Глава 2 Глава 2.
Для воевавших война никогда не кончается. (с) Курцио Малапарте.
Джинни гневно вытаскивала сигарету из пачки, параллельно доставая волшебную палочку.
-- Я. Так. Больше. Не. Могу, – Чеканила она слова.
Гермиона стояла, опёршись на косяк и скрестив руки на груди.
-- Мне, в конце концов, всего лишь девятнадцать лет! И, знаешь, Гермиона, я всегда – всегда, слышишь? – думала, что он останется! Я верила в это, как в рождественскую сказку на ночь, как в нечто неизменное. Он же герой, а герои не умирают! Они должны жить, понимаешь?
-- Джинни, я всё понимаю, но, пожалуйста, успокойся, - напряжённо произнесла Гермиона, оглядываясь через плечо – ужин уже подходил к концу, и, наверное, миссис Уизли сейчас прибежит сюда, поверить, что с её дочерью. – Нам всем пришлось нелегко и…
-- Вы хотя бы были рядом с ним! А мне он – он сам – этого не позволил. Вы могли с ним попрощаться, а я – нет! И это несправедливо. Гермиона, ты же помнишь, мы бы праздновали его двадцатилетие на следующей неделе! – горячо продолжила Джинни, потом пристально уставилась на Гермиону. – Ты же помнишь, да?
-- Помню, - соврала Гермиона, в висках тяжело бухало: "Как же ты могла забыть, Гермиона… Как?!" Герои приходят и уходят, выполнив свою миссию, а мир тем временем аккуратно сваливает на них все свои неоправданные надежды и чаяния. Зачем ещё нужны герои? Только Гарри был обычным. – Джинни, идём. Там… ужинают, а ты так поспешно сбежала, что они все решили?
-- Что у меня нервный срыв, - она только-только прикурила. – У меня братья, отец, парень – половина близких мне людей умерли! Могу я не изображать из себя чёрт знает что? Или это всё не так уж важно?
-- Можешь, - честно признала Гермиона и устало присела на кровать, рядом с Джинни, - и я могу. Дай сигарету.
Они сидели так около получаса, размышляя и вспоминая.
Джинни бесконтрольно всхлипывала, кусала губы; изредка, припоминая что-то особенно хорошее, она улыбалась, потом зажмурилась и сквозь слёзы пробормотала: «Спасибо».
Гермиона отошла к окну, пристально глядя на улицу, хмурилась.
***
Первые недели после исчезновения – смерти – Гарри и окончания войны прошли незаметно. Они почти не спали, сумасшедше улыбались, а ночью у неё была истерика, и у Рона в глазах мелькнуло что-то странное.
Он позволял ей швыряться о стены вазами и статуэтками, а сам сидел и курил. И только во взгляде можно было прочитать отчаяние, и усталость, и полную растерянность.
Он привык во всём быть вторым – даже на войне – и теперь решительно не знал, что делать.
Что же он тогда ей сказал?
Что-то вроде: «Ну, я, по крайней мере, всегда буду с тобой. – Потом криво усмехнулся и поморщился. – Не знаю, произведёт ли на тебя это хоть какое-то впечатление, но одной ты не будешь».
Да, кажется, так.
А потом они утешали всех, кто в этом нуждался, и она отчего-то избегала смотреть ему в глаза и таращилась на его руки – обветренные, всё ещё совершенно мальчишечьи руки, широкие ладони, недлинные пальцы – ничего особенного.
***
Тряхнула головой, позволяя воспоминаниям улетучится, и тут же начала себя обвинять: «Как ты могла забыть про Гарри? Про его день рождения? Про него самого?»
-- Знаешь, а его забываю, - вдруг задумчиво сказала Джинни, и Гермиона вздрогнула. – Практически ничего не помню. Даже внешность… с трудом, - закончила она. – А ты помнишь, какие у него были глаза?
-- Уставшие. – Гермиона пожала плечами. – Уставшие и решительные. А потом – злые, когда он понял, что надеяться больше не на что. И отчаянные, пожалуй.
-- Правда? – удивилась Джинни.
-- Да. Тебе ещё повезло, что ты его не видела в последнюю неделю.
-- Цвета весенней, только-только пробившейся травы, - неожиданно произнесла Джинни. – Вот какие. – Потом пристально посмотрела на Гермиону: - А у тебя – цвета корицы когда-то, а сейчас - цвета чёрного кофе. Отчаявшиеся.
-- Ну, спасибо, - растерянно пробормотала Гермиона. Джинни сидела с отсутствующим выражением лица, и Гермиона испугалась. Когда им ещё только сообщили о пропаже Гарри, когда рядом были Упивающиеся, когда она была в Азкабане, чтобы посмотреть, кого поймали на сей раз, - она не так боялась. Так страшно ей было, только когда она увидела глаза детей Упивающихся.
Отчаявшиеся, готовые и способные на всё люди, люди, у которых отобрали всё…
И Гермионе казалось, что они отомстят, обязательно отомстят.
Если научатся жить по-новому. Когда-нибудь…
Но такую безысходность в глазах Джинни она видела впервые. Безысходность, граничащую с помешательством.
-- Джинни, пойдём, - она решительно потянула её за руку, - идём, нас ждут.
-- Нет-нет, я никуда не пойду, - блаженно отозвалась Джинни, - а ещё у него была чудесная улыбка, добрая, светлая, помнишь, Гермиона?
Гермиона беспомощно обернулась и встретилась взглядом с Роном.
-- Что с ней? А, так вот кто постоянно ворует мои сигареты, - заметил он пачку в руках своей младшей сестры; она судорожно мяла её в руках и продолжала улыбаться:
-- А ты, Рон? Ты тоже не помнишь его улыбку? Ты тоже забыл о нём… забыл о Гарри?!
Он изумлённо посмотрел на Гермиону, она закусила губу, с трудом сдерживая внезапно подступившие слёзы.
-- Сам её утешишь, хорошо? – повелительным тоном бросила она Рону и, резко развернувшись, выскочила из комнаты.
На пороге чуть помедлила, обернулась: Рон неловко сел рядом с Джинни, обнял за плечи и что-то тихо произнёс. Её плечи поникли, уголки губ опустились, и она бурно заревела.
Гермиона спустилась вниз, опережая устало-вопросительный взгляд безучастной миссис Уизли, сказала:
-- У Джинни истерика, там Рон… - И осеклась: миссис Уизли быстро кивнула и ушла.
-- Она теперь постоянно такая, - раздался чей-то голос. Гермиона огляделась – в кресле сидел Фред и вертел в руках маггловскую зажигалку. – Не улыбается и постоянно плачет, - развил он свою мысль дальше. - Да и Перси с нами абсолютно не общается. Что же дальше будет… - и, поясняя её красноречивый взгляд: - Папина зажигалка. В его столе такого барахла навалом было, а мама позавчера убиралась. – Фред потянулся. – Смешные они, эти магглы, - и, резко переводя тему разговора, - с Джинни надо что-то делать. Совсем плохо, да?
-- Ну… - Гермиона откашлялась. – Наверное, всё ещё будет нормально. То есть, я хочу сказать, нам всем нужно время.
-- И ты думаешь, оно нам поможет? Наивная. Она без Гарри, как потерявшейся щенок, тыкается во все углы и не может найти, за что бы зацепиться. На нас посмотри: мы все такие. Хреновы победители…
-- Она решила, что будет делать, - сообщил Рон, как обычно неуклюже подойдя к ним.
-- И что же? – с толикой сарказма осведомился Фред. – Повесится или отравится?
-- Нет. Уедет в Италию, - хмыкнул Рон. – Она говорит, что там очень тепло, и это единственное место, где бы ей сейчас хотелось оказаться. Но сначала мы должны отметить двадцатилетие Гарри. – Заметив озадаченность Гермионы, поправился: - Это Джинни так хочет. Сделаем?..
-- Сделаем.
Фред риторически пробурчал:
-- А, может, и впрямь лучше в Италию… Ладно, я пошёл.
Рон потащил Гермиону за собой.
-- Ну, а мы, значит, идём развлекать всех остальных, - зло сказал Рон. – Пошли, Гермиона, там Грюм опять напился, мама ревёт, а Джинни после истерики уснула. Посмотрим на нас, победителей, во время празднования этой грёбаной победы… И в Азкабан надо заехать, может, хотя бы этот ублюдок Малфой помнит, где видели Гарри тогда, перед его исчезновением.
-- Зачем? – безнадёжно спросила девушка. – Рон, ты же знаешь, что это бесполезно, зачем тогда тебе обязательно нужно себя травить?!
Он отпустил её руку и громко, свирепо сказал:
-- Да потому, что я хочу верить и всё ещё верю! И, вероятно, нам всё же повезёт. Должно же хоть раз…
