Ненаходимый автора Gred And Forge (бета: Фигвайза)    закончен   Оценка фанфикаОценка фанфикаОценка фанфика
По просьбам читателей, римейк “Тринадцатой годовщины” с продолжением. Гарри неотвязно преследует мысль, что профессор Снейп не умер в Визжащей Хижине. Он скрывает эти подозрения ото всех, пока не узнаёт, что не одинок в своей одержимости... Цикл почти самостоятельных рассказов с общей сюжетной линией, написанных от лица разных персонажей. Жанры разные, от юмора до почти ангста. Немного альтернативной истории аккуратненько вписано в просветы канона. Фигвайза, указанная бетой, является кое-где ещё и соавтором.
Mир Гарри Поттера: Гарри Поттер
Гарри Поттер, Драко Малфой, Джеймс Поттер-младший, Гермиона Грейнджер, Северус Снейп
Драма, Юмор, Детектив || джен || PG-13 || Размер: миди || Глав: 5 || Прочитано: 50340 || Отзывов: 126 || Подписано: 70
Предупреждения: AU
Начало: 26.01.10 || Обновление: 11.02.10
Все главы на одной странице Все главы на одной странице
   >>  

Ненаходимый

A A A A
Шрифт: 
Текст: 
Фон: 
Все, кого мы любили


Предупреждения и проч. (ко всему тексту):
+ Что не наше, на то не претендуем
+ Просим без разрешения не копировать
+ В принципе, главы можно читать в случайном порядке, но лучше, наверное, в авторском
+ Рейтинг PG-13 за пару словечек и намёков, а также кровищу в Визжащей Хижине

Эта глава написана в соавторстве с Фигвайзой, просим любить и жаловать!

Я с ним заговорю, хоть ад разверзнись,
Веля, чтоб я умолк

У. Шекспир. “Гамлет” (пер. М. Лозинского)

Май 2009 года

1.
Я окидываю придирчивым взглядом аккуратно разложенные на кровати мантии с кокетливыми разрезами, шёлковое бельё и чулки, и роняю в тихо бурлящий кисель тонкий волосок. Допускаю, что варить оборотное зелье в спальне - занятие довольно странное, но в моей ситуации в домашнюю лабораторию с ним тоже не пойдёшь.

Меня зовут Гарри Джеймс Поттер, мне двадцать девять лет, у меня трое детей, и я - глава Британского Аврората. Через полчаса я превращусь в неизвестную мне маггловскую женщину и отправлюсь... наверное, на свидание. На свидание сам не знаю, с кем.
Для перевоплощения я, как заправский маньяк, выбираю женщин одного типа. Средний рост и спортивное сложение требуются для того, чтобы можно было одалживать одежду у жены, а цвет волос – моя личная прихоть. Мой визави тоже предпочитает блондинок.
Нет, Джинни не знает. Да, я ей расскажу. Просто сейчас ещё не время.

Это началось два года назад, в девятую годовщину того, что газеты называют Победой, Битвой за Хогвартс, Тем Судьбоносным Днём, и ещё многими разными словами. Лично я мог бы называть его Самым Дерьмовым Днём в моей жизни, если бы на это же звание не претендовали дни, когда погибли Сириус, профессор Дамблдор и мои родители. В Хогвартсе по этому поводу ежегодно устраивается официозный до оскомины праздник. Первые восемь лет я даже не мечтал отвертеться от произнесения речи, так что на могиле профессора Снейпа в годовщину его смерти я до того дня ни разу не бывал.

Мне, между прочим, стоило немалых трудов добиться исполнения его последней воли. Я-то понимал, почему он хотел, чтобы его похоронили в Годриковой Лощине, но министерские чиновники отчаянно упирались и даже намекали, что не верят в подлинность завещания. Андромеда Тонкс, кстати, свою дочь с зятем тоже тогда еле отбила. Министерство всех пыталось согнать в аккуратненький пантеон, это потом уже оказалось, что “противоречивые” герои вроде Северуса Снейпа Магической Британии не очень-то и нужны. Впрочем, это и к лучшему. О профессоре помнит разве что горстка благодарных учеников, так что в Годриковой Лощине можно просто постоять и помолчать, как мне давно хотелось.

День был солнечный и ветреный. Маркус Флинт, запинаясь, говорил речь. С полтора десятка волшебников и ведьм, почти все знакомые по школе, и почти все – слизеринцы, щуря слезящиеся глаза, переминались вокруг простой каменной плиты. Ту блондинку в дорогой тёмно-зелёной мантии я сразу заметил. Серые глаза, тонкая шея, длинная пушистая чёлка падает ниже бровей. Память на лица у меня неплохая, и её я, совершенно точно, впервые видел. Но почему-то сразу почувствовал, что она была кем-то другим, и ещё – что она меня узнала. Мы стояли и глазели друг на друга, а потом она откинула со лба волосы – растопыренной пятернёй с ухоженными перламутровыми ногтями. Ни одна девушка так не делает.

Я залпом выпиваю зелье, призываю из почтового ящика газету и плюхаюсь голым животом на покрывало, сдвинув в сторону ворох разноцветных тряпок. Вообще-то праздничный выпуск “Пророка” обычно не улучшает моего паршивого праздничного настроения. Нынешний - не исключение.
Обращение Министра Магии в ознаменование одиннадцатой годовщины победы над тёмными силами
Надеюсь, Кингсли эту белиберду не сам сочинял.
Новый благотворительный проект Нарциссы Малфой
Ну да, ни дня без Малфоев.
Результаты полуфиналов кубка мира
Продули, едем домой. Сдержанный тон Джиневры Поттер, главного квиддичного обозревателя, с первых же строк не оставляет сомнений.
Революционные открытия в трансфигурации - интервью профессора Макгаффина
Это я пытаюсь читать, но материал оказывается на редкость заумной нуднятиной. Через пару абзацев буквы в газете делаются тошнотворно резкими, и я знаю, что мне пора. Я снимаю ненужные уже очки и начинаю одеваться.

Подойти к той, самой первой, блондинке, я так и не решился. Не укладывалось у меня в голове, что профессор Снейп мог вот так запросто явиться на собственную могилу. В тот вечер я в первый и последний раз завёл разговор на эту тему с Роном и Гермионой. Если мой тесть пережил укус Нагини, то почему мы так уверены, что профессор был мёртв, когда мы оставили его? Мог же он быть просто без сознания? А потом очнуться и выбраться из Визжащей Хижины до того, как она сгорела? Рон только фыркнул, а Гермиона посмотрела на меня обеспокоенно, как будто я тронулся умом, и прочитала небольшую лекцию о затяжном пост-травматическом синдроме. Сводилась она к тому, что меня мучает чувство вины за то, что другие погибли, а я выжил, вот я и ищу успокоения, думая о всяких невозможностях. И что я ни в чём не виноват, и надо перестать жить прошлым. Джинни я тогда решил ничего не рассказывать – ей и с детьми забот хватало, так что сумасшедший муж был бы точно ни к чему.

На кладбище я выбирался ещё три раза – дважды в день рождения Снейпа, и в десятую годовщину его смерти (пришлось брать оборотное зелье с собой на Хогвартское торжество, и аппарировать прямо из туалета “Трёх Метел”). Все три раза повторялось одно и то же – стоило мне высмотреть в толпе очередную странную блондинку, как за её понимающим взглядом следовали какие-то отвлекающие чары, и она бесследно исчезала.
Мне кажется, я сам боюсь до конца осмыслить свои подозрения. Если профессор был тогда ещё жив, получается, что я бросил его с наполовину перегрызенным горлом. Иногда я представляю себе, что это я лежу на загаженном полу, вижу, как за мной же закрывается дверь, а потом медленно истекаю кровью или задыхаюсь от дыма. Иногда мне это снится. Я никогда ничего не пытался выяснить о той ночи, потому что боялся, что это окажется правдой. А последние два года просто надеялся увидеть Северуса Снейпа и услышать всё от него самого.

Бросив последний взгляд на отражение чужой женщины, одетой в мантию моей жены, я произношу заклинание аппарации. Наверное, у меня действительно с головой не в порядке.

Едва успев смешаться с толпой, я понимаю, что мне повезло. Сегодня это та же самая девушка, что в нашу первую встречу. Это даёт мне преимущество – я успеваю соорудить вокруг себя маскирующий щит, и теперь могу бесцеремонно её разглядывать. Ясно, что она тоже кого-то ищет. Серые глаза напряжённо перебегают с одного лица на другое, а губы досадливо кривятся. Помнится, великий и ужасный профессор заглядывал в наши котлы с весьма похожим выражением лица. Я ловлю себя на неподобающей кладбищенской атмосфере ухмылке, и мне её не прощают. Панси Паркинсон всё ещё вещает про то, как все, кого мы любили, навсегда остаются в нас, а моя блондинка снова исчезла. Но на этот раз я сдаваться не собираюсь. Аппарировать в Годриковой Лощине можно только из одного места, значит, есть ещё шанс её догнать.

Я добегаю до зачарованного обелиска, перевожу дух, и меня словно что-то толкает к единственному на всю площадь кафе. Аврорская интуиция – вещь мало поддающаяся анализу, но полезная. Она уверена, что я отстал. Ей хочется присесть и отдышаться. Я толкаю дверь. Высокая блондинка с чёлкой сидит в углу и читает научный журнал по трансфигурации, даже не озаботившись замаскировать обложку под какой-нибудь “Ведьмополитен”. На столике перед ней дымится чашечка двойного эспрессо.
Я решительно пересекаю почти пустой зал и останавливаюсь напротив:
– Простите, здесь свободно?
Девушка измеряет меня удивлённым взглядом, потом обводит глазами десяток незанятых столиков.
– Ну не гнать же вас, когда здесь совсем некуда присесть, – голос, конечно, незнакомый, но сарказм родной до боли. Я сажусь. Она закрывается журналом, давая понять, что никаких попыток продолжать общение не последует.

Минуты четыре я убиваю, притворяясь, что изучаю меню, и объясняя подошедшему официанту, как именно приготовить для меня горячий шоколад. Воображаю, насколько по-идиотски я должен выглядеть со стороны. Это бесит, но, если я действительно имею дело с профессором Снейпом, можно ли ожидать чего-нибудь другого?
Блондинка напротив отхлёбывает из чашечки и переворачивает страницу. Кофе у неё осталось на три-четыре глотка. Если я сейчас не заговорю, то она, пожалуй, вот-вот уйдёт. А если заговорю, то не факт, что она удостоит меня ответом. Я живо представляю себе, как она выслушивает мои откровения, не опуская своего журнала, а потом молча расплачивается и уходит. А я остаюсь сидеть, думая, что только что изливал душу незнакомой девице, которая приняла меня за умалишённую.

На столе с лёгким хлопком материализуется моя кружка горячего шоколада. Я уныло смотрю на журнал в руках моей соседки и думаю, что если бы не поленился вникать в эту несчастную статью о новостях трансфигуации, сейчас имел бы повод для знакомства. Снейп, в оставленном на прощание обидном воспоминании, обзывал меня лентяем и посредственностью, и приходится признать, что он был недалёк от истины. Впрочем, сам профессор – тоже неплохая тема для разговора.
– Извините что беспокою, но я никак не могу вас вспомнить. Вы ведь тоже учились у профессора Снейпа, да? – я замечаю, что тонкие пальцы на серой обложке едва заметно дрогнули, и решительно перехожу в наступление: – Я видел... видела вас на кладбище уже несколько раз… Мне кажется, так мало осталось людей, которые по-настоящему его ценили...
– И давно Гарри Поттер входит в число истинных ценителей профессора Снейпа? – журнал шлёпается на стол. Глумливая ухмылка моей соседки по столику сделала бы честь самому Салазару Слизерину.
До меня внезапно доходит, что профессору с самого начала всё было ясно - он же легилимент.
– В данный момент я предпочёл бы “Гарриет”, – тихо говорю я, оглядываясь на барную стойку. – А что, неужели так заметно?
– Да нет, почти совсем не заметно. Вынужден признать, душенька Гарриет, что в юбке ты смотришься совершенно органично, – девица вытягивает ноги, скрестив изящные щиколотки, и откидывается на спинку стула. – Прелестное имя, кстати. Отражает гриффиндорскую утончённость и изобретательность. Можешь называть меня Персефоной, дорогая.

Я пропускаю этот поток насмешек мимо ушей. Пусть издевается сколько угодно, сейчас это не может омрачить моей радости.
– Серьёзно, Поттер, если б не отсутствие народного героя на сегодняшнем празднестве в Хогвартсе, – Персефона кривится, как будто эспрессо неожиданно превратился в костерост, – то мне бы, пожалуй, не бросилась в глаза ни твоя манера потирать лоб и поправлять несуществующие очки, ни славная аврорская привычка озираться. Ладно, перейдём к делу, пока ты в тыкву не превратился. Чем могу быть полезен Гарри-победоносцу, помимо обсуждения достоинств покойного наставника?

На языке вертятся сотни вопросов, один глупее другого. Я отхлёбываю шоколада, обжигаюсь, поминаю отходы драконьей жизнедеятельности, и начинаю с самого дурацкого:
– Это ведь та же девушка, что два года назад, да?
– У меня ограниченный запас кузин, Поттер.
Тот факт, что у профессора Снейпа есть такие кузины, меня окончательно добивает.
– Красивая… – бормочу я.
– Я ей передам, она будет на седьмом небе от счастья.
– Я просто до сих пор не могу поверить, что это вы...
– Мы на “вы”? – правая бровь Персефоны удивлённо ползёт вверх, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вскочить и не броситься ей на шею.
– Почему ты скрываешься? Где ты пропадал всё это время? Чем занимаешься? Как тебе удалось...
– Какой трогательный интерес к моей скромной персоне! Боюсь, рассказ о моей скучной жизни тебя разочарует. Я не скрываюсь, я просто не устраиваю спектакля из своего существования. Живу в Малфой-мэноре. Занимаюсь... скажем, кое-какими научными изысканиями в своё удовольствие. Пару раз в году выбираюсь погулять из мрачных подземелий. Особого желания встречаться со старыми знакомыми не испытываю, так что достиг кое-каких успехов в продлении действия оборотного зелья.
– С ногтями лучше работает, да? Я заметил. Только где ж их, ногти, достанешь…
– Заметил? – Персефона презрительно фыркает. – И сколько экспериментов тебе для этого потребовалось?
– А ещё, если шкурку бумсланга замочить заранее и добавлять в несколько приёмов – это у Фламеля описано...
Похоже, на этот раз мне удалось её заинтересовать.
– А ты продрался через Фламеля? Если не ошибаюсь, “Искусство зельеварения” не переиздавалось с шестнадцатого века…
Я сдержанно киваю. Избранные места из трактатов Фламеля доступны, в единственном рукописном экземпляре, в переводе некой Гермионы Уизли, но об этом я пока умалчиваю. Некоторое время две нежные барышни, склонившись над столиком, увлечённо обсуждают технические подробности приготовления оборотного зелья.

А потом я замечаю, что Персефона допила кофе и ищет глазами официанта. Я набираю в лёгкие побольше воздуха и выпаливаю:
– Я знаю, что вам... тебе и так всё ясно. Но я всё-таки хотел попросить прощения, и...
Она меняется в лице. Прямо-таки стервенеет.
– Ждёшь, что ли, чтобы и я извинился? Вот уж не думал, что ты такой мелочный, Поттер. Обойдёшься без моего раскаяния, безгрешный ты наш!
Такой реакции я не ожидал даже от профессора Снейпа. И мне вдруг становится нестерпимо горько.
– Да ничего я не жду! Я просто был ужасно рад, счастлив был вас видеть. Если хотите, я сейчас уйду и больше вас не побеспокою, – я почти кричу, и меня это уже не волнует. – Можете даже мне память стереть и продолжать прятаться, чтоб я и дальше думал, что вы погибли одиннадцать лет назад. Вам же всегда...
– Поттер...
– ... всегда было плевать, что я при всём этом чувствовал! Как, впрочем, и профессору Дамблдору. Но это ничего, я всё равно...
– Поттер!
– ... счастлив, что вы живы! И мне тоже теперь на вас плевать! Ну, где там ваш обливиэйт? Я готов.
Я поднимаю глаза. Персефона сидит, вцепившись обеими руками в свой журнал и смотрит на меня совершенно дикими глазами.
– Поттер, ты о край камина приложился, или тебе мозги расщепило? – произносит она свистящим шёпотом. – Что ты себе вообразил? Мерлин великий, то-то ты на меня таращился, как Хагрид на великаншу... Неужели до сих пор не узнаешь?
Я мотаю головой, и чувствую, что самым постыдным образом заливаюсь краской.
– Богатым буду, – Персефона усмехается одними губами. – Это я, Поттер. Драко. Малфой.

Я действительно свихнулся. И, как в добрые старые времена, дал Малфою новый повод насмехаться над Поттером. Однако всё это сущая ерунда по сравнению с тем, что профессора Снейпа нет и не будет.
Авроры не плачут, но белобрысой девчонке, одетой в мантию моей жены, до этого нет никакого дела.
Будто сквозь Муффлиато я слышу, как подходит официант, и как голос малфоевой кузины что-то ему объясняет, а потом между нами возникает два широких стакана и пыльная бутылка.
– Поттер, ты это...
Я с трудом поднимаю голову. Мокрые ресницы слипаются и мешают смотреть перед собой.
– Знаешь, Поттер, почему я сюда приезжаю? – тихо спрашивает Малфой, и я вдруг понимаю, что он и не думает насмехаться. – Ты завёл какую-то странную привычку сутулиться. Можешь смеяться, сколько влезет, но я сначала тоже... я думал, что ты – это он.

Все, кого мы любили, навсегда остаются в нас... Паркинсон и не представляет себе, насколько это верно.

2.
Если бы два часа назад мне сказали, что я когда-нибудь побываю в Малфой-мэноре в качестве гостя, я бы не поверил. Но два часа назад я считал себя единственным, кто думает, что профессор Снейп мог остаться в живых. К тому же, из Годриковой Лощины нам с Малфоем пришлось довольно поспешно ретироваться, когда мы экспериментально установили, что алкоголь сокращает время действия оборотного зелья. Глава Аврората в компании бывшего военного преступника, оба в женской одежде – к такому зрелищу наше общество ещё не готово. Особенно если эта парочка азартно спорит о способах связаться с человеком, которого одиннадцать лет назад зарыли на ближайшем кладбище.

– Поттер, ты псих, – заявляет Малфой, приглаживая редеющие белобрысые пряди. – В Запретный лес, ночью? Что мы там увидим, сам подумай?
– Днем я работаю.
Малфой закатывает глаза в лучших снейповских традициях.
– Дождемся выходных!
– В эти выходные мы с Джинни едем в “Нору” и берем с собой детей и Тедди. Отменить это невозможно, потому что...
– В нору? Поттер, ты считаешь себя кроликом?
От хорька слышу, думаю я про себя. Ведь, скажешь ему это вслух – наверняка разобидится. Зато, как других обзывать, так всегда готов.
– “Нора”. Так называется дом старших Уизли. Еще слово на эту тему, и получишь ступефаем между глаз.
Малфой закрывает рот и презрительно фыркает.
– Отлично. Расписание великого Гарри Поттера забито на много дней вперед. Но объясни мне, как ты собираешься искать Воскрешающий камень в темноте?!

Воспоминания вдруг захлестывают меня с головой. Тогда тоже была ночь. Темнота, которую освещали лишь сияние призраков да вспышки проклятий. Пару секунд я с мрачным юмором размышляю о возможности снова подсвечивать лес “авадами”.
– Поттер, что с тобой? Немедленно прекрати так ухмыляться!
– Дело еще в том, – отвечаю я медленно, – что я не узнаю это место днем. Я видел его только ночью.
Малфой задумывается.
– В пятницу луна будет в трех четвертях, – тянет он наконец, – хоть какой-то свет. И давай сразу поклянемся ни в коем случае не расходиться.
– Договорились, – киваю я, – тогда до пятницы. Встретимся в восемь у главных ворот.
– О, по-гриффиндорски эффектно. Как думаешь, директор прикончит меня лично или позовёт авроров?
– Аврорат в лице великого Гарри Поттера не видит в твоём посещении Хогвартса состава преступления, – авторитетно заявляю я. – Но если ты так боишься профессора Макгонагалл, я могу использовать свои связи...
Я представляю себе Малфоя со щербатой кружкой в одной руке и куском прошлогоднего кекса в другой. Он сидит (очень прямо) на грубо сколоченной скамье и притворяется, что доносящееся из-под неё голодное урчание его совершенно не беспокоит. Мысль о предстоящем чаепитии у Хагрида окончательно примиряет меня с издёвками Хорька, но мой довольный вид его явно нервирует.
– Подожди, – говорит он, преграждая мне путь к камину. – Куда тебя вечно несет? Надо все обсудить детально.
– Да что обсуждать? Если найдем камень, попробуем вызвать Снейпа. Появится – значит, действительно мертв...

Я сжимаю губы. Если профессор появится, он со мной, наверное, и говорить не захочет. Или скажет какую-нибудь гадость. Мол, опять вы, Поттер. Даже в смерти от вас нет спасения! Вы, скажет, идиот. Шляетесь по Запретному лесу, воскрешаете до смерти уставших от жизни покойников... Хорошо, что Малфой там тоже будет. К нему-то Снейп всегда тепло относился. Вот пусть они и разговаривают. А я так, рядом постою. Скажу ему только, что сожалею... Что все наши сожалеют страшно. И уважают его...

– Если не появится, то он скорее всего жив. Так ведь? Во всяком случае, шансы повышаются...
– Не это! Ты дорогу точно найдешь?
– Ну...
– И далеко это от края?
– Да не очень...
Малфой явно приободряется. Снова принимает равнодушный светский вид. Делает королевский жест рукой, словно завершает аудиенцию, и небрежно кивает.
– До пятницы, Поттер.

3.
Бледная луна плывет над верхушками сосен. Мы тихо идем по Запретному лесу. С каждым шагом прошлое все сильнее втягивает меня в свой омут. Я узнаю каждый куст, каждое дерево, каждую прогалину, залитую мертвенным серебристым светом. Мне не хочется говорить. Почему молчит Малфой, я не знаю.
Впрочем, он уже и не молчит, а что-то тихо шепчет.
– А? – переспрашиваю я.
– Далеко еще?
– Не очень. Не мешай, ладно? А то собьюсь.
Малфой злобно хрюкает, но замолкает. Через несколько минут мы выходим на знакомую поляну. Сердце бьется сильно и часто.
Вон там, в центре, стоял Вольдеморт. Здесь, рядом со мной – Долохов и Макнейр. Чуть дальше рыдал Хагрид. Я поворачиваюсь к Малфою и указываю ему на группу деревьев справа от нас:
– Твои родители стояли вон там.
Он передергивает плечами. В лунном свете его лицо тоже кажется призрачным.
Я жадно рассматриваю все вокруг.
Ничего не изменилось. И трава как будто по-прежнему примята.
Даже с закрытыми глазами я чувствую следы бушевавшей здесь одиннадцать лет назад магии.
Малфой дергает меня за рукав.
– Поттер?
Я молчу. Смертоносные проклятия, магия защиты, какая-то еще... древняя, мощная, неясно даже, светлая или темная – я чувствую, как переполняюсь ощущениями, тону в них... Испытываю одновременно чувство освобождения и погружения, словно во сне.
Как же мне, оказывается, это было нужно – все эти одиннадцать лет!

На той стороне поляны вдруг с хрустом ломается ветка. Малфой издает сдавленный стон и вцепляется в меня второй рукой.
– Что... что это было? – шепчет он.
Я напряженно вглядываюсь. Ничего. Кто бы это ни был, он не собирается выходить на свет.
– Малфой.
– М-м?
– Подожди меня здесь.
– Поттер, стой! Куда ты? Мы же договаривались не разделяться!
– Малфой, спокойно. Я просто хочу поискать камень! Тебя никто и не заметит...
Малфой гордо вскидывает голову. Этому движению противоречит паническое выражение в его прозрачных глазах, но он-то себя со стороны не видит.
– Accio Воскрешающий камень! – изрекает он, обводя поляну палочкой. Если бы все было так просто!
– Дары Смерти не реагируют на обычные чары, – объясняю я с интонациями Гермионы.
Малфой сжимает губы.
– Ну иди, ищи. Что застрял?

Я выхожу на середину поляны. Вот здесь. Да.
Это странное чувство, когда знаешь точно, что в следующую секунду умрешь. Жизнь так переполняет тебя в самый последний момент, что ты ею захлебываешься, как кровью... Родители, Люпин и Сириус были тогда рядом до конца. А потом....
Я падаю на колени.
Шарю вокруг руками. Ничего. Растягиваюсь на мягкой, сырой земле. Точно так я лежал тогда. Так… уютно. На секунду мне кажется, что сейчас раздастся холодный шипящий голос, и легкие волосы Нарциссы упадут на мою щеку.
Хруст веток раздается ближе.

На поляну осторожно выступает белый, как лунь, кентавр. Я застываю, и он подходит вплотную. Бледный силуэт Малфоя еле виден в кружевной тени орешника. Выражение его лица отсюда не разобрать.
Кентавр уже возле меня, и я встаю во весь рост. Он медленно касается рукой моего лба, откидывает челку.
– Сегодня яркая луна, – говорит он. – В такие ночи многое видно яснее.
– Вы не находили тут... – начинаю я.
Он смотрит вниз, и я вдруг замечаю в траве, возле его правого переднего копыта, старый, размякший от сырых ночей снитч. Вернее, только его оболочку, смятую и выпотрошенную, со сломанными крылышками. Кентавр делает шаг назад.
– Забирай свое и больше не приходи сюда, человек. Этот Лес дал тебе все, что мог.
Не могу обещать, думаю я, перебирая траву вокруг снитча. Мне нравится приходить сюда. Я оставил здесь слишком многое.
– Я предупредил тебя, человек, – кентавр величественно удаляется прочь. Через миг его тело сливается с тенями и пятнами лунного света. Еще через миг Малфой оказывается возле меня.
– Ну?
Я держу в руке небольшой чёрный камень с трещиной посередине.

– Северус Снейп?
Луна высоко поднялась над деревьями. Моя фигура отбрасывает на траву четкую черную тень.
– Может, сначала выйдем из Леса? – тянет Малфой. Могу только догадываться, чего ему стоит эта неторопливая интонация.

Он всматривается мне в лицо. Его блеклые волосы сейчас кажутся сотканными из лунного света. Кажется, я знаю, откуда пошли сказки про эльфов. Наверняка лет пятьсот назад кто-то из предков Малфоя попался на глаза компании впечатлительных магглов в лунную ночь. Ведь настоящие эльфы, как известно, не отличаются ни высоким ростом, ни тонкими чертами, ни блондинистой шевелюрой.

– Ясно, – правильно понимает Малфой мое молчание. – Поттеру невтерпеж.
Можно подумать, он сам не трясется от нетерпения.
– Северус Снейп! Профессор! – снова говорю я, поворачивая камень.
Ничего не происходит.
– Не появляется... – я чувствую и радость, и разочарование. Какая-то часть меня, выходит, надеялась наконец увидеть Снейпа и задать ему все вопросы. А главное – попросить прощения. Но лес тих, и кроме нас с Малфоем, на поляне никого нет.

Он не явился на вызов, значит ли это, что его нет в мире мертвых? Или его дух попросту игнорирует призывы какого-то там Поттера, вечной занозы в его костлявой зельеварской заднице? Простите, профессор, эта наглая мысль сама влетела мне в голову. Я не хотел ее думать. Простите еще раз.
А может быть, он есть в мире живых? Или, может быть, Дары Смерти больше не действуют?

– Попробуй ты, – я протягиваю Малфою камень. Тот берет его со странным выражением – будь на месте Малфоя кто-нибудь другой, я бы назвал его “благоговением”. Он даже закусывает нижнюю губу от сосредоточенности.
– Надо просто повернуть и думать о том, кого хочешь увидеть.
Его пальцы мелко дрожат. Я отвожу взгляд. Такое ощущение, словно подглядел что-то глубоко личное.
– Северус Снейп, – хрипло произносит Малфой за моим плечом, – крестный!
– Ну? – поворачиваюсь я, – ты его видишь?
– А?
Малфой озирается.
– Нет, вроде. Ладно, забирай, – он протягивает мне камень. – Не хочу, чтобы явилась тетя Белла.
– Так не думай о ней, – пожимаю я плечами.
Малфой бросает на меня совершенно бешеный взгляд.
– Поттер, ты придурок! Легко сказать – не думай! Сам когда-нибудь пробовал “не думать” о чем-нибудь по заказу?
– Что?
– Ничего, мантикору тебе в задницу! Не думай! От черт... простите, тетя Белла, я не вам! Да, у нас все нормально... а... ну да, Поттер... у нас тут дела были... Кхм. Рад, что у вас все более-менее, мама часто вас вспоминает... Поттер, возьми наконец этот гребаный камень!
Я беру камень, и в то мгновение, когда его холодная поверхность касается моей ладони, вижу рядом с Малфоем тающую тень Беллатрикс, красивой, молодой, до жути похожей на Сириуса, с длинными волосами, развевающимися в безветренном лесу. Она кидает на меня ненавидящий взгляд и исчезает.

Малфой опускается на траву.
– Твою мать, – устало говорит он, – предупреждал меня отец не связываться с гриффиндорцами.
– Можно подумать, это я вызвал Беллатрикс!
– Пошли уже, а? – с неожиданно домашней интонацией просит он. Ну конечно, “пошли”. Можно подумать, дома Джинни даст мне поэкспериментировать с камнем. Да его дома и хранить-то нельзя. Лили два года, она все в рот тащит.
– Поттер, ты уснул?
Нет, просто думаю, может ли двухлетний ребенок разгрызть Воскрешающий камень. Склоняюсь к тому, что может.
– Малфой, еще пять минут. Куда нам спешить? Тебя что, жена запилит?
– Домашние скандалы – это скорее по части Уизли. Она тебя еще не бьет, Поттер?

“Сириус Блэк!” – думаю я, поворачивая камень.
– Привет, Гарри, – Сириус возникает рядом, такой же молодой, как в ночь Финальной битвы, и легко ерошит мне волосы.
– Ты притащил в Запретный лес Малфоя? Это что, жертвоприношение? Ты задумал черномагический ритуал? – он совершенно по-мародерски хохочет. Как же я счастлив его видеть!
– Скажи, там, где ты сейчас... вы общаетесь между собой?
– С кем ты разговариваешь, Поттер? – Малфой опасливо озирается по сторонам. – Кого ты вызвал?
– Это Сириус. Ты его не видишь?
– Привет, племянничек, – смеется Сириус. Малфой отшатывается.
– Теперь вижу.
– Малфой, – говорю я виновато. – Ты не мог бы отойти?
Я снова поворачиваю камень и думаю о них. Обо всех. О Фреде, о Люпине с Тонкс... и, конечно, о родителях.

И они появляются. Я верчу головой, я не успеваю отвечать на вопросы, я чувствую, что на моем лице застыла безумная широкая улыбка – от уха до уха. Как же я, оказывается, соскучился! Я рассказываю Тонкс о Тедди, родителям – о Джеймсе, Альбусе и Лили, Фреду – о Джордже, Роне и остальных. Может быть, те, кого мы любили, и остаются в нас, но этого так мало!

Кто-то трогает меня за плечо. Я оглядываюсь. Малфой.
Оказывается, почти совсем стемнело. Луна опустилась ниже и спряталась за тучи. Поднимается ветер.
– Поттер, хватит, – кричит Малфой. – Поттер, ты меня слышишь? Поттер, не сходи с ума!
Что-то он слишком разволновался.
– Да что такое? – говорю я.
Малфой облегченно вздыхает.
– Слава Мерлину, великий Поттер соизволил обратить на меня внимание! Ты машешь тут руками уже пару часов.
Один за другим призраки исчезают.
– Не трогай этот камень слишком часто, – говорит на прощание мама, – будь осторожней, ладно?
– Мам, ты там не видела Северуса Снейпа? – спрашиваю я. Мама улыбается. Совсем молодая, моложе меня. Моложе Джинни.
– Я не могу рассказывать тебе про “там”, ребенок.
И, с любовью взглянув на меня в последний раз, она исчезает тоже.

Мы бредем в сторону бывшей хагридовой избушки, и Малфой тихо, но очень грязно ругается. Я всегда подозревал, что все эти разговоры про аристократическое воспитание – чушь, но не знал, что до такой степени.
   >>  


Подписаться на фанфик
Перед тем как подписаться на фанфик, пожалуйста, убедитесь, что в Вашем Профиле записан правильный e-mail, иначе уведомления о новых главах Вам не придут!

Оставить отзыв:
Для того, чтобы оставить отзыв, вы должны быть зарегистрированы в Архиве.
Авторизироваться или зарегистрироваться в Архиве.




Top.Mail.Ru

2003-2024 © hogwartsnet.ru