Глава 3Он шел не слишком быстро, но Гермиона все равно едва поспевала на своих непривычно высоких каблуках. Малфой не торопил ее, но все равно создавалось ощущение, что они сбегают с места преступления. Девушка отчаянно пыталась не упасть в пропасть, которую для нее только что открыл Драко, но и его уверенность, и теплая рука, и серебро глаз пленяли, лишали воли, заставляли сдаться. В этом мире она больше не принадлежала себе и терзалась от этого. Дышала через раз, и каждый вздох наполнял ее приторно-прекрасной болью. Грейнджер ощущала, что лишается себя, и это настолько нравилось, что она невольно сжимала широкую ладонь еще сильнее.
— Куда мы идем?
Малфой не обернулся.
— Туда, где сможем поговорить, не переживая, что кто-то снова нам помешает, — он сказал это ровным тоном без малейшего намека на двусмысленность, но все равно отчего-то Гермиона услышала то, что хотела. Щеки ее покраснели.
Слизеринец этого не видел, но она все равно боялась смотреть в его сторону, хотя то и дело ее взгляд натыкался на его платиновый затылок.
— О чем ты хочешь со мной поговорить? — после долгой паузы все же смогла спросить девушка.
Малфой не ответил, только слегка погладил большим пальцем ее ладонь. Этот жест казался слишком интимным, и Гермиона покраснела еще больше, хотя всего тридцать секунд назад казалось, что это как минимум невозможно и как максимум нереально.
Они забрались на астрологическую башню, и это было практически дежавю. Гермионе казалось, что они вот так вдвоем уже тысячи раз до этого выясняли здесь отношения, как будто это место стало олицетворением их связи.
— Почему никто не идет за нами? — неловко спросила она уже на последних ступеньках.
— Потому что никто не хочет связываться со мной, — это звучало как правда, хотя, возможно, не являлось правдой даже в малой степени. Грейнджер решила поверить ему, не выясняя подробностей.
Когда они наконец поднялись, Драко отпустил ее и развернулся. Малфоевское лицо не выражало ничего, настолько хорошей оказалась маска, которую он носил. Гермиона пыталась найти отголоски эмоций в серебре, но и там нашла только холод и металл. Он смотрел на нее абсолютно безразлично. Внезапно она решила улыбнуться, и этот трюк сработал: личина треснула и кусками начала осыпаться на пол — Драко тоже улыбался. Теперь девушка могла отыскать на его лице множество совершенно различных эмоций, но только одна волновала больше всего — нежность. Его улыбка переросла в смех, и Гермиона впервые за почти семь лет услышала, как Драко Малфой смеется: мягко, красиво, безупречно, благородно... и еще сто раз по сто прекрасно.
— Грейнджер, — "засмеялся" он.
— Что? — Гермиона тоже не могла сдержаться, и теперь хохотали оба. И если бы счастье можно было разлить по бутылкам, чтобы имелась возможность достать одну в нужное время и отпить, это был бы идеальный момент. Все вокруг светилось и мерцало, и Гермиона чувствовала себя как никогда свободной, словно сбросила все то, что мешало ей столько лет.
Малфой резко в один момент вновь обрел серьезность.
— Ну я же просил тебя быть осторожной. Так и сказал, мол, берегись, а ты взяла и не послушалась.
Гермиона тоже перестала смеяться.
— А ты бы хотел, чтобы я действительно стала осторожной? — откровенная провокация, и Малфой купился.
— Нет.
Он подошел ближе. Теперь их разделяло около десяти жалких сантиметров, которые и препятствием назвать нельзя.
— Что ты со мной делаешь? — почти печально произнес Драко.
— То же, что ты делаешь со мной.
Эта игра, которую они затеяли, будоражила.
— Как нам жить дальше? - кусая губы, спросила Гермиона. Она понимала, что играет нечестно, но не могла устоять перед искушением. Теперь все внимание Драко сосредоточилось на ее пухлых губах, и он тоже ничего не мог поделать.
— Даже и не знаю...
А затем он склонился, и Грейнджер почувствовала, как волна укутывает ее с ног до головы, и в этом она искала свое сладкое забвение. Целовался он умело и вкладывал в сам процесс всю душу, хотя неделю назад девушка не подозревала, что у него вообще есть душа. Драко притянул ее к себе, и теперь их тела соприкасались. Гермиона испытывала нешуточное головокружение и, когда Малфой освободил ее губы, едва устояла на ногах.
Долгое время они стояли молча, внимательно рассматривая друг друга и запоминая все до малейшей детали. Они оба тайно боялись, что такой момент больше никогда не повторится и пытались им насладиться полностью.
Первым нарушил молчание Драко. Он прошептал:
— Все эти годы я и не подозревал, что ты так прекрасна...
Гермиона хмыкнула и нанесла ему ответный удар:
— Все эти годы я думала, что ты ублюдок без души, который наслаждается, когда страдают другие.
Драко драматично закатил глаза:
— Грейнджер, а вот сейчас обидно было.
— Знаю.
Гермиона не знала, как теперь она сможет жить без него, и это с одной стороны пугало, а с другой грело.
— Грейнджер, теперь я тебя ни за что не отпущу. Особенно после того, как ты сегодня явилась вся такая разодетая. Да там половина зала челюсти ловила, а вторая половина слюни пускали. Я уже молчу про Поттера, который едва не накинулся на тебя прямо там.
При упоминании Поттера Гермионе сделалось не по себе. Уж о ком она не хотела думать в такой момент, так это о Гарри. И все же девушка сделала вид, что все нормально.
— И что? Будешь везде таскать за собой? Боюсь, твои друзья не поймут.
Малфой поморщился:
— Да плевать я на них хотел.
Это звучало слишком хорошо, и Гермиона подозревала, что скоро все станет совсем плохо.
— А как же твои родители?
И тут он оказался непоколебим:
— Смирятся.
— А...
Ее новый вопрос Драко нагло прервал:
— Да заткнись ты уже. Перестань искать причины, чтобы отмахнуться от меня, все равно не получится.
— Хорошо. — Гермиона склонила голову.
Малфой еще раз задорно улыбнулся, наклонился и легко поцеловал ее в нос. Когда они вышли из башни, то держались за руки. Казалось, ничто в мире не может разрушить их такую странную и непонятную связь.
Жаль, что только казалось.
***
Надежда в его мире значила многое. Даже слишком. Все волшебство всего мира ничего не стоило без надежды, и Драко это понимал слишком хорошо. Его собственная семья пыталась лишить его всего, но только веру в лучшее не могла отобрать. Каждый раз, когда слизеринец уезжал из дома, он втайне радовался, что в этот раз его не сломали. Сколько еще таких раз будет, он не знал даже приблизительно. Парня коробило от одной мысли, что он может стать таким же, как мать или отец — безликим, пустым убийцей, искателем силы и вечной молодости. Все эти годы его удерживала от безумия только надежда, что в один день он сможет стать свободным, а теперь к этому ощущению прибавилась и Грейнджер. В ней было что-то такое настоящее и правильное, что не помещалось в рамки его прежнего мира иллюзий и лицемерия.
Едва Драко заметил Гермиону сегодня утром в этом ее наряде, он понял, что это открытая провокация, рассчитанная только на него. Он не мог и представить, что эта глупышка сделает для него что-то подобное. Грейнджер вышла из тени собственного одиночества, которое год за годом пожирало ее душу. Внезапно Малфой захотел прикоснуться к ее душе, понять все ее помыслы, узнать все мечты и, конечно же, утопить собственную боль в ее надеждах.
Грейнджер так доверчиво сжимала его ладонь и так безоговорочно следовала за ним, что Драко разрешил себе верить, что они смогут быть вместе. Он ощущал острое чувство стыда за то, что годами ее мучил, оскорблял и обижал. Она была образом всего того, что он ненавидел в себе - бесхребетности и покорности. Каждый раз Драко едва себя сдерживал от того, чтобы схватить ее за мантию, притянуть к себе и громко крикнуть: "Борись!". Вот только он глубоко ошибался, когда думал, что Гермиона сломалась и смирилась: за все семь лет они не отобрали у нее надежду.
Драко хотел бы сказать, что отныне они будут вместе всегда, но это могло бы оказаться ложью — он и сам не чувствовал уверенности, что в скором времени не сломается.
Грейнджер резко остановилась.
— Постой, — ее голос, как всегда, тихий, но уверенный, отзывался в сердце Драко радостью.
— Что случилось? — он пытался сделать так, чтобы голос не дрожал, и, судя по всему, это получилось: Грейнджер ничего не заметила или по крайней мере сделала вид, что не заметила.
— Мне страшно, Драко, — она впервые за все время назвала его по имени, и это звучало так волнующе, что парень едва не улыбнулся.
Они стояли посреди пустого коридора седьмого этажа в окружении портретов давно погибших волшебников, которые упорно косились на парочку. Большинство из них смотрело неодобрительно, некоторые даже вслух высказывали свои претензии, но все равно в этой какофонии Драко и Гермиона ощущали себя единственными существами в целом мире.
Он взял ее маленькое лицо в свои ладони и заглянул прямо глаза, подсознательно выискивая в них то, что смогло бы его спасти.
— Чего ты боишься?
— Того, что завтра проснусь и тебя не будет в моей жизни. Новых насмешек, предательств и осуждений. Я готова к ним, но все равно боюсь.
— Я защищу тебя от любого. Ты можешь не возвращаться в общежитие, спасибо отцу, — произнеся это слово, он поморщился, вспоминая его вечное презрительно-оценивающее выражение лица. — Он обеспечил мне отдельную комнату.
— Но... — щеки ее мгновенно покраснели, и такая наивная, детская стеснительность позабавила Драко, и он улыбнулся. За последние два дня он делал это чаще, чем за всю жизнь, и это радовало.
Драко смотрел на нее с такой нежностью, какой не удостоилась ни одна девушка до Гермионы.
— Не волнуйся.
— Но...
— И это тоже тебя не должно волновать. Ты — совершеннолетняя, да еще и лучшая ученица за хрен знает сколько столетий. Можешь себе позволить маленькие шалости в компании милого молодого человека.
Гермиона окончательно потеряла дар речи, и Малфой нагло этим воспользовался. На этот раз поцелуй был совсем мимолетным, но и от него Драко кинуло в жар.
— Пошли собирать твои вещи.
И они двинулись в сторону общежития Гриффиндора. По дороге парочка встречала много учеников, и большинство из них не могло сдержать своих поганых комментариев при себе. Гермиона смущалась и краснела еще больше, Драко же наполнялся чистой яростью. Около портрета Полной Дамы стояла толпа и громко шепталась.
— Эта Грейнджер оказалась той еще потаскухой...
— Вырядилась, как курица ряженая...
— С Малфоем убежала...
— Пожалуй, все время с ним спала и только притворялась тихоней...
Внезапно неудачливых кумушек прервал громкий голос Золотого Мальчика:
— Не говорите так про нее! — это подействовало, и все заткнулись. Но Малфой не хотел, чтобы все разрешилось с помощью Поттера, поэтому вмешался:
- Очень мило с твоей стороны, Поттер, защищать мою девушку, но, поверь, с этим я могу справиться и сам. — Слово "мою" он выделил особо.
Ученики наконец обратили на парочку свое внимание, Драко инстинктивно спрятал Гермиону за свою спину так, чтобы толпа ублюдков не видела ее смущения и страха.
Минута или две прошли в напряженном молчании, которое прервал слизеринец:
— А теперь Гермиона заберет свои вещи, и если кто-то хоть что-то ей скажет или вообще хоть каким-то образом обидит, я спалю дотла вашу конченую гостиную с вашими кончеными шмотками.
Даже Полная Дама теперь смотрела на него с уважением.
Ученики разошлись в разные стороны на лестницы, делая своеобразный коридор для Гермионы. Драко повернулся к ней лицом и шепнул на ухо:
— Я буду ждать тебя здесь. Если не вернешься через пятнадцать минут, я возьму в заложники первого попавшегося гриффиндорца.
Гермиона улыбнулась — наверное, представила эту картину, — и покорно кивнула. Ее пропустили, не говоря ни слова, даже боялись криво посмотреть в ее сторону: Малфоя опасались.
Он стоял на том же месте ровно четырнадцать минут и тридцать две секунды и уже готовился действовать по плану, когда Гермиона вышла из общежития с двумя огромными чемоданами. К тому времени все ученики уже успели зайти в гостиную. Драко тут же выхватил ее пожитки и направился в сторону собственной спальни. Эта отдельная комната была единственным, за что он благодарил отца. Гриффиндорка бежала сзади, все так же смотря исключительно в пол.
