Глава 2. Пятьдесят оттенков синего Написано по заявке: "А дайте нам чего-нибудь такого рейтингового, с пейрингом Гейл/Финник"...
____________________________________________________________
И куда это ром все время девается?
(капитан Джек Воробей)
– Пидорасы!!! – истошный вопль несся по пляжу, как торнадо, взметая белоснежный песок и закручивая в небольшие смерчики. – Пидорасы!!! – Хеймитч Эбернети стоял на коленях у неглубокой ямы и кричал уже полчаса, но никто и не думал отзываться.
– Ну, зачем же так грубо, – пытался его успокоить лежащий на песочке интеллигент Бити, – можно ведь по-другому: «содомиты» или «голубые»…
– А разве синий и голубой – это не одно и то же? – вынырнул из прострации Пит Мелларк.
– Одно и то же?! – Хеймитч зарядил в лоб попавшему под горячую руку подопечному так, что тот упал рядом с Бити. – Художник называешься!
– А, ну, я, кажется, понял, – взгляд Пита прояснился. – Синий – это ты, – ткнул он пальцем Эбернети, – а голубые – он махнул куда-то в сторону, – это они. Правда или нет?
– Не просто правда, малыш, – проревел безутешный ментор, – это неоспоримая истина! Солнце жаркое, вода мокрая, а эта парочка голубее, чем... - он замялся, подбирая слово, - чем твои глаза!
– Чего орешь, как Клавдий Темплсмит? – задев Хеймитча горячим голым бедром, на песок упала Джоанна Мейсон, одетая в три фиговых листочка, самый большой из которых едва держался на носу. Пит залился краской, а Бити вежливо подвинулся. – Здесь не Капитолий, где ты видел пидорасов?
– Если скажешь, где ты их видела, живыми или мертвыми, награжу по-менторски, – пообещал равнодушный к женским прелестям Эбернети. – За мертвых дам больше.
– Кого их-то? – напряглась Джоанна, почуяв неладное.
– Хоторна с Одейром – кого же еще! – мрачно разъяснил Хеймитч. – Других и правда до самого Капитолия нету!
– Так Хоторн что… того? – Джоанна изменилась в лице.
– И того, и этого! – убежденно ответил Хеймитч. – Дай ему волю – он всех!.. – Пит и Бити вздрогнули. – К тому же он кровожадный и беспощадный.
– Так я и знала… – сникла Джоанна, – зачем он с Одейром связался … – она встала, по пути задев бедром Пита и Бити, и побрела прочь, печально роняя листочки, как осеннее дерево.
– Куда ты? – окликнул ее Бити.
– Топиться, – бросила она через плечо.
– Надо же, – поразился Пит, – и водобоязнь прошла…
– Мне никто не ответил на вопрос, – напомнил о себе ментор, – где эти пидорасы?
Тут на них надвинулась тень: это подошли Крессида, Кастор и Поллукс в огромных сомбреро.
– Привет, как отдыхается? – поздоровалась Крессида, которую под шляпой было не узнать. – Вы не видели Гейла и Финника?
– Если вы их ищете, я с вами, – вскочил на ноги Хеймитч, – и, чур, я первый морды бить.
Пит и Бити, не сговариваясь, пошли за ними: первый – чтоб не допустить кровопролития, а второй – потому что этой компании был позарез необходим хотя бы один нормальный человек.
Не пройдя и пятидесяти шагов, они услышали богатырский храп. Оба красавчика дрыхли под пальмой, совершенно не по уставу раскинувшись в первозданном естестве. Рядом с ними неопровержимым доказательством валялась пустая бутылка, а форма была предусмотрительно подвешена к самой верхушке дерева.
– Если они не пидоры, то я не ментор, – пробормотал Эбернети и набрал воздуха в легкие. – Вы чего тут развалились, в чем мама родила, лучше бы она этого не делала?! – заревел он, да так, что со съемочной группы слетели сомбреро.
– Хеймитч, не лезь в бутылку, – отмахнулся Финник, не открывая глаз, – у солдата выходной.
– Он еще и издевается! – Эбернети со злостью пнул пустой сосуд. – Куда мне теперь лезть по вашей милости? Я для вас ее закопал? Тьфу, хоть бы срам прикрыли!
– Такой срам не прикроешь, – заметил Бити с осуждением, – такое только кровью смывается.
– Стащить бутылку у Хеймитча – все равно, что ребенка обидеть, – поддержал его Пит.
– Привет, ребята, – приблизилась невозмутимая Крессида, закрывая солнце, – давно загораете?
– Привет, Крессида, – Финник приоткрыл глаза, услышав знакомый голос, – как дела… ой, извини, – он с силой пихнул товарища в бок, и оба мигом перевернулись, как две котлеты на сковородке.
– Ребята, я вам сейчас форму достану, – засуетился Пит.
– Ничего-ничего, – снисходительно улыбнулась Крессида, – телевидение, как врач, его стесняться не стоит.
– Да уж, – буркнул Хеймитч, – стыда вы не имели никогда. Так же, как и вот эти пи…раты Карибского моря, – он снова пнул бутылку, – хоть бы трусы на себе оставили…
– Мы купались, – огрызнулся Гейл. – Ты что, забыл, как на мокрые трусы форму надевать?
Все сконфуженно притихли: именно из-за мокрых солдатских трусов был проигран всухую очередной раунд информационной войны. Дело в том, что, как бы тщательно бойцы ни выжимали белье после купания, тонкая форма все равно намокала в самых неподобающих местах. Казалось бы, ерунда, но однажды противнику удалось заснять роту купальщиков со шпионского планолета. Все армейские объекты вплоть до отхожего места были тщательно замаскированы от вражеских камер… все, кроме солдат в мокрых штанах. Снимки моментально попали на листовки и телевизионные заставки, а Капитолий за одну ночь был увешан крайне оскорбительными баннерами. Китнисс и Плутарх были в бешенстве: вся их работа бодрым маршем шла коту под хвост. За двое каторжных суток был отснят и смонтирован новый ролик со слоганом: «Они – от страха, а мы – от смеха!». Однако Крессиду и ее ребят эта битва мокрых штанов совершенно не устраивала – позарез нужен был новый креатив… и вот он, кажется, нашелся.
– Всем оставаться на своих местах! – скомандовала Крессида и вынула из сумки толстый черный маркер. – Ребята, готовьсь… – Кастор и Поллукс мигом установили штативы и расчехлили камеры. – Ч-черт… – ругнулась она, черкнув маркером по ладони, – черный высох, красный не годится… а вот синий самое то, – Крессида шагнула к двум лежащим и строго произнесла: – Мальчики, замрите.
Мальчики покорно замерли, понимая, что уж лучше Крессида, чем Эбернети.
Через минуту обе прекраснейшие задницы повстанческой армии украшали четыре каллиграфические синие буквы: Гейлу достались S и N, а Финнику – O и W.
– Смотри-ка, ноль эмоций, – шепнул потрясенный Хеймитч, – как на заборе пишет. Вот это я понимаю – профессионал…
– Крупный план… стоп, снято, всем спасибо! – соединив с компьютером обе камеры, Крессида приступила к монтажу: – После крупного плана сразу даем Сойку… вот это, где она прицеливается…
– Это что, она по нашим тылам прицеливается? – возмутился Гейл.
– Жаль, что не по-настоящему, – проворчал Хеймитч.
– А если вставить им туда по белой розе... – вошла в раж Крессида, – да с вот такими шипами… это вам, дорогой президент Сноу…
Эбернати почувствовал, что отомщен.
– Между прочим, у нашего президента в фамилии тоже четыре буквы, – напомнил Бити.
– Все правильно, – кивнула Крессида, – мы должны думать на два хода вперед противника.
– Пойдем искупаемся, – встревожился Финник, – а то у них креатив попер… – и они с Гейлом наперегонки помчались к воде.
– Куда?! – попыталась Крессида их задержать, – работа только началась!
– А ну вас всех… – крикнул Гейл через плечо, – туда же, куда белую розу! – и оба исчезли в морских волнах, сверкнув на прощание синими буквами.
– Накатить, что ли, для просветления? – Хеймитч задумчиво извлек из кармана прозрачную плоскую бутылку. – Чистый спирт! Правда, технический…
– Подожди, – смутился Пит, – если ты просветлишься, ты же будешь не синий, а светло-синий… то есть почти голубой.
– Малыш, – похлопал его по плечу Бити, – если наш друг Эбернети все это употребит, он будет никакой.
– Я понял, – кивнул Пит, – никакой – это такой оттенок синего. Правда или нет?
– Нет времени объяснять, – Хеймитч с наслаждением отвинтил крышку, – сейчас сам увидишь.
Мир вокруг них играл всеми оттенками синего, от небесного до индиго. Пит смотрел то на море, то на небо и думал, почему люди называют красивыми словами совсем некрасивые вещи.
А о чем думал Бити, так никто и не узнал, потому что он был очень воспитанный.
