Ненаходимый

Быть немножко Блэком

ОГРОМНЕЙШЕЕ спасибо всем за СМС-ки и отзывы!

Живёт мудрый филин на дубе на нашем,
Чем больше он видит, тем меньше расскажет,
Чем меньше расскажет, тем больше узнает.
И нам поучиться тому не мешает!
Из “Стишков Матушки Гусыни” (пер. G&F)

Декабрь 2009 года. Лондон.

Мама ужасно рассердилась.
“Джеймс Сириус Поттер, – сказала она тем голосом, от которого её волосы топорщатся, как острая проволока, и немного звенят, – твой папа никогда в жизни ни за кем не подглядывал!”
Потому что подглядывать нехорошо и стыдно. А уж подглядывать за папой и вовсе никуда не годится. Будто я сам этого не знаю!

Я и не собирался подглядывать. Оно так само вышло, потому что я уже и так прятался под столом от Кричера, и потому, что эта тётя, которая пришла к папе, была очень уж странная. Уж я-то знаю, о чём говорю – я за свою жизнь немало повидал странных тёть! Вот тётя Флер, например, – она иногда бывает немного страшная, но это не страшно, а красиво – нет, не могу объяснить! Или тётя Луна – если забраться к ней на колени, то всегда пахнет, как летом у бабушки на чердаке – пыльными солнечными пятнами на полу и висящими вниз головой букетиками. А ещё у тёти Луны нет мужа, и детей даже нет, ни одного.

Тётя Гермиона тоже странная – вот недавно перед ней стакан с тыквенным соком разлетелся на куски, как у маленькой. Мы все обедали в Норе и дядя из Ми-ни-сред-ства, которого пригласил дядя Перси, говорил, что мёртвых пожирателей могут жалеть только ненормальные, и что так они дойдут до какой-то “маячки лист рейндж”. Это, конечно, была ерунда: вот мы с Альбусом нормальные, но нам жалко мёртвых мышей, которые пожирают в доме всё подряд, пока не доберутся до шкафа, где травки для зелий. Ну вот, и только этот дядя сказал про “маячку”, как – бабах! Всех забрызгало соком, а папу немного порезало стеклом, но он совсем не расстроился.

А та тётя, из-за которой мама рассердилась, она была ещё страннее всех! Такая высокая – почти, наверное, как дядя Рон. Вышагнула из камина, вытягивая шею, как жираф в маггловском зоопарке, и мантия у неё переливалась чёрным и зелёным, будто она была мягкая, как жирафиная шкура. Волосы светлые, как у тёти Луны или у тёти Флер, только совсем короткие, а глаза серые, как у злой бабушки на портрете, который обычно завешен. Но это всё я уже потом разглядел. А сначала я просто отпустил край скатерти, чтобы меня не было видно между лап стола. В гостиной, где камин, вся мебель на таких когтистых чешуйчатых лапах. Может быть, её сделали из драконов или гиппогрифов, которые плохо себя вели.

Сначала было тихо, только сигнальные чары звякнули наверху, потом заскрипела лестница, а потом дверь открылась, и папин голос сказал: “Малфой!” Этим словом папа или мама иногда ругаются, когда читают газету, но та тётя на него почему-то не обиделась. Она спросила папу, рад ли он лицезреть свою любимую кузину Кассиопею. “Ли-це-зреть” это значит видеть.

Я решил было, что эта тётя привела с собой ещё какую-то кузину, и приподнял край скатерти, чтобы на неё поглядеть, но никого не увидел. А ещё эта тётя почему-то говорила о себе, как будто она дядя. В школе это называется “в мужском роде”. Я ведь уже в школу хожу – не в Хогвартс, конечно, а в такую школу, где буквы всякие учат и ма-ти-ма-ти-ма-ти-ку. Папа тоже заговорил с тётей в мужском роде:
– Я вижу, тебе самому нравится, – сказал он, улыбаясь (ли-це-зреть его я не мог, но это ведь слышно). – Слушай, у тебя что-нибудь срочное, а то...
– Что, твоя гарпия возвращается?
Гарпии – это тёти, которые играют в квиддич. Моя мама раньше была гарпией, и мы ею очень гордились. Но тогда это слово почему-то прозвучало обидно, и даже папа немного рассердился. Я чувствую, когда папа сердится, даже если я сижу под столом.
– Что ты сказал?
– Спрашиваю, когда очаровательная хозяйка появится?
– А-а. Часа через два. Хотя с международной каминной сетью никогда не знаешь.
– Слушай, Поттер, – сказала странная тётя. Поттер – это наша фамилия, но я никогда не слышал, чтобы папу так называли. Всегда “мистер Поттер” или “Гарри”. Ещё мама иногда говорит “Гарри Джеймс Поттер”, но это только если она очень сердится.
– Слушай, Поттер, я тут кое-что выяснил, и мне интересно, что ты на это скажаешь. Прямо сейчас, если ты не против.
– Я-то не против, – мимо меня проехало кресло, и я сообразил, что вылезать из-под стола уже поздно. – Это же ты не хотел встречаться с Джинни. Садись, кузина Касси.
И тут я вспомнил, что вообще-то у папы нет никакой кузины, а только кузин – дядя Дадли. Он продаёт магглам дверли. Или дрелви.

Кресло заскрипело – это наша гостья в него усаживалась. Папа тоже сел, и они стали разговаривать о каком-то про-сто-ви-тя-зе Гринготтса. Гринготтс – это такое специальное место, которое можно грабить. Когда Рози выпрашивает у дяди Рона шоколадных лягушек или вечнопрыгучих мыльных пузырей, он говорит, что купит, когда ограбит Гринготтс. Уж не знаю, почему он всё никак не соберётся. Вряд ли дядя Рон боится какого-то там просто-витязя...

***
– Кузина Касси, – сообщил Драко, опускаясь в подъехавшее кресло и с наслаждением вытягивая ноги в узких остроносых туфлях с золочёными пряжками, – только что обедала с одним из наших представителей в Гринготтсе...
– Да ну? – Гарри уселся напротив. – Уж не хочешь ли ты сказать, что твои девичьи прелести заставили несчастного гоблина забыть о профессиональном долге?
– Мои девичьи прелести, вкупе с долгой историей его сотрудничества с нашей семьёй, заставили его принять из моих рук чашку чая... а мне оставалось только правильно формулировать вопросы.
– Ты с ума сошёл! Ты понимаешь, что я должен тебя арестовать прямо здесь?
– За что? – Драко насмешливо поднял брови. – Разве кто-нибудь сказал слово “веритасерум”?
– Нет, – Гарри тяжело вздохнул, – никто не говорил слова “веритасерум”... Надеюсь, твоя сенсация того стоила.
– Если тебе не понравится, пойду с ней к Рите Скитер. “Дерзкое ограбление, или гость из царства мёртвых? О чём молчат гоблины и не догадывается доблестный Аврорат...”
Гарри нетерпеливо кивнул, давая понять, что оценил остроумие собеседника и хотел бы перейти к сути.

– Так вот, – продолжал Драко. – Как я и предполагал, Снейп был не дурак, чтобы держать деньги под своим настоящим именем. Я вообще думаю, что он перевёл всё в какой-нибудь маггловский банк, или играл на бирже, как все нормальные люди, у которых башка не из родословного дерева...
– Так ты примчался в полном макияже, чтобы рассказать мне, что ничего не нашёл?
– Терпение, мой гриффиндорский друг! У семейства Принц есть в Гринготтсе свой сейф. Эйлин, которую, как мы выяснили, профессор Снейп сразу же после смерти отца переправил за границу, в этот сейф время от времени наведывается. И вот, в последний раз – буквально пару недель назад – она хватилась одной вещи. Шкатулочки с семейными драгоценностями. Гоблины уговорили её не поднимать шум, пообещав устроить внутреннее расследование...
– Что там расследовать-то? – удивился Гарри. – Каждого посетителя лично провожают к сейфу, и всё записывается!
– Это великого Поттера лично провожают, – хмыкнул Драко. – А мелкие сейфы, охраняемые магией крови, – они все в одном огромном зале, и никто за ними не следит, потому что чужой их не откроет. Всё для удобства клиентов, чтоб им в вагонетках не трястись. И гоблинам лишнего не бегать. Но слушай дальше: шкатулка через неделю чудесным образом оказалась на прежнем месте!
– И ничего не пропало? – уточнил Гарри.
– Если и пропало, то этого нельзя выяснить. Эйлин сама толком не помнит, что там было. К тому же половина драгоценностей была заменена подделками ещё при её матушке.
– И зачем бы нашему Ужасу Подземелий бабкины фальшивые бриллианты?
– Кто его знает? – Драко пожал плечами. – Может, невесте хочет подарить?
– Итак, шкатулку не мог взять никто, кроме профессора, – подытожил Гарри, отсмеявшись. Но, если подумать, он её взять тоже не мог. Его бы увидели - в хранилище никакие чары не действуют, сам знаешь.
– Да уж, читал в “Житиях гриффиндорской троицы”, как Грейнджер изображала мою тётушку...

***
Кузина Касси просто обожала болтать о вещах, в которых ничего не понимала. Сначала она обозвала Аврорат каким-то обидным словом. Вряд ли она не знала, что мой папа – начальник Аврората. Если уж даже тётя Луна это знает...
Потом она принялась ругать кого-то, у кого голова из родословного дерева. А родословные деревья ведь вовсе не деревянные! У нас в доме есть одно, оно выт-ка-но на гу-би-ле-не. В смысле, тряпичное и плоское. Папа не хотел слушать эти глупости и время от времени перебивал её. После деревьев, они стали обсуждать чью-то шкатулку с фальшивыми бриллиантами. Я догадался, что бриллианты – это то же, что и семейные драгоценности. У мамы тоже есть семейные драгоценности – это Лили, Альбус и я. Но как, интересно, драгоценности могут лежать в шкатулке? И быть фальшивыми?

В конце концов, они заговорили о привидениях и тёмных обрядах, совсем как Тед и Вик, когда сидят по вечерам у нас на чердаке и пугают друг друга. Меня они, конечно, с собой не берут, но это же наш чердак! Меня и не надо с собой брать для того, чтобы я там оказался. Но кто бы мог подумать, что, сидя под обычным столом в гостиной, от родного отца можно услышать такие вещи, о каких даже Тед рассказывает только шёпотом? Я и не догадывался, что папа знает о Тёмных Метках и Адском Пламени. Я даже ухо оттопырил рукой, чтоб лучше слышать, но они говорили почти шёпотом, и чем дальше, тем непонятнее.

***
– Слушай, Поттер, – неуверенно начал Драко. – А ведь способ есть. Существуют обряды, это немного... ну, с кровью оно там всё условно Тёмное... Смысл в том, что ты назначаешь кого-то своим доверенным лицом, и он может действовать, как кровный родственник. Магические контракты подписывать, и так далее…
– Вот что, Малфой, – перебил Гарри. – Так мы неизвестно до чего договоримся. Старушка забыла, куда поставила шкатулку, а мы уже навыдумывали, будто профессор жив, и вдобавок кто-то ему помогает.
– Не слишком ли много совпадений? – не уступал Драко. – Воскрешающий Камень – раз, в реестре привидений его нет – два...
– Реестр переиздаётся чуть ли не раз в сто лет... в нём даже Плаксы Миртл нету...
– Ладно, к троллям реестр, но Барон бы знал. Я его спрашивал, когда мы с тобой были в Хогвартсе. В-третьих... в-третьих, это ты сам мне скажи. Что у нас с телом?

Гарри помрачнел, стянул очки и потёр переносицу.
– Тела, как такового, не было, – медленно проговорил он, перегнувшись через подлокотник кресла, чтобы протереть стёкла краем зелёной скатерти. – Вообще, этот рапорт с места происшествия, это... ну, ясно, работать некому было...
– Всё, я понял уже, это было тогда, а при великом Поттере отчётность ведётся безупречно. Так воспоминания очевидцев там есть или нет? Колдографии?
– Воспоминания там только мои и Аберфорта, – сказал Гарри. – Мои, естественно, до пожара, а он видел, как там полыхало. Две минуты, и от всего дома кучка пепла осталась. И Тёмная Метка.
– Адское Пламя?
– Нет, другое что-то. Локализованное. Занялось сразу со всех углов, и накрыло дом, как будто куполом таким. Короче, явный поджог, и очень уверенно сработано.
Драко нетерпеливо сглотнул.
– А дальше – только колдографии того, что потом похоронили, – закончил Гарри, водворяя очки на место.
– И?
– И заключение эксперта о том, что человеческие останки не могли сохраниться при такой температуре. Только ты так не возбуждайся, Малфой... это ещё ничего не доказывает, а на тебя уже смотреть страшно.
– Мантикора тебя сожри, Поттер! – прохрипел Драко. – Ты можешь внятно рассказать или нет? Что ты там видел? Неужели ни черепа, ни зубов, ничего?
– Ничего, – ответил Гарри. – Только мелочь всякая, что в карманах таскают. Оплавленное всё. Часы без стекла и стрелок, нож серебряный – я его по урокам помню, ремень из драконьей кожи...
– Это ему мой отец подарил, – прошептал Драко.
– Отпей из своей фляжки, – сказал Гарри. – А то у тебя уже грудь пропала.

***
Когда папа стал протирать очки моей скатертью, я прижался к самой дальней ноге стола и даже дышать перестал. Но и ему, и гостье было не до меня – папа рассказывал про какой-то пожар и какой-то череп, а чужая тётя ёрзала в кресле и перебивала, пока не охрипла. А потом папа вдруг говорит: “Отпей из своей фляжки, а то у тебя грудь пропала”. Тут, я, конечно, не выдержал. Если у странной тёти пропала грудь, значит, стало видно спину изнутри? А это как? А как же она не умирает, ведь в груди были сердце и лёгкие? Я пальцем отодвинул бахрому, но ничего толком не разглядел: кузина Касси послушно пила из серебряной фляжки, и все части тела у неё были уже снова на месте.

– Стилет, – сказала она, когда закончила пить. Голос у неё опять стал нормальный. – Там должен был быть блэковский стилет.
“Стилет” это, должно быть, что-то очень нехорошее, вроде пистолета. А пистолет – это такая маггловская волшебная палочка, которой можно наколдовать только Непростительные проклятия. Папа, видимо, тоже не знал, что это такое, потому что он нахмурился и спросил:
– Какой ещё стилет?
Странная тётя немного подумала, а потом достала что-то из рукава и протянула папе:
– Вот такой.
Это была очень странная штука – вроде волшебной палочки, только металлическая, и на рукоятке, как у ножа. Наверняка ещё хуже пистолета.

Папа повертел в руках стилет, и вернул его.
– Такого там не было, – сказал он. – А с чего ты взял, что должен был быть?
– Регулус Блэк оставил Снейпу свой. Я знаю, что он с ним не расставался, – сказала Касси, глядя не на папу, а куда-то в камин. – Наверное, ему нравилось быть немножко Блэком.

Между прочим, папин крёстный, Сириус Блэк, в честь которого меня назвали, он был Блэком. И вот этот наш дом, в котором Кричер, это вообще-то дом не Кричера, а Блэков, так что мы все немножко Блэки, но я – особенно. Маме, по-моему, это не очень нравится. Она всё время уговаривает папу переехать в другой дом. Папа говорит, что здесь безопаснее, но мне кажется, ему просто тоже нравится быть немножко Блэком. И мне нравится, потому что тут столы с когтистыми лапами, и пыль под ними зелёная. Хотя Кричер ужасно нудный, а эта бабушка с портрета... я-то, конечно, её не боюсь, но вот Лили с Альбусом боятся. А ведь и злая бабушка, сообразил я вдруг, она тоже Блэк. Прямо и не знаешь после этого, хорошо быть Блэком, или плохо.

***
– Ни фига себе, – сказал Гарри. – Ни фига себе. Драко Малфой вываливается из моего камина со стилетом. Извини, но камин на вход я с сегодняшнего дня запираю – у меня тут дети.
Драко пожал плечами:
– Лично я для тебя и не отпирал.
– Ты что, всегда его с собой носишь?
– С тех пор, как тётя Белла, ну... Это её. Мама очень хотела, чтобы я взял себе. Сказала, что тётя Белла не относилась серьёзно, а зря – он заговорён на удачу, или что-то в этом роде. У твоего крёстного, кстати, такой же должен был быть. Небось, где-нибудь здесь на чердаке и валяется.

Некоторое время оба молчали, буравя остановившимися взглядами красные головни в камине.
– Всё сходится! – вскинулся вдруг Драко. – Он сам поджёг эту драклову хижину – я видел, как он... неважно, но он мог бы. Оставил всякую ерунду, а то, что ему было дорого или нужно, забрал. Вот почему ремень остался, а ботинки – нет? Ясно – не босиком же ему было уходить...
– Не все ботинки на свете из драконьей кожи. А всё остальное горит. И потом, босиком или не босиком, он был не в том состоянии, чтобы так вот уйти оттуда.
– Значит, кто-то его вытащил. Тот же человек, что ходил за него в банк.
– Успокойся, а?
Драко вскочил и навис над креслом Гарри, вцепившись в подлокотники.
– Поттер! – прошипел он. – Я тебе тут сегодня достаточно наговорил, чтобы ты меня в Азкабан мог упечь. Я никому никогда... я никогда ещё так не подставлялся! И я тебе не прощу, если ты это не всерьёз!
– О чём ты, Малфой? Я тебе засекреченный рапорт пересказал, чего тебе ещё?
– Перестань отрицать очевидное, иначе я подумаю, что ты от меня что-то скрываешь!
– Не психуй, – ответил Гарри. – Ничего очевидного мы не выяснили. Стилет мог унести тот, кто поджёг Хижину, а шкатулка никуда и не пропадала...
– Ты так говоришь, как будто тебе плевать! Поиграл в сыщиков, и надоело, да?
– Заткнись, – сказал Гарри. – Что ты понимаешь? Тебя там не было, – и добавил сдавленным шёпотом: – А мне он снится...
– Тебе снится? Тебе одному снится? А я, значит, не понимаю?

Когда посреди комнаты с громким треском возник Кричер, они, тяжело дыша, молча глядели друг на друга. Домовик растерянно похлопал глазами, проскрипел: “Простите, сэр. Кричер ищет мастера Джеймса, сэр”, и опять пропал.

Драко выпрямился и простонал:
– Поттер! Почему ты не сказал, что у тебя полный дом народу?
– Какого народу? Младшие в Норе, здесь только Джеймс, Кричер за ним присматривает...
– Значит так! – Драко принялся было расхаживать по комнате, но налетел на круглый стол с зелёной парчовой скатертью, выругался и остановился. – Мы сейчас же перемещаемся в мэнор, и я тебя оттуда не выпущу, пока мы всё не обсудим. Детально. И без свидетелей!
Гарри взглянул на часы.
– Ладно, если ты такой нервный, – согласился он, вставая. – Около часа у меня, пожалуй, есть. А что, в мэнор можно аппарировать?
– Если со мной, то можно. Давай, обними меня, герой.

***
Я так задумался о том, хорошо ли быть Блэком, что даже не заметил, как папа с кузиной Касси начали ссориться. Когда я опомнился, эта ненормальная стояла над папиным креслом и что-то шипела, а папа отвечал таким голосом, что мне показалось, будто она его душит. Я уже собрался броситься папе на помощь, но тут прямо перед моим носом выпрыгнул Кричер – меня искал. Всё-таки здорово, что я додумался научить нашего домовика играть в прятки. Пока он начнёт искать, можно много чего успеть.

После того, как Кричер меня не нашёл, кузина Касси немного успокоилась. Ещё поворчала чуть-чуть, а потом вышла на середину комнаты, чуть не сбив мой стол, и говорит папе: “Обними меня, герой”. Я правда, никогда не слышал, чтобы обниматься предлагали таким противным голосом, но ей, наверное, просто было стыдно, что она так глупо вела себя в гостях, вот она и валяла дурака. И всё-таки я, на месте папы, не стал бы с нею мириться, пока она не станет разговаривать по-человечески. А мой папа из-за этой тёти тоже начал вести себя странно – он подошёл к ней и на самом деле обнял.

И тут из камина посыпались зелёные искры, и появилась мама. Она смотрела, как папа и эта чужая тётя обнимаются, и её волосы звенели, как острая проволока. Хорошо, что вокруг не было стаканов, которые могли бы разлететься на куски. А потом мама сказала: “Гарри Джеймс Поттер!”, а папа сказал: “Джинни, это не то, что ты думаешь!”, а странная тётя ничего не сказала, а только отскочила от папы, с размаху села в кресло, и стала смеяться.
Папа попытался обнять маму, но она его оттолкнула. Тогда он стал ей что-то быстро-быстро говорить, а мама сначала слушала и кивала, а потом тоже засмеялась, и спрашивает:
– Правильно ли я поняла? Эта девица – твой главный школьный враг Драко Малфой, который выпил оборотного зелья?
Тётя в кресле смеётся ещё громче, а папа говорит:
– Да.
– И ты в нашей гостиной обнимаешься с Малфоем, – говорит мама, – потому, что вы решили разыскать профессора Снейпа?
– Да.
– Который умер одиннадцать лет назад?
– Да, – отвечает папа и улыбается.
– И ты считаешь, – спрашивает мама очень тихо, – что я должна этому поверить?
И тут мне стало ясно, что мама смеялась совсем не по-настоящему. И ещё, что вот теперь папу точно надо было спасать, хотя и непонятно, как. Тогда я просто встал на четвереньки, и высунул голову наружу.

И мама ужасно рассердилась.

----
Эпиграф в оригинале:
A wise old owl lived in an oak
The more he saw the less he spoke
The less he spoke the more he heard.
Why can't we all be like that wise old bird?
From Mother Goose Rhymes