Глава 438 января 1970 года
Со мной еще не было такого случая, чтобы новый семестр начинался без сюрпризов, и этот январь не стал исключением. Не успел я умыться и сесть править учебный план, как ко мне прибыло письмо от Цепеша, с поздравлениями с его странным Рождеством, рассказами об удивительных богомольных монахах и прочих чудесах острова Афон.
Поначалу я не придал письму особого значения: меня позавчера поздравил с Крещением Мульсибер, и из его письма я узнал, что семья Мульсиберов уже составила полный план моего венчания и приступает к его реализации. «Священника для исповеди я тебе уже нашел, - в частности, писал Мульсибер. – Весьма примечательный патер, Браун фамилия. Шокировать его не бойся – он почему-то постоянно попадает в какие-то истории с участием воров и убийц и давно ко всему привык. И не ври ему – во-первых, исповедь все-таки, а во-вторых, он обидится и все твои преступления сам раскроет». Вот это была проблема, а болтовня Цепеша это мелкие неприятности.
Огромная летучая мышь, доставившая письмо Цепеша, тем временем не улетала, очевидно ожидая ответа, и я набросал пару слов на пустом пергаменте, который Цепеш заботливо приложил к письму.
Однако запечатать пергамент я не смог. «Как твое имя?» - неожиданно спросил меня пергамент Цепеша. «Риддл», - вторично подписался я, но пергамент немного померцал и сообщил мне, что такого имени нет в святцах. Тут я вспомнил, что Цепеш писал что-то о своем намерении поставить за меня свечку и подать кому-то какую-то записку, и о том, что он не знает, как меня зовут, но я тогда решил, что он перебрал кагора.
Я попробовал послать пергамент к черту, но пергамент не пожелал идти к черту, начав противно и мелко мерцать, а летучая мышь кружилась под потолком и пронзительно визжала. «Томас», - подписался я еще раз, чтобы отвязаться, но этого имени тоже не нашлось в святцах.
Это было, в конце концов, обидно, и я решил запросить через камин Долохова, который, как ни удивительно, серьезно относится к вере предков. Например, лет десять назад Долохов как-то раскопал в Лондоне православного митрополита, которого он теперь называет «мой великий тезка». А в школьные годы, помнится, Долохов грубо послал меня с предложением заделать для него хоркрукс. «Короче, шел бы ты, Риддл, - заключил тогда Долохов свой спич о том, где он видал все эти хоркруксы. – Жив буду – хорошо, помру – тоже хорошо, с родителями встречусь».
- Привет, - сказал я, когда в камине появилась голова Долохова. – Как меня по-вашему зовут?
- Серьезно попраздновал, - ехидно отметил Долохов.
- Я имею в виду, какое у меня имя по вашим православным святцам, - уточнил я. – Ко мне Цепеш привязался.
Долохов некоторое время что-то повспоминал, закатив глаза.
- Фома, - наконец сообщил Долохов из камина.
- Кошмар, - отозвался я.
- Ну почему кошмар, - не согласился Долохов. – Нормальное имя, солидное. Фома Фомич. У отца в одной из деревень так кузнеца звали.
Долохов редко рассказывает что-то об отце, чья память для него священна, но всякий раз рассказывает что-нибудь занимательное. Это был интересный и незаурядный человек, гвардии капитан Павел Долохов, и он прожил бурную и полную событий жизнь, которая, к сожалению, оборвалась, когда он переводил жену и сына через финскую границу, перед этим пошумев в Петербурге так, что вслед за ним выслали как минимум красноармейскую роту. А еще у него, как теперь оказалось, был кузнец Фома Фомич.
- На фиг Фомичей, - повторил я. – Давай что-нибудь со вторым именем придумаем.
- Марволо? – переспросил Долохов и задумался. – Ну разве что Маврикий...
- Это, по-моему, что-то из географии, - не согласился я. – «Темный Лорд, человек и пароход».
- Не пароход, а остров, - уточнил Долохов и подозрительно быстро предложил: - Тогда Владимир.
- Владимир-то почему?
- Ну Вольдеморт это почти Вольдемар, - пояснил Долохов, - а Вольдемар это французский эквивалент православного имени Владимир.
Я задумался. Чем-то мне этот «Владимир» не нравился.
- Бери-бери, - подбодрил меня Долохов. – Владимир переводится с русского как «владеющий миром», а сам святой был просветителем.
- Ладно, - махнул рукой я и подписал письмо к Цепешу Владимиром, после чего пергамент тут же свернулся в трубочку, летучая мышь схватила его и вылетела в окно.
- Отличное имя, - продолжал Долохов, все больше расплываясь в усмешке. – Как у вождя мирового пролетариата, например. Революционер ты наш.
- Черт! – в сердцах сказал я, понимая, что подарил Долохову повод для шуточек на неделю вперед.
- Не хочешь быть Фомичом – будешь Ильичом, - подытожил Долохов и исчез в пламени.
9 января 1969 года
Вчерашний день, начавшийся с письма Цепеша и шуток Долохова, закончился еще более неожиданно, чем начался. К вечеру, наконец написав учебный план и поправив конспекты, я решил вспомнить о науке и о моем обещании младшей Эванс научиться превращать магглов в магов и принялся разыскивать Руквуда.
Казалось бы, несмотря на скрытность Руквуда, из-за которой никто не только не знал его адреса в каминной сети, но и обычного адреса, найти его должно было быть просто: на то у каждого из нас имелся на руке Смертный Знак.
В первые годы использования Смертного Знака для поисков Руквуда я столкнулся с довольно дурацкой недоработкой: при нажатии на Знак сигнал уходил всем, и через несколько секунд на меня обычно сваливались Долохов и Эйвери, порой в исподнем и без туфель, приняв сигнал за боевую тревогу. На очередной ложной тревоге они в сердцах чуть не намяли мне бока за ложный вызов, но их остановил Мульсибер: оказалось, он тоже аппарировал на мой зов, но наблюдал за всем со стороны, на всякий случай взяв пространство вокруг меня под прицел. Секретом осталось только то, где был в это время Руквуд, из-за которого все это и было затеяно.
С тех пор мне удалось усовершенствовать заклинание, и теперь, нажимая на Знак, я могу устанавливать направление вызова. Отсюда, кстати, и пошло наше изобретение беспроводного телеграфа, которое мы безуспешно пытались продать магглам, и все мои разработки в информационных сетях, которые мы магглам еще продадим. Правда, для последнего мне пришлось под видом работы у Борджина засесть на год в Кембридже и всерьез взяться за теорию информации. А шатался бы я по миру в поисках темной магии, как предполагал про меня Дамблдор, так и остался бы неучем, отправляющим с помощью Смертного Знака вызов по всей сети, включая потенциальных двойных шпионов, предателей и заключенных. Школьничество какое-то, прямо как в шестом классе с фальшивыми галлеонами.
Вот и теперь я нажал на Знак и стал ожидать Руквуда, который, как всегда, не спешил явиться на зов, а просто закинул мне в камин портшлюз. Я в очередной раз вздохнул о несовместимости хороших талантливых людей и понятия субординации и взялся за портшлюз.
- Привет, - сказал мне Руквуд, сидящий за столом в своем кабинете без окон. – Случилось что-то?
- Да ничего, - ответил я, подходя к столу и думая о младшей Эванс и о корпускулярно-волновой теории магии, которую давно уже пора создавать. Надо же с чем-то войти в историю, как подобает Темному Лорду, не все же школьников гонять и двоечникам сниться. – Мне бы маггловских детей найти где-нибудь десяток, для опытов.
В принципе, с такими шутками мне лучше было бы обращаться к Нотту, но, во-первых, Руквуд куда более искусен в исполнении любых просьб, а во-вторых, Нотт мог бы и не понять шутки, а это ж греха не оберешься.
И в этот момент я увидел, что Руквуд тоже не понял шутки. Он чуть заметно подался вперед, его лицо стало расслабленным и пустым, и рука уже лежала на палочке, которую он всегда держал на столе.
- Мне можно закончить свою просьбу, или я уже осужден? – осведомился я сердито.
- Да нет, о чем ты, - отозвался Руквуд и принял фальшивую расслабленную позу. – Говори, пожалуйста.
- Недавно я взял Хагрида под Империо, - начал я, с облегчением думая о том, что хотя бы о Непростительных с Руквудом можно говорить прямо. А то ведь теперь и не знаешь, что ему в голову вскочит. Кто же знал, что он такой защитник детей. – Под Империо магические способности Хагрида заметно увеличились, что заставляет предположить, что при наложении Империо происходит передача магии от субъекта к объекту. Остается выяснить, что препятствует проявлению магических способностей у магглов, находящихся под Империо, и как добиться постоянного закрепления эффекта. Надо сказать, что наложением Империо на магглов практически никто не занимался, и уж точно не измерял при этом их магическое поле. Мы, конечно, можем выйти на улицу и попробовать, но что касается закрепления эффекта – я предпочел бы одаривать магией тех, чье сознание еще гибко и чья социализация произошла еще не полностью.
- На этом мы поблагодарим дорогого Ильича за его выдающийся доклад, - сказал Руквуд, и я с облегчением увидел, что он уже сцепил руки замочком и посматривает на меня одним глазом, думая о чем-то своем, возможно, связанном с моим рассказом. – Серьезно, ты говоришь, как статью из Nature зачитываешь.
И в этот момент я успел первым и, дотянувшись до своей палочки, отправил палочку Руквуда в угол и запустил свою туда же.
- Слушай, ты, свинья, - закричал я на него, перегибаясь через стол и хватая его за лацкан домашней куртки, - черта ты меня под прицелом держал? За кого ты меня принимаешь, за доктора Менгеле? Что ты думаешь, я скормлю этих детей змее за дружеским ужином? Буду лупить их Авадами по лбу? Затащу в Тайную Комнату и замучаю? Я, по-твоему, совсем выжил из ума? Мог ты меня хотя бы обругать по-дружески, после стольких-то лет? Я в тебя стрелять не стал бы без предупреждения, как ты, зараза!
В общем, я, возможно, закатил бы в сердцах Руквуду оплеуху и мы в первый раз с четвертого класса подрались бы, если бы вдруг кто-то не стащил меня со стола.
- Остынь, Ильич, - сказал мне Эйвери и показал Руквуду кулак. – Детей разбудишь.
- Каких детей? – машинально переспросил я. – И перестаньте называть меня Ильичом. Оба.
- Его детей, - ответил Эйвери, кивнув на Руквуда. – Мальчика и девочку. Нашел с кем шутить свои шутки.
15 января 1970 года
Кажется, я все еще сердит на Руквуда, а поэтому запишу-ка я еще раз, что он свинья. Мало того, что он в свое время зажал свадьбу, так ведь теперь еще и не сказал, что обзавелся потомством. А на мой справедливый упрек этот нахал ответил, что я не спрашивал. Как я могу спрашивать про то, о чем я не знаю? (А ведь именно так и думают мои студенты...)
И Эйвери тоже хорош, сокамерник его бывший – знал и молчал. Нет, конечно, приятно, что он каким-то неведомым образом оказался у Руквуда в кабинете именно в тот момент, когда Руквуд удумал стрелять в меня без предупреждения, и был готов прикрыть. За такие вещи я Эйвери очень ценю. Но все-таки он тоже свинья. Что это, в конце концов, за разведка такая, которая сама все знает, а мне ничего не говорит?
Впрочем, пес с ними с обоими, сочтемся. Да уже начали – Руквуд у меня теперь ищет вместо подопытных детей высоковольтный генератор и ускоритель альфа-частиц, раз он у нас такой щепетильный, а Эйвери объявил набор маггловской детворы в кружок юных фокусников. Пусть теперь попробует поучит маггловскую малышню прятать даму в рукаве, пока я буду трудиться над передачей магии, сам же прибежит ко мне через месяц и будет умолять превратить своих учеников в магов любой ценой. Дамблдор, помнится, распускал про меня грязные слухи, что в моей организации к проштрафившимся применяется Круцио. Не такой уж я неизобретательный, а даже наоборот.
Но взяться за перо меня побудило другое. Дело в том, что в нашем дорогом Хогвартсе, не знакомом с системами отопления, в каждом классе есть камин. В большинстве классов он используется по назначению, и в нем мирно потрескивают дрова. В моем же классе какой-то вредитель (не удивлюсь, если Дамблдор) подсоединил камин к каминной сети. Поэтому порой мои уроки прерываются экстренными сообщениями о том, что в мире опять что-то не в порядке, и Темному Лорду, то есть мне, пора переключать мир на ручное управление.
К растерянным магглам, озадаченным столкновением с магией, мои студенты уже привыкли, а некоторые даже научились не прятаться при их появлении под парту и говорить «Здравствуй, папа, я все исправлю». Привыкли студенты и к появлению в камине представителей зловещего тайного ордена, в светящихся масках и с репликой «Риддл, тут надо что-то решать...» Но вот в конце прошлого года, например, в камине появился настоящий генерал. «Могу я с Риддлом поговорить? – рявкнул генерал из зеленого пламени. – У нас тут мост упал. Надо помочь». Ну надо, значит, надо, седьмому курсу давно не хватало практикума по сопромату. Газетчики из «Ежедневного пророка», правда, потом состряпали про меня клеветническую статейку с колдографией моста, извивающегося как змея, но не ошибается тот, кто ничего не делает. Гойлу было сказано просто и понятно, чтобы он представлял себе молекулярную решетку, а он зачем-то представил себе спираль ДНК.
Вот с Гойла, точнее, с его отсутствия, сегодня все и началось. Сначала я не придал этому отсутствию значения, хотя и удивился про себя, потому что и Гойл, и его друг Крэбб ребята не очень сообразительные, но старательные. До моего прихода в Хогвартс они считались отпетыми прогульщиками, но потом я разобрался, что их проблемы с базовыми заклинаниями упираются в правописание и непонимание того, как читаются латинские слова. Крэбб и Гойл, попав в мои руки, подучили латынь, заодно припомнили начала арифметики и наконец усвоили, что такое пропорция, и с этой поры их успеваемость и посещаемость пошли в гору. Порой, впрочем, науки вводили их в мрачное состояние, и поэтому я решил, что сегодня они решили взять внеочередной выходной.
- Риддл! – объявил камин на втором уроке голосом Аластора Хмурого. – Аврорат по твою душу.
- Друзья, - сказал я своему седьмому курсу, - познакомьтесь с лучшим оперативником нашего аврората. Привет, Аластор.
- Серьезная гоп-компания, - хрипло сказал Аластор и вылез из камина. – Риддл, поговорить с тобой надо.
- Изволь, - ответил я и отгородил его и себя чарами неслышимости, а Скиттер накрыл Протего, от греха.
- Твои пацаны маггловскую школу захватили, - без обиняков бухнул Аластор. – Поговори с ними. Полчаса у тебя есть.
- Имена знаешь? – спросил я, начиная догадываться о том, почему Крэбба и Гойла нет в классе.
- Не интересовался, - сухо ответил Хмурый, и я понял, что, если я не успею за полчаса, спрашивать имена он у них не будет, да еще и сочтет это оказанной мне услугой.
- Со мной идут Белла и Люциус, - объявил я, снимая чары неслышимости. – Остальных я прошу вернуться сюда в четыре часа.
- Я думал, ты всегда один ходишь, - тихо сказал мне Аластор уже человеческим голосом, когда мы подошли к камину. – Хотел предупредить, что на этом ты когда-нибудь и погоришь.
Когда портшлюз в кабинете Аластора перенес нас к захваченной школе, я оставил Беллу и Люциуса наблюдать за периметром, а сам действительно пошел в школу один. Возможно, Аластор и прав в том, что привычка ходить без напарника не доведет меня до добра, но он, к счастью, не в курсе моего сложного психологического устройства. Помню, когда я учился на третьем курсе и мы начали проходить боггартов, я вместо боггарта увидел свой разлагающийся труп, обезображенный смертью. Меня тогда еще из Хогвартса в очередной раз выгонять хотели, я же еще с детского дома в ответ на угрозу бью изо всей силы. Ну и как-то выяснилось в эпизоде с боггартом, что некоторые Непростительные мне уже знакомы... И боггарту кранты пришли, старушка Галатея, которая у нас СилЗла вела, ворчала на меня за порчу инвентаря, но на педсовете они со Слагхорном меня отстояли, сказав, что я просто борюсь с Силами Зла радикальными методами и что добро должно быть с кулаками (Флитвик тогда добавил, что еще с копытами и с рогами, но все же проголосовал за меня).
А потом на выпускных экзаменах я снова столкнулся с боггартом, среди прочего. Тогда у меня уже хоркруксы были, я думал, что ничего не боюсь, молодой был. Остановился даже, хотел посмотреть, что боггарт мне покажет. И боггарт показал мне обезображенный труп Долохова. С экзаменационным заданием я опять справился блестяще, экзаменаторов три дня по горам ловили, в Хогвартс прислали полдюжины авроров. А я в это время сидел в Визжащей Хижине, впервые пил коньяк, чокаясь с зеркалом, и постепенно понимал, что смерть и ужас смерти не победить никакой магией. Думал даже отказаться от друзей и от всех привязанностей, читал какие-то буддийские проповеди про «четыре благородные истины», но все же в этот самый важный момент своей жизни взял себя в руки и выбрал свой путь, на котором с тех пор были и радость, и боль. А теперь еще и жениться надумал, словно мало у меня слабых мест и мало меня по ним били.
Вот поэтому навстречу опасности я всегда иду один, мне-то бояться нечего, у меня хоркруксы.
В школе было тихо, но тишина была обычная, рабочая, непохожая на тишину захваченного здания с перепуганными заложниками. И все же, услышав шаги в пустом коридоре, я вынул палочку и приготовился.
- Милорд? – вопросительно произнес незнакомый мне маггл в строгом костюме, увидев меня у дверей.
- Зовите меня Риддл, - предложил я, протягивая руку и перекладывая палочку в левую.
- Януш Махульски, директор, - представился маггл, пожимая мне руку.
- Dzien dobry, - добавил я, вспомнив, как мы с Долоховым ездили в Польшу, и потом мотострелковый батальон... в общем, это длинная история.
- Я извиняюсь за ложную тревогу, - улыбнулся на мое приветствие директор. – Ваши ребята просто были слишком настойчивы. Узнали, что у нас сегодня пробные выпускные экзамены, и решили попробовать сдать сразу и химию, и физику, и математику. А возражений они не слышат...
- И как они сдали? – перебил я, чтобы не дать коллеге пожаловаться на то, что делают Крэбб и Гойл, когда им мешают удовлетворить проснувшуюся тягу к науке. Конечно, они ведут себя как джентльмены и всегда платят штраф...
- Вы можете ими гордиться, - ответил директор, и я против воли улыбнулся. – Только отнимите у них наших троечников, они, видите ли, приняли их неуспехи близко к сердцу.
В сопровождении директора я поднялся на третий этаж, где засели Крэбб и Гойл, и еще в коридоре услышал их голоса.
- Ну ты чо, тупой совсем? – вопрошал кого-то Гойл. – Чо тебе дискриминант этот? Выноси икс за скобки, блин, если нету свободного члена. Воот, нафиг… ты типа понял теперь: ноль решение и единица решение, растудыть формулы эти. Неее, Крэбб, ты держи его, пусть он еще с третьей степенью решит...
Короче говоря, Крэбб и Гойл были возвращены в Хогвартс с выговором, боевая тревога в аврорате и маггловской полиции была отменена, а школе была выплачена компенсация за беспокойство из карманных денег Крэбба и Гойла (неплохие у них карманы, надо сказать). Директор Януш, переговорив с подвергнувшимися «захвату» и придя нас проводить, даже пригласил Крэбба и Гойла заходить еще и позаниматься с отстающими, под обещание больше никому ничем не угрожать. Вероятно, простонародный и порой непечатный лексикон Крэбба и Гойла оказался более понятен для детей окраин, чем умные фразы в учебнике. А может, Януш рассчитывал на то, что маггловская шпана возьмется за книжки, увидев, что такие мощные бандиты уважают это дело. И то сказать, когда мы с ребятами появились в Хогвартсе, успеваемость среди хулиганов стала заметно выше, даже если нас не считать.
Вопреки моим ожиданиям и к большому моему облегчению, Хогвартс поначалу не встретил нас народным ликованием по поводу моего очередного подвига, и только подойдя, как было условлено, в четыре часа к своему классу, я понял, что седьмой курс просто решил промолчать о том, что произошло с их товарищами. Еще не дойдя до дверей в класс, я услышал, что там намного больше людей, чем было на уроке, и кто-то уже начал играть на гитаре, готовясь отмечать в широком кругу друзей спасение Крэбба, Гойла и сотни магглов до кучи. А подойдя к самым дверям, я расслышал и слова песни, исполняемой Рабастаном Лестранжем.
Он скуп на слова как Клинт Иствуд,
С ним спорит только больной,
пел Рабастан под одобрительный гул
Его не обманешь шпаргалкой,
Он видит на ярд под землей.
- Слышь, Руди, - спросил Рабастан, когда ребята отсмеялись, и я начал представлять себе масштабы праздника за дверями, - а где родился профессор Риддл?
Рудольф что-то ответил, Рабастан выдал проигрыш и продолжал:
Может разверзнуться бездна,
Может начаться война,
Он придет и молча поправит все,
Человек из Хэнглтона.**
---------------------
В России профессор Риддл был позднее воспет в аналогиченой песне БГ "Человек из Кемерово" :)) 
