожила в пашкиной квартире с телевидением и интернетом, благодаря которым вдруг пришло осознание, сколько в мире случается авиакатастроф?

Возможно, диагностированная Сашей акрофобия и была ответственна за кошмарные сны, в которых каждый раз лифт проваливался в шахту, нога соскальзывала с подоконника, автобус срывался с высокого моста, а самолёт разваливался на части или входил в штопор, и которые всегда заканчивались одинаково – сосущим ощущением стремительного падения с одной только мыслью: "Я сейчас умру". Но за всей иррациональностью своих страхов Ксения чувствовала нечто большее, правильное, то, что впоследствии стало ей принципиальной позицией: человеку незачем лезть в небо. Земля такая большая – зачем городить на ней головокружительной высоты башни? Зачем нужен этот безумный темп жизни, который заставляет людей летать не потому, что они наслаждаются этим чувством, а только потому, что иначе не успеть к сроку? Почему нельзя жить как-то иначе – смакуя каждую минуту, касаясь стволов деревьев, запрокидывать голову, чтобы любоваться небом снизу – как чудом и непостижимой тайной?

"Переезжай в деревню, утопистка, – ехидно посоветовала сестра. – Будешь на тракторе пахать. Поди плохо – всеми четырьмя колёсами на твёрдой земле!"

"Лучше обеими гусеницами, так ещё надёжнее, – без особого запала парировала Ксения. – Полька, ну что мне делать?! Я не могу заниматься тем, во что не верю. А я не верю в безопасные полёты, и значит…"

"…значит, не можешь их обеспечивать, я поняла. Но ведь так не всегда было? Раньше ты думала, что эта работа имеет смысл?"

Да, когда-то Ксения полагала, что можно никогда не летать самой, но при этом проектировать или ремонтировать двигатели, чтобы они больше никого не подводили. Чтобы, если уж люди такие идиоты, если уж человечество не может обойтись без этой нелепой прихоти, сделать на совесть хотя бы свою часть работы. Но рано или поздно иллюзия, что от неё что-то зависит, должна была развеяться. И это произошло в те секунды, когда маленький легкомоторный самолётик, разработанный в их бюро, беспомощно кувыркаясь, летел к земле. Только что он, новенький и блестящий, гордо выкатывался из ангара – и вот уже лежит в овраге, как сломанная неловким ребёнком игрушка. А двое молодых ребят-испытателей никогда больше не попытаются покровительственным жестом взлохматить Ксении волосы, не потребуют себе самый большой кусок пиццы, не устроят на взлётной полосе гонки радиоуправляемых машинок, доводя Михалыча до нервной трясучки… И всё из-за какой-то дурацкой стаи птиц!

Наверное, именно тогда её фобия окончательно превратилась в стойкое убеждение, что небо опасно. Точно так же, как она отказывалась прокачивать машины стритрейсеров, принципиально не желая иметь ни малейшего отношения к их забавам, Ксения не могла больше готовить самолёты к полётам, зная, что любой из них может закончиться трагедией.

Полина, бывшая на хорошем счету в своей конторе, зарабатывала достаточно, чтобы сестра могла "искать себя", не задумываясь о завтрашнем дне. А Пашка, который в своё время и подал Ксении идею с автожурналами, иногда подкидывал всякие подработки – в основном тоже связанные с машинами. Воистину, нет ничего более постоянного, чем временные явления. На самом деле Ксения нашла себя ещё в четырнадцать, когда отец впервые пустил её за руль. Сейчас воспоминания об этом казались более яркими, чем годы учёбы в МАИ и последующая практика в бюро. Сколько всего можно было бы успеть, если бы она только вовремя поняла, что истинное призвание всегда было у неё под самым носом!

Отец считал иначе.

"Если не понимаешь, как твой автомобиль устроен – нечего и за руль садится, – высказал он как-то соседу, дяде Володе, который попросил глянуть, что там в его Ниве "как-то подозрительно стучит". – Не умеешь сам чинить – учись, а не ищи, кто за тебя сделает. Хочешь – покажу, объясню, но за тебя делать не буду".

И когда дядя Володя, слегка озадаченный таким отпором, ответил, что странно слышать подобные речи от механика, и поинтересовался, почему в таком случае тот не против, когда пилоты передоверяют ему ковыряться в двигателях своих "птичек", отец произнёс речь, которая настолько врезалась Ксю в память, что она даже процитировала её в школьном сочинении на тему "Кем быть".

"Разница, Володенька, огромная. Машина – это как продолжение тебя. Ты её для своих собственных нужд приобретаешь и используешь, и служит она лично тебе. А авиация – дело общее. Всех в небо пустить не могут, но на земле каждый из нас что-то делает, чтобы человечество – понимаешь, Володенька, – чтобы человечество летало! Ты вот в своей поликлинике, я в ангаре, и каждый полёт – он немножечко благодаря нам. Потому что нам всем это нужно. А кому, прости, радость от того, что ты к тёще за картошкой съездишь? То-то. Никакой наёмный механик душу в твою машину не вложит. И я не вложу. В самолёт – сколько угодно, а ради Нивы своей сам старайся".

Дядя Володя, бурча что-то вроде "только приди ко мне давление померять, философ", отправился переодеваться в рабочую одежду, а отец, улыбнувшись, добавил специально для Ксении:

"Выбери себе дело, в которое не жалко будет душу вложить. Чтобы польза была для всего человечества, а не тебе одной, понимаешь?"

Ну и как после этого было признаться ему, что она ушла из авиабюро? Впрочем, вранья за последние десять лет между ними и без того выросла целая гора. Одна ложь влекла за собой другую, ещё более ужасную – и так, по нарастающей Ксения увязла настолько безнадёжно, что весь последний год даже не могла решиться поехать к отцу. Она просто не смогла бы больше умалчивать о состоянии Полины. Как бы ни была обижена сестра, как бы ни был отец перед ней виноват – скрывать от него такое было нельзя. Но если рассказать, неизбежно бы открылось и то, что все эти годы Ксения общалась с Полиной, знала о существовании Юльки и Саши – и молчала. А когда отец изредка интересовался, как она устроилась в Москве, ещё и врать приходилось, изобретая несуществующие подробности жизни в общаге, из которой она на самом деле съехала ещё на третьем курсе, сразу после замужества. О котором Ксения, кстати, тоже никогда не упоминала.

Когда весной Полине вдруг стало хуже, Ксения едва не послала отцу телеграмму. И остановили её вовсе не категорические протесты сестры, которая всё ещё не желала ничего слышать о примирении, а суеверный ужас накликать тем самым беду, предав свою веру в хороший исход. Вместо этого Ксения поклялась себе: как только Полина пойдёт на поправку, первым делом привезти отца в Москву и заставить их поговорить. Потом были два месяца кошмара, уже не борьбы, а агонии. Но даже в самые тяжёлые моменты Ксения по-прежнему цеплялась за призрачную картинку будущей встречи, после которой её семья снова станет одним целым. Может быть, именно это и позволило ей тогда выдержать, когда хотелось бежать прочь, подальше от боли и ужаса, которыми пропитался их дом. А потом, когда всё кончилось, когда стало не на что заставлять себя надеяться, Ксения осталась наедине с последствиями своей трусости. И то, о чём она молчала раньше, показалось такой ерундой в сравнении с самым главным, что ей предстояло сообщить отцу. Что Полины больше нет. Что ещё несколько месяцев назад он мог что-то исправить, попросить прощения или хотя бы попытаться понять, а теперь уже поздно. И что виновата в этом именно Ксения, со своим враньём и молчанием не пойми во имя чего.

Иногда ей удавалось прожить целый день, за повседневными заботами ни разу не вспоминая обо всём этом. Но ночью снова обрывался трос лифта или проламывались под рукой перила балкона – и она просыпалась, разбуженная собственным криком. И обещала себе, что, как только убедится, что Юлька и Саша нормально устроены, сразу поедет к отцу, чтобы признаться наконец во всём.

В том числе и в том, что она больше не считает диплом МАИ такой уж крутой вещью.


***


Когда Ксения с независимым видом подошла к площадке перед скворцовским гаражом, Василия Ивановича нигде не было видно. Зато из-под москвича торчали уже знакомые мокасины.

– Доброе утро! – жизнерадостно провозгласила она, присаживаясь рядом на корточки. – Может, помочь чем?

– А, явилась… – вместо приветствия произнёс Петька, высунув из-под машины голову. – А я как раз доделываю то…

– …с чем я бы отлично справилась ещё вчера, если бы некий неандерталец не…

– Ну разумеется, – сухо ответил он, вновь скрываясь под днищем.

– Так что – помощь не нужна? – поинтересовалась Ксения, поднявшись на ноги и обойдя москвич кругом. Снизу раздался лишь какой-то невнятный звук. – А где Василий Иваныч?

– В доме, – буркнул Петька, на этот раз выкатившись целиком. – Как раз рассказывает Александру Семёнычу твою трогательную историю.

История – это было слишком сильно сказано. Ксения успела поведать Василию Ивановичу только о том, что раньше снимала жильё в Москве, но хозяйка подняла плату, и тогда удалось подыскать недорогую дачку – просто чтобы где-то перекантоваться лето. Ещё для солидности упомянула про свою работу в журнале и про диплом, представив всё так, чтобы сложилось впечатление, что высшее образование она получала для корочки.

– Ясно… – неопределённо протянула Ксения.

– Я только одного не понял, – Петька в упор уставился на неё, стягивая замызганные пупырчатые перчатки. – Ты с реальными машинами вообще дело когда-нибудь имела?

– Ещё побольше твоего, – фыркнула она. – Меня с детства отец натаскивал.

– И что у вас было?

– Шестёрка была. Потом вольво. Точнее, три вольво. На одной ездили, а ещё две во дворе стояли, на запчасти. Сейчас фольксваген. Ещё что-нибудь интересует?

– И это весь твой опыт? В рухляди ковырялась "с детства"?

– Представь себе, – вспылила Ксения, – "гольф" мы купили с конвейера! И я его с закрытыми глазами могу…

– Хорошо-хорошо, – Петька насмешливо выставил вперёд ладони, как будто запросил мира. По счастью, он не обратил внимания на её оговорку. Или посчитал, что "мы" означает "мы с отцом". – А с машинами представительского класса работать приходилось?

– Я не понимаю, ты мне тут собеседование, что ли, устроил?

– Какое ещё собеседование? – ухмыльнулся Петька. – Просто понять пытаюсь, что же в тебе Василий Иваныч нашёл.

– Слушай, у тебя совсем совесть атрофировалась?! Забыл, кто тут за тебя всю чёрную работу сделал?

– Не за меня, – он состроил важную мину, поправляя воображаемые очочки, – а за того таджикского парня, которого надо было нанять на несколько часов для выполнения неквалифицированного физического труда.

– А ты, значит, – Ксения картинно хлопнула себя по лбу, – предназначен для труда квалифицированного и интеллектуального?

– Вот именно! – радостно подтвердил Петька, потирая грязное пятно на носу. – Но если ты готова отобрать у несчастного уроженца Душанбе его законное место под солнцем, то добро пожаловать в наш дружный коллектив! Сейчас, к примеру, надо днище этого страдальца отмыть, перед антикором. Уже можно приступать.

– Ага, – она неторопливо подошла к верстаку, выдвинула из-под него чурбачок и села, всем видом изображая, что никуда не торопится. – Только дождусь Василия Иваныча. Хочу послушать, что он об этом думает.

– Чего тут думать-то! Нельзя терять ни секунды – коррозия-то расползается!

– Боюсь, для такого занятия мы с таджиком не годимся. Слишком ответственность большая. Тут нужен кто-то квалифицированный. И интеллектуальный.

– А я-то думал, вам деньги нужны… – Петька сокрушённо покачал головой.

– Нам? – по её спине пробежал холодок. Неужели дотошный Василий Иванович уже успел выяснить, что она живёт не одна?

– Вам с таджикским парнем, – он снова ухмыльнулся.

– Знаешь что, парень отдельно, а я отдельно. Так что, если хочешь, чтобы за тебя кто-то выполнил грязную работу, можешь сам себе нанять таджика. Хоть троих. А меня Василий Иванович для другого приглашал.

– Скучная ты, – погрустнел Петька. – Я-то уж обрадовался, что наше одинокое мужское существование отныне будет скрашивать прекрасная дама…

– Ваше существование уже успешно скрашивают пироги Миланы, разве нет?

– Этого мало, – вздохнул он ещё горестнее. – Нужна ещё верная боевая подруга, чтобы сквозь огонь и воду…

– …и под машину без лишних вопросов, – закончила за него Ксения. – Что-то ещё вчера ты так не думал.

– Я был слеп! – практически взвыл Петька и рухнул перед ней на колени. – Умоляю, будь нашей Анкой!!!

На этой драматической ноте Ксения не выдержала и расхохоталась. Петька с серьёзнейшим видом смотрел на неё снизу вверх.

– Могу пока побыть вашей Ксенией, – представилась она, отсмеявшись, и протянула ему руку.

– Я тебя всё равно буду называть Анкой, имей в виду, – он ответил рукопожатием, но подниматься с колен не спешил. – Меня же все Петькой зовут – и ничего…

– А это разве не твоё имя? – её изумлению не было предела.

– Вообще-то я – Игорь, – ответил он просто, без паясничания, и впервые за всё время улыбнулся обычной искренней улыбкой. На щеках немедленно появились ямочки.

– Петька! – раздалось громогласное восклицание, заставившее их обоих дёрнуться от неожиданности. Василий Иванович с чрезвычайно грозным видом шагал к ним через лужайку, а от дома за разыгрывающейся сценой с интересом наблюдал Скворцов. – Кончай девочку с толку сбивать! Тебе заняться нечем?

– Давай быстрее соглашайся! – шепнул Петька, театрально втягивая голову в плечи, как будто всерьёз ожидал, что Василий Иванович начнёт его лупить.

– На что? – почему-то тоже шёпотом спросила Ксения.

– Зваться Анкой, конечно! Ну?!

– Нет уж! – решительно ответила она. – Если так приспичило, можно Ксанкой. Пойдёт?

– Замётано! – с широкой улыбкой он снова пожал её руку и на этот раз встал на ноги.

Подошедший Василий Иванович попытался отвесить Петьке шутливую затрещину, но тот ловко пригнулся и отскочил.

– Ты на этого паразита внимания не обращай. Небось хотел, чтобы ты за него всю работу сделала… Слушай, дочка… – он замялся, явно не зная, как приступить к разговору. – Ты подожди ещё, ладно? Я Александру Семёновичу рассказал про нашу договорённость, он обещал подумать, – видимо, после этих слов лицо Ксении заметно вытянулось, потому что Василий Иванович торопливо добавил: – Но я тебе обещал работу до сентября, так что в любом случае… Заплачу из своего кармана – поди, не обеднею. Тем более, что сейчас если что и надо, так это старичка моего реанимировать.

– Да продай уже своего старичка, Василь Иваныч! – подал Петька голос, всё ещё держась от начальника подальше. – Он своё отъездил.

– Цыц, салага! Ты мне сейчас товарища предлагаешь продать? Который мне столько лет верой и правдой… Кстати, будешь наглеть – я и тебя переведу на почасовую оплату, чтоб неповадно было бездельничать. Понял?

– Понял… – уныло протянул Петька, но в глазах его кувыркались весёлые чёртики. – Ну что, Ксанка, тащи из гаража щётки и садовый распылитель, будем отрабатывать свои кровные.

– Ты девочку-то оставь в покое! – возмутился Василий Иванович. – И без тебя ей дело найдём.

Ксения кинула взгляд в сторону дома. Скворцов, не обращая больше внимания на происходящее у гаража, преспокойно улёгся посреди лужайки, прямо на траву, закинув руки за голову. Сейчас явно был неудачный момент, чтобы приставать к нему с разговорами. Да и вообще маячить перед глазами. Если Александр Семёныч и собирался о чём-то подумать – так это о том, какими словами отказать своему шофёру в просьбе. С чего бы ему брать в штат ещё одного человека, когда весь автопарк состоит всего из трёх машин, включая василь-иванычевского "старичка"? Тем более, если этот человек – неизвестно откуда взявшаяся девица… В общем, меньше всего Ксении сейчас хотелось бегать по поручениям Василия Ивановича на глазах у этого сноба, который, судя по всему, рассчитывал, что она уйдёт сама.

– Всё в порядке, Василий Иваныч! – произнесла она, чуть возвысив голос, чтобы у Скворцова не осталось никаких иллюзий. – Вдвоём-то удобнее. Тут в посёлке, между гаражей эстакада есть, и колонка рядом, мы съездим? Там отмоем, обработаем и вернёмся…

– Ну, если ты сама хочешь… По правде говоря, тут сегодня действительно делать нечего. Только не позволяй этому лоботрясу на тебя всю работу сваливать! Нашёлся тоже командир…

Позволив "лоботрясу" самостоятельно развивать бурную деятельность, опуская москвич на землю и загружая в него всё необходимое, Ксения исподтишка наблюдала за Скворцовым, который продолжал лежать в той же позе – не то заснул, не то облаками любовался. Она почему-то до последнего надеялась, что он всё-таки окажется человеком, с которым будет легко заговорить – и попросту рассказать ему правду о том, кто она такая и зачем явилась в его дом. Но от него почти ощутимо веяло холодом и отчуждённостью от всего остального мира. "Какое мне дело до ваших проблем?" – девиз подобных людей.

– Сударыня, экипаж подан! – провозгласил Петька, галантно открывая перед Ксенией дверцу.

"Что ж, раз так – я сделаю эти проблемы твоими!" – мстительно подумала она, приняв наконец окончательное решение.

Глава 4

Колонка, которую имела в виду Ксения, оказалась нерабочей, но зато пожилой приветливый дядечка с соседнего участка разрешил им набирать воду из своего личного колодца. Замшелая в прямом смысле этого слова эстакада, хоть и выглядела ненадёжной, замечательно выдержала вес "старичка" и вообще оказалась вполне удобной. Петька внезапно оставил все свои штучки и подошёл к делу серьёзно и ответственно, так что закончили они даже раньше, чем планировала Ксения. Худо-бедно отмывшись у всё того же колодца, они уселись на краю эстакады ждать, пока высохнет покрытие. Лёгкий, но устойчивый ветерок сносил запах антикора в сторону, от шоколадного пломбира в стаканчике, который Петька приволок из ларька неподалёку, ломило зубы, как в детстве, и хотелось болтать ногами в воздухе, чтобы как-то зацепиться за это нечаянное счастливое чувство, позволить ему вести себя назад в прошлое, всего на мгновенье сбежать туда, вообразив себя маленькой. Чтобы оказаться дома – хотя бы так, понарошку.

Но мороженое закончилось раньше, чем Ксении удалось поверить в эту иллюзию.

– Не такой уж он и убитый оказался, – она кивнула на москвич. – Я думала, там всё дно сгнило. А ты говорил – продава-а-ай…

– Это ты не видела, как мы его из Ебурга перегоняли, – лениво откликнулся Петька, запрокинувший лохматую голову к верхушкам сосен. – Я думал, умру вообще. Жарища, в Нижегородской области пробка из-за ремонта километров на двадцать, вокруг фуры чадят, а мы с закрытыми окнами, чтобы не задохнуться, и с включённой печкой, чтобы не закипеть.

– А ты тоже оттуда? Из Екатеринбурга?

– Угу, почти. Из-под Ебурга. Я вообще-то племянник Василь Иваныча, не знала? – она помотала головой. – Так-то.

Что – "так-то" – было непонятно. То ли Петька таким образом хотел выкорчевать у неё последнюю надежду на то, что его погонят в шею, а её возьмут на работу, то ли намекал на фамильное сходство, которого, к слову сказать, Ксения совсем не улавливала. Василий Иванович был полноват и приземист, его волосы, ныне почти совсем седые, когда-то были насыщенного пшеничного цвета, а нос картошкой и круглые ярко-голубые глаза были словно взяты с картинки из детской книжки, изображающей какого-нибудь пекаря или часовщика. У Петьки, наоборот, нос был длинный и тонкий, глаза тёмные, глубоко посаженные, а волосы светло-русые, торчащие во все стороны совершенно беспорядочно, напоминая своими выгоревшими на солнце кончиками иголки ежа.

– Погоди-ка! – спохватилась Ксения. – А Василий Иваныч-то хоть настоящий? В смысле – его так и зовут?

– Василий Иваныч, конечно, настоящий, – усмехнулся он. – С него-то всё и началось.

– Это он тебя, что ли, Петькой прозвал?

– Не помню уже. Когда дядя Вася к нам погостить приезжал, я, маленький, за ним всюду хвостом ходил. Кто-то пошутил – и всё, с тех пор…

– А Александра Семёновича ты давно знаешь?

– Года три уже… А, нет, четыре! Сразу, как техникум закончил, Василий Иваныч меня на работу взял. Сам-то он всё-таки скорее шофёр, а не механик. Так, по мелочи что-то наладить может, но что касается компьютерной начинки и прочего такого – предпочитает специалистам доверять.

– Это тебе, значит? – беззлобно поддразнила его Ксения.

– Что за ирония? – грозно покосился на неё Петька. – У нас там, между прочим, с сервисами не так всё шоколадно, как у вас. Александр Семёнович меня даже на курсы отправлял, сначала в столицу, потом на неметчину, прямо на завод тамошний.

– А ты и язык знаешь?

– Не-а, – беспечно ответил он. – Группа была русская, с переводчиком. А на занятиях вообще было просто, там всё больше чертежи и картинки… Ну и практика, конечно. Полгода в Мюнхене провёл.

– Здорово! – позавидовала Ксения. – Так ты, выходит, ценный кадр?

– А то! – молодцевато приосанился Петька, подкручивая воображаемый ус. – Так что теперь твоя очередь за мороженым бежать.

– Всё Василь Иванычу расскажу! – мстительно пообещала Ксения, спрыгивая с эстакады. – Как ты меня за водой к колодцу гонял и в ларёк за тридевять земель. По жаре.

– Терпи, механик, – ухмыльнулся он, – у нас равноправие. Кстати, мне на этот раз клубничное.


***


Оказывается, для того, чтобы в полной мере осознать, что лето кончилось, надо было всего лишь подняться пораньше. Ксения замёрзла, едва только они с детьми вышли за калитку, а когда достигли леса, через который дорога вела на станцию, она ещё и умудрилась задеть какой-то торчащий на пути куст и окатить колени настоящим душем из холодной росы. Всё это не прибавляло настроения.

Племянники понуро тащились сзади и тоже, видимо, чувствовали себя несчастными и продрогшими. Юлька даже шмыгала носом – не поймёшь, из-за невесть где подхваченного насморка, или после того, как всю ночь проплакала.

Вчера был, наверное, самый тоскливый вечер за всё то время, что они прожили на даче.

"Больше тянуть некуда, – сказала Ксения, едва закончился ужин. – Пока у меня ещё есть доступ в его дом, вы должны там поселиться. По крайней мере, если что, я буду рядом".

"То есть ты с ним так и не поговорила?" – уточнил проницательный Саша, и ей осталось только кивнуть в ответ.

Когда Ксения с Петькой пригнали москвич обратно, солнце уже цепляло краем горизонт. А Скворцов так и лежал на траве, в той же позе, в которой они его оставили несколько часов назад, и даже головы не повернул, когда машина въехала в ворота. Очевидно, ему было совершенно плевать на всех и вся вообще, и на Ксению в частности. "Мавр сделал своё дело – мавр может уходить". Вот она и ушла, даже не попытавшись добиться аудиенции.

"Что толку с ним разговаривать? Лучше всего использовать эффект неожиданности. Пусть покажет своё истинное лицо, а там подумаем".

И вот теперь они гуськом шагали по тропе, в конце которой предстояло расстаться – пусть лишь на время, но было ли это действительно правильным решением?

"Лучше будет, если вы придёте к нему в студию. Там сразу будет куча свидетелей – даже если и захочет, он не сможет вас выставить. Василий Иваныч сказал, что Скворцов собирается туда к одиннадцати, до этого времени посидите в какой-нибудь кафешке, ладно?"

Дети только кивали, встревоженные и хмурые, не похожие на самих себя. А потом бестолково метались по дому со школьными рюкзаками в руках, пытаясь сообразить, что же туда уложить.

"Свитера на случай, если вдруг резко похолодает. Мобильник не берите, чтобы ему в голову не пришло проверять распечатку звонков. Скажете, что все вещи у юлькиной школьной подруги, у которой вы и жили всё лето. Главное – свидетельства о рождении и письмо…"

Письмо написала Полина, когда идея оставить Юльку и Сашу на попечении Скворцова трансформировалась в окончательное решение. Оно было совсем коротким и сухим, чистая констатация факта и не сдобренная никакими сентиментами просьба, больше походившая на ультиматум. Ксения здорово сомневалась, что Скворцов будет счастлив узнать о своём отцовстве так, но лучшего варианта не существовало. Чтобы быть принятыми, детям надо было выглядеть одинокими и беспомощными сиротами, которые никому на всём белом свете не нужны.

"Тётя-тётя кошка, выгляни в окошко…" – вспомнилась Ксении строчка из жалостливой песенки. И сразу захотелось повернуть назад, придумать что-то другое, лишь бы не подвергать детей такому унижению. А если их и впрямь погонят с порога?

– Всё будет хорошо! – бодро пообещал Саша, когда они вышли из леса на улицу пристанционного посёлка. – Даже если не получится – у нас есть деньги, вернёмся сюда. Не думаю, что он нас сразу в милицию сдаст.

– А он может?! – глаза у Юльки стали совсем круглые и моментально налились слезами.

– Ну ты и дурочка! – Саша легонько щёлкнул сестру по носу. – Это ж какой скандал получится – зачем оно ему надо? В худшем случае начнёт оформлять нас в детский дом. Но тогда Ксю просто нас выкрадет, правда, Ксю?

– Угу, – рассеянно кивнула Ксения, в очередной раз пытавшаяся прикинуть в голове все возможные осложнения. – Вы листок с адресом студии не потеряли?

– Тут, – Саша похлопал по нагрудному карману. – Только… Он точно поверит, что его можно так просто разыскать через интернет?

– Уж если нам с Полиной удалось узнать, где он себе дом построил… Василий Иваныч сказал, что он на этой студии уже не один альбом записал. А значит, адрес должен быть в выходных данных на обложке. У вас будет в Москве пара свободных часов, попробуйте найти его диск.

– Точно! – фальшиво оживилась Юлька. – И желательно с фотографией. А то не будем знать, к кому на шею кидаться с криками "Папочка, дорогой!"

– Без самодеятельности только, – цыкнула на неё Ксения. – Ваше дело маленькое: мама распорядилась, чтобы после того, как… чтобы вы нашли отца. Вот вы и нашли. Совсем необязательно изображать при этом радость.

– Я и не собиралась, – буркнула Юлька.

– Ну вот что ты сейчас надулась? – Ксения попыталась добавить своему голосу металла, хотя на самом деле была готова разреветься. – У тебя есть план получше? – племянница лишь помотала головой и резко отвернулась, пряча лицо.

– Юльк, ну чего ты! – Саша приобнял сестру за плечи и что-то зашептал ей на ухо.

Ксения позволила им себя обогнать и пошла сзади, чувствуя себя конвоиром, ведущим на казнь двух молодогвардейцев.

Потом было торопливое прощание у дверей электрички, мокрые юлькины щёки, сашкино энергичное "До скорого!" и окончательное осознание, что вот он – первый день их нового, совершенно неизвестного будущего. Глядевшей вслед уходящему поезду Ксении это будущее рисовалось исключительно унылым и одиноким. Она должна была желать, чтобы всё сложилось удачно, но не могла себя заставить. На самом деле больше всего ей хотелось, чтобы дети вернулись ни с чем. Чтобы можно было со спокойной совестью посчитать, что всё возможное для исполнения воли Полины совершено, и после этого жить только своим умом.

Но что толку было стоять на опустевшей платформе, когда выбор уже был сделан? Теперь оставалось лишь следовать плану и отправляться на работу, "чтобы создать себе алиби", как выразился Саша.

"Ты должна как ни в чём не бывало явиться туда, – наставительно сказал он, когда Ксения выразила желание тоже поехать в Москву, чтобы доставить племянников прямо к дверям студии. – Без опозданий. И вести себя как обычно".

Если первое ещё было осуществимо – для этого лишь пришлось проводить Юльку и Сашу на одну из первых электричек, то со второй задачей Ксения всерьёз боялась не справиться. Какое уж тут "как обычно", когда всё, о чём она могла думать – как там дети. Конечно, они были уже не младенцы, через три месяца им пора будет получать паспорта, но это не отменяло никчёмности Ксении как опекуна.

В таких мыслях она и подошла к боковой калитке скворцовской виллы. Дорога до станции и обратно в итоге заняла не так много времени, как Ксения рассчитывала, поэтому сейчас было ещё слишком рано. Можно было бы даже сбегать домой и попытаться всё же позавтракать. Когда они сели за стол с Юлькой и Сашей, никому кусок в горло не лез. С превеликим трудом заставив детей поесть, сама Ксения ограничилась кружкой кофе с печеньем, чего теперь, после прогулки по утреннему лесу, оказалось явно недостаточно. Но возвращаться в пустой дом… Ксения тряхнула головой и решительно набрала код.

"Я же никому тут не помешаю. Посижу у гаражей, пока Василий Иваныч не выйдет…"

Сюда, за высокую стену ещё не проникли солнечные лучи, и лужайка была застелена полупрозрачным туманным покрывалом. Законсервированный кусочек Британии, какой Ксения представляла её по книгам Агаты Кристи. Того и гляди, наткнёшься на окоченевшее тело хозяина "поместья". Все думали, что он отдыхает на травке, а его на самом деле давным-давно закололи стилетом… нет, шпилькой для волос! Как раз такой, какими Милана закрепляет свои косы, собирая их в замысловатую конструкцию. Точно, на самом деле она – тайная жена Скворцова, которая не давала ему развода, шантажируя одной ей известными секретами его развратной молодости. И вот она каким-то образом узнаёт, что скоро в поместье объявятся незаконнорождённые отпрыски – новые претенденты на наследство. И тогда, под предлогом принесения пирогов, она подкрадывается к задремавшему мужу и ЧВАХ!

Ксения с размаху вонзила воображаемую шпильку в воображаемого Скворцова и поднялась с колен, отряхивая джинсы. И тут же дёрнулась, как от удара электрошокером. Из окна на втором этаже на неё смотрел живой-здоровый персонаж только что разыгранной трагедии.

От смущения Ксения зачем-то поклонилась – словно какая-нибудь крепостная, попавшаяся на глаза барину – и от этого, естественно, смутилась ещё больше. Вместо ответа Скворцов резким движением задёрнул занавеску.

"А ты рассчитывала, что он тебе рукой помашет?"

Ксения застонала сквозь сжатые зубы и поспешила скрыться за можжевеловыми кустами. Попадать в неловкие ситуации – это был её особый, уникальный талант.

"Ещё бы, если в восьмом часу утра прыгать по чужому саду, представляя кровавую сцену с хозяином дома в главной роли…"

Она наконец добралась до гаража, взгромоздившись на верстак, подтянула к подбородку колени и сгорбилась, чтобы стать как можно менее заметной. Это место тоже хорошо просматривалось из дома, но Ксения больше не рискнула поднять голову, чтобы точно узнать, наблюдает ли за ней кто-нибудь.

Спустя несколько минут дверь дома хлопнула, и на дорожке, ведущей к гаражу, появился Василий Иванович, который явно только что поднялся с постели и ещё не до конца проснулся, из-за чего выглядел не так добродушно, как обычно.

– Чего это ты в такую рань? – он попытался подавить отчаянный зевок, но не преуспел в этом. – Случилось что?

– Нет, всё в порядке! – воскликнула Ксения, соскакивая с верстака. – Просто вы сказали приходить к восьми, а у меня мобильник внезапно разрядился. А кроме него – ни часов, ни будильника. Вот я и боялась, что просплю и опоздаю, поэтому, как только проснулась… Извините!

– Да ладно! – он снова заразительно зевнул. – Ты всего-то на двадцать минут раньше пришла. А мне Александр Семёнович постучал: иди, говорит, там тебя девочка твоя дожидается. Я уж испугался…

"Девочка?! Сколько, по его мнению, мне лет? Или это Василий Иваныч своими словами пересказал?"

– Ну что, идёшь завтракать с нами?

– Что, простите?

Ксения была уверена, что ослышалась, но Василий Иванович невозмутимо повторил:

– Завтракать. Я, пока чаю с утра не выпью – вообще не человек.

– Спасибо, я дома поела, – ответила Ксения, тихонько сглатывая слюну при мысли о миланиной стряпне.

– Да что ты там поела! – возмущённо запротестовал Василий Иванович, даже не догадывавшийся, до чего он метко попал. – И незачем торчать тут на холоде.

– Я пока могла бы…

– Цыц! – прикрикнул Василий Иванович и подтолкнул её к дому. – А то уволю! Хорошего работника всегда видать по тому, как он ест.

Сдавшись, Ксения поплелась на завтрак.

"А дети сейчас где-нибудь в метро, в толкучке… Не надо было их так рано отправлять, – мелькнуло у неё в голове. – Хотя переживать, что они не найдут дорогу к станции или что-нибудь случится в лесу, тоже было бы не лучше. Так я их хоть лично проводила…"

– Заходи, не стесняйся! – Василий Иванович придержал тяжёлую дверь, пропуская Ксению внутрь.

Она уже одним глазком видела холл, когда в первый день помогала Василию Ивановичу затаскивать коробки, и знала, что изнутри дом казался просторнее, чем снаружи. До дворца, конечно, не дотягивал, но, в сравнении с развалюшкой, в которой они с детьми обитали последние три месяца, определённо, производил впечатление. Высокие потолки, широкая лестница на второй этаж, мохнатая пальма в кадке слева от входа… Как раз за пальмой было выгорожено пространство под "прихожую" – парочка мягких банкеток, старомодная кованая вешалка и калошница, из которой Василий Иванович как раз выудил самые обыкновенные домашние тапочки – для себя и для Ксении.

– На-ка, переобуйся, – она послушно расшнуровала и сняла кроссовки. Тапочки оказались как раз впору. – Пойдём, там, небось, всё остыло уже, – он повёл её в правый относительно входной двери коридор. – Здесь кухня, а дальше наши комнаты.

– А руки где помыть можно? – спросила Ксения, уже смирившись со своей сегодняшней ролью нахлебницы. По крайней мере, они шли на кухню – а значит встречаться с барином… то есть со Скворцовым, который наверняка завтракает в столовой, не придётся.

Василий Иванович открыл перед ней дверь в ванную.

– Отсюда уж не заблудишься, – сказал он. – Прямо по коридору – и как раз упрёшься в кухню.

Оставшись одна, Ксения принялась старательно оттирать руки, которые не отмылись до конца после вчерашней возни с москвичом. Тогда она и пробовать не стала добиваться какого-то совершенства – что толку мучиться в ледяной воде, которая текла из их крана чахлой струйкой? Зато в этой светлой, идеально выдраенной ванной, перед большим зеркалом, безжалостно отражавшим и "петухи" на голове, и пятнышко мастики на скуле, и красные от недосыпа глаза, ей немедленно стало стыдно за свой вид. Хорошо хоть футболку свежую с утра надела. Кое-как вычистив грязь из-под ногтей, Ксения распустила хвост и попыталась собрать его поаккуратнее. Без расчёски задача была не из лёгких, но, пригладив волосы мокрой ладонью, она всё-таки сумела уложить их ровно и стянуть резинкой в подобие пучка. С испачканной щекой и припухшими веками было ничего не поделать, и, завернув кран с горячей водой, под которой она, дай ей только волю, полоскалась бы ещё час, Ксения покинула своё убежище и направилась на кухню.

– А мы уж думали, ты там утонула! – просиял Петька, едва она перешагнула порог. – Садись давай, а то нам Милана без тебя оладий не даёт.

– Потому что ты всё сожрёшь тут же, обормот! – Василий Иванович со своим стулом придвинулся поближе к столешнице, освобождая Ксении дорогу. – Садись, дочка, угощайся.

– Спасибо, – слабым голосом ответила она, и, протиснувшись к приготовленному для неё месту, села, стараясь не глядеть на четвёртого человека за столом. "Надо же, какой сюрприз – сегодня барин решил выйти в народ!" – Всем доброе утро…

На её неуверенное привествие не ответил никто. С Василием Ивановичем они уже здоровались, Петька был поглощён завтраком, а Милана вообще никогда не разговаривала. Что же касается Скворцова, то, кажется, он кивнул из-за своей газеты, но Ксения не была в этом уверена. Может быть, это был всего лишь знак Милане подавать наконец оладьи.

Ксения склонилась над тарелкой как можно ниже и, внутренне содрогнувшись, зачерпнула первую ложку. Овсянку она никогда не жаловала, каким бы гениальным поваром та ни была приготовлена. Наверное, объективно каша и вправду была сварена хорошо, но…

Ксения так и замерла с недонесённой до рта ложкой, обнаружив, что, пока она во имя хорошего тона пыталась совершить над собой насилие, Скворцов отложил газету и с неподдельным интересом наблюдает за её мучениями. Вот уж кто не стал бы из вежливости давиться едой, которую не любит. Чёртов сноб.

Она так разозлилась, что это придало ей сил засунуть наконец злосчастную ложку в рот. Затем ещё одну. И ещё. Да, эта овсянка была не такая противная, как та, которой их по утрам пичкали в детском саду, а потом ещё и в школе. Она хотя бы была солёная, а не сладкая. Но всё же это была овсянка.

– Налетай на оладушки, Ксанка! – Василий Иванович пододвинул к ней блюдо, избавляя от необходимости доедать кашу. – Тебе чай или кофе?

– Чаю, пожалуйста.

У неё за плечом практически бесшумно появилась Милана с заварочным чайником, и янтарно-рыжая дымящаяся струя полилась в чашку Ксении, как будто сама по себе. Так же незаметно со стола исчезла отставленная в сторону тарелка, после чего Скворцов со скучным лицом опять скрылся за газетой.

"Жаль вас разочаровывать, но шоу закончилось!" – Ксения с нескрываемым удовольствием плюхнула на блюдце ложку сметаны и обмакнула туда оладью, борясь с искушением показать Скворцову язык. И вдруг ударила наотмашь неожиданная, но такая очевидная мысль: "А ведь он мог быть полинкиным мужем! Мы могли бы вот так по-семейному завтракать каждое утро, как когда-то с дядей Витей, и подначивать друг друга, и… С какой же стати рядом с ним я чувствую себя чуть ли не низшим существом – только потому, что у него дом, две машины и мировая известность? Или потому, что формально он – мой работодатель? Так это ненадолго…"

В этот момент, словно подслушав её бунтарские речи, Скворцов внимательно посмотрел на Ксению поверх поднесённой к губам чашки кофе. Она попыталась было ответить таким же прямым невежливым взглядом, но не выдержала и двух секунд, а отведя глаза, почувствовала себя полнейшей идиоткой. Нужно было срочно заканчивать этот дурацкий завтрак и линять из-за стола под любым благовидным предлогом. В сложившихся обстоятельствах таковым могла являться только работа.

– Ну и чем сегодня займёмся? – Ксения вложила в вопрос столько энтузиазма, что любой бы согласился отправиться с ней хоть на строительство БАМа, хоть в слаборазвитые африканские страны копать для аборигенов колодцы.

Любой – но не Петька.

– Да найдётся нам дело, зря переживаешь, – беспечно ответил он. – Василия Иваныча оладьями не корми – дай кому-нибудь что-нибудь поручить. Так ведь, Василий Иваныч?

– Так, так… – угрожающе-ласково пропел тот, разглаживая усы. – Уж для тебя я расстараюсь, племянничек! Лично прослежу, чтобы ты не скучал сегодня…

– Как – лично?! – ужаснулась Ксения, на мгновение забывшись, где и в чьей компании она находится. – Разве вы не собираетесь… вы не повезёте Александра Семёновича в студию?

Скворцов вновь убрал газету и даже голову подпёр кулаком, всем своим видом изображая пристальное внимание. Если бы в день знакомства они не перекинулись парой слов, к этому моменту Ксения бы уже была уверена, что он попросту немой.

"Или считает ниже своего достоинства беседовать с прислугой? Зачем тогда было садиться с нами за один стол?"

– В смысле… ну, знаете же, какие тут пробки! А сейчас уже… – она заметалась взглядом по просторной, оформленной в деревенском стиле кухне, но часов на стене так и не обнаружила.

– Похоже, кто-то сегодня, пользуясь отсутствием начальства, собрался уйти домой пораньше… – ехидно произнёс Петька. – А начальство всё чаёвничает и отсутствовать не торопится. Вот невезение!

– И вовсе я не… – начала оправдываться Ксения, но вовремя сообразила, что ничем иным объяснить свой интерес к хозяйским планам она не может, и закончила почти шёпотом: – Просто беспокоюсь.

– А ведь девушка права, – вкрадчивым тоном сказал Скворцов, вставая из-за стола. – Засиделись мы слишком. Василь Иваныч, во сколько выезжаем? Или, может, действительно всё отменить на сегодня?

"Как – отменить?!!" – завопило всё внутри у Ксении. Но на этот раз она твёрдо помнила, что должна "вести себя как обычно", и только вцепилась пальцами в столешницу, пытаясь переплавить невыносимое напряжение в физическое усилие.

– Без паники, всё мы успеем, – заверил его Василий Иванович, тоже поднимаясь. – Половина девятого только. Ещё успею дать этим двоим задание. Поели? – обернулся он уже от двери. – За мной.

Петька, отсалютовав Василию Ивановичу вилкой, потянулся за новой оладьей, но под грозным взглядом дядюшки сник и послушно поплёлся следом. Ксения торопливо вскочила, чтобы идти за ними, но на дороге у неё, как назло, оказался Скворцов. В одной руке он держал молодую антоновку, а другой срезал с неё кожицу, которая завивалась тонкой жёлто-зелёной спиралью. Ксения невольно притормозила, завороженная его точными движениями. Но, как только она об этом подумала, его рука с ножом дрогнула и яблочная шкурка упала на пол.

– Извините, – почему-то пробормотала Ксения и бочком прошмыгнула в коридор.


***


– Да проснись ты уже! Ксанка! – Петька досадливо пихнул её в плечо.

– Я не сплю, – вяло ответила Ксения, открывая глаза. – И незачем так орать.

– Ты на тормоз-то нажми, энергичная моя! – фыркнул он, вновь исчезая из поля зрения. – Отпускай! Чёрт, всё-таки надо "колдун" подрегулировать.

– Давай я! – встрепенулась она, стряхивая с себя дрёму.

– Сиди уж, – задушил её порыв Петька. – Диски поставили – и будет на сегодня. Василий Иваныч велел отпустить тебя в два.

– А что – уже? Уже два? Странно, что они до сих пор не вернулись…

– Чего тут странного? – он пожал плечами. – Александр Семёныч обычно в студии до поздней ночи торчит. А иногда и до утра.

"Но не тогда, когда ему на голову сваливаются двое беспризорных подростков", – подумала Ксения, а вслух сказала:

– Василию Иванычу-то там в любом случае делать нечего…

– Он не любит бензин просто так жечь, туда-сюда кататься. Обычно ставит там машину на стоянку охраняемую, а сам идёт по городу гулять. Или в гости – у него много в Москве друзей. А ещё мог в сервис какой-нибудь заехать. Короче, не о чем волноваться. Иди домой, досыпай, от тебя сегодня всё равно никакого толку…

– Но я правда вовсе не… – попыталась протестовать Ксения, в планы которой совершенно не входило покидать скворцовскую виллу раньше, чем станут известны результаты операции "Кукушата".

– Ага-ага, – понимающе закивал Петька. – Разумеется, это вовсе не тебя мне всё утро приходится толкать и щипать, чтобы в чувство привести.

Не слушая больше никаких возражений, он буквально выволок её из москвича и отконвоировал за ворота.

– Завтра приходи, продолжим, – сказал он Ксении на прощанье, и калитка с неприятным лязгом захлопнулась.

Глава 5

С тяжёлым вздохом Ксения захлопнула ноутбук. Идея погрузиться с головой в работу себя не оправдала. Как и попытка взбодриться, приготовив себе что-нибудь вкусненькое. "Вкусненькое" подгорело, попутно испортив юлькину любимую сковородку до невосстановимого состояния, а к сочинённому ещё позавчера вступительному абзацу не прибавилось ни единой строчки. А меж тем, вечер только начинался. Её первый по-настоящему одинокий вечер.

Ксения никогда не задумывалась над этим, но с самого рождения рядом всегда был кто-то свой. Родители, потом соседки по комнате в общежитии, потом Пашка, из квартиры которого она перебралась прямиком к сестре. Она не ездила в пионерские лагеря, ни разу не лежала в больнице… А теперь вдруг осталась совсем одна.

Она передёрнула плечами и плотнее закуталась в свой любимый шарф, который когда-то давным-давно связала ей в подарок Полина. Он был настолько широкий, что больше напоминал шаль, и весил не меньше килограмма, но в такой промозглый отвратительный вечер, как сегодня, не было ничего лучше. Разве что напиться вдрызг и вырубиться, но этот метод Ксении был недоступен по причине абсолютной непереносимости алкоголя.

"Я – токсикоманка", – со смехом отмазывалась она от предложений "поддержать компанию". Доля правды в этом была – Ксения просто обожала резкие запахи всевозможных лаков, красок, растворителей, от которых у большинства нормальных людей немедленно начинает болеть голова.

Надо было срочно чем-то себя занять, пока она не наделала глупостей. Ксения и так еле-еле, буквально за шкирку уволокла себя домой, после того, как мимо качелей, на которых она снова устроила засаду, проехала знакомая ауди. За её тонированными стёклами не удалось ровным счётом ничего разобрать. Тогда она подавила искушение заглянуть на виллу под каким-нибудь надуманным предлогом. А теперь это желание снова набирало силу.

"Терпи. Терпи до утра".

Ксения безнадёжно окинула взглядом убогое помещение. Совершенно ничего интересного. Кроме…

В три шага она пересекла комнату и отдёрнула занавеску, которой была отгорожена их с Юлькой кровать. Так и есть, вот он… Фотоальбом, реквизированный у Юльки в последнюю минуту, когда она уже была готова пихнуть его в рюкзак.

"А вдруг он захочет посмотреть на нас, маленьких?"

"Юлька-а-а… – застонала Ксения. – Ты хоть иногда думаешь головой?"

"Никогда ещё Штирлиц не был так близок к провалу… – изрек Саша, забирая альбом из рук сестры. – Там кроме "нас маленьких" ещё кое-кто присутствует, не забыла?"

Снимков, на которых изображена Ксения, в их семейном архиве было не очень много, так как она в основном фотографировала. Но всё же они были.

"До сентября ваши вещи у твоей, Юлька, подруги, которая уехала с родителями в Египет. Когда вернётся – получишь альбом обратно".

"Дурацкая легенда! – фыркнула племянница. – Как ты планируешь это сделать? Ведь если кто и поедет забирать наши шмотки – то либо Василий Иваныч твой, либо… – она замялась, не зная, как лучше назвать Скворцова. – В общем, глупо придумано".

"По почте отправлю, – отрезала Ксения. – Не так уж и много у вас вещей…"

Вещей и впрямь было мало. Большую часть того, что представляло хоть какую-то ценность, включая фотоаппарат, продали ещё прошлой осенью, когда срочно нужны были деньги на дорогое лекарство. А от остального избавились, когда стало ясно, что из квартиры придётся съезжать. На самом-то деле ни у Юльки, ни у Саши не было друзей с настолько понимающими родителями, которые бы согласились неизвестно на какой срок приютить у себя чужое барахло и при этом не задавать лишних вопросов о том, где и как собираются жить сами дети.

В результате всё их имущество уместилось в трёх больших чемоданах и походном рюкзаке Ксении, плюс несколько коробок с посудой и книгами, которые планировалось бросить здесь, на даче, когда срок аренды подойдёт к концу и придётся искать себе новое пристанище.

Ксения устроилась на кровати с альбомом на коленях и включила лампу-прищепку над головой. С первой же страницы на неё смотрело собственное лицо – правда, двадцатипятилетней давности. Этот снимок можно было и оставить, тем более, что шестилетняя Полька рядом, в бантиках и кружавчиках, выглядела совершенно очаровательно. Одна из её самых удачных детских фотографий, к тому же очень похожая на маленькую Юльку. Ксю рядом с сестрой выглядела совершенным заморышем. Как и всегда.

А вот следующий снимок пришлось изъять. Хотя Ксении на нём было всего пятнадцать, она тогда только-только закончила девятый класс, но уже здорово напоминала себя настоящую: тот же неизменный хвост, торчащий из-под бейсболки, пятна сажи на лице и руках, и даже комбинезон похож на тот, что она носила теперь. Эту фотографию сделал отец у них во дворе, поймав Ксю в кадр, когда она устроилась на капоте вольво, от которой к тому времени оставался один корпус, остальное пошло на запчасти. Сейчас она уже десять лет как сгнила окончательно, а на этом месте отец пристроил к гаражу сарайчик для инструментов… А на соседнем развороте – фотография с выпускного, снятая каким-то приглашённым дядькой. Там Ксения получилась совсем не похожей на себя: какое-то кукольное лицо из-за обилия косметики, которой её обмазали усердные одноклассницы, ненатурально синющие глаза, в жизни бывшие скучного тёмно-серого цвета, и даже игривые шоколадные кудряшки, как у Натальи Гончаровой. Эту фотку она бы с удовольствием выбросила совсем, но Полина категорически возражала.

"Где ещё увидишь тебя в платье? Я порой вообще сомневаюсь, сестра у меня или брат".

Это, конечно, было изрядным преувеличением. Если Ксению вправду можно было принять за парня, то только за очень хилого. У Сашки и то плечи были шире, да и мускулы побольше.

"А у Юльки грудь уже сейчас побольше твоей – какие будут выводы?" – съехидничал внутренний голос.

– Акселерация! – буркнула Ксения вслух, и сама дёрнулась от неожиданного звука в тихом пустом доме.

"Только первый вечер, а я уже схожу с ума потихоньку", – удручённо подумала она и снова уткнулась в альбом.

От трёх лет пребывания в Екатеринбурге у Полины остался всего один выцветший "полароид" – она с детьми на крыльце роддома.

"Фотограф тогда с меня денег не взял, – вспоминала Полька, глядя на этот снимок. – Видимо, мы были такими жалкими… Медсестра довела меня до дверей, даже машину поймать не помогла. И вот я с двумя свёртками огромными стою и думаю, как бы только с этой лестницы не покатиться. И руки уже немеют. Дядька нас щёлкнул, а потом подошёл, молча взял у меня Юльку и до самой дороги проводил. "Куда?" – спрашивает. А я и отвечаю: "В детдом на 40 лет ВЛКСМ". Он так в лице переменился, пихнул мне Юльку обратно и чуть ли не бегом от нас. Хороший дядька".

"И ты не объяснила?!"

"Надо было гоняться за ним, что ли? Да и вообще, была охота оправдываться!"

В этом была вся Полина. Нет, всё-таки зря отец говорил, что нет у неё гордости. Уж чего-чего, а этого было даже слишком много. Иначе, узнав о своей беременности, она не оборвала бы все связи, которыми успела обрасти в Екатеринбурге. Даже если их было немного – должны же были и у неё быть люди, которые могли чем-то помочь. Хотя бы встретить из роддома. Но Полька, отчаявшаяся дождаться Скворцова, не захотела считаться в глазах их общих знакомых брошенкой с детьми. Она предпочла выплывать сама.

Впрочем, совсем без помощи в такой ситуации она бы не справилась. Выручила бывшая учительница по вокалу, которую Полина по чистой случайности встретила не то в трамвае, не то в магазине. Оказалось, она теперь работала в детском доме для музыкально-одарённых детей, где и нашла для своей попавшей в беду ученицы работу и жильё. Правда, к тому моменту, как пришло время рожать, эта учительница уже вышла на пенсию, но и без её покровительства детдомовское начальство относилось к Польке с пониманием. Может быть, директриса отдавала себе отчёт, что лучше помочь молодой матери-одиночке, чем воспитывать ещё двоих брошенных детей. А может, дело было в том, что безотказная и исполнительная Полина отрабатывала своё содержание на все сто.

"Я и полы мыла, и на кухне возилась, и с оркестром репетировала, – вспоминала она со смехом. – Дядя Коля, дворник наш, так меня и звал - и швец, и жнец, и на дуде игрец".

"А мы? – спрашивала тогда Юлька. – Мы где были?"

"Это когда вас ещё не было. А потом, когда появились, первое время я вообще ничего не успевала. Не то что делать что-то – поесть бы хоть раз по-человечески. В общем, от меня многого и не ожидали. Наоборот, девчонки-воспитательницы, кто свободен был, забегали помочь, присмотреть. Потом уже поставили нам в комнату швейную машинку, и я простыни подрубала, занавески, одежду чинила… А потом вас в ясли устроили, сначала на полдня, и я официально вышла из отпуска".

"А до этого, получается, неофициально трудилась?" – однажды уточнила Ксения, когда они были вдвоём, без вездесущих любопытных носов.

"Ну да, – призналась Полина. – Кто ж мне даст жить в детдоме совсем нахаляву? Рабочие руки там всегда были нужны".

"Так как же ты справлялась? Машинка в комнате – это ещё туда-сюда, но остальное как же?"

"Как-как… Пока дети спали, успевала пару коридоров вымыть. Если спал только один – второго брала с собой. В рюкзачке специальном. Или в медпункт подкидывала, когда Любка была свободна. Мы там даже манежик сгородили. Нормально, справлялась. Беготни только много…"

"Ненавижу твоего Скворцова!" – выкрикнула тогда Ксения. Этой фразой обычно заканчивались все их разговоры о полинкиной жизни в Екатеринбурге. А она лишь пожимала плечами.

"Что толку циклиться на трудностях, которые уже позади? Не бери в голову!"

Тогда ещё было просто верить её оптимистическим советам. Но всё равно, каждый раз глядя на старый "полароид", на растерянную Польку – совсем ещё девчонку с двумя неудобными свёртками, Ксения стискивала зубы и клялась про себя непременно найти эту сволочь и заставить его заплатить за всё. Только вот тогда она и не предполагала, как именно ей придётся выполнять это обещание. Да и сейчас не очень хорошо представляла.

Она перевернула страницу. Дальше шли снимки, сделанные Ксенией, когда она приехала в Москву и впервые пришла в гости к сестре с отцовским "Зенитом", который он подарил ей по случаю поступления в МАИ. Как раз тем летом и потянулась цепочка вранья – с письма, которое Ксения, как раз заканчивавшая одиннадцатый класс, вытащила из их почтового ящика накануне своего дня рождения. Тогда надо было сразу начать отстаивать своё право переписываться и встречаться с сестрой, и, может быть, сейчас всё было бы иначе. Но Ксю была так рада получить от Полинки весточку, так хотела просто ещё чуть-чуть продлить это счастье, а не воевать за него – тем более, что, зная их отца, можно было заранее приготовиться к неизбежному поражению. Он ни разу в жизни не менял своих решений и страшно этим гордился. А Ксения не хотела выбирать между двумя одинаково близкими и любимыми людьми, пыталась сохранить их обоих, пусть даже ради этого пришлось лгать и изворачиваться.

А потом она впервые переступила порог полькиной квартиры, и тут же стало понятно, что пути назад нет. Четыре года сестра оставалась всего лишь воспоминанием – всё менее и менее чётким, частью уходящего детства, тяжёлой, но уже состоявшейся и уже пережитой потерей. И вдруг, когда по коридору навстречу Ксении протопали две пары детских ножек, она отчётливо осознала – здесь её семья. Там, в городе детства, остались родители, корни, истоки, но семьёй теперь были эти двое умильных малышей и Полька, так сильно изменившаяся с тех пор, как они виделись последний раз, что, возможно, Ксю не узнала бы её, встретив случайно на улице. Превратившаяся из резкого и грубоватого подростка в настоящую маму – с мягким лучистым взглядом и тихим голосом. Но самым главным, что привлекало в ней Ксению, была спокойная уверенность взрослого человека, который всегда знает, что делает, и ни перед кем не отчитывается, потому что сам является главой семьи, центром собственного мира. Эту особую притягательность излучали даже фотографии.

Ксения машинально разгладила замявшийся уголок пластикового "кармашка", набираясь решимости. В отличие от детей, она ещё ни разу не открывала альбом после того, как сестра так… изменилась. Ксения просто боялась не узнать ту прежнюю Полину. Она уже привыкла к этой высохшей, измученной, через силу улыбающейся женщине, и ей казалось, что увидеть сестру на снимках молодой и цветущей будет теперь слишком больно. Слишком явственной станет печать неизбежного, того, о чём она запрещала себе и думать. Но теперь это уже не имело значения. Наоборот, хотелось забыть последние три года, вытеснить их из памяти счастливыми и солнечными картинками.

Полька на кухне, хлопочет у плиты, беседуя с Ксю вполоборота, через плечо. Так и остаётся на фотографии – дующая на ложку и одновременно делающая сестре страшные глаза – "не снимай, мол". Кормит Сашку кашей, наверняка той самой отвратительной овсянкой. Он тоже не в восторге, судя по перемазанной, надутой мордочке, но мама непреклонна. Детская комната, все трое – Полька и дети – валяются на ковре, широко раскидав руки и ноги. Хохочут. Крупно – полинкин профиль с завивающимся светлым локоном – эту фотографию особенно любила Юлька, ревниво выискивая на ней своё сходство с мамой. Они действительно очень похожи, не меньше, чем Саша со своим отцом. Были похожи.

Прямо на полинкину глянцевую щёку упала первая капля.

Утренник в детском саду, Юлька со смешными, непонятно на чём держащимися бантиками, Саша в костюмчике, у обоих глаза на мокром месте. Они тогда боялись, что мама не придёт на очень-очень важный Праздник Осени. Группы поддержки в виде тёти Ксю было категорически недостаточно. Ведь мама обещала! А она всегда-всегда…

Ксения даже не помнила, плакала ли она хоть раз за последние полгода. Так, чтобы со слезами вымывалась боль, чтобы чувствовать, как лопаются стальные обручи, сдавливающие сердце – образ из какой-то полузабытой сказки, накрепко засевший в голове. И вот сейчас она наконец смогла заплакать так – отчаянно, не сдерживаясь и не заботясь ни о чём на свете. Раскачиваясь взад и вперёд в обнимку с альбомом, баюкая его, как живое существо. Она не знала, кого ей больше жалко – себя, Полину, детей? Или, может, весь этот несправедливый мир, где явно нарушен баланс между обретениями и потерями, где уходят самые нужные, оставляя после себя пустоту, которую ничем не залечить?

Когда слёзы иссякли, Ксения умылась невыносимо холодной водой, вскипятила чаю и устроилась с альбомом за столом. Стало ли ей лучше, она и сама не знала – все прочие чувства заглушили усталость и апатия. Но сейчас нужно было доделать начатое – досмотреть альбом до конца и удалить из него все намёки на то, что в жизни детей был ещё кто-то, кроме Полины. Без эмоций, без погружения в воспоминания – просто вытащить все свои снимки. Как этот, например – Ксю с Сашкой на руках, одинаково щурятся от солнца – какая разница, в зоопарке это снято или во время прогулки по двору?

Так дело пошло гораздо быстрее – до тех пор, пока Ксения не наткнулась на фото дяди Вити в обнимку с раскрасневшейся и растрёпанной Полькой. Во всём альбоме он встречался, может, два или три раза. Оставить всё как есть, чтобы Скворцов не воображал, что Полина так и убивалась по нему одному всю жизнь?

По правде говоря, Ксения подозревала, что примерно так оно и было. То, что сестра не любила дядю Витю и вполовину так же сильно, как любила когда-то Скворцова, было ей очевидно ещё тогда. А лёгкость, с какой Полина пережила разрыв с человеком, который был рядом несколько лет, который искренне заботился о ней и помогал, чем мог, только убедила Ксению в правильности её выводов. Полька была однолюбом, а значит, и причинить боль ей смогли только однажды. Всё остальное в сравнении с тем крушением мира уже почти не ранило.

– Стало быть, нечего тебе делать в нашем семейном альбоме, – извиняющимся тоном произнесла она, вытаскивая снимок из "кармашка". – Если б ты остался с нами до конца – был бы другой разговор…

Дядя Витя смотрел понимающе. Видимо, внутренне был согласен со справедливостью ксениных слов. А Полина, прислонившаяся к его плечу, только улыбалась немного смущённо. Словно просила прощения за всю ту неразбериху, в которой Ксении и детям предстояло теперь жить.


***


– Ксанка, подъём! – ворвался в её сон голос Петьки, бодрый и пронзительный, как сигнал полковой трубы. – Давай-давай, вылезай уже. Будешь умницей – я тебе кофе налью и новости расскажу…

Ксения разлепила глаза, ещё не вполне понимая, где она находится. И тут же, неловко повернувшись, шахархнулась коленом о руль москвича. В голове немедленно наступило прояснение, и она вспомнила, как после бессонной ночи, едва дождавшись рассвета, прибежала на скворцовскую виллу – и естественно, лишь убедилась, что дом ещё не проснулся и в ближайшие полтора-два часа точно не проснётся. Тогда она спряталась от промозглой, уже совсем не летней сырости в оставленном незапертым москвиче и, укрывшись шарфом, наконец провалилась в чёрную яму сна без сновидений.

"Надо было хотя бы будильник на телефоне включить, – запоздало пришло Ксении в голову. – Неудобно получилось…"

– Что у тебя за традиция такая – дрыхнуть на рабочем месте? – продолжал меж тем Петька, явно не собиравшийся тактично замолчать её прокол. – Тебе спать больше негде, что ли?

– Петька! – сердито шикнул на него подошедший следом Василий Иванович. – Отстань от девочки.

– Просто слишком рано пришла… – она как можно беспечнее пожала плечами. – Ну, где мой кофе? Будет очень кстати.

Её гораздо больше интересовали обещанные новости, но тут лучше было предоставить инициативу в разговоре другим, не выдавая своего нетерпения. Впрочем, Петька не заставил её мучиться неизвестностью долго.

– Ты не представляешь, что вчера случилось! – начал он страшным шёпотом, через плечо оглядываясь на Василия Ивановича, который, в свою очередь, косился на племянника крайне неодобрительно. – Оказывается, у нашего Александра Семёныча…

– Петька! – перебил его Василий Иванович ещё более грозным голосом.

– Ну а что?! Она всё равно узнает. Из-за этого ведь все наши планы меняются, да и вообще – разве это секрет?

– Секрет – не секрет, а всё равно помолчать бы тебе.

– Чего это я молчать должен! – ощетинился Петька. – Что не так-то?!

– А то, что нечего язык чесать о чужую жизнь! Забыл, что самое главное в нашей работе? Уважение. Уважение надо иметь, понял?

– Понял, – буркнул Петька. – И ничего я не…

– Иди, хлеба свежего купи, – распорядился Василий Иванович, не слушая его оправданий. – И не загуливайся долго – у нас до вечера дел гора.

– Так что случилось? – отхлебнув горячего кофе, осторожно начала Ксения, едва разобиженный Петька скрылся за калиткой. – Может, я помочь чем могу?

– Да, помощь скорее всего понадобится. Ремонт сегодня надо сделать – обои поклеить и ещё мелочь всякая. Комнаты гостевые, мы и не торопились пока. А вот гляди ж ты, понадобились срочно.

– Александр Семёнович кого-то пожить пригласил? – она вновь сунула нос в кружку, надеясь, что вопрос прозвучал достаточно равнодушно.

– Да-а-а… – замялся Василий Иванович. – Тут какое дело… Дети к нему приехали. Сын и дочка. Вот так-то…

– Вы и не говорили, что у него семья есть, – невинно обронила Ксения, сердце которой стучало, как сумасшедшее. – А жена где же? – Василий Иванович только вздохнул, и она поняла, что с расспросами пока стоит притормозить. – Значит, сегодня мы обои клеим, так? А они хоть есть?

– Вчера три часа выбирал, – ворчливо ответил он. – Там, в гараже всё – клей, шпатели, кисточки, перчатки… Коробка прямо при входе. Ты давай её тащи в дом, а я обои понесу.

– Слушаюсь! – весело откликнулась Ксения, готовая плясать от радости.

Подумать только – всё удалось!!!


***


– Нет-нет, это абсолютно не подходит! – в отчаянии замотала головой Ксения, едва Василий Иванович развернул первый рулон.

– Почему? – искренне удивился он. – Девочке розовые, мальчику голубые…

"Потому что Юлька никогда в жизни не простит мне, если я позволю оклеить её комнату этим… ужасом. Даже при том, что уже через неделю стен не будет видно из-под плакатов Tokio Hotel и Джонни Деппа".

В то же время Ксении не хотелось обижать Василия Ивановича. Обои были дорогие и хорошие, но рацветка… Можно подумать, они готовили комнаты для двух малышей.

– Может, показать их детям? – предложила она без особой надежды. Ну придёт Юлька, ну скажет своё "фе" – можно подумать, после этого обои нужного цвета материализуются из воздуха сами собой.

Но зато это был отличный повод перекинуться с племянниками хотя бы парой слов. Они были где-то здесь, в доме, но Ксения, под присмотром Василия Ивановича разводившая клей и расстилавшая по полу старые газеты, готовя комнату к поклейке, не имела возможности отправиться на поиски.

– Считаешь, надо? – на лице Василия Ивановича промелькнуло расстроенное выражение – "три часа выбирал" – но тут же пропало, сменившись деловитой решимостью. – Что ж, пойду, спрошу, если они ещё не уехали…

– Уехали? Никто пока не уехал! – в дверном проёме показалась Сашкина обросшая за лето голова. – Здрасьте!

Шагнув в комнату, он церемонно поклонился Ксении. Маленький, но очень вежливый мальчик приветствует незнакомую тётеньку. Только что ножкой не шаркнул.

– Саня! – Василий Иванович тепло улыбнулся. – Хорошо, что зашёл. Знакомься, это Ксения, помощница моя. А сестра твоя где?

– Юлька? Здесь где-то бегает… – Он снова высунулся в коридор и позвал: – Ю-у-улька-а! Иди сюда быстрей!

– Мы вот тут обои выбираем. Как тебе?

– Это Юльке в комнату? – на его загорелом лице отразилось замешательство. Саша не хуже Ксении знал, как Юлька ненавидит розовый цвет. – Может, лучше вот эти? – он указал на второй образец в руках у Василия Ивановича.

– Эти мы тебе собирались… На две комнаты их не хватит.

– Ничего, Василь Иваныч! – Сашка беспечно тряхнул головой. – Мне всё равно, какие. А Юльке кораблики должны понравиться.

– Мне тоже всё равно! – с порога воскликнула впорхнувшая из коридора Юлька. – Честно-честно, не беспокойтесь!

Причины такой небывалой готовности к самопожертвованию стали понятны, как только в комнату вслед за ней шагнул Скворцов.

– Что тут у вас? – полюбопытствовал он, окинув взглядом собравшихся. Ксении при этом достался короткий кивок, на который она даже не успела ответить, как он уже на неё не смотрел, обратив всё внимание на Василия Ивановича.

– Да вот, ребята решают, кому какие обои, – объяснил тот.

– Мы уже решили! – замахала руками Юлька. – Не надо ничего менять, всё в порядке, правда. Мне нравится…

Конечно, не в их с Сашкой положении было качать права из-за обоев. Поэтому Юлька говорила правильные слова, но вот с несчастным лицом ничего не могла поделать.

– Нравится? – переспросил Скворцов, беря розовый образец в руки. – Вот этот ужас?

"Вот же скотина! – обиделась за Василия Ивановича Ксения. – Сам должен был обои своим детям выбирать, если такой привереда, а не посылать шофёра…"

– Значит так, – тем временем продолжал Скворцов. – Оклеивайте пока эту комнату корабликами, а мы по дороге заедем в OBI и подберём что-нибудь для второй спальни. Если до вечера не успеем со стенами, Саня ещё ночь поспит на диване в библиотеке. Устраивает?

– По дороге? – повторила Ксения бездумно и тут же мысленно воткнула себе кляп. "Какое твоё дело, куда они собрались, скажи на милость?"

– Поедем за мебелью, – тут же доложил Саша, поняв её беспокойство. И глаза его тоже изо всех сил уговаривали Ксению не волноваться, убеждали, что всё в порядке, всё хорошо…

– Что ж, так и сделаем, – легко согласился с хозяйским решением Василий Иванович, но Ксении всё-таки показалось, что он расстроился. – А с этими тогда что делать?

– Убери пока подальше, – распорядился Скворцов. – Может когда-нибудь на что-нибудь и сгодятся. Ну что, вы готовы? – спросил он детей, которые всё ещё бесцельно крутились по комнате, видимо, надеясь хоть на минутку остаться с Ксенией наедине. – Можем ехать?

– Мы готовы! – отрапортовал за них обоих Саша и последовал за отцом. Юлька послала Ксении виноватый взгляд через плечо и тоже вышла.

Отсюда, со второго этажа была хорошо видна площадка перед воротами, и Ксения имела возможность своими глазами наблюдать, как болотно-зелёный джип "чероки", на котором Скворцов ездил без шофёра, вырулил из гаража, дети забрались внутрь, вернувшийся из магазина Петька распахнул створки, а потом закрыл их за выехавшей машиной.

"Надеюсь, они хоть пристегнулись", – подумала она про себя, а вслух спросила:

– Он хорошо водит? Александр Семёнович?

– Нормально, – пожал плечами Василий Иванович. – Ещё в Австралии научился. Там без этого никак. Но вечером, после работы, за руль садиться не любит. Говорит, глаза за день сильно устают, и вообще трудно сконцентрироваться. Так что, когда в России, он чаще со мной ездит, чем сам. Ну что – начнём помолясь?


***


"Кораблики и впрямь оказались симпатичные, – порадовалась Ксения, любуясь результатом сегодняшнего труда. Втроём, вместе с подключившимся к работе Петькой, они справились с комнатой до обеда, и теперь надо было придумать повод задержаться, чтобы хотя бы на этот раз дождаться возвращения Юльки и Саши. – И где их всех носит?"

– Ксанка, айда обедать! – заглянул в дверь Петька. – Милана сегодня расстаралась ради детей.

– А что – они уже приехали? – встрепенулась Ксения. – Я и не заметила!

– Не, Александр Семёнович звонил, велел нам не дожидаться, садиться за стол без них.

Может, так было и лучше. Ксения пока не представляла, как сможет общаться с Юлькой и Сашей на глазах у остальных и ничем себя не выдать. Сначала ей хотелось поговорить с племянниками без свидетелей.

Но если бы она заранее знала, о чём пойдёт речь за столом, то наоборот предпочла бы, чтобы Скворцов и дети тоже присутствовали. Может быть при них Василий Иванович не стал бы устраивать ей форменный допрос.

– Так где ты сейчас живёшь? – начал он, в то время как Милана убирала тарелки из-под супа и ставила на стол второе.

– Снимаю дачу, минутах в десяти от вас, – ответила Ксения, ещё не подозревая подвоха, лишь слегка удивившись вопросу, который Василий Иванович уже задавал ей, когда только принимал на работу.

– Ты лучше правду скажи, – деловито посоветовал Петька, накладывая себе в тарелку пышное, аппетитно дымящееся картофельное пюре.

– Выгнали тебя? – сочувственно спросил Василий Иванович, пока Ксения пыталась вникнуть в смысл разговора. – Ты не стесняйся, говори, как есть…

– Нет, у меня всё в порядке, – растерянно сказала она, всё ещё не понимая, чего от неё вообще ожидают услышать.

Петька недоверчиво фыркнул.

– Как же! Уже второе утро заявляешься чуть ли не с рассветом. Спишь на ходу, и вообще на тень похожа.

Он перечислял все странности Ксении, загибая пальцы, а Василий Иванович согласно кивал на каждую фразу. Ну и как было им объяснить, что проблемы со сном могут быть не только у тех, у кого нет крыши над головой?

– Нет-нет, меня правда никто не выгонял! – она сделала честные-пречестные глаза – искусство, которым лучше всех в их семье владела Юлька. – Просто домик дачный, картонный почти и без отопления. По ночам там холодно немного… – судя по вытянувшимся лицам Петьки и Василия Ивановича, нарисованная ею картина в их глазах не так уж принципиально отличалась от бомжевания. – Честно, у меня всё нормально! К тому же, в сентябре я оттуда всё равно съезжаю.

– Уже нашла, куда? – поинтересовался Василий Иванович, у которого, похоже, немного отлегло от сердца.

– Нет пока, – беспечно ответила она. – Наверное, домой поеду, к отцу, раз уж в Москве ничего не получается…

– А тут у тебя совсем-совсем никого? – вновь нахмурился Василий Иванович.

– Совсем-совсем никого, – внезапно севшим голосом повторила Ксения, с ужасом чувствуя, как её глаза наполняются слезами, как предательская влага, не слушаясь увещеваний, ползёт по щекам, как крупные капли падают прямо в тарелку с таким громким звуком, что его наверняка слышит даже Милана из дальнего угла кухни.

Видно, прошлая ночь открыла в ней какие-то чёртовы шлюзы, а ведь Ксения всегда так гордилась своей выдержкой! И главное – именно сейчас ей так важно было производить хорошее впечатление, чтобы не потерять работу раньше, чем она убедится, что Саше с Юлькой будет тут хорошо, что они смогут жить со Скворцовым, что она им больше не нужна…

– Простите, – сипло прошептала она, поспешно выбравшись из-за стола, выскочила из кухни и укрылась в уже знакомой ванной.

"Всё в порядке, всё хорошо, хорошо… Главное, что он их принял. Они привыкнут и будут счастливы здесь. У меня осталось всего несколько дней, чтобы побыть рядом, надо держаться, нельзя раскисать! Не плачь, слышишь, не плачь, хватит…"

Ксения не знала, сколько она просидела на краю ванны, унимая всхлипы. Но когда она наконец вышла, в кухне обнаружился только Василий Иванович.

– Ты это… чаю выпей, – неловко начал он, заметно смутился, но потом продолжил окрепшим голосом с демонстративно грозными нотками: – и иди давай к гаражу! Петька сказал, вы собирались сегодня с тормозами закончить. А то мне завтра ехать помпу и ремень ГРМ менять. Уже договорился с ребятами, а вы тут дотянули до последнего дня… Так и знал, что надо самому всё делать!

Ксения, благодарно шмыгая носом, быстро допила полуостывший чай и побежала помогать Петьке. Актёр из Василия Ивановича был никудышный, и от его трогательной попытки замаскировать заботу, устроив притворную выволочку, на сердце стало немного теплее.


***


Весь оставшийся день с ней обращались крайне бережно. При этом и у Василия Ивановича, и у Петьки это выражалось одинаково: они гоняли Ксению в хвост и в гриву, старательно делая вид, что никто и не думал её жалеть после какой-то дурацкой истерики.

Когда "старичок" был полностью готов к завтрашнему путешествию, Василий Иванович решительно отправил её домой отсыпаться, всучив на прощанье огромный бумажный пакет, полный горячих пирожков. Ксения собралась было по привычке завернуть на свои "наблюдательные" качели, но почувствовала, что и вправду измотана настолько, что не в состоянии сидеть и караулить возвращение Скворцова с детьми. Поэтому она отправилась прямиком домой и, как послушная девочка, действительно легла спать.

Разбудили её тихие голоса, сначала показавшиеся обрывками смутного, незапомнившегося сна.

– Юлька! Сашка!!! – Ксения подскочила в кровати, отшвыривая подальше все три одеяла, которые навалила на себя, чтобы не замёрзнуть. – Вы откуда?!

– Я же говорила – ты её разбудил! – накинулась на брата Юлька и тут же кинулась к тётушке и повисла у неё на шее. – Ксю, ты как тут?

А та всё никак не могла поверить в реальность того, что видит, и ответила племяннице не менее порывистым объятьем, просто чтобы убедиться, что это не сон. Но если дети и вправду здесь…

– Вы что – сбежали?!

– Не, отпросились погулять по окрестностям, – Саша улыбнулся и заговорищицки подмигнул ей. – Мы ж тут ничего не знаем, нам же интересно…

– Ага, а сами к тебе! Здорово, правда? Ты рада, Ксю, рада?!

– Рада-рада, не души меня только! – внезапно Ксения испугалась, что сейчас снова разревётся, и кинулась ставить чайник, чтобы чем-то отвлечься. – Ну, а вы-то как?

– Мы нормально, – сдержанно ответил Саша. – Сегодня вот полдня по магазинам таскались, мебель выбирали. Кровати, столы, шкафы… Не похоже, что он нас после этого попросит на выход.

– А вчера как всё прошло? Вас долго не было…

– Ездили на кладбище к маме, – тихо сказала Юлька. – Он ей огромный букет принёс. Красивый…

– Но всё-таки, – Ксения наконец прекратила суетиться и села за стол напротив племянников, – как он вас принял? Сразу поверил? Удивился? Что-нибудь спрашивал?

– Очень мало, – сказал Саша. – Мне показалось, что ему…

– …всё равно, – закончила Юлька за брата, и он согласно кивнул.

– Нас не пускали сначала. Ну мы и передали мамино письмо с секретаршей какой-то. И он сразу вышел.

– И говорит: "Есть хотите?" Повёл нас в Иль Патио, а оттуда сразу к маме. А потом Василия Ивановича отправил за обоями, а мы с ним в студии сидели.

– Говорили-то вы о чём?! – потеряла терпение Ксения.

– Да ни о чём! – выпалила в ответ Юлька раздражённо. – Спросил, где мы живём. Ну мы и сказали, что нигде. Ему это вообще странным не показалось, похоже. Предложил переехать к нему, "если нас устраивает такой вариант". Ледышка!

– Да-а-а… – задумчиво протянула Ксения, не зная, как реагировать на их рассказ. С одной стороны, вроде всё складывалось неплохо. С другой – как человека может совсем не волновать, что у него, оказывается, есть двое детей? – Он, наверное, просто от шока не отошёл, – наконец нашлась она с ответом.

– Да уж, – скептически фыркнул Саша. – Долго ещё он отходить будет? И потом, несмотря ни на какой шок, оформлением документов он уже занялся.

– Каких ещё документов? – испуганно спросила Ксения, сразу вообразившая худшее.

– На усыновление. Хочет, чтобы в наших свидетельствах о рождении был указан отец. Так что вроде всё получилось, – Саша неопределённо пожал плечами.

– Что-то вы не радуетесь… Точно всё в порядке? – встревожилась Ксения.

– Да всё у нас прекрасно! – замахала руками Юлька. – Ксю… А давай, ты тоже ему всё расскажешь, а? Он, кажется, нормальный и совсем не против нас растить. Зачем тогда скрывать, что ты…

– А вдруг это на самом деле шок? Может, он пока только прикидывает варианты? И как мы объясним, что сразу всё не рассказали? Получается, врали. Нет уж, пусть сначала подтвердит своё отцовство официально, а там посмотрим, – Ксения встала, чтобы выключить закипевший чайник и достать чашки. – Вы со школой-то решили уже?

– А что надо решать? – не поняла Юлька.

– Не можете же вы отсюда на север Москвы ездить учиться! Да и все учителя в вашей школе в курсе, что у вас тётя есть. Наверное, ваши документы придётся мне забирать. Только сначала нужно подтверждение из новой школы, что вас туда берут.

– Этим разве мы должны заниматься? – Юлька поскучнела и надулась.

– Вы его хотя бы на мысль такую наведите! Юль, ну вы как маленькие, честное слово!

– Нам пора уже, – Саша поднялся из-за стола. – А то там волноваться будут.

– А чай? – расстроилась Ксения, но по решительным лицам детей поняла, что настаивать бесполезно. – Ладно, бегите уже. Со школой не затягивайте, ага? Последняя неделя осталась.

– Мы поняли. Ты придёшь завтра?

– Куда ж я денусь, – она взъерошила сашкины волосы, а Юльку чмокнула в нос. – Будем завтра вторую комнату оклеивать. Обои-то купили?

– Ага, – невесело откликнулись дети хором.

Когда за ними закрылась калитка, Ксения вновь села за стол и просидела так до самых сумерек, машинально крутя в руках пустую чашку. Почему-то после визита племянников беспокойство только усилилось.

"Я никогда вас не брошу" – так она им обещала. А как ещё можно было назвать то, что Ксения делала сейчас? И ладно бы Скворцов был нормальным человеком, которого бы волновало душевное состояние детей, а не только цвет стен в их комнатах… Вот уж точно, ледышка, права Юлька!

"Я никогда вас не брошу".

Ну и что теперь делать?

Глава 6

И конечно же на следующее утро Ксения проспала.

– Не понравилось вам, значит, что я с рассветом прихожу? – пыхтела она себе под нос, взбираясь в крутую горку. – Так лучше, что ли?

К боковой калитке она доползла из последних сил, а оказавшись на участке, согнулась, уперевшись руками в колени, и простояла так по крайней мере минуту, восстанавливая сбившееся дыхание. А потом помчалась по тропинке к гаражу. При этом так разогналась, что едва не врезалась в вышедшего навстречу начальника.

– Василь Иваныч! Василь Иваныч, здрасьте! Простите… у меня опять… будильник…

– Явилась! – на этот раз он, похоже, сердился всерьёз. – Ну что ты за человек такой?! Сказал же – в девять чтоб как штык!

– Простите… – всё пытаясь отдышаться, просипела Ксения. – Я пойду?

– Куда это ты собралась? – Василий Иванович сцапал её за рукав и развернул к себе лицом.

– С ремонтом помогать. Мы же сегодня собирались вторую комнату оклеивать… Или я… Вы меня…?

"Неужели, правда уволит? За опоздание на полчаса?!"

– С обоями Петька сам справится. Дети ему помочь обещали. На тебя у меня другие планы. Права-то с собой?

– Права? – Ксения машинально похлопала по карману на правом бедре. – Да, вот они.

Могла бы и не проверять – паспорт и права она носила с собой всегда. Чахлый заборчик вокруг их участка не мог служить препятствием для непрошенных визитёров, поэтому она привыкла не оставлять без присмотра самое ценное, что у неё вообще было. Не считая ноутбука, который, по-хорошему, тоже следовало бы таскать с собой, если бы это не смотрелось уж слишком странно.

– Ну и отлично. Поехали – поможешь перегнать "старичка", – с этими словами Василий Иванович скрылся в гараже.

– Я?! Вы хотите, чтобы я…?

– Ага, – прозвучал из темноты ответ. – Мастерская у чёрта на куличиках, оттуда пешком не выбраться. А "старичка" оставить до завтра придётся. Так что… – конец речи заглушил звук заработавшего мотора.

Ксения сунулась было внутрь, но столкнулась нос к носу с выруливавшей ауди и отскочила в сторону, давая ей дорогу.

– Ну, чего стоишь? – Василий Иванович высунулся из машины, опершись на дверцу, и молодецки подкрутил ус. – Ключ в замке, доверенность в бардачке. По коням, Ксанка!


***


"Вот уж точно – бойтесь своих желаний, – подумала Ксения, передавая ключи от москвича ребятам из мастерской. – Какое счастье, что этот кошмар наконец позади".

Пока Василий Иванович обсуждал с главным механиком – судя по всему, своим давним приятелем – подробности предстоящего "старичку" ремонта, она нырнула в прохладный салон ауди и с наслаждением откинулась на удобную спинку пассажирского кресла.

"Вот он – рай на земле!"

Да, она мечтала вновь посидеть за рулём. Но эта поездочка была форменным измывательством! Неизменная пробка на Минском при въезде в Москву, бесконечная гонка за неуловимой ауди по третьему транспортному, потом плотно забитая Ленинградка, а после всего этого – головокружительное петляние по здешним лабиринтообразным улочкам и дворам. Отсюда не то что пешком не выберешься – никакой, даже самый навороченный, навигатор не выведет. Нет, надо было иметь какие-то особенные мотивы, чтобы с юго-запада тащиться в сервис аж сюда! Видимо, Василию Ивановичу захотелось с другом повидаться, ничем иным Ксения не могла объяснить выбор именно этой, совершенно не примечательной, мастерской. Она б в такую… в такую даль не поехала, даже если бы за это приплатили…

"Но ведь поехала, вот же она ты – здесь, и как раз потому, что тебе за это платят…"

– В первый и последний раз! – торжественно пообещала Ксения, со стоном разминая напряжённое плечо.

Да уж, отвыкла она от механики. И от руля без гидроусилителя. И явно переоценивала свою стойкость к резким запахам. Сейчас от паров бензина, которыми был пропитан салон москвича, "горели" губы. Прав был Петька – "старичка" надо было продать ещё в Екатеринбурге. Может быть, привычного к нему Василия Ивановича практически всё устраивало, но Ксения за последние полтора часа не по одному разу прокляла отечественный автопром, московские пробки и Скворцова, разумеется. Разве не из-за него, в конечном счёте, она была вынуждена терпеть весь этот кошмар? И, кстати, почему нельзя было отправить вместо неё Петьку? А Ксения бы с большим удовольствием клеила с детьми обои. Чья это была инициатива – услать её подальше, чтобы не мозолила глаза?

– Умоталась? – сочувственно поинтересовался Василий Иванович, усаживаясь в машину. – Ну, отдыхай теперь, покатаю тебя…

– Да нет, я в порядке! – встрепенулась Ксения. – Спасибо, что порулить дали. Давно я уже…

– Это тебе спасибо! – усмехнулся он в усы. – Ну что, покормить тебя или сразу домой?

– Домой! – автоматически откликнулась Ксения. – Ой, то есть я хотела сказать… В общем, лучше сразу вернёмся, там же ещё мебель собирать надо и вообще…

"И вообще – у меня осталось меньше недели, чтобы побыть с детьми".

– Принято! – весело тряхнул головой Василий Иванович, явно пребывавший в отличном настроении. – Домой – значит домой.


***


В дороге она всё-таки уснула. И проснулась лишь от звука хлопнувшей дверцы, когда Василий Иванович вышел из машины, чтобы открыть ворота.

– Ну ты хоть выспалась? – добродушно спросил он, садясь обратно за руль. – Не дело это – так над собой издеваться. Организм – он лучше знает…

– Спасибо, я уже нормально! – бодро ответила Ксения и выскочила из машины, едва они заехали во двор.

– Погоди-ка, ты куда?!

– Побегу помогать. Надо ж за сегодня комнату закончить…

– А поесть? Я уже звонил, обещал, что мы сейчас будем!

– Я не голодная, – нагло соврала она и побежала к дому.

– Петька-то всё равно обедает! – крикнул ей вслед Василий Иванович, но она сделала вид, что не услышала. Ещё не хватало – снова угодить под перекрёстный допрос. Да к тому же, чего доброго, в присутствии Скворцова. Нет уж, садиться за стол в этом доме она больше не собиралась.

Взлетев по лестнице, Ксения распахнула дверь будущей сашкиной комнаты. Никого. И дело тут продвинулось не слишком далеко. Похоже, Петька приступил к работе незадолго до перерыва на обед, поэтому успел оклеить только одну стену.

Ксения скинула ветровку, перевернула бейсболку козырьком назад и раскатала новый рулон обоев. Она как раз рассчитывала их нарезать, пока Василий Иванович с Петькой поедят. Дело нехитрое, они с Полькой освоили эту премудрость, ещё когда Ксении было восемь лет – их семья тогда переехала из общежития в новый, свой собственный дом, и отец сказал, что побелить потолок, покрасить окно и наклеить обои в детской дочери должны сами. Конечно, он объяснял, как правильно, и контролировал процесс, но лично не прикоснулся ни к чему и пальцем. Благо, потолки в их мансарде были невысокие, и чисто физически девочки были в состоянии справиться с заданием. Правда, потом ещё два года им пришлось жить в комнате с обоями, приклеенными вкривь и вкось – пока у родителей не нашлось средств на новый ремонт. Который Полька и Ксю, разумеется, тоже делали самостоятельно. Наука, накрепко вбитая отцом, пригодилась потом неоднократно: и в институтской общаге, и в стройотряде, и в полькиной квартире, и даже пару раз удалось по пашкиной протекции поработать за деньги – в небольшой ремонтной бригаде, которую ещё в кризисные времена организовали какие-то его хорошие друзья. Заказы они получали слишком эпизодически, чтобы это занятие можно было сделать основным источником дохода, но в качестве подработки – лучше и не придумаешь. Пришла, сделала свою часть работы – зримую и конкретную часть – и получила за неё адекватные деньги. Впрочем, тогда Ксении любое дело казалось хорошим вариантом – лишь бы самолётами не заниматься.

– Ксю!!! – Юлька ворвалась в комнату с воплем, который, наверняка, было слышно даже на первом этаже, и Ксения скорчила ей страшную рожу. – Да ладно, они все ещё на кухне, – беспечно отмахнулась племянница.

– Ага, мы как услышали, что ты сразу наверх пошла, быстро с обедом закончили и сюда. А остальные там остались, – подтвердил Саша, вошедший следом за сестрой и на всякий случай оставшийся неподалёку от приоткрытой двери. На стрёме. – Ты как?

– Ну, как вы? – спросила Ксения с Сашей одновременно, и все трое тихо засмеялись. Почему-то такие нехитрые совпадения всегда их очень радовали. Лишнее подтверждение, что они друг другу не "не пойми кто", а настоящая семья.

– Мы в порядке. Ну как тебе обои-то? Это я для Сашки выбирала! А я уже спала в своей комнате, только на надувной кровати пока, – затрещала Юлька. – Вроде матраса, только большая очень. Такая клёвая, лежишь как на облаке! Может ну её – нормальную кровать, а? Можно, Ксю?

– Я-то здесь причём? – буркнула Ксения. – Договаривайся… с отцом. Но я считаю…

– Идут! – замахал руками Сашка и тут же метнулся от двери. – Юлька, валик передай мне!

– Я тоже хочу ма-а-азать… – капризно заныла та, моментально включившись в игру.

– Я смотрю, вы уже познакомились, – с ленцой в голосе произнёс появившийся на пороге Скворцов. – И даже сработались.

– Ещё вчера, – Ксения закончила покрывать кусок обоев клеем и только тогда подняла голову. – Познакомились.

– Ясно… – неопределённо протянул он. – Вам тут помочь, может, пока Петька не вернётся?

"Принесло ж тебя, помощник!" – было первой мыслью Ксении. Но ей тут же стало стыдно за свой злобный настрой. Наоборот, надо было приветствовать желание Скворцова поработать вместе с детьми. А у неё как раз будет шанс понаблюдать за тем, как они ладят… И неважно, что он помешал их разговору.

– Испачкаться не боитесь? – с равными долями ехидства и искренней заботы поинтересовалась она, окидывая выразительным взглядом его белоснежный летний костюм.

"Крылышек тебе только не хватает…"

– В самом деле, – по тону можно было подумать, что он сам только сейчас осознал, что на нём надето. – Пойду переоденусь.

– Юлька, лестницу ставь сюда! – скомандовала Ксения, когда Скворцов вышел. – Сашка, берись за низ, понесли…


***


Ксения думала, что Скворцов уже не вернётся. К тому же, пока он ходил менять одежду, появились Петька с Василием Ивановичем, и всякая необходимость в участии ещё одного человека отпала. Тем больше она удивилась, когда он всё-таки пришёл. Снова в белом. Не таком слепящем, как предыдущий вариант, но тем не менее.

"Вот же непрактичный гардеробчик у человека! Обычных джинсов и футболок в нём принципиально не водится?"

Но Скворцов явно не считал зазорным возиться с клеем в такой одежде. Ведь не мешала она ему раньше валяться на траве…

Ксения поймала себя на том, что то и дело посматривает в его сторону, и решительно отвернулась. Сработался Скворцов с Юлькой – и хорошо, ей никакого дела нет. Ну накосячат они с обоями – зато пообщаются. Вторая пара, Петька с Сашей, беспокойства не вызывали, выполняя свою часть работы аккуратно и слаженно. Даже без участия Ксении, ещё минут двадцать – и комната будет готова.

– Ксанка! – ушедший было Василий Иванович неожиданно заглянул обратно с какими-то бумажками в руках. – Ты ж в чертежах понимаешь?

– Ну, если это что-то не сложнее самолётного двигателя… – с изрядной долей хвастовства отозвалась она, и оба племянника сдавленно хрюкнули, услышав старую семейную призказку.

– Пойдём, поможешь мне мебель собирать, пока они тут возятся, – скомандовал Василий Иванович, вновь исчезая за дверью.

Но когда Ксения вышла за ним следом, то первое, что она увидела – блюдо с пирогами, кувшин морса и стакан, водружённые на загородивший коридор штабель из упаковок. В животе предательски заурчало.

– Давай-ка ты сядь да подкрепись, – кивнул на еду Василий Иванович. – И посмотри заодно, с чего тут начинать надо, – он сунул ей под нос инструкцию по сборке кровати.

Ксения не стала ломаться. Пока она ела, параллельно отыскивая в штабеле коробки с нужной маркировкой, Василий Иванович перетаскивал их в Юлькину комнату и распаковывал.

– А второй шуруповёрт у вас есть? – спросила она, когда с пирогами было покончено. – Мы бы тогда в четыре руки…

– В ящике моём есть, в гараже. Оттуда бы ещё уровень, а то ж я сразу не захватил… Ты слышь, дочка, – остановил он уже готовую бежать Ксению. – Сама-то не ходи, пошли кого-нибудь из ребятишек. А мы тут пока с тобой начнём.

– Ладно, сейчас их попрошу, – пообещала она и отправилась в соседнюю комнату на поиски гонца. Все четверо работничков увлечённо возили кисточками по последнему, маленькому куску обоев, который предстояло наклеить под окно. Ни один из них даже не заметил появления Ксении. – Саш! – окликнула она племянника с порога. – Сгоняй в гараж за шуруповёртом и…

Вот теперь головы подняли все четверо. И по крайней мере два взгляда из четырёх выражали крайнее изумление, почти шок, что заставило Ксению растерянно умолкнуть. Ещё спустя мгновенье до неё дошло, почему у Петьки такие круглые глаза и почему Скворцов аж подпрыгнул при первых звуках её голоса.

– В смысле… то есть… я этого Сашу имела в виду, – неловко попыталась объяснить она, ткнув в племянника пальцем.

– Этого Сашу мы договорились Саней звать, – подал голос Петька. – Как раз чтобы не путаться.

"Вот уж дудки! – вскипело всё внутри у Ксении. – С какой это стати?! Какой он вам Саня?! Чего тогда уж сразу не какой-нибудь… Дима или Стасик?"

Конечно, отстаивать право Саши продолжать называться так, как его звали уже почти четырнадцать лет, в данной ситуации было неумно. И всё же она предприняла одну попытку:

– Никакой путаницы тут быть не может в принципе, Александр Семёнович, – имя-отчество Ксения произнесла с нажимом, надеясь, что ничего больше объяснять не придётся. Но Скворцов лишь смотрел на неё в упор из-под своей тёмной чёлки – не разберёшь, насмешливо или сердито. – Я бы не стала называть вас… просто по имени…

– Шуруповёрт и что ещё? – наконец пришёл ей на выручку Сашка. – И где конкретно в гараже?

Ксения с заметным облегчением переключилась на него, начав рассказывать, где стоит ящик с инструментами, а остальные вернулись к своему занятию. Но спиной она всё равно ощущала щекочущий холодок неодобрительного взгляда.

"Уволит сегодня же…" – подумала она и, подавив тяжёлый вздох, пошла к Василию Ивановичу.


***


С мебелью пришлось провозиться до поздней ночи. Настолько поздней, что жаворонок-Юлька, комната которой была готова первой, не выдержала и ушла спать, не дожидаясь победного конца. Скворцов же, к чести его сказать, не смылся при первой возможности, чего Ксения от него втайне ожидала, а остался помогать. Хоть и ворчал под нос, что в следующий раз не собирается слушать никаких василиев иванычей, а сразу будет вызывать из мебельного магазина специалистов по сборке – и пусть они мучаются. Василий Иванович кряхтел и косился на Скворцова недобрым взглядом, но оправдываться не пытался. Ксения же наоборот развлекалась на полную катушку, решив, что двум смертям всё равно не бывать.

"Саш, придержи боковину!"

"Саша, подай во-о-он те саморезы…"

"Сашка, водички принеси, пожалуйста!"

Спустя некоторое время, Скворцов даже дёргаться перестал. Сашка, правда, каждый раз делал страшные глаза, надеясь приструнить резвящуюся тётушку, но она игнорировала его сердитые взгляды. В конце концов Василий Иванович услал его и Петьку на кухню, для помощи Милане. И Ксения была практически уверена, что он сделал это нарочно, чтобы испортить ей забаву.

Конечно, племянники теперь должны были подстраиваться под порядки этого дома, но ей-то никакой Скворцов не указ! Это было даже приятно – наконец позволить себе неосмотрительное и безответственное поведение, зная, что завтра её в любом случае здесь не будет. Даже если уволят прямо сейчас, в эту же секунду, Ксения не собиралась жалеть ни о чём. Она сделала для детей, что могла, и, в принципе, была довольна результатом. Да, Скворцов был ледышкой и снобом, да, он не умел и, видимо, не планировал учиться быть для Юльки и Саши настоящим отцом, но им не так уж много осталось до начала взрослой, самостоятельной жизни. Главное, что у них будет крыша над головой и, возможно, материальная поддержка в будущем. А ждать чего-то большего… Полька когда-то в это верила – и что же? Нет, надо было радоваться тому, что им удалось достичь. И прекратить наконец эту утомительную игру в шпионов. А попрощаться они с детьми успеют на нейтральной территории, для этого совсем не обязательно работать здесь…

– Слушай, Ксанка! – неожиданно позвал её Василий Иванович.

– А? – встрепенулась она, возвращаясь в реальность.

– Ты у нас, вроде, статьи какие-то пишешь – значит, разбираешься, наверное? В авторынке?

– Ну, в общем… А что нужно? Неужели собрались "старичка" менять?

– Типун тебе на язык! Слушай Петьку больше. "Старичок" мне ещё послужит, рано вы его хороните. Тут другое. Вот какую бы ты машину посоветовала, чтобы детей в школу возить?

– Наших детей? – вырвалось у Ксении, и она тут же мысленно побилась головой о стенку. – Ну, в смысле…

– Да понял я, – нетерпеливо махнул рукой Василий Иванович. – Наших, наших. Учиться-то они в Москве будут. Решаем, вот, что для них приобрести.

– Не великоват автопарк получается? – было её первой, спонтанной реакцией. Скворцов, скрытый дверцей шкафа, которую как раз прикручивал, отчётливо фыркнул.

– Ты чужие деньги-то не считай, – укоризненно сказал Василий Иванович. – Джип свой Александр Семёнович никому не доверит, а так графики согласовать, чтобы всем вместе на ауди ездить, не выйдет. Значит, второй шофёр и ещё одна машина. Так что, ты бы вот какую купила?

– Додж дюранго, – не задумавшись ни на секунду, ответила Ксения.

Несколько последних лет это была их голубая мечта. "Ласточку", конечно, никто продавать не собирался, для города она подходила идеально и вообще была семейной любимицей – вместо какой-нибудь собаки или кошки, которых они не могли завести из-за полькиной аллергии. Но всё-таки для дальних поездок по всяческим интересным местам нужна была другая машина. Зимой, когда состояние Полины на лекарствах временно улучшилось, они вчетвером проводили вечера, планируя маршруты для будущего лета. Тогда уже было понятно, что денег на дюранго наскрести не удастся, да и, если честно, не верил никто, что они на самом деле смогут куда-то выбраться. Улучшение улучшением, а объективная реальность всё же не была такой радужной, чтобы всерьёз надеяться на полное и быстрое исцеление. Но тем не менее та зима была полна надежд, и они все мечтали от души. Об Алтае и городах Золотого Кольца, о Крыме и Прибалтике…

– Это внедорожник, что ли?

– Ага, семиместный.

– Куда такой огромный? – Скворцов таки вылез из-за шкафа и устроился напротив Ксении на уже собранном письменном столе. – И жрёт, поди, много…

– Ну, это с кем сравнивать. Нормально он жрёт, не разоритесь. А что до размеров – должна же у вас быть хотя бы одна машина, в которую вы помещаетесь все. Мало ли, какие бывают обстоятельства.

– Все? – Скворцов сосредоточенно уставился на свою руку и начал, как первоклассник, загибать пальцы, шёпотом называя имена домочадцев. – Нас шестеро.

– Ну вот, даже одно место в запасе. И будет достаточно одного водителя во вменяемом состоянии, чтобы на дюранго вывезти отсюда всех за одну поездку.

– Это, к примеру, зачем? Если вдруг пришельцы нападут? – съязвил Скворцов, но его сарказм пропал даром, потому что Ксения была слишком увлечена идеей сосватать ему именно эту машину, чтобы обращать внимания на дурацкие подколки.

– Если газ отключат посреди зимы. С электричеством вместе. Или пожар. Или, представьте себе, коллективное отравление, и всем надо срочно в больницу.

– Ох и фантазия у тебя! – восхитился Василий Иванович.

– Да уж, – хмыкнул Скворцов. – А какие-нибудь более повседневные, что ли, аргументы имеются?

Ксения растопырила перед его носом ладонь и тоже начала сгибать пальцы:

– Большой, устойчивый, надёжный, безопасный… Рама, бамперы мощные. Краш-тесты лобовые, между прочим, лучше, чем у чероки. Полный привод, высокий просвет – тут, кстати, зимой хорошо снег убирают? Посмотрю я на вашу ауди в сугробе… Потом, много места – для семейных поездок, для вещей. Задний ряд вообще можно сложить, будет большой багажник, если вас так семиместность смущает, – Ксения остановилась на секунду перевести дыхание. – Простой в ремонте и вообще неприхотливый. Детали с вашим джипом взаимозаменяемые, к слову сказать. Ну и просто красивый и комфортный – этого мало?

– Ладно-ладно! – с улыбкой ответил вместо Скворцова Василий Иванович. – Ну а если не американец?

– Тогда вольво XC70, – сказала Ксения уверенно, но всё-таки с оттенком сожаления. Было бы так здорово, если бы их мечта сбылась хотя бы для Юльки с Сашей! С другой стороны, в самом деле, зачем Скворцову такая громадина? У него и места-то в гараже лишнего нет. – Это тоже кроссовер, но он чуть поменьше будет, чем дюранго. И подороже.

– Ужин стынет! – провозгласил в этот момент появившийся на пороге Саша.

– А мы как раз закончили, – Василий Иванович широким жестом обвёл преобразившуюся комнату. – Ну как тебе?

– Нравится, – сдержанно ответил Саша, и Ксения по его глазам прочитала – на самом деле нравится. Ну, неудивительно, после лета в тесном домишке, где всё Сашкино личное пространство состояло из узкого продавленного диванчика в общей комнате. – Спасибо!

Скворцов милостиво кивнул, принимая благодарность.

"Это уже даже не барин, – подумалось Ксении. – Не меньше, чем император Поднебесной…"

– Ну пойдём, – засуетился вдруг Василий Иванович, за плечи подталкивая Сашу к выходу. – Время позднее, пора есть и ложиться.

– Я домой тогда… Всего хорошего, Александр Семёнович! – Ксения последовала было за ними, но Скворцов, спрыгнув со стола, удержал её за локоть.

– Подождите, Ксения…

– …Дмитриевна.

"А вас, Штирлиц…"

– Ксения Дмитриевна. Я хочу предложить вам…

"…покинуть мой дом немедленно".

– …работу. Учебный год почти начался, и искать сейчас шофёра для детей не осталось времени. А вы…

"…всё равно тут околачиваетесь… Стоп, неужели он серьёзно?!"

– …уже доказали, что справитесь. Василий Иванович очень восторженно отзывался…

Дальше Ксения не слушала. Так значит, это была проверка! Вся эта эпопея с доставкой москвича в мастерскую, просьба дать совет по покупке машины…

– Ну так что, Ксения Дмитриевна? Согласны попробовать?

– У вас же ещё Петька есть, – растерянно сказала она, совершенно не готовая давать ответ.

– Петька уж больно лихачить любит. Так что доверять ему детей…

– Кстати, а дети в курсе нашего разговора? Они… одобрили мою кандидатуру? – спросила Ксения, просто чтобы потянуть время.

Но ответ Скворцова оказался для неё полной неожиданностью:

– Они сами её и предложили. Вчера вечером.

"Вот же паршивцы!"

Сразу стало понятно, что означали эти загадочные взгляды, которыми её сегодня целый день закидывали племянники. Знали, гады, всё знали – и хоть бы раз намекнули!

– А я думала, что это Василий Иванович…

– Василий Иванович мне уже неделю по ушам ездит, – он натянуто улыбнулся. – Настаивает, чтобы я непременно вам работу дал. Так как, хотите?

– Можно, я подумаю немного? – попросила она жалобно. – Это неожиданно слишком.

– Думайте, – Скворцов энергично тряхнул головой, отчего его чёлка забавно подпрыгнула. – Думайте до завтра. Потому что завтра детей уже надо везти в Москву по всяким школьным делам.

– На чём везти-то? – удивилась Ксения.

– Придётся пожертвовать джип на несколько дней, – вздохнул он. – Пока не купим что-нибудь другое. Справитесь с ним?

Вместо ответа Ксения машинально пожала плечами, как будто говоря: "Почему бы и нет?" Давать конкретный ответ не хотелось – это уже было бы похоже на обещание.

– Так я пойду? – она попятилась к двери.

– А комнату свою вы посмотреть не хотите?

– Комнату?!

– Ну да, комнату, в которой вы будете здесь жить, если согласитесь на моё предложение. Ведь, кажется, своего жилья на осень-зиму у вас нет? Да и вообще так удобнее, чтобы вы всегда были под рукой.

"Говорит, как об авторучке, – про себя возмутилась Ксения. – Надо будет ему отказать – хотя бы ради того, чтобы посмотреть, какое у него будет выражение лица…"

– Успеется, – легкомысленно ответила она. – Завтра посмотрю.

– Как скажете. Что ж, в таком случае – всего хорошего и до завтра.

– До свиданья! – пискнула Ксения в его удаляющуюся по коридору спину.

Скворцов передёрнул лопатками, как будто стряхивая её взгляд, и скрылся из виду, начав спуск по лестнице. Ксения вернулась в комнату, забрала с подоконника свою ветровку и отправилась восвояси. Ни о каких предложениях думать не хотелось, хотелось только есть и спать.

А ещё – надрать Сашке с Юлькой уши, но это могло подождать и до завтра.

Глава 7

За ночь похолодало ещё сильнее. Настолько, что Ксения снова проснулась задолго до рассвета и была вынуждена прыгать по дому, энергично размахивая руками, и обниматься с кружкой горячего чая, чтобы согреться. Что, впрочем, не помогало. А утром, вдобавок, зарядил нудный тоскливый дождь. Ксения слушала мерное шлёпанье капель по рубероиду, и в голове у неё было пусто-пусто.

Если бы она тогда пообещала детям, что расскажет обо всём Скворцову, они не стали бы плести никаких интриг. Вообще-то, признаться было не поздно и сейчас, но кто гарантирует, что всё обойдётся? Скворцов всегда выглядит таким невозмутимым и уравновешенным – он явно руководствуется не чувствами, а головой. Да и какие могут быть чувства к детям, о существовании которых он даже не подозревал ещё неделю назад? Значит, он принял их лишь потому, что им действительно некуда пойти. Юлька так, вроде, и говорила: он предложил им пока что пожить у него. Временно. Например, пока не придумает, как избежать скандала. Ведь даже в полькином письме была пара очень не понравившихся Ксении намёков на то, что Скворцов обязан заботиться о детях ради сохранения своего имиджа. Мол, не захочешь по-хорошему – готовься объясняться с прессой. Угроза была совершенно пустой, потому что в реальности ни Ксю, ни сама Полина никогда бы не заставили Юльку и Сашу пройти через такое. Но Скворцову-то об этом откуда знать? Вдруг он на самом деле боится стать жертвой шантажа? В таком случае появление на горизонте безработной и бездомной тётушки, которая, вдобавок, уже успела втереться в доверие к Василию Ивановичу, будет выглядеть совсем уж подозрительным.

Нет, теперь торопиться было некуда. А может быть вообще не обязательно сознаваться? До сих пор Скворцов не проявил никакого интереса к тому, как дети жили прежде, чем оказались на пороге его студии. И совершенно ничего не спрашивал о других родственниках. Это, кстати, было очень в его духе – если вспомнить, как мало Скворцова волновала полькина семья пятнадцать лет назад. Что тогда он всего лишь позволял ей быть рядом – до тех пор, пока это было ему удобно, что сейчас – разрешил детям пожить у себя и даже готов стать их официальным опекуном, поскольку это ему ничего не стоило. Когда у тебя столько денег, что можешь позволить себе покупку очередного автомобиля, лишь бы не пришлось иногда делиться двумя уже имеющимися, – чего бы не заняться благотворительностью? Откупиться от собственных детей новой мебелью, как откупился от их матери шикарным букетом на могилу, что вовсе не означало на самом деле стать им отцом. Но, если подумать, Ксении это было только на руку, так как давало надежду, что Скворцов не будет копать глубоко, пытаясь лучше узнать Юльку и Сашу. А значит, она, при желании, могла хоть всю жизнь у него проработать, сохраняя инкогнито. Другой вопрос, что желания такого не возникало. Но побыть ещё немного с детьми, пока они не привыкнут к новому окружению, пока не начнут считать скворцовскую виллу своим домом, – это она могла. К тому же, если Ксения отклонит предложение о работе, то возить их в школу скорее всего придётся Петьке, а он действительно слишком любит гонять. Это было заметно, даже когда они ездили обрабатывать "старичку" брюхо, уж на что раздолбанный москвич на просёлочной дороге не располагает к шумахерству…

Похоже, решение было принято. Только вот на сердце было тяжело и беспокойно, оно тревожно ныло и не желало униматься. Что это было – обычное волнение или предчувствие неприятностей, Ксения разобрать не могла. Да и, честно говоря, не пыталась. Иногда лучше побыть фаталисткой, не заглядывая заранее в неотвратимое будущее.


***


– Вот ведь придурок! – звонко откомментировала опасный манёвр не в меру наглой мазды Юлька, всегда бурно переживавшая за Ксю на дороге. – Хоть поворотник бы включил!

Скворцов покосился на неё в зеркало заднего вида, но ничего не сказал. Если манеры дочери его и заботили, устраивать сейчас сеанс воспитательного воздействия он не собирался. Нервничает? Ксения мельком бросила взгляд на его руки – они всегда выдают волнение пассажира, даже когда тот пытается сохранять невозмутимость. Да нет, не похоже. Пальцы сплетены в замок, но при этом довольно расслаблены и неподвижны. Насторожен, но не боится. Что ж, это было хорошим началом. Узнав, что ей сегодня придётся везти не только детей, но и Скворцова, Ксения напряглась. Было ясно как день, что истинная причина кроется в том, что он не готов был так просто доверить ей свой джип. Ничего удивительного, Ксения тоже терпеть не могла пускать кого-то за руль "ласточки". Но уж если решил на время уступить свою машину детям, то незачем по этому поводу страдать. Интересно, как долго он ещё намерен контролировать Ксению – неделю? месяц? пока не купит дюранго?

"Его машина, его дети – имеет право", – ответил бы на её недовольство Василий Иванович. Ещё и посчитал бы её неблагодарной нахалкой. Поэтому Ксения не стала задавать лишних вопросов о том, сколько продлится её испытательный срок. Ну хочет Скворцов своими глазами убедиться, что она справляется – да пожалуйста!

К габаритам и норову чероки Ксения уже почти привыкла. Она вообще легко и быстро подстраивалась под самые разные автомобили – это умение выработалось само собой в период активного сотрудничества с журналами, когда ей регулярно приходилось участвовать в тест-драйвах. Даже за рулём грузового MANа посидеть довелось. Так что зря Скворцов так тревожился за джип, ехал бы лучше спокойно с Василием Ивановичем по своим делам, оставив Ксению с детьми в покое. Она вновь осторожно покосилась на работодателя. Надо же – даже глаза закрыл! Так испугался или уже настолько доверяет? Нет, бояться было совершенно нечего – Ксения вела машину со скоростью потока, довольно вязкого, как и всегда по утрам, из ряда в ряд не прыгала и вообще держала ситуацию под контролем. Но и говорить о доверии тоже пока было рановато, к тому же редкий мужчина в принципе готов признать женщину хорошим водителем. Одного исключения из этого правила на семью – в лице Василия Ивановича – было достаточно, чтобы не ожидать излишней объективности от остальных. Скорее всего, это просто сказывались последствия раннего подъёма, несмотря на две чашки кофе, довольно крепкого, насколько можно было судить по запаху.

"Ага, ты всё-таки не железный!" – злорадно подумала Ксения, украдкой разглядывая бледный профиль, частично скрытый косой длинной чёлкой. Ничего удивительного, если учесть, что вчера они разошлись только во втором часу, а в восемь, когда она явилась на работу, Скворцов уже заканчивал завтрак. Снова на кухне, что заставило Ксению засомневаться, существовала ли в этом доме вообще отдельная столовая. Вдруг так оно и пойдёт теперь – и каждый день придётся сидеть с ним за одним столом?

Известие о том, что Ксения принимает приглашение на работу, он встретил снисходительным кивком и больше в разговоре не участвовал, предоставив Василию Ивановичу проводить инструктаж. А сам попивал кофе, уткнувшись носом в какие-то бумажки, лишь изредка поднимая взгляд на Ксению, словно для того, чтобы убедиться, как она "усваивает материал". Потом на кухню прискакала Юлька, в отличие от взрослых, бодрая и свежая, и беседа свернула на дела школьные.

Нет, всё-таки огромная удача, что Скворцов не пытался вникнуть в тонкости опекунских обязанностей, чтобы исполнять их на совесть. Иначе он был бы в курсе, что личные дела не выдаются ученикам на руки без заявления от одного из родителей. А значит, потащился бы в школу сам. И, несомненно, наслушался бы там от учителей про семейные обстоятельства Юлии и Александра Тарасенко, родительские собрания и прочие школьные мероприятия которых последние два года посещала исключительно тётя. Но Скворцов, по счастью, не задумывался о бюрократической стороне вопроса. Документы для процедуры установления отцовства готовил ему личный адвокат, получивший разрешение от органов опеки без непосредственного участия клиента. Когда Ксения узнала об этом от детей, она даже не нашлась, что сказать. Только молча порадовалась, что имеет возможность понаблюдать за Скворцовым и составить собственное мнение. Как выяснилось, опека такой ерундой, как тщательная проверка "кандидата в отцы", себя не утруждала. Вот и как после такого полагаться на государственные службы? Как не захотеть иметь кучу денег, чтобы решать возникающие проблемы таким же простым и незамысловатым способом? Чтобы быть такой же равнодушной к несовершенству этого мира, так же надёжно защищённой от лишений стенами своего собственного маленького королевства…

– Смотрите на дорогу, – негромко произнёс Скворцов, не открывая глаз, – Ксения Дмитриевна.

"Думаешь, я тобой любуюсь, что ли?!" – возмутилась она про себя, но вслух огрызаться не стала. Тем более, сзади испуганно дёрнулись племянники, хорошо знающие, как тётушка обычно реагирует на советы, что ей делать за рулём. Ксения поймала в зеркале сашкин умоляющий взгляд и подмигнула ему, пытаясь успокоить. Уж не настолько она инфантильна, чтобы сцепиться со Скворцовым как раз в тот момент, когда он едет ставить свою подпись на заявлении о признании отцовства. Потом ещё будет возможность высказать ему всё начистоту, а пока пусть мнит о себе, что хочет.


***


– Ну покажите, что ли! – не выдержала Ксения, припарковав чероки за ближайшим углом. Саша и Юлька одновременно протянули ей оба свидетельства. – А раньше другие бланки были, надо же… Стоп! А фамилию он вам… фамилия осталась…?

– …мамина, – закончила за неё Юлька. – Ну а что такого?

– Да ничего. Просто…

Просто это казалось неправильным. Вопреки всем своим опасениям Ксения всё-таки до последнего ожидала чуда. Какого-то знака, что Скворцов на самом деле рад, что у него появилось двое замечательных детей. Что им руководит не только чувство долга или, чего доброго, страх перед общественным мнением. Но он даже не пожелал дать детям свою фамилию…

– Он нас спросил, как лучше, – вступился за Скворцова Саша, явно прочитавший на лице у тётушки разочарование и недовольство. – Мы и сказали, что всё равно. Это же, наверняка, геморрой – все документы заново переоформлять…

– Какие-такие все документы? Полисы медицинские разве что. Ладно, не о чем тут говорить…

И вправду, зря она завела этот разговор. Конечно, дети смотрели на своего недавно обретённого отца совсем другими глазами. Что они, в сущности, знали о его предательстве? Полька и сестре-то толком не объяснила, как так вышло, что они со Скворцовым расстались. Уехал на фестиваль и не вернулся – вот и вся информация. Ясно, что история за всем этим скрывалась некрасивая, но никаких подробностей ни Ксения, ни тем более Юлька с Сашей не знали. Наверное, это было хорошо – ведь теперь детям было гораздо легче принять его покровительство, раз уж так получилось. Но она сама не была готова так просто забыть, с кем они имели дело. Человек, который с самого начала плевать хотел на чувства влюблённой в него девушки, всего лишь позволяя ей следовать за собой – чтобы потом бросить без сожалений, не заслуживал доверия. И то, что он, формально признав Юльку и Сашу, не посчитал их достойными своей фамилии, снова сделало ситуацию какой-то неопределённой – как раз тогда, когда Ксения была почти готова успокоиться.

И всё же свои тревоги надо было тщательнее скрывать от детей, которые и без того не чувствовали себя уверенно. Что было довольно сложно, потому что они всегда читали тётушку, как открытую книгу.

– Поехали разбираться с вашими школьными делами, – буркнула она, снова заводя машину. – Во сколько он велел за ним на студию заехать?

– Сразу как получим личные дела. Он хочет сам нас в этот лицей отвезти, там же заявление писать надо.

– Удивительно, как ему в голову не пришло, что в старой школе тоже требуется присутствие родителя… Но хоть подтверждение из лицея у вас есть?

Ответом ей были две виноватые мордочки.

– Ксю-у-у…

Даже ругаться бесполезно.

– Слушайте, ну я же специально вам говорила! Предупреждала!!! Ну ладно вы, но он-то о чём думал, взрослый человек…

– Ксю, ну откуда ему знать о таких вещах? – резонно возразил Саша.

– Я же знаю! – отрезала Ксения.

– Ты же нас практически вырастила. Конечно, ты всё знаешь… – попыталась подольститься Юлька.

Действительно, даже до полькиной болезни детскими документами занималась Ксения, как самая свободная в семье. Поликлиники, библиотеки, кружки, перевод в новую школу – всё это было знакомо ей, возможно даже лучше, чем сестре. А уж Скворцову тем более неоткуда было набраться подобной премудрости. Но как он тогда собирается быть отцом?

– Значит, надо ему позвонить и узнать адрес лицея.

– Мой мобильник лежит у подруги, которая с родителями уехала в Египет, – ехидно напомнила Юлька. – Звони сама.

– Мы не обменивались телефонами, – растерялась Ксения. – Можно, конечно, через Василия Иваныча узнать…

– Хорошенькое дело – не знать номера собственного работодателя! – не унималась Юлька, давным-давно усвоившая, что лучшей защитой является нападение. Теперь уже тётушка вынуждена была оправдываться, а их собственный прокол был забыт.

– Я на вас работаю, а не на него, – процедила Ксения сквозь зубы, выискивая на обочине место для парковки. – Сейчас позвоню Василию Иванычу и всё узнаю.

– Не надо Василию Иванычу, – сказал Саша. – У меня есть брошюрка с телефоном студии. Сегодня взял там, в приёмной.

– Сашка, ты гений! – Юлька звонко чмокнула брата в щёку, вырывая у него из рук рекламный буклет. – Ксю, давай мобильник, я сама звякну!

– Нет уж, – решительно ответила Ксения. – Диктуй номер.

Трубку на том конце не брали довольно долго. А когда взяли, она немедленно пожалела, что не связалась со Скворцовым через Василия Ивановича. Судя по голосу, секретарша была из тех, что нажимают на кнопки кончиком карандаша и оставляют на чашке следы сладкой розовой помады. Услышав, что Александр Семёнович требуется по личному вопросу, она приторно-сочувствующим тоном ответила:

– Девушка, Александр Семёнович запретил его беспокоить, так что решайте свои личные вопросы в нерабочее время и прекратите сюда названивать.

И, видимо, приготовилась повесить трубку, но в этот момент Ксения буквально заорала:

– Я не девушка! Я – шофёр его детей! – Юлька с Сашей аж дёрнулись от неожиданности, и она немного сбавила тон: – И личные вопросы не мои, а как раз Александра Семёновича, так что уж побеспокойте его, пожалуйста.

– Ксения Дмитриевна? – немедленно прозвучал в трубке голос Скворцова, по телефону казавшийся теплее и вообще человечнее. – Что-то случилось?

– Случилось! – взведённая Ксения была уже не в состоянии соблюдать субординацию. – Вы не взяли из новой школы подтверждение, что детей туда приняли. Без этой бумажки им не выдадут их документы.

– Какое ещё подтверждение? – искренне изумился он. – Я обо всём договорился с директором лицея, их уже зачислили, осталось только завезти туда личные дела и…

– …и медицинские карты, я в курсе. Проблема в том, что их не дадут без письменного подтверждения!

– Ксения Дмитриевна, – из трубки донёсся тяжелый вздох, – вы что мне предлагаете – всё бросить и подъехать в их старую школу? Чтобы вы лично убедились, насколько легко решаются подобные вопросы?

– Достаточно просто сказать мне адрес лицея, Александр Семёнович, – сухо ответила она, в ярких подробностях представив, как точно таким же образом "решался вопрос" с установлением отцовства. – Чтобы мы могли заехать туда за подтверждением сами.

– Это совершенно лишнее. Попросите взять личные дела под честное слово, завезёте им эту вашу бумажку потом…

– Нет уж, – решительно перебила его Ксения. – Предпочитаю делать всё по правилам.

Хотя по правилам документы было положено забирать именно Скворцову, но это уже несущественные мелочи, о которых ему совсем необязательно знать…

– В навигатор забиты координаты, – сдался он. – Пункт назначения – "школа".

– Всего хорошего, Александр Семёнович, – фыркнула она вместо благодарности и нажала на "отбой".


***


– Ну что, кто пойдёт?

– Чур не я! – сразу открестилась Ксения.

Кураж давным-давно выветрился, и теперь ей было немного стыдно и очень, очень страшно являться Скворцову на глаза.

– Мы ходили брать подтверждение!

– А я забирала личные дела! На меня, между прочим, Наталья Леонидовна накинулась, как голодная гиена. Как, почему да куда уходят наши детки. Это реально был стресс. Так что теперь ваша очередь.

На самом деле опыт общения с теперь уже бывшей классной руководительницей Юльки и Саши не был таким уж травмирующим. Та, конечно, в своей манере раскудахталась, заставив Ксению пожалеть, что она вообще рассказала про Полину. Вот и пойми, что лучше – абсолютное наплевательство или это липучее, душное внимание, от которого хочется бежать за тридевять земель. Вроде как человек не совсем чужой, искренне заботится, переживает – почему же после беседы с ней Ксению даже слегка подташнивало?

Но в то же время и повод для радости тоже был – при всём этом хотя бы не присутствовал Скворцов. Если бы он выполнил свою угрозу и приехал самолично проконтролировать ситуацию, у Ксении не было бы ни малейшего шанса заткнуть Наталью Леонидовну, почти полчаса охавшую: "Бедная моя, как же ты это пережила, деточка?"

"Всё-таки хорошо, что дети больше не будут учиться в этой школе. Представляю, как она замучила бы их своим неравнодушием…"

– А может просто позвонить? – предложил Саша, но Ксения замотала головой, вспомнив утренний разговор с секретаршей. – Ну, тогда надо идти…

– Вы-то почему не можете?

– Потому что мы вечно как бедные родственники там ошиваемся, в приёмной этой! – психанула Юлька. – Что тогда, в самый первый раз, что потом, когда за мебелью отправились, мы сюда заехали и почти час ждали, пока он какие-то дела улаживал. Плюс сегодня – когда копии свидетельств делали. И все ходят и пялятся, как в зоопарке… Надоело!

– Я не могу вас в машине оставить, – выдвинула последний аргумент Ксения, уже ни на что не надеясь.

– Мы и снаружи подождать можем! – оживилась Юлька и, не дожидаясь ответа, выпорхнула на тротуар.

– Ладно, давай я схожу, – мужественно предложил Саша.

Всё как всегда: в то время как Юлька беззастенчиво пользовалась благородством брата, Ксении становилось совестно.

– Тогда уж лучше позвони, – сдалась она, доставая мобильник. Может, эта крыса не станет цепляться к ребёнку?

– Занято глухо, – сказал Саша, возвращая телефон после трёх или четырёх попыток дозвониться. – Придётся всё-таки сходить…

Но на лице у него промелькнула такая тоска – "все пялятся, как в зоопарке" – что у Ксении защемило сердце. Конечно же, они неуютно чувствовали себя в новом статусе детей богатого отца. А Скворцов, видимо, даже не пытался облегчить им адаптацию и вообще существовал словно в параллельном пространстве. Можно было представить, каково им постоянно чувствовать на себе любопытствующие взгляды скворцовского окружения…

– Присмотри за Юлькой лучше, – распорядилась Ксения, наскоро приглаживая волосы. – Какой подъезд?

Девятиэтажный "сталинский" дом возвышался над зелёным двориком, как Килиманджаро над саванной. Нетипичный выбор места для музыкальной студии.

– Этот, – махнул рукой Саша. – Код – восемьсот двенадцать. Только, Ксю… Это на самом последнем этаже. Точнее, на двух последних этажах…

Он смотрел виновато, всем своим видом показывая, что, конечно, готов пожертвовать собой, но очень бы не хотел, чтобы до этого на самом деле дошло. Юлька тем временем плюхнулась на качели, демонстративно игнорируя проблемы тётушки, которой ничего не оставалось, кроме как собрать волю в кулак и, с деланной беспечностью помахав племянникам, двинуться к подъезду.

Набрав код, Ксения потянула на себя тяжёлую дверь. Она ожидала найти по ту сторону каменную сырость и полумрак, но вместо этого попала в просторный, отделанный современными материалами вестибюль, светлый даже по сравнению с залитым солнцем двором.

А посреди этой практически дворцовой роскоши зияла жадная пасть лифта.

Глава 8

"Это не Килиманджаро, а Эверест какой-то! Или, как минимум, пик Коммунизма…"

Ксения снова опустилась на широкий подоконник – в третий или даже четвёртый раз за это "восхождение". Оставался всего один пролёт, но ноги уже не держали.

"Будь проклят этот ампир с его размахом! Зачем приличным людям потолки трёхметровой высоты?"

Полькина квартира была расположена на одиннадцатом этаже обычной панельной семнадцатиэтажки, и Ксения много лет занималась своеобразным спортом: вниз – только пешком, а вверх два-три этажа поднималась на лифте, остальные – опять по лестнице. Но, оказалось, любые навыки рано или поздно утрачиваются. Ксении хватило всего трёх месяцев на даче, чтобы какие-то жалкие двадцать четыре метра вымотали её до состояния, в котором проще лечь и умереть прямо здесь – на ступеньках этого чёртова дома. Практически на пороге скворцовской студии.

– Русские не сдаются, – прорычала она, вставая. Колотьё в боку не унималось, но дыхание чуть-чуть успокоилось, и пора было продолжать путь.

"Ещё шаг. Ещё один… А ведь мне потом за руль садиться! Ну, Юлечка, погоди, дай мне только спуститься отсюда…"

За очередным поворотом лестницы Ксению встретила железная дверь.

"Отлично. Просто супер. И как прикажете через неё ломиться?! Между прочим, это грубейшее нарушение правил противопожарной безопасности!"

При одной мысли о том, что сейчас придётся возвращаться на седьмой этаж и остаток пути всё-таки добираться на лифте, её замутило.

"Плевать, буду колотить, пока не откроют!"

Это решение придало ей сил для последнего рывка. Но когда она достигла двери, та, к её везению, оказалась незапертой и легко открылась от толчка. Не ожидав такого, Ксения буквально вывалилась в приёмную.

Трудно было поверить, что можно до такой неузнаваемости переделать обычную лифтовую площадку. Теперь она представляла собой оформленную в тёплых тонах овальную комнату, которая была заставлена по периметру даже на вид мягкими диванами и креслами шоколадного цвета, прямо с порога поманившими Ксению в свои объятья. Но она титаническим усилием преодолела соблазн и направилась прямиком к стойке ресепшн, расположенной напротив лифта. Из незаметной двери сбоку появился молодой парень в форме охранника, окинул Ксению подозрительным взглядом и отступил обратно в тень. А секретарша поднялась ей навстречу с приветливой улыбкой, по всей видимости адресованной незримому телефонному собеседнику, который, наверняка, и занимал линию последние двадцать минут.

"Вот коза! – в сердцах подумала Ксения, даже не пытаясь выглядеть доброжелательно. – Решайте личные вопросы в нерабочее время, тоже мне!"

Впрочем, прозвище "коза" этой козе не подходило. Секретарша оказалась старше и солиднее, чем Ксения её вообразила. В строгом костюме и кружевной блузке, с волосами, убранными в аккуратный пучок, и неярким маникюром – она являлась воплощением офисного стиля. Если подумать, только такую "достойную особу" Скворцов и мог взять на работу.

Безупречно британское впечатление портил лишь знакомый манерный голосок:

– Вадим Егорович, я узнаю и непременно перезвоню вам. Да-да, сегодня! Всего вам доброго, Вадим Егорович! – она наконец положила трубку и пронзила Ксению холодным взглядом. – Слушаю вас.

И Ксения сразу представила себя со стороны – с растрёпанными волосами, прилипшими к потному лбу, в джинсах не первой свежести и потёртых кедах…

"Сейчас эта церберша велит охране спустить меня с лестницы. И это ещё будет считаться везением. А ну как в лифт затолкают?"

– Передайте Александру Семёновичу, – с нажимом произнесла она, – что внизу его ждёт машина.

– О! – раздался у неё за спиной радостный возглас. – "Не девушка, а шофёр" – это же вы?!

Ошарашенная Ксения развернулась и встретилась взглядом с долговязым парнем, может быть немного старше её самой, который, видимо, только что спустился с верхнего этажа и теперь стоял на ступеньках, чуть ли не упираясь медно-рыжей башкой в перекрытие лестницы. Его гавайская рубашка безумной расцветки и распущенные по плечам волосы сочетались с интерьером не лучше, чем ксенино тряпьё, и этим парень сразу же невольно вызвал к себе симпатию.

– Простите…?

– Ну, это же вас мы утром по громкой связи слышали?

– По громкой связи? – Ксения повернулась обратно к церберше, достаточно быстро, чтобы успеть засечь ехидную улыбочку, которая тут же сменилась профессиональным выражением вежливого внимания.

– Да вы не смущайтесь! Просто Сашке часто сюда названивают всякие девицы… Поклонницы и прочие. Вот и вышло недоразумение.

– Недоразумение? – снова тупо повторила Ксения, которая отлично осознавала, что сейчас выглядит как умственно отсталая, но никак не могла собраться с мыслями.

– Ага! – жизнерадостно подтвердил он и протянул ей широкую ладонь: – Алексей.

– Ксения, – вяло ответила она на рукопожатие. – А вы…?

– Хозяин этого всего, – хохотнул Алексей, воздев руки к потолку. – То есть с Сашкой вместе. Ну и как вам, Ксюшенька, тут нравится?

"Ксюшеньку" она мало кому спускала, но Алексей подкупал своим искренним дружелюбием и на него было совершенно невозможно обижаться за фамильярность.

– Красиво, – сдержанно похвалила Ксения, надеясь, что теперь можно будет улизнуть.

Но не тут-то было.

– Так вы ж, небось, ещё ничего не видели! – всплеснул он руками. – Сонечка, не надо Александру Семёновичу ничего передавать. Сейчас я Ксюшеньке всё здесь покажу, и мы сами к нему зайдём.

– Вы знаете, – попыталась протестовать Ксения, – меня там дети ждут внизу. Вы просто скажите ему…

– Конечно-конечно, – закивал Алексей, меж тем подталкивая её к дверям слева от стойки. – Маленькая экскурсия – а потом сразу вернётесь.

Ксения обречённо вздохнула и подчинилась. Следующие десять, а то и все пятнадцать минут её, как тряпичную куклу, таскали из комнаты в комнату, непрерывно заливая в уши потоки информации о перекрытиях, ригелях, несущих стенах и многоуровневых потолках. В результате все эти "репетиционные", "вокальные" и "аппаратные" слились для неё в сплошную череду дверей, которым не было конца. Поэтому, когда Алексей привёл её в оркестровый зал, занимавший в высоту по крайней мере полтора этажа, она немного оживилась от одной лишь перемены обстановки.

– Ну, что скажете, Ксюшенька? – он с гордостью обвёл огромное помещение рукой.

– Миленько, – автоматически ответила в тон ему слегка ошалевшая от обилия впечатлений Ксения.

– Миленько? – Алексей аж запнулся от изумления. – Миленько?!

И вдруг расхохотался, согнувшись пополам и стуча себя по коленке.

– Простите, Алексей, – нерешительно начала она. – Я в этом мало что понимаю…

– Да всё в порядке, – он распрямился, тыльной стороной ладони вытирая выступившие слёзы. – Вот и Сашка мне говорит, что я совсем свихнулся и на людей кидаюсь. Просто мы всего несколько месяцев как обосновались здесь, хочется похвастаться, а некому. Сашка велел до сентября никого не пускать, чтобы ему не мешали. Так что мы ещё даже не открылись официально.

– Как так? – не поняла Ксения. – А я слышала, что Александр Семёнович тут уже много лет пишется…

– Ну да, всё правильно, – Алексей поманил её за собой через зал. – Только раньше мы подвал в этом же доме снимали. Тоже неплохо там устроились, места-то много. Хотя первые годы очень лифт гремел, – он мечтательно улыбнулся, как будто вспомнил что-то приятное. – Ребята, кто не занят был, в него садились, уезжали на один из верхних этажей и там его держали, чтобы можно было хотя бы один трэк спокойно записать. Потом уже, когда в гору пошли, первым делом заменили этот чокнутый лифт. А сейчас вот переехали повыше…

– Здорово! – на этот раз искренне сказала Ксения. – Так просторно…

– Что есть, то есть, – просиял Алексей. – Повезло необыкновенно.

Пользуясь моментом, она набралась храбрости и выпалила:

– Только мне всё-таки идти надо. Честно-честно!

– Честно-честно? – казалось, он снова едва удерживается от смеха.

– Ага. Вы Алесандру Семёновичу передайте, что мы его ждём внизу…

– Видишь ли, Ксюша… – он осёкся и посмотрел на неё немного смущённо. – Ничего, что я на "ты"?

– Нормально, – тряхнула Ксения головой.

На самом деле она чувствовала себя неуютно, когда ей говорили "вы". Может быть потому, что когда-то давным-давно отец использовал это обращение, когда устраивал ей выволочку.

"Вас, Ксения Дмитриевна, до семи часов отпускали. А сейчас сколько?"

С тех пор он несколько раз успел сменить воспитательный курс, и в какой-то момент "выканье" наоборот стало приметой подчёркнуто уважительного отношения, знаком поощрения и похвалы, признанием её, Ксениной, взрослости. Но всё равно лучше всего почему-то помнилось то, давнее, сердитое "вы, Ксения Дмитриевна". Поэтому она предпочитала побыстрее переходить с новыми знакомыми к менее формальному обращению, если это вообще было возможно.

– Так вот, Ксюша, – театрально понизив голос, продолжил Алексей. – Александр Семёнович торжественно поклялся, что убьёт первого, кто войдёт к нему. Рискнёшь?

"Что за детский сад!" – фыркнула она про себя. А вслух спросила:

– Ну и где его искать-то? Вроде мы уже всё здесь обошли…

– Обижаешь, – проворчал он. – Тут даже я сам, ещё не факт, что всё обошёл. Прошу!

Он подпихнул Ксению к очередной двери и опасливо отступил обратно. Она пожала плечами, взялась за ручку двери и в этот момент поняла, что ей на самом деле страшно. Разумеется, не из-за шутовских угроз Алексея. Просто вдруг отчётливо вспомнился утренний разговор по телефону – да ещё и по громкой связи! – и всё её шаткое положение. Никакого договора она пока не подписывала, никаких гарантий не получила, но тем не менее с первого же дня начала нарываться на ссору.

"Наверное, он и так уже передумал брать меня на работу. Ну и ладно, не больно-то хотелось!"

Рассчитывая, что эта мысль придаст ей храбрости, Ксения наконец нажала на ручку, и дверь открылась плавно и бесшумно.

После залитого светом оркестрового зала ей на секунду показалось, что это вообще идиотский розыгрыш Алексея, который привёл её в тёмную подсобку и вот-вот запрёт дверь с той стороны. Но мерцание большого плазменного экрана на стене слева, тут же избавило её от подозрений. На нём мелькали кадры какого-то чёрно-белого фильма, время от времени выхватывая из темноты лицо Скворцова, сидевшего в наушниках за пультом. Вторжения Ксении он не заметил.

А она замерла в растерянности на пороге, разглядывая его, как будто увидела впервые. При таком освещении, да ещё и в очках, делавших его лицо ещё строже и взрослее, Скворцов выглядел совсем иначе. А может, дело было не в этом, а в сосредоточенном выражении, какого она до сих пор не наблюдала. Дома он чаще демонстрировал насмешку, скуку, превосходство, раздражение, но никогда – такой живой интерес и абсолютную поглощённость какой-то задачей. Ксении даже на мгновение захотелось развернуться и тихонько выйти, чтобы дать ему спокойно поработать.

Скворцов сделал какую-то пометку в блокноте, лежавшем у него на коленях, и после этого перемотал кусок фильма обратно. Но включить воспроизведение не успел, так как в этот момент Ксения наконец решилась его потревожить и сделала шаг из темноты.

– Софья Витальевна? – он вместе с креслом слегка подался ей навстречу, пытаясь разглядеть. – Я же просил…

– Это я, Александр Семёнович, – подала она голос. – Простите за беспокойство, но…

– Вы-то здесь откуда? – спросил он настолько нелюбезно, что утихшее было утреннее возмущение вновь охватило Ксению.

Но она всё же, сцепив зубы, постаралась вести себя более профессионально – хотя бы для того, чтобы не подставлять Василия Ивановича, по рекомендации которого получила эту работу.

– Мы готовы ехать, Александр Семёнович. Ещё через час Ленинский совсем встанет, так что надо…

– Я понял, – обречённо вздохнул Скворцов и стянул с головы наушники, растрепав при этом волосы, которые были прижаты их ободком. – Что ж за день сегодня такой…

"День, который вы сами назначили для того, чтобы заняться школьными делами детей!"

Похоже, он действительно не понимал, что требуется от нормального отца, рассчитывая и дальше решать возникающие проблемы с помощью денег – и желательно чужими руками, на расстоянии.

– Лёшка! – крикнул в приоткрытую дверь Скворцов. – Хватит там прятаться, зайди на минутку.

– Помочь тебе прятать труп? – энергично откликнулся Алексей, сразу же появляясь на пороге. – О, надо же! – он делано удивился наличию в комнате живой-здоровой Ксении. – Я-то думал, ты – человек слова…

– Помоги лучше забэкапить это всё, а то мне пора. Первый кусок можешь уже оправлять Сесиль. Смотри, вот папка…

Они вдвоём уткнулись в компьютер, и Ксения распрощалась с надеждой доехать без пробок.

"Интересно, до скольки нас будут ждать в лицее? Может, сразу перенести это на завтра?"

– Я буду в машине, ладно? – неуверенно произнесла она, отступая к дверям.

– Секунду подождите – спустимся вместе! – остановил её Скворцов, который даже привстал с кресла в знак того, что действительно уже собирается идти, но тут же согнулся обратно к монитору и продолжил что-то втолковывать Алексею.

Верить его обещаниям явно не стоило, и Ксения всё-таки вышла из комнаты одна. И тут же поняла, что без посторонней помощи вряд ли выберется обратно. Для очистки совести она немного прошлась по коридору, но не обнаружила ничего похожего на выход. Разве что возвращаться через оркестровый зал, но тут она была ещё менее уверена, что сможет отыскать дорогу, которой её вёл Алексей, уж больно дурацкой была здесь планировка. Поэтому, после недолгого колебания Ксения решилась вновь напомнить о своём существовании.

И едва не получила по лбу дверью от как раз выходившего Скворцова. А тот молча, одним лишь невозмутимым кивком пригласил её следовать за собой и зашагал по коридору, больше не обращая на Ксению никакого внимания. Даже не удивился, почему она до сих пор не ушла, как будто одного небрежного "подождите" должно быть совершенно достаточно, чтобы его и вправду ждали.

Так, в полном молчании, они и дошли до приёмной, где церберша Сонечка снова с кем-то щебетала по телефону. Ксения хотела было наябедничать Скворцову про вечно занятую линию, но, краем уха услышав в монологе церберши слово "уроки" и характерные родительские нотки, смягчилась.

– Всего доброго, Александр Семёнович! – попрощалась та, прикрыв трубку ладонью.

– До завтра, – кивнул ей в ответ Скворцов, в то время как подскочивший охранник нажал кнопку вызова лифта. – Я буду часам к одиннадцати. Ксения Дмитриевна!

Ксения даже попятилась от ужаса – на секунду ей показалось, что её на самом деле затолкают в кабинку, не слушая никаких возражений. Конечно, это был полный бред, но он столько раз ей снился после идиотской шутки однокурсников, которые искренне считали, что она просто придуривается, пока не убедились в обратном эмпирически.

– Простите, я пешком лучше… – пробормотала она и кинулась к спасительной двери на лестницу.

Та гулко ухнула, но не поддалась. Заперто?! Ксения снова нажала на ручку, толкнула посильнее. Ещё раз, ещё!

"Да что же это?!"

За спиной с мелодичным звоном открылся лифт, и волна паники почти накрыла Ксению с головой, когда церберша, видимо, вволю насладившись зрелищем, сжалилась над ней, а может просто решила, что пора спасать офисное имущество, которое в данный момент испытывало огромные нагрузки.

– Де-е-евушка! На себя надо тянуть, – со смесью насмешки и укоризны пропела она и вернулась к телефонному разговору.

Лифт закрылся и со зловещим гуденьем пошёл вниз, а Ксения наконец выскочила на площадку и обессиленно привалилась к стене. Но стоять тут, пока паническая атака не свернёт все свои щупальца, времени не было. Надо было непременно успеть на первый этаж раньше Скворцова, иначе он совсем разозлится – сначала оторвала его от работы, а потом заставила себя ждать!

Перепрыгивая через три-четыре ступеньки за раз, она помчалась по лестнице, но миновала всего пару этажей, когда, судя по звуку, лифт остановился. После этого уже можно было не нестись сломя голову, и Ксения чуть сбавила скорость, но всё-таки выскочила из подъезда красная и запыхавшаяся.

Разумеется, Скворцов уже стоял у машины, и, разумеется, вид у него был крайне недовольный. Ещё бы, ключи-то она забрала с собой!

"Вот уж точно, что за день сегодня…"

Ксения пошарила глазами по двору, отыскивая племянников. На качелях нет. На лавочке рядом с площадкой – тоже. Её сердце заколотилось сильнее, но в этот момент она увидела обоих, окружённых небольшой группой мальчишек примерно того же возраста, или может чуть постарше. Забыв о Скворцове, Ксения изменила курс, направившись к ребятам.

– Что здесь происходит? – грозно спросила она, напустив на себя самый взрослый вид.

– Да всё нормально, – удивился Саша, оборачиваясь на её голос, а Юлька передёрнула плечами, что, видимо, изображало недовольство тётушкиной сверхопекой. – Ну, нам пора, всем пока!

Мальчишки, тоже слегка обалдевшие от неожиданного наезда, попрощались нестройным хором и двинулись к арке, ведущей из двора, а Ксения отконвоировала племянников к машине, чувствуя себя круглой дурой. Вечно ей мерещится повод кинуться в драку, даже когда для этого и близко нет причин! Скворцов, например, даже не подумал подойти поближе, чтобы убедиться, что у детей всё в порядке. Не увидел в ситуации ничего угрожающего или вообще не заметил, что Юлька с Сашей куда-то пропали? Похоже, был слишком занят мыслями о недоделанной работе и раздражением по поводу потерянного времени.

– Теперь мы можем ехать? – поинтересовался Скворцов с интонацией, подтверждавшей её худшие подозрения. Он злился, да ещё как!

Ксения решила, что попытка оправдаться в данном случае только усугубит его плохое настроение и молча села за руль. Дети тоже юркнули в машину и затаились на заднем сидении, чувствуя недоброе. Так, в гробовой тишине, они выползли на Ленинский, и только тогда Юлька попыталась разрядить атмосферу.

– А над чем вы сейчас работаете? – спросила она у Скворцова самым искренним и заинтересованным тоном. – Новый альбом?

– Саундтрек к фильму, – неохотно ответил тот. – Французскому.

– Ух ты! – очень убедительно восхитилась Юлька. А может, это и вправду произвело на неё впечатление? – Они вас и в титрах укажут, да?

– Ага, больши-и-ими буквами, – зевнул Скворцов, сел ровнее и продолжил, в упор уставившись на Ксению: – И режиссёру очень, очень важно получить материал без задержек. А у меня через несколько дней начнутся занятия в Гнесинке, и будет совершенно некогда.

– Понятно, – тихо сказала Юлька, энтузиазм которой потух, как внезапно перегоревшая лампочка.

Ксения стиснула зубы. Ну ещё бы девчонке не расстроиться, когда отец открытым текстом говорит: "Меня ужасно ответственное дело ждёт, а я тут вожусь с вами который день".

Они так и доехали до самого лицея молча, хорошо хоть, что быстро. Ксения припарковалась там же, где и в прошлый раз, и осталась в машине, а Скворцов с детьми вошли в ворота.

"Всё-таки, почему он так ведёт себя?" – подумала Ксения, откинувшись на кресле поудобнее.

Ведь действительно бросил все дела и поехал устраивать детей в школу. Добровольно взял на себя отцовские обязательства – даже не сделав тест на ДНК. Впрочем, последнее как раз было неудивительно. Сашка являлся почти точной его копией, да и Юлька тоже была довольно сильно похожа.

Формально Скворцов, вроде, всё делал, как надо. Органы опеки, приди им фантазия всё-таки проверить новоявленного отца, наверняка остались бы довольны. Но при этом, похоже, его совершенно не волновало, что дети чувствуют, о чём думают.

"Это не ледышка, это натуральный айсберг…"

Но размышлять об этом было лень. Её первый, бесконечно длинный рабочий день подходил к концу, и теперь хотелось только одного – доставить детей домой и забиться в какое-нибудь тихое и тёмное место. Сегодня вокруг было слишком много людей. Слишком много разговоров. Ксения давным-давно отвыкла от такой жизни – наверное, с тех пор, как ушла из авиабюро. А уж когда прекратились и без того нечастые поездки в редакцию, она совсем разучилась общаться с чужими. И надеялась, что учиться заново уже не придётся.

Как было бы славно, если бы Скворцов свалил обратно в свою заграницу! Они бы замечательно жили, скажем, под присмотром Василия Ивановича. Никаких косых взглядов, никаких телефонных переговоров со снобскими секретаршами, а адрес этой чёртовой студии можно было бы смело забыть прямо сейчас. Впрочем, Ксения и так могла с уверенностью утверждать, что ни за какие коврижки больше не согласится быть девочкой на побегушках. Главное – выбрать удачный момент, чтобы попросить у Скворцова номер его мобильного. Или просто подождать, пока до него самого не дойдёт, что это ненормально – не знать, как связаться с человеком, который сопровождает твоих собственных детей.

– А вот и мы! – радостно провозгласила Юлька, добежавшая до чероки первой.

И это было очень кстати – Ксения по крайней мере успела принять вертикальное положение прежде, чем в машину сел Скворцов.

– Ну, всё в порядке? – спросила она племянников, ловко игнорируя работодателя под видом налаживания контакта с его детьми.

– Всё классно! – бурно откликнулась Юлька. – Представляешь, там даже лошади есть – живые, настоящие! И на них можно кататься!

– "Представляете, Ксения Дмитриевна", – укоризненно поправил её Скворцов.

Полторы секунды в машине царило недоумённое молчание, которое нарушил Саша, всегда соображавший быстрее всех.

– Ксения Дмитриевна разрешила, – вступился он за сестру, – называть её на "ты".

– Очаровательно! – хмыкнул Скворцов. – Что ж, я вам тоже разрешаю. Называть меня на "ты". А то в последние несколько дней ощущение, что я угодил в девятнадцатый век.

Ксения не знала, смеяться ей или плакать. В самом деле, дети всё это время обращались к отцу, как к постороннему дяде. И ей это даже не казалось неестественным.

– Хорошо, мы постараемся, – за себя и за Юльку ответил Саша. – Просто это…

– …непривычно, я понимаю, – закончил за него фразу Скворцов. – Для меня тоже. Давайте привыкать сразу так?

Юлька слабо улыбнулась, но волевым усилием преодолела растерянность – уж больно ей хотелось продолжить рассказывать про новую школу. Пока Ксения объезжала микрорайон, выруливала на Островитянова, ныряла под мост, племянница трещала без остановки – преимущественно о лошадях, одну из которых она даже погладила, но немного и о здании лицея, о том, как там круто и необычно. И только когда они встали на развороте, Юлька взяла небольшую паузу – всего лишь затем, чтобы перевести дыхание – и Ксения, воспользовавшись этим, задала вопрос про учебники.

– Нам ничего не сказали! – сразу на повышенных тонах – как и всегда, когда она чувствовала ещё только намечающиеся претензии в свой адрес – ответила Юлька.

– А вы спросили? – поинтересовалась Ксения довольно миролюбиво.

Она и в самом деле в данный момент не планировала никого воспитывать и вообще была занята высматриванием просвета в сплошном потоке машин. Но Юлька, только утром пережившая разнос из-за идиотского забытого подтверждения, этого не заметила, поглощённая одной задачей – оправдать их с братом очередное разгильдяйство.

– А почему об этом должны думать мы?!

Проблема не стоила выеденного яйца. Если уж на то пошло, они с Сашкой почти каждый учебный год забывали получить учебники заранее. И потом, разумеется, учились по самым затрёпанным, оставшимся после того, как вся параллель отберёт себе лучшие. Но это были их личные трудности, не маленькие уже. В нормальной ситуации Ксения бы так и сказала – и на том инцидент был бы исчерпан. Если бы не этот противный скандальный тон, всегда заводивший её с полоборота…

– А кому, по-твоему, есть дело до того, обеспечены ли вы всем необходимым? – спросила Ксения, завершая разворот, поскольку дорога наконец освободилась.

Ни она, ни тем более Юлька вовсе не имели в виду, что вопрос с учебниками должен был решать Скворцов. Но последняя фраза прозвучала как обвинение именно ему. В конце концов, за сегодняшний день Ксения достаточно насмотрелась на то, как он "справляется".

"Ну неужели это было так сложно – раз уж всё равно заехал в школу лично – проследить, чтобы дети всё сделали правильно?!"

И Скворцов, разумеется, "услышал" это несказанное.

– Ксения Дмитриевна.

"С таким голосом спокойно можно на кондиционере экономить!" – подумала Ксения и крепче вцепилась в руль, пытаясь изобразить, что поглощена вождением настолько, что не в состоянии поддерживать беседу. Жаль, на Скворцова это не подействовало.

– Это очень трогательно, что вы так близко к сердцу принимаете проблемы моих детей. При том, что это даже не входит в ваши прямые обязанности.

"Может, надо извиниться? Он ведь, наверное, этого ждёт? Или просто в остроумии упражняется, а сам уже окончательно решил меня уволить? Если так – никаких извинений не будет".

Боковым зрением Ксения заметила, как Скворцов дёрнулся, словно собирался что-то сказать, но передумал.

– Вы ушли с маршрута! – секундой позже спохватился до сих пор молчавший навигатор, наконец-то поймавший сигнал спутника. Как раз в тот самый момент, когда они проскочили съезд на МКАД.

Тишину в машине можно было резать ножом. И намазывать на хлеб.

"Никакой трагедии не произошло, – попыталась утешить себя Ксения. – Так даже быстрее получится…"

Все возможные маршруты в этом районе и особенности каждой трассы она знала отлично, потому что во время учёбы проходила практику именно во Внуково и ездила сюда достаточно часто. В такое время что МКАД, что Минское шоссе двигались в час по чайной ложке, тогда как четырёхполосное Киевское всегда было свободно.

"Если только не встрянем на железнодорожном переезде – через полчаса будем дома. Только Скворцов ведь теперь всё равно не поверит, что я нарочно выбрала эту дорогу, а не просто проворонила съезд…"

До поворота на Внуково они, как и предполагалось, долетели минут за десять. И всё это время никто, за исключением навигатора, так и не проронил ни слова. Когда Ксения в очередной раз кинула взгляд на заднее сидение, Юлька и Саша мирно спали, склонившись друг к дружке головами. Ещё бы – поздний отбой вчера, ранний подъём сегодня и весь этот дурацкий день в сплошных разъездах вымотали бы кого угодно. Она и сама чувствовала, что к тому моменту, как они доберутся, усталость победит и голод, и жажду, которые сейчас достаточно явственно напоминали о себе, и она просто упадёт мешком на первую попавшуюся горизонтальную поверхность и вырубится до утра.

Нет, всё-таки пить хотелось больше. Ксения невольно облизала сухие губы, кляня себя за то, что не сообразила купить воды во Внуково, теперь уже оставшемся далеко позади. Впрочем, скоро должен был начаться ещё один посёлок, в котором тоже, кажется, были какие-то магазинчики.

– Вы превысили допустимую скорость! – наябедничал навигатор исключительно противным голосом. "Александр Семёнович, а она скоростной режим не соблюда-а-ае-е-ет!"

Скворцов, однако, опять ничего не сказал. Видимо, таков был его стиль общения с обслуживающим персоналом. Полный игнор, что бы ни происходило. Что ж, это тоже вариант.

"Должно быть, вот за этим поворотом, метров через двести…"

– О не-е-ет, – простонала Ксения, уткнувшись в длинный хвост, тянущийся с переезда. Не повезло.

Как же она сейчас жалела, что отдала свою рацию Пашке на сохранение! Было ужасно непривычно ездить вот так – вслепую, не получая ниоткуда сведений о ситуации на дороге. Знать бы, что там – просто пропускают несколько поездов подряд? авария? ремонт? Этот переезд был совершенно непредсказуем, его можно было проскочить без проблем, или, наоборот, простоять целый час в ожидании неизвестно чего.

– Простите, – выдавила Ксения, подозревавшая, что внутри, за ледяным фасадом, Скворцов наверняка уже вскипел. Пересохшее горло подвело, и вместо нормального извинения получился еле слышный задушенный сип.

Скворцов только пожал плечами. Что это значило? "Да, вы облажались, Ксения Дмитриевна" или "Да ладно, с кем не бывает"?

Хуже не придумаешь – по своей вине оказаться запертой в железной коробке со снобом, у которого были все основания считать её невоспитанной, некомпетентной и абсолютно бестолковой. Да ещё эта ужасная жара… Пока машина ехала с открытыми окнами, температура за бортом казалась почти оптимальной. Но теперь, видимо, пора было задраиваться и включать кондиционер. Ксения скептически покосилась на Юлькину минималистическую маечку.

"Как пить дать, заболеет! Она всегда под кондюком простывает…"

Ксения опустила стекло со своей стороны до самого низа. Дышать выхлопами – тоже, конечно, радость небольшая, но всё же лучше, чем позволить Юльке свалиться перед самым началом учебного года.

А самое обидное – до спасительного магазина с водой оставалось всего-ничего! Ксении казалось, её язык распух настолько, что вот-вот перестанет умещаться во рту. Кто бы мог подумать, что это совершенно реальная опасность – умереть от жажды в самой обычной пробке…

Скворцов, ни слова ни говоря, распахнул дверцу и шагнул на обочину.

"Хорошо ему, – завистливо подумала Ксения. – Может выйти, размяться…"

Он меж тем зашагал вдоль дороги с таким решительным видом, как будто собрался идти до дома пешком. Не успевшая даже окликнуть его Ксения смотрела в удаляющуюся спину и недоумевала.

"Ладно, всё равно дорога тут одна. Подберу его, как только переезд откроют".

Но настроение испортилось окончательно. Даже если она была назойливой и раздражала так сильно – неужели сложно было сказать по-человечески, куда и зачем он пошёл? Она же, вроде как, отвечала за всех своих пассажиров. Да и вообще, это было элементарно невежливо!

"Вот что мне, к примеру, отвечать детям, если они проснутся и спросят, куда делся папа? Психанул и скрылся в голубой дали?"

В этот момент фура перед ними тронулась, и Ксения последовала за ней. Но радоваться было рано, конечно. Они проползли от силы метров пятнадцать и встали снова. Ксения заорала бы в голос, будь у неё на это силы.

Какой-то борзый товарищ – снова на мазде, кстати – пошёл обгонять пробку по обочине, видимо, посчитав, что он умнее всех или больше всех торопится. А из клубов поднятой им пыли вдруг показался Скворцов, выглядевший в очередной белой рубашке рядом с прокопчённым боком фуры таким же неуместным, какой Ксения, наверняка, смотрелась сегодня в его студии. Но это было совершенно неважно. Главное – в каждой руке он нёс по бутылке с синенькой крышечкой. И вся эта картина была прекрасна, как мираж.

– Я взял без газа, – произнесло дивное виденье, усаживаясь на своё место и протягивая одну из бутылок Ксении. – Будете?

– Спасибо, – прохрипела она, быстрым движением выхватывая у него воду.

На данный момент всё недовольство было забыто, а Скворцов казался ангелом, сошедшим с небес в это пекло. Ксения жадно пила, не чувствуя вкуса, оживая каждой клеточкой своего измученного тела. Как мало нужно человеку для счастья!

"Жизнь, определённо, налаживается…" – подумала она, когда машины перед ними снова двинулись.

Железную дорогу они переползли спустя каких-нибудь пятнадцать минут, что вполне можно было считать везением в сравнении с тем, к чему Ксения морально приготовилась. Но ещё более приятный сюрприз ожидал её впереди: Минское в сторону области стояло глухо и, очевидно, уже давно. Ксения покосилась на Скворцова, чтобы убедиться, что он оценил, как им повезло с выбором маршрута. Сейчас стояли бы где-нибудь на съезде с МКАДа, а дома были бы часа через полтора, не раньше. В обратную же сторону шоссе было совершенно пустым, и до своего поворота они добрались моментально.

"Ай да я!" – порадовалась Ксения, уверенно петляя по посёлку. Василий Иванович предпочитал более дальний, кружной путь, но она за лето изучила эти улочки как свои пять пальцев, что позволило сэкономить ещё по крайней мере десять минут.

Проезжая мимо "своей" дачки, Ксения вдруг вспомнила про детские вещи и решилась обратиться с просьбой:

– Александр Семёнович! А какие у вас планы на машину завтра?

– В смысле? – встрепенулся Скворцов, до этого задумчиво смотревший в окно, размышляя о чём-то своём. – Джип имеете в виду?

– Угу. Дети дали мне адрес, откуда надо забрать их одежду и ещё что-то там. Я могу съездить?

– Да, конечно, – немного рассеянно согласился он. – Дальше меня будет возить Василий Иванович, так что джип пока поступает в ваше распоряжение.

Скворцов снова отвернулся, и только тогда до Ксении внезапно дошло, насколько нагло она в очередной раз выступила. Смягчившись после того, как он принёс ей воды, и обрадовавшись удачному завершению пути, она успела забыть обо всех сегодняшних неприятностях. Скворцов, возможно, ещё раздумывает, заключать ли с ней вообще контракт, а она уже оговаривает завтрашний день…

"Но ведь согласился же! Значит, пока что всё в порядке, правда?"


***


Юлька была права: надувная кровать, которая теперь перешла по наследству к Ксении, действительно напоминала облако. Растянуться на ней во весь рост и закрыть глаза – вот оно, блаженство! Хотя нет, ещё прекраснее был горячий душ – сколько угодно воды, которую не нужно греть в ведре кипятильником, чтобы потом поливаться из ковшика. Ксения чувствовала себя как подобранная на помойке бродячая собака, нежданно-негаданно попавшая в тёплый дом, выкупанная в противоблошином шампуне, расчёсанная и уложенная на мягкую подушку. До сих пор она даже не задумывалась, насколько неустроенной была их с племянниками жизнь на даче. Привычная к разного рода трудностям, закалённая общагой и туристическими походами, Ксения относилась к недостаткам их летнего убежища снисходительно. Да, не пятизвёздочный отель, но с крышей над головой и даже с электричеством. И только на контрасте со скворцовским домом стало очевидно всё убожество их дачного быта. А она заставляла детей жить в таких условиях! Всё сомневалась и тянула время…

Даже если Скворцов так и продолжит вести себя остранённо и равнодушно, всё равно – собственные комнаты, нормальное питание и хорошая школа стоили того, чтобы потерпеть его холодное отношение. Тем более, если Ксения и дальше сможет быть рядом, давая Юльке с Сашей ту моральную поддержку, которую они не могли найти у родного отца. А она решила, что отныне будет очень стараться не вылететь из скворцовского дома. Сейчас это казалось совсем несложным. Если ей больше не придётся возить его, а предстоит заниматься исключительно детьми, то никаких проблем больше не будет. Сегодня, к примеру, он даже к ужину не вышел, что явно пошло на пользу атмосфере за столом. С Петькой и Василием Ивановичем дети чувствовали себя гораздо раскованней, а Милана на самом деле умела сделаться совершенно незаметной, и её присутствие в кухне никому не мешало. А потом Скворцов вообще уедет на какие-нибудь гастроли…

Ксения мечтательно улыбнулась. День был кошмарный, но его завершение – вполне приятным. Даже её новая комната – явно какая-то бывшая каморка для инвентаря, вход в которую находился всё в том же коридоре, ведущем из холла в кухню, – казалась сейчас удивительно уютной. Да, в ней помещалась только кровать, но никакой другой мебели Ксении и не было нужно, а одежду можно было развесить по стенам, что часто практиковалось в общежитии. Да, никто не позаботился выдать ей постельное бельё, а приставать с этим к Милане она не рискнула, но после ужина сбегала на дачку и приволокла оттуда свой спальник. Да, розовые обои с котятами, отвергнутые Юлькой, были кошмарны, но в темноте их всё равно было не разглядеть. Зато в скошенном потолке каморки было окошко, через которое можно было видеть кусок звёздного неба и чувствовать запахи ночного сада.

Уже почти сквозь сон Ксении показалось, что откуда-то доносятся звуки скрипки, поющей колыбельную. Мелодия была ужасно знакома, но усталость победила раньше, чем ей удалось вспомнить, где она её слышала.

Глава 9

Освободить дачный домик от их барахла и перекидать его в джип оказалось десятиминутным делом, поэтому надо было придумать себе какое-нибудь занятие, на которое бы ушло столько же времени, сколько требуется для поездки на север Москвы и обратно. В результате Ксения решила на самом деле сгонять в город, только не к несуществующей однокласснице Юльки, а к собственному бывшему мужу. Пашка ответил на звонок сразу и явно обрадовался её предстоящему визиту. Когда она добралась до его квартиры, пол в кухне сверкал чистотой, а на столе красовалась "Чародейка", которую Ксения предпочитала всем тортам на свете. Пашка умел баловать правильно – дарил не то, что принято, или то, что покажет его успешность и благосостояние, а то, что действительно порадует получателя подарка.

– Хорошо выглядишь, – искренне похвалил он Ксению, наливая ей чай. – Как дети?

– Нормально. Привет тебе передавали.

– Надо было привезти их тоже. Вы всё на той даче?

Ксения помедлила с ответом, крутя в ладонях горячую чашку.

– Н-не совсем. Но рядом.

Она отставила чай в сторону и принялась рассказывать последние новости. Пашка слушал, не перебивая, но комментируя её слова мимикой, судя по которой, испытывал смесь шока с восхищением, причём второе медленно, но верно побеждало.

– Да-а-а, подруга, на этот раз ты превзошла саму себя! – он сочувственно похлопал её по плечу и потянулся за ножом, чтобы отрезать ломтик лимона.

– Тебя послушать, так я постоянно во что-то влипаю…  

В ответ Пашка промычал что-то неразборчивое, но явно означавшее "так и есть, влипаешь". Сколько бы лет ни прошло, какой бы ответственной и взрослой Ксения себя ни проявляла, он не собирался менять своего мнения о ней как о беспомощной и бестолковой потеряшке. За это следовало благодарить историю их знакомства на городском турслёте, когда Ксения, опоздав на условленную электричку, добралась до поляны одна, уже под вечер, и накинулась на первого встречного с вопросом, где расположились МАИ. Видимо, тогда она произвела на Пашку неизгладимое впечатление, раз он до сих пор любил, разогревшись до определённой кондиции и найдя себе подходящую жертву, рассказывать эту старую байку.

"И вот, представляешь, стоит передо мною ху-у-уденькая девочка с огро-о-омным рюкзаком. Сгорбилась, ручки под мышки спрятала, капюшон пониже надвинула, штормовка от дождя мокрая насквозь, с носа капает. И говорит то-о-оненьким голосом: "Извините, пожалуйста, вы не подскажете, где мои стоят?" Ну, я конечно сразу аргументированно доказал ей, что наши гораздо лучше…"

На самом деле этот гад, вместо того, чтобы подсказать, в какой стороне искать костёр маёвцев, ответил: "Понятия не имею, девушка, где здесь ваши!" и заржал, как конь. На этом разговор был окончен. А когда на следующий день, выдавшийся тёплым и ясным, они столкнулись у сцены, он окинул выразительным взглядом компанию её однокурсников, бело-голубой флаг института у них над головами и невиннейшим тоном поинтересовался: "Ну что, нашли своих-то?". Из чего однозначно следовало, что он и в первый раз понял её совершенно правильно.

В общем, Пашкино сочувствие Ксениным неудачам никогда не было шибко деятельным. Зато в по-настоящему тяжёлые времена он первым оказывался рядом. После похорон, с организацией которых он тоже сильно помог, Ксения и дети даже жили несколько дней в Пашкиной квартире. А "ласточка" до сих пор скучала на стоянке под его окнами, дожидаясь, когда Ксения вступит в наследство. Чего она делать пока не собиралась: наверняка извещение пришлют и Скворцову, как единственному опекуну несовершеннолетних прямых наследников Полины, не хватало ещё столкнуться с ним в коридоре у нотариуса.

Мысли о Скворцове вернули Ксению к действительности.

– У меня вообще-то времени уже не осталось. Подразумевалось, что я туда-обратно быстро смотаюсь. Чего доброго, будут потом вопросы, куда каталась на хозяйской машине. Да и дети там без присмотра сегодня…

– Ну, пойдём грузиться, – вздохнул Пашка, нацелившийся было на ещё один кусок "Чародейки".

Но грузить, помимо рации, было нечего. Если не считать видеотеки на дисках, которую Ксения не планировала забирать. Фильмов у Скворцова и без того было много, а архивным видеозаписям тем более нечего было делать на вилле. Уж на них Ксении было предостаточно, поскольку с камерой обычно ходил Саша и иногда Полька. Ни Ксении, ни Юльке операторскую работу не доверяли, потому что после просмотра роликов их авторства зрителей в буквальном смысле тошнило – настолько тряской получалась картинка.

– Неплохо устроилась, – при виде чероки прицокнул языком Пашка, вышедший проводить Ксению до машины.– А его, значит, совсем не интересует, кто ты и откуда? Рисковый мужик.

– В том-то и дело, что вряд ли настолько рисковый. Паспортные данные он у меня списал. Точнее, шофёр его. И наверняка как-то проверил, а может и дальше будет проверять. Поэтому если тебя спросят…

– Что например?

Он по привычке протянул ей пачку, прежде, чем вытащить сигарету для себя, но Ксения только укоризненно покачала головой. Подумать только – курила всего одну осень, как раз пока жила здесь, но Пашка всё никак не мог усвоить, что она давно бросила!

– Не знаю. Что у нас там в паспортах пишут?

– Фамилия, имя, отчество. Дата рождения. Место рождения… Всё, подруга, приехали! – Пашка сделал страшные глаза. – Учитывая размеры вашей малюсенькой родины, ни один нормальный, хоть сколько-нибудь дружащий с теорией вероятности человек такое "совпадение" за обычное совпадение не примет. Чтобы в течение недели у него в доме появились дети от его бывшей из зауральского городочка – а потом непонятная девица без роду, без племени, из того же, прости, мухосранска.

– Вокруг меня одни сплошные снобы, – буркнула Ксения, отгоняя от себя дым рукой. – Если хочешь знать, мой благородный столичный друг, родом мы из совершенно другого мухосранска. Который теперь заграница и даже, не побоюсь этого слова, Европа. Не думаю, что Скворцов помнит, где Полина родилась. Если вообще знал когда-нибудь. Так что тут всё чисто. А место получения паспорта у меня вообще Москва. Разве что он явится в местный паспортный стол и поднимет данные о моей прописке. В смысле – откуда я сюда прибыла. Как думаешь, это где-то записано?

– Да наверное… – неуверенно ответил Пашка. – Но так просто эти сведения не выдают скорее всего. Значит ради них придётся попотеть. А на такую мороку человек соглашается только если у него есть повод что-то подозревать. Ты давала ему повод?

– А я знаю? Слушай, не забивай мне голову своими теориями. Я тебя просто прошу языком не чесать, если вдруг к тебе придут.

– Звучит зловеще, – поёжился он. – А вдруг они придут с паяльной лампой и щипцами?

– Пашка, ну побудь ты серьёзным хоть немного! – но сердиться на этого идиота по-настоящему было невозможно. – Можешь просто не упоминать мою девичью фамилию и прежний адрес? Не помнить такие вещи о бывшей жене, с которой и полугода не прожил в браке – совершенно естественно.

– Что ты меня уговариваешь – я и так их не помню, – Пашка скорчил ей рожу. – Был ослеплён и сражён наповал, очнулся – гипс. То есть кольцо на пальце и жена, которая уже носит мою фамилию и прописана в моей квартире.

– Да, видимо, что-то подобное твоя мама до сих пор обо мне думает, – помрачнела Ксения.

Их брак наверняка развалился бы в любом случае, но вот то, что это произошло так стремительно, было практически целиком заслугой свекрови. Когда она вернулась из очередной длительной командировки и обнаружила в квартире сына свежеиспечённую невестку, её чуть удар не хватил. Ксения с Пашкой тоже, конечно, были хороши. Некуда было так спешить со свадьбой и тем более с пропиской. Но Пашке очень хотелось поскорее забрать Ксению из общаги, где одна из её соседок каждый вечер приводила мужиков и нажиралась с ними до совершенно невменяемого состояния, что заканчивалось в лучшем случае загаженной комнатой, а в худшем – пьяными домогательствами и драками гостей. Вот он и не стал дожидаться маменькиного благословения. А может уже тогда знал, что всё равно не дождётся, поэтому поторопился оформить их с Ксенией отношения официально.

Но Пашкина мама была из тех женщин, мнение которых игнорировать невозможно. Хотя квартира и была записана на Пашку, и даже куплена была не на материнские деньги, а получена в обмен на двушку, доставшуюся ему по наследству от отца, Валерия Сергеевна считала себя обязанной блюсти интересы сына, как она их понимала. Не имея возможности выписать нежеланную невестку по закону, она решила довести "эту авантюристку", чтобы та ушла добровольно. Она являлась к ним в гости со своим ключом, в любое, удобное лично ей время, будь то раннее утро, поздний вечер или вообще разгар дня, когда хозяев не было дома. Она инспектировала чистоту книжных полок ("У Павлика предрасположенность к аллергии!") и содержимое холодильника ("Ты что – кормишь его одними овощами?!"). Она собственноручно стирала Пашкины носки, копившиеся для машинной стирки, а потом водружала мокрый таз на разложенные конспекты Ксении ("Иди, прямо сейчас повесь их на балконе, а то я не дотягиваюсь".) Она регулярно пыталась остаться ночевать в кухне на раскладушке, потому что "завтра всё равно собиралась к вам приехать, окна мыть". Кстати, "мыть окна" в её понимании тоже означало сподвигнуть на труд белоручку Ксению, которая имела наглость "жить на шее у бедного мальчика" и отлынивать от прямых обязанностей жены и хозяйки. При этом Валерия Сергеевна безошибочно чуяла, какого рода поручения надо давать невестке, чтобы та всё время находилась на грани истерики. Например, развешивание белья с табуреточки на открытом балконе и протирание стёкол (в ноябре месяце!) – два трудовых подвига, воспоминания о которых не померкли до сих пор, хотя с Пашкой они развелись уже почти восемь лет назад.

Не выдержав давления, в один прекрасный день Ксения попросту сбежала к Полине. Сначала она думала просто отсидеться у сестры, перевести дух. Но чем больше проходило времени, тем меньше Ксения понимала, зачем вообще возвращаться туда, где она вновь станет объектом непрекращающейся травли, когда у неё есть дом, в котором её любят и не попрекают квадратными метрами. А иллюзии, что Пашка как-то разрулит эту ситуацию и запретит матери вмешиваться в свою жизнь, развеялись давным-давно. Он был классным, весёлым, компанейским раздолбаем, но совершенно не годился на роль мужа, особенно в условиях, приближенных к боевым.

"Мы с Ксю слишком хорошие друзья, чтобы портить эти отношения браком", – отвечал Пашка их общим знакомым сразу после развода, который явился для всех, кроме непосредственных участников событий, громом с ясного неба. Эта фраза ему так нравилась, что он повторял её практически в каждом разговоре – и в конце концов сам поверил в то, что именно это и помешало им с Ксенией создать семью.

В общем, спорить было не о чем. Дружба, действительно, из-за такой ерунды даже не пошатнулась, а наоборот, окрепла. Получив свидетельство о разводе, Пашка неизвестно каким образом сгенерировал достаточно решимости и поставил мать в известность, что он не собирается выписывать бывшую жену из своей квартиры. Может быть он припугнул её тем, что Ксения теоретически имеет право потребовать раздела жилплощади, может просто напомнил, что является единоличным собственником и волен прописывать у себя того, кого пожелает… Главное, что Валерия Сергеевна в конце концов успокоилась и смирилась с таким положением вещей. И даже, однажды придя к сыну в гости и там столкнувшись нос к носу с Ксенией, не устроила истерику, а наоборот, очень любезно поздоровалась, расспросила, как дела, и вообще вовсю излучала доброжелательность.

"Мама, небось, теперь жалеет, – немного злорадно прокомментировал этот случай Пашка, когда они встретились в следующий раз. – Она, видишь ли, сокрушается, что я никак не соберусь осчастливить её внуками".

Беспокойство Валерии Сергеевны можно было понять. Пашка больше ни с кем не заводил серьёзных отношений, предпочитая необременительные шашни с аспирантками, практикантками и прочими молоденькими сотрудницами, поток которых через его кафедру никогда не ослабевал. Для Ксении было загадкой, почему все эти женщины так легко мирятся со своей ролью временных подруг, учитывая, что молодые холостые без жилищных проблем и особых вредных привычек кандидаты наук на дороге не валяются. Но факт остаётся фактом: Пашка пользовался огромным спросом у женского населения, но при этом умудрялся не иметь никаких проблем из-за своей популярности. Он легко находил очередную "даму сердца" и так же легко с нею расставался, оставляя после себя сугубо положительные впечатления.

Ксения, со стороны наблюдая за его подвигами, иногда задавалась вопросом, как бы сложилась их жизнь, выдержи она тогда прессинг свекрови. И пришла к неутешительному выводу, что скорее всего Пашка начал бы от неё гулять, максимум через год после свадьбы, а то и раньше. Так что жалеть было не о чем. В её жизни был короткий, но яркий период крышесносной влюблённости, закончившейся законным браком, несколько недель безоблачной семейной идиллии и лёгкое, почти безболезненное, если не считать потрёпанных свекровью нервов, расставание. Да ещё в качестве бонуса ей достался хороший друг – если уж на то пошло, лучший друг, не считая Польки, – и московская прописка. Последний пункт был очень кстати. Полька вот, например, приплачивала какой-то бабусе, живущей не то на Сходне, не то в Химках, за временную регистрацию себе и детям.

Теперь-то эту проблему раз и навсегда решил Скворцов, прописавший Юльку и Сашу на своей вилле. Что-то было в нём общее с Пашкой – эта вот готовность без лишних вопросов приютить у себя попавшего в беду. Когда Пашка предложил Ксении переехать из общежития к нему, он даже не вспомнил, что у неё есть сестра, у которой в квартире наверняка найдётся место. А после смерти Полины пригласил Ксению с племянниками в свою однушку, не спрашивая, нет ли у них других родственников или знакомых, к которым они могли бы пойти. При всём своём легкомыслии и разгильдяйстве, в серьёзных вещах Пашка был надёжным.

– Ладно, подруга, – он отправил сигарету в урну и приобнял Ксению за плечи. – Езжай к своему Скворцову и будь там паинькой. Я знаю, ты это умеешь.

– Постараюсь, – храбро улыбнулась Ксения и, помахав рукой Пашке и "ласточке", тронулась в обратный путь.


***


Оставшиеся до первого сентября дни пролетели незаметно. А главное – совершенно мирно. Со Скворцовым общаться почти не приходилось, только раз он вызвал Ксению к себе в кабинет для подписания контракта, но после этого у неё получилось по-максимуму рассинхронизировать их графики – так, чтобы не сталкиваться в доме вообще. Это было совсем несложно: Скворцов с Василием Ивановичем уезжал на студию рано утром, ещё до пробок, а Ксения вставала часам к одиннадцати – как раз к тому времени, когда на дачу прибывали строители, возводившие ещё один гараж. В её обязанности входил присмотр за их работой, поскольку Петька опять куда-то свинтил – не поймёшь, то ли с разрешения начальства, то ли как в прошлый раз.

Дети поднимались ещё позже. Дорвавшись до благ цивилизации в виде скворцовского компьютера с большим экраном и терабайтным жёстким диском, почти под завязку забитым фильмами, они потеряли всякое чувство реальности. Ксении приходилось почти за шкирку выволакивать племянников на лужайку, чтобы они хоть немного проветрились, и даже загнать их на обед каждый раз было непростой творческой задачей. Ожидать в этом помощи от Миланы не стоило. Хватит и того, что в какое время ни зайди на кухню, можно было рассчитывать, что тебя вкусно и сытно покормят – а ведь сейчас ей приходилось готовить в том числе и на бригаду строителей. Также на Милане была стирка и глажка, причём не только постельного белья и полотенец, но и всех этих невообразимых белых рубашек Скворцова, которые, небось, и в машинку-то запихивать было нельзя. За уборку в доме отвечала какая-то фирма, раз в неделю присылавшая целую толпу развесёлых парней и девушек в цветных комбинезонах, которые ярким вихрем проносились по всем помещениям со своими навороченными пылесосами и пароочистителями, оставляя после себя идеальный порядок. К повседневным же делам – таким, как мытьё пола в холле и помощь Милане с посудой – приставили Юльку с Сашей. Точнее, они вызвались сами, не без давления со стороны тётушки, конечно. Но всё остальное свободное время дети проводили в скворцовском кабинете, пялясь в монитор. Даже Сашка, раньше всегда предпочитавший книги, вместе с сестрой подсел на какие-то героические саги и прочую приключенческую ерунду. И Ксения махнула рукой. Всё равно это безобразие прекратится само собой, с началом школьных занятий…

У Ксении были свои развлечения. Первые несколько дней она бродила по дому, заглядывая в каждый уголок, кроме личных комнат Скворцова, разумеется. Нашла даже оборудованную в дальнем крыле мини-студию, которую Василий Иванович важно называл "музыкальной комнатой". Когда Ксения впервые про неё услышала, то представила себе нечто вроде салона из романов Толстого. С клавесином и арфой непременно. Поэтому очень удивилась, наткнувшись на комнату с хайтековским интерьером, забитую всякими профессиональными примочками, половине из которых она даже названий не знала. И действительно звукоизолированную, как и уверял Василий Иванович, когда она спросила про игравшую где-то скрипку.

Тогда он почти убедил Ксению, что ей всё показалось. А на следующую ночь она вновь услышала колыбельную и потихоньку вышла в сад, чтобы по горящим окнам определить, откуда та раздаётся. Но всё оказалось гораздо проще: уже с крыльца можно было разглядеть белое пятно на фоне тёмных можжевеловых зарослей. Как раз под окнами детей. Ксения постояла немного на пороге, пока не сообразила, что точно так же хорошо заметна в освещённом дверном проёме, и поспешно вернулась к себе. И уже лёжа в кровати, вспомнила, откуда ей так знакома мелодия – та же самая, что играла в первую ночь. Это была песня из мультика про бременских музыкантов, которую очень любила Полина. Она часто пела её детям, когда те были маленькими. Знал об этом Скворцов или угадал случайно? Как бы то ни было, он явно играл специально для Юльки и Саши, хоть и выбирал для этого такой поздний час, когда весь дом уже спал.

Казалось бы, это проявление чего-то человеческого должно было расположить Ксению к Скворцову, но она, наоборот, начала ещё старательнее избегать встреч с ним. Для этого достаточно было ужинать пораньше и уходить к себе до того, как они с Василием Ивановичем возвращались домой. Ложиться так рано она не привыкла, поэтому обычно устраивалась с ноутбуком на кровати и шлифовала последнюю статью.

Но сегодня Скворцов решил остаться дома. То ли закончил работу над саундтреком, то ли взял отгул по случаю последнего дня перед началом учебного года. Завтра детям предстояло отправиться в школу, а его самого ожидало первое занятие в Гнесинке.

В связи с этим Ксения успела пожалеть, что не отложила поездку "к Юлькиной однокласснице" про запас – как раз на такой день, когда Скворцов собрался безвылазно торчать на вилле и когда ей было совершенно некуда деваться. Да ещё и дети, отогнанные наконец от компьютера, болтались по дому без дела, периодически заглядывая в тётушкину каморку, чтобы сообщить, что им ужасно скучно. Но на Ксенино предложение отпроситься у отца в кино или просто погулять они оба почему-то ответили решительным отказом. Спас положение Василий Иванович, откопавший где-то в гараже бадминтонные ракетки и потрёпанный воланчик и отправивший Юльку с Сашей резвиться на улице.

Но не прошло и получаса, как кто-то снова поскрёб в дверь.

– Ксю, можно? – в комнату проскользнула Юлька, на лице которой крупными буквами была написана какая-то шкода.

– Что опять? – Ксения захлопнула ноутбук. Всё равно сегодня ей плохо формулировалось.

– У нас для тебя сюрприз, – ответила племянница, извлекая из кармана ярко-синий платок. – Но тебе придётся повязать это.

– С ума вы меня сведёте, – вздохнула Ксения. – Это правда обязательно? Я могу просто зажмуриться, тащите свой сюрприз сюда.

– Так не получится, – отвергла её идею Юлька, складывая платок в несколько раз. – Ну давай, это не больно.

Ксения позволила завязать себе глаза, и Юлька вытолкала её в коридор, где их ждал Саша, крепко взявший тётушку под второй локоть. Так, страхуя с обеих сторон, они протащили её по коридору, потом через холл и вывели на улицу. Если в доме Ксения ощущала себя достаточно комфортно – на ровном полу было негде запнуться, да и ориентироваться было несложно, то посреди открытого пространства ей сразу стало не по себе.

– Далеко ещё? – жалобно спросила она, но в ответ раздалось только довольное Юлькино хихиканье.

Дорога пошла под горку, и Ксения поняла, что её ведут к гаражам, навстречу урчанию незнакомого мотора.

– Так, сюда, сюда… – раздался голос Василия Ивановича, и кто-то взял её за плечи, подпихивая в указанном направлении.

– Стоп! – скомандовал Саша. – Вытяни руки.

Ксения осторожно выполнила его распоряжение.

– Немного дальше! – вмешалась Юлька. – Ксю, сделай шаг, только ма-а-аленький.

Она неуверенно подалась вперёд и тут же зашипела, стукнувшись обо что-то коленом.

– Ой, прости! – пискнула племянница. – Но я же сказала – маленький… Всё, теперь руки ниже.

Ладони Ксении легли на тёплый капот. Судя по высоте – внедорожник. Но не чероки, это точно… Она проворно опустилась на корточки – уже зная, ещё раньше, чем нащупала характерную решётку радиатора с рогатой башкой на перекрестье.

– Дюранго! – Ксения в полном экстазе прижалась щекой к эмблеме с барашком. – Это правда дюранго!!!

– По значку любой дурак определит, – ворчливо прокомментировал Петька, стоявший у неё прямо за спиной, и помог развязать платок.

Но Ксения не стала реагировать на подначку, слишком счастливая, чтобы спорить. Прямо перед ней, блестя апельсиново-рыжими боками и пуская зайчики хромированной решёткой, стояла воплощённая мечта.

"Полька, смотри, мы всё-таки будем ездить на дюранго…"

Она опять положила ладонь на капот, погладила, снова и снова, не в силах отлипнуть от этого совершенства.

"Дурочка, ты так радуешься, как будто тебе его подарили!"

Но даже это соображение не помогло умерить её восторг. Надо было срочно брать себя в руки.

– Ты откуда тут взялся? – через силу повернулась она к Петьке.

– Из Бремерхафена, – ответил тот с чрезвычайно самодовольным видом. – Принимай аппарат!

– Махнул не глядя?

– Какое там – махнул, скажешь тоже! – обиделся Петька. – Всё чин-чином, как у взрослых. Встретил контейнер в порту, растаможку прошёл…

– Он что – прямо из Америки? – перебила его Ксения. – Оттуда ж две недели, не меньше, плыть!

– Ну да, – Петька подбоченился, явно довольный произведённым эффектом. – Один дядька заказал себе доставку, да передумал в последний момент. Ну мы у него и перекупили.

"Вот ещё один товарищ, считающий автопарк работодателя своей собственностью. Мы перекупили…"

– Здесь сто-о-олько места! – воскликнула Юлька, уже успевшая залезть внутрь.

– Ты прости, я тоже… – от волнения Ксения даже все слова позабывала – так ей хотелось поскорее самой всё пощупать.

– Да иди конечно! – махнул рукой Петька. – Кстати, не за что. Не такой уж и труд, каких-то две тыщи километров, не стоит даже упоминания…

– Петька, ты такой умничка, спасибо огромное! – Ксения повисла бы у него на шее, если бы не всё тот же голос разума, упорно напоминавший, что вообще-то Петька старался не ради неё, а по поручению Скворцова. А того пусть дети благодарят. – Он и на учёт уже поставлен?

– Ага. Хоть завтра можете на нём ехать. Зверь-машина, кстати, даром что баран.

– Но-но! – она снова погладила дюранго по суровой морде. – Попрошу не обзываться.

– Ладно-ладно, обидчивые мы какие… Держи! – и Петька протянул ей ключ.

"Смотри, Полька… Смотри на нас!"

Глава 10

Давно пора было идти, но Ксения всё никак не могла оторваться от новой игрушки. Она решительно отправила детей на ужин, но сама была готова сидеть так хоть до самого утра, вдыхая запах новенького салона. А больше всего, до зуда в кончиках пальцев, ей хотелось повернуть ключ в замке зажигания и сделать хотя бы кружок по посёлку. При этом она отдавала себе отчёт, что если сейчас выедет за ворота, то её непременно потянет испытать дюранго на трассе, а дальше она очнётся где-нибудь под Смоленском в машине, объявленной в угон. Нет, если бы Скворцов хотел, чтобы она опробовала его новое приобретение сегодня, он бы вручил ей доверенность. А вдруг он скажет, чтобы Ксения по-прежнему возила детей на чероки?

"Нет-нет-нет, не может быть! Мы с тобой непременно прокатимся завтра!" – пообещала Ксения, ободряюще похлопав по шершавому рулю.

И в этот момент вспомнила про рацию.

Чтобы почувствовать любую машину по-настоящему своей, с ней надо произвести хоть какие-нибудь манипуляции. Но дюранго ни в чём не нуждался. Даже водительское сидение и зеркала были отрегулированы почти как надо. И бензина был залит полный бак. Зато установка рации замечательно подходила в качестве ритуального действия, после которого Ксения наконец смогла бы со спокойной совестью пойти в дом.

Она как раз прикрепила на крышу антенну, когда шуршание гравийной дорожки выдало чьё-то приближение.

– Ксения Дмитриевна? – Скворцова, вопреки обыкновению одетого во что-то тёмное, было трудно разглядеть в густых сумерках, даже когда он оказался совсем рядом. – Вы не собираетесь ужинать?

– Я попозже, спасибо, – пропыхтела Ксения, занятая протягиванием через салон провода.

– Но вы и не обедали, насколько я знаю.

– Всё в порядке, правда! Мне дети сюда принесли перекусить.

– А что это у вас такое? – он открыл дверцу с пассажирской стороны и тоже забрался внутрь.

– Сибишка. Радиостанция, работающая в гражданском диапазоне.

– Это как у дальнобойщиков, что ли?

– И не только. Там же много каналов. Дальнобои в пятнадцатом сидят, а в девятнадцатом, например, московская служба спасения. Их операторы получают от корреспондентов информацию о пробках, авариях… И по рации можно узнать дорожную обстановку. Или сообщить о ЧП. Или помощи попросить. Очень полезная штука.

– Ясно… – неопределённо протянул Скворцов.

Ксения запоздало прикусила себе язык – никто не обязан был выслушивать её фанатские восторги. Если в ответ на простой вопрос, разворачивать целую кампанию по популяризации гражданской радиосвязи, то чего удивляться отсутствию энтузиазма у собеседника?

"Скажи спасибо, что не зевает…"

– Можно, я вытащу магнитолу? Рация как раз на её место замечательно встанет.

– А вы как же без музыки? – удивился он.

– Терпеть не могу музыку! – необдуманно заявила Ксения, и Скворцов аж дёрнулся от её категоричного ответа. – То есть, я хотела сказать, не люблю слушать её за рулём. Отвлекает и звук мотора заглушает. В дороге всё внимание должно доставаться машине.

Эту мудрость отец внушил ей прежде всего, и у Ксении никогда не возникало искушения нарушить его железное правило. Исключение делалось только для рации, которая с одной стороны не давала заскучать, а с другой – помогала лучше ориентироваться на дороге. Но уж точно никаких аудиозаписей или радиопередач! Тем более, что Ксения вообще не понимала самой потребности чем-то забивать эфир. В "ласточке", правда, лежал один-единственный диск – сборник детских песен из всяких мультиков и кинофильмов, использовавшийся когда-то для развлечения маленьких Юльки и Саши, если они начинали капризничать.

– Что ж, вынимайте, раз так, – пожал плечами Скворцов, и она поспешила воспользоваться его разрешением. – По правде говоря, слушать музыку через автомагнитолу – только вкус себе портить. Совсем другое дело – вживую или на хорошей аппаратуре.

– Ага, – кивнула Ксения, на самом деле совершенно не разделяющая этого мнения.

Музыка, как таковая, ей была неинтересна, без разницы, в каком качестве её воспринимать.

– Кстати, вы можете заходить в музыкальную комнату, если хотите, – продолжал тем временем Скворцов. – У меня там приличная фонотека собрана.

– Угу, – снова автоматически поддакнула она, занятая подключением рации. – Но вживую всё-таки лучше.

– Вы ходите на концерты? – заинтересованно спросил он. – И какой стиль вам ближе?

– Ближе всего – ночные серенады, – ляпнула Ксения, не дав себе времени подумать над ответом. На неё иногда находил какой-то детский, хулиганский задор, каждый раз совершенно неуместный, но с лёгкостью побеждавший здравый смысл, ответственность и правила приличия.

Впрочем, если Скворцов и смутился, то всего лишь на мгновенье.

– Слово "ближе" вы сейчас употребили в географическом смысле или вам правда понравилось?

Ксения честно задумалась, вспоминая свои ощущения. Скорее уж ей было любопытно, но в этом признаваться точно не стоило. У любого ребячества должны быть пределы.

– Красивая мелодия. Ну и потом, я всё понимаю, вам же приходится постоянно практиковаться…

– Приходится?

– Ну… разве музыканты не должны поддерживать, так сказать, форму? Я думала, вам положено по несколько часов в день играть, поэтому была морально готова к бесплатным концертам.

Не зная, как ещё сгладить неловкость своего многословного оправдания, Ксения улыбнулась самой своей простодушной улыбкой.

– Тут вы просчитались, – произнёс Скворцов наисерьёзнейшим тоном. – Я теперь не музыкант, а скорее композитор, а композиторы поддерживают форму совершенно иным образом. Так что играю я редко, просто для себя.

"Ну, не только для себя, положим!" – подумала Ксения, а вслух спросила:

– А как же Гнесинка? Разве вы не скрипку там будете преподавать?

– С чего вы взяли? Нет, конечно. В училище – композицию, а в РАМе вообще звукорежиссуру.

– Где-где?

– В Российской Академии музыки. Это там же, на Поварской.

– Понятно… – сказала Ксения, хотя понимала чем дальше, тем меньше. – Я почему-то думала, что вы прежде всего исполнитель. Все эти альбомы…

– Слушали? – оживился Скворцов.

– Не-а, – честно призналась она. – Но видела. Значит, концерты и гастроли…

– …остались в прошлом. Давным-давно, когда мы с группой выступали, это было здорово. Потом на этой волне удалось легко сделать сольную карьеру, но уже тогда было понятно, что собственно исполнительское мастерство у меня не на таком высоком уровне, чтобы продолжать. Я и в консерватории, когда восстановился, сразу перевёлся на музыкальную звукорежиссуру. Лёшка как раз тогда эту свою студию затеял, пришлось осваивать новую специальность.

Скворцов замолчал, как Ксении показалось, немного смущённо. В самом деле, для роли слушателя на его личном вечере воспоминаний она совершенно не годилась. Накидывался бы со своими откровениями на какую-нибудь поклонницу, которой были бы интересны все эти биографические подробности. Ксения же из его речи уяснила только одно – на дальние и длительные командировки Скворцова рассчитывать не стоит. Этот прискорбный факт следовало обдумать, чтобы выработать какую-нибудь эффективную стратегию для мирного сосуществования с ним в одном доме. Пропускать каждый раз ужин – это был не выход.

– Ну вот и всё, – Ксения указала на установленную в нишу из-под магнитолы рацию. – Болтается, конечно, немного, но я потом придумаю, как её закрепить.

– Выглядит неплохо, – одобрил Скворцов и открыл со своей стороны дверь. – Ну что ж…

– Точно, надо спать идти, – она всё-таки не удержалась от вздоха. – Завтра вставать рано.

Скворцов, уже одной ногой стоящий на земле, залез обратно в машину.

– А может прокатимся немного?

– Серьёзно?! – не поверила своим ушам Ксения. Сердце забилось часто-часто и наверняка разорвалось бы от огорчения, если бы Скворцов сказал, что пошутил.

– Ну, надо же посмотреть, как вы с ним справляетесь, – ответил он, возвращая её к жизни.

И улыбнулся. В полутёмном салоне, конечно, уверенность в этом была не стопроцентной, но всё-таки достаточно сильной, чтобы Ксения перестала гадать, не злится ли он и искренне ли предложил покататься. Главное – надо было побыстрее воспользоваться этим аттракционом неслыханного великодушия, пока Скворцов не передумал.

На поворот ключа дюранго ответил утробным рыком, пробравшим Ксению до дрожи.

"Баран, говорите? Сейчас мы вам покажем барана!"

Это, конечно, было пустым бахвальством, так как разогнаться по посёлку всё равно было негде. Но даже крадясь по обсаженной берёзами узкой дороге, огибавшей виллу, можно было ощутить притягательную мощь, скрытую под капотом.

– Что это?! – дёрнулся до сих пор молчавший Скворцов, когда сверху раздался металлический лязг.

– Антенна ветки задевает, – успокоила его Ксения. – Ничего страшного.

Они свернули на освещённую фонарями улицу, и Ксения прибавила ходу. Мимо промелькнула эстакада, на которую они с Петькой загоняли москвич, потом площадка с качелями – её любимое место для засады, ворота санатория… Сбавив скорость перед перекрёстком, Ксения покосилась на Скворцова, ожидая от него сигнала – разворачиваться или ехать дальше. И если ехать, то куда. Но он с немного отрешённым видом смотрел в окно и подсказывать Ксении не спешил, поэтому она сделала выбор сама и повернула налево, к выезду на трассу.

Тишина в машине в кои-то веки не напрягала. Благодаря какому-то шестому чувству, Ксения знала, что Скворцову сейчас так же комфортно, как и ей самой, что он просто наслаждается дорогой. А может даже и поездку эту предложил не ради её водительского зуда, а потому, что де йствительно хотел проветриться.

Когда впереди показались огни на шоссе, всё у Ксении внутри взвыло: "Не хочу, чтобы это кончалось!" Вот бы так катить вечно по миру, сжавшемуся до размеров освещённого фарами пространства. Если бы ещё на заднем сидении сопели во сне Юлька с Сашей… А рядом вместо Скворцова сидела бы Полька, немного напряжённая, как всегда, когда они ехали по темноте. Она бы украдкой косилась на Ксению, проверяя, не засыпает ли та за рулём, и шелестела бы пакетом с леденцами, выбирая свои любимые, ананасовые. А впереди – если уж мечтать на полную катушку – их бы ждал родительский дом. И отец, на лавочке перед забором поджидающий дочерей с внуками. Вот это было бы счастье…

– Давайте доедем по шоссе до поворота на Внуково, – Ксения так надёжно успела забыть о присутствии Скворцова, что едва не подпрыгнула от неожиданности, когда он заговорил, – а там развернёмся и обратно.

– Здесь везде городская черта, – предупредила она, включая поворотник.

– И что?

– Ну, всё равно не удастся посмотреть, на что он способен. Ограничение шестьдесят.

– Да я как-то не об этом думал. Просто не хочется пока возвращаться.

Его признание так озадачило Ксению, что она едва не пропустила разрешающий поворот сигнал светофора.

"Тебя-то что из дома гонит? – подумала она, пытаясь подогреть в себе утихшую было неприязнь. – Уже тяготят отцовские обязанности?"

Но всерьёз злиться больше не хотелось. Да и вряд ли проблема на самом деле была в детях, иначе почему он предложил сбежать только сейчас, когда они уже благополучно улеглись спать?

– Вы разве не собираетесь опробовать свою чудо-рацию? – спросил Скворцов, едва она вырулила на шоссе.

– Э-э-э… – растерянно протянула Ксения. – Ну, если вы хотите… Тангенту тогда воткните вот в это гнездо, – она подала ему штекер и щёлкнула тумблером. – Теперь накрутите пятнадцатый канал. Вот это колёсико, да.

Ещё не успев толком проснуться, рация немедленно разразилась потоком бессмысленного мата. Как раз то, чего Ксения и опасалась.

"Всё-таки надо было службу спасения ему дать послушать. Там корреспонденты поприличнее", – сокрушённо подумала она.

Но сейчас переключаться было поздновато. Внимательно выслушав эмоциональную речь какого-то разочаровавшегося в своём работодателе дальнобойщика и дождавшись паузы в эфире, Скворцов обернулся к Ксении с немым вопросом в глазах.

"И вот это вы, Ксения Дмитриевна, собираетесь давать слушать моим детям?!" – читалось в его ошалевшем взгляде.

– У меня есть гарнитура, – мрачно буркнула Ксения, чувствуя, как теплеют щёки. – Завтра с утра собиралась прицепить, сейчас она в гараже валяется.

– Ну-ну, – коротко прокомментировал он и вновь отвернулся к окну.

Полинка тоже вечно высказывала своё недовольство по поводу неотцензуренного репертуара сибишки. И даже гарнитуру купила сама, не дожидаясь, пока у сестры проснётся ответственность. А Ксения наоборот считала подобную правду жизни лучшей прививкой от ненормативной лексики. Стоило только поглядеть, как мучительно краснели и брезгливо морщили носы Юлька с Сашей, едва из рации раздавалось хотя бы одно матерное слово – и сразу становилось понятно, что сами они в обозримом будущем не собираются использовать в речи ничего такого. С другой стороны, Полька была права – какими бы сознательными ни были дети, их следовало оградить от этого безобразия.

До поворота на Внуково они долетели быстро. Слишком быстро, чтобы успеть насладиться ощущением полёта. Самого настоящего полёта, единственной его разновидности, которую признавала Ксения.

"Может и вправду до Смоленска и назад? Как раз к утру обернёмся!" – подзуживающе предложил её внутренний голос почти что на полном серьёзе. Но Ксения, собрав свою волю в кулак, встала под стрелку на разворот. На противоположной обочине поблёскивал бок гайцовского автомобиля.

– После поворота на Внуково в сторону Москвы машинка работает, – сообщила Ксения, прижав кнопку тангенты.

В ответном хрусте удалось различить далёкое "Спасибо, принято", и рация вновь замолчала.

– Ну вот и зачем это? – повернулся к ней Скворцов. – Помогаете нарушителям обманывать тех, кто отвечает за безопасность на дорогах?

"Вот же ты зануда", – вздохнула про себя Ксения.

– Помогаю отцам семейств не налететь на штраф – это раз. А два – они же в результате сбавляют скорость! Разве это не способствует безопасности?

– Наша стрелка, – кивком головы он указал на светофор. – Но если бы никто не предупреждал о конкретных засадах, у водителей были бы все основания подозревать их за каждым кустом – и в результате ехать осторожнее.

– Какая чушь! – воскликнула Ксения, забывшись, и тут же хлопнула себя ладонью по губам, как будто это могло заглушить уже сказанные слова. – То есть, я имела в виду, всё совсем не так. Потенциальной опасности за каждым кустом никто не боится. Это как перспектива рака для курильщика. Когда-нибудь может быть случится, но возможно и пронесёт. Совсем другое дело, когда тебе сообщают, что на таком-то километре ждут совершенно точно, это на самом деле способствует более аккуратной езде. А так как гайцы караулят и камеры расставляют достаточно часто, то в итоге водитель с рацией движется почти без превышения.

– Странная логика, – буркнул Скворцов.

– Нормальная логика, – в тон ему ответила Ксения, но тут ей пришло в голову нечто гораздо более важное, чем спор об этичности использования сибишек для оставления гайцов с носом. – Александр Семёнович, вы мне доверенность не забыли выписать?

– Не забыл, – усмехнулся он. – Пока я нахожусь рядом с вами, в машине, она вам не нужна.

– Но завтра-то вас не будет!

– Я всё помню, Ксения Дмитриевна. Утром получите свою доверенность, ладно?

– Ладно, – тихо согласилась она, чувствуя себя крайне неуютно.

Теперь молчание вновь стало гнетущим, и на контрасте с недавним счастливым чувством это было особенно обидно. Ведь эти несколько минут душевного комфорта действительно были, они ей не померещились! Но хуже всего, что в этот раз она умудрилась разрушить хрупкий, едва достигнутый намёк на понимание, абсолютно этого не желая. Если раньше Ксения нарывалась на ссору почти сознательно, то сегодня был момент, когда она говорила со Скворцовым не как с отцом Юльки и Саши, а просто как с человеком. И этот человек был вполне терпимым собеседником.

"Особенно когда молчал…"

Истерическое хихиканье явно не улучшило бы атмосферу, поэтому Ксения поглубже затолкала своё неуместное веселье и остаток пути про себя читала любимую мантру Василия Ивановича.

"Уважение надо иметь. Уважение".


***


– Ксю! – Юлька ворвалась в её каморку, даже не постучав. – У меня не получается!!!

Её плачущий голос резко контрастировал с внешним видом.

"Он даже дочь-школьницу умудряется одевать в офисном стиле", – мелькнуло в голове у Ксении, когда она увидела Юльку в вещах, купленных несколько дней назад при участии Скворцова.

Сейчас, благодаря одежде, ей можно было дать все шестнадцать, но капризно-недовольные интонации выдавали сущего ребёнка. Причём такого ребёнка, который срочно просит ремня.

– Ну что стряслось опять? И, кстати, не вламывалась бы ты сюда так запросто. Я могла быть не одета.

– Ну и что? Я ж тебе не кто-нибудь! – возмутилась Юлька.

– Вот именно. И ты хочешь навести на эту мысль всех остальных в доме?

– У меня не получается заплести "колосок"! Самой себе совершенно невозможно!

– Юлька, ты же знаешь, что я тоже не умею… Хочешь, просто косу сделаю?

– Нет, "колосок"! – племянница топнула ногой. – Из косы боковые пряди выбиваются сразу же.

– Иди с распущенными. Тоже красиво, – попыталась умаслить её Ксения, но номер не прошёл.

– Ничего не красиво! – завопила Юлька. – С этим костюмом совсем не пойдёт! К тому же они у меня секутся и в глаза лезут… Заплети мне "колосок"!

С тяжёлым вздохом Ксения протянула руку за расчёской. Пора бы уже было привыкнуть к этому первосентябрьскому кошмару. Но она каждый год надеялась, что уж теперь-то племянница точно повзрослела. И каждый раз – напрасно.

– Юлька, ну не выходит у меня ничего! – сдалась она после нескольких неудачных попыток. – Давай лучше что-нибудь попроще… У нас времени осталось – только позавтракать и ехать.

Ксения ожидала нового взрыва ярости, но Юлька лишь низко-низко опустила голову и пробормотала что-то невнятное.

– Ты ко мне обращаешься? Юлька…

– Почему мамы здесь нет? – повторила она громче, выпрямившись и уставившись блестящими от слёз глазами куда-то мимо Ксении. – Почему её нет?! Я хочу к маме!!!

– Юлька… – Ксения сделала осторожный шаг вперёд и прижала к себе растрёпанную голову племянницы. Та не сопротивлялась, но и в ответ не обняла. – Юлечка, я понимаю, как тебе тяжело. Но надо держаться, нельзя раскисать. Ты же умница у меня, не плачь, пожалуйста, а? Ну хочешь, я ещё раз попробую?

– Не надо, – сдавленно прошептала Юлька. – Пусть так остаются.

Она ладонью смахнула со щёк слёзы и вышла первой. Когда Ксения добралась до кухни, Юлька уже сидела рядом с братом, сосредоточенно поглощая завтрак. Вид у неё был мрачный и несчастный. Кроме детей и Миланы в кухне никого не было. Интересно, Скворцов уже отправился на работу? Ему, конечно, добираться гораздо дальше, но как можно было даже не поздравить детей с началом учебного года? Хорошо хоть доверенность выписал вчера, сразу после того, как они вернулись.

– А Александр Семёнович уехал уже? – спросила Ксения Сашу.

– Ага, – кивнул тот. – В Одинцово, за цветами. Сейчас вернуться должен.

– Боюсь, нет у нас времени дожидаться…

– А и не надо! – вмешался в разговор появившийся в дверях Петька. – Я только что ему ворота открывал.

– Доброе утро! – наставительным тоном поприветствовала его Ксения, ощущая себя ужасно взрослой. И чопорной, как гувернантка начала прошлого века.

– О, точно! – он картинно хлопнул себя по лбу. – То-то я думаю – что-то важное забыл! Доброе утро, молодой человек! И вам доброе утро, прелестная барышня! – он застыл в глубоком поклоне перед Юлькой. Та уткнулась ещё ниже в тарелку, занавесив лицо волосами, но Ксении показалось, что Петькино шутовское представление её всё-таки позабавило. – Что за настроение? – удивился Петька, плюхаясь на своё место. – Я могу чем-нибудь помочь?

– Если только ты знаешь как заплетать "колосок", – фыркнула Ксения.

– Я не знаю, – честно признался он. – Но, держу пари, что Милана умеет, – и Петька показал на хитрую причёску, красовавшуюся у той на голове.

– А ведь это и вправду идея! Юлька, тащи сюда расчёску, – когда племянница с просветлевшим лицом вихрем умчалась из кухни, Ксения подошла к кухарке. – Милана! Можно вас попросить? Вы умеете делать "колосок"? Это косичка такая…

Она попыталась руками в воздухе изобразить переплетение прядей, и Милана энергично закивала. Прискакавшая с расчёской Юлька уселась на табурет и доверчиво закрыла глаза. Милана встала над ней и, быстро расчесав запутавшиеся волосы, принялась ловко плести замысловатую косицу, даже более сложную, чем обычный "колосок". Ксения, увидев, что ситуация под контролем, вернулась к своему завтраку. Но не успела даже намазать себе бутерброд, как за спиной раздался голос Скворцова:

– Что ещё случилось? Милана! Милана, что с вами?

Опять поднявшаяся из-за стола Ксения тоже подошла к ним и застыла от удивления. Тонкие пальцы Миланы продолжали трудиться над Юлькиной причёской, но по лицу её при этом тихо катились слёзы. Сама Юлька сидела смирно с закрытыми глазами и даже не догадывалась, что происходит.

Скворцов мягко перехватил ладони Миланы, отводя их от головы дочери. Ксения при этом еле-еле успела подобрать свободные пряди, пока косичка снова не расплелась, и кое-как закрепила её, перетянув резинкой. Скворцов тем временем усадил Милану на скамейку у окна и налил ей воды.

– Я только попросила… – растерянно начала оправдываться Ксения. – Понятия не имею, что с неё такое.

– Кажется, вы уже опаздываете, – бросил Скворцов через плечо. – Цветы ждут в машине.

– Поехали, Ксю, – тихо позвал её Саша, потянув за рукав. – В самом деле опоздаем.

– А меня до города подбросите? – с набитым ртом спросил Петька. – Мне Ленинский ближе гораздо, чем с Василием Иванычем через Можайку.

Ксения вопросительно посмотрела на Скворцова, но тот по-прежнему был занят Миланой.

– Подвезём, конечно! – воскликнула повеселевшая Юлька. – Спасибо, Милана! Мы побежали, всем пока!

– Спасибо за цветы, – поблагодарил Саша, тоже так и не сумевший обратиться к Скворцову прямо.

Но тот, похоже, совсем не расстроился по этому поводу. Да и вообще едва ли обратил внимание на то, что дети попытались попрощаться. Нетерпеливый кивок – это был максимум, на который он оказался способен.

"Лучше бы не за цветами в бешеную рань гонял, а просто сказал детям пару слов по-человечески!"

Ксения в досаде едва не хлопнула кухонной дверью, но в последний момент сдержалась и аккуратно прикрыла её за собой. Настроение было безнадёжно испорчено.

Глава 11

Припарковавшись на уже привычном месте у ворот, Ксения прошла на территорию лицея. Понурую фигуру Саши на крыльце было видно издалека, и она ускорила шаг.

– Ты опоздала! – с обвиняющим видом поднялся он ей навстречу.

– Прости, в редакции задержали. А Юлька где?

– Показывает Петьке лошадок, – с непередаваемым выражением ответил он.

– Хочешь, посиди пока в машине, – предложила Ксения, помахав у него перед носом ключами.

– Да мне и здесь неплохо, – отверг её идею Саша, опускаясь обратно на нагретые солнцем ступени. – Только давай недолго. А то домашки задали кучу. И есть хочется.

– Вас что – не кормят? – обернулась к нему ушедшая было Ксения.

– Кормят, – скривился Саша. – Сегодня вот сосисками.

– И в чём проблема?

– В том, из чего их готовят, – сумрачно произнёс он, пристраивая подбородок на подтянутые к лицу колени. – Нам как раз сегодня биологичка лекцию о фастфуде прочитала. После такого как-то не тянет.

– Всё ясно, – Ксения потрепала племянника по голове. – Во многой мудрости – многая печали. Сиди голодным тогда.

– Сижу, – уныло ответил Саша, не приняв её шутливого тона.

"У кого-то сегодня плохое настроение…"

В последнее время Ксении совсем не удавалось поговорить с детьми. Туда и обратно с ними ездил Петька, учившийся неподалёку – в МИРЭА, а дома тоже не было особой возможности уединиться и расспросить о школьных делах.

– А так у вас всё в порядке?

– Нормально, – пожал плечами Саша. – Ты иди лучше за Юлькой…

Похоже, Петька ему не нравился, и это чувство укреплялось с каждой совместной поездкой – как Ксения подозревала, из-за игривой манеры, в которой тот общался с ней и с Юлькой. Сама она повидала таких любителей бессмысленного и беспощадного флирта достаточно, чтобы не воспринимать их всерьёз. Но может быть Саша был прав, и Юлька относилась ко всему этому как-то иначе? Задурить голову девчонке, даже невольно, легче лёгкого.

Встревоженная, она почти бегом прибежала к конюшням, но, к её огромному облегчению, Юлька с Петькой стояли у загона не вдвоём, а в окружении стайки Юлькиных одноклассниц, выпендривавшихся перед парнем на все лады. Зрелище было смешное и поучительное, поэтому Ксения постояла некоторое время поотдаль, наблюдая повадки современной молодёжи. В результате Юлька заметила её первой.

– О, за нами приехали! Ну, до завтра, девчонки! – звонко попрощалась она и направилась к тётушке, таща Петьку за руку, как на буксире.

– "За нами приехали!" – вполголоса передразнила её Ксения, когда они приблизились. – Ты ещё не слишком зазвездилась?

– В самый раз! – нагло уверила её Юлька. – Я что – неправду сказала?

Ксения хотела было ответить, что, при абсолютной правдивости, фраза была недопустима по тону, но подобные претензии не стоило высказывать при свидетелях. Поэтому пришлось удовольствоваться грозным взглядом, красноречиво обещавшим племяннице продолжение разговора.

– Что-то ты, Ксанка, больно мрачная, – встрял между тем Петька. – Статью завернули?

– Статью приняли, – отрезала Ксения. – Я, может, и мрачная, зато вы развесёлые…

– Это плохо? – напряжённым голосом уточнил Петька.

– Это непонятно. И подозрительно. Вот когда ты учиться успеваешь? Или, хочешь сказать, у тебя и вправду занятия заканчиваются раньше, чем уроки у детей?

– По средам – да.

– А в остальные пять дней? Не рановато прогуливать начал?

– В самый раз! – вызывающе ответил Петька, один-в-один копируя Юльку. – Не волнуйся, мамочка.

Юлька прыснула в ладошку, что вызвало у Ксении двойственные чувства: с одной стороны, хорошо, что неловкая шутка повеселила, а не заставила вспомнить о Полине, а с другой – Петька медленно, но верно расшатывал её, Ксении, авторитет.

– Вылетишь в первую же сессию, – предсказала она ему злорадным голосом. – И, кстати, от Южки до Очаково автобусы ходят. А там сел на электричку, пять минут – и ты на месте.

– Ага, и по лесу ещё топать неизвестно сколько, – капризно протянул Петька, открывая для Юльки дверцу машины.

– Минут двадцать, не больше, – не выдержал подошедший Саша. И, тут же сообразив, что ляпнул лишнего, добавил: – По карте судя.

– Я понял. Лишний я всем, не нужный никому… – скорбно сказал Петька. – До метро-то хоть довезёте?

– Сегодня, так и быть, довезём до дома, – пообещала Ксения, заводя дюранго. – Но если будешь продолжать в том же духе, расскажу Василию Ивановичу, что ты с занятий сбегаешь, чтобы с нами ездить.

– Лучше Александру Семёновичу, – буркнул Петька, усаживаясь на переднее сидение. – Может он и для меня что-нибудь купит. Ягуарчик какой-нибудь завалященький или майбах…

– Фу, майбахи некрасивые, – сморщила носик Юлька.

– И много ты их видела? – насмешливо поддел её Петька.

– Много – не много… – обиженно начала Юлька, явно собираясь гордо упомянуть прошлогодний Московский автосалон, на который их с Сашей протащила тётушка, но, получив от брата незаметный тычок в рёбра, вовремя замолчала. Ксения, наблюдавшая эту сцену в зеркало заднего вида, подмигнула племяннику.

– Картинки из интернета не считаются! – поспешно добавил Петька.

– Ну проси себе майбах, – пожала плечами Юлька. – Мне-то что? Всё равно они страшные, правда, Ксю?

– Правда, – кивнула Ксения. – Но вообще вас послушать… "Проси себе майбах", подумать только!

– Какая ж ты всё-таки зануда, – вздохнул Петька. – Уже и помечтать нельзя человеку в собственный день рождения? Вот сейчас приедем, а там, посреди двора, перевязанный ленточками…

– Как – день рождения?! – воскликнула Юлька. – А почему мы не знали?

– А вы спрашивали? – он издал ещё более горестный вздох. – Говорил же – лишний я всем, не нужный никому. И майбах мне, видимо, не подарят…


***


Действительно, на вилле не обнаружилось ни майбаха, ни ленточек. Всего-навсего слепящий хромом и скрипящий кожей седла классический родстер БМВ. Сразу стало понятно, что второй гараж был построен с таким размахом не ради одного дюранго.

– У него хобби, что ли, такое – коллекционировать колёсные средства? – не удержалась от шпильки в адрес Скворцова Ксения, перекатывая в дальний угол зимнюю резину, чтобы освободить место под Петькин мотоцикл.

– Ну уж нет, это мой, личный! – возмутился Петька, не отлипавший от своего подарка ни на секунду. – И потом, они его вместе с Василием Иванычем купили.

– Ага, разумеется, – энергично закивала Ксения. – Василий Иваныч не иначе как "старичка" продал ради такого дела.

– Завидуй молча! – фыркнул Петька, нежно поглаживая "коня" по бензобаку.

Нет, Ксения не завидовала. Но чем дальше, тем больше недоумевала. Наблюдая за происходящим на вилле, было сложно отделаться от мысли, что Скворцов балует и опекает своих работников, как членов семьи. Он смирно пережидал приступы бухтения Василия Ивановича, слушаясь его, если не как отца, то как родного дядьку. Он заботился о Милане, как о старшей сестре, и строил Петьку, как шебутного младшего братца. Наверное, в этом доме царила полная гармония, пока здесь не появилась она с детьми. И если Юльку с Сашей Скворцов, пусть и настороженно, но принял, то Ксения совсем не вписывалась в семейную схему отношений. Косить под младшую сестрёнку у неё не получилось бы при всём желании.

"Загостившаяся подруга детей – вот кто ты такая, – определила она наконец. – Пора и честь знать…"

– Ну ты там закончила? – окликнул её Петька.

– Практически, – пропыхтела в ответ Ксения, волоком перетаскивавшая ящик с инструментами на свою половину. – А кое-кто не переломился бы помочь…

– Я именинник, мне не положено, – важно произнёс он. – И вообще – бросай всё, давай лучше прокатимся!

– Тебя на обед ждут, именинник, – напомнила Ксения, появляясь в дверях гаража.

– Нас ждут, – поправил её Петька. – Они и соскучиться не успеют, как мы вернёмся. Сделаем кружок, а?

Ксения посмотрела в его умоляющие глаза, вспомнила себя всего неделю назад, когда она не могла надышаться на дюранго, – и сдалась.

– А ты вообще умеешь? – с опаской спросила она, принимая у сияющего Петьки из рук шлем.

– Да у меня после техникума в правах три первых категории открыты, если хочешь знать, – обиделся тот. – И всю жизнь почти был моцик. Сначала Восход, потом Ява. Ты сама-то умеешь?

– Что именно? Водить – нет. На поворотах наклоняться правильно учили.

– Кто это? – ревниво спросил Петька, но всё-таки решил, что ликбез важнее Ксениной биографии и, не дожидаясь её ответа, назидательно произнёс: – Главное – смотреть через моё плечо вперёд…

– …в направлении поворота, – закончила за него Ксения. – Говорила же, что умею. Но ты же гонять не собираешься, я надеюсь?

Байки она не очень любила. Но невозможно вырасти в маленьком городочке и ни разу не пообниматься с мальчишеской спиной, затянутой в одуряюще пахнущую кожу. Впридачу к покатушкам, правда, всегда прилагалась восторженная лекция о лошадиных силах и оборотах в минуту, которую Ксения выслушивала снисходительно, хоть и без особого интереса, и поэтические завывания о ветре в лицо и безграничной свободе, от которых у неё немедленно начинали вянуть уши.

– Гонять не собираюсь. Но при обкатке надо все передачи попробовать…

Он повернул ключ, не снимая байк с подножки, чтобы двигатель поработал на холостом ходу, а сам чуть ли не вприпрыжку побежал открывать ворота. В этот момент к гаражам подошёл Скворцов собственной персоной.

– Куда это он собрался? – кивнул он на Петьку. – У нас всё готово, можно садиться за стол.

– А мы хотели обкатать его немного… – почему-то виновато ответила Ксения.

Вот так всегда получалось – с собственного дня рождения решил сбежать Петька, а оправдываться приходится ей!

– Понятно, – сухо произнёс Скворцов. – Это, видимо, никак подождать не может?

– Похоже, нет, – Ксения сделала робкую попытку улыбнуться, но это не особо помогло. – Вы начинайте без нас…

– Да, мы быстренько! – присоединился к разговору подскочивший Петька.

– Быстренько… – неодобрительным тоном повторил Скворцов. – Погоди пока с "быстренько", для первого раза. И на трассу не выезжай. Не забыл, что у тебя ещё номеров нет?

– Ага, мы только по посёлку прокатимся! – бодро закивал Петька. – Скоро будем!

Не обращая больше на Скворцова ни малейшего внимания, он выкатил байк за ворота и только там оседлал его. Ксения закрыла за ним створки, вышла через калитку и залезла на пассажирское сидение.

– Обнимай крепче, Ксанка! – с широкой ухмылкой велел Петька и, переключившись с нейтрали на первую, выкрутил газ.


***


Ксения сидела на мохнатом светлом ковре на полу музыкальной комнаты и очень, очень жалела о том, что поддалась на Петькины уговоры. Мало того, что этот… безответственный раздолбай испытывал "бэшечку" не меньше получаса и делал это на совесть, так что у Ксении, которой раньше довелось кататься только на тихоходных, ломаных-переломанных Минсках, Восходах и Уралах, вся жизнь перед глазами промелькнула – и не один раз. Так он ещё и проникся к ней после этого большим светлым дружеским чувством и заставил пойти сначала на общий праздничный обед, что было не так страшно, а потом и на вечерние посиделки для взрослых, что было гораздо хуже. Потому что самого Петьку Василий Иванович давным-давно извлёк из-за стола и отправил отсыпаться, но в неё тут же вцепился к тому времени уже изрядно повеселевший Алексей, заскочивший в середине дня по какому-то вопросу к Скворцову, да так и оставшийся праздновать вместе со всеми. И вот теперь он затащил вяло сопротивлявшуюся Ксению в здешнюю импровизированную студию и заставил слушать старые записи группы "Таволга".

При всём равнодушии Ксении к музыке, эти песни ей, пожалуй, нравились. У солистки был приятный голос, пронзительные скрипичные соло тревожно щекотали где-то внутри, а героическая тематика текстов раздражала и вполовину не так сильно, как раздражали косящие под эльфов юноши и девушки, в последние несколько лет заполонившие фестивали авторской песни, на которые Ксения иногда выбиралась, чтобы пообщаться с однокурсниками и прочими друзьями студенческих времён. В общем, вечер можно было назвать вполне терпимым, если бы не постоянно маячивший перед глазами мрачный Скворцов, явно не одобрявший её присутствия, но при этом не желавший почему-то сказать прямо: "Ступайте-ка вы, Ксения Дмитриевна, к себе". Тем самым он оказал бы ей огромную услугу – но нет, он предпочитал слоняться по комнате, бесцельно перебирать диски, опять присаживаться в кресло, крутя в ладонях бокал вина, – и всем своим видом осуждать происходящее. Как будто она была виновата, что Алексею – Лёшке, как он потребовал себя называть – приспичило похвастаться своими былыми достижениями на музыкальном поприще. Между прочим, Лёшка, как оказалось, был давно и счастливо женат, растил маленькую дочку и вообще был приличным человеком, просто слегка перебравшим за ужином вина и поэтому готовым (платонически!) любить целый мир, не то что данную конкретную Ксению. А если кто-то так переживал за моральный образ друга, то давно мог бы по праву хозяина разогнать вечеринку.

– А вот как раз мы с Сашкой на первом большом концерте в Мельбурне, – Алексей протянул ей буклет, вытащенный из обложки диска.

Скворцов дёрнулся так, как будто собрался выхватить буклет у неё из руки, но вовремя одумался. Ксения с мстительным видом пристальнейшим образом уставилась на фотку, на которой двое худющих долговязых мальчишек, прижавшись спина к спине, исполняют на гитарах какой-то, судя по закушенным губам, сложный и энергичный пассаж.

– Не многовато у вас в "Таволге" гитаристов было? – удивилась она, возвращая буклет Алексею. – Я так поняла, солистка тоже…

– Именно что гитаристка у нас всего одна была, как раз Инка. Это её инструмент у Сашки. И он вовсе не играет, а просто выпендривается. Он на гитаре три аккорда всего знает, – Алексей с ухмылкой повернулся к Скворцову, но тот только бровью дёрнул. – Просто тогда нас после концерта попросили попозировать. А у меня вообще не гитара, а бас.

– Ну, я их не различаю… – послала ему извиняющуюся улыбку Ксения.

– О, так это же совсем легко! – воскликнул Алексей, вскакивая с кресла. – Вот смотри…

– Вставать завтра рано, – скучным голосом перебил его Скворцов, и Ксения уже понадеялась, что сейчас её избавят от необходимости вникать в устройство и внешние особенности бас-гитары, но была жестоко обманута в своих ожиданиях. – Лично я спать иду и тебе, Лёшка, советую.

– Ага, – отмахнулся от него Алексей, вновь поворачиваясь к Ксении. – Мы тоже скоро.

– Спокойной ночи тогда, – сухо попрощался Скворцов и вышел, не дожидаясь ответа.

– Вот зануда! – фыркнул Алексей, отсалютовав закрывшейся двери бутылкой. – Вечно всё веселье портит.

Ксения уже было совсем собралась испортить веселье окончательно, заявив, что тоже отправляется спать, как вдруг до неё дошло, какой уникальный случай ей предоставился.

– А вы с Александром Семёновичем давно знакомы? – вкрадчиво поинтересовалась она.

И угадала с вопросом, потому что Алексей явно был настроен повспоминать старые добрые времена и аж расплылся в довольной улыбке.

– Да с "мусорки" ещё. Консерва наша была имени Мусоргского, – пояснил он для немного опешившей Ксении. – На одном курсе учились, я на гитаре, он на скрипке.

А она только-только подумала, что удивляться уже некуда…

– На одном курсе?! Правда?

– Ну да, – удивился Алексей её изумлению.

– Так вы ровесники?

– Сашка помладше на полгода, – уточнил он. – А что?

– Да нет… ничего, просто никогда бы не подумала…

Как же так? Почему с самой первой встречи она уверенно определила Алексея в мальчишки, лишь на пару лет старше себя, но и мысли не мелькнуло, что Скворцову может быть столько же. А ведь на самом деле разница у неё с ним была действительно небольшой, ну не два года, а четыре – это же и вправду немного. Но при этом Скворцов был безнадёжно взрослым, и эта взрослость ощутимо давила на Ксению, вызывая постоянное напряжение при общении с ним. Она совершенно не могла себе представить, как это – чувствовать себя рядом со Скворцовым комфортно и спокойно. Называть по имени… А ведь у него тоже были друзья, для которых он был Сашкой, которые могли подшучивать над ним, рассматривать вместе фотографии и хохотать над тем, "какими мы все были дураками".

– Ну вот, прямо на первом курсе мы группу и сколотили. Я, Сашка, Инка – она тоже со мной на гитарном училась, только на два курса старше, Вовка, парень её, и Полина.

– А Полина…? – Ксения затаила дыхание.

– Девчонка-флейтистка. Подружка Сашкина. Потом ещё Вовка где-то нам ударника откопал, Серёгу. Из всей группы только они и были местные, из Ебурга. Где учились, даже не знаю. Впрочем, мы все быстро учёбу задвинули.

– Ничего себе, – присвистнула Ксения, подливая ему ещё вина. – Так много выступали?

– Куда там! – Алексей даже раскашлялся, подавившись от смеха. – Кому мы нужны были… Репетировали много, а ещё больше просто тусовались. На квартирниках играли, народу нравилось, но чтобы раскрутиться – этого маловато. Ну вот, а к весне я наконец пробил нам сцену в клубе…

Ксения слушала подробный рассказ про начало продюсерской карьеры Алексея, в нужных местах сочувственно поддакивая и издавая прочие междометия, свидетельствующие о неослабевающем интересе. Это искусство она освоила в общаге, когда ей, единственной трезвеннице в компании, приходилось нести на себе полную нагрузку коммуникации среди медленно, но верно напивающихся товарищей. Впрочем, Алексей не ставил себе задачи поскорей достигнуть невменяемого состояния, да и вино было не очень крепким. В самый раз для того, чтобы заставить потерять бдительность, но не связность речи.

– Ну понятно, этим-то что… Они в ладоши похлопали, на фестиваль свой нас пригласили, а дальше не их заботы. С визами гостевыми обещали помочь, но деньги-то всё равно неоткуда было взять. В общем, начали мы спонсора искать. И таки нашли. Дядька лет под пятьдесят, кефирчиком торговал и прочими творожками… Неважно. Главное, этот хрыч заявляет: денег я вам, мол, дам на билеты, только вы в группу мою Ирочку возьмёте. Пусть девочка тоже Австралию посмотрит. А Ирочка эта ему не пойми кто, так мы и не узнали толком. Не то племянница, не то…

– Понятно… – протянула Ксения. – И что, вы согласились?

– Согласились, конечно, но дело-то не в этом. Сама по себе Ирочка ничего девчонка оказалась, а вот дядюшка её… Короче, он нам заявляет, что билеты купил на пятерых. Ну понятно, Сашка – лидер группы, композитор, куда без него. Инка тоже – все тексты её и вокал. Я вроде как продюсер. Вовочку Инка отстояла. Да и вообще он действительно клёво играл, потом сольную карьеру сделал покруче чем у нас у всех. На губной гармошке, вообрази себе! Тогда казалось – такая фигня, а сейчас Вовка чуть ли не культовым джазовым музыкантом считается. Вот он, смотри! 

Алексей покопался в дисках и подсунул ей под нос очередной буклет с крупными фотографиями участников группы. Вовочка оказался длинноволосым кудрявым парнем, неуловимо напоминавшим Моррисона – может из-за того, что авторы оформления диска скопировали стилистику его знаменитого фотопортрета с безбожно задранной контрастностью. А Скворцов в таком ключе вообще был неузнаваем: всё, что в итоге было изображено на снимке – это ещё более длинная, чем сейчас, косая чёлка, закрывающая пол-лица, и резкая линия скулы.

– В общем, Серёга с Полинкой остались за бортом. От ритм-секции в результате остался только мой бас, но Ирочка уверяла, что в два счёта освоит перкуссию. И всё-таки Сашка бы вряд ли на это согласился, если бы Серёга сам не отказался ехать. Сказал, что что-то с мамой. Это мы потом уже узнали, что ему наш спонсор тупо денег дал, чтобы тот из группы добровольно ушёл. Ему это, видимо, дешевле обошлось, чем ещё один билет покупать.

– А Полина как же? – нетерпеливо спросила Ксения, которой было до лампочки, почему не поехал ударник Серёга, но было ужасно важно узнать, почему же Скворцов не отстоял Польку, как отстояла своего Вовочку Инка.

– Ну-у-у… После того, как Серёга ехать отказался, все расслабились. Фестиваль блюграссовый, флейта там, вроде как, ни к чему. Сашка, конечно, всё равно пытался для Полины билет выбить у этого жлоба, но уже гораздо более вяло. А она, наверное, это поняла и обиделась. Не знаю я, в общем, что у неё там в голове творилось. Сама нам сказала: езжайте, ребята, это такой шанс… Ну мы и поехали.

– И остались там насовсем, – уверенно предположила Ксения, только что возненавидевшая Скворцова с новой силой.

Оказывается, он предал Польку дважды – как девушку и как участника своей группы!

– Да уж, остались, – хохотнул Алексей. – Вплавь оттуда домой показалось далековато.

– В смысле? – не поняла она.

– Да в прямом! На фестивале-то мы провалились. Жлоб этот кефирный, видимо, ожидал, что мы какой-нибудь приз возьмём, денежный желательно. Чтобы ему на обратную дорогу для нас не раскошеливаться. Ну вот, ждём от него перевода, ждём… Пока ждали, деньги кончились окончательно. Да и визы истекают. А ребята, которые нас приглашали, растаяли в туманной дали. Короче, пошли мы петь по улицам… – он мечтательно закатил глаза. – Иногда совсем неплохо зарабатывали, да и весело было, только холодно. Наскребли на звонок международный. Ирочка с этим своим "дядюшкой" поговорила, и стали мы опять ждать. Ни на какие гостиницы уже средств не хватало, мы разделились и искали вписки у тамошних хиппи. Язык у нас, правда, только Инка знала прилично, но ничего, как-то объяснялись. Ну вот, а потом наконец пришёл на Ирочкино имя перевод. И что бы ты думала? Денег там было ровно на один билет!

– Ну и она, конечно, улетела, – хмыкнула Ксения.

– Да не, – затряс головой Алексей. – Говорю же – она классной девчонкой оказалась. Послала "дядюшку" по известному адресу. А на эти деньги мы вступили в тамошний телепроект. Вроде "Фабрики звёзд", только соревнуются музыкальные коллективы. Тут и крыша над головой, и раскрутка на популярном музканале. В общем, стали мы в одночасье бешено знамениты. Правда, к тому моменту нас чуть в тюрьму не посадили из-за виз просроченных… Тоже весело, конечно, но утряслось как-то. Нашлись ещё спонсоры, уже местные, австралийцы, которые почуяли, что на нашей истории можно здорово сыграть. Уладили вопрос с визами, Инка с Вовкой вообще потом гражданство получили…

– Надо же! – подала голос Ксения, чувствуя, что Алексей теряет запал, а может попросту начинает засыпать. – И что потом?

– Потом ничего особо интересного. Сначала по клубам играли, в основном всё тот же псевдоблюграсс. Но в конце концов вернулись к фолк-року, на ещё одном большом фестивале выступили, на этот раз гораздо удачнее. Пару клипов сняли, из-за чего как раз и пошла вторая волна интереса, уже в Америке. Гастроли всякие… – он широко зевнул. – Там от нас Ирочка в результате и откололась. Встретила в супермаркете какого-то русского программиста и скоропостижно выскочила замуж, поминай, как звали. А ведь четыре года за Сашкой хвостом ходила!

– А он что?

Ксения сама не ожидала от себя ни такой наглости, ни, главное, интереса к сердечным делам Скворцова. Но Алексей, похоже, ничего не заподозрил.

– А что он? Сказал, что пора домой возвращаться. Как раз контракт наш кабальный закончился, Инка с Вовкой кинулись сольные карьеры делать, а нам надоела к тому моменту и Австралия, и Америка. Вернулись в Ебург, Сашка в "мусорке" восстановился, а я пошёл менеджмент изучать. Потом вот дело в Москве открыли. Сашку ещё по старой памяти поиграть приглашали, но я уже к тому времени окончательно с музыкой завязал.

– А Полина? – решилась напомнить Ксения.

– Полина? – Алексей сонно поморгал глазами, как будто не сразу сообразил, о ком вообще речь. – А она, видно, не дождалась…

– Может потому, что к ней не очень-то торопились? – горько спросила Ксения, чувствуя, что ещё немного – и сорвётся.

Но Алексей действительно уже начинал отключаться прямо в кресле, подпирая голову то одной, то другой рукой, и душераздирающе зевая.

– Как только у группы появились средства, Сашка вроде попытался с ней связаться и пригласить к нам. Выговорил у спонсоров контракт с её участием. Но она сама куда-то подевалась. Он ей писал, всех знакомых обзвонил, но никто ничего не знал.

– Что ж он не приехал? Вдруг с ней случилось что-то?

– Да там такой был график… Как вспомню – так вздрогну. Помыться бы успеть, не то что домой слетать. Погоди-ка… – он внезапно сел ровно, широко распахнув глаза. – Так это что – её, Полинкины, дети?!

– А я почём знаю? – огрызнулась Ксения, спохватившись, что действительно потеряла чувство меры со своими расспросами. – Но в любом случае, с девушкой поступили мерзко.

– Кто ж спорит, – тяжко вздохнул Алексей, снова роняя голову, и совсем уже сонным голосом добавил: – Сашка даже сказал как-то, что, наверное, Полина его прокляла.

– Какая чушь! – возмутилась Ксения.

"Полька бы никогда…"

– Чушь не чушь, а вот же – до сих пор один. А уж сколько на него вешались…

– Лёшка, ты здесь ещё? – раздалось из-за приоткрывшейся двери, и в комнату вошёл Скворцов. – И вы, Ксения Дмитриевна? Вам вставать меньше чем через четыре часа, о чём только думаете…

Его вторжение оказалось настолько неожиданным, что Ксения даже не нашлась, что сказать. Да и вообще, в данный момент она была так растеряна, что разумнее было помолчать и собраться с мыслями.

– Сашка! – обрадовался Алексей. – А мы тут как раз о тебе… Выпьем?

– Нет уж, – поморщился Скворцов. – И тебе хватит.

– Хватит так хватит, – с сокрушённым видом согласился тот. – Ксюшенька, спокойной ночи! Спасибо за компанию, надо ещё как-нибудь обязательно посидеть… – последние слова он выкрикивал уже из коридора, куда его безжалостно вытолкал Скворцов.

– Спокойной ночи, Ксения Дмитриевна, – холодно бросил он через плечо и прикрыл за собой дверь.

"И чего возвращался, спрашивается? Он же уже один раз ушёл спать! – Ксения поднялась с ковра, и начала с шипением растирать затёкшую ногу, когда её пронзила ужасная мысль: – Он ведь не подслушивал наш разговор?!"

Глава 12

После Петькиного дня рождения сны Ксении резко изменились. Привычный кошмар, начинавшийся с того, что в аэропорту её заставляют сесть в самолёт, теперь развивался по другому сюжету. В последний момент Ксению наоборот выталкивали с трапа, заявляя, что для неё билета нет. Каждый раз это был новый человек – то Пашка, то кто-то из бывших однокурсников, то вообще Полька. Неизменным был лишь факт, что все улетали, а Ксения оставалась одна. Сначала ей казалось, что таким образом она переживает чувства брошенной в Екатеринбурге сестры. Но сон, повторяясь почти каждую ночь, расцветал новыми подробностями, и вскоре Ксения поняла, что жалостливая история о кинутой жадным спонсором группе произвела на неё неизгладимое впечатление. Потому что, садясь в аэропорту на автобус, она раз за разом оказывалась в зимнем Мельбурне, очень живо нарисованном Алексеем. Брела по серым улицам, стирая с лица холодную морось, пыталась согреться в подземном переходе, на стене которого почему-то висела огромная чугунная батарея. Ксения клала на эту батарею заледеневшие руки и думала, что не сможет взять ни одного аккорда, а ей обязательно надо выступать, прямо здесь же, в переходе. Вокруг уже собирался народ, ждущий представления, и за спиной откуда-то возникал тяжёлый гитарный чехол. И тогда она начинала медленно-медленно стягивать его с плеча, надеясь, что вот-вот произойдёт какое-нибудь чудо и ей не придётся позориться и объяснять, что она вообще никаким боком не музыкант.

Несколько ночей подряд сон так и заканчивался – и Ксения просыпалась в ожидании ужасного провала. Ощущения были не менее кошмарными, чем от падения с высоты. Но однажды, в этом, уже знакомом до последней выщербинки, продуваемом всеми ветрами переходе, кто-то похлопал её по спине. И не успела Ксения возмутиться фамильярностью незнакомца, как он, опустившись на корточки, уже начал деловито расчехлять гитару. А на неё вместо возмущения нахлынула неописуемая благодарность. За то, что не улетел вместе с остальными. За то, что остался с ней. За то, что, сам зная всего три аккорда, готов заменить её, избавить от ужаса публичного выступления. И, хотя во сне Ксения, прислонившаяся к батарее, видела только спину неизвестного спасителя, по-турецки усевшегося с гитарой прямо на каменный пол, она конечно же знала. Знала, кто это, но ничего не могла поделать со своей радостью.

А радость росла и крепла, и дошло до того, что, ещё только проваливаясь в этот сон, Ксения начинала предвкушать будущую встречу. И шла под колючим дождём, зная, что впереди её ждёт горячая батарея и такое же горячее счастье – знать, что она не одна, что они вдвоём посреди этой промозглости и неустроенности.

От этого каждое утро завтраки превращались в серьёзное испытание. Наяву видеть напротив себя того, кто только что, благодаря какому-то дикому полёту фантазии, казался самым близким человеком на всём белом свете, а в реальности был ей абсолютно никем… Возможно, даже смотри Ксения про своего работодателя подробнейшие эротические сны, она бы и то так не смущалась. Но это тёплое, настоящее чувство выбивало её из колеи настолько, что она не смела поднять глаз от тарелки. Да и вообще не являлась бы на кухню, если бы племянники не взяли над ней шефство, заставляя вовремя питаться.

По вечерам избежать встреч со Скворцовым было проще, но, даже когда они происходили, Ксения уже успевала оклематься от ночного морока и могла почти спокойно пережить совместное чаепитие с попытками цивилизованной беседы. Впрочем, поглощённый своими преподавательскими заботами, он всё меньше внимания уделял домашним и, даже присутствуя за столом физически, на самом деле мыслями находился где-то далеко, что было Ксении как нельзя более на руку. Теперь они с детьми были предоставлены себе – оказалось, что для этого Скворцову вовсе не обязательно ездить на гастроли. Петька, неразлучный со своей драгоценной "бэшечкой", тоже перестал мозолить глаза, исчезая рано утром и возвращаясь ночью последним. Правда, возникали большие сомнения, точно ли он посещает занятия или, может быть, целыми днями катает вокруг института однокурсниц, но это уж были проблемы Василия Ивановича. Ксения же попыталась сосредоточиться на школьных делах Юльки и Саши, но пока что не продвинулась дальше проверки дневников. Оценки у обоих были вполне нормальными, но что-то всё равно тревожило. Только вот Ксения не могла понять, что именно. На все её расспросы дети отмахивались стандартными заявлениями, что они "в порядке" и "как обычно", и воспитательных бесед старательно избегали.

В Мельбурне меж тем выпал снег, и они с парнем в тёмном пальто бродили по улицам, взявшись за руки. Просыпаться после таких прогулок не хотелось совсем.


***


– Русичка на выходные не задаёт, – тоном утомлённой дивы произнесла Юлька и подцепила вилкой шляпку шампиньона. Уже десятую, а то и пятнадцатую – маринованные грибы она обожала до абсолютной потери воли.

– Но это не значит, что новый материал не нуждается в повторении, – возразила Ксения вяло, уже зная, что только зря сотрясает воздух.

В последнее время Юлька стала совсем неуправляемой. Как Ксения и опасалась, жизнь принцессы очень быстро пришлась племяннице по вкусу. Его Императорскому Величеству Скворцову деньги, видимо, доставались слишком легко, чтобы он всерьёз задумался о том, какой пример показывает своим неуёмным транжирством. Чему научил Петьку бешено дорогой подарок на день рождения? Что в следующий раз и в самом деле надо просить майбах? А все эти новые шмотки, которыми Скворцов завалил детей? А мобильники – вот зачем было покупать каждому по новому телефону, когда Саша вообще принципиально ими не пользуется, а Юлькин старый был куплен всего год назад? Да, не последняя ультрамодная модель, но он был в полном порядке. А теперь Юлька потихоньку подкатывала к отцу по поводу собственного ноутбука – дескать, для учёбы он ей совершенно необходим. При этом сама учёба интересовала её в наименьшей степени, а школа воспринималась с энтузиазмом лишь в качестве повода потусоваться. Хотя, если подумать, уж лучше так, чем как Саша – каждый день ехать в лицей, как на Голгофу.

– Да нет там ничего нового, – огрызнулась Юлька. – Но если тебе угодно…

– Мне угодно. А ещё угодно, чтобы ты раз и навсегда забыла этот хамский тон.

– Мы же одни сейчас! – искренне возмутилась Юлька. – Никто не слышит.

– Я слышу, Юлечка! – у Ксении уже не было сил как следует разозлиться. – Ты думаешь, мне можно грубить, если без свидетелей?

– Я не грубила, – надулась племянница. – А при свидетелях ты бы и сама меня доставать не стала. Потому что не имеешь права.

– И что это значит? – холодно спросила Ксения. – Твоё последнее заявление?

Но Юлька не услышала или не захотела услышать предостерегающих ноток в её голосе.

– То и значит! – запальчиво воскликнула она. – Ты у нас кто? Шофёр. Твоё дело…

– …баранку крутить, я уловила твою мысль. Тебя совсем со стапелей сорвало?

– Девочки, вас аж из коридора слышно, – доложил Саша, заглянувший в дверь. – Что опять не поделили?

– Ксения Дмитриевна беспокоится, как бы мы с тобой лишней минуточки на самих себя не потратили, – ядовито ответила Юлька, с шумом отодвигая стул. – И отказывается везти меня в кино с девчонками. А мы уже договорились!!!

– Как это ты, интересно знать, умудрилась договориться, не обсудив это с отцом? И я, кстати, не отказывалась, я всего лишь хотела, чтобы ты сначала разобралась с уроками на понедельник, а уж потом планы строила.

– Я же говорю – не задано ничего!!!

– В девятом классе? В лицее?! Юлька, что ты мне голову морочишь!

– Была охота! Сашка, скажи ей, раз она мне не верит…

– Что, прямо так всё и сказать? – почему-то ужасно ехидным голосом поинтересовался он, и на Юлькином лице промелькнуло выражение испуга.

– Скажи, задали нам что-нибудь на выходные или нет, – уже спокойнее сказала Юлька, но поздно – Ксения уже заняла боевую стойку.

– Нет уж, теперь выкладывайте своё всё, – потребовала она, устраиваясь поудобнее.

Племянники быстро переглянулись. При этом Юлька умудрилась одновременно выглядеть умоляюще и угрожающе, но Саша явно уже набрался решимости, чтобы пойти против сестры. Редкий случай, обычно дети выступали против педагогических воздействий единым фронтом.

– В общем, наш класс… – начал он после глубокого вздоха, – наш класс – не лицейский. Мы же экзаменов не сдавали никаких.

– Не лицейский? В смысле – обычный, непрофильный? – растерянно уточнила Ксения.

– В смысле – коррекционный, – жёстко уточнил Саша. – Для дураков то есть.

– Неправда! – взвилась Юлька. – Почему у тебя все сразу дураки? Просто для тех, кто живёт рядом, но в лицейские классы не поступил.

– Ну я и говорю – после восьмого там остались только те, кому поближе к дому учиться хотелось. Все эти подружки твои…

– Тебе какая разница, почему они остались? Может потому, что школа хорошая?

– Чудесная школа! – с чувством произнёс Саша. – Как же – на уроках делай, что хочешь, на дом не задают, да ещё иппотерапия впридачу…

– Это ещё что? – нахмурилась Юлька.

– Да лошадки твои любимые! Не заметила, кого чаще всех покататься отправляют? Уж точно не лицеистов – те, наоборот, учатся как проклятые.

– Тебе-то откуда знать?

– От верблюда. Не все же довольствуются общением со всякими идиотами, как ты.

– А Сашечка у нас с лицеи-и-истами дружит, – издевательски протянула Юлька тоненьким голосом. – И, видно, заразился от них чем-то нехорошим, вон как самомнение зашкалило! А они тебя за второй сорт считают, вот и выпендриваются, какие они там все занятые!

– Лучше бы поинтересовалась у подружек своих, что они про тебя за спиной говорят. Ты хоть в курсе? Насчёт "блатняка"? Там же все из одного двора, только мы невесть откуда по протекции. Думаешь, они тебя очень любят за дом в Подмосковье и машину с шофёром?

– А тебя – за твою вечно кислую рожу?! Тоже мне, умник! Иди в "Что? Где? Когда?" играй, интеллектуал несчастный!

– Хватит! – рявкнула Ксения. – Прекратите немедленно. Лучше скажите, почему вы сразу не рассказали?

Саша выразительно покосился на сестру.

– Мы не хотели… чтобы… чтобы ты…

– Чтобы я что? Чтобы я знала, что вы вместо учёбы дурака валяете? Уважительная причина.

– Чтобы ты вмешивалась! – выкрикнула Юлька. – Только хуже будет!

– Ну конечно, придётся ведь по субботам над книжками сидеть, – посочувствовала Ксения. – Разумеется, это хуже, чем перед подружками хвастаться, как тебя шикарно доставляют к порогу кинотеатра…

– Не хочешь – и не надо! Меня Петька отвезёт.

– Я тебе дам Петьку! Какой он тебе вообще Петька, если уж на то пошло?

– Такой же, какой и тебе! – парировала Юлька. – Попрошу – и отвезёт. Ещё шикарнее получится!

– Вообще никуда не поедешь, – сквозь зубы процедила Ксения, еле сдерживаясь. – Ни с Петькой, ни с Василием Ивановичем, никак и никуда вообще!

– Это не тебе решать! Достала уже! Иди, Сашечку повоспитывай, он у нас паинька, он потерпит…

И Юлька выбежала из кухни, на пороге едва не сбив с ног входившую со стопкой полотенец Милану. Та только удивлённо прицокнула языком и неслышно прошествовала дальше, скрывшись за дверью подсобки. В этот момент тренькнул зуммер, просигналив о том, что кто-то открыл магнитный замок калитки. Это устройство подключили одновременно со строительством нового гаража. Тогда же на главные ворота привесили камеру, транслировавшую изображение на экранчик, находившийся здесь же, на кухне. Обычно это и помогало Ксении вовремя смыться, когда Скворцов возвращался домой. Но сейчас у неё на уме было нечто строго противоположное. И Саша конечно же прочитал это по её лицу.

– Ксю, стой! – окликнул он тётушку, поймав её за рукав, едва она только выскочила в коридор. – Вот именно поэтому мы и не говорили, как ты не понимаешь!

– Почему – поэтому?! – прорычала она, вырывая руку.

– Потому что ты сейчас наговоришь ему… Ксю, пожалуйста, не надо! Нормальная школа, обычная, это я Юльку дразнил только… Ксю!

Но Ксения, не обращая больше внимания на его жалобные вопли, кинулась к гаражам. И, выскочив из-за можжевеловой изгороди, с разбегу врезалась в поднимавшегося по дорожке Скворцова.

– Осторожней! Ксения Дмитриевна, – насмешливо поприветствовал он её, за плечи удержав от падения.

– Александр Семёнович, – твёрдо начала она, не тратя времени на ритуальные расшаркивания, – нам нужно поговорить.

– Хорошо, – кивнул он, убирая руки. – Только не прямо сейчас. У меня гости.

И Скворцов шагнул чуть в сторону, а из-за его спины показалась невысокая девушка с длинными светлыми волосами, в серебристом коротком плаще и на чудовищно высоких каблуках.

Стоило Ксении только подумать о том, насколько подобная обувь не подходит к дачным условиям, как "барби" немедленно оступилась, словно запнувшись о её взгляд, и опёрлась на предусмотрительно подставленную руку Скворцова.

После этого она удостоила вниманием Ксению, но лишь на мгновенье, в течение которого явно прикидывала, надо ли представляться, и в результате решила, что не надо. Скворцов, видимо, был того же мнения, потому что, не дав "барби" лишней секунды на размышления, повлёк её к дому, бережно поддерживая под локоть.

– Пойдём, Милана уже наверняка на стол накрыла… – донёсся до Ксении его голос.

"Я бы не была так уверена, – злорадно подумала она. – Никто вас, Александр Семёнович, так рано не ждал. Да ещё с гостями…"

В доме теперь делать было нечего, поэтому Ксения направилась к гаражам. В конце концов, там ей было самое место. Её дело – отвечать за обслуживание дюранго. Ах, да, ещё "баранку крутить", не спрашивая, куда и зачем. И уж точно не её проблемы, что Скворцов запихнул детей в коррекционный класс. Его же дети, в самом деле.

Ещё никогда за почти месяц работы здесь Ксении не хотелось уволиться так отчаянно.


__________
До февраля удаляюсь в творческий отпуск с поеданием салатиков, катанием с горок и расплатой по всяческим долговым обязательствам. Всем-всем-всем весёлых праздников, счастливого Нового года и Рождества!

ваша шахматная лошадка

Глава 13

– Могла бы просто попросить прощения…

Пашка привстал, подливая Ксении в чашку свежего кипятка.

"Форменное лицемерие – извиняться за ошибки, которых ты не намерена исправлять", – сразу же всплыло в памяти очередное отцовское поучение. Никакое "я считаю себя правой, но мне жаль, что ты расстроен" не имело шансов быть услышанным и понятым. Отец в буквальном смысле глох, добиваясь, чтобы всё происходило по его правилам: сначала полное и безоговорочное признание вины и лишь затем принесение извинений. В результате Ксения совершенно разучилась делать то, что беззаботному Пашке давалось так легко – просить прощения просто. Делало ли это её менее лицемерной – неизвестно, но пространство для манёвров сужало заметно.

Вот и сегодня – даже если бы Ксении было жаль того, с каким ожесточённым лицом Скворцов, клацнув дверцей сейфа, начал отсчитывать купюры… если бы было жаль, что они расстаются вот так… жаль, в конце концов, что она так и не добилась того, ради чего затевала разговор – даже тогда она ничего не могла поделать. Только принять из его рук конверт. Только кивнуть безучастно в ответ на произнесённое сквозь зубы пожелание всего хорошего. Только смотреть в его спину, давясь непрозвучавшими словами, пока за ним не закрылась дверь. И, с трудом преодолев искушение оставить деньги на столе, побрести собирать вещи.

– Как ты себе это представляешь? "Простите, что считаю вас никудышным отцом, который более озабочен тем, как бы ещё развлечь свою гостью, чем воспитанием и образованием собственных детей?"

– Ты же сама сказала, что она к нему по работе приехала вроде?

– Ха! По работе… – Ксения в раздражении отставила чашку подальше. – Это Василий Иваныч так сказал. Но любому ясно… Посмотрел бы ты на эту барби!

Скворцов даже вспомнил, что в его доме всё-таки есть столовая – специально для таких случаев, когда присутствие прислуги за столом нежелательно. Иллюзии Ксении насчёт того, кто здесь на самом деле считается семьёй, развеялись моментально. Приглашения удостоились только Юлька и Саша, а Ксения, Петька и Василий Иванович ужинали отдельно.

"Ах колле-е-ега…" – без тени почтения протянул Петька, да ещё и подмигнул Ксении – мол, нам-то с тобой очевидно, ради каких таких "занятий" гламурные блондинки на невообразимых каблуках приезжают в гости к состоятельным холостым мужчинам на ночь глядя. Василий Иванович погрозил племяннику через стол ложкой, но как-то вяло, неубедительно. Все всё понимали.

– А что, я не против! – Пашка выразительно подвигал бровями, изображая, видимо, острый приступ энтузиазма при мысли о личном знакомстве со скворцовской гостьей. – Только при чём здесь она вообще?

– Ни при чём, – буркнула Ксения, устраивая подбородок на согнутой коленке. – Мне было бы плевать, с кем он… кого он к себе приглашает, если бы от этого не страдали дети.

– Ну разумеется.

– Разумеется. Юлька откровенно деградирует, а Саша, как бы ни старался, тоже скоро скатится до уровня класса. Но Скворцов, видимо, слишком занят, чтобы заглядывать в их дневники. Или хотя бы раз спросить детей, как прошёл день. Ему просто нет до них дела. С глаз долой – и всё нормально!

– И ты ему всё это высказала? Вот такими словами? Неудивительно, что он тебя выгнал.

– Я сама ушла. Ну, то есть…

"Даю вам неделю, чтобы покинуть мой дом".

Надо было слышать, как это прозвучало – "мой дом". Именно в этот момент Ксения разозлилась по-настоящему. И наговорила ещё много чего, что вовсе не было запланировано: про то, что она не крепостная и ничто не может помешать ей уйти в любую минуту, поскольку контракт не предусматривает штрафов за его досрочное расторжение, а потом что-то нелестное в адрес работодателя – в запале она даже толком не запомнила, что.

"Что ж, если вам есть куда идти, то не смею задерживать", – холодно прервал её речь Скворцов, наконец подняв глаза от монитора, в который он неотрывно пялился во время разговора, демонстрируя тем самым полное отстутствие интереса к собеседнице и всей её тщательно подготовленной аргументации.

"Даже если и некуда", – огрызнулась Ксения.

– То есть без шапки в ночь холодную, – по дороге к холодильнику Пашка сочувственно похлопал её по плечу. – Вообще-то, подруга, из всех твоих глупостей эта – самая выдающаяся. Нет, ну правда – нельзя было хотя бы утра дождаться?

– Ты так говоришь, как будто я и вправду…

– Ну, ко мне-то ты вчера заявилась за полночь. А значит, на электричку топала уже по темноте. Через лес. О чём только думал хотя бы этот твой Василий Иваныч?

Ксения тяжело вздохнула.

– Он не знал. Он рано ложится. А Петька предлагал меня отвезти до Москвы, я сама отказалась.

– Почему?

– Ты шутишь?! Добровольно сесть на его "бэшечку" – такую ошибку совершают только раз в жизни.

– С тем же успехом это мог быть твой дюранго. Он ведь, скорее всего, перейдёт к Петьке.

– Чёрт, нет! Ты правда так думаешь? Скворцов говорил, что он Петьке детей не доверит.

– Это когда была альтернатива. А что – ты уже жалеешь?

– Не говори ерунды! Наоборот, всё вышло… – Ксения снова вцепилась в чашку обеими руками и чуть ли не уткнулась в неё носом, отчего голос зазвучал гулко, – ну, в общем, это было совершенно ожидаемо. Не могла же я работать у него всю жизнь. Я вообще не создана для соблюдения субординации, ты же знаешь.

– Интересно, при чём тут субординация? – задумчиво произнёс Пашка куда-то в потолок. – И ты жалеешь.

– Что перешла все границы? Конечно, это было неправильно. И результат всё равно нулевой. А что ушла оттуда – не жалею. Не жалею! – с нажимом повторила она в ответ на его насмешливый взгляд. – Знаешь, как надоело врать?

– Представляю. Но разве, чтобы прекратить враньё, обязательно было убегать?

– И ты туда же… – простонала Ксения, вспомнив прощальный разговор с племянниками.

"Может, пора всё ему рассказать?" – предложил Сашка, вжикнув молнией на чехле ноутбука.

Юлька в сборах не помогала, просто сидела на краешке кровати, отвернув лицо. То ли продолжала дуться, то ли пыталась скрыть, что только что ревела.

"Я расскажу, – твёрдо пообещала Ксения. – Обязательно расскажу. Просто сейчас неудачное время для объяснений".

Юлька отчётливо фыркнула.

"У тебя оно всегда неудачное", – поддержал сестру Саша.

"Вот именно, спасибо за понимание", – процедила Ксения, подтягивая лямки рюкзака.

"Ксю, ну послушай! Эта затея с самого начала была дурацкой…"

"Я в курсе. И знаешь, где у меня уже все эти ваши нравоучения?

"Где? – неожиданно взорвался Сашка. – Ну? Где?!"

Ксения чиркнула ладонью по горлу. Чахлый голос разума, еле слышно призывавший вспомнить наконец, кто здесь должен быть взрослее и умнее, умолк окончательно, признав полное поражение. Так самозабвенно в их семье умела ссориться только Полька, и то лишь в те далёкие времена, когда она сама ещё была подростком. Ксению, которая всё детство имела перед глазами пример вечно бунтующей сестры, никогда так не заносило. Она отлично усвоила, насколько это непродуктивно и энергозатратно. И надо же было копить напряжение для того, чтобы в конце концов выплеснуть его на ни в чём неповинного Сашу – одного из её трёх самых любимых, самых родных людей!

Ксения вновь застонала – на этот раз от стыда. Конечно, они вроде бы помирились и обнялись на прощанье. Даже Юлька в конце концов подошла и чинно поцеловала тётушку в щёку. Но от этого ненатурального примирения Ксении было только хуже. Ясно было, что дети всерьёз обиделись и не скоро ещё захотят увидеть её снова.

А Василий Иванович – что он подумал, когда проснулся сегодня утром и узнал, что она уволилась? С Миланой и Петькой она хотя бы попрощалась.

– Да ладно тебе, хватит вздыхать! – Пашка встал и по-кошачьи сладко потянулся, всем своим видом излучая довольство жизнью и собой любимым. – Чем собираешься теперь заняться?

– Сдам те две статьи, что я задолжала "Колеснице", получу деньги и махну к отцу. Наверное.

– Осядешь в родных пенатах прорастать корнями? – он отвернулся к раковине, составляя в неё посуду.

– А что в этом плохого?

– Да ничего, жизнь твоя, – пожал плечами Пашка. – А как же "ласточка"?

– Останется детям. Я не буду дожидаться тут вскрытия Полькиного завещания. Как думаешь, можно заранее написать и оставить у нотариуса отказ в пользу Юльки и Саши?

– Понятия не имею. Но ты это сейчас так сказала, как будто вообще больше с ними видеться не намерена…

Ксения подавилась остывшим кофе и глухо закашлялась. Очень кстати, потому что она даже не представляла, что отвечать. Конечно, она вовсе не собиралась сбегать навсегда. Это вообще не было побегом! Но думать о будущем и уж тем более строить какие-то дальние планы не хотелось совершенно.

– Не говори ерунды, а? Лучше скажи, я могу перекантоваться у тебя недельку?

– Если возьмёшь на себя готовку – то хоть две! – бодро воскликнул Пашка и включил воду.

– То есть я не помешаю тут твоей личной жизни? – уточнила Ксения, принимая у него из рук полотенце для посуды.

– Это ты так ненавязчиво производишь разведку? – он шутливо приобнял её за талию. – Чувствую заинтересованность…

– Нет, это я из вежливости, – Ксения вывернулась из мокрых рук и щёлкнула его по носу. – А твоё самомнение по-прежнему грандиозно.

– В этом и есть секрет моей неотразимой привлекательности, – Пашка потупил очи долу, как образцовая институтка. – Впрочем, ты – личность эстетически недозрелая, что с тебя взять. Упускаешь свою удачу, уже в который раз. Ну, тебе же хуже.

Ксения сокрушённо покивала головой, изо всех сил кривя губы, чтобы не фыркнуть вслух. Одним из самых ценных умений Пашки был талант валять дурака не только не вызывая раздражения, но и заставляя забывать о бедах и заботах. Вот и сейчас мёрзлый комок внутри начал потихоньку оттаивать под лучами подавленной, но не погасшей улыбки.


***


Ещё одним, не менее выдающимся Пашкиным талантом являлась эффективность в подыскивании для Ксении всевозможных подработок. Сама она никогда не умела выделять из моря разнообразных предложений действительно стоящие.

Но в этот раз Пашка превзошёл себя, как будто нарочно поставил задачу закопать Ксению под горой новых обязательств. А она по жадности не смогла отказаться ни от одного. Конечно, со многими изданиями можно было сотрудничать и на расстоянии, отсылая статьи по электронной почте откуда угодно, но всё же Ксения предпочитала выжать из столицы максимум возможностей, прежде чем "осесть в родных пенатах". Вдобавок немало времени ушло на восстановление телефонной книги – после бегства из скворцовского дома Ксения обнаружила, что где-то посеяла мобильник. Самого телефона было не жалко, его давно было пора списать как морально устаревший, но вот заново добыть контакты некоторых редакций оказалось не так-то просто. Поэтому оговоренная неделя, в точном соответствии с Пашкиным прогнозом, превратилась в две, а оправдания для того, чтобы ещё задержаться в Москве, всё не иссякали.

И хорошо, потому что Ксения до сих пор ждала, когда же детям надоест обижаться и они попытаются связаться с ней через Пашку. Не могли же они забыть его домашний номер?

В конце концов она начала склоняться к мысли, что могли. Или обиделись гораздо основательнее, чем она рассчитывала. В любом случае, уехать даже не обменявшись новыми контактами было немыслимо. Но нельзя было продолжать злоупотреблять Пашкиным гостеприимством бесконечно, поэтому в понедельник она собралась подловить племянников у лицея.

По такому случаю у Ксении наконец дошли руки до коробки с дисками, на которых были запечатлены осколки их прежней жизни. За выходные она надеялась успеть смонтировать эти материалы так, чтобы оставить только Польку и детей, вырезав все эпизоды, в которых мелькала сама.

За этим занятием Ксению и застал нетерпеливый звонок в дверь. Остановив видео – на экране как раз застыл её собственный крупный план, она прошлёпала в прихожую и распахнула дверь.

– Опять зонтик забыл?

– Вы всегда так открываете? – вопросом на вопрос ответил Скворцов, очевидно, имея в виду всё сразу: и то, что Ксения даже не спросила, кто там, и то, в каком виде предстала перед нежданным гостем. Босая, в Пашкиной рубашке застёгнутой всего на пару пуговиц и практически ничего не скрывавшей, ещё и лохматая, наверняка…

– Проходите на кухню, – хрипло прокаркала она, поспешно скрываясь за дверью ванной, где, по счастью, как раз сушились её джинсы.

Когда спустя пять минут, приведя себя в относительный порядок, Ксения вышла к Скворцову, он расхаживал по небольшой Пашкиной кухне, с искренним интересом разглядывая обстановку, в которой не было совершенно ничего выдающегося. Мысленно поздравив себя с тем, что по крайней мере догадалась не приглашать его в комнату, где на одной из полок красовалась Полькина фотография, Ксения состроила самую светскую мину.

– Чем обязана, Александр Семёнович?

От собственной чопорности у неё аж скулы свело, как будто она хлебнула полстакана лимонного сока. Если не уксуса. Но надо было по возможности скомпенсировать первое впечатление от их сегодняшней встречи – и старое доброе викторианство тут было как нельзя более кстати.

А если бы она, вдобавок, набралась смелости поднять на него глаза, то могла бы по праву гордиться собой.

– Разрешите присесть? – тон был скопирован один-в-один, но тем не менее сквозь него пробивались отчётливые нотки ехидства.

"Ничего, мы ещё посмотрим, кто кого…"

– Разумеется, – Ксения решительно вскинула голову, но её переход в наступление остался незамеченным – Скворцова как раз в этот момент чрезвычайно заинтересовал вид из окна. Атака захлебнулась. – Чаю, кофе?

Вопрос, задумывавшийся непринуждённым и безупречно английским, прозвучал как-то совсем уж жалко и пораженчески. А как ещё можно обращаться к человеку, чей профиль на фоне пасмурного утра вдруг ужасно, до зуда в пальцах, захотелось начертить углём на рыхлом сером картоне? Особенно эти невозможные девичьи ресницы – Юлька, наверняка, локти грызёт с досады, что ей не достались такие…

– Ксения Дмитриевна?

– Да? – встрепенулась она, поспешно опуская взгляд. Всё-таки так безопаснее.

– Я сказал, что выпью кофе.

– Да, конечно. Вы садитесь, пожалуйста!

От английскости не осталось и следа, так же как от намерения во что бы то ни стало сохранять ледяную невозмутимость. Точнее – от уверенности, что это ей в самом деле удастся.

"Ты больше на него не работаешь. Брось немедленно это что-барину-угодно!"

– Растворимый подойдёт, – чуть более поспешно, чем это пристало барину, уверил Ксению Скворцов, едва она только потянулась к джезве.

"Ха, оказывается вы тоже нервничаете, мистер Даю-Вам-Неделю-Чтобы-Покинуть-Мой-Дом…"

– Молоко, сахар? – Скворцов лишь отрицательно покачал головой. Видимо, не расслышав вопроса, поскольку обычно он пил сладкий кофе со сливками. На всякий случай Ксения водрузила сахарницу на стол прямо перед его носом и наконец присела сама. – Итак…?

Кроме дурацкого "чем обязана" ей так ничего в голову и не пришло, поэтому она предпочла выдержать многозначительную паузу, поглядывая на Скворцова сквозь поднимающийся от их кружек пар.

– Прежде всего я хотел извиниться, – глухо начал он и неожиданно посмотрел на Ксению в упор, не давая ей снова отвести глаза. – Я слишком остро отреагировал на вашу попытку…

Скворцов замялся, пытаясь подобрать приличное определение тому, что сама Ксения, едва вышла из состояния аффекта, признала наиэталоннейшим образцом натуральной бабской истерики. Безнадёжная, в общем, задача.

– Я всё понимаю, Александр Семёнович, – пришла ему на помощь Ксения. – Я действительно влезла не в своё дело. Просто я проводила с ними столько времени, что мне бросались в глаза некоторые вещи, которые вы, возможно… Простите, я опять…

– Ничего страшного, – Ксении показалось, что в его глазах мелькнула улыбка, но тут же погасла, и выражение лица вновь стало озабоченным. – Вообще-то именно поэтому я здесь. Кажется, вы действительно сблизились с детьми.

"К чему он клонит? Узнал что-то?"

– Они славные, – осторожно сказала она.

– Славные, – как-то невесело подтвердил Скворцов. – Только, похоже, что на них плохо повлиял ваш отъезд.

– В смысле?

– Мне нужна ваша помощь. Нам нужна помощь.

У Ксении не возникло впечатления, что это признание далось ему тяжело – оно больше походило на тщательно отрепетированную заготовку. Что почему-то наоборот только усилило тревогу. Ясно, что визит Скворцова не был спонтанной попыткой помириться, а значит у него была какая-то серьёзная причина обратиться к ней. Может Юльке с Сашей надоело дурить отца, и они всё рассказали?

– Что-то произошло?

– Сложно сказать. У меня нет достаточного опыта общения с подростками. Юля так ведёт себя… Похоже, у неё случилось что-то серьёзное, но она ни с кем…

В этот момент в замке входной двери хрустнул, поворачиваясь, ключ, и Ксению мгновенно прошибло ледяным потом. В такое время это уж точно не мог быть вернувшийся с полдороги Пашка.

– Ксеничка, детка, – сладко пропел из прихожей голос Валерии Сергеевны, – возьми у меня сумки скорее.

__________

С этой главы у фика появилась бета – прошу любить и жаловать Сестрицу Фордж! =))

Глава 14

– Ужас, как неловко! – Ксения прислонилась пылающим лбом к холодному стеклу машины, по которому с той стороны бежали потоки дождя. – Простите, Александр Семёнович, моя свекровь – очень своеобразная женщина.

– Да уж, мне только что выпало счастье убедиться в этом лично.

Он с нервным смешком взлохматил волосы. Этот несолидный жест невозможно было представить в исполнении уравновешенного и бесстрастного Скворцова, зато он невероятно подходил "незнакомцу" из сна, с которым они только что спасались бегством по лестнице, как двое подростков. Ксения потёрла ладонь о коленку, как будто зудящее воспоминание о том, как она держала его за руку, увлекая вниз по ступенькам, можно было так просто стереть.

– Она не всегда такая. Ну, то есть… Поверить не могу, что она в самом деле сказала такое!

– Всё в порядке, не переживайте, – он завёл мотор и включил печку. – У вас-то самой из-за этого не будет неприятностей?

– Неприятности? Шутите? Наоборот – теперь я избавлена от необходимости потрошить живого карпа!

– Я имел в виду, поймёт ли правильно ваш муж.

"Что скажет Павлик, когда узнает, что ты водишь в его квартиру мужиков?!"

Визгливые причитания свекрови, несомненно, достигли ушей Скворцова, пережидавшего семейную сцену на кухне. Не говоря уже о предложении проверить сохранность ценных вещей, произнесённом под самой дверью таким громким шёпотом, что даже соседи за стеной, наверное, кинулись пересчитывать свои ложечки.

– Ну, мы уже много лет в разводе, поэтому… К тому же, чисто технически, эта квартира и моя тоже. Я здесь прописана.

– Я знаю, – в голосе промелькнула снисходительная улыбка.

"Ну конечно, паспортные данные!" – Ксения мысленно побилась головой о приборную панель. Хорошо ещё, что она не успела задать идиотский вопрос о том, как Скворцов её разыскал.

– В общем, с Пашкой проблем не будет. Он отлично знает, на какие закидоны способна его маменька.

Хотя вообще-то сегодняшняя сцена, даже с поправкой на уникальный драматический талант Валерии Сергеевны, была выдающейся в своей абсурдности. Наверное, свекровь и вправду была шокирована, застав Ксению за распитием кофе среди бела дня в предосудительно мужской компании. Но то, что последовало дальше, нельзя было списать ни на какой шок – а разве что на прогрессирующую шизофрению. Не исключено, что она воображала бывшую невестку кем-то вроде дочери-подростка, которой, согласно священному материнскому праву, можно устроить выволочку в соседней комнате, за рукав утащив от несанкционированных гостей. У одной из школьных подружек Ксении была такая мамаша. Наверняка, она гордилась своей деликатностью и тактом, когда отзывала дочь в сторонку прежде, чем обрушить на её голову гром, молнию и ушат помоев в придачу. Но Ксения навсегда запомнила, какой униженной чувствовала себя, пережидая воспитательную акцию, происходившую за стеной. Именно поэтому на выслушивание обличительной речи свекрови она потратила ровно столько времени, сколько потребовалось для того, чтобы сохраниться, выключить компьютер, накинуть свитер и выдернуть Скворцова из-за стола. Кульминационные, по задумке, пассажи о неприличном поведении летели уже им в спины.

Вспоминать об этом было смешно, стыдно и странно – как будто всё и вправду произошло во сне, и Ксения волевым усилием задвинула смущающие мысли подальше. До того времени, когда она останется одна и сможет попереживать сегодняшний позор без свидетелей.

– Так всё-таки – что там с Юлей?

– Уже несколько дней не выходит из своей комнаты, – мгновенно помрачнев, ответил Скворцов. – В школу ходить отказывается. Толком не ест. Всё время плачет. И ни с кем не желает говорить. Даже Саньку игнорирует.

С каждым произносимым им словом у Ксении в груди нарастала ноющая боль.

– Но это же не с моим отъездом началось? Вы сказали, он плохо на них повлиял…

– Нет, не думаю, что дело в этом. То есть, они, конечно, скучали, но ничего такого не было. А потом вдруг…

– А в лицее? Может… может, её кто-то обидел?

– Санька сказал, что нет. Но не может же он знать про неё всё.

"Ошибаетесь, Александр Семёнович! Эти дети ничего друг от друга не скрывают".

– Поехали, обсудим по дороге, – скомандовала Ксения, пристёгиваясь.

– Вы действительно можете съездить поговорить с ней? Мне неудобно тащить вас в такую даль…

Нотки искреннего раскаяния в голосе Скворцова противоречили его действиям: судя по тому, с какой готовностью он потянулся сниматься с ручника, решение во что бы то ни стало утащить Ксению "в такую даль" созрело задолго до её добровольного согласия.

– Ну а чем мне ещё заняться? – горестно вопросила Ксения потолок чероки, изо всех сил скрывая охватившую её радость. – Разве что зверским расчленением невинной рыбки?

– И то правда, – хмыкнул Скворцов.

– Значит, вы пробовали разговорить её? Что она – совсем-совсем ничего не сказала?

– Почти ничего. Сане только – что-то вроде "не могу с тобой это обсуждать". Вот мы и подумали, что это что-то… ну, знаете… специфически женское.

– И что, за полторы недели не нашлось никого? Хотя бы Милана.

– Юлька не стала с ней говорить. Наверное, Милана кажется ей холодноватой…

– Кажется? По-моему…

– Вы её совершенно не знаете, – перебил её Скворцов.

– Юлька тоже, – возразила Ксения. – Как она должна понять, что этому человеку можно довериться, если снаружи один сплошной ледяной фасад?

– Ледяной фасад? – он покосился на неё обиженно, даже с оттенком неприязни, но развивать тему не стал. – Что ж, Наталья тоже пробовала. А сначала они, вроде, неплохо поладили.

– Наталья?

– Моя коллега из РАМа. Вы её видели – как раз в тот день, когда…

– Я помню.

– Ну вот, она приезжала ещё пару раз. Мне показалось, что у них с Юлькой полное взаимопонимание.

– И что, не вышло? – сочувственно поинтересовалась Ксения. То есть она надеялась, что получилось сочувственно, а не злорадно.

– Даже хуже, чем с Миланой. Похоже, Юлька ей ещё и нагрубила. Точно не знаю, Наталья не вдавалась в подробности, но у неё было такое лицо…

– Ясно, – задумчиво протянула Ксения, отворачиваясь к окну.

На самом деле тот факт, что Юлька выдала что-то неласковое папочкиной пассии, не объяснял ничего. Это было вполне в её духе, особенно если у неё и вправду неприятности.

– Насчёт того, что вы сказали… – нарушил затянувшееся молчание Скворцов. – Про планку. Возможно, за год они действительно рискуют слишком расслабиться. Просто в тот момент это показалось мне хорошим решением. Времени выбирать школу уже не было, а тут знакомый директор и условия неплохие. Я думал, за год дети смогут спокойно подготовиться к экзаменам в лицейский класс. Если надо, можно нанять репетиторов по конкретным предметам…

"Он что – оправдывается?!" – с ужасом подумала Ксения, не зная, куда деваться от неловкости. Скворцову хорошо, он, вроде как, при деле – цепко смотрит на дорогу, роняя отрывистые фразы, словно они сами по себе произносятся. Она сама любила обсуждать неприятные темы за рулём. Всегда есть оправдание для длинной паузы или для игнорирования каких-то неугодных аргументов.

– Возможно, я и впрямь сгустила краски, – выдавила она наконец. – И уж точно не имела никакого права…

– Мир? – перебил её Скворцов, по-прежнему глядя только вперёд.

– Мир, – растерянно отозвалась Ксения.

– Вот и замечательно, – бесстрастным тоном заключил он. – Терпеть не могу эти долгие расшаркивания. Будем считать, что тогда просто выдался неудачный день?

– В смысле? То есть, да, конечно, но я не понимаю…

– Возвращайтесь, – Скворцов наконец повернулся и посмотрел на неё в упор. – Вы нужны нам.

Ксения невольно прижала ладони к вспыхнувшим щекам, но это не помогло – предательская краска ощутимо заливала лицо. Скворцов, по счастью, снова переключил внимание на дорогу. И было не похоже, что он волнуется о том, какой она даст ответ.

– Александр Семёнович… – пискнула она не своим голосом и покашляла, прочищая горло. – Я не уверена, что в этом есть смысл. В любом случае мне рано или поздно придётся уехать. Может быть, вам лучше сразу искать себе человека, который останется в доме надолго?

– Хотя бы до тех пор, пока я не найду такого человека, вы согласны ещё у нас поработать? Ладно, – после секундной заминки продолжил он, – кажется, моё предложение прозвучало слишком неожиданно. Но вы обещаете подумать?

– Я подумаю, – торопливо ответила Ксения, пока под влиянием момента не пообещала ему продаться в пожизненное рабство – и Луну впридачу.

Натянув повыше ворот свитера, она закрыла глаза. Поверил ли Скворцов в то, что её внезапно сморил сон, неизвестно, но с разговорами он не приставал до конца поездки.


***


– Ксанка! Ну наконец-то!

Открывший им ворота Петька, ничуть не смущаясь под неодобрительным взглядом Скворцова, сграбастал Ксению в дружеские объятия – вольность, которую он никогда не позволял себе раньше. И вправду, что ли, соскучился?

– Задушишь! С чего вдруг такой энтузиазм?

– Как это – с чего?! – возмутился он. – Она ещё спрашивает! Кого мне небеса прислали на помощь? Как раз сегодня собрался приколхозить к бэшечке видеорегистратор – а тут ты!

– Уверен, Ксения Дмитриевна безмерно польщена и гордится тем, что она в нашем доме нарасхват, – вмешался Скворцов, ухватив Ксению за локоть и довольно бесцеремонно задвинув её себе за спину. – Занимай очередь. И загони пока машину под крышу.

Петька скроил обиженную физиономию, но, ловко поймав брошенные ему ключи от чероки, тут же вытянулся в струнку, салютуя Скворцову свободной рукой:

– Слушаюсь, мой генерал! Или генералиссимус?

– Ты сначала с начдивом разберись, – хмыкнул Скворцов. – Похоже, что он по твою душу сюда спешит…

Выражение лица шагавшего от дома Василия Ивановича и вправду не сулило Петьке ничего хорошего, но слегка смягчилось при виде Ксении.

– Вернулась? – буркнул он, скрывая приветственную улыбку в усах. – Отдохнула от нас, дезертирша?

– Даже слишком, – честно призналась она. – Вы простите, что я так, без предупреждения…

– Василь Иваныч, – прервал извинительную речь Скворцов, усиливая хватку на локте Ксении, – не посмотришь у джипа тормоза? Педаль как-то туго ходит.

И не дав Василию Ивановичу слова промолвить в ответ, потащил Ксению по дорожке.

– А на мой взгляд, всё с тормозами в порядке, – сказала она, осторожно высвобождая руку, едва они зашли в дом. – То есть я не заметила, чтобы…

– Ну да, – отпустив Ксению, Скворцов даже отступил на шаг – видимо, решил, что напугал её. – Но никогда не мешает проверить как следует.

– В смысле?

На мгновенье ей снова подумалось, что это всё же могло оказаться лишь сном, просто обязано оказаться сном, иначе как прикажете смотреть ему в глаза – да просто стоять рядом в гулком, сумрачном холле и ни-че-гошеньки не понимать…

– Не выдавайте меня, ладно? – он опять взъерошил чёлку и тяжело вздохнул. – В общем, я так ничего и не сказал Василию Иванычу о вашем увольнении. Он бы с меня, вероятно, шкуру спустил. Да и вообще, как-то всё глупо получилось и неожиданно… Короче, вы брали отгул по семейным обстоятельствам.

– И что, – хотела бы Ксения сейчас держать в руках чашку чая, чтобы отхлебнуть, поперхнуться и долго-долго кашлять, восстанавливаясь от шока, – дети и Петька согласились дурачить Василия Иваныча? А если бы я уехала, как и собиралась, если бы вы не нашли меня в Москве?

– Пришлось бы сознаваться, наверное, – он беспечно пожал плечами. – Но ведь вы не уехали.

– Чистая случайность. Задержали дела, – сухо ответила Ксения, покрываясь испариной при мысли о том, что Скворцов мог принять её уход за часть спектакля по набиванию себе цены. Как будто она сидела и ждала, пока её вернут обратно! Но оправдываться, отрицая не произнесённые обвинения было глупо, поэтому ей оставалось только делать вид, что она не понимает, к чему он клонит.

– Значит, нам повезло, – у голосе Скворцова ей послышалась улыбка, но лица было не разглядеть, а следовательно не удавалось и определить процентное соотношение иронии и дружелюбия.

Сделав глубокий вдох, Ксения шлёпнула ладонью по клавише выключателя на стене у входа, и холл залило электрическим светом. Скворцов отступил ещё на шаг, прикрывая глаза ладонью.

– Да, что-то быстро стемнело… – пробормотал он практически себе под нос.

– Ехали долго, – отозвалась она. – Да к тому же сегодня пасмурно. На самом деле ещё совсем не поздно.

– Ну да, – Скворцов устало потёр переносицу. – Надо Милану предупредить, что вы у нас ужинаете…

– А где Саша? – не выдержала Ксения. Она ехала сюда вовсе не ради светских бесед о погоде и не ради ужина.

– У себя, наверное, – ответил Скворцов, никак не отреагировав на её упрямое "Саша". А раньше ведь не преминул бы поправить, напомнив, что "Саша" в этом доме один – как будто это бренд какой-нибудь, на использование которого имеет право только он.

"Ещё пара увольнений – и он окончательно свыкнется с моим нахальством".

– Я могу сначала поговорить с ним?

– Разумеется. Пойдёмте…

Они успели сделать всего пару шагов в сторону лестницы, как раздался дребезжащий сигнал мобильника, имитирующий звонок старинного телефонного аппарата. С обречённым вздохом Скворцов извлёк его из нагрудного кармана и, движением подбородка предложив Ксении идти наверх без него, погрузился в переговоры.

Радуясь неожиданной удаче, Ксения поспешила к племяннику, чтобы успеть как можно больше обсудить наедине, пока предоставляется шанс.

Услышав из-за двери приглашение войти, она засунула голову в проём. Саша, сгорбившийся над письменным столом, даже не обернулся.

– Не помешаю?

– Ксю?! – он вскочил, с грохотом откинув в сторону стул. – Ты откуда тут взялась?

– Ну…

– Мы думали, ты уже давно уехала к отцу, – не дал он ей и слова вставить.

Ещё один симптом ненормальности их семьи – никто не называл отца иначе: папой или дедушкой. Пошло это, если вспомнить и проанализировать, от самих родителей, которые никогда не обращались друг к другу по именам, а только так: "мать", "отец". И если маму Ксения и Полина всё же называли "мамой", то на слово "папа" было как будто наложено табу. Оно существовало где-то в параллельном пространстве, для обозначения чьих-то чужих отцов, но не имело никакого отношения к их собственному. И эта традиция была одной из немногих, которые Полька сохранила, уйдя из дома. Принципиально игнорируя большую часть отцовских правил, она не менее принципиально продолжала говорить про него "отец", подразумевая при этом "отец Ксении" – и не больше. Особенно выпукло этот мотив проявился, когда её манеру переняли Юлька и Саша. Даже зная, как Ксению каждый раз передёргивает, они таким незамысловатым способом продолжали мстить своему деду, словно были на всю жизнь запрограммированы ненавидеть и обижаться.

– Я бы не уехала так.

– А нам откуда знать?! – воскликнул Саша довольно зло. – Про планы свои ты толком ничего не рассказала, телефон отключила…

– Я просто его потеряла! – не выдержав, повысила голос и Ксения. – Как вы вообще могли подумать такое! – он только мрачно пожал плечами. – Ладно, неважно. Скажи лучше, что с Юлькой происходит.

– Откуда ты узнала?

– Скворцов рассказал. Похоже, он всерьёз встревожен, раз примчался в Москву разыскивать меня.

Саша аж присвистнул.

– Надо же! Но вообще понятно, что он беспокоится. Ксю, она и вправду какая-то… – он замялся, подбирая слова, – …совсем неживая.

– И что – у тебя никаких идей? Может, поссорилась с кем-то?

– Без понятия, – ответил он, но в то же время помотал головой, про себя явно не соглашаясь с таким объяснением.

– Что ж, пойду к ней, – вздохнула Ксения. – Надеюсь, она не спустит меня с лестницы.

– Рискни здоровьем, – невесело улыбнулся Саша. – Выживешь – передай ей, что у неё всё ещё есть я.

– Я у неё тоже есть, – проворчала она, прежде чем шагнуть из комнаты – как раз навстречу поднимавшемуся с первого этажа Скворцову.

– Идёте к Юльке уже?

– Ага. Только не знаю, откроет ли она мне вообще. Может, сразу попробовать влезть к ней в окно? Эффект неожиданности и всё такое…

– Веселитесь? – хмуро поинтересовался Скворцов.

– Не особенно. Ладно, окно – это будет план "Б". Юлька! – она решительно постучала. – Юль, открой мне!

– Юля, к тебе Ксения Дми…

Не успел Скворцов договорить эту фразу, как дверь рывком распахнулась, и Юлька прямо с порога, не издав ни единого звука, бросилась Ксении на шею, заливая её слезами. Цепляясь за неё руками и ногами, как обезьянка, вздрагивая всем телом от рыданий…

– Идите, – развернувшись к Скворцову, одними губами произнесла Ксения поверх Юлькиной макушки.

– Я буду в кабинете, – точно так же беззвучно ответил он и тихими шагами отступил по коридору.


***


Спустя час, а может и все два – ощущение времени она потеряла – Ксения осторожно, чтобы не разбудить наконец заснувшую Юльку, выскользнула из её комнаты. Ноги так тряслись, что казалось, вот-вот подломятся колени. Но нельзя было позволить себе быть слабой, поэтому она продолжала шагать вперёд, подобно тупому однозадачному роботу, у которого ещё вдобавок перегорело какое-то очень важное реле.

До кабинета Скворцова она добиралась вечность.

Запрещая себе думать, запрещая крутить в голове какие-то беспомощные варианты. Сначала надо было пережить этот удар. Научиться заново дышать. Поверить в то, что выход вообще существует. Прямо сейчас у неё не было на это душевных сил, прямо сейчас она готова была сдаться, ещё даже не вступив в борьбу. Слишком больно. Слишком страшно. Слишком…

"Несправедливо, несправедливо, несправедливо!!!"

Дверь показалась ужасно тяжёлой и поддалась не сразу, что только добавило Ксении поводов ассоциировать себя с окончательно выдохшимся марафонцем, который втайне мечтает отключиться за несколько шагов до финиша – потому что весть, которую он несёт, больше напоминает ядовитого тарантула.

– Ксения Дмитриевна? Что с вами?

Всё-таки он не был ледышкой. По крайней мере ладони, которые осторожно легли Ксении на плечи, отчётливо излучали тепло.

– Александр Семёныч… Александр Семёныч…

Ксения честно пыталась начать рассказывать, но, словно "заевшая" пластинка, могла только повторять его имя. Причём в голове у неё вместо этого впервые звучало: "Саша… Саша…" А ещё ужасно хотелось уткнуться ему в грудь, чтобы ноющий комок, до боли распирающий ей рёбра, вышел наконец потоком слёз и слов.

– Ну, ну… – он неловко погладил её плечо. – Сядьте. Может, воды?

Послушно опустившись на диван, она помотала головой.

– Простите… Наверное, я вас напугала, – Ксения шмыгнула носом. – Юлька спит сейчас. И… мы поговорили. Александр Семёнович, вы только не…

Не бойтесь? Не переживайте? Не думайте о самом худшем исходе?

"Бояться, переживать и отчаиваться буду я. А тебя прошу только о помощи. Помоги нам, она же твоя дочь, ты же можешь перевернуть небо и землю, чтобы найти ей лучшего врача!"

– Рассказывайте, Ксения… – он на секунду замялся, но отчество так и не добавил, словно на каком-то ином уровне они успели договориться отбросить на время формальности. – Я уже понял, что это что-то серьёзное. Хотите выпить?

– Что? – дёрнулась она, поспешно стирая с щеки слезинку. – А, нет, я не пью… В общем, Юльку срочно нужно обследовать. На предмет онкологии.

Как бы Скворцов ни подготовился к плохим новостям, но всё-таки не смог удержать лицо. В одно мгновенье стало понятно, что они с ним одинаково беззащитны и напуганы. Ксения буквально читала в его глазах свой собственный крик: "Несправедливо, несправедливо!!!" Потом напряжённая, строгая "маска" вернулась на место, только вот она больше ничего не могла скрыть.

– Ей всего тринадцать. Разве это возможно?

– Она обнаружила уплотнение в груди.

После смерти матери, Полина, по её собственному признанию, не знала, на что злится больше: на то, что отец не позволил ей придти на похороны, или на то, что родители до самого конца скрывали от них с Ксенией поставленный маме диагноз. Не зная, как пережить горе, она переплавила его – всё без остатка – в гнев.

"Это же нас касается не только потому, что мы просто имели право знать. Но ещё и потому, что мы в группе риска, как ты не понимаешь!"

Тогда Ксении было дико слушать её сетования, тогда она не понимала, сколько растерянности и боли скрывалось за деловитостью сестры, за её гладкими наукообразными формулировками, за её попытками быть рациональной. Спустя четыре с половиной года, услышав от врача свой собственный приговор, Полька вновь заговорила про группу риска. Как будто наследственность отменяла несправедливость происходящего с ней – или как будто знание о ней могло застраховать Ксению и Юльку от того же страшного жребия.

"Обещайте мне, что будете регулярно проверяться!" – сколько раз они слышали это в последние годы! Ксения послушно кивала и клялась, но в глубине души ни на секунду не верила, что им и в самом деле придётся пройти через этот кошмар ещё раз.