Глава 3Ягис, конечно, приметил, чем занимался Илур добрую часть дня: как слонялся у его палатки, как прыгал вокруг чужака. И твердо решил, что Илуру и везти безымянного к шаману – не устал, дорогу знает и с Ину, можно сказать, успел близко познакомиться. Правда, спросил: может, Лиаллура или Карайша с ними отправить? Илур покачал головой – зачем? Пусть отдыхают перед дорогой. Не признавался, что снова любопытство обуяло, хотелось узнать от пришельца что-нибудь такое, что ни Лиаллуру, ни Ягису неведомо. Да и на беседу Ину с Карджангом хотелось взглянуть без помех. Хотя – кто его к этой беседе допустит?
Солнце уже садилось, бросало длинные косые лучи через степь, но было еще раскалено добела, не взглянешь, разве что Карайшевыми глазами. Они ехали рядом, небыстро, Ину держался в седле не хуже любого воина, а Илур никак не мог придумать, о чем его спросить в первую очередь, чтобы не замкнулся и не вспылил. Мысли все возвращались под березу, к разговору-допросу, к ответу Ину, после которого даже перо Лиаллура выпало из руки – небывалый случай.
…- Которую?..
Ину не знал, что такое Река. Он знал про съедобные грибы и ягоды, знал повадки лошадей, знал, что такое копье и кресало, нож и бурдюк, болото и родник. Но Реки он не помнил.
Подумав об этом, Илур снова попался в ловушку. Он тщетно старался встать на место человека, который не знает, что такое Река. Виски уже начинало ломить от усилий, с которыми он насильно заставлял себя представить свою жизнь без упоминаний о Реке. «Река, Река, Река…» - повторял он про себя, стараясь думать только о быстром светлом течении, о темных омутах, где водятся сомы, о зарослях желтых кувшинок и небе, отражающемся в воде. Он почти сливался с этими струями, когда, еще раз мысленно сказав «Река», внезапно видел ее такой, какой она предстала перед ним от шатра Карджанга. Ее нельзя было забыть – Илур знал это точно, как знал свое племя и свой дом. Он бросил на Ину очередной быстрый взгляд искоса. Чужак, несомненно, лжет. О Реке помнили даже те воины, что из-за ран и болезней потеряли рассудок и, перекинувшись, тыкались носом в траву, как слепые щенки. Понять бы только, зачем он лжет… Или?.. Вопрос, который возник у Илура еще тогда, у березы, опять затрепыхался на языке, но Илур прикусил его, придержал, не выпуская слова на свободу. Шаману это может не понравиться. Чтобы задавать такие вопросы, нужно знать, что будешь делать с ответом.
Пока они доехали, солнце опустилось совсем низко, повиснув над черными спинами далеких Южных холмов, там, где они уходили на запад, к Грентайну. Красные лучи били всадникам в спины, лошади казались бронзовыми в закатном свете, а степь будто горела под копытами, древняя и вечная, расстилаясь медным подносом. Они выехали на пологий взгорок, и перед ними открылась Река. Илур искоса внимательно наблюдал за лицом Ину и не прогадал – того охватили смятение и страх, он качнулся в седле назад, будто прячась, и лошадь, встревоженная его движением и волнением, тоже попятилась. Однако, как ни пытался, Илур не мог определить, впервые ли Ину видит Реку, страх ли это перед новым неведомым или перед неведомым привычным. Он так пристально вглядывался в каждую черточку чужого лица, силясь вычитать правду, что не обратил внимания на царапнувшую глаз черную зарубку-затесь над огненным, в пару к западу, восточным краем неба.
Не дозвавшись шамана, они уселись на шкуре у шатра, почти скрытые высокой травой. Карджанга пришлось дожидаться довольно долго. Илур, измученный собственными головоломками, был молчаливым и усталым. Он не нашел сил обрадоваться, когда шаман наконец возник из травы сбоку от них, странно разгоряченный, красный, как раздутые ветром угли. Илур подумал, что это из-за солнца, уже готового скрыться за холмами, бросавшего последние алые лучи на тонущий в вечерних сумерках мир.
Он коротко, в двух словах, пересказал шаману историю пришельца. Карджанг не стал ни о чем расспрашивать, только кивнул и приобнял Ину за плечи, чтобы увести в шатер.
Безымянный шарахнулся из-под его руки, будто от лапы медведя-шатуна, мигом оказавшись за спиной Илура.
- Ты что? – ошарашенно спросил Илур. – Это Карджанг, шаман, я тебе уже говорил. Ты помнишь, кто такие шаманы?
- Я помню, - хрипло сказал Ину. – Я просто… простите.
Он первым нырнул под кожаный полог, Карджанг замешкался. Взгляд золотых даже в первых сумерках глаз вонзился в Илура, как два копья.
- Ждать будешь, волк? – спросил он.
- Конечно, - пожал плечами Илур. – Я за него отвечаю.
- Это может быть долго, - предупредил Карджанг.
- Я не тороплюсь, - отозвался Илур, присаживаясь обратно на шкуру и напоказ потягиваясь.
- Хорошо, - невозмутимо ответил шаман. – Раз уж ты никуда не торопишься, волк, будь добр, нарежь мне папоротника… в той роще, где вы с Карайшем отдыхали.
И он бросил волку снятый с шеи небольшой серебряный ножик на коротком волосяном шнурке.
Илур не успел удивиться осведомленности шамана, потому что поймал нож. И чуть не выронил - серебряная ручка была горячей. Не настолько, чтобы обжечь, но достаточно сильно. Человеческая кожа так металл не нагревает.
Он вскинул мгновенно насторожившийся взгляд на шамана – но того перед шатром уже не было, только тяжелый полог качнулся, закрываясь.
Илур нарезал целую охапку папоротника; как и просил шаман, расстелил его на большой льняной тряпице и сам растянулся рядом, все на той же шкуре. В темно-синем небе, высоко-высоко, загорались первые звезды, под сиянием которых должен был сохнуть папоротник. Илур смотрел на них, представляя себе небесных волков, которые глядят на него с вышины, и покусывал горьковатую травинку. А потом вдруг сел, спугнув возившуюся в траве полевку, и уставился прямо перед собой. Все стало понятно в один момент - золотые глаза, жизнь у Реки, и этот странный жар, и красноватый отсвет кожи.
Илур с силой потер шею с одной, потом с другой стороны и снова лег. Но тут же подскочил, услышав голос Карджанга – как ему показалось, чуть ли не над самым ухом.
- Хочешь ехать сейчас, волк? Доберетесь уже под утро.
- Ничего, - сказал Илур, стараясь смотреть на шамана так же, как обычно. – Ягис сказал вернуться… так что мы поедем. Папоротник я нарезал, - он протянул шаману его ножик, блеснувший в звездном свете, и все-таки отвел глаза от испытующего взгляда.
- Ину, - позвал шаман в полутьму. Чужак оказался совсем рядом. – Разведи костер. Отвар приготовишь вот из этого, чтобы обратный путь не утомил, - он вложил в руку Безымянного мешочек с травами; Илур подумал, что карманы Карджанга, наверное, забиты такими вот мешочками на все случаи жизни. – А мы с волком пока поговорим, - закончил шаман и, обняв за плечи Илура, как прежде – чужака, увлек его в шатер. Илур успел только заметить, что сила в гибкой руке Карджанга медвежья. С другой стороны – если его догадка верна, чему тут удивляться?
Карджанг усадил его, подтолкнув, на что-то мягкое, зажег фитилек в плошке с жиром – Илур не понял, как – и поставил ее между ними на низкий и узкий стол. Сел с другой его стороны, на густо укрытую шкурами лавку, скрестил руки на груди. Илур снова подумал, что он светится в темноте, но обычного удивления уже не было – было ощущение чуда, как будто он только что спасся от неизбежной смерти или увидел воочию Великую охоту.
- Значит, догадался? – спросил Карджанг спокойно. Он сидел неподвижно, только шевелились губы на каменном лице.
- О чем? – спросил Илур. Это лето было для него уже двадцать седьмым, и шаман ошибался, если думал, что сможет так легко поймать его на слове.
Карджанг наклонился над столом, и Илур снова почуял – или ему показалось, что почуял – исходящее от шамана нечеловеческое тепло.
- Не играй со мной, волк, - посоветовал тот, и теперь уже вполне ощутимо выдохнул жар вместе со словами. Илур приказал себе не двигаться, хотя очень хотелось отшатнуться.
- Догадался, - согласился он. – Ножик был горячий… и у реки вечером – это ведь ты летал?
Карджанг ничего не сказал, снова выпрямился, и Илур перевел дыхание. Теперь он видел, без всяких сомнений, что кожа шамана действительно светится в полутьме. Расплавленное золото глаз сияло в этом приглушенном красноватом свечении. Илур смотрел на дракона с детским восторгом, забыв обо всем.
- Считается, что вас уже не осталось, - выдохнул он наконец.
- Возможно, я последний. Других не встречал, - ворчливо заметил Карджанг, разрушая сказку.
- И что, никто не знает? – Илур не мог остановиться, ему хотелось спрашивать и спрашивать.
- Из шаманов кое-кто знает, - ответил Карджанг с неохотой.
- А Старейшины? – Илур все еще не мог стряхнуть с себя очарование ожившей легенды.
- Ни к чему, - голос Карджанга шелестел и переливался, как змея в траве, не доверялся, но и не запрещал. Илур, будто подхваченный течением, плыл за этим голосом, мысли, не успев придти в голову, оказывались на языке.
- Как это ни к чему, Карджанг? – он изумленно вскинул голову. – Ты купаешься в жаре Реки, ты можешь подойти к ней ближе, чем любой из нас! А вдруг ты сможешь подняться так высоко, что перелетишь Реку! – Илур задохнулся, оглушенный собственными словами, не отрывая глаз от лица дракона, видя за красноватым светом огненные волны Реки.
- Может быть, - сухо повел бровью Карджанг. – Может быть, я и смогу подняться настолько высоко, что жар Реки не причинит мне большого вреда. Может быть, я даже смогу оказаться на той стороне. Но зачем мне это, волк? Скажи мне.
- Это решение Совета! – Илур вдруг понял, что шаман испытывает его с какой-то непонятной целью. Глупейшая проверка – разве может кто-то сомневаться в решении Старейшин? – Мы люди, а не звери, мы живем не только стаей и охотой! Мы должны узнать, что за земля лежит там – за лесом, за Рекой, за вершинами Чатрака!
- Узнавайте, - совсем не величественно, а очень по-людски раздраженно дернул плечом шаман. - Узнавайте, если сможете. Но ты, волк, - ты уверен, что тебе самому действительно так нужно знать, что там?
- Конечно, - горячо воскликнул Илур. Как бы ни завораживали золотые глаза Карджанга, он твердо знал свой путь. – Равнинное племя подчиняется Совету не из страха, а потому, что доверяет Старейшинам! Я хочу увидеть мир на другом берегу!
- А я нет, - равнодушно сказал Карджанг, полуприкрыв глаза тяжелыми веками. В шатре будто стало легче дышать. – Мне нравится наш мир. Мне нравится учить и лечить воинов. Мне нравится смотреть, как молодые щенки вырастают и становятся сильными волками. И я не знаю и не хочу знать, что ждет меня по другую сторону Реки. Мой мир – здесь.
- И все шаманы думают так же? – слетел с языка Илура быстрый вопрос. Мысль о сговоре шаманов мелькнула в голове, пугая до холодка в пальцах своей необъятностью.
- Я не знаю, что думают все шаманы, - оборвал его домыслы Карджанг. – Я говорю о том, что думаю я. По ту сторону может быть все, что угодно, Илур. Только перейдя Реку, ты поймешь, стоило ли ее переходить. Но будет уже поздно, волк, будет поздно…
Глаза Карджанга открылись двумя полными лунами. Золотая в прожилках змея извивалась в траве, волны реки качали расслабленное тело… «Хочешь сохранить память – не смотри в глаза дракону», вспомнил Илур старую шандскую поговорку. Значит, вот о чем это сказано…
Карджанг откинул в сторону тяжелую шкуру, придержал ее, выпуская Илура. Волк с удовольствием потянулся, всей грудью вдыхая свежий воздух – все-таки в шатре у шамана было душновато. Ему казалось, что прошло довольно много времени – но звезды едва-едва разгорелись, и небо за паутиной ночи еще хранило вечернюю синеву. Да и как мог короткий разговор затянуться? О травах с пергаментами много не наговоришь.
- Значит, завтра после полудня мы выступаем, - уточнил он еще раз, вскакивая в седло.
- Я догоню вас в пути, - кивнул шаман. – Удачи, Илур!
- Ты наконец запомнил мое имя, Карджанг? – хмыкнул волк.
- Теперь да, - согласился шаман. Что-то в его взгляде заставило Илура передернуть плечами, как от утреннего холодка. Он ударил пятками в конские бока и, отъезжая, обернулся на Карджанга еще раз. Смутное видение огромных крыльев за спиной шамана мелькнуло на миг и исчезло.
Костер горел, чуть теплясь, красноватый свет углей вычерчивал неровный круг среди ночной тьмы. Время от времени Илур подбрасывал хворостину-другую, огонь ненадолго взвивался, выхватывая из мрака стеной стоящую траву и две человеческих фигуры, и снова утихал, насытившись. Темнота лежала над степью плотным покрывалом, только на востоке привычно играл алый отсвет Реки.
Они все-таки остановились на отдых в холодный предрассветный час, когда ночь кажется вечной. Ину выглядел измотанным, да и Илур, несмотря на то, что почти ничего не делал, чувствовал себя уставшим, не помог и Карджангов отвар. Он отдал чужаку собственное притороченное к седлу шерстяное одеяло, и тот уснул, завернувшись в него, спиной к костру. Теперь Илур решал сложную задачу – разбудить безымянного в дозор и поспать самому или пересилить сон и отдохнуть уже в лагере.
Он услышал шорох и мгновенно перетек в волка. И тут же, не успев перекинуться до конца, вернулся в человечий облик, поняв, что опасности нет – это чужак проснулся и выбирался из спеленавшего его одеяла.
Ину заметил его изменения и, зачарованный, замер. Потом протянул к Илуру руку, но не коснулся, только провел ладонью по воздуху, как против невидимой шерсти.
- Что ты чувствуешь, когда?.. – спросил он. Илур уже забыл, какого цвета глаза у чужака, но в свете костра они казались очень темными.
- Что я чувствую? – переспросил он. Ему никогда не приходило в голову задумываться над этим. Что чувствует человек, когда дышит? – Я чувствую… свободу, - неуверенно произнес наконец Илур, подумал и уже более уверенно повторил: - Свободу.
Он бросил еще пару веток в костер, и огонь прочертил на лице Ину резкие складки, превращая его в грустную маску. И Илур решился.
- А ты не думал… не думал, что и не был перевертышем никогда? – спросил он, лишь раз запнувшись. И продолжил, торопясь высказать все, что надумал: - Может, ты всегда был человеком, просто человеком, истинным, а?
Самому Илуру таких видеть не доводилось, но волки из старшего поколения встречали несколько истинных людей, тех, кто не имел звериного облика и всегда был только человеком. Судя по рассказам, они не обладали какими-то особыми качествами, но говорили о них всегда с большим уважением. И сейчас Илур с волнением ожидал, что ответит на его вопрос чужак.
Ину покачал головой отрицательно.
- Карджанг уже спрашивал меня, - произнес он, и Илур, хоть и понимал, что шаман непременно задаст такой вопрос, слегка расстроился, что оказался не первым. – Нет, я уверен, что был перевертышем. Это такое ощущение… не знаю, как объяснить. Помнишь, что забыл о чем-то; а о чем – не вспомнить, как ни старайся.
Илур вдруг и сам испытал похожее чувство – как будто тоже забыл что-то очень важное и теперь не может вспомнить, что. Но Ину отвлек его, продолжив говорить о своем:
- Иногда кажется, что еще чуть-чуть – и я вспомню; а вспомню – и снова научусь быть… кем-то. Я не целый сейчас, пустой наполовину, понимаешь?
Илур кивнул осторожно, но Ину не обратил на это внимания.
- Может, и правда, меня здесь не должно быть, как твой друг сказал? – он хмыкнул горько, губы дрожали, как чужак их не закусывал.
- Ну, это не страшно, - шуткой попытался подбодрить его Илур. – Здесь нет – так за Рекой найдется, перейдем вот, там тебе место и поищем…
Он не успел договорить – Ину шарахнулся от него не хуже, чем от Карджанга, край одеяла, накинутого им на себя, попал в костер, затлел. Ругаясь сквозь зубы, Илур сдернул его, затоптал обожженный край, отбросил в сторону, повернулся к Ину. Тот стоял, обхватив себя руками за плечи, взгляд был испуганным, будто не Илур стоял перед ним, а медведь-шатун.
- Ты чего вскочил? – Илур старался говорить мягко, но глаз с чужака не спускал – мало что еще взбредет тому в голову. – Садись, костер прогорит, и поедем. – «В лагере высплюсь», - решил он. Полагаться на Ину не хотелось.
- Подожди, - если раньше в голосе безымянного слышалась горечь, то теперь в нем отчетливо ощущался страх. – Что ты сказал про реку, я не понял? – проговорил он просительно и с какой-то непонятной Илуру надеждой.
- Про Реку? – было очень сложно объяснять такие простые вещи. – Ну… мы ищем способ перейти ее… то есть не мы, а все, кто живет в Чатракшанде. Совет уж которое лето отправляет воинов – в пустыню, к Холмам; нам вот повезло – к Реке попали, даже узнали кое-что…
- Ч-что? – спросил Ину. Он, видимо, постарался взять себя в руки, только зубы выбивали крупную дробь да глаза блестели куда лихорадочнее, чем того заслуживал вопрос.
- Река на севере поворачивает! – не удержал ликования в голове Илур, будто сам, в одиночку, это выяснил. Ину ничего не ответил, только вымученно улыбнулся. Ну да, он же не помнит их мира, что ему поворот Реки…
- И что? – снова спросил Ину. – Что вы будете делать дальше?
- Как всегда, - Илур улыбнулся успокаивающе – что-то он никак не мог поймать нить разговора. – Приедем, передадим все сведения Старейшинам, пусть думают – вдруг найдут что-то ценное, какую-нибудь зацепку, куда на следующий год идти и что искать.
О том, что Ину тоже «передадут» Совету, Илур на всякий случай упоминать не стал.
- Понимаешь, - начал он, сам неожиданно увлекаясь пересказом того, что знали и дети – но не знал этот, вполне взрослый человек, - мы – люди, и мы ищем новые земли не для того, чтобы покорить или разграбить. Это любопытство, это… интереса ради. Тебе бы, конечно, шаман или Старейшина лучше объяснили… Видишь ли, нам нужно помнить, что мы люди, из-за того, что мы так легко превращаемся, и нам нельзя путаться. Мы перекидываемся, когда это нужно, но остальное время – мы люди и живем по-человечьи… - Илур сбился, вспомнив, как недавно, нарушив правила, волком выкупался в роднике, но решил, что такие мелочи Ину только запутают. – А Чатракшанд – он огромный, здесь всем хватает места… но мы не можем выйти за его границы, нас будто заперли здесь. Мы ведь не уйдем с Равнин, - он снова улыбнулся, вспомнив о доме, - мы только узнаем, что там, за Рекой… И вернемся.
- Не вернетесь, - сказал чей-то неживой голос. Илур вскинул голову, весь подобравшись. В свете почти прогоревшего костра лицо чужака было мертвенно бледным, с черными провалами глаз. И таким же черным провалом показался Илуру его рот, когда тот снова проговорил, свистяще четко: - Не вернетесь.
- Почему? – Илур подскочил к нему, схватил за плечи, затряс, как большую тряпичную куклу. – Ты что-то знаешь? Ты вспомнил? Говори немедленно.
- Не знаю! – взвизгнул Ину. Он не сопротивлялся, только голову старался держать прямо, чтобы смотреть Илуру в глаза. – Я ничего не помню! Отпусти!
Илур выпустил влажную от пота рубаху, брезгливо отер ладони, сплюнул и принялся сворачивать одеяло. На Ину он даже не смотрел. Нападения со спины Илур не опасался – что сделает чужак голыми руками против волка?
Тот и не собирался нападать – затаптывал костер, тщательно, до последней искорки. Закидав костровище комьями влажной травы вперемешку с дерном, Илур окинул зорким взглядом место их короткого привала. Ночь миновала, восток чуть заметно серел над алой дымкой Реки. Волк сделал над собой усилие, чтобы весело подмигнуть Ину – пусть со странностями чужака разбираются те, кому положено.
- Едем?
Ину улыбнулся неуверенно, тут же скривился, будто у него зуб болел, и протянул к Илуру руку, как раньше, у костра:
- Не надо, Илур… не переходите Реку… не переходите, слышишь?
Теперь его голос не был мертвым, он звенел мольбой, страшной, непонятной, безумной, и такой же мольбой горел темный взгляд. Илур не сразу смог оттолкнуть его, охваченный непонятной жалостью к человеку, который говорил совершенно немыслимые вещи с убийственной искренностью.
- Едем! – повторил он, вскакивая в седло. Пусть Ягис решает, что делать с этим безумцем. А ведь, похоже, чужак и вправду не только памяти, но и ума лишился. Это же надо такое сказать – «не переходите Реку»…
Разозлившись непонятно на что, Илур горячил коня, и в лагере они оказались, когда солнце еще не оторвалось от раскаленного горизонта. Сдав Ину с рук на руки Ягису и деловито отчитавшись о поездке, Илур с чистой совестью пошел отсыпаться. О беседе у костра он промолчал - такое на ходу не расскажешь. Вот тронутся в путь, и он найдет время поговорить с Ягисом. Хотя нет, лучше сначала с Лиаллуром.
Разбудил Илура непонятный гам. Еще не успев понять, что происходит, он насторожился. Шумели не так, как обычно при сборах: было в громких возгласах что-то тревожное, как в круженьи птиц перед бурей. Не проснувшись толком, на слух, он рванулся к палатке Ягиса, где столпились все, кто был в лагере.
За плотно сомкнувшимися спинами разглядеть что-то было невозможно. Покрутив головой, Илур дернул за плечо оказавшегося прямо перед ним Карайша.
- Что случилось?
В лице сокола как никогда четко проступали черты перевертыша: горбился заострившийся нос, зрачок слился с радужкой, волосы топорщились под тонким кожаным ремешком, как взъерошенные перья. И слова вырывались изо рта булькающими и отрывистыми:
- Чужак попытался поджечь палатку Ягиса.
- Что? – Илура будто ледяной водой окатили. Он ничуть не сомневался, что сказанное сапсаном правда. Что-то внутри уныло и неопровержимо подтверждало: так и есть, пытался.
- Говорит, что нужно уничтожить все карты, все записи. Говорит, что…
- Вам нельзя переходить Реку! – донесся из толпы голос Ину. Илур поджал губы. Чужак боялся так, что даже голос его пах страхом. Но и молчать он, видимо, уже не мог. – Вам нельзя…
- Почему? – голос Ягиса был мягок, и Илур представил, как раздвинулся тесный круг воинов, когда саламандр так же мягко шагнул навстречу нарушившему закон. Ину молчал, и Ягис еще раз спросил: - Почему?
Илур уже не мог сдержать любопытства. Налегая всем телом, он ввернулся в толпу, наступил на чью-то ногу, услышал шипящий голос, призывающий на него все лавины Чатрака; протиснулся между Урлаком, которого несложно было узнать со спины, и каким-то воином в походной меховой жилетке, и наконец в просвете между головами увидел Ягиса. Тот стоял, уперев руки в бока, и, склонив голову, ждал ответа. Ину был все в той же рубахе. Кроме ворота, у нее теперь на честном слове болтался и рукав. В остальном он выглядел так же, как и ночью – изрядно уставшим и слегка безумным. Илур нахмурился. Наверняка чужак сейчас опять заведет прежнюю волынку. Если бы была хоть какая-то возможность заткнуть ему рот…
- Я не знаю. Я правда не знаю. – Как и тогда, у костра, Ину умолял просто понять его. Но несокрушимая уверенность в собственной правоте, что слышалась за этой просьбой, раздражала. Илур сжал кулаки. Дело еще можно было спасти. Если Ину не зайдет дальше…
- Я не помню, - Ину говорил все громче. – Просто поверьте мне! За рекой… там… там нет ничего! Туда нельзя идти! У вас есть Чатракшанд, зачем вам идти куда-то еще? Вы не найдете места прекраснее этого!
- Мы не ищем места прекраснее этого, - Ягис говорил вполголоса, отмеряя каждое слово, как на весах, и не двигался с места. – Мы просто хотим знать, что там – на том берегу. Когда Совет…
- Ваш Совет ничего не знает! – почти завизжал чужак. Илур даже отшатнулся в первый миг. – Они ничего не понимают, эти ваши Старейшины! Я не позволю, чтобы записи о походе попали в их руки!
- Да? – голос Ягиса упал до свистящего шепота. – Но ведь каждый из нас знает и помнит о том, что видел. Записи - еще не все. Мы восстановим их по кусочку.
- Тогда… - Ину полоснул взглядом по толпе, и Илур вспомнил, что видел такой же у загнанной в угол крысы. Сразу после этого она бросилась на людей, и пришлось рубить ее в воздухе ударом тяжелого кухонного тесака. – Я убью вас! Убью всех! – визг Ину перешел в хрип. Его лицо, как и ночью, стало совсем белым, даже синюшным, а зрачки растеклись, скрыв цвет глаз, который Илур так и не запомнил. Безымянный дрожал, и казалось, что он вот-вот перекинется – в чайку или в большую ящерицу-альбиноса. Илуру померещилось, что через него прокатилась одна из волн Реки, и не то выжгла, не то заморозила внутренности – в груди стало пусто и горько, как в степи после пожара. Он уже знал, что последует дальше.
Ину бросился на Ягиса не слишком ловко – саламандр легко ушел в сторону, поймал безымянного за уцелевший рукав, развернул, толчком посылая того обратно, в середину круга. Они снова замерли, один напротив другого, но теперь судьба чужака уже была решена. Открытое неповиновение воле Совета и нападение на вожака не оставляли возможности для иного исхода. Голову Ягиса охватило пламя, волосы уже сплавлялись в невысокий зубчатый гребень…
- Нет, - выдохнул Илур, рванувшись вперед. Он не понял, как оказался по ту сторону. Левой ладони неприятно коснулся влажный жар, исходящий от обнаженного предплечья чужака, от его тела под слабым покровом одежды. Илур чувствовал, что и сам он горит, будто огненные волны Реки подхватили его и понесли в своем сильном течении. Лица вокруг дрожали и были немного нечеткими, словно он смотрел на них сквозь марево. Ему показалось, что откуда-то сверху вдруг дохнуло зноем, как от взмаха тяжелых драконьих крыл.
- Илур? – спросил Ягис недоверчиво. – С ума сошел? Вернись.
Илур помнил закон и, если мог, улыбнулся бы Ягису, который готов был закрыть глаза на его проступок – защиту того, кто осужден властью вожака. Но губы не слушались, и ноги тоже. Он усомнился в правильности решения Совета и поставил себя вне племени. Он вышел из круга стаи и знал, что его ждет, но шагнуть обратно не мог. Он думал только об одном: а вдруг Ину прав?
- Смерть им, - негромко крикнул Ягис, растекаясь жидким пламенем. От раскаленного саламандра в разные стороны побежали дорожки огня, смыкаясь в круг, окружая стеной стаю и двоих у палатки. Илуру снова показалось, что это Река вонзила в него раскаленные зубы, вгрызаясь в плоть до костей, отдирая мясо кусками, разрывая упругие жилы. Где-то рядом, под грудой звериных тел тоненько визжал Ину, почти не замолкая. Собственного крика Илур не слышал, ему прокусили горло почти сразу; скорее всего, это был охряно-красный степной волк. Крики быстро затихали; в рычание вплелся соколиный клекот. Хлопанье крыльев приливом отдалось в висках Илура; взмахи становились все медленнее, растягиваясь на целые дни. Бурая пелена стремительно застилала глаза, будто Река плескалась над головой кроваво-алыми волнами.
