Глава 3Всё на свете имеет свой конец. Даже экзамены.
Утро перед выпускным балом в девичьей спальне Равенкло началось со всеобщего недовольства. Причём недовольства магическим миром, который неожиданно оказался хуже магловского разом по нескольким параметрам.
- Всё же идиотская у нас система, - ворчала маглорождённая Элен Кортни. - Вот у Тома отметки сразу после экзамена говорят, а нам ещё неизвестно сколько ждать. Какая радость праздновать, если не знаешь, что тебе там навыставляют?
Старший брат Элен не обладал волшебными способностями, что не мешало им нежно дружить и еженедельно переписываться.
- И эти дурацкие мантии, - подхватила Мориса Лонгмэн, рассматривая магловский журнал мод, присланный всё тем же Томом ещё две недели назад, но отложенный тогда по причине занятости. – Пойти бы на бал в таком вот платье! Девочки, ну вы только взгляните!
Девочки взглянули и признали, что в узком длинном платье с глубоким вырезом на спине худощавая Мориса смотрелась бы исключительно стильно.
- А вот в таком – на экзамен! – хихикнула длинноногая Кэтти Майерз, перелистывая несколько страниц. – Оценка на балл выше гарантирована! Конечно, если в комиссии женщин будет меньшинство.
- Девочки, пойдёмте, на завтрак опоздаем, - жалобно позвала толстушка Летиция, которую мини-юбки и макси-вырезы интересовали мало.
Продолжая обсуждать достоинства магловской моды, они вышли в коридор и там неожиданно обнаружили Люпина. Он вежливо поздоровался. Милли вежливо ответила, выразительно глянув на подружек. Те понимающе хихикнули, сообщили, что очень проголодались, и оставили парочку наедине. Едва компания скрылась за поворотом, Ремус с загадочной улыбкой запустил руку в ближайшие доспехи и извлёк громадный букет белых роз. Милли тихо ахнула:
- Откуда?
- Секрет, - он выглядел слегка смущённым.
- Небось стащили где-то, знаю я вас. И вообще, я не люблю розы.
Гриффиндорцев не зря считают особо способными в трансфигурации. Одно движение палочки – и розы превратились в истекающие сладким ароматом садовые лилии.
- Слишком сильный запах.
Садовые лилии неуловимо перетекли в водяные, сплелись в венок и плавно легли Милли на волосы. Упавший на пол лепесток вспорхнул ей в руку уже в виде зеркальца в изящной оправе.
- Прелесть какая! – у неё уже не было сил вредничать. Белоснежные лепестки с алмазными капельками воды на её тёмных волосах смотрелись просто божественно! – А до вечера не завянет?
- До утра не завянет.
Пряча венок в тумбочку, Милли думала о том, как замечательно он подойдёт к её парадной мантии, как будут взбешены эти две слизеринские задаваки с их купленными на отцовские денежки украшениями... а ещё – что в магическом мире, несмотря на отсутствие мини-юбок, жить явно интереснее. И приятнее.
На балу выяснилось, что Ремус очень неплохо танцует. Потом они долго и увлечённо целовались, сперва в углу коридора, за рыцарскими доспехами, а потом прямо посреди двора, прикрывшись от любопытных глаз простеньким заклинанием. Ещё позже их отловила весёлая компания, состоящая из Поттера в обнимку с Эванс, страшно довольного чем-то Петтигрю и Блэка, у которого на каждой руке висело по девице: на левой гриффиндорка, а на правой – хафлпафка. Поттер, как выяснилось сделавший предложение и получивший обещание подумать, сиял в темноте не хуже Люмоса и требовал, чтобы все шли купаться при свете луны, потому что это романтично, и вообще, имеют же они право один раз за семь лет легально погулять ночью? Легальность была относительная, напрямую нарушение режима никто не санкционировал, но все знали, что и ловить не будут. Согласно ехидным слухам, в ночь выпускного бала Филч запирался у себя в комнатах и с горя глушил огневиски стаканами.
Идею все одобрили, благо почти полная луна как раз поднялась над кромкой Запретного леса, заливая округу голубоватым таинственным светом. Но купание не состоялось. Где-то на третьем шаге Ремус, неудачно поскользнувшись, то ли вывихнул, то ли даже сломал ногу, и Блэк с подозрительным энтузиазмом предложил доставить его в больничное крыло. Милли хотела пойти с ними, но парни хором заверили, что в этом совершенно нет необходимости. В результате глубоко разочарованные подружки Блэка в утешение принялись вдвоём кружить голову Петтигрю, а слегка обиженная Милли вернулась в зал танцевать.
***
Оказавшись в пустынном коридоре, Ремус снимает заклинание лубка, делает шаг и морщится:
- Кажется, в самом деле потянул...
Сириус с тревогой смотрит в его посеревшее лицо, берёт за руку. Ладонь ледяная и ощутимо подрагивает.
- Пойдём-ка действительно в госпиталь.
Ремус не возражает. Иногда, накануне полнолуния, это с ним бывает: то сердце прихватит, то мигрень, то, как вот сейчас, трясти начинает. Даже колдомедики не могут окончательно определить, что это – протест тела, предчувствующего жестокую трансформацию, или просто нервная реакция. Транквилизаторы помогают, но принимать их постоянно нельзя – возникает привыкание, да и целый день ходить полусонным не всякий раз можно себе позволить. И уж точно – не в день выпускного бала, на который идёшь не в одиночестве.
Теперь приходится расплачиваться.
Мадам Помфри хватает одного взгляда:
- Блэк, помоги ему лечь, я сейчас принесу лекарство.
- Тролль подери Джи с его дурацкими идеями! – ворчит Сириус.
Он помогает другу раздеться, укутывает одеялом. Опустившись на колени у кровати, обнимает за плечи, старается согреть.
- Джи-то чем виноват? – устало возражает Ремус. Руки Сириуса словно излучают тепло, надёжнее всех стен заслоняя от холодного взгляда с небес, и вспоминать неприятную сцену совсем не хочется. Поэтому Ремус торопится перевести разговор на другое. – Видели бы нас сейчас твои поклонницы!
- Обзавидовались бы, - охотно соглашается Сириус, - стали бы клянчить: «Покусай нас, мы тоже так хотим!»
- Нашёл чем шутить! – Ремус пытается рассердиться, но в воображении встаёт очередь жаждущих объятий неуловимого Блэка у дверей Визжащей хижины, и губы сами собой растягиваются в улыбке.
- Я смотрю, тебе уже лучше? – мадам Помфри протягивает кубок с традиционно неаппетитным зельем. – Пей и спи. Надеюсь, ты не собираешься завтра ехать домой?
- Не собирается, - отвечает за друга Сириус. – А вы, если что, подтвердите, что он ногу сломал?
- Почему – ногу?
- Ну, надо же было как-то объяснить... Малярия и драконий грипп в наших краях явление редкое.
- Какая эрудиция! – фыркает мадам Помфри. – Ладно, будет вам сломанная нога. Иди, празднуй дальше.
- Я посижу, пока он уснёт...
«Мне фантастически повезло с друзьями, – думает Ремус уже в полусне, - а может быть, и не только с ними. Проклятье, надо же что-то решать! Всё это заходит уже слишком далеко».
На этой мысли он засыпает окончательно.
***
Наутро Петтигрю передал Милли записку. Ремус писал, что с ногой всё в порядке, но мадам Помфри велела ему ещё день-другой полежать. Сама себе удивляясь, Милли бросила сборы и побежала в госпиталь. Люпин выглядел таким бледным и виноватым, что в ответ на извинения за испорченную прогулку Милли почти искренне заверила его в своей нелюбви к ночным купаниям. Ремус слегка воспрянул духом, и они договорились встретиться в Лондоне неделю спустя.
- Смотри, вот на этой улице жил Шерлок Холмс!
- Кто?
- Самый знаменитый частный сыщик. Правда, выдуманный. Ты что, действительно не читала?
- Расскажи...
Гулять с Ремусом по городу оказалось ещё интереснее, чем в окрестностях Хогвартса. Он на удивление хорошо знал не только магловский Лондон, но и магловскую историю. И вообще магловскую жизнь.
- ...и тогда Конану Дойлу пришлось воскресить своего героя и продолжать сочинять истории о его подвигах. Хотя сам он гораздо выше ставил свои исторические романы. Но на мой вкус – зря.
- Рем, откуда ты так много знаешь о магловской жизни?
- Так я же полукровка. Мама всегда считала, что глупо замыкаться в своём узком мирке, и сама просила отца побольше меня просвещать. Для меня магловский мир такой же родной, как магический.
- Тогда ты должен знать, что такое «телефон».
- Я даже знаю, что такое «компьютер». А телефон – вот, смотри.
- Эта будочка?
- Не сама будочка, конечно. Видишь, на стене такой аппарат с диском?
- И с его помощью можно разговаривать на расстоянии? Как по каминной сети?
- Даже удобнее. Только видеть собеседника не будешь.
- Покажешь, как оно работает?..
Они уже второй месяц каждое воскресенье гуляли по Лондону, и Милли всё с большим нетерпением ждала каждого следующего раза. И всё с большим недоумением.
Ремус вёл себя... странно. Словно и не было поцелуев взахлёб выпускной ночью на школьном дворе. Нет, он не стремился разорвать отношения, напротив. Всякий раз приходил на свидание с букетом. Заметно тянул с расставанием, стараясь провожать её домой кружным путём и категорически отвергая аппарацию, даже если была возможность сделать это незаметно. Договариваясь о новой встрече, смотрел таким взглядом, словно отказ был если не смерти подобен, то уж как минимум тяжёлому ранению. Да и вообще, разве девушка может не ощутить равнодушия к себе? Точнее, может, конечно... но только в том случае, если её активно и умело стремятся соблазнить. А если нет? Если ухажёр не только не пытается намекнуть, что «времена давно изменились» и «мы ведь современные люди, не правда ли», но, напротив, сам ведёт себя в высшей степени несовременно? Они даже почти не целовались – не станешь же заниматься этим на людной улице? Конечно, Ремус изо всех сил старался, чтобы ей ни одной минуты не было скучно, и это ему блестяще удавалось. Пока Милли слушала его вдохновенные рассказы обо всём на свете, серьёзно обсуждала тонкие различия пограничных заклинаний или азартно пыталась опровергнуть очередную не то вычитанную им где-то, не то самостоятельно изобретённую теорию – всё было просто замечательно. Но потом, вернувшись домой и вспоминая проведённые вместе часы, она неизменно ощущала некую неправильность. Или может быть, неудовлетворённость. Что это было? Просто игра гормонов, требующих большего, чем несколько слегка виноватых поцелуев, или ощущение не то что обмана, но некой недосказанности?
Это странное, муторное ощущение ужасно злило Милли. Настолько, что она дала себе зарок в следующий раз отказаться от свидания. В конце-то концов! На Ремусе свет клином не сошёлся, желающих провести с ней время сколько угодно, начиная от школьных знакомых и заканчивая папиными клиентами. Несколько раз она даже отвечала благосклонно на традиционное: «Что вы делаете сегодня вечером?»
Интересно, что сказал бы Рем, если бы узнал?
Но он никогда её ни о чём не спрашивал. Временами было как-то даже обидно: неужели его не интересует, как и с кем она проводит время между их слишком уж редкими свиданиями? Или он просто патологически неревнив?
Спросить, что ли? Или всё же не стоит?
- Милли, ты о чём задумалась?
- Так, ерунда. А вообще-то мне домой пора, смотри, темнеет уже.
- Так что, телефон осваивать не будем?
- В следующий раз.
Ну вот. Пообещала. А ведь только что собиралась провести «воспитательную работу»! Ну и ладно.
В следующий раз – обязательно. Если этот тип прямо сейчас не исправится.
