Глава 2. В жизни Малфоев всё спокойно? Это утро для Люциуса Малфоя началось с подписания многочисленных чеков. Так теперь начиналось каждое утро. 10: 30 – поездка в министерство, чтобы уведомить всех, что он – Люциус Малфой никуда не сбежал, а сидит тихо-тихо, забившись в угол, и ждёт своей участи. Раздача чеков министрам и прочим влиятельным лицам – задача не из легких, и дело не только в огромных суммах. Самоуважение, гордость, чувство собственного достоинства – всё это теперь казалось таким нереальным, несущественным и абсолютно никак не связанным с фамилией Малфой.
Оказалось, что выпутаться из этой истории с Тёмным Лордом куда сложнее и дороже, чем думал Люциус. Если раньше состояния Малфоев хватило бы на безбедное существование в течение тысячи лет, то сейчас, после четырех месяцев бесконечных взяток, осталось не так уж много, максимум лет на семьсот.
Судьба – штука коварная. Кажется, ещё вчера Люциус был правой рукой Волан-де-Морта, он чувствовал свою необходимость, значимость, а так же незримую, но огромную силу, словно у его ног был весь мир. Да, ему приходилось лгать, предавать, убивать, но Люциус совершенно точно знал, зачем и ради чего он это делал. Во всём был смысл, была вера в то, что наступит новая эра чистокровных волшебников, вера в идеалы Тёмного Лорда. Люциус чувствовал себя орудием в руках более сильного и мудрого волшебника. Его направляли, ему отдавали приказы, которые он безукоризненно выполнял. И Люциусу нравилось подчиняться. Нет, он не был безвольной марионеткой, а если иногда ему приходилось становиться таким, то только потому, что он сам этого страстно желал. В трудные моменты Малфой-старший мог сам принимать решения, которые, к всеобщему удивлению, были куда более кровавыми и беспощадными, чем решения самого Лорда. Но Люциус ужасно боялся ответственности. Возможно, в этом был виноват его отец, который вечно говорил Люциусу, что делать, как делать, с кем делать и не давал сыну возможности выбрать свой путь. Эдгар Малфой действовал из лучших побуждений, пытался оградить сына от ошибок. Только перед самой смертью Эдгар, понял, что ошибки необходимы, они делают из человека личность. Совершая ошибки, мы делаем для себя определенные выводы, записываем в нашу книгу жизни неоспоримые постулаты, совершая ошибки, мы становимся лучше. Но Эдгар понял это слишком поздно и не успел рассказать сыну о своём открытии.
В жизни Люциуса Малфоя ошибок не было, поэтому личностью он так и не стал.
Может быть, если бы строптивая Судьба дала Люциусу возможность принять парочку неверных решений, он сам бы понял, насколько важна в нашем мире самостоятельность. Но Судьба не предоставила ему такой возможности. И в тот день, когда Люциус похоронил отца, на пороге его дома появился Тот-Кого-Нельзя–Называть. Слепая необходимость в указывающем персте, затмила здравый смысл, закрыла ему глаза на то, что все идеалы нового хозяина были ложными, эта слепая необходимость заставила Люциуса Верить.
И верил он до последнего. Верил вплоть до того весеннего дня, который разрушил привычный уклад его жизни во второй раз.
Много ли он думал о том дне? Люциус думал о нём постоянно. Винил ли себя в смерти Лорда? Да. Эта смерть, как и многие другие, тяжелым камнем висела на его душе и тащила ко дну. Жгучее слово «предательство» разъедало изнутри. В тот день, Люциус предал Тёмного Лорда, предал свои идеалы, предал себя. А ради чего? Он и сам толком не знал. Точнее знал, но вот верить в это отказывался.
– Люциус, твой чай, – в комнате появилась Нарцисса в шуршавшем синем платье до пят и с серебряным подносом в руках. Люциус резко выпрямился, и на его лице появилась благосклонная, но неживая улыбка. Нарцисса поставила поднос на дубовый письменный стол и подошла к окну.
– Спасибо, – твёрдым голосом произнёс Люциус и поднёс к губам светло-бежевую чашку, с горячим напитком. В то же мгновение он почувствовал смутно знакомый аромат.
– Это ромашка и мёд, – чуть слышно произнесла Нарцисса, заметив замешательство мужа. Люциус кивнул и сделал небольшой глоток. Горячий чай прокатился по горлу, оживляя каждую клеточку уставшего тела. Теперь Люциус вспомнил этот запах, почти такой же чай готовила ему няня, когда он просыпался среди ночи от кошмаров, в далеком-далеком детстве.
– Ты не спал всю ночь, – не отрывая глаз от осеннего пейзажа за окном, констатировала Нарцисса.
– Много дел, – соврал Люциус и сделал ещё один глоток успокаивающего чая.
–Так я и подумала, – устало произнесла женщина и понимающе кивнула.
Если быть предельно честными, то дел у Люциуса было не так уж много и все они могли подождать до завтра, а может и до послезавтра. На самом деле ему просто было стыдно. Люциус чувствовал себя неловко перед этой сильной женщиной. Каждый раз, когда в комнате появлялась Нарцисса, он до боли выпрямлял спину, его голос становился тверже, а взгляд увереннее. Он не мог позволить этой поистине святой женщине понять, как сильно его сломало всё то, что произошло. Поэтому каждая минута в её обществе была для Люциуса губительной. Особенно невыносимыми были моменты, когда Нарцисса возвращалась с допроса из Аврората. Она не произносила ни слова, но в её глазах читался немой вопрос: «Ради чего всё это, Люциус?». А он не знал, что ответить и всю ночь проводил в кабинете, лишь бы не видеть этих преданных, но безумно уставших глаз.
Нарцисса была умной женщиной. Ещё в первый день после падения Лорда, она поняла, что Люциус сломлен окончательно и бесповоротно. Она чувствовала, каких неимоверных усилий ему стоило так держаться при ней, знала наверняка, что иногда по ночам в кабинете он сидит, закрыв лицо руками, и плачет. Нарцисса любила эти слёзы. Ведь именно в эти моменты Люциус был настоящим. Не тем монстром, что издевался над ней и Драко, не тем, кто убивал и предавал, а настоящим, подлинным Люциусом Малфоем, которого она знала когда-то давно. В сердце женщины многие годы жила жгучая ненависть к собственному мужу, но после трагических событий Нарцисса начала испытывать к нему жалость. И это чувство было куда губительнее для неё, да и для него тоже.
Люциусу было намного проще думать, что жена ненавидит его. Ведь если бы он понял, что Нарцисса испытывает жалость к нему, то наверняка застрелился бы в этот же день. Люциус не терпел жалости. Особенно к себе. Поэтому Нарцисса старалась делать всё как раньше: скудные светские разговоры, холодные взгляды и ни капли сочувствия. Но в последнее время она то и дело допускала промахи в своей игре, как, например, сегодня с этим чаем. Зачем она сама принесла его в кабинет Люциуса? Могла бы просто попросить кого-нибудь из домовых эльфов. Но тогда бы Люциус вряд ли его выпил, он вообще практически перестал есть, пить и спать, словно сам приговорил себя к долгой и мучительной смерти. Если он так хочет умереть, тогда зачем давал огромные взятки, чтобы не загреметь в Азкабан? Ответ был прост: если он попадёт в Азкабан – это бросит тень на благородную фамилию, на весь его род. Вот только Малфои уже давно находились в такой тени, что дальше не куда, они находились в кромешной тьме.
Чай закончился, а Нарцисса не спешила уходить. Если бы не благородство, Люциус давно упал бы на колени и попросил нелюбящую жену оставить его в покое. Но хоть Люциус и чувствовал себя как кусок масла, размазанный на черством тосте жизни, он по-прежнему был Малфоем. Именно поэтому он просто сидел и смотрел на силуэт своей красавицы жены, обрамленный скудными лучами солнечного света проникающего через окно.
Тишина в комнате, где находилась семейная пара, становилась гнетущей. Люциусу хотелось кричать. Что ей нужно от него? Зачем эта женщина убивает его своим присутствием?
– Как Драко? – разорвал молчание хриплый голос Люциуса.
– Полчаса назад я посадила его на Хогвартс-экспресс, – сухо ответила Нарцисса. – Он так и не дал мне осмотреть его руку. Драко обижен на меня.
– Он показал это открыто? – сквозь зубы процедил Люциус и пристально посмотрел на жену.
– Нет, Люциус, нет, – устало проговорила Нарцисса.
– Тогда почему ты решила, что Драко обижен? – стараясь скрыть подозрения, спросил мужчина.
– Я мать, – строго произнесла она. – Я обязана чувствовать такое.
– В чем причина его обиды?
–Не нужно делать вид, что ты не знаешь! – Нарцисса раздосадовано вплеснула руками и повернулась к мужу, её лицо пылало от гнева.
– Не знаю, – потерянно ответил Люциус.
– Разве ты не заметил, что вчера впервые в жизни я приняла твою сторону, а не его? – слова женщины прозвучали с вызовом. Люциуса передернуло.
– Но моя сторона была правильной, – резко поднявшись с кресла, возразил он. – Я не могу позволить ему обращаться к кому-то из колдомедиков, чтобы избавиться от татуировки! Не сейчас, когда все силы нашей семьи уходят на то, чтобы доказать непричастность к делам Тёмного Лорда!
– Но мы ведь причастны к этому, Люциус! Мы больше, чем причастны! – в голосе Нарциссы звучал металл.
– Это не доказано. И я, надеюсь, что не будет. В любом случае, вчера я был прав, – настаивал на своем Люциус.
– Не важно, кто был прав! Я мать, а значит, всегда должна быть на стороне своего ребёнка!
– А на стороне мужа ты быть разве не должна?! – рявкнул Люциус, затем сделал вдох и продолжил чуть спокойнее. – Я его отец. И беспокоюсь о его безопасности и спокойствии ничуть не меньше твоего.
Два вроде бы близких человека, стояли в разных концах комнаты, и смотрели друг на друга, так, как обычно смотрят злейшие враги.
– Тем более эту татуировку нельзя удалить, я пытался, – первым сдался Люциус.
– Но, помнишь, когда Драко ходил на допрос в Аврорат, ты же убирал её? – со слабой надеждой в голосе спросила Нарцисса.
– Это временные меры. Максимум день, или два, – мужчина неуверенно развел руками.
– И что теперь делать? Драко говорил, что в последнее время она стала ужасно болеть, – взгляд Нарциссы выражал беспокойство, она подошла к окну и обняла себя за плечи.
– Я знаю, у меня тоже. Но единственный способ избавиться от нее – отрезать себе руку, да и то, я не уверен, что это поможет.
– Именно это Драко и пытался сделать сегодня, – с болью в голосе прошептала Нарцисса. – Домовые эльфы до сих пор оттирают кровь со стен его ванной.
– Мне доложили, – сухо ответил Люциус.
На самом деле никто никому ничего не докладывал. Люциус сам слышал испуганный крик Нарциссы ночью, но даже не поднялся наверх, чтобы узнать, что произошло. Когда возня стихла, он вызвал к себе одного из эльфов и тот сообщил, что молодой хозяин пытался избавиться от татуировки и сильно повредил руку. Первую секунду Люциус боролся с внезапным порывом: он хотел пойти и узнать, как чувствует себя сын, но так и не смог заставить себя подняться с кресла. Ему не хотелось смотреть в серые, полные ненависти, глаза Драко. Ведь именно Люциус заставил его сделать эту татуировку, присягнуть на верность Лорду. Во всём этом виноват только он со своей слепой Верой в ложные идеалы и новый мир.
Чувство вины – вот, что порой заставляло Люциуса Малфоя делать ужасные вещи. Вот откуда у Драко столько шрамов, вот почему он узнал, что такое Круцио раньше, чем научился связно мыслить.
Свою жестокость к сыну Люциус объяснял желанием сделать из него сильного человека, то есть человека без эмоций и чувств, именно это в его исковерканном сознании означало силу. Ту силу, которой сам Люциус никогда не обладал.
В сущности же жестокость Люциуса была продиктована невыносимым чувством вины, которое росло с каждым днём. Чем больше винил себя Малфой-старший, тем сильнее доставалось Драко. Странный мир странной семьи. Даже самые лучшие чувства, такие как: любовь к сыну, радость в особняке Малфоев приобретали устрашающую извращенность.
– Ты хотела поговорить о чём-то ещё, Нарцисса? – скрывая раздражение, спросил Люциус, через пару минут молчания.
– Да, – женщина скрестила руки на груди, взгляд её источал непоколебимость и решительность. – Ты поговорил с девочкой?
– С какой девочкой? – Люциус с удивлением посмотрел на жену, она гневно вскинула брови.
В комнате повисло молчание. В сознании Люциуса постепенно прорисовывались тонкие черты знакомой ему девушки.
– Нет, ещё нет, – скороговоркой произнёс он, наконец вспомнив.
– Снова зелье забвения, да? – не сводя разочарованных глаз с мужа, спросила Нарцисса.
Люциус слабо кивнул. Разве мог он соврать жене? Раньше мог, а сейчас нет. Каждое утро он принимал зелье забвения, чтобы стереть из памяти лицо девочки, чтобы забыть неожиданное признание её матери, чтобы забыть то, почему он так себя ненавидит. Зелье действовало ровно 23 часа и то при условии, что никто не будет напоминать о том, что пытаются забыть. У него был ещё один спасительный час забвения, но Нарциссе удалось уничтожить его. Снова мысли о девочке, снова головная боль, снова чувство вины.
– Люциус, пойми, это зелье не сотрёт её из твоей памяти. Оно уничтожит твою психику и ты загремишь в клинику Св. Мунго! – Нарцисса не могла скрыть негодование в своем голосе.
– Я и не собирался стирать её из памяти. Просто не хочу думать об этом сейчас, – упирался Люциус.
– Ты не хотел думать об этом год назад, не хочешь думать сейчас и не захочешь думать об этом через пятьдесят лет! Ты не сможешь вычеркнуть её из своей жизни. Она часть тебя, твое продолжение! – женщина еле сдерживалась, чтобы не перейти на крик. Слова звучали жестко, четко, как приговор. И этот приговор вновь и вновь повторялся эхом в голове Люциуса.
– Я же сказал, что разберусь со всем этим позже! Это не так просто, между прочим!
– Люциус, она твоя дочь! И ты должен это признать, – белокурая женщина стальным выжидающим взглядом смотрела на мужа.
Нарцисса ждала, пока он не выдержит и сорвется. Пусть накричит на неё, но она увидит, что ему не всё равно, что угодно, лишь бы понять, что человек внутри него ещё жив, и она ещё может ему помочь.
Долго ждать Нарциссе не пришлось. Люциусу было больно и страшно, он не мог молчать, он не хотел больше молчать.
– Нарцисса, эта девочка погубит нашу жизнь! Ты представляешь реакцию магического мира на всё это? Ты представляешь реакцию Драко? Он не вынесет этого! – в голосе Люциуса звучала ничем неприкрытая боль.
Конечно, Нарцисса хотела услышать не это. Зато теперь она точно знает, Люциус думает об этой проблеме, ему не всё равно. А это уже давало слабую, но надежду…
– А ты думал о Драко, когда стал пожирателем? Ты думал о нём, когда Тёмный Лорд пил чай в нашей гостиной, обсуждая план убийства Гарри Поттера?– Нарцисса всплеснула руками, и чтобы не видеть измученных глаз мужа, перевела взгляд на осеннее небо за окном.
– Эта девочка, она ненавидит меня, – раздавлено произнёс Люциус и закрыл лицо руками.
Нарцисса вдруг поняла, вот она причина! Вот почему он до сих пор не рассказал девочке, он боится. Просто боится быть отвергнутым.
– Поверь мне, у неё есть причины тебя ненавидеть…
– Зачем тебе всё это? Она ведь не твоя дочь, а моя! Почему ты не можешь просто забыть об этом, и дать забыть мне, – взмолился Люциус, впервые за всё время разговора его голос дрогнул.
– Дети не могут быть чужими, – возмущенно произнесла Нарцисса. – И к тому же, после всего того, через что мы прошли, я хочу быть уверена, что всё это было не зря! Я хочу знать, наверняка, что я замужем за ЧЕЛОВЕКОМ, Люциус! А не за тем монстром, которого видят в тебе все вокруг.
– Быть может, все они правы? – надтреснутым голосом спросил Люциус.
– Я думала, что ты не сдашься так просто, – разочарованно прошептала Нарцисса и уверенной походкой направилась к двери.
– Нарцисса, – раздалось за спиной женщины, едва она приоткрыла дверь, – Я поеду туда завтра…Обещаю.
Ничего, не ответив и даже не посмотрев в сторону мужа, Нарцисса закрыла дверь и ушла. Люциус слушал, как постепенно удаляется стук её каблучков и стихает шорох платья. Приложив пальцы к занывшим вискам, он присел в кресло и закрыл глаза.
Он обязательно поедет в Хогвартс, найдёт эту девочку и всё ей расскажет. Завтра. Рука потянулась к флакону со спасительным зельем. Он расскажет всё завтра, он подумает об этом завтра. А сейчас лучше забыть.
Сохраняя остатки спокойствия Нарцисса степенно шла по коридорам поместья. Жгучее ощущение в груди не давало успокоиться. Так всегда было после разговора с Люциусом. Она благодарила Мерлина за то, что эти разговоры были редкими. Нет, разговаривали они часто, светские разговоры за завтраком, например. Просто именно такие разговоры, как сегодня, были редкими. Так она пыталась спасти того, кого ненавидела всем сердцем. И это было сложно. Видимо, отсюда и жжение в груди. Внутри Нарциссы шла борьба между той открытой и готовой помочь любому девочкой и степенной холодной Миссис Малфой. Эта борьба шла постоянно. Каждый раз, когда она находилось в одной комнате с Люциусом. Сегодня девочка победила, и Нарцисса была этому рада. А ещё больше её порадовало это слово «обещаю», сказанное Люциусом напоследок. Это короткое слово вселяло в неё Надежду и говорило о том, что её борьба не напрасна. Она ещё сможет вырвать этого странного человека из лап собственных заблуждений. Она сможет, ради Драко, ради себя, ради него самого. И конечно, ради этой девочки, которую ей только предстоит узнать. Нарцисса была искренне уверена, в её сердце хватит места для ещё одного человека, для дочери, для ЕГО дочери.
Сейчас же требовалось решать проблемы и других людей, которые поселились в душе и сердце Нарциссы. Взяв с собой корзинку с продуктами, заранее собранную домовыми эльфами, Нарцисса направилась в гостиную. Подойдя к камину вплотную, она огляделась по сторонам. Женщина искренне не хотела, чтобы Люциус узнал о том, куда она направляется. Удостоверившись в том, что никого по близости нет, она бросила горстку порошка в камин и чётко произнесла: «Больница Св. Мунго».
Нарцисса скрылась в зелёном дыме и уже через пару секунд стояла у входа на пятый этаж. Сделав глубокий вдох, женщина открыла тяжёлую железную дверь, за которой скрывалось то, что нормальные люди видеть не должны. Но Нарцисса видела это каждую неделю. Пятый этаж – отделение для душевно больных волшебников. Поистине ужасное место. По мнению Нарциссы, это место намного хуже Азкабана. Она была и там, и там, конечно в качестве посетителя, но это оставило в её душе неизгладимые следы. Когда она навещала Люциуса в Азкабане, она слышала и крики, и стоны, но то были злые, иногда отчаянные крики. А на пятом этаже больницы Св. Мунго все крики были пустыми, словно из них высосали жизнь, всю до последней капли.
Вот и сейчас со всех сторон до Нарциссы доносились эти крики: женские, мужские… Где-то в конце коридора кричала, как показалось Нарциссе, совсем молодая девушка. Разные крики, но такие похожие своей пустотой.
Каждый раз, возвращаясь из больницы Нарцисса закрывалась в своей комнате и делала абсолютно непростительную для Малфоев вещь: она плакала. В основном от страха и боли, потому что Нарцисса словно губка впитывала людские страдания. Но всё равно каждую неделю она приходила сюда, каждую неделю стук её каблучков будоражил воображение пациентов и они снова начинали кричать. Нарцисса пыталась как-то наложить на себя оглушающие чары, но ничего путного из этого не вышло, эти ужасные крики слышала её душа. Поэтому, собрав все свои силы, она медленно шла по длинному коридору к палате номер 8. Единственная палата, у которой дежурил охранник.
Нарцисса не могла понять, как ему удается быть таким спокойным и хладнокровным в этом месте, но Мистер Смит знал свою работу и безукоризненно её выполнял. Вот и сейчас завидев её, он отложил в сторону газету и приветственно кивнул.
– Здравствуйте, Дерек, – чуть слышно произнесла Нарцисса.
– Сегодня вы рано, Миссис Малфой, – констатировал хрипловатый голос охранника, Нарцисса неопределенно пожала плечами.
– Можно? – спросил синеглазый охранник Смит, глядя на корзинку в руках женщины.
– Да, конечно, – пролепетала Нарцисса и начала выкладывать содержимое корзинки на стол. Стандартная проверка. Раньше её задевало такое недоверие, но теперь Нарцисса смирилась и стремилась просто побыстрее закончить с этим.
Смит оценивающим взглядом осмотрел все продукты, затем кивнул и сложил их обратно в корзинку.
– Надеюсь, никаких чар нет? – охранник окинул Нарциссу холодным взглядом полным подозрений.
– Конечно, нет, Дерек, – устало усмехнулась женщина. Она поражалась такой наивности работника Министерства. Неужели если бы чары были, она бы ему сказала?
– Проходите, – Смит протянул Нарциссе корзинку и приоткрыл дверь в палату, – Только не долго, Миссис Малфой, скоро процедуры.
– Хорошо, спасибо, что предупредили, – женщина лучезарно улыбнулась, и Дерек нервно кашлянув, вернулся к газете.
Нарцисса вошла в палату и невольно содрогнулась. Она так и не смогла привыкнуть к этой белой комнате с маленьким окошком и кушеткой у дальней стены. Немного постояв у порога, Нарцисса всё-таки решилась и подошла к кушетке, на которой, поджав ноги, спала до боли знакомая женщина, её черные волосы прилипли к мокрому лбу, тоненькие руки длинными цепями были прикованы к краям больничной кровати, сухие губы содрогались от тихих всхлипов. Сердце Нарциссы защемило, тяжело вздохнув, она поставила корзинку с продуктами на стул, и присев на кушетку, принялась убирать с лица сестры прилипшие волосы.
Лицо Беллатрисы пылало. На непривычно бледной коже проступали красные пятна, а под глазами виднелись огромные багровые синяки. Нарцисса не раз винила себя за то, что отправила сестру сюда, но выбор был невелик: либо Азкабан, либо Больница – сама бы она выбрала первый вариант. Всё же в Азкабане Беллатриса наверняка умерла бы, а здесь была надежда, что она излечится от этой патологической привязанности к Лорду. По крайне мере, Нарцисса искренне верила в это. А вера во что-то может перевернуть мир.
Возможно именновВера, заставила Нарциссу день за днем обивать все пороги в Министерстве, тратить огромное состояние на то, чтобы её сестру признали невменяемой и отправили в Клинику, а не в Азкабан. Люциус не поддержал Нарциссу в этом вопросе, именно поэтому она приходила в Больницу Св. Мунго тайно и только раз в неделю.
В коридоре что-то загремело, Беллатриса дернулась в сторону, вскрикнула и резко открыла глаза.
– Всё хорошо, Белла, это я, – поспешила успокоить сестру Нарцисса и погладила её по голове. Сумасшедший взгляд Беллатрисы метался из стороны в сторону, а затем всё же остановился на лице Нарциссы.
– Нарцисса, – прохрипела женщина.
– Да, это я, всё хорошо, – Нарцисса взяла с тумбочки стакан с водой и поднесла к губам сестры. – Выпей, всё хорошо.
Беллатрисса недоверчиво посмотрела на неё, но затем залпом осушила стакан и присела.
– Как ты, Белла? – обеспокоено поинтересовалась Нарцисса и поправила сестре подушку.
– Как видишь, живу и радуюсь, – усмехнулась Беллатриса и в дополнение к своему сарказму погремела цепями на руках.
– Я попрошу врача их снять, – поспешно пообещала Нарцисса, обеспокоенно посмотрев на цепи, сковывающие тонкие ручки сестры.
– Ты уже просила на прошлой неделе и месяц назад тоже. Всё бессмысленно, их не снимут, – с нескрываемым безразличием проговорила измученная женщина.
– Снимут, Белла! Их обязательно снимут, – с жаром прошептала Нарцисса. – Видимо есть причины, по которым врачи их до сих пор не убрали…
– Конечно, есть, Нарцисса. Я же сумасшедшая, – Беллатриса нервно рассмеялась. – Тёмный Лорд, убийства, помнишь?
– Это в прошлом Белла, теперь ты другая, – отчеканила заученный текст Миссис Малфой. – Это всё было из-за Лорда.
– Уверена? – женщина коварно вскинула тёмные густые брови и ехидно улыбнулась.
– Конечно, я уверена, – отрезала Нарцисса.
Настроение сестры пугало Нарциссу, она так и не могла разобраться идёт ли ей лечение на пользу или всё становится только хуже. Врачи сказали ей избегать в разговоре всего, что касается Тёмного Лорда, но казалось, Беллатриса хотела говорить только о нём. И каждый раз, когда Нарцисса приходила навестить сестру, они просто молча сидели в течение часа. Как будто были совершенно чужими людьми. Так оно и было. Эти белые стены стирали и счастливое детство, и бурную юность. Они стирали всё то, что связывало этих женщин. Они стали разными, между ними непреодолимые противоречия, одна – пленница, вторая – свободна. Между сестрами выросла стена, которую Нарцисса пыталась разрушить всеми возможными способами, а Беллатриса выкладывала ещё один ряд кирпичей, после каждого появления сестры в своей палате.
– Я сегодня забрала Вейна из приюта, – сообщила Нарцисса, и впервые с того момента, как она вошла в палату глаза сестры засияли ярче, чем звезды августовской ночью. Именно так светились глаза Нарциссы, когда она наблюдала за Драко. Именно так светятся глаза каждой любящей матери.
– Как он? – Беллатриса схватила Нарциссу за руку и притянула ближе к себе.
– Всё в порядке, вырос очень, возмужал, – усмехнулась женщина, вспоминая шалуна-племянника.
– Он,– голос Беллы дрожал, глаза обеспокоено метались по лицу Нарциссы, – Он спрашивал обо мне?
– Да, я сказала, что он скоро увидит тебя. Хочешь, я приведу его в следующий раз?
– Нет, я не хочу, чтобы он видел меня такой, – боль в голосе Беллатрисы, отдавалась болью в сердце Нарциссы.
Наверное, самое ужасное для матери, знать, что где-то тебя ждёт твой ребёнок, а ты не можешь его увидеть, поговорить с ним, сказать, как сильно ты его любишь. Разговаривая о Вейне, Нарцисса невольно вспоминала Драко, её сердце сжималось от страха. Она боялась, что когда-нибудь может оказаться на месте своей сестры, боялась, что не сможет увидеть Драко, погладить его по волосам, а он так и не узнает, как дорог ей. Нарциссе захотелось резко подняться и отправиться в Хогвартс, чтобы поговорить с сыном, попросить прощение за то, что не поддержала его вчера. Но рука Беллы слишком сильно сжала её запястье, не давая отстраниться.
– Сегодня, я отправила Вейна в школу, – сообщила Нарцисса, Белла слабо улыбнулась.
– Хогвартс?
– Нет, есть одна хорошая школа в Болгарии, помнишь, мы говорили…
– Почему не Хогвартс?! – испуганно вскрикнула Беллатрисса.
– Я подумала, что там вдалеке от всего этого, ему будет проще, – от такой бурной реакции Нарцисса немного опешила. – Не бойся, я сделала ему новые документы, чтобы не возникало вопросов.
Беллатриса сжала запястье сестры с такой силой, что та вскрикнула.
– Вейн должен учиться в Хогвартсе! – прошипела женщина, её глаза злобно горели.
– Почему именно Хогвартса? – Нарцисса непонимающе посмотрела на сестру.
Белла встряхнула головой, словно выбрасывая ненужные мысли, затем отпустила руку Нарциссы.
– Извини, это всё из-за таблеток, – холодно произнесла она, и приложила тонкие пальцы к вискам, – Не могу контролировать вспышки…Это всё как приступы…
На глазах Беллатрисы выступили слёзы, Нарцисса сжала сестру в объятиях.
– Ничего, всё хорошо, – она успокаивающе погладила сестру по волосам, и почувствовала, как жгучие слёзы появляются на глазах.
Как она может врать родной сестре? Хорошо, больше никогда не будет, она навечно останется в стенах этой чёртовой больницы. Навечно…
– Нарцисса, пожалуйста, – умоляюще произнесла Белла, – Отправь Вейна в Хогвартс, пожалуйста, Нарцисса! Там есть Драко! Он никому не даст обидеть Вейна. Я так боюсь за него! Вдруг кто-то узнает, что он мой сын?! Нарцисса, пожалуйста!
Тонкие пальцы Беллатрисы вцепилис в плечи Нарциссы.
– Хорошо, Белла, я сделаю всё, как ты хочешь, только не плачь, ладно? – тыльной стороной ладони Нарцисса вытерла слезы со щёк сестры.
– Спасибо, – шмыгнув носом, поблагодарила Беллатриса, и снова обняла сестру.
Раздался стук, и в дверном проёме появился Смит.
– Миссис Малфой, процедуры, – хрипло напомнил он.
– Хорошо, я уже ухожу, – ласково ответила Нарцисса, но охранник не спешил уходить.
Нарцисса тяжело вздохнула и, поцеловав сестру в лоб, поднялась с кушетки.
– Ой, совсем забыла, я принесла тебе фрукты. Поешь обязательно, – назидательно произнесла белокурая женщина, указывая на переполненную корзинку.
– Хорошо, спасибо, – поблагодарила Беллатриса, и её серые глаза вопросительно посмотрели на сестру.
– Я помню, Белла, я сделаю всё так, как ты хочешь, – произнесла Нарцисса. Белла слабо улыбнулась.
– Миссис Малфой, – Смит устало возвел глаза к потолку.
Мысленно выругавшись Нарцисса, подошла к двери и одарила охранника убийственным взглядом, он кашлянул и вышел, она последовала за ним.
– Скажи Вейну, что мама любит его, – раздался слабый голос за спиной Нарциссы, едва она вышла за порог.
– Обязательно, – пообещала женщина, посмотрев на бледное лицо сестры. – Поправляйся.
Захлопнув дверь, Нарцисса попрощалась с охранником и быстрым шагом направилась к выходу. Если бы не благородство она побежала бы со всех ног, лишь бы скорее уйти из этого страшного места. Как можно скорее. Больше всего на свете ей хотелось сейчас спрятаться где-нибудь и плакать, плакать, плакать. Но…У неё ещё так много дел сегодня. Слишком много для одного человека. А ещё она должна написать письмо человеку, которому она могла доверить не только свою жизнь, но и жизнь Драко. Человеку, который обязательно поймёт её и поможет, тому, кто всегда знает правду. Этой злополучной правды так много для сильной Нарциссы и её семьи. Должен знать ещё кто-нибудь. Пусть это будет тот мудрый человек, который осуждающе, но сочувственно смотрел на неё из-под очков половинок почти двадцать лет назад.
