Сволочь

Глава 1

Название: Сволочь
Автор: jesska
Жанр: общий
Пейринг: Деймон Сальваторе, Елена Гилберт и др.
Рейтинг: PG-13
Тип: гет
Саммари: У Деймона — сволочная душонка, у Елены — красивые глаза, а Стефан им постоянно мешает, потому что не имеет ни того, ни другого.
Время действия — в рамках первого сезона плюс первая серия второго.
Написано по просьбам друзей, некоторые из которых все-еще-анонимные-читатели-архива.
Дисклаймер: отказываюсь, отдаю, каюсь.
Предупреждения: автор не умеет писать фики по ДВ, я предупредила. Возможны незначительные отступления от канона. И флафф с матами.
Размер: мини
Статус: закончен


— Слышал о тебе много хорошего.
— Да? Странно. Потому что я сволочь.



— Здравствуй, братишка, — интересно, моя улыбка вышла достаточно мерзкой?

Наверное, достаточно, потому что Стефан не обрадовался гостю. Времена, когда мы приветствовали друг друга объятиями и крепким рукопожатием, канули в лету. Мало того, что я похоронил эту славную традицию, так еще земельку утоптал и цветочками присыпал. Поэтому в качестве подарка по случаю прибытия получаю незабываемый полет со второго этажа. Будь дом побольше да повыше, могла бы получиться целая экскурсия. Слышь, Стефан: пожалуйста, посмотрите налево, перед вами чахлые кустики мяты, взглянуть направо вы уже не успеете, потому что встретились с асфальтом. Сколько экспрессии, блин, ты наверняка готовился! Если честно, хочется наступить тебе на глотку, но я тихо читаю себе лекцию о семейных узах. Когда захочу, я могу выглядеть джентльменом.
Хватит валяться, брат, незваные гости тоже гости, и ты как хозяин должен меня развлечь: музыка, выпивка и девушки — одна девушка, ладно — подойдут.
Представляешь, я иду маленькими шажочками по тонкой балке и напеваю себе под нос песенку. В ноты, само собой, не попадаю, но кого это интересует? Главное — как я двигаю бедрами: два шага влево, соблазнительное шарканье ножкой, а теперь обратно — да, Деймон, ты можешь! Пытаюсь изящно втянуть живот, чтобы продемонстрировать кубики пресса: они должны быть на месте, но в самый неподходящий момент куда-то делись. Да черт с ними. Давай, Сальваторе, Вики взвизгнула от восторга, значит, кубики не главное! Раз-два-шарканье, представь, что ты пластилиновый: круговое движение бедрами — во-о-о-т такое — и полы рубашки распахиваются, как портьеры от порыва ветра. Допиваю виски из стакана и потрясаю им над головой, ноги, кажется, живут отдельной жизнью: три притопа да покачивание задницей, Деймон, и будет с тебя. Не свалиться бы отсюда, хотя мне не грозит ничего, кроме громкого хохота Донован.
Я уже забыл, что такое боль, а для смутных воспоминаний сколотил гробики и складываю их на задворках сознания. Поэтому могу быть рыцарем: оградить даму от опасности, крикнуть пару ласковых обидчику и, взмахнув руками, рухнуть на землю. Наверное, клинок в груди смотрелся не эстетично, да и сам я выглядел сентиментальным идиотом. Хотел попросить прощения у публики, но не буду — перебьются. Жаль, забыл воспользоваться положением раненого: никто не знает, молоденькие Елены подвержены синдрому Флоренс Найтингейл? Хочу поцеловать ее на глазах у Стефана — увидеть и умереть, ага. А еще лучше привязать братишку в спальне и заставить смотреть, как мы занимаемся сексом. Боже, заткните меня, я уже взвизгиваю от предвкушения, а сволочь должна быть тихой, забитой и незаметной. Осталось уговорить Елену.
Да, две вещи, которые я действительно умею делать, — пить и целоваться. Хотя Стефан считает, что я мастерски оказываюсь в заднице и оттуда показываю всем язык. Гилберт говорит, налицо талант заварить кашу и смыться в последний момент. Я предпочитаю верить себе, поэтому сейчас не прыгаю вокруг адского котла, а целую Елену. В щеку — думаю, Стефан будет доволен. Не обидится. Не слишком обозлится. Нет, не так — надеюсь, братишка вообще об этом не узнает, иначе не избежать очередной истерики. Он кажется спокойным и рассудительным, но как только речь заходит про Елену, превращается в ипохондрика.
Вся беда в том, что щека находится совсем рядом с губами, ты уж прости, брат, но природа против тебя. «А у нее глаза, у нее та-а-акие глаза», — пел какой-то козел вчера по радио, а я похлопывал себя по коленям и подпевал дурным голосом. Короче, не смог отказать ее глазам, каюсь. Я добросовестно сгонял в кучку мысли о Кэтрин, о моей гадкой сущности, о мести, но они разбегались в разные стороны. Так бильярдные шары разлетаются при ударе кием, и только один — черный и упрямый — остается на месте, крутится вокруг своей оси, упорно не попадая в лузу. Моим черным шаром была дилемма, как поцеловать Елену и не огрести за это по морде? Нет, я все равно ее поцелую, но огрести все же не хотелось бы. Кажется, в песне еще было упоминание губ и ресниц — нафига, когда тут та-а-кие глаза?
Я почти поцарапал ее, мда, хорошо хоть не укусил. Ну лень мне бриться каждый день, а вот зубы охотно выпускаю. Верхнюю губу Елены я облизал как мороженое, нижнюю всосал как карамельку, но потом перестал разбираться во всех этих конфетах-пирожных. Потому что у нас было всего несколько секунд — пробовать некогда, только прижать ее к себе еще крепче и понять, что есть на свете наркота почище кокса. Это действенное средство называется любовь — из меня поэт, конечно, как из Елены стерва. Когда открылась дверь, я даже не сразу понял, что случилось — за последние лет сто меня впервые можно было брать голыми руками. Появись на пороге шериф Форбс со шприцом вербены, не успел бы опомниться. Радуйся, Стефан, Дженна чуть ли не за шкирку утащила Елену домой, а я остался стоять на крыльце, раздираемый на части. Хотелось одновременно заорать «Я влюбился!», «Звоните в психушку!» и «Какой кошмар!». Пока я думал, что выбрать, дверь опять распахнулась, явив Дженну в домашнем халате с огромным скальпелем в руках. Она осмотрела онемевшего меня с ног до головы, заявила, поигрывая ножичком:

— Мы разбудили Зака, — и я вновь оказался на подъездной дорожке к нашему дому.

Битое стекло вокруг раскрошено в пыль, ты валяешься под кустами мяты, по щеке, не сворачиваясь, стекает твоя кровь. Откуда? Ведь мы, стыдно сказать, вампиры. Вредная нога не слушает уговоров и тянется к твоему горлу, а я не больно-то ее удерживаю — могу раз в жизни порадовать свою сволочную душонку? Ты хочешь что-то сказать, но лицо странно вытягивается и начинает вращаться. Будто оно из пластмассы и плавится в огне, растекаясь вязкой субстанцией. Скулы превращаются в два мазка масляной краски, глаза вспыхивают искрами и мгновенно гаснут, сгорая. Эта картина вызывает дикую боль — в висок упирается сверло и медленно, по миллиметру чья-то рука начинает вворачивать его в меня. Острие разрывает кожу, впивается в плоть и с жутким скрежетанием добирается до кости. Я не вижу ничего, кроме твоей предсмертной маски, похожей на растопленный воск. Нос оказывается языком пламени и, взметнувшись, исчезает вслед за бровью. Волосы удлиняются, похожие на красноватых змей, пряди сплетаются, свиваются в один клубок как огненные черви, и пылающий шар летит прямо на меня. Я ору как оглашенный — нехотелнехотел, я даже пальцем не тронул тебя, Стефан — и бьюсь как в коконе, опутанный сотнями нитей, завернутый в пелену. В тот момент, когда череп пробит насквозь, и голову охватывает огонь, боль исчезает, обращаясь в пустоту. Поиграли в мучеников, и хватит. Два традиционных вопроса «что это было?» и «кто все эти люди?» вертятся на языке, но слова не идут. Я не могу пошевелиться, будто приколоченный к полу: тело вновь осязаемо, но не слушается. Когда-то я баловался опиумом — гнался за модой — и валялся на кровати, представляя, что лежу на облачке. Вокруг только воздух, даже опора моя состоит из него, а в голове ни одной завалящей мыслишки. Сегодня какой-то мудак продал мне не опиум, а вербену, и поджег облако. Я подскочил, сдул с пальцев языки огня, сунул одеяло под мышку и, показав всем фак, ушел ночевать под мост. Так вот почему здесь так холодно — вода капает с перекрытия. И теперь я чувствую себя не богом, а поросенком, которого сначала поджарили, а потом засунули в холодильник.
Стефан появился будто черт из камина. Или как Санта-Клаус в рождественскую ночь, только без подарков. Ног я не чувствовал, мышцы вырезал хирург-садист, оставил только кости, наскоро скрепленные кожей. Стефан швырнул меня на лестницу, и пламя сомкнулось над головой. Холодные пальцы волокли мой полутруп дальше, грех не принять помощь: сейчас выберусь наружу, а потом можно и к планам своим вернуться. Никогда не поверю, что у Стефана проснулась совесть, скорее злость. Зуб даю, он вытащил меня из огня, чтобы напинать.
Я поднимаю тяжелую башку и вижу сероватое лицо.
Это Стефан — мой брат, правильный до тошноты зануда.
Стефан, мой правильный до тошноты брат-зануда меня спас.
А еще надо мной стоит Елена — девушка Стефана. Да-да, того самого брата-зануды, который меня спас.
И я хочу закрыться в спальне с Еленой — девушкой зануды Стефана, который меня спас.
Это что же получается, я теперь ему должен?!
Возьмите любую войнушку, умело организованную умными дядями-чиновниками. Дяди-профессора пишут в хороших книжках о массовых подвигах американских солдат. Вот прямо каждый законченный засранец в бою становится героем. И все умные дяди забывают рассказать, что на любой подвиг нужно получить разрешение командования. Гилберт в очередной мировой была бы генералом, уверен. Так организовать операцию «Спасти Деймона», что старались Бонни и Стефан, а я чувствую себя обязанным ей:

— Я хотел поблагодарить тебя, — поводил ее до дверей, потому что умею быть джентльменом. Ну вы помните.

— Да не за что.

Знаю, но надо же с чего-то начать. Сейчас я вспомню тот бред, что мне почудился в огне, попытаюсь воплотить его в реальность, Елена мне врежет, и видение останется видением. Листочек в клеточку, исписанный сопливыми рифмами про любовь, все-таки сгорит в подвале.
Но я, упрямая скотина, нарисую на бумажке равносторонний треугольник, а по углам его накорябаю «сволочь», «зануда» и вопросительный знак. Потом решительно исправлю закорючку на «Кэтрин», скомкаю листок и брошу в камин. А на новом нацарапаю квадрат и около четвертой вершины напишу «Елена». Прости, Кэтрин, тебе придется подвинуться. И с возвращением, дорогая.
Ой, это была моя любимая рубашка, не стоило ее рвать. Вау. Современное бельишко на тебе просто вау. А твердому полу я предпочитаю мягкую кроватку, может, все-таки туда, а? Ключицы у тебя классные, правда, полтора века назад они казались мне более соблазнительными, не обижайся. С опытом приходит не только мудрость, но и критичность. Намотаю волосы на кулак, коснусь пальцами щеки и жарко поцелую как в старые добрые времена — тогда небо было голубым, цветы пахучими, а я наивным. Сейчас все по-другому: я мерзавец, который под унылым сводом топчет цветы на чужих лужайках. Хотя ты ничуть не изменилась, явилась вся такая раскрепощенная и — как там говорила Кэролайн? — гламурная, вот. Джинсы идут тебе так же, как корсет с пышными юбками, но стягивать их я не буду, потому что не поддаюсь на провокации. Потому что планирую снять их с Елены — все-таки привяжу Стефана в спальне и порадую свою гаденькую сущность. Осталось уговорить Елену, научиться танцевать и найти кубики пресса у себя на животе.