Глава 2В ближайшие дни Луна обнаружила, что очень любит детей. Раньше ей как-то не приходилось задумываться на эту тему. Оказалось – исключительно приятно держать на руках это маленькое, но довольно увесистое существо. А крохотные пальчики и гладенькое пузико просто невозможно было не расцеловать! Малышу это не нравилось, он пытался отбрыкиваться ножками, что вызывало у нечаянной мамочки новый приступ умиления, и она принималась ловить и щекотать розовую пяточку. Пол сперва реагировал возмущённым воплем, но потом смирился и позволял себя тискать безнаказанно. А через некоторое время явно вошёл во вкус и уже ждал причитающиеся порции ласки, забавно подставляя щечки, животик и попку под поцелуи. Луна наслаждалась ролью. И даже самые неоднозначные действия по наведению чистоты вопреки опасениям не вызывали у неё ни малейшей брезгливости.
Правду сказать, младенец ей попался неординарный.
За пару дней он выучился садиться, а через две недели начал делать попытки встать – с каждым днём всё более и более удачные. Он никогда не будил свою вольно–невольную «маму» по ночам. Он крайне редко улыбался, зато вообще не плакал – только требовательно и, надо признать, весьма громко вопил, если ему что–то было нужно. И очень быстро научился с помощью простейших жестов уточнять, что именно.
Однажды девушке пришла в голову фантазия причесаться, держа Пола на руках. Увидев себя в зеркале, он скорчил гримасу, достойную примадонны, перед выходом на сцену обнаружившей вскочивший на носу прыщ. А на умилённое: «Кто там у нас такой хорошенький?..» вздохнул так выразительно, словно с трудом сдержал желание покрутить пальцем у виска. Когда она в следующий раз подошла с малышом к зеркалу, он демонстративно отвернулся и принялся с огромным вниманием рассматривать облупившийся кусок ванны. Луна так и не поняла, чем ему столь не угодило собственное отражение.
Если бы Луна больше знала о младенцах, она поняла бы, что такое поведение было более чем неординарным, даже если доверится опыту Молли и считать «жертву эксперимента» не новорожденным ребёнком, а семимесячным. Но единственным младенцем, с которым Луне прежде приходилось бывать в одной комнате, была она сама в детстве, а с той поры у неё сохранились слишком смутные воспоминания. Так что сравнивать ей было просто не с чем.
В материнских заботах незаметно пролетел месяц и девушка начала задумываться о перспективах. Унаследованный от отца журнал требовал внимания никак не меньше, чем малыш, причём каждый из них – гораздо больше, чем половина времени, отведённого на бодрствованье. И это не считая прочих проблем. В результате Луна хронически не высыпалась, а когда всё же добиралась до постели – разбудить её могло разве что извержение вулкана под кроватью. Ну, или требовательный вопль Пола.
Вот на этом он и прокололся.
В эту ночь девушка, несмотря на усталость, никак не могла заснуть - мучила духота и мысли о налогах, которые следовало уплатить никак не позже конца месяца. Уйдя в невесёлые размышления, она не сразу обратила внимание на тихое бормотание, доносившееся со стороны детской кроватки. А когда обратила и прислушалась...
Младенец писклявым шёпотом цитировал оглавление учебника по зельеварению за третий класс. Временами он запинался на сложных звукосочетаниях, сердито хмыкал и несколько раз повторял слово, пока оно не начинало звучать чисто и правильно. После чего переходил к следующему параграфу.
Пока онемевшая от изумления девушка пыталась понять, с чего ей вдруг снится столь диковинный сон, младенец покончил с оглавлением и перешёл к рецепту Уменьшающего зелья. Это убедило Луну в реальности происходящего – сама она помнила из этого рецепта только три ингредиента, а уж повторить его наизусть не смогла бы и под пыткой.
– По–о–ол? – позвала она слегка неуверенно. Кроватка затихла, и это послужило куда более весомой уликой, чем продолжение пересказа.
– Почему ты скрыл, что умеешь говорить? – девушка была так возмущена самим этим фактом, что даже позабыла о странной тематике его высказываний.
Ответ прозвучал весьма невнятно, но та часть, которую Луна разобрала, заставила её покраснеть.
– Как тебе не стыдно?! – обиделась она. – Я же всё–таки девушка!
– Когда я соглашался на этот эксперимент, – мрачно сообщил её невидимый в темноте собеседник, – то совершенно не подумал о некоторых аспектах. Например, о том, что физическое развитие данного тела весьма ограничивает его самостоятельность.
Не будь голосок, произнёсший эту тираду таким тоненьким и писклявым, Луна наверняка решила бы, что кто–то забрался к ней в комнату. Но она слишком хорошо успела изучить тембр, чтобы теперь сомневаться в личности говорившего. Хотя с личностью-то как раз сомнения возникали и весьма обоснованные!
– А разве нельзя было создать тело постарше? – удивилась она. – Ты же не совсем новорожденный получился. То есть... наверное, следует говорить «вы»?
– Как угодно, – буркнул он, – мне уже не привыкать! А старше – нельзя, более зрелый мозг не примет матрицу сознания, это мы просчитали точно. Даже такая степень развития была риском!
Теперь Луна поняла смысл ночной декламации: речевой аппарат младенца был столь же неразвит, как и прочие мышцы и требовал тренировки. Пока что часть звуков выходила нечётко. Что не мешало, впрочем, чёткости изложения.
– А что такое «матрица сознания»? – спросила она и тут же предположила. – Душа?
– Ну что за неумение делать выводы! – возмутился её собеседник. – Ты что, никогда живых портретов живых людей не видела? Матрица – это матрица, понятно? Слепок. Я даже не знаю, жив ли сейчас мой «оригинал».
Последнее слово он явственно взял в кавычки.
– А кто твой оригинал? – Луна уже оправилась от удивления, и теперь её грызло любопытство.
– Потом, – отмахнулся он. – Я, собственно, и собирался с тобой поговорить, но попозже, когда восстановил бы нормальную дикцию. Этого дурацкого писка вполне довольно, а когда ещё и половину букв не выговорить... Но, раз уж так вышло... расскажи для начала, что интересного произошло в Англии после фиксации моей психоматрицы. Ты ведь, судя по всему, дочка миссис Лавгуд? В таком случае тогда тебе было лет семь, кажется. Конечно, если моя уважаемая коллега не завела второго ребёнка.
– Не завела, – печально вздохнула Луна. – Она погибла.
– Когда?
Луна назвала число. Он неопределённо хмыкнул:
– Почти сразу... неужели это оказалось даже опаснее, чем я думал?
– Что – это?
– Она собиралась снять матрицу с себя самой. Я предупреждал, что это может быть опасно, но она хотела проверить. Кажется, допроверялась, – он немного помолчал, возмущённо сопя, и добавил недовольным тоном. – Прости, я должен выразить со–бо–лез–но–ва–ни–я. Но стоит ли? Судя по твоему виду, лет прошло немало. Кстати о прошедших годах – я, кажется, задал вопрос? Впрочем, – перебил он сам себя, – мы поговорим об этом завтра. Это пакостное тело устаёт просто невероятно быстро!
Он завозился, устраиваясь поудобнее и минуту спустя засопел, игнорируя возмущённое требование собеседницы назвать хотя бы имя. Будь на месте Луны кто–то другой – например, её однокурсница Джинни – обманный младенец немедленно познал бы всю силу «материнского» гнева. Но Луна, как уже говорилось, была хоть и любопытной, но очень терпеливой девушкой. Поэтому она пожала плечами и последовала доброму примеру.
Утром её уже привычно разбудил возмущённый голосок. Правда, разоблачённый «младенец» перестал играть в «дитя неразумное» и выражал теперь своё недовольство жизнью вполне членораздельно.
Луна зевнула:
– Ой, ну зачем так... конкретно? Я вот подумала: ты теперь будешь стесняться, наверное?
– А ты не подумала, что поздновато мне стесняться? – парировал он. – Ну, можешь отвернуться, если хочешь, и навести потом чистоту заклинанием, но стоит ли, теперь–то?
Луна подумала и решила, что не стоит. И, правда, поздно стесняться. Так что утренние процедуры были проделаны обычным путём, а вот с ложкой мнимый младенец попытался управиться сам. Получилось не очень. Перемазанная кашей мордашка была столь умилительной, что Луна потянулась было его расцеловать, но не решилась. Вместо этого спросила, обтирая ему личико:
– Так как тебя на самом деле зовут?
– Как назвала, так и зови, – его попытка пожать плечами тоже выглядела забавно. – Как–никак я стал другим человеком, хотя бы в силу жизненных обстоятельств. И расскажи, наконец, что произошло за время моего «отсутствия»?
Луна предпочла бы слушать, а не говорить, но решила, что требование справедливо. И добросовестно принялась рассказывать.
Даже в кратком варианте рассказ занял несколько часов. Плюс перерывы на кормление и сон «младенца», плюс его требования уточнений и нечастые, но ядовитые комментарии... в общем, историю Великой Последней Битвы девушка излагала уже при свете лампы.
- Ну, хоть встреча с «оригиналом» не грозит, - подвёл итог её заинтересованный слушатель. – Всё меньше проблем.
- А кто всё-таки «оригинал»? – снова попыталась уточнить Луна, но он сделал вид, что не расслышал и, как ни в чём не бывало, продолжил:
- Ну вот, теперь можешь спрашивать сама.
Луна хотела было обидеться, но любопытство пересилило:
– Вы с моей мамой вместе работали?
– Она обратилась ко мне по поводу расшифровки одного места из старинного трактата. Оно касалось состава «материнской среды» – за последние полтысячи лет названия некоторых ингредиентов поменялись, и она не могла понять, что имеется в виду.
– Так это не она придумала?
– Нет, рецепт очень старый, просто прочно забытый. Я слышал, что маглы пытаются в последние годы что–то такое сотворить своими методами, у них это называется «клонирование». Создание генетически точной копии – такой вот брат-близнец. Магическими методами, как ты видела, можно создать и «подрощенного» ребёнка. Граница – примерно три года, при этом сознание его будет всё равно на уровне новорожденного. Так что методом, несмотря на его древность, пользовались редко. Но пользовались. Есть, например, сведения, что ребёнок, рождённый Игрейной от Утера Пендрагона, умер в возрасте полутора месяцев от дифтерии. А тот, кого мы знаем как короля Артура – его магически созданный близнец. Но это так, к слову.
– А «матрица сознания» – это что?
– А вот это уже наше с твоей мамой усовершенствование. Собственно, сам метод зафиксировать в амулете личность человека известен давно, он не слишком отличается от создания портрета. Но до сих пор было непонятно, как и для чего это можно использовать – более «взрослому» клону матрицу наложить невозможно, его мозг при этом просто «перегорит» и получится уже не младенческое сознание, а полное и необратимое отсутствие всякого сознания. Мы же выяснили, сначала теоретически, что матрицу можно наложить на младенца. Соединили два давних метода, получив нечто совершенно новое. Хотя вообще-то наложить матрицу сознания можно на любого младенца в первые минуты жизни. Но наш метод, согласись, предпочтительнее.
Вот с этим Луна была совершенно согласна.
– А что случилось с моей мамой?
– Откуда мне знать? Могу только предположить. Она собиралась проверить, можно ли снять матрицу самостоятельно. Я предупреждал, что это может быть опасно, но она была весьма упряма. Видимо, не послушала.
Несколько минут они молчали. Потом Пол – Луна решила продолжать звать его так, раз уж он сам хочет – недовольно сказал:
– Если ты уже удовлетворила любопытство, так может, покормишь меня? У этого тела весьма ускоренный обмен веществ.
– Да, конечно! – спохватилась Луна и побежала варить кашу.
Он снова ужасно перемазался. Луна взяла его на руки и потащила умываться. По привычке потянулась было чмокнуть свежевымытый носик, но смутилась и поторопилась вернуть «дитя» в кроватку. Он хмыкнул:
– Я вызываю у вас брезгливость, мисс? Монстр, не так ли?
– Ну что ты! – искренне возмутилась Луна. – Просто... ну, это как–то странно. Я подумала, что тебе не понравится, если я и теперь буду с тобой как с младенцем, когда знаю.
Он хмыкнул и некоторое время молчал. Потом проговорил несколько неуверенно:
– Но ведь мы не планируем прямо сейчас оповещать всех и каждого? Значит, тебе всё равно придётся на людях обращаться со мной именно так, иначе это покажется подозрительным. Так стоит ли отвыкать?
– Не стоит, – облегчённо согласилась Луна, подхватила его на руки и расцеловала непривычно зардевшиеся щёчки.
Если бы Луна владела легилименцией... но она не владела. И, возможно, в данном случае это было к лучшему. По крайней мере, на ближайшие семнадцать лет.
